CC BY
43
Финансовые технологии
об эффективности принимаемых на государственном уровне мер по внедрению новых финансовых технологий в систему экономического развития российской федерации
А. Э. БАРИНОВ,
кандидат экономических наук, независимый аналитик
E-mail: barinov_a_e@mail.ru
М. Ю. МОСТОВ, аспирант кафедры экономики зарубежных стран и внешнеэкономической деятельности E-mail: bridgesnatural@ gmail.ru Московский государственный университет
им. М. В. Ломоносова
В статье раскрываются системные проблемы отечественной экономики в области стратегических инвестиций и инвестиционных проектов, исследуется роль отечественных инструментов и институтов развития, даны рекомендации по повышению эффективности государственного регулирования отечественной экономики, особенно в области новых финансовых технологий (НФТ).
Ключевые слова: финансирование, государственно-частное партнерство, банк, развитие, институты, инвестиции, концессии, инфраструктура.
Влияние кризиса мировой финансовой системы на отечественную экономику оказалось весьма ощутимым из-за стремительного оттока частных капиталов из ряда системообразующих областей и недостаточности правовых и структурных условий государственного отраслевого и межотраслевого регулирования. Для России (впрочем, как и для всего мира в целом) кризис разразился крайне не вовремя. Сравнительно недавно созданные институты и инструменты экономического развития в области реализации крупных инвестиционных проектов и
программ, в числе которых — Государственная корпорация «Банк развития и внешнеэкономической деятельности» (далее — ГКР), учрежденная в 2007 г., Инвестиционный фонд Российской Федерации (далее — Фонд), созданный в 2005 г., и другие не успели или не смогли развернуть деятельность должным (ожидаемым) образом, несмотря на сохранявшийся в предкризисный период интерес внешних инвесторов к российской экономике.
До недавнего времени макроэкономическая ситуация развивалась относительно привлекательно. Большие объемы внутренних золотовалютных резервов, мировой рост цен на энергоносители, опосредованный контроль, осуществляемый отдельными крупными подконтрольными государству корпорациями за определенными регионами и секторами мирового рынка (газовыми поставками в европейские державы, к примеру), крупное бюджетное финансирование капиталов/фондов инструментов/институтов развития, равно как и успехи на политической арене (право на организацию зимних Олимпийских игр в Сочи — тому пример), определяли неплохие перспективы роста.
По общеэкономическим показателям российская экономика также выглядела весьма перспективно. Очевидно, совокупность этих факторов повлияла на оценки международных рейтинговых агентств, присвоивших России успешные рейтинги. Несмотря на столь благоприятные показатели, так или иначе повлиявшие на приток инвестиций в реальный сектор российской экономики, нельзя не отметить, что качественно (с точки зрения создания и внедрения действенных и надежных механизмов перетекания поступающих капиталов в проблемные отрасли и зоны) отечественная экономика практически не развивалась. И отток капиталов при определенных обстоятельствах значительно обострил бы отраслевые и региональные проблемы и перекосы, что и произошло в период кризиса.
На взгляд авторов, существует целый ряд «болевых точек», которые не позволили бы отечественной экономике претендовать на качественный рост.
1. Разобщенность инструментов и механизмов правовой поддержки стратегических инвестиционных проектов, не связанных объединяющей для большинства целостных правовых систем категорией инвестирования.
Например, в Федеральном законе от 21.07.2005 № 115-ФЗ «О концессионных соглашениях» (а соответствующие нормы являются основополагающими для модернизации инфраструктуры большинства государств мировой экономики), не уточнена категория концессионных вложений, не определен механизм взаимодействия участников и, что самое важное, отсутствует институт (система) государственных гарантий1.
Конечно, такие гарантии не всегда содержатся напрямую в «концессионном» законе, если существуют нормы, регулирующие его исполнение в комбинации (в связи) с прочими законами, так или иначе регламентирующими область инвестиционных и прочих гарантий, или, если он так или иначе попадает под регулирование международных конвенций или межправительственных договоров (актов) по сохранности вкладов и гарантированию рисков вложений в реальный сектор. Подобная взаимосвязь положений данного закона и прочих актов,
1 В данном случае имеются в виду не только государственные гарантии возвратности финансовых вложений в активы (объекты) инфраструктуры. Не менее важны гарантии управления ликвидностью, а именно — гарантии минимального трафика
(сборов от эксплуатации объекта), гарантии отсутствия конкуренции с другими объектами (например, в сфере дорожного строительства), гарантии государственных финансовых вложений (кредитов, субсидий), в случае если поступлений окажется недостаточно для соблюдения покрытия текущих обязательств или вложений и т. д.
регламентирующих инвестиционную деятельность в России, ни юридически, ни иным способом не прослеживается. Очевидно, по указанной причине ни один сравнительно крупный «концессионный» проект в России не получил должного развития, оставшись либо «вещью в себе» (как это происходит, например, с проектом строительства Западного скоростного диаметра в Санкт-Петербурге), либо — в виде проекта (бизнес-идеи) на бумаге.
2. Низкая конкурентоспособность отечественной экономики, выражающаяся в основном в отсутствии налаженных связей между малым (средним) и крупным предпринимательством по созданию новых конкурентоспособных продуктов (производств) в сфере машиностроения, приборостроения, металлургии, электроники, высоких технологий и так далее.
В этой ситуации бизнес оказался в позиции «колосса на глиняных ногах». С одной стороны, он лишен государственной поддержки в требуемом объеме. Свернутая ГКР программа по антикризисному управлению (рефинансированию внешних долгов отечественных банков и субъектов предпринимательства) лишний раз доказывает, что государство не особенно стремится к поддержке бизнеса. С другой — у бизнеса нет благоприятной институциональной среды для выживания;
3. Отсутствие единого центра координации деятельности институтов и инструментов развития. При относительном многообразии субъектов (инструментов, норм), внедренных в процессы развития отечественной экономики, не понятно, каким образом между ними распределяется ответственность, и существует ли единый координатор организуемых (инициируемых) ими инвестиционных процессов. Хотя участником большинства этих процессов так или иначе оказывается ГКР, также неясно, в чьем непосредственном подчинении (управлении) она находится. В Федеральном законе от 17.05.2007 № 82-ФЗ «О банке развития» указано, что деятельность ГКР регулируется правительственными чиновниками, входящими в «Наблюдательный совет» (утверждает наиболее крупные/стратегические сделки корпорации). Но значит ли это, что именно они (и если да, то кто именно) будут координировать деятельность всей существующей в России системы экономического развития и в полном объеме принимать на себя ответственность за результат ее управления?
