CC BY
13УДК 882 Л - 1
Об эпиграфе стихотворения М.Ю. Лермонтова «Они любили друг друга так долго и нежно...»
Ф.Х. Исрапова
В числе восьми стихотворений Лермонтова, переданных Т.Н. Грановским для публикации в редакцию журнала «Отечественные записки» и появившихся в 11 и 12 номерах за 1843 год, было напечатано в двенадцатом номере и стихотворение «Они любили друг друга так долго и нежно...» [1, с. 262], представляющее собой вольный перевод стихотворения Гейне «Sie liebten sich beide, doch keiner.» (1823). Как считает Б.Я. Бухштаб, "стихотворение с самого начала задумано и выполнено Лермонтовым не как перевод, а как самостоятельное произведение, лишь навеянное стихотворением Гейне, цитированным в эпиграфе" [2, с. 185].
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие встречи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье.
Но в мире новом друг друга они не узнали. [3, с. 118]
В роли эпиграфа к своему стихотворению Лермонтов использовал две первые строки переводимого стихотворения с указанием имени автора:
Sie liebten sich beide, doch keiner
Wollt' es dem andern gestehn.
Heine
(в цитируемом издании перевод дается в сноске: «Они любили друг друга, но ни один не желал признаться в этом другому. Гейне (нем.)») [там же].
М.И. Гиллельсон, по мнению которого стихотворение "Они любили друг друга так долго и нежно." было получено Т.Н. Грановским от семейства Лопухиных, пишет о нем: "Как известно, это перевод "Sie liebten sich beide" Гейне (с изменённой концовкой); в автографе есть эпиграф из этого стихотворения. В публикации «Отечественных записок» эпиграф отсутствует; стихотворение явно напечатано в журнале не по записной книжке В.Ф. Одоевского, где эпиграф имеется, а по другому списку (или другому автографу)» [1, с. 264] (в цитируемой статье указывается, что и беловой, и черновые автографы стихотворения содержатся в записной книжке, подаренной Лермонтову В.Ф. Одоевским перед отъездом поэта на Кавказ в Петербурге в апреле 1841 г.) В "Лермонтовской энциклопедии" данный случай использования эпиграфа описан как один из ему подобных: "Некоторые эпиграфы у Лермонтова являются указанием на "первоисточник" лермонтовского произ-
ведения. /... / Эпиграф к стихотворению "Они любили друг друга так долго и нежно..." указывает на оригинал перевода - "Книгу песен" Г. Гейне" [4, с. 632]. Таким образом, смысл эпиграфа состоит как будто в том, чтобы обратить внимание читателя на соответствующий текст Гейне, убедить его в том, что данное стихотворение является переводом, и, следовательно, «ожидает» своего сопоставления с оригиналом. Но, прежде чем говорить о стихотворении "Они любили друг друга.", вспомним о том, что первоначально Лермонтов снабжает эпиграфом такого же типа и другой свой перевод из Гейне -"На севере диком стоит одиноко..." (это стихотворение было написано в апреле 1841 г. [5, с. 248], то есть раньше, чем «Они любили.», на автограф которого от 10 мая 1841 г. указывает Б.М. Эйхенбаум [5, с. 255]). Приведём текст первой редакции этого стихотворения (беловой автограф):
На хладной и голой вершине Стоит одиноко сосна, И дремлет. под снегом сыпучим, Качаяся, дремлет она.
Ей снится прекрасная пальма В далёкой восточной земле, Растущая тихо и грустно На жаркой песчаной скале.
Этому тексту предшествуют две начальные строки переводимого текста:
Ein Fichtenbaum steht einsam Im Norden auf kahler Höh.
Heine,
- которые Б.М. Эйхенбаум называет «цитатой из стихотворения Гейне» [5, с. 246]. Приведём текст подлинника (стихотворение было написано Гейне в 1822 г.):
Ein Fichtenbaum steht einsam Im Norden auf kahler Höh. Ihn schläfert: mit weißer Decke Umhüllen ihn Eis und Schnee.
