Научная статья на тему 'О залётах и расселении птиц на Западном Таймыре'

О залётах и расселении птиц на Западном Таймыре Текст научной статьи по специальности «Биологические науки»

CC BY
127
25
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О залётах и расселении птиц на Западном Таймыре»

ISSN 1026-5627

Русский орнитологический журнал 2019, Том 28, Экспресс-выпуск 1858: 5706-5716

О залётах и расселении птиц на Западном Таймыре

Н.В.Вронский

Второе издание. Первая публикация в 1985*

Случаи обнаружения животных, в частности птиц, в не свойственной им обстановке или вне известных границ их ареалов всегда вызывают повышенный интерес. Диапазон таких случаев весьма широк: загадочный залёт австралийского журавля Grus rubicunda в окрестности Якутска (Воробьёв 1963), непериодические инвазии лесных видов в тундру (Галушин 1963), медленное, заметное лишь с течением времени расселение, например, большой синицы Parus major в среднетаёж-ной полосе (Кошкина и др. 1982). Столь большое разнообразие этих явлений обусловливает необходимость и возможность их классификации, помогающей осмыслению фактов и выявлению закономерностей.

Факты «обогащения» фауны особо обращают на себя внимание в тех ландшафтах, где видовой состав относительно беден, структура сообществ упрощена и где повышается роль интразональных элементов в распределении животных. Хороший пример такого рода на зональном уровне представляет собой тундра, в частности, её северные части — подзоны типичных и арктических тундр, где эти явления особенно заметны. Возможности случайных залётов и расселения птиц реализуются здесь благодаря общим физико-географическим и специфическим ландшафтным условиям. Это — относительно малая широтная протяжённость тундровой зоны, где на узкой (300-600 км) полосе существует тем не менее плавный переход от лесных ландшафтов, через лесо -тундру и кустарниковую тундру к типичным и далее — к арктическим тундрам; наличие проводящих, направляющих путей в виде долин крупных рек меридионального направления; распространение «пятен» антропогенного ландшафта. При совмещении этих условий (например, распространении антропогенного ландшафта вдоль долин крупных рек) явления залётов и расселения птиц проявляются наиболее ярко.

Кроме того, возможности случайных залётов облегчаются в тундре ещё и метеорологическими условиями: частыми сильными ветрами.

Таймырский полуостров — идеальный естественный «полигон» для наблюдения и изучения обозначенных явлений, так как на его обширной территории имеется весь комплекс условий, о которых речь шла выше. Более всего это относится к приенисейской части полуострова и

* Вронский Н.В. 1985. О залётах и расселении птиц на Западном Таймыре IIЗоол. журн. 64, 1: 78-85. 5706 Рус. орнитол. журн. 2019. Том 28. Экспресс-выпуск № 1858

особенно - к его северо-западному углу. Здесь, в окрестностях посёлка Диксон и на побережье Енисейского залива в 80-90 км южнее Диксона, в низовьях реки Рогозинки, в течение 2 сезонов (июнь-август 1982 и август-сентябрь 1983 года) был собран материал, лёгший в основу настоящей статьи. Наряду с типичными для северной полосы тундры элементами, авифауна этого района включает внушительный список залётных видов (причём случаи залётов хорошо ранжируются по степени их вероятности) и видов, безусловно не свойственных столь высокоширотной местности, но тем не менее проникающих сюда и здесь закрепляющихся. Наблюдения в низовьях реки Ленивой (Берег Харито-на Лаптева), где удалось побывать в июне-июле 1983 года, позволили сравнить степень проявления интересующих нас событий в разных географических районах Западного Таймыра.