При этом «де факто» (стихийно или нет) формируются три вертикали взаимодействия институтов (инструментов) развития, правовых норм и субъектов Российской Федерации:
а) институционально-инструментальная — Инвестиционный фонд РФ (инициатор) — регион (субъект) — ГКР. Пример: проект создания Красноярского ЦБК;
б) институционально-региональная — ГКР плюс корпоративный государственный капитал (инициаторы) — регион;
с) регионально-концессионная — регион (инициатор) плюс частный капитал — концессии (например, проект «Западный скоростной диаметр», известный многочисленным переносом сроков подписания концессионного соглашения, так и не заключенного до сих пор).
С точки зрения последовательности интеграции подобных вертикалей в российскую экономику (за исключением того, что ГКР присутствует в двух из них как проектный консультант, инвестор и кредитор) — связь между ними не прослеживается.
Очевидно, что региональное инвестирование крупных проектов (сделок) должно находиться под контролем Министерства регионального развития РФ, созданного в 2008 г. Но и это ведомство по сути слабо интегрировано в процессы реального контроля за ситуацией, что также не позволяет обобщить его роль в отмеченных процессах;
4. Кадровый дефицит в сфере «новых финансовых технологий» (НФТ). Этот термин используется как емкое понятие, обозначающее совокупность методов ресурсного и безресурсного обеспечения реального сектора экономики, сопряженных с повышенным/высоким уровнем финансового риска. НФТ активно развиваются на мировом рынке последние несколько десятилетий в виде:
а) проектного финансирования (ПФ; project finance);
б) государственно-частного партнерства (ГЧП; public-private partnerships);
в) экспортного/предэкспортного кредитования/гарантирования (export&trade finance& guarantee);
г) технологий (схем) создания и внедрения новых продуктов (venture finance&capital))2.
Не имея возможности изнутри отслеживать структурные преобразования ГКР, но на основании ее функций, прописанных в Меморандуме о финансовой политике (далее — Меморандум), утвержденном распоряжением Правительства РФ
2 Более подробная информация о секторах НФТ, включая методическую и научно-популярную литературу, статьи, конференции, выдержки из исследований, содержится на специализированном тематическом сайте: URL: http://www. ppp-pf.ru.
от 27.07.2007 № 1007-р3, а также по заявлениям ее официальных лиц можно предварительно предположить, что корпорация по своей структуре способна стать аналогом немецкого холдинга «KfW», имеющего в своем составе разноотраслевой страховой и финансовый блоки и охватывающего разные пласты (области) и различных субъектов национальной экономики. Преобразование в подобный холдинг потребует существенного прироста квалифицированных кадров для головного офиса ГКР, равно как и для ее региональных подразделений (которые еще не созданы, но планируется учредить их в ближайшей перспективе) при том, что источник привлечения (формирования) штата данного персонала (особенно в регионах) в требуемом объеме вызывает вопросы4.
Как известно, далеко не все российские банки имеют в своем составе подразделения проектного финансирования, укомплектованные опытными сотрудниками. А при наличии у банков таких подразделений очевидно, что основную часть их штата будут составлять недавние выпускники отечественных финансово-экономических институтов, вряд ли имеющие практические навыки в сфере НФТ. Но, даже если отдельные специалисты такой опыт имеют (а кризис, безусловно, создаст предпосылки для притока на рынок квалифицированных кадров в связи с сокращением штатов отдельных структур), вряд ли это поможет сдвинуть дело с «мертвой точки»: маловероятно, чтобы они согласились ехать в отдаленные регионы и работать над освоением «местной целины». Если с банковскими специалистами ситуация может отчасти измениться из-за узости самого рынка, остается вопрос — каким образом она изменится в области страхования, учитывая существенную ограниченность последней?
Отечественный рынок страхования охватывает отдельные виды предпринимательской и жизненной деятельности, будучи не интегрированным в сферу страхования долгосрочных строительных рисков или рисков, связанных с финансированием (ин-
3 В главе II Меморандума указано, что основными инструментами государственной поддержки (крупных, средних и малых субъектов предпринимательства) со стороны ГКР станут кредиты, банковские гарантии (в том числе, по экспортным (внешнеторговым) контрактам) и поручительства, участие в капитале (инвестирование), страхование экспортных кредитов от экономических и политических рисков, гарантийная поддержка экспорта.
4 Штат немецкого холдинга «KfW» насчитывает несколько сот высококлассных специалистов, в том числе в области страхования экспортных кредитов (рисков). Штат ГКР (по имеющейся информации) — пока не более трех десятков специалистов в секторе проектного финансирования (инвестирования) и сопутствующих секторах НФТ.
вестированием) в реальный сектор экономики, ни в правовом, ни в структурном смыслах. Насколько известно, специалистов по указанным дисциплинам в России не готовят. Пока непонятно, каким образом планируется оценивать риски мегапроектов, затрагивающих как инвестиционно-проектное, так и региональное развитие (например, создание Красноярского ЦБК). И как будет осуществлен набор кадров для региональных представительств ГКР (если все же имеется в виду модель «KfW»), учитывая, что в ее центральном офисе специалистов по государственно-частному партнерству — всего несколько человек, в основном, привлеченных из сопутствующих параллельных подразделений корпорации. Вопросов очень много, а логичных ответов, особенно с учетом нынешних структурных реалий, нет.
Изложенные проблемы, конечно, не единственные. Но именно они, на взгляд авторов, существенно уменьшают привлекательность инвестиционных вложений в реальный сектор экономики.
Рассмотрим правовые и экономические особенности деятельности госкорпораций. С начала девяностых годов прошлого столетия (период становления конкурентной экономики) рынок НФТ в России развивался довольно архаично. Крупные сделки осуществлялись либо компаниями, подконтрольными государству, либо с разрешения (одобрения, прочего участия) самого государства. Завершенных масштабных сделок, осуществленных непосредственно крупными частными компаниями, например в сфере ПФ, насчитывалось единицы. Институтов, претворявших в жизнь государственную инвестиционную политику и объединяющих усилия (интересы) предпринимательской среды для достижения стратегических целей, так не было. Видимо, для внедрения подобных институциональных ориентиров в начале нынешнего десятилетия правительство России взяло курс на создание государственных корпораций — специфических структурных образований, как правило, имеющих корни федеральных (унитарных) предприятий (ГУП или ФГУП), которые при исключительной поддержке государства были названы стратегическими инвесторами. Их организационно-правовая форма была подкреплена Федеральным законом от 08.07.1999 №140-ФЗ «О внесении дополнения в Федеральный закон «О некоммерческих организациях». Корпорации определялись как организации, целью которых является не получение прибыли, а осуществление социальных, управленческих и иных общественно-полезных функций. Подобная организационно-правовая форма «спасителей» российской экономики также вызывает вопросы.
Некоммерческие организации, по существующей практике, создаются в тех областях, в которых достижение привлекательных финансовых результатов (получение прибыли) по разным причинам затруднительно или не представляется возможным. Примеры таких некоммерческих организаций: театры, оздоровительные клубы, медицинские заведения (в основном, государственные) благотворительные фонды, союзы и ассоциации, существующие практически на общественно-полезных началах. По своему формату или вкладу в общенациональный продукт (ВВП) их можно отнести скорее к субъектам малого или среднего предпринимательства.