Er träumt von einer Palme, Die, fern im Morgenland, Einsam und schweigend trauert Auf brennender Felsenwand. [6, с. 41]
В окончательной редакции:
На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет [3, с. 105],
- предшествующей цитаты из немецкого стихотворения с именем его автора нет. Почему же в этом случае эпиграф не состоялся? Ответ нужно искать в том, на что прежде всего обращают внимание и Б.М. Эйхенбаум [5, с. 247], и Л.В. Щерба [7, с. 98 - 99], - в изменении родовой принадлежности главного персонажа. То, что немецкое слово Fichtenbaum (в современных словарях оно переводится как «ель»; Л.В. Щерба считает, что, «по всей вероятности, Гейне под Fichtenbaum понимал именно "сосну"» [7, с. 98]) - мужского рода, а соответствующее ему у Лермонтова дерево - женского, определяет смысл разницы между оригиналом и переводом: «... сущность стихотворения Гейне сводится к тому, что некий мужчина, скованный по рукам и по ногам внешними обстоятельствами, стремится к недоступной для него и тоже находящейся в тяжелом заточении женщине, а сущность стихотворения Лермонтова
- к тому, что некое одинокое существо благодушно мечтает о каком-то далеком, прекрасном и тоже одиноком существе» [7, с. 104]. Интересно сопоставить с этим выводом мнение Н.Я. Берковского, игнорирующего указанное несовпадение подлинника с переводом:: «"На севере диком." - "Ein Fichtenbaum steht einsam." - в контекстах Лермонтова, а не самого Heine. Дело же не в том, что Ивана Ивановича и Марью Петровну сгустили каждого в образ одного дерева и другого дерева, дело не в переброске простых человеческих эмоций в древесный мир. Дело в добавлениях и изменениях, которые получаются при этой переброске. Сосна и пальма - их немота, их несуетность, безмолвное величие их любви, недоступное обыкновенным персонажам. Прочность их любви, устойчивость этих душ, внедрённых в свои стволы. Героическая прочность страсти и масштабы времени, лежащие за пределами обыденно человеческими, - страсть на век, на века, молчаливая, в себя ушедшая, сверхвременная» [8, с. 337 - 338]. Если бы эпиграф - две начальные строки из переводимого стихотворения - был сохранен, читатель, направляемый им, задержал бы свое внимание на выяснении разницы между оригиналом и переводом, и цельность впечатления была бы утрачена. Между тем в окончательном, без эпиграфа, варианте «На севере диком...» на первый план выступает смысл Traum - грезы, мечты, сновидения, ср.: «er träumt» - «и снится ей все». Л.В. Щерба пишет: у Лермонтова «появляется совершенно новый мотив: мечтания о чем-то далеком и прекрасном, но абсолютно и принципиально недоступном, мечтания, которые в силу этого лишены всякой действительности. Мотив этот широко распространен в поэзии Лермонтова» [7, с. 105]. Нам представляется, что выражение «снится ей все» указывает не только на традицию мотива мечтаний, но и на сюжет сновидения, разрабатывавшийся поэтом в его лирике. «Одинокое существо, которому снится такое же, как оно само, одинокое существо», - это сюжет такого состояния (чело-