Понятие «залёта» условно и достаточно широко и включает примеры разных сторон распространения и характера пребывания вида. В частности, с разных позиций следует рассматривать залёт вида в не свойственную ему ландшафтную зону и в новый для него район в пределах зонального подразделения его ареала. Нередко в фаунистиче-ских работах в категорию залётных попадают виды, появление которых в том или ином районе наблюдается ежегодно и фактически представляет собой обычные кочёвки из гнездовой области на соседние тер -ритории. Пример такого рода — регулярные и закономерные, иногда — массовые, летние миграции некоторых видов уток и куликов из центральных районов Таймыра к морскому побережью. Чтобы избежать путаницы и не осложнять изложения и в то же время — для более выпуклого изображения своеобразия фаунистической ситуации на крайнем северо-западе Таймырского полуострова, — мы ограничиваемся здесь случаями широтных, межзональных залётов, причины которых следует искать главным образом в ландшафтной обстановке района. Нижней ступенью таких залётов будем условно считать залёт вида, гнездовой ареал которого не продолжается севернее подзоны кустарниковых тундр. Таким образом, мы хотим на собранном материале наметить поэтапную градацию залётов, показать существование постепенного перехода от залётов к расселению и вместе с тем разделить явления залётов и кочёвок как обусловленные разными причинами.

Фаунистический список птиц окрестностей Диксона (южный вариант подзоны арктических тундр — по: Чернов 1978) насчитывает 68 видов, в их числе 12 залётных (17.6%). В низовьях Рогозинки (северная полоса типичных тундр) из 44 зарегистрированных видов 2 — залётные (4.6%), причём оба под Диксоном ранее не наблюдались. Объединив фаунистические списки этих двух соседних районов, получим 73 вида, из которых залётных — 14 (19.2%). В низовьях реки Ленивой (подзона арктических тундр) — 41 вид с 1 залётным (2.4%). Отдавая себе отчёт в

относительности полученных показателей, тем не менее можно предположить, что столь наглядная разница в числе залётных видов (14 против 1) вряд ли случайна.

Для сравнения заметим, что в удалённых от побережья районах подзоны типичных тундр Таймыра, в бассейнах рек Тареи, Верхней Таймыры и Бикады доля залётных видов (в оговорённом выше понимании) от общего объёма авифауны составляет соответственно 11.1% (Винокуров 1971; Юрлов 1982), 3.5% (Павлов и др. 1983), 7.0% (Матю-шенков 1983).

Весной и в начале лета 1982 года на морском побережье и в тундре близ Диксона, на территории расположенных здесь полярных станций и в самом посёлке Диксон мы зафиксировали кратковременное появление особей, в основном одиночных, следующих видов (в хронологическом порядке).

Кроншнеп-малютка Numenius minutus - 12 июня в тундре. Пеноч-ка-весничка Phylloscopus trochilus - 12 и 13 июня в прибрежной тундре держались поодиночке две птицы. Серая ворона Corvus cornix - 13 июня слышали голос, а 20 июня в приморской тундре наблюдали одну пролетавшую птицу. Пеночка-зарничка Phylloscopus inornatus - 16 и 19 июня на территории двух соседних полярных станций наблюдали двух одиночных птиц. Жёлтая трясогузка Motacilla flava s.l. - дважды, 18 и 27 июня, в тундре наблюдали одиночных птиц. Бурый дрозд Tur-dus eunomus - 24 июня на территории полярной станции и в прибрежной тундре. Полевой воробей Passer montanus - 26 июня у полярной станции некоторое время держались две птицы, а 28 июня - стайка в 16 птиц. В этот же день воробьи исчезли и больше не появлялись. Домовый воробей Passer domesticus - 27 июня одна птица у старого необитаемого дома на морском берегу, в 8 км от посёлка Диксон. Фифи Tringa glareola - 27 июня одна птица кормилась в лощине ручья. Стриж Apus sp. - 27 июня пролетал над скалами морского берега. Полярная овсянка Emberiza pallasi - 30 июня и 1 июля одна птица держалась у полярной станции и на морском берегу, в плавнике. Мухоловка - серая Muscicapa striata или пестрогрудая M. griseisticta - одна птица 2 июля на острове Диксон.