Как следует из законодательных норм, некоммерческие организации имеют право заниматься отдельными видами предпринимательской деятельности (торговлей ценными бумагами, сдачей в аренду площадей и т. д.). Но, судя по описанию их функций, это является способом дополнительного приработка (чтобы поправить свои финансовые дела и найти свободные средства для достижения уставных целей).
Из этого следует, что подобная деятельность некоммерческих организаций может быть также и убыточной: не являясь их профилем, она не требует высокой квалификации исполнителей.
Госкорпорации также не будут проверяться на предмет эффективности (рентабельности) основной деятельности — прибыли-то не планируется (при том, что госкорпорации даже не подконтрольны Счетной палате РФ, как, например, акционерные общества со стопроцентным государственным участием). Соответственно, возможными источниками финансирования корпораций станут кредиты государственных и приравненных к ним банков, федеральные (бюджетные) взносы в капитал и, возможно, частные займы, хотя привлечение последних в требуемых для российской экономики объемах (а это десятки и сотни миллиардов долларов) вызывает большие сомнения. Каким образом частные (международные) инвесторы будут оценивать госкорпорации как заемщиков, если речь идет о компаниях, не генерирующих прибыль? Очевидно, исходя из степени поддержки (финансирования) их капиталов государством или из количества (и объема ликвидности) принадлежащих им активов (имущества) в целях возможного оформления залога. Но вопрос об имуществе корпораций — не более прозрачен, чем отмеченная специфика их деятельности.
С одной стороны, передаваемое госкорпорации имущество исключается из собственности Российской Федерации, что, очевидно, означает возможность его использования (эксплуатации)
корпорацией по собственному усмотрению. То обстоятельство, что управляющих госкорпорации (руководителя, наблюдательный совет) назначает государство, свидетельствует об опосредованном контроле последнего за системой ее управления и, следовательно, над эксплуатируемым имуществом, но не более того. С другой стороны, собственность, передаваемая госкорпорации по специальному закону, не становится частной. То есть владельцем имущества корпорация также не станет, а следовательно, не получит право им распоряжаться и его отчуждать, в том числе, в залоговых целях. Получается правовой нонсенс. В чем же тогда может заключаться ценность госкорпораций для иностранных институтов? Ответ в данном случае может быть лишь один: в тех ценных бумагах, которые они приобретают и реализуют в рамках собственной «предпринимательской деятельности» и ликвидность которых может быть разной в зависимости от того, насколько полно корпорации претворяют в жизнь идеи, провозглашенные на государственном уровне.
Приведем лишь один пример: приобретение структурами бывшего ФГУП «Рособоронэкспорт» (ныне — госкорпорация «Ростехнологии») в 2006—2007 гг. мирового титанового лидера «ВСМ-ПО-Ависма». Не самая провальная с точки зрения эффективности (качества бумаг) сделка. Известно, что корпорации очень осторожно относятся к приобретению не слишком прибыльных российских предприятий: так, покупка Рособоронэкспортом более 60 % акций «АвтоВАЗа» в указанный период обернулась последующей продажей их большей части в сжатые сроки из-за проблем с управлением завода и запредельным (ниже номинала) снижением привлекательности бумаг. Соответственно, кредитная привлекательность (кредитоспособность) госкорпораций может быть увязана именно с ликвидностью приобретаемых ими спекулятивных инструментов, что фактически идет вразрез со стратегической государственной политикой содействия наиболее проблемным зонам российской экономики в инвестиционной сфере. Значит ли, что корпорации намерены за счет более доходных инструментов (активов) поддерживать (подтягивать) более слабые сегменты рынка, привлекая средства под надежность и привлекательность первых?
Такой подход возможен. Однако он требует:
— высокой квалификации менеджеров именно в сфере стратегического планирования и управления крупными разноотраслевыми активами,
— понимания, каким образом данная схема может быть претворена в жизнь (какие активы и каким образом скупать, какой объем средств под
них нужно и можно привлечь, каким образом ими впоследствии управлять и так далее) с целью повышения общей привлекательности активов для внешних инвесторов и возможного привлечения под них новых инвестиций.
Существует ли такое понимание и управленческая квалификация у госкорпораций в областях, которые согласно законодательству не являются для них основными, имея также в виду, что данные компании до недавнего времени работали в узком, почти монополизированном ими сегменте рынка и при выраженной государственной поддержке.
Очевидно, отдавая отчет о неоднозначности (двусмысленности) статуса госкорпораций и в причудливых нюансах их имущественных прав, дрейфующих между административными и частными нормами, Совет по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства (функционирует при Президенте РФ) в конце марта 2009 г. подготовил законопроект «Концепции развития законодательства о юридических лицах», предложив изменить статус госкорпораций. В законопроекте, в частности, обосновывается необходимость снятия с ГКР льгот и преференций, а также приводятся основания для ее последующего акционирования (преобразования) в общество со стопроцентным государственным капиталом. Перспективы одобрения этого законопроекта остаются туманными. В случае акционирования (что маловероятно, поскольку оно предполагает высокий уровень открытости и подчинение существующим налоговым, управленческим и административным требованиям, сформированным для акционерных обществ) ГКР подпадет под общепринятый в международной практике стандарт, согласно которому банки развития имеют, как правило, акционерную форму собственности.
При этом остается открытым вопрос — насколько рыночным инструментом может стать ГКР — возможно, наиболее самодостаточный из всех действующих отечественных институтов развития. Оценить глобальные результаты финансовой деятельности корпорации за истекший с момента ее учреждения период (чуть более двух лет) довольно сложно. Можно лишь очертить перспективы ее развития на фоне институционального и правового преобразования российской экономики.
Обратимся к истории создания ГКР и эволюции ее деятельности. Как уже указывалось, корпорация была создана в мае 2007 г. посредством слияния Внешэкономбанка СССР (ВЭБ) с двумя сравнительно крупными государственными банками «Росэксимбанком» (до слияния 95 % его
акций принадлежало ВЭБ) и «РосБР»). Однако ядром системы ГКР все же является ВЭБ — крупный государственный финансовый институт, осуществлявший деятельность еще во времена СССР по трем основным направлениям:
— международные расчеты по «лондонскому» и «парижскому» клубу кредиторов (ранжирование долга происходило по срокам и условиям его возникновения);
— расчеты по внешнеторговым контрактам;
— кредитование крупных промышленных субъектов (в том числе по линии импортируемого технологического оборудования и машин), а также субъектов оборонного комплекса.
