CC BY
185
Руденко К.А., Чижевский A.A. Раскопки Мурзихииского могильника // Археологические открытия Урала и Поволжья. Йошкар-Ола, 1994. С. 119-121.
Тишкин A.A., Горбунова Т.Г. Методика изучения снаряжения верхового коня эпохи раннего железа и средневековья: Учеб.-метод, пособие. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2004. 126 с.: ил.
Халиков А.Х. Волго-Камье в начале эпохи раннего железа (VIII-VI вв. до н.э.). М.: Наука, 1977. 263 с.: ил.
Ф. Мец
Естественно-историческое общество, Нюрнберг (Германия)
О ЗОЛОТОМ ПРЕДМЕТЕ ИЗ КУРГАНА ПЕРЕДЕРИЕВА МОГИЛА
Одной из интересных находок, сделанных в скифологии за последние десятилетия, является золотой предмет полуяйцевидной формы, обнаруженный в кургане IV в. до н.э. Передериева Могила в Восточном Приазовье. Предмет изготовлен из массивного золотого листа, не имеет дна. На его поверхности изображена группа сражающихся воинов, имеющих типичные для скифов внешний облик, одежду и вооружение. На вершине располагается розетка с отверстием диаметром около 1 см. Высота изделия составляет почти 17 см, диаметр основания - около 18 см. Изображенные персонажи (высотой до 15 см ) - самые крупные из известных до сих пор на предметах греко-скифской торевтики. Предмет из Передериевой Могилы уникален, обстоятельства находки (в насыпи кургана) не проливают свет на его функции, поэтому назначение его остается неясным (рис. 1; фото 5 на вклейке). С. Легранд (1988) включил его в ряд из 19 предметов, объединенных по принципу сходства конфигурации и материала. Они имеют более или менее усеченную конусовидную форму (иногда ближе к яйцевидной, иногда в виде колокольчика), на вершине отверстие диаметром 0,7-1 см, у всех - круглое основание. Почти все изготовлены из золота. Однако ряд этот достаточно четко распадается по форме изделий на три группы (яйцевидные, колоколовидные и в виде усеченного конуса), каждая из которых к тому же имеет отличные от других хронологию и ареал распространения. Это предполагает, что предметы каждой группы имели собственное предназначение и, отличные от других, специфические функции.
По форме предмет из Передериевой Могилы сближается с находками из Ставропольского клада, Курджипского кургана и кургана Ак-Бурун, среди которых ближе всего ему предмет из Ак-Буруна - ажурное изделие, украшенное растительным орнаментом. Только эти два предмета имеют совершенно округлую форму; остальные - более или менее усеченную, конусовидную. Кроме того, Передериева Могила - единственный случай, когда такого рода предмет найден в одном экземпляре; в остальных случаях - по три. Существует несколько гипотез относительно их назначения, однако можно согласиться с С. Леграндом, что это были, скорее всего, ритуальные атрибуты, использовавшиеся при совершении каких-то культовых действий. Против других предположений (головной убор, украшения горитов и колчанов, кисти, подвешивавшиеся к шее лошади) им были приведены достаточно серьезные контраргументы.
В дошедших до нас письменных источниках данных о подобных изделиях как будто бы нет, поэтому при попытках объяснения их функций можно опираться только на форму, размеры, декор и обстоятельства находки. Из предметов, близких по форме изделию из Передериевой Могилы, три (неорнаментированные) были найдены в составе Ставропольского клада, три, гораздо меньшего размера, происходящие из Курджипского кургана, обнаружены вне комплекса и три - из кургана Ак-Бурун, в том числе ажурный шлемовидный предмет с растительным орнаментом, находились в погребальной камере. Конструкция камеры и погребальный обряд (трупосожже-ние) несут несомненные следы греческого влияния, но инвентарь типично скифский. В Передериевой Могиле предмет был обнаружен в насыпи, но, хотя курган был ограблен, трудно предположить, как заметил С. Легранд, что грабители выбросили такую вещь. Разные обстоятельства находок, таким образом, допускают и разные варианты применения изделий и внутри выделенной группы. Так, различного размера и формы ажурные золотые пластины часто использовались (в том числе и в скифском мире) как накладки на сосуды из органического материала (см., например: The Golden Deer..., 2000, fig. 54-57, 63, 64; Gold aus Kiew, 1993, Kat.