века), которое способно преодолеть одиночество как форму незнания друг о друге и удалённости друг от друга себе подобных. Лермонтов в обеих редакциях переводит безличную конструкцию ihn schläfert («его клонит ко сну») как «дремлет»; затем, во второй строфе, сон сосны раскрывается как видение пальмы. Последовательность ihn schläfert - er träumt напоминает о себе в его предсмертном стихотворении «Сон» (автограф - в альбоме В.Ф. Одоевского; написано в мае-июне 1841 г.), удваиваясь в зеркальном отношении «герой - героиня»: « ... спал я мёртвым сном. // И снился мне сияющий огнями // Вечерний пир в родимой стороне. .. .И в грустный сон душа её младая // Бог знает чем была погружена; // И снилась ей долина Дагестана.» [3, с. 117]. Снятие эпиграфа в окончательной редакции «На севере диком.» может означать: Лермонтову, который разрабатывал сюжет сна (см. также стихотворения «Смерть» («Ласкаемый цветущими мечтами.») 1830, «Видение» 1831, «Выхожу один я на дорогу.» 1841), немецкий текст был важен как материал для этого сюжета; эпиграф же, который обязательно адресовал бы читателя к стихотворению Гейне с его любовным сюжетом, препятствовал бы уяснению истинного - визионерского, сновидческого - сюжета стихотворения и удерживал бы читателя в области противоречий между оригиналом и переводом. Допустимо еще одно объяснение: эпиграф мог быть нужен Лермонтову, чтобы скрыть биографический источник стихотворения, но с исчезновением родовой разницы между персонажами любовный характер сюжета утратился, и привязывать перевод к подлиннику посредством эпиграфа стало не нужно. Вернемся теперь к ситуации с эпиграфом в стихотворении «Они любили друг друга.». Вот текст гейневского стихотворение 1823 г.:
Sie liebten sich beide, doch keiner Wollt es dem andern gestehn; Sie sahen sich an so feindlich, Und wollten vor Liebe vergehn.
Sie trennten sich endlich und sahn sich Nur noch zuweilen im Traum; Sie waren längst gestorben, Und wußten es selber kaum. [6, с. 66]
Сделаем прозаический перевод: «Они любили друг друга, но никто (из них) // Не хотел в этом признаться другому; // Они смотрели друг на друга так враждебно, // И хотели умереть от любви. // Они расстались наконец и видели друг друга // лишь иногда во сне; // Они уже давно умерли, // И едва ли знали об этом сами» (или: «Они уже давно были умершими, и едва ли об этом догадывались»). Выберем из лермонтовского текста вначале те фрагменты, которые отражают текст оригинала:
Они любили друг друга - Sie liebten sich beide Но, как враги - so feindlich
избегали признанья - doch keiner // Wollt es dem andern
gestehn
Они расстались - Sie trennten sich
И милый образ во сне лишь порою видали - und sahn sich // Nur noch zuweilen im Traum
И смерть пришла - Sie waren längst gestorben
Выделим теперь те фрагменты, которым нет аналога в гейневском тексте: «так долго и нежно»; «с тоской глубокой и страстью безумно-мятежной»; «[избегали] встречи»; «и были пусты и хладны их краткие речи»; «в безмолвном и гордом страданье»; «милый образ»; «наступило за гробом свиданье»; «но в мире новом друг друга они не узнали». Сюжетная разница очевидна: у Гейне речь идёт о том, что расставшиеся влюблённые, видевшие друг друга только во сне, умерев, едва ли поняли это; у Лермонтова враждебность любящих при жизни приводит к тому, что после смерти им не дано будет узнать друг друга при встрече. «Вполне вероятно, - считает М.И. Гил-лельсон, - что адресат стихотворения «Они любили друг друга так долго и нежно» - В.