По инвестиционно-проектному профилю кандидатура ВЭБ выглядела достаточно оправданной, так как банк принимал участие в реализации масштабных проектов бывшего СССР (позднее — России) и зарубежья: реконструкция производственного оборудования «КамАза» и «АвтоВАЗа», возведение Асуанской плотины, металлургического завода «Бхилаи» (Индия), строительство атомных электростанций в Китае и в Индии. В данных проектах ВЭБ не принимал на себя основных финансовых рисков, разделяя их с компаниями — поставщиками оборудования или другими банками (финансируя или гарантируя поставки отдельных компонентов или отдельные микросделки с ограниченной окупаемостью в рамках комплексного инвестиционного проекта). В постперестроечный период кредитная деятельность ВЭБ перетекла в область отечественного военно-промышленного комплекса и сделок (проектов) крупных и средних промышленных компаний, в том числе по линии федерального «Бюджета развития».
После финансового дефолта 1998 г. ВЭБ временно сконцентрировался на экспертизах частных и отчасти стратегических для российской экономики инвестиционных проектов, в ряде случаев участвуя в достаточно ожидаемых для своего статуса (хоть и не однозначно воспринятых общественностью) финансовых сделках: с ОАО «Роснефть» — для приобретения активов обанкроченного «ЮКОСа», с МАПО «МиГ» — для создания учебно-тренировочного самолета «МиГ-АТ» и т.д. Многопрофильная кредитная деятельность ВЭБ начала восстанавливаться после 2003 г., когда банк принял участие в финансировании ряда разноотраслевых коммерческих проектов и заемщиков («СМАРТС» — телекоммуникации, «Печоранефть», «Сибнефть», «Северная верфь»), особое внимание уделяя все же оборонной сфере (ФГУП «Рособоронэкспорт», АПК «Сухой», смежные компании — изготовители
комплектующих) на фоне роста соответствующих заказов в Китае, Индии, Вьетнаме, странах Латинской Америки.
С точки зрения создания институционального плацдарма для развития отечественной экономики кандидатура ВЭБ представлялась почти оптимальной. Во-первых, само название банка, напоминавшее о канувшем в Лету СССР, выглядело, по меньшей мере, странно, что требовалось исправить, но без внедрения каких-то принципиально новых норм. Во-вторых, ВЭБ совершенно не функционировал в правовом поле новейшей российской экономики, не подчиняясь законодательству о банках и банковской деятельности, не создавая резервов по ссудам, не имея системы банковского риск-менеджмента. Данный «неформат» следовало преобразовать с использованием известного в международной практике прецедента — создания на базе государственных финансовых активов отечественного института развития. В-третьих, ВЭБ, очевидно, единственный из банков бывшего советского образца частично сохранил преемственность кадров в области сделок различной степени сложности и закрытости.
Преобразование в ГКР означало для банка переход на другой уровень — института, объединяющего частно-государственные стратегии (создание коммерческих и стратегических партнерств) на приближенных к рыночным принципах. Из органа, перераспределяющего внешние капиталы для финансовых сделок, подчас не связанных друг с другом взвешенной стратегией, ВЭБ надлежало стать универсальным банком, претворяющим в жизнь новые инвестиционные возможности. Повысилась его ответственность не только перед обществом, но и перед внешними кредиторами. Кроме того, если до перевоплощения в ГКР ВЭБ имел возможность совершать скрытые маневры финансирования (гарантирования), не афишируя некоторых сделок и мотивов участия в них, то в новых реалиях банк столкнулся с необходимостью раскрытия информации и всестороннего обоснования собственных решений, а его проекты для отечественного сообщества отныне означают «высший стандарт» («the best») из всех заявленных сделок несырьевой направленности.
Рассмотрим отраслевые и институциональные перспективы ГКР. В соответствии с гл. II меморандума, ее отраслевыми ориентирами до 2010 г. станут:
— авиастроение и ракетно-космический комплекс;
— судостроение;
— электронная промышленность;
— атомная промышленность, в том числе атомная энергетика;
— транспортное, специальное и энергетическое машиностроение;
— металлургия (производство специальных сталей);
— деревообрабатывающая промышленность;
— оборонно-промышленный комплекс;
— агропромышленный комплекс.
Указанные отраслевые предпочтения в целом
прозрачны, за исключением области специального машиностроения (в теории экономики хозяйствующих субъектов такого термина не существует). Не совсем понятно лишь в каком именно сегменте отраслевого устройства (интеграции) будет участвовать ГКР, и всеми ли перечисленными Меморандумом способами и продуктами (кредиты, гарантии, поручительства, инвестиции в капитал, страхование) она будет оперировать, что весьма важно для объема принимаемых рисков.
Например, в классическом построении (инфраструктура—генерация—сборка—выпуск) отрасль транспортного машиностроения состоит из суботраслей: создание материалов и комплектующих, «ноу-хау», создание (сборка) модельного ряда, строительство сопутствующей инфраструктуры (заводов, производственных комплексов, подъездных путей и дорожных веток, приобретение или реконструкция технологического оборудования). Значит ли, что деятельность корпорации будет комплексно охватывать различные отраслевые сегменты (субъ-
1(58)
6(15)
5(3)
4(5)
□ 1 - Нефть и газ
■ 2 - СПК
п 3 - Авиастроение
□ 4 - Инфраструктура
■ 5 - АПК
□ 6 - Прочие
2(12)
Рис. 1. Структура кредитного портфеля ГКР по состоянию на май 2007 г., %
1(27)
6(6)
5(11)
3(14)
Рис. 2. Структура кредитного портфеля ГКР за 2008 г., %
ектов), задействованные в вертикально интегрированном процессе создания продукта и его выпуска (дистрибуции), или же речь идет об обособленных (точечных) сегментарных инвестиционных проектах? В Меморандуме вопросы, связанные с инфраструктурой, все-таки затрагиваются; а в качестве одного из направлений деятельности корпорации значится реализация инвестиционных проектов, направленных на устранение инфраструктурных ограничений экономического роста. Но является ли данное положение уточнением приведенной отраслевой направленности корпорации или же это дополнение к отмеченным ориентирам (что еще больше усложняет единое восприятие целевых ориентиров ГКР) — из Меморандума не понятно.
Помимо отраслевых приоритетов и основных направлений деятельности, в гл. II Меморандума указывается, что корпорация также будет осуществлять финансовую поддержку проектов по охране окружающей среды и улучшению экологической обстановки. Такое определение дополнительной сферы интересов корпорации может быть широко истолковано: от геологоразведки и развития сопутствующих ей секторов до социальных природоохранных инициатив с невыраженной рентабельностью. Однако требуется уточнить — будет ли корпорация финансировать побочную отраслевую деятельность, имеющую социальную направленность без выраженной экономической природы, или речь все же идет о вложениях в реальное производство с ожидаемыми стандартами окупаемости?