В некоторых из этих случаев можно, вероятно, говорить о прямой связи залётов с погодными условиями. Так, кроншнеп-малютка и вес-ничка могли быть принесены на побережье сильным юго-восточным ветром, дувшим накануне почти сутки. То же относится и к бурому дрозду. Вообще же в течение июня 1982 года ветры южных румбов преобладали и вполне возможно, что именно они повлияли на относительное многообразие залётов, наблюдавшихся в этот период.

В 1983 году мы начали наблюдения в окрестностях Диксона уже в разгаре лета, 3 августа, и в течение этого месяца отметили лишь один

случай залёта — одиночную весничку 27 августа на территории полярной станции.

На побережье Енисейского залива, в низовьях Рогозинки, в августе 1982 года отмечен только один залётный вид — черныш Tringa ochro-pus, державшийся 6 августа в пойме реки. Кроме того, в одном зимовье на берегу залива нам показали трупик обыкновенной горихвостки Phoenicurus phoenicurus, залетевшей сюда в том же году, во время весенней пурги. Эти два случая, наверняка, — лишь небольшой штрих реально существующей здесь картины ежегодных инвазионных явлений, так как наши наблюдения в этом районе относятся ко времени относительного «затишья» межзональных залётов.

Иное дело — низовья реки Ленивой. Здесь единственный залёт деревенской ласточки Hirundo rustica отмечен за период с 17 июня по 1 августа. Наблюдения одного сезона, разумеется, недостаточны для категоричных выводов, но в данном случае вполне можно предположить неслучайность данного факта.

При сравнении фаунистических данных из разных районов северозападного Таймыра наглядно проступает неравномерность распределения зарегистрированных случаев широтных залётов в этой части полуострова. Их частота и разнообразие резко и закономерно убывают в направлении от приенисейской территории на северо-восток. И главная причина этого, надо думать, географическая или, вернее, эколого-географическая. С одной стороны, - мощная енисейская «дорога», важнейший в регионе меридиональный путь как интенсивных пролётов (особенно весенних), так и проникновения и расселения ряда видов севернее границ их гнездовых ареалов на удалении от Енисея. С другой стороны, - широтная цепь относительно «безжизненных» высокогорий Бырранга, препятствующая, вероятно, всякого рода резким перемещениям животных к северу. Справедливость предположения об изолирующей роли гор Бырранга можно подкрепить ещё и следующим соображением. Как известно, простирание зональных ландшафтов на Таймыре не имеет строгого широтного направления, а идёт с юго-запада на северо-восток (Чернов 1978). Соответственно, в центральных районах Таймыра приближены к северу и северные границы гнездовых ареалов птиц, экологически связанных с древесно-кустарниковой растительностью, т.е. видов, не гнездящихся севернее подзоны кустарниковых тундр. Поэтому естественно было бы ожидать их нередких залётов в северные тундры и этой части Таймыра. Тем не менее, никто из исследователей не отмечает частых залётов такого рода к северу от гор Бырранга. Интересующие нас факты широтных залётов в этом районе чрезвычайно редки (Бируля 1907; Тугаринов, Толмачёв 1934; Дорогов, Кокорев 1981; наши наблюдения в низовьях реки Ленивой).

Всю серию описанных выше залётов можно рассматривать как по-

следовательный ряд случаев — от исключительных до закономерных, фактически представляющих собой уже непосредственную ступень к расселению. Кроншнеп-малютка, стриж, мухоловка и обыкновенная горихвостка на северо-западном побережье Таймыра — явления, вероятно, чрезвычайно редкие, хотя залёты чёрного стрижа Apus apus в высокие широты уже отмечались (Успенский 1959) и есть достоверная встреча обыкновенной горихвостки в таймырской лесотундре (Сыроеч-ковский, Рогачёва 1980). Имеются данные о расселении к северу чёрного стрижа и серой мухоловки в таёжной зоне Средней Сибири (Кошкина и др. 1982).