-Nr 26, 27; Antiker..., 2001, Kat.- Nr. 28). Но если такую функцию можно в принципе допустить для предмета из Ак-Буруна (хотя сосудов такой формы у скифов вроде бы и не известно), то для предметов из Передериевой Могилы и Курджипса это невозможно. Последние, значительно разнясь между собой в размерах, сближаются не только формой, но и наличием какого-то сюжетного изображения с участием скифских воинов. Такой декор допускает единственно возможный вариант размещения этих предметов в пространстве: строго вертикальное, отверстием вверх. А полая, полуяйцевидная форма (по существу -втулка или колпачок) предполагает их расположение на каких-то вертикальных шестах, столбах, древках, т.е. они могли быть использованы как своеобразные навершия. Отличаясь от наверший в привычном представлении размером, материалом изготовления, отсутствием скульптурного оформления, они тем не менее соответствуют ряду критериев, выделенных для их определения Е.В. Переводчиковой и Д.С. Раевским (1981). Это, в частности, возможность укрепления на вертикальных древках; употребление их в погребальном или ином ритуале; украшение мифологическими сценами. Относительно последнего критерия можно отметить следующее. На золотом изделии из Курджипса изображены два стоящих воина в скифской одежде, держащиеся за древко копья или дротика. У левого воина в руке меч, у правого - большая отрубленная голова, возможно, с серьгой в ухе (Булава Л.А., 1987, рис. 2.-А). Изображения отрубленных голов достаточно широко распространены в искусстве Евразии I тыс. до н.э. - начала I н.э. Обычно они рассматриваются как иллюстрации существовавшего в этот период в воинской среде обычая сохранять голову или скальп поверженного врага в качестве трофея. У скифов же этот мотив встречается в контексте, мифологичность которого сомнений не вызывает, например, на серебряном ритоне из Карагодеуашха (Блаватский В.Д., 1974), на золотых бляшках из Куль-Обы и пр. (Ильинская В.А., 1978). Мифологично, очевидно, и курджипское изображение. О том, что это не обычный повествовательный сюжет, а имеющий отношение к сакральному, говорит направленное наконечником вниз копье, за которое держатся персонажи. Считается, что подобная ориентация оружия говорит о связи сюжета с потусторонним миром (Савостина Е.А., 1983).
Б
Рис. 1. Золотой предмет из кургана Передериева Могила.
(А - по: Jahrbuch..., 1995; Б- по: Schiltz, 1994 ). Без масштаба
В
Рис. 2. Возможные параллели сюжету изображения на предмете из Передериевой Могилы: А - прорисовка изображения на «колпачке» из Курджипса (по: Булава, 1987); Б - пластина из коллекции Романовича (по: Ильинская, 1978); В - пластина из Сахновки (по: Онайко, 1984). Без масштаба
Предмет из Передериевой Могилы изготовлен из массивного золота, и уже одно это подчеркивает его сакральный характер и подразумевает миф о логичность изображенных на нем сцен. Прямых аналогий этим сценам среди произведений грекоскифского искусства неизвестно. Зритель видит последовательное развитие сюжета, в котором участвуют три персонажа в богато отделанной скифской одежде. Один из персонажей, подчеркнуто пожилого возраста, с длинными волосами, усами и бородой, вооруженный акинаком, изображен в противостоянии двум молодым, безбородым воинам, один из которых упал на колени. В первой (?) сцене бородатый персонаж левой рукой как бы отстраняет щит, который второй молодой персонаж держит над припавшим к земле; в правой сжимает акинак. Стоящий молодой персонаж занес над головой копье, направленное в «старика»; тот, который на коленях, пытается вытянуть свой акинак из ножен. Во второй (?) сцене «старик» также сжимает в правой руке акинак, левой же держит коленопреклоненного за волосы. Последний своей правой рукой пытается отвести руку «старика», за левую руку в области запястья его держит стоящий молодой персонаж с занесенным над головой копьем. В первом случае на торсе «старика» изображен какой-то предмет в виде двойного кольца, лежащий на его правом плече и пропущенный под левую руку. В другой сцене его нет. Трудно судить о назначении этой детали экипировки (предмет одежды - ?; веревка - ?; аркан - ?), но акцентирование ее выглядит не случайным.