Это не единственные вопросы по структуре Меморандума, но они принципиальны с точки зрения четкого понимания ориентиров ГКР и принципов (источников) достижения рентабельности ее финансовых продуктов (услуг). В нынешней редакции Меморандума изложены ориентиры, которые, на взгляд авторов, могут быть слишком широко, если не сказать, вольготно истолкованы. Создается впечатление, что составители решили свести все возможности (направления) воедино, чтобы впоследствии без проблем и отчетов обосновывать сделки того или иного рода, вне зависимости от их соответствия профильной деятельности.
На рис. 1 и 2 приведены данные о структуре кредитного портфеля ГКР (бывшего ВЭБ) на момент ее создания (май 2007 г.)
□ 1 - ОПК
□ 2 - Инфраструктура
□ 3 - Энергетическая инфраструктура
□ 4 -Прочие
■ 5 - Электронная промышленность
□ 6 - АПК
■ 7 - Авиастроение
и за 2008 г. соответственно, без учета ее участия в финансировании государственных антикризисных инициатив.
Из анализа данных, представленных на рис. 1 и 2, однозначно не следует, что кредитный портфель ГКР с момента ее создания стал более сбалансированным по отраслям. При том, что доля нефтегазовых сделок несколько сократилась в пользу «инфраструктуры» (как уже указывалось, порядок учета инфраструктурных сделок вследствие размытых положений Меморандума может быть разнопланов и не обязательно корректен по сути) и оборонно-промышленного комплекса, все остальные отрасли занимают пока весьма скромное место. Как следует из годового отчета ГКР за 2008 г., доля кредитов, предоставленных на срок свыше 3 лет, возросла незначительно: с 68 до 76 %, а доля просроченной задолженности не поменялась: на 01.01.2009 она составила 0,1 %.
Впрочем, с наступлением мирового финансово-экономического кризиса и принятием Федерального закона от 13.10.2008 № 173-Ф3 «О дополнительных мерах по поддержке финансовой системы Российской Федерации» ГКР переориентировалась на финансирование долгов реального сектора экономики. По состоянию на 01.01.2009 около 60 % ее чистой ссудной задолженности приходилось на рефинансирование внешних обязательств заемщиков и кредиты дочерних банков (совокупный кредитный портфель корпорации за 2008 г. составил 658,7 млрд руб. — рост к 2007 г. составил 170 %).
В начале 2009 г. ГКР свернула антикризисную программу, предоставив объемы кредитов отечественным банкам и компаниям в пять раз меньше, чем выделил федеральный бюджет по линии Министерства финансов РФ (11 млрд долл. — из 50 млрд долл.), очевидно, вследствие приоритетности решения задач по восстановлению инфраструктуры. Хорошо это или плохо? Однозначную оценку дать сложно, учитывая, что основной ориентир деятельности ГКР все же не институциональный, а проектный (отраслевой). С другой стороны, не лишено оснований предположение, что государство таким способом нашло формальный повод не помогать институциональным игрокам, мотивируя это «не форматом» данной деятельности для корпорации.
Существуют предпосылки, что в свете отмеченной специфики регулирования отечественной экономики корпорации могут оказаться «крайними» либо для общества (в связи с принятием непопулярных мер или участием в неформатных сделках), либо для правительственного аппарата,
недовольного тем, каким образом проходит реконструкция объектов экономической и социальной инфраструктуры и (возможно) других важных объектов.
Деятельность ГКР также может стать не удовлетворительной для нее самой в случае принятия на высоком государственном уровне решений о ее участии в сделках, мало соотносимых с позициями Меморандума, но важных с точки зрения претворения определенных политических стратегий. Единственное, что для корпорации может стать спасительным, — совершенствование собственной системы корпоративного управления и поиск действительно рентабельных проектов в определенных (точнее, очерченных) Меморандумом секторах. Остановимся на этих моментах более подробно.
Начнем с реформирования корпоративной системы управления. В настоящее время в группу ГКР помимо ВЭБ входят следующие ключевые институты:
— ОАО «Российский банк развития» («РосБР»);
— ОАО «Росэксимбанк»;
— ОАО «Связь-Банк» и ОАО «ГЛОБЭКС» (приобретены корпорацией во время кризиса).
Оптимизации системы управления корпорации в свете многообразия ее функций может способствовать их грамотное распределение между ее участниками. Однако, как следует из отчета ГКР за 2008 г., подобное распределение осуществляется в основном в сегменте сотрудничества с предприятиями малого и среднего бизнеса (далее - МСБ). Рассмотрим, каков же вклад некоторых из упомянутых институтов.
1. Банк «РосБР» (РосБР). На сегодняшний день действует опосредованная схема финансирования группой ГКР предприятий МСБ, согласно которой средства предоставляются не напрямую субъектам, а через региональные банки — партнеры РосБР. Последние в свою очередь кредитуют предприятия МСБ в рамках программ: «Стартовый капитал», «Капитал для роста», «Оборотный капитал», «Регион» (кредитование приоритетных региональных проектов). Применение такой схемы позволяет РосБР без формирования собственной филиальной сети охватить 63 региональных банка-партнера из 54 субъектов Федерации5.
5 Лидерами по объему предоставленных МСБ кредитов являются Приволжский федеральный округ (на него приходится 41 % кредитного портфеля), Центральный федеральный округ (28 %), Южный и Северо-Западный федеральные округа. Отраслевая структура кредитов ОАО «РосБР» представлена секторами промышленности (47 %), торговли (17 %), сферы услуг (24 %), строительства и сельского хозяйства. Около 70 % портфеля образуют средства, предоставленные на срок от 2 до 3 лет.
Предполагается, что в ближайшем будущем капитал РосБР будет увеличен (с одновременной передачей ему части функций других банков ГКР) для реализации среднесрочных планов расширения и улучшения качества обслуживания МСБ, среди которых:
— прирост банков-партнеров в 1,5 раза;
— расширение консультационной и методологической поддержки МСБ (в середине 2008 г. был запущен сайт РосБР, посвященный указанным вопросам);
— рефинансирование кредитных портфелей региональных банков-партнеров за счет развития системы макрориск-менеджмента (обеспечения по кредитам РосБР в виде гарантий или поручительств, выданных банками или региональными фондами поддержки МСБ);
— развитие микрофинансовых схем (на фоне ежегодного прироста российского рынка на 160 %);
— сотрудничество с региональными фондами на предмет субсидирования процентных ставок (уровень ставок по сравнению с докризисными величинами возрос почти в 2 раза, при том, что покрытие массы обеспечения по кредиту остается на уровне 120—140 % от суммы долга).
2. Банк «Связь-Банк» (Связь-Банк) может стать глобальным (весомым) инструментом развития коммуникационных технологий, выполняя функции единственного в своем роде национального «почтового банка» (что основано на тесном сотрудничестве Связь-Банка с Почтой России, Связьинвестом) с использованием расширенной филиальной сети (49 филиалов и 160 дополнительных офисов). Сейчас в ГКР действует комиссия, состоящая из представителей ВЭБ, Связь-Банка, Минсвязи, Связьинвеста и Почты России, определяющая концепцию развития банка, направленную на объединение коммуникационных и почтовых услуг.