Залёт под Диксон серой вороны — это, вероятно, уже обычное явление, так как здесь мы имеем дело с залётом расселяющегося вида. В первой половине ХХ столетия серой вороны ещё не было на правобережье Енисея (Тугаринов, Бутурлин 1911; Тугаринов 1927), в 1960-е годы она уже, как полагают, могла гнездиться в окрестностях Норильска (Кречмар 1966), а в конце 1970-х годов её отмечали во всех приени-сейских посёлках от Усть-Порта до Носка (Равкин, Глейх 1981). Единичные залёты серой вороны отмечены у посёлка Усть-Тарея (Юрлов 1982) и в бассейне Верхней Таймыры (Павлов и др. 1983). Вероятно, таковы же и залёты обыкновенной чечевицы Carpodacus erythrinus в район посёлка Тарея (Винокуров 1971). Факты расширения к северу гнездовой области этих двух видов отмечались и в Западной Сибири (Лобанов 1982).

Обращают на себя внимание нередкие случаи залётов в тундру Таймыра ласточек, особенно деревенской. Одиночные их залёты регулярно фиксируют в бассейне Бикады (Матюшенков 1983), причём, как отмечает автор, происходит это в тёплые безветренные дни, то есть залёты активны. Пожалуй, это единственный на Таймыре пример регулярных дальних залётов, и главную причину их надо искать, очевидно, в хороших лётных способностях и активном широком кормовом поиске ласточек. В популярной печати упоминаются и случаи пассивных заносов ласточек (без указания вида) весенними пургами на мыс Стер-легова и на Берег Петра Чичагова (Троицкий 1972).

Следующая группа видов, обнаруженных под Диксоном в качестве залётных, это пеночка-зарничка, бурый дрозд и полярная овсянка. Их зональное распределение на Таймыре кончается лесотундрой, а два последних вида проникают по долине Енисея и в подзону кустарниковых тундр (Равкин, Глейх 1981). Появление каждого из этих трёх видов в северных тундрах уже вполне предсказуемо, хотя регистрируется и не часто. Заметим попутно, что известны залёты на север и рыжего дрозда naumanni - к устью Агапы (Кречмар 1966) и в бассейн

Верхней Таймыры (Павлов и др. 1983).

Очередная группа - фифи, жёлтая трясогузка и пеночка-весничка.

Их залёты в подзону арктических тундр, вероятно, происходят более или менее регулярно, и лишь почти полное отсутствие наблюдений в этой полосе Таймыра не позволяет подкрепить данное предположение конкретными примерами. Все три вида заходят по долине Енисея в подзону кустарниковых тундр и гнездятся здесь (Е.С.Равкин, устн. со-общ.), а весничка гнездится даже на южном пределе подзоны типичных тундр, проникая сюда по экстразональным участкам ивняков (Чернов 1966; Павлов и др. 1983). В литературе упоминаются залёты этих видов в типичные тундры (Кречмар 1966; Винокуров 1971; Матюшен-ков 1983; и др.), а жёлтая трясогузка по побережью Енисейского залива долетала и до границы типичных и арктических тундр (Тугаринов, Бутурлин 1911). Эту группу видов можно дополнить сибирской тень-ковкой Phylloscopus collybita tristis. Её распространение на Таймыре совпадает с распространением веснички, хотя она заметно уступает последней в численности (Кречмар 1966). Известны случаи появления теньковки на севере подзоны типичных тундр (Винокуров 1971; Юрлов

1982).

Последние из рассматриваемых залётных видов северо-западного Таймыра — воробьи. Сравнение известных случаев их проникновения в тундровые районы полуострова показывает, что домовый воробей уступает в этом полевому. Есть факты появления домового воробья на арктическом побережье Таймыра (Колюшев 1933; наши данные), но это ещё примеры вполне типичного залёта, так как его гнездование на Западном Таймыре более или менее определённо установлено пока не севернее Путоран (Сыроечковский, Рогачёва 1980; Зырянов, Ларин

1983). Ни Кречмар (1966), ни Винокуров (1971) вообще не упоминают этого воробья в своих работах. Не исключено, что домовый воробей предпринимает попытки расселения к северу, в частности, по антропогенному ландшафту Енисейской долины, так как в небольшом числе он встречается в приенисейских поселках Усть-Порт и Караул (Равкин, Глейх 1981). Но характер пребывания его здесь неясен. Кроме упомянутых случаев залёта домового воробья в северные тундры Таймыра, нам известен ещё лишь один. Летом 1982 года у промысловой избушки на берегу реки Сырадасай (подзона типичных тундр) в течение 2 недель держалась одиночная самка.