Изобразительный сюжет предмета из Передериевой Могилы уникален, но некоторые точки соприкосновения его с сюжетами изображений на других произведениях греко-скифской торевтики, возможно, все-таки есть. Во второй (?) сцене на предмете показан «старик», схвативший коленопреклоненного противника за волосы. Подобная сцена - победитель, удерживающий стоящего на коленях противника за волосы и занесший оружие для последнего удара, была достаточно широко распространена в искусстве Древнего мира. Так изображались египетские фараоны начиная с Нармера (Schätze..., 2005, s. 26, 35; James Т. G. H., 2002, s. 61), эта иконографическая схема представлена в вазописи, скульптуре и торевтике античной Эллады (Arias P.E., Hirmer М., 1960, bd. 20; Schefold K., Jung F., 1988, №229, 230, 333; 1989, №146, 207, 249, 257, 258; Leskov A., 1990, taf. 194; Mythen..., 1997, №39; Andreae B., 2001, taf. 98-102, 106-119; Fornasier J., 2007, s. 69, abb. 35), бытует она в искусстве этрусков (Cristofani М., 2006, s. 66-67, 165) и Древнего Рима (Krämer W., 1967, taf. З, 4; Pompeji..., 2005, s. 366). В Северном Причерноморье мы видим ее на фрагментах известнякового рельефа из Тамани с изображением сражения между варварами, датируемого IV—III вв. до н.э. (Античная..., 1987, №124). Известны подобные сцены и в искусстве скифов. В многофигурной композиции на серебряной обкладке горита из Солохи показан среди прочих, по-видимому, молодой скиф, держащий в правой руке акинак, левой же схвативший за волосы и стаскивающий с коня (показанного подчеркнуто гротескно) пожилого, который пытается вытянуть свой акинак из ножен (Artamonow М., 1970, №160-161). На золотой ажурной пластине из коллекции Романовича, в левой ее части, изображен безбородый (если только борода не закрыта нащечниками шлема) скиф в панцирном доспехе. В правой руке он держит занесенный для удара меч, левой схватил за волосы, скорее всего, раненого противника, припавшего на правое колено и опирающегося на землю правой рукой. Последний бородат, на нем также панцирный доспех, и вооружен он луком. В правой части пластины показан лежащий обезглавленный труп
в скифском костюме, за ним, на заднем плане, - воздвигнутый трофей. Справа от трупа - идущий скиф без доспехов, уносящий отрубленную голову, насадив ее на меч или дротик, и поддерживающий ее правой рукой (Ильинская В.А., 1978, рис. 2.-Б).
Еще один случай связан с золотой пластиной из Сахновки. Многофигурная композиция на этой пластине состоит из ряда взаимосвязанных сцен, среди которых выделяются известные по другим произведениям торевтики сцена предстояния скифа с ритоном в руке перед сидящей на троне богиней с зеркалом и сцена, иллюстрирующая обряд вступления в побратимство. В целом сюжет трактуется как гадание на удачное царство, сопровождающееся жертвоприношениями и возлияниями (Онайко H.A., 1984, рис. 2.-В). Крайняя слева сцена изображает двух персонажей, перед которыми находится баранья голова (иногда в ней видят подготовку к жертвоприношению барана). Однако в данном случае правильнее говорить о человеческом жертвоприношении. Оба крайних персонажа показаны коленопреклоненными (это, вероятно, вызвано требованиями исокефалии), а самый левый к тому же обнаженным до пояса и со связанными сзади руками; находящийся за ним бородатый скиф левой рукой держит направленный на переднего акинак, правой же держит его за волосы.
Сакральный характер предметов, на которых есть изображение данной сцены, бесспорен. Кроме того, пластины из Сахновки и коллекции Романовича считаются украшением головного убора, и эта связь сюжета с головой (т.е. с верхом) также не противоречит возможности использования предмета из Передериевой Могилы в качестве навершия.
Как уже отмечалось, на пластине из коллекции Романовича изображены две сцены, и если их рассматривать как последовательное развитие одного сюжета, то у поверженного противника, которого соперник схватил за волосы, отрубалась голова. (Интересно, что и на оборотной стороне палетки Нармера также видны обезглавленные трупы; отрубленные головы есть и на рельефе из Тамани). Но если это так, то на предметах из Передериевой Могилы и Курджипса (где показан держащий отрубленную голову воин) воплощены разные этапы развития одного сюжета и тогда они могли быть атрибутами одного и того же ритуала.
Любопытно отметить, что во всех случаях воин, схвативший соперника за волосы, вооружен только акинаком (способным обезглавить), и у него нет лука и стрел, этой скифской «визитной карточки», хотя соседние персонажи имеют лук или горит. Вряд ли это случайно. Не исключено, что это могло быть связано с широко распространенным в скифской среде культом оружия, одним из самых ярких проявлений которого было почитание меча (особенно железного, как обладавшего большей магической силой) и через него - с культом героев и вождей (Бессонова С.С., 1984).