Указанные нововведения и сегментация функций внутри институтов корпорации отнюдь не оптимизируют систему управления в профильной для нее области. Они лишь формируют микровзаимосвязи между участниками кредитования рынка МСБ. При этом речь идет о буквальном исполнении положений Меморандума, без прослеживаемого намерения претворения в жизнь стратегии объединения МСБ и крупных промышленных компаний в единую систему, что, на взгляд авторов, было бы гораздо более уместно и что является, условно говоря, «носителем духа» государственно-частного партнерства в целом и Меморандума в частности.
Кроме того, из указанных мер не следует намерения постепенного выстраивания взаимосвязи между развитием (расширением сектора) МСБ и отдельными видами деятельности по модернизации отечественной инфраструктуры. Очевидно, этот вопрос поднимать преждевременно, пока не сформирована система взаимодействия финансовых институтов и малого/среднего бизнеса. Однако уже сейчас следует воспринимать малый и средний бизнес как активных участников процессов реформирования российской экономики, с возможным делегированием им части посильных полномочий. Например, подключать их к подготовке бизнес-планов или отдельных глав к ним, проработке полноты и корректности строительно-проектной (земельной, прочей) документации по проектам, прочим услугам, так или иначе востребованным в системе нынешних институтов и инструментов развития.
Что касается роли ГКР в модернизации инфраструктуры, то и российское правительство, и общество ждут от нее главного — активного и результативного участия в реконструкции отечественного инфраструктурного комплекса. Но это возможно, очевидно, лишь при компенсации всех существующих проблем правового, экономического и социального характера. Потребуется устранить:
— некоординированность внутреннего законодательства;
— финансовые последствия международного кризиса;
— институциональную разрозненность и низкую прозрачность российской экономики;
— кадровый дефицит в регионах.
По сути ГКР будет вынуждена подменять (поддерживать) целый пласт профильных министерств, органов, союзов, которые законодательно (административно) уполномочены наладить (координировать) правовое и институциональное пространство (поле) российской экономики в рыночных (существующих) условиях. В случае неуспеха ответственность будет возложена, по-видимому, на саму корпорацию, поскольку других в достаточной мере самодостаточных финансовых институтов в сфере государственно-частного партнерства и проектного финансирования в России не существует. То обстоятельство, что в 2008 г. ГКР была назначена консультантом по оценке эффективности проектов, финансируемых из средств Инвестиционного фонда РФ (заняв отнюдь не вакантное место маститых иностранных банков, которым надлежало удостоверять приемлемое качество технико-экономических материалов по стратегическим инициативам и проектам, но, видимо, не сумевших или не поже-
лавших этого сделать), лишний раз доказывает, что «крайней» в случае неудачи окажется именно она. Насколько ГКР будет в состоянии претворить в жизнь возлагаемые на нее задачи при стремительно снижающейся привлекательности российской экономики в целом и в области инфраструктуры в частности — представить сложно. Однако то, что состояние российской инфраструктуры требует более полной государственной поддержки, сомнений не вызывает. Рассмотрим этот тезис более подробно.
По докризисным оценкам на восьмилетнюю перспективу (2008—2015 гг.), общий объем инвестиций в объекты отечественной инфраструктуры мог составить 1,1 трлн долл., в том числе — 0,6 трлн долл. должны были инвестировать в транспортную область. Видимо, имея в виду столь оптимистические оценки, в октябре 2008г. премьер-министр России В. Путин объявил об инициировании на государственном уровне новой транспортной стратегии длительностью до 2030 г. и общей стоимостью 170 трлн руб. (около 8 трлн руб. в год). Это эквивалент объема четырех российских ВВП за 2008 г. Этот план основан на благоприятном сценарии, но даже в самом худшем — инерционном — объем вложений ожидался на уровне не менее 135 трлн руб. Анализ инвестиционных потребностей ключевых инфраструктурных проектов России на 2008—2015 гг. показывает, что сумма вложений для их реализации должна быть минимум 0,3—0,4 млрд долл. в год, достигнув накопительным итогом (к 2030 г.) 2,3 трлн долл.
По оценкам иностранных консультантов (и это, очевидно, не самые пессимистические прогнозы), инерционный сценарий для России в ее нынешнем состоянии, пожалуй, самый оптимальный, если не чересчур оптимистичный. Согласно докризисным магистральным оценкам Credit Suisse, изложенным в исследовании о перспективах инфраструктурных проектов региона ЕЕМЕА (Восточная Европа, Средний Восток, Африка), правительства региональных государств намерены до 2013 г. инвестировать в собственную инфраструктуру в совокупности 3,2 трлн долл., что составляет 12 % их совокупного ВВП за 2007 г. В том числе, Россия — 1,15 трлн долл. (около 0,18 млрд долл. США в год), что соотносимо с инвестиционными прогнозами стран Персидского залива.
Логично, что кризис внес коррективы в стратегические инвестиционные планы. В декабре 2008 г. (после секвестра российского федерального бюджета) объем запланированных инвестрасходов был сокращен почти наполовину — на 48,9 %, в том числе государственных вложений — на 41,1 % и частных —
почти втрое. Сокращение расходов в подобном объеме сделает указанные планы практически не осуществимыми. Из намеченных ранее 1, 1 трлн долл. плановых вложений в инфраструктуру до 2015 г. более 70 % отводилось на частные инвестиции и инициативы. По оценкам аналитиков инвестиционной группы «Ренессанс Капитал», по указанной причине в 2009 г. инвестрасходы на отечественную инфраструктуру могут сократиться на 20—25 % от плана, в 2010 г. — на 20—65 %. При этом 20—40 % плановых вложений могут быть продлены на неопределенный срок, а 10—50 % — так и останутся нереализованными.
В нынешних условиях ГКР предпринимает отчаянные попытки поиска успешных проектов, в основном — в сфере государственно-частного партнерства. Напомним, что в 2005—2008 гг. ее участие (частично в ранге ВЭБ) в аналоговых сделках было не слишком удачным. Приведем некоторые примеры.
1. Проект строительства хаба «Шереметьево-3». Изначальная стоимость проекта оценивалась в 0,4 млрд долл. США (2004 г.). Однако впоследствии выяснилось, что проект был оценен некорректно (учитывались лишь издержки по строительству терминала без объектов прилегающей инфраструктуры), объем затрат возрос до 0,6 млрд долл. (на 50 %). По условиям кредитного соглашения с Внешторгбанком РФ (ВТБ) и ВЭБ (кредиторы проекта — общий лимит принятого ими кредитного риска на начальном этапе реализации составил 0,48 млрд долл. США, или 80 % издержек), каждая последующая часть работ подлежала утверждению советом директоров одного из государственных инвесторов и участников проекта — ОАО «Аэрофлот — Российские авиалинии».