И, наконец, непосредственную ступень перед действительным закреплением на гнездовье в антропогенном ландшафте северных тундр демонстрирует полевой воробей, в последние годы регулярно встречающийся на Диксоне в летнее время. Граница стабильного гнездового ареала этого вида на Таймыре проходит в лесотундре, где-то в районе Дудинки (Кречмар 1966). По приенисейским посёлкам он заходит в подзону кустарниковых тундр и распространяется немного севернее, чем домовый воробей, а численность его здесь на порядок выше чис-

ленности последнего (Равкин, Глейх 1981). Но проникновение полевого воробья в тундру не ограничивается долиной Енисея. Летом 1982 года пару этих птиц наблюдали у охотничьей избушки в долине Сырада-сая. Несколько подобных случаев приводит Кречмар (1966). В течение трёх последовательных лет полевые воробьи появлялись на Тарейском стационаре (Винокуров 1971). Особенно интересен факт успешного гнездования одной пары близ устья Тареи (Кречмар 1966). Попытку гнездования пары полевых воробьёв близ посёлка Усть-Тарея наблюдал в 1979 году Юрлов (1982). Похоже, что здесь мы имеем дело с «пульсирующей», незакреплённой гнездовой точкой. Любопытный случай, описанный последним автором (конкуренция с пуночкой Plectro-phenax nivalis из-за мест гнездования), быть может, свидетельствует об одной из причин трудности для воробьёв освоения антропогенного ландшафта на Крайнем Севере.

Пример с полевым воробьём вплотную подвёл нас к явлению расселения, на которое мы обратили внимание на Диксоне и в его окрестностях. Здесь найден на гнездовье (или гнездование предполагается) целый ряд видов, в той или иной степени не свойственных арктическим тундрам или по крайней мере их зональным группировкам. Это — юрок Fringilla montifringilla, белобровик Turdus iliacus, рябинник Tur-dus pilaris, овсянка-крошка Emberiza pusilla, краснозобый конёк An-thus cervinus, варакушка Luscinia svecica и белохвостый песочник Ca-lidris temminckii. Их распространение в данном районе жёстко связано с антропогенным ландшафтом и с «плавниковым» биотопом побережья. И хотя в отдельных районах Центрального и Восточного Таймыра некоторые из этих видов проникают в широтном отношении ещё выше, в отношении зональном других прецедентов распространения гипоарктических видов (а тем более дроздов) так далеко к северу на Таймыре, по-видимому, нет.

Недостаточно ясен характер освоения полярного антропогенного ландшафта юрком. Распределение его на Таймыре кончается северной тайгой (Кречмар 1966), а по долине Енисея он в ничтожном числе заходит в лесотундру (Равкин, Глейх 1981). В последнее время юрок каждое лето появляется на острове Диксон, где впервые был замечен в 1979 году (Ю.И.Чернов, устн. сообщ.). Пение самцов слышно в нескольких местах острова в течение первой половины лета. Реальных фактов гнездования на островной или материковой части посёлка пока нет. Самцы юрков здесь не одиноки: весной 1982 года в 4 км от посёлка, в тундре, была добыта самка. Пребывание на Диксоне юрка в сущности напоминает распространение здесь полевого воробья, и эти два примера вполне могут быть объединены в одну категорию. Разница, однако, в том, что полевой воробей двигается к северу более широким фронтом, чем юрок.