И это направление поиска возможной интерпретации сцен на предмете из Передериевой Могилы может оказаться достаточно перспективным. Учитывая, что он изготовлен из массивного золота, а курган, где он найден, отнюдь не относится к разряду рядовых, можно допустить, что сюжет изображений на нем каким-то образом связан с идеей происхождения царской власти, аналогично ряду широко известных произведений греко-скифского искусства. И в этом случае в тех, кто на нем изображен, можно видеть сыновей прародителя скифов Геракла-Таргитая. Но в отличие от куль-обско-го, воронежского или гаймановского сосудов и аттической чернофигурной амфоры, где обыгрываются моменты записанного Геродотом мифа, связанные с прохождением ими испытания на царство (натягивание тетивы на лук Геракла) и передачей символа
царской власти (того же лука) младшему из братьев, Колаксаю (см.: Раевский Д.С., 1977; Алексеев А.Ю., 1981), на рассматриваемом предмете мог иллюстрироваться другой вариант мифа о происхождении царской власти у скифов, в котором присутствует мотив борьбы между братьями и убийства младшего брата старшим.
В данном контексте очень интересны соображения, высказанные болгарским исследователем И. Маразовым при анализе изображений на куль-обском сосуде. Он пришел к выводу, что эти изображения не просто иллюстрируют тот самый записанный Геродотом миф, но и подают его на разных уровнях: антропогоническом (появление первочеловека Геракла-Таргитая ), социогоническом (трое сыновей Таргитая - Липок-сай, Арпоксай и Колаксай - представители разных социальных функций скифского общества) и собственно региогоническом (выбор царя из среды связанных с определенными функциями братьев, который должен объединить это общество). Тексты индоевропейских мифологических традиций показывают, что социальная структура различных коллективов очень часто иерархически осмысливается в частях человеческого тела (которое является аллоформом космоса): голова отмечает жреческую функцию, грудь и руки - военную, гениталии и ноги - хозяйственно-экономическую. Это означает, что каждый из сыновей Таргитая, сохраняя свой целостный антропоморфный образ, должен воплощать соответствующую его социально-идеологической позиции часть тела: жрец - голову, воин - грудь и руки, земледелец (=скотовод) - ноги. При неудаче в испытании на царство жрец получает ранение в голову, земледелец - в ногу, поскольку они являются «головой» и «ногами» социального организма. А выиграть соревнование по натягиванию тетивы, требующее силы и ловкости рук, мог только воин, поскольку именно он является «руками» общества. Воином был младший брат, и именно он становится царем, объединяющим и олицетворяющим все слои скифского социума. Таким образом, тело царя символизирует все социоидеологические функции скифского общества, а его здоровье ассоциируется со стабильным существованием этого общества.
Согласно мифологическому мышлению, чтобы стать царем, претендент должен быть подвергнут испытанию (т.е. пройти ритуальную смерть). И будущий царь Колаксай, следовательно, также должен пройти через это. Но именно благодаря смерти или жертвоприношению первого царя (Пурушамедха) или коня (Ашвамедха) создаются условия для возникновения космоса (в том числе и социального). И очень показательно, что в скифской мифологии существовал также и тот вариант региогонии, в котором присутствовал мотив борьбы между братьями и убийства младшего брата старшим. Отголоски этого мифа дошли до нас в передаче Валерия Флакка (см.: Маразов П., 1988).
Анализ этого пассажа Валерия Флакка показывает, что убийству младшего брата предшествовала смерть его коня. Иллюстрацией этого мифа, возможно, является знаменитый золотой гребень из кургана Солоха с изображением стычки трех скифов - всадника и двух пеших, под одним из которых убита лошадь (Раевский Д.С., 1977, с. 117).
Однако иллюстрацией этого же мифа, возможно, являются и изображения на предмете из Передериевой Могилы. Если три показанных на нем персонажа по суту три брата - сыновья Таргитая, то вполне понятна их подчеркнутая возрастная оппозиция. В этом случае в стоящем на коленях логично видеть младшего из братьев, Ко-лаксая, - победителя в испытании на царство и, следовательно, олицетворения всего скифского общества. И поза его может служить указанием на кризисное состояние
этого общества, о чем писал И. Маразов. Коленопреклоненное положение говорит о том, что исключены из активной жизни «ноги» социума (=скотоводы и земледельцы ). В одной из сцен пожилой персонаж как бы отстраняет от коленопреклоненного щит, а в другой сцене последний уже не сжимает акинак, а пытается одной рукой оказать сопротивление пожилому; за другую руку его держит третий. Это означает «выключенное» состояние «груди» и «рук» общества (=воины). О роли волос, как вместилища жизненной силы человека, написано достаточно много (см., например: van den Boom H., 2001). И, удерживая стоящего на коленях за волосы, пожилой персонаж не только лишает подвижности голову жертвы (=«выключению» жрецов), но и лишает жизненной силы все тело, весь организм. Налицо картина полного кризиса, вывести из которого скифское общество может лишь прошедший ритуальную смерть царь. Этот ритуал, таким образом, не только структурирует социум, но и легитимизирует царскую власть. Поэтому пожилой персонаж, совершающий акт жертвоприношения, должен быть жрецом. В связи с этим стоит обратить внимание еще на один момент. Рассматривая сцены лечения травм на куль-обском сосуде, И. Маразов, следуя за Б. Линкольном, говорит о том, что врачевание у индоевропейцев - одна из форм проявления космогонии и антропогонии, а следовательно, социогонии и региогонии. Кроме того, существует связь между разными способами лечения и трехчастной идеологией индоевропейцев. Для представителей жреческой функции характерно лечение заговорами, для воинов - хирургией, для земледельцев и скотоводов - лечебными травами. И «жрец» на куль-обской чаше получил ранение именно в область рта; пострадал орган, которым он сам бы исцелял. Логично предположить, что и жертвоприношение, символизирующее деструктуризацию общества, и последующее восстановление космического порядка, будет проведено жрецом путем обезглавливания. И, таким образом, в позах и действиях персонажей, изображенных на предмете из Передериевой Могилы, может быть закодирована информация о ритуальном жертвоприношении Ко-лаксая, как акта, завершающего процесс региогонии скифского общества.