А. Лопухина, к которой Лермонтов многие годы испытывал сильное и мучительное чувство. Всё содержание стихотворения чётко проецируется на сложный характер их отношений» [1, с. 264]. Если мы согласимся с таким предположением, то есть допустим, что в образе враждующих любящих из стихотворения Гейне Лермонтов представил В. А. Лопухину и себя, мы сможем объяснить, почему Лермонтов сохраняет в качестве эпиграфа две первые строки переводимого текста. Заверенные именем Гейне, эти немецкие строчки должны были увести читателя от возможности автобиографического прочтения стихотворения, сосредоточив его внимание на переводческой стороне дела. Чтобы любовный сюжет стихотворения не рождал бы в читателе желание узнать, кто реально стоит за его героями, автор должен был усилить фактор "чужого" события, - такому заданию и соответствовали оставленные в качестве эпиграфа начальные строки оригинала. Лермонтов явно отходит от Гейне: под конец почти буквальный перевод становится новым стихотворением; расхождение между переводом и оригинальным текстом и образует проблему смысла разбираемого стихотворения. При всех частных отклонениях Лермонтова от гейневского текста в 1 - 6 строчках перевод ещё очень близок оригиналу. В первой половине седьмой строки - "и смерть пришла" - он тоже удерживается ещё в границах гейневской лексики; но "наступило за гробом свиданье" и "но в мире новом друг друга они не узнали" представляет собой собственно авторский текст. С первой по шестую строки текст перевода то совпадает, то расходится с оригиналом: как замечает Б.М. Эйхенбаум, «вторые половины лермонтовских строк не имеют аналогий в оригинале» [5, с. 254], но седьмая и восьмая строчки уже ничем не напоминают текст Гейне. Решая вопрос о том, превратилось ли стихотворение Лермонтова из перевода в самостоятельное произведение, можно вспомнить о связи его творчества с одной из традиций европейского философского мышления: "В литературе о Лермонтове не раз указывалась, например, С. Дурылиным, В. Асмусом, связь [припоминания изначального или "детского"
идеала] ... с мифо-поэтической концепцией платоновского "припоминания"-анамнезиса, проникшей в европейский романтизм через посредство Данте и Петрарки" [4, с. 299]. Вяч. Иванов выражает ту же мысль, когда говорит о «платоническом духовном складе» Лермонтова как о «врожденном даре видеть вокруг всех вещей как бы изумление вечной идеи... угадывать universa-lia ante rem»: «Прекрасное стихотворение «Ангел» - вздох тоскующей души, помнящей песнь ангела, несущего ее в мир, - свидетельствует, что семнадцатилетний автор был практически уже посвящен в учение о предсуществова-нии и анамнезисе» [9, с. 265]. Проецируя стихотворение Лермонтова на идею платоновского «знания как припоминания»: «. то, что мы теперь припоминаем, мы должны были знать в прошлом... Если человек, что-то увидев, или услыхав, или восприняв иным каким-либо чувством, не только узнает это, но еще и примыслит нечто иное, принадлежащее к иному знанию, разве не вправе мы утверждать, что он вспомнил то, о чем мыслит» [10, с. 26-27], - мы можем описать текст Лермонтова с эпиграфом из переводимого гейневского текста примерно так: Лермонтов не только "узнает" стихотворение Гейне как то "бытие само по себе", которое он знал, ещё не родившись [10, с. 30], но и "примысливает" к нему то, что принадлежит его собственному знанию. Так на языке «Федона» эпиграф стихотворения «Они любили друг друга.» из Гейне получает значение "знания в прошлом", текст с первой по шестую строчки становится способом "припоминания", а седьмая-восьмая строчки воспринимаются как собственно лермонтовское "знание". По мнению Д.С. Мережковского, последнее должно означать «воспоминание о будущем»: «Как другие вспоминают прошлое, так он предчувствует или, вернее, тоже вспоминает будущее, - словно снимает с него покровы, один за другим, и оно просвечивает сквозь них, как пламя сквозь ткань» [11, с. 485].