Особо следует остановиться на гнездовании в посёлке Диксон белобровика и рябинника как наиболее «экзотических» элементов местной авифауны. Гнёзда белобровика впервые были найдены здесь в 1961 году (Успенский 1969; Чернов 1975), причём — на обеих территориях посёлка, материковой и островной. Действительную дату заселения белобровиками Диксона теперь вряд ли удастся установить, но во всяком случае это произошло раньше 1961 года, так как среди обнаруженных тогда гнёзд были старые. Дальнейшие наблюдения относятся к 1978 и последующим годам, когда и гнёзда и гнездовые пары попадались в обеих частях посёлка, а поющих самцов только на острове было учтено пять (Ю.И.Чернов, устн. сообщ.). Гнездование белобровика на Диксоне приурочено в основном к обширным свалкам; здесь, в нагромождении ящиков, мотках проволоки и прочем хламе, они устраивают свои гнёзда. Две-три пары гнездятся среди скальных выходов и на навигационных знаках вблизи посёлка. Случаи гибели гнёзд отмечались неоднократно, и общий успех размножения, по-видимому, незначителен. Тем не менее, гнездящаяся популяция белобровиков на Диксоне устойчива.

С 1979 году в материковой части посёлка гнездится и рябинник. В первый год пара птиц, имевшая гнездо на трансформаторной вышке, успешно выкормила 5 птенцов. В последующие годы в посёлке наблюдалось несколько пар, гнездившихся как в собственно антропогенном ландшафте, так и по соседству, в скальных выходах.

Нам неизвестно современное распространение белобровика и рябинника на всём протяжении таймырского побережья Енисейского залива. В низовьях Енисея самые северные точки, обследованные орнитологами, — посёлки Караул и Носок, отстоящие от Диксона почти на 500 км. Здесь оба вида гнездятся, причём не в самих посёлках, а в кустарниках окрестной тундры. Интересно отметить, что численность рябинника в этих местах намного выше численности белобровика (Рав-кин, Глейх 1981). Севернее посёлка Носок, на протяжении ещё 250 км побережья залива, имеется целый ряд посёлков, в которых можно предполагать гнездование обоих видов дроздов. От последнего из этих посёлков — Воронцово до Диксона населённых пунктов нет. Вероятно, закрепление белобровика и рябинника на Диксоне произошло «броском», быть может, неоднократно повторявшимся, с одновременными попытками гнездования в плавнике на побережье залива*. Примеры распространения этих видов на таймырском севере лишний раз свидетельствуют в пользу их экологической пластичности и экспансивности (Мальчевский 1968). Такие примеры известны и в других районах Севера, в частности, в Большеземельской тундре (Лобанов 1982).

Известны факты гнездования белохвостого песочника, варакушки,

* В 1983 году пара белобровиков гнездилась в плавнике на безлюдном берегу Енисейского залива, в 80 км южнее Диксона.

краснозобого конька, овсянки-крошки и тундряной чечетки Acanthis hornemanni непосредственно у посёлка Диксон (Успенский 1969). Обследование окрестностей Диксона и побережья Енисейского залива в низовьях Рогозинки привели нас к мысли о существовании двоякой причинной связи в распространении этих видов до северного предела суши на северо-западе Таймыра. Речь идёт о совокупном влиянии двух факторов: антропогенного и естественного интразонального ландшафта - долины Енисея, в частности, очень характерного здесь так называемого «плавникового» биотопа.

В северной полосе подзоны типичных тундр (низовья Рогозинки) 4 из 5 названных видов уже не гнездятся в собственно зональных сообществах, да и последний, краснозобый конёк, явно предпочитает здесь интразональный, долинный ландшафт. Раньше других исчезает из водораздельной тундры, сохраняясь лишь в Енисейской долине, вероятно, овсянка-крошка. Северная граница её «внеенисейского» распространения на Западном Таймыре проходит по бассейну Пуры (Кокорев 1983). В окрестностях Диксона уже все 5 видов имеют сугубо интразо-нальное распространение. Из них белохвостый песочник, по-видимому, более других связан именно с антропогенным ландшафтом, так как токование самцов и попытки гнездования были отмечены не только у самого Диксона (здесь белохвостые песочники успешно гнездятся), но и на территории двух соседних небольших полярных станций в тундре. Остальные же 4 вида возможностью гнездования в окрестностях Диксона обязаны скорее плавниковому биотопу, нежели собственно антропогенному ландшафту, а более вероятно - сочетанию этих двух условий, так как к востоку от Диксона, на морском побережье, где плавник имеется в избытке, они уже не гнездятся.