Автором уже высказывалась мысль о том, что в античном искусстве своеобразные сцены-«клише» с изображением варваров (варвар, натягивающий тетиву на лук; пожилой варвар, передающий лук молодому; варвар, проверяющий на глаз прямизну стрелы) изначально могли иметь определенный мифологический подтекст (Metz F., 2007; Мец Ф., 2007). Если это так и если приведенные выше соображения содержат какое-то рациональное зерно, то не исключено, что и на других престижных золотых изделиях, найденных в Северном Причерноморье, где есть сцены убийства коленопреклоненной жертвы или отрубленной головы в руках держащих копье персонажей, мы имеем дело с иллюстрацией одного из вариантов скифского региогонического мифа.
К числу таких изделий относятся и пластины из Сахновки и коллекции Романовича, служившие, по всей видимости, налобными украшенияти типа диадем. Ношение их, как известно, строго регламентировалось и было доступно лишь лицам самого высокого социального ранга. И сюжет, удостоверяющий легитимность власти владельца, которая восходит к первому царю, при их украшении вполне уместен. На пластине из коллекции Романовича может быть показан сам акт жертвоприношения и отрубленная голова, как свидетельство совершенности этого акта. Интересно, что в поднятой левой руке коленопреклоненного персонажа зажат лук. Оружие, совершенно бесполезное в данной ситуации, может служить указанием на личность победителя в царском испытании.
Удачно, как представляется, вписывается подобное толкование сцены жертвоприношения и в композицию декора пластины из Сахновки. Если сцены ее центральной и правой части показывают бракосочетание царя и богини (либо гадание на удачное царство) с возлияниями и музыкальным сопровождением, то логично считать, что начало композиции - сцена, удостоверяющая законность притязаний на царскую власть. В этой сцене обращает на себя внимание то, что приносимый в жертву обнажен до пояса и у него связаны сзади руки, т.е. мы, возможно, опять сталкиваемся с выраженной через «телесный» код картиной кризиса скифского общества. Не совсем понятно, правда, включение в композицию сцены побратимства, однако есть мнение, что в IV в. до н.э. (время изготовления пластины) этот обычай приобрел специфически аристократический, дружинный характер (см.: Хазанов А.М., 1972).
Что же касается предмета из Курджипса, то и на нем мог быть отражен тот же самый сюжет, но уже в виде конечного результата.
Предложенной трактовке изображений на находке из Передериевой Могилы соответствует и ее форма. Царь символизирует собой, помимо всего прочего, и идею плодородия в самом широком смысле, а наиболее характерным атрибутом культа плодородия всегда было изображение фаллоса. Но вертикально стоящие объекты с водруженными на них полуяйцевидной формы предметами, вроде изделий из Передериевой Могилы или Курджипса, приобретают ярко выраженный фаллический облик и по своему культовому значению могут быть сопоставлены со стоящими на пьедесталах каменными фаллосами в святилищах Диониса (см.: 100.000 Jahre..., 2003/2004, s. 22). Показательно и то, что в древности была известна практика увенчивания фаллических по характеру объектов изделиями из блестящего металла. Так, верхняя часть обелисков (пирамидионы), стоявших в египетских храмах, покрывалась золотом или медью (Die unsterblichen..., 2000, s. 10), золотую оправу в виде того же колпачка имели и так называемые оселки-амулеты, неоднократно зафиксированные в «царских» курганах скифов (Грязнов М.П., 1961; Раевский Д.С., 1983). Известно, наконец, и собственно навершие -бронзовый фаллос, найденное в Западной Сибири (Матющенко В.И., 1973 ) и отлитое, скорее всего, в эпоху раннего железа. Эти данные также могут служить косвенными аргументами в пользу аналогичного использования рассматриваемого объекта.