В результате длительности согласования «пос-тупенчатой» сметы и неоднократного переноса сроков ввода терминала в эксплуатацию (сдвинулись на два года) стоимость проекта возросла до 1 млрд долл., а подавляющую часть кредитных рисков (0,8 млрд долл., или 80 % издержек, с учетом переоценки проекта) вынуждена была принять ГКР в обмен на переоформление на себя залоговых прав первой очереди на строящийся комплекс (ранее он был в залоге первой очереди у ВТБ). Окупаемость проекта резко снизилась, но могла оказаться и отрицательной, если бы «Аэрофлот» с предварительного согласия ГКР не одобрил размера авиационных сборов, троекратно превышающего установленный ранее лимит, что обернулось существенным ростом цен на билеты авиакомпании.
Не слаженность действий участников проекта (что еще раз указывает на системную проблему рос-
сийских институтов развития, лишенных единого органа управления) привела не только к его существенному удорожанию и долговой нагрузке на федеральный бюджет (в данном случае через капитал ГКР), но и к почти несанкционированному вовлечению пассажиров авиакомпании в его финансирование;
2. Проект строительства в Красноярском крае целлюлозно-бумажного комбината (проект «Красноярский ЦБК», в информационных источниках его также называют «Нижнее Приангарье»). Создание транспортной инфраструктуры в зоне комплексного проекта освоения краевых ресурсов (в него входит, помимо потенциального ЦБК, существующая Богучанская ГЭС — ее строительство заморожено на неопределенный срок и прочие реальные и виртуальные объекты) надлежало оплатить за счет средств Инвестиционного фонда РФ. ГКР предлагалось профинансировать часть комплексного проекта, непосредственно относящуюся к строительству комбината и организации беспрепятственного доступа к огромным лесным массивам для последующей переработки древесины в крафт-целлюлозу и реализации продукции.
В ходе анализа кредитной заявки выяснилось, что ТЭО строительства ЦБК и прочие нюансы проекта были проработаны весьма слабо:
а) в смету не были включены расходы:
— на выведение земель из сельхозназначения с их передачей в долгосрочную аренду оператору (до этого участки были раздроблены по местным хозяйствам);
— на подготовку краевых ресурсов для их последующего освоения и переработки (вырубка леса, его доставка на площадку, воспроизводство новых сортов);
— на подготовку промышленной площадки к строительству ЦБК с учетом необходимости подведения к ней основных коммуникаций, дорожных и железнодорожных путей, развилок;
— на создание системы энергообеспечения региона (строительство двух электростанций);
— на обеспечение проекта трудовыми кадрами (создание в зоне проекта поселка городского типа, включая жилищные объекты, объекты торгового обслуживания, транспортное сообщение, детские сады, больницы, школы, прочие объекты);
б) маркетинг проекта также был оценен весьма приблизительно: около 80 % производимой на ЦБК продукции предполагалось реализовать за рубежом, что неизбежно привело бы к конкуренции с аналогичной продукцией, поставляемой из Латинской Америки и Южной Азии, более предпочтительной по качеству;
в) штат оператора проекта и заемщика — ООО «Краслесинвест» на момент рассмотрения кредитной заявки состоял всего из нескольких человек (включая директора), не имевших опыта управления сделками такого рода и масштаба;
г) правовое и финансовое регулирование проекта строительства ЦБК обеспечивалось инвестиционным соглашением между администрацией Красноярского края, ОАО «Русал» (его интересы распространялись в основном на строительство/модернизацию Богучанской ГЭС) и ОАО «РусГидро». Сумма соглашения составила 42 млрд руб. (она была расшифрована весьма укрупненно и вряд ли корректно рассчитана, учитывая выявленные недостатки сметы). Соглашение не содержало перечня прямых обязательств, вытекающих из предмета договора, сроков их исполнения со стороны каждого из участников и схемы (порядка) их взаимодействия в процессе финансирования. По сути, оно представляло собой договор о намерениях без четких перспектив его реализации.
Принимая во внимание участие в комплексном проекте Инвестиционного фонда РФ, ГКР выделило ООО «Краслесинвест» бридж-кредит в сумме 1 млрд руб. на подготовку необходимой для строительства ЦБК документации и на уточнение технической, стоимостной и маркетинговой частей проекта. По имеющимся данным, впоследствии ОАО «Русал» и ОАО «РусГидро» вышли из проекта; его дальнейшая судьба, как, впрочем, и перспективы всего комплексного регионального проекта, неизвестна.
Конечно, в рассмотренный период у корпорации наблюдались и удачные проекты, но более относимые к частным инициативам: строительство логистического комплекса транспортировки пищевых грузов, реализуемое группой компаний «Мираторг» (сокредитором проекта выступила Международная финансовая корпорация), или строительство завода по производству бутылочной упаковки «Алексинское стекло», инициированное группой частных инвесторов — физических лиц (впоследствии они перевели проект на обслуживание в другой банк из-за невыгодных, на их взгляд, условий кредитования со стороны корпорации). В то же время опыт государственно-частного партнерства по крупным проектам у ГКР пока остается слишком зауженным.
Среди новейших сделок ГКР отмечается проект реконструкции и управления аэропортом «Пулково» (Санкт-Петербург). Право концессионера выиграли консорциум «Воздушные ворота северной столицы» (ВСС), созданный Внешторгбанком, «Fraport» (оператор аэропорта Франкфурта-на-
Майне и управляющий десятком хабов в Европе) и греческая компания «Copelouzos Group». Срок ввода объекта в эксплуатацию — 2013 г. В 2007 г. по президентскому указу аэропорт перешел в собственность Санк-Петербурга.
После предварительного отсева в финальной стадии конкурса (кроме ВСС) остались ООО «Пет-ропорт-концессия» (представленный УК «Лидер», «Газпромбанком» и «Vienna Airport Group») и ООО «Невский аэропорт» (за которым просматривались структуры холдинга «Базовый элемент» и сингапурский аэропорт «Changhi»). ВСС набрал 78 баллов, остальные соискатели: 53 и 46,5 баллов соответственно. Особо подчеркивалось, что причиной присуждения ВСС статуса победителя стали предложенные им привлекательные условия ежегодных отчислений в городскую казну (11,5 % с оборота аэропорта или более 1 млрд руб. в год) помимо соответствующих налоговых отчислений.
Стоимость проекта оценивается в 1 млрд евро, источниками его финансирования станут:
— кредиты Мирового банка, Citigroup и ЕБРР в общем объеме кредитной массы до 400 млн евро;
— кредит ГКР — до 10 млрд руб.;
— предположительные инвестиции ВСС — 300 млн евро и более, в зависимости от возможного снижения объема кредитной массы в рамках установленных банками-участниками лимитов.