Изложенный выше материал неизбежно фрагментарен, так как собран всего за два сезона. Кроме того, мы не использовали количественных характеристик и не обсуждали возможную связь интенсивности расселения видов с их численностью близ границ ареалов. Но и при всей своей неполноте полученные данные достаточно отражают качественную специфику авифауны северо-западного угла Таймырского полуострова.

Подавляющее большинство разобранных выше примеров инвазионных явлений - как залётов, так и представляющих собой последовательную цепочку расселения видов — узко локализовано и жёстко определено условиями конкретного интразонального ландшафта — долины Енисея и побережья Енисейского залива в сочетании с «пятнами» антропогенного ландшафта.

Сбор фактов по широтному расселению птиц в тундре, в частности, в её северных подзонах, интересен с различных точек зрения. Такие факты могут быть полезны при изучении и сравнении экологических

потенций видов с зонально обусловленными ареалами и более широким распространением, при обсуждении вопросов колебаний климата и частных аспектов биоиндикации. Не исключено, что с неизбежным развитием в тундре хозяйственной деятельности человека специальное внимание привлечёт процесс проникновения и закрепления в высоких широтах видов-синантропов в плане их взаимоотношений с видами аборигенной фауны.

За помощь в полевой работе и сообщение инстересных фактических сведений искренне благодарю Ю.И.Чернова и П.С.Томковича.

Литератур а

Бируля А.А. 1907. Очерки из жизни птиц полярного побережья Сибири // Зап. Импер.

Акад. наук по физ.-мат. отд. 18, 2: 1-157. Винокуров А.А. 1971. Фауна позвоночных животных района Таймырского стационара (Западный Таймыр) // Биогеоценозы Таймырской тундры и их продуктивность. Л.,: 212-231.

Воробьёв К.А. 1963. Птицы Якутии. М.: 1-336.

Галушин В.М. 1963. Хищные птицы как один из факторов экологического сопротивления инвазионным видам (на примере сапсана и большого пёстрого дятла в тундре Ямала) // Тез. 3-го Всесоюз. совещ. по зоогеогр. суши. Ташкент: 72-73. Дорогов В.Ф., Кокорев Я.И. 1981. К орнитофауне северного Таймыра (бассейн р. Нижняя Таймыра) // Экология и хозяйственное использование наземной фауны Енисейского Севера. Новосибирск: 116-125. Зырянов В.А., Ларин В.В. 1983. Видовой состав птиц гор Путорана // Птицы Таймыра

(экология, охрана и хозйственное использование). Новосибирск: 3-9. Кокорев Я.И. 1983. Орнитофауна бассейна Пуры (Западный Таймыр) // Птицы Таймыра (экология, охрана и хозяйственное использование). Новосибирск: 15-19. Колюшев И.И. 1933. Материалы по фауне и промыслу западного угла Таймырского полуострова // Материалы по изучению Сибири. Томск, 4: 68-106. Кошкина Т.В., Готфрид А.Б., Бурский О.В., Романенко О.В. 1982. Влияние хозяйственной деятельности приенисейских посёлков на население птиц и мелких млекопитающих //Докл. МОИП. Зоол. и бот. М.: 23-27. Кречмар А.В. 1966. Птицы Западного Таймыра // Тр. Зоол. ин-та АН СССР 39: 185-312. Лобанов В.А. (1982) 2019. Залёты южных видов птиц в Большеземельскую тундру // Рус.