Еще одна - поэтологическая - возможность объяснения эпиграфа у Лермонтова связана с тем, что Вяч. Иванов в своей поздней статье «Мысли о поэзии» (1938 г.) определяет как «двуликую» художественную форму: «... различны должны быть форма зиждущая - forma formans - и форма сози-жденная - forma formata. Последнее - само произведение, как вещь - res - в мире вещей; первая существует до вещи, как форма ante rem, как действенный прообраз творения в мысли творца. . это - уже самостоятельное бытие, определившееся до существенной независимости от самого художника, взыгравшая в его «беременной» (по смелому выражению Платона) душе умная сила, безошибочно знающая свои пути и предписывающая материи свой закон необходимого воплощения. . Красота прекрасных стихов - forma formata; их поэзия - forma formans» [12, c. 230-231]. Если восемь лермонтовских строк пятистопного ямбо-амфибрахия (в терминологии А.А. Илюшина это разновидность логаэда [13, с. 58-59]) мы примем за forma formata, то forma formans в данном случае явится как двойной канон. В открытом и неполном виде это будет эпиграф из Гейне: "Sie liebten sich beide, doch keiner // Wollt es dem andern gestehn..." (первая строка - трехстопный амфибрахий, вторая -усеченный трехстопный дактиль), в скрытом и цельном виде форма зиждущая есть все стихотворение Гейне с его ритмической неопределенностью (с
третьей строки друг за другом следуют трехударные дольник - амфибрахий -амфибрахий - дольник - ямб - дольник). Настоящий смысл стихотворения перевода «Они любили друг друга так долго и нежно.» в соотношении «творящей» и «сотворенной» поэзии Вяч. Иванов открывает нам своей интерпретацией лермонтовского перевода «Ein Gleiches» Гете («Горные вершины.»): «Излучение, свойственное зиждущей форме, пробудило в Лермонтове, поэте другого словесного царства, не только ответное движение, но и однородное зиждительное влечение. .И если истинный стих, по глубокомысленному замечанию Шопенгауэра, изначала заложен и предопределен в стихии языка, то иноязычное перевоплощение зиждущей формы не могло, в качестве формы созижденной, не проявить себя самобытным, как его стихия. .Поэтический перевод не имеет художественной ценности, если он не является новым порождением, новою органическою кристаллизацией зиждущей формы.» [12, с. 232-233].
К такому итогу приводит нас попытка разобраться в том, какое значение для стихотворения Лермонтова «Они любили друг друга так долго и нежно.» имеет эпиграф из Гейне: «Sie liebten sich beide, doch keiner // Wollt' es dem andern gestehn. "
Литература
1. Гиллельсон М.И. Поэзия Лермонтова в салоне Елагиных // М.Ю. Лермонтов. Исследования и материалы. - Л., ЛО, 1979.
2. Бухштаб Б.Я. К истории текста стихотворения Лермонтова «Они любили друг друга так долго и нежно. » (Публикация Г.Г. Шаповаловой) // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. Том 47. № 2. 1988. - С. 181 - 185.
3. Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. - М., 1964.
4. Лермонтовская энциклопедия. - М., 1981.
5. Лермонтов М.Ю. Полное собрание сочинений. В 5 т. Т. 2. - М. - Л., 1936.
6. Heine. Werke in fünf Bänden. Erster Band. Gedichte. - Berlin und Weimar. 1972.
7. Щерба Л.В. Опыты лингвистического толкования стихотворения. II. «Сосна» Лермонтова в сравнении с ее немецким прототипом // Щерба Л.В. Избранные работы по русскому языку. - М., 1957. - С. 97 - 109.
8. Заметки Н.Я. Берковского о Лермонтове. Публикация Л.А. Виролайнен // Лермонтовский сборник. - Л., ЛО, 1985.
9. Иванов Вяч.И. Lermontov - Лермонтов // Иванов Вяч.И. Лик и личины России: Эстетика и литературная теория. - М., 1995. - С. 249 - 265.
10. Платон. Федон, Пир, Федр, Парменид. - М., 1999.
11. Мережковский Д.С. М.Ю. Лермонтов. Поэт сверх-человечества // Мережковский Д.С. Избранное. - Кишинёв, 1989. - С. 473 - 506.
12. Иванов В.И. Мысли о поэзии // Иванов В.И. Родное и вселенское. - М., 1994. - С. 218 - 234.
13. Илюшин А.А. Русское стихосложение. - М., 1988.