На бумаге все выглядит чрезвычайно привлекательно: определенный (но весьма осторожный, о чем свидетельствует верхняя граница установленных лимитов с возможностью снижения объемов реального финансирования по мере завершения работы над проектом) интерес к проекту со стороны международных организаций и частных банков, устраивающий участников сделки механизм разделения рисков, крупные поступления в городской бюджет. Однако успешность инвестиционной стадии проекта с уверенностью можно будет констатировать только после подписания ВСС концессионного соглашения и обнародования этого документа (или его основных положений) для публичных оценок.
Одновременно ГКР продолжает принимать меры по улучшению организационных и методологических основ партнерских отношений с частными компаниями. В 2008 г. корпорацией был подготовлен документ, определяющий подходы к разработке программ развития социальной инфраструктуры, финансирование которых может осуществляться с ее участием; проводились консультации по 34 проектам ГЧП. На основе данных консультаций был сформирован проект концепции создания и
организации деятельности региональных центров партнерств.
Безусловно, деятельность ГКР нельзя рассматривать вне контекста институциональных и правовых преобразований, происходящих в российской экономике. Можно с высокой долей уверенности утверждать, что они в своем нынешнем формате не способствуют повышению эффективности деятельности госкорпораций в целом и ГКР — в частности, и вынуждают делать основную ставку на административный ресурс. Хватит ли руководству ГКР смелости для претворения более-менее взвешенной инвестиционной политики, направленной, в первую очередь, на установление прямых и опосредованных взаимосвязей между отраслями, регионами, частными компаниями разных форм собственности и форматов деятельности, или же она ограничится исключительным и буквальным исполнением ведомственных решений, так и оставшись (как ранее ВЭБ) негибким и весьма низкопрозрачным инструментом государственного регулирования, — это вопрос сложный.
В настоящее время велики предпосылки второго сценария развития событий, в чем не вина, а скорее беда корпорации.
По мнению авторов, для того чтобы этого не случилось, в первую очередь необходимо:
— принять федеральный закон о государственно-частном партнерстве в Российской Федерации, прописав в нем, что основным предметом являются инвестиционные проекты, а основным приоритетом деятельности участников станут инвестиции в реальный сектор экономики. Механизм распределения рисков совершенно определенно должен включать в себя (как предварительное условие для привлечения инвесторов) начальные вложения государства (в частности, на выделение и оборудование промышленных площадей, подготовку бизнес-документации, правовые и административные гарантии по отдельным рискам, в частности — мобильное получение разрешений на строительство, согласование архитектурных и технических решений в соответствующих органах), минимальный срок управления объектом (от пятнадцати лет и выше), страхование объекта владельцем (собственником), гибкую политику тарифообразования при гарантировании минимального уровня денежных поступлений для частного оператора (инвестора). Это позволит на федеральном уровне легализовать государственно-частное партнерство, сделать его одним из основных правовых механизмов государственного регулирования рыночной экономики, придать ему общеполитический статус;
— в данном законе перечислить магистральных (ответственных) исполнителей по развитию наиболее проблемных отраслей. В случае если по отдельным отраслям будет сложно выявить такого исполнителя (в силу невыраженного формата (границ) отрасли или отсутствия прозрачной, конкурентной (институциональной) среды), необходимо организовать предварительный тендер (конкурс), победитель которого получает приоритетное право на государственный заказ и концессионный контракт в сфере реализации отраслевых проектов;
—увязать положения закона с другими федеральными профильными законами («Об иностранных инвестициях», «Об инвестиционной деятельности, осуществляемой в форме капитальных вложений», «О концессионных соглашениях», прочими);
— разработать универсальную и, желательно, простую в применении методологическую базу оценки инвестиционных проектов, реализуемых в рамках государственно-частных партнерств, а также утвердить (ввести) базовый алгоритм оценки (расчета) основных факторов риска по таким проектам, возможно, ранжируемых в зависимости от отраслевого и/или регионального устройства проекта;
— создать в ведущих центральных и региональных финансово-экономических учебных заведениях кафедры (советы) государственно-частных партнерств под руководством ГКР, которые (на основании разработанной методологической базы и компьютерных программ по оценке эффективности и рисков таких проектов) проводили бы предварительный анализ проектов и отбор наиболее качественных из них для дальнейшего проследования в ГКР. Расходы по созданию, комплектации и обеспечению текущей деятельности указанных кафедр (советов) могут быть частично профинансированы ГКР, а частично — профильным вузом. В то же время указание об их создании должно содержаться в законе, положения которого следует увязать с законодательством об образовательной деятельности. Этим кафедрам (советам) совместно с ГКР надлежит также участвовать в подготовке ежегодных исследований международной практики по реализации государственно-частных партнерств и крупных инвестиционных проектов в государствах, испытывающих аналогичное с Россией количество и качество проблем (Индия, Китай, ОАЭ, Саудовская Аравия, Бразилия, Аргентина), и публиковывать их результаты на тематическом сайте институтов.
Без принятия указанных комплексных мер эффективность деятельности ГКР, равно как и других государственных корпораций, в сфере реализации крупных инвестиционных проектов и партнерств с частным бизнесом будет минимальной, если не отрицательной.
Следует также иметь в виду, что любой вид государственно-частного партнерства — это регионально-отраслевой инвестиционный кластер (или инкубатор). И без комплексной и гибкой государственной помощи этот кластер обречен на вымирание (выхолащивание). Очень хотелось, чтобы в условиях нынешней российской экономики государственно-частное партнерство не превратилось в инструмент исключительно административного регулирования, не считающийся ни с чем и ни с кем, кроме как с необходимостью буквального претворения в жизнь политических решений, слабо связанных с реальными нуждами экономики и с интересами общества.
Список литературы
1. Баринов А. Э, Белая О. В. О роли банков развития в формате усиливающейся интеграции мировой экономики // Финансы и кредит. 2008. № 11, 12.
2. Годовой отчет Внешэкономбанка. 2008. URL: http://dom.bankir.ru/showthread. php?t=31471.
3. Исследование о перспективах инфраструктурных проектов региона ЕЕМЕА на 2008—2013 гг. Credit Suisse. 2007. EUROMONEY.
4. Меморандум о финансовой политике ГК «Банк развития и внешнеэкономической деятельности»: утвержден распоряжением Правительства РФ от 27.07.2007 № 1007-р.
5. О банке развития: Федеральный закон от 17.05.2007 № 82-ФЗ.
6. О внесении дополнения в Федеральный закон «О некоммерческих организациях»: Федеральный закон от 08.07.1999 № 140-ФЗ.
7. О дополнительных мерах по поддержке финансовой системы Российской Федерации: Федеральный закон от 13.10.2008 № 173-Ф3.
8. О концессионных соглашениях: Федеральный закон от 21.07.2005 № 115-ФЗ.
9. Положение об Инвестиционном фонде Российской Федерации: утверждено постановлением Правительства РФ от 23.11.2005 № 694.