орнитол. журн. 28 (1829): 4602-4604. Мальчевский А.С. (1968) 2008. О консервативном и дисперсном типах эволюции популяций птиц // Рус. орнитол. журн. 17 (404): 331-343. Матюшенков Н.В. 1983. Малочисленные и залётные птицы бассейна Бикады (Восточный Таймыр) // Птицы Таймыра (экология, охрана и хозяйственное использование). Новосибирск: 19-23.

Павлов Б.М., Бейльман А.А., Крашевский О.Р. 1983. К орнитофауне бассейна Верхней Таймыры // Птицы Таймыра (экология, охрана и хозяйственное использование). Новосибирск: 9-14.

Равкин Е.С., Глейх И.И. 1981. Материалы к сравнительной характеристике населения птиц антропогенных участков Приенисейской тундры // Влияние антропогенных факторов на природу тундр. М.: 66-75. Сыроечковский E.E., Рогачёва Э.В. 1980. Животный мир Красноярского края. Красноярск: 1-359.

Троицкий В.А. 1972. Остров Диксон. Красноярск: 1-144.

Тугаринов А.Я. 1927. Птицы Приенисейской Сибири: список и распространение // Зап. Средне-Сиб. отд. Рус. геогр. общ-ва 1, 1: 3-43.

Тугаринов А.Я., Бутурлин С.А. 1911. Материалы по птицам Енисейской губернии //

Зап. Красноярск. подотд. Импер. Рус. геогр. общ-ва 1, 3/4: 1-440. Тугаринов А.Я., Толмачёв А.И. 1934. Материалы для авифауны восточного Таймыра //

Тр. Полярной комиссии 16: 5-47. Успенский С.М. (1959) 2007. Особенности авифауны культурного ландшафта Арктики

и Субарктики // Рус. орнитол. журн. 16 (393): 1709-1720. Чернов Ю.И. 1966. Краткий очерк животного населения тундровой зоны СССР // Зональные особенности населения наземных позвоночных. М.: 52-91. Чернов Ю.И. 1975. Природная зональность и животный мир суши. М.: 1-222. Чернов Ю.И. 1978. Структура животного населения Субарктики. М.: 1-165. Юрлов А.К. 1982. Численность и размещение летнего населения птиц в нижнем течении р. Пясины (Западный Таймыр) // Размещение и численность позвоночных Сибири. Новосибирск: 182-189.

ю ^

ISSN 1026-5627

Русский орнитологический журнал 2019, Том 28, Экспресс-выпуск 1858: 5716-5717

К экологии гаги-гребенушки Somateria spectabilis на Таймыре

Б.Б.Боржонов, В.Д.Савельев

Второе издание. Первая публикация в 1971*

Гага-гребенушка Somateria spectabilis - одна из крупных и многочисленных уток таймырских тундр. Область её гнездования простирается от южных тундр до арктических пустынь. Наиболее южные точки гнездования - река Агапа 71°40' с.ш. на западном Таймыре и река Новая 72°30' с.ш. на восточном Таймыре.

Прилетают гаги-гребенушки на Таймыр в начале второй декады июня. Главное направление пролёта - с востока на запад, то есть с территории Якутской АССР. Гребенушки летят стаями, в которых может быть от 10 до 200 птиц. Соотношение полов 1:1.

С 20 июня происходит распад стай на группы по 6-8 особей и образование пар. Начинаются брачные полёты гребенушек, которые, как правило, совершаются низко над землёй и в основном приурочены к рекам и ручьям.

В пределах Таймырского полуострова гнездовые биотопы гребенушки занимают типичные, приморские и материковые тундры. Самки устраивают гнёзда как на валиках полигональных болот, так и на сухих возвышенных тундрах, но в том и другом случае в непосредственной близости от водоёмов. Строительство гнёзд и откладывание яиц

* Боржонов Б.Б., Савельев В.Д. 1971. К экологии гаги-гребенушки на Таймыре // Проблемы охотничьего хозяйства Красноярского края. Красноярск: 121-122.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.