Изделие из Передериевой Могилы было обнаружено в насыпи кургана, что подразумевает использование его в каком-то обряде уже после совершения похорон. И если это все-таки навершие, то мы имеем воздвигнутый на могиле лица явно высокого социального ранга фаллической формы монумент, связанный, возможно, и с культом оружия (меча). А если добавить к этому, что близкие по форме артефакты из Курджипса и Ставропольского клада были найдены вместе с золотой гривной, этим символом власти и богатства, то функции этого фаллического монумента можно сопоставить с функциями каменных изваяний. К числу их наиболее характерных атрибутов относятся акинак и гривна, а для них самих типичен ярко выраженный фалломорфизм. Считается, что каменные изваяния воздвигались по случаю смерти царя, которая воспринималась как падение связывавшего все зоны мироздания Мирового Дерева, временное торжество хаоса над космосом. Восстановление мирового порядка достигалось путем проведения обряда установления этого Мирового Дерева или его символа. Одним из таких символов и было каменное изваяние. В нем видели воплощение умершего царя и в то же время земное воплощение Таргитая, мифологического предка скифских царей (Раевский Д.С., 1983).
Одной из функций царской власти и, следовательно, царя было посредничество между миром богов и земным миром. Помимо Мирового Дерева связующим элементом между мирами выступала и Мировая Гора. Интересно, что такие ее символы, как омфа-лос (пуп Земли) эллинов и этрусков или Гебел Баркал, местообитание бога Аммона у набатеев, а в ряде случаев и алтари в вазописи тех же эллинов изображались в виде предмета полуяйцевидной формы (Die griechischen..., 1975, №12; Cristofani М., 2006, s. 126; Sudan..., 1996, Kat. 288; Aktseli D., 1996, s. 18-19, taf. 8.-3). Аналогичная символика могла быть закодирована и в форме рассматриваемого предмета*. Но попутно с ролью связующего звена между мирами объект фаллической формы мог иметь и другие функции. Широкий спектр данных этнографии, а также этологии высших обезьян говорят о том, что демонстрация мощного фаллоса не только акцентирует высокий социальный статус его владельца, но и является показателем физической мощи, призванной отпугнуть любого соперника. И в данном случае такой объект мог играть роль апотропея, охранителя могилы (см.: Joachim H.-E., 1974; Kimmig W., 1987, s. 291-292; Лихт Г., 2003, с. 181).
Разумеется, в настоящее время делать окончательные выводы о функциях и назначении загадочного золотого изделия из кургана Передериева Могила рано. Однако есть основания допускать, что этот несомненно ритуальный объект (и подобный ему из Курджипского кургана - ?) мог служить в качестве одной из разновидностей наверший и использоваться во время царских похорон, в ритуалах, направленных на восстановление Мирового порядка, утраченного после смерти правителя. Их смысл и содержание могли быть сходными с ритуалами установления каменных изваяний. В декоре же этого изделия, возможно, содержалась в закодированном виде информация, подтверждающая законность притязаний погребенного на верховную власть.
Библиографический список
Алексеев А.Ю. Сцена вручения лука на аттической амфоре VI в. до н.э. // Сообщения Государственного Эрмитажа. Л.: Искусство, 1981. Вып. XLVI. С. 41-43.
Античная скульптура из собрания Государственного музея изобразительных искусств имени A.C. Пушкина. М.: Изобразительное искусство, 1987. 231 с.
Бессонова С.С. О культе оружия у скифов // Вооружение скифов и сарматов. Киев: Наукова думка, 1984. С. 3-21.
Блаватский В.Д. Сцена инвеституры на карагодеуашхском ритоне // Советская археология. 1974. №1. С. 38-44.
Булава JI.A. К атрибуции золотого колпачка из Курджипского кургана // Советская археология. 1987 №1. С. 254-257.
Грязнов М.П. Так называемые оселки скифо-сарматского времени // Исследования по археологии СССР. JI.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1961. С. 139-144.
Ильинская В .А. Золотая пластина с изображением скифов из коллекции Романовича //Советская археология. 1978. №3. С. 90-100.
Легранд С. Загадочный золотой предмет из кургана Передериева Могила // Российская археология. 1998. №4. С. 89-92.
Лихт Г. Сексуальная жизнь в Древней Греции. М.: ЗАО Центрполиграф, 2003. 430 с.
Маразов И. К толкованию изображения на арибалле из кургана Куль-Оба // Вестник древней истории. 1988. №4. С. 103-109.
Матющенко В.И. Некоторые новые материалы по самусьской культуре // Проблемы археологии Урала и Сибири. М.: Наука, 1973. С. 191-199.
* Есть данные, что на вершине дельфийского омфалоса находился бронзовый орел. Не объясняет ли это наличие отверстия на вершине предмета из Передериевой Могилы?
Мец Ф. Об одном сюжете аттической вазописи конца VI - начала V в. до н.э. // Вестник археологии, антропологии и этнографии. Тюмень: Изд-во ИПОС СО РАН, 2007. №8. С. 64-80.
Онайко H.A. О сахновской пластине // Советская археология. 1984. №3. С. 18-27.
Переводчикова Е.В., Раевский Д.С. Еще раз о назначении скифских наверший // Средняя Азия и ее соседи в древности и средневековье (история и культура). М.: Наука, 1981. С. 42-52.
Раевский Д.С. Очерки идеологии скифо-сакских племен. М.: Наука, 1977. 216 с.
Раевский Д.С. Скифские каменные изваяния в системе религиозно-мифологических представлений ираноязычных народов евразийских степей // Средняя Азия, Кавказ и зарубежный Восток в древности. М.: Наука, 1983. С. 40-60.
Савостина Е.А. К символике изображения лука на Боспоре // Советская археология. 1983. №4. С. 45-50.
Хазанов А.М. Обычай побратимства у скифов // Советская археология. 1972. №3. С. 68-75.
Aktseli D. Altäre in der archaischen und klassischen Kunst: Untersuchungen zu Typologie und Ikonographie / Internationale Archäologie. Espelkamp: Verlag Marie Leidorf GmbH, 1996. 137 s., taf.
Andreae B. Skulptur des Hellenismus. München: Hirmer Verlag GmbH, 2001. 253 s.
Antiker Goldschmuck. Eine Auswall der ausgestelltenWerke. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zabem, 2001. 95 s.
Arias P.E., Hirmer M. Tausend Jahre griechische Vasenkunst. München: Hirmer Verlag, 1960. 114 s., taf.
Artamonow M. Goldschatz der Skythen in der Heremitage. Prag; Leningrad: Artia, Iskusstvo, 1970. 155 s., taf.
Van den Boom H. Zur symbolischen Bedeutung des Kammes in der Vorgeschichte //Archäologisches Zellwerk: Beiträge zur Kulturgeschichte in Europa und Asien. Rahden / Westf.: Verlag Marie Leidorf GmbH, 2001. S.181-196.
Cristofani M. Die Etrusker. Geheimnisvolle Kultur im antiken Italien. Stuttgart; Zürich: Belser Verlag, 2006. 255 s.
Die griechischen Museen. Delphi. Athen: Ekdotike Athenon S.A., 1975. 52 s.
Die unsterblichen Obelisken Ägyptens. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zabem, 2000. 121 s.
Fomasier J. Amazonen. Frauen, Kämpferinnen und Städtegründerinnen. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zabem, 2007. 119 s.
Gold aus Kiew. Wien: Kunsthistorisches Museum, 1993. 433 s.
100.000 Jahre Sex. Liebe und Erotik in der Geschichte. Stuttgart: Konrad Theiss Verlag GmbH, 2003/2004. 108 s.
Jahrbuch des Römisch-Germanischen Zentralmuseums Mainz. 38. Jahrgang. 1991. Teil 2. Mainz am Rhein: Verlag des Römisch - Germanischen Zentralmuseums, 1995. S. 465-823, taf.
James T. G. H. Ramses II. Der Große Pharao. Köln: Verlag Karl Müller, 2002. 320 s.
Joachim H.-E. Zur Deutung der keltischen Säulen von Pfalzfeld und Irlich // Archäologisches Korrespondenzblatt. 1974. Heft 3. S. 229-232.
Kimmig W. Eisenzeitliche Grabstelen in Mitteleuropa. Versuch eines Überblicks // Fundberichte aus Baden - Württemberg. Bd. 12. Stuttgart: E. Schweizerbart’sche Verlagsbuchhandlung (Nägele u. Obermiller), 1987. S. 251-297.
Krämer W. Der Fundort des sogenannten Ingolstädter Silberbechers im Münchner Antiquarium // Bayerische Vorgeschichtsblätter. Jahrgang 32. München: C.H. Beck’sche Verlagsbuchhandlung, 1967. S. 23-28.
LeskovA. Grabschätzen der Adygeen. München: Hirmer Verlag, 1990. 198 s.
Metz F. Über ein Thema in der attischen Vasenmalerei Ende des VI. bis Anfang des V. Jh. v. Chr. // Jahresmitteilungen der Naturhistorischen Gesellschaft Nürnberg e. V. 2006. Nürnberg: Naturhistorische Gesellschaft, 2007. S. 85-99.
Mythen und Menschen. Griechische Vasenkunst aus einer deutschen Privatsammlung. Mainz am Rhein: Verlag Philipp von Zabem, 1997. 176 s.
Pompeji. Geschichte, Kunst und Leben in der versunkenen Stadt. Stuttgart: Belser Verlag, 2005. 416 s.
Schätze aus dem Reich der Pharaonen. Die Kostbarkeiten des Ägyptischen Museums in Kairo. Wiesbaden: White Star Verlag; 2005. 280 s.
Schefold K., Jung F. Die Urkönige, Perseus, Bellerophon, Herakles und Theseus in der klassischen und hellenistischen Kunst. München: Hirmer Verlag, 1988. 384 s.
Schefold K., Jung F. Die Sagen von den Argonauten, von Theben und Troja in der klassischen und hellenistischen Kunst. München: Hirmer Verlag, 1989. 429 s.
Schiltz V. Die Skythen und andere Steppenvölker: 8. Jahrhundert v. Chr. Bis 1. Jahrhundert n. Chr. (Universum der Kunst; Bd. 39). München: Verlag C.H. Beck,1994. 473 s.
Sudan. Antike Königreiche am Nil. Tübingen: Ernst Wasmuth Verlag GmbH & Co., 1996. 425 s.
The Golden Deer of Eurasia: Scythian and Sarmatian Treasures from the Russian Steppes. N. Y.: Yale University Press, 2000. 303 p.
В.П. Семибратов, C.C. Матренин
Алтайский государственный университет, Барнаул
ИСССЛЕДОВАНИЕ ПОГРЕБАЛЬНЫХ И ПОМИНАЛЬНЫХ ПАМЯТНИКОВ ТЮРКСКОЙ КУЛЬТУРЫ В ЗОНЕ СТРОИТЕЛЬСТВА АЛТАЙСКОЙ ГЭС В 2007 г.
Территория Северного Алтая на сегодняшний день в археологическом отношении изучена неравномерно. Наиболее хорошо исследованным является участок долины так называемой Средней Катуни, где начиная с 1980-х гг. проводятся систематические археологические изыскания различными научными учреждениями Барнаула, Горно-Алтайс-ка и Новосибирска. Полученные в данном регионе материалы широко использовались для разработки культурно-хронологических схем, реконструкции этнокультурной и социальной истории, военного дела, мировоззрения населения Алтая от каменного века до средневековья. Это нашло отражение в целом ряде диссертаций и монографий сотрудников Алтайского государственного университета (Тишкин A.A., 1996, 2006, 2007; Кирюшин Ю.Ф., Тишкин A.A., 1997; Горбунов В.В., 2000, 2003, 2006а-б; Семибратов В.П., 2000; Степанова Н.Ф., 2000; Кирюшин Ю.Ф., Степанова Н.Ф., Титтткин A.A., 2003; Титтткин A.A., Дашковский П.К., 2003; Кирюшин Ю.Ф., Степанова Н.Ф., 2004; Кирюшин К.Ю., 2004; Тишкин A.A., Горбунов В.В., 2005; Матренин С.С., 2005; Эпоха энеолита и бронзы..., 2006; Суразаков A.C., Титтткин A.A., 2007; Кирюшин К.Ю., Кирюшин Ю.Ф., 2007; и др.). Среди имеющихся археологических источников пока достаточно слабо опубликованными остаются материалы эпохи средневековья, количество которых за последнее десятилетие увеличилось. В этой связи большую значимость приобретает издание результатов раскопок всех памятников данного периода, как уже давно известных, так и недавно изученных.
В июле-сентябре 2007 г. в ходе выполнения аварийных работ в зоне створа предполагаемой Алтайской ГЭС, к югу от с. Еланда (Чемальский район Республики Алтай), Катунской археологической экспедицией АлтГУ были произведены раскопки нескольких погребальных и поминальных объектов раннего средневековья на памятниках Бике-IV и Чобурак-I, расположенных на правом берегу Катуни (Кирюшин Ю.Ф. и др., 2007). В настоящей публикации представлена характеристика материалов, полученных из данных пунктов.
Бике-IV. Могильник находится в 5 км к юго-востоку от с. Еланда, в 1,5 км ниже устья р. Бийке, в 200 м к северу от некрополя Бике-Ш (Кубарев В.Д., 2001; Куба-рев Г.В., 2005, табл. 147). Он состоит из шести каменных курганов и одной выкладки на
