CC BY
72
80 Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского. Серия: Социальные науки, 2016, № 2 (42), с. 80-88
СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 316
О ВЫЯВЛЕНИИ ПРИЧИН И ИНТЕРПРЕТАЦИИ «МУЛЬТИПАРАДИГМАЛЬНОСТИ» В СОЦИОЛОГИИ: МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
© 2016 г. К.Г. Мальцев, Е.А. Зайцева2
Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского Нижегородский государственный технический университет им. Р.Е. Алексеева
Статья поступила в редакцию 01.02.2016 Статья принята к публикации 27.04.2016
Задачей статьи является изучение мультипарадигмальности отечественной теоретической социологии, диагностированной в последние годы, в контексте дисциплинарной структуры познания, сложившейся в завершающей трети Х1Х века; теоретическая социология как научная дисциплина конструировалась в горизонте различения «наук о природе» и «исторических наук о культуре», номотетического и идиографического познания, генерализирующего и индивидуализирующего методов, при принципиальном изначальном разногласии относительно того, к какой группе наук она принадлежит. Указанная Г. Риккертом возможность «изучать всю реальность целиком» посредством одного из двух противоположных методов на любом уровне исследования/реальности делает «ситуацию мультипарадигмальности», опознаваемую многими как кризис, естественной. В статье предлагается новая интерпретация основоположения причинности, каузального сведения, идеально-типического познания в связи с понятиями нарратива, дискурса, идеологии.
Ключевые слова: мультипарадигмальность, номотетический и идиографический, ценность, нарратив, нарративная логика, дискурс, фронезис.
Ситуация «мультипарадигмальности» в современном научном социальном познании, констатируемая известными теоретиками (в отечественной социологии «имя» для этой ситуации предложено В.А. Ядовым (см., например, [1]); информативна статья А.Н. Шарова «Об основаниях мультипарадигмальности в науках об обществе» [2]), опознаваемая, например, как наличие нередуцируемых четырех социологических традиций (Р. Коллинз [3]); как «перманентный кризис» теоретических оснований социологии (Н. Луман [4])1; «решительный отказ» от некоторых традиционных значений понятия теории ввиду их очевидной «невыполнимости» (Э. Гидденс [5])2; примечательная констатация того положения вещей, что любые «общие законы», которые можно определить относительно «социальной реальности» либо настолько банальны, что сомнительна их познавательная ценность, либо вообще не могут быть определены ввиду сложности познаваемой области или знаний об этой области (Г.Х. фон Вригт [6])3; постоянно ощущающаяся потребность инвентаризации методологии научного социального познания (Ю. Эльстер [7]), - требует попыток прояснения, по крайней мере, для того, чтобы отдавать себе отчет в предпосылках и
условиях возможности научного социального познания. Мы считаем, что речь прежде всего идет об отсутствии согласия относительно основоположений о «социальной реальности», которые обеспечивают возможность ее темати-зации как предмета научного исследования. Именно ситуация «отсутствия согласия относительно основоположений» является предметом настоящей статьи. Наша задача - указать на некоторые причины, делающие разногласие непреодолимым, и на способы остаться в пределах, предписываемых научном методом, в условиях радикальной «мультипарадигмальности».
С самого начала следует сказать, что мы не согласны с теми, кто усматривает причину названной выше ситуации в теоретической социологии в какой-то особенной сложности ее объекта - условно «социальной реальности» (большинство авторов указывают на это обстоятельство как на причину «мультипарадигмаль-ности»; при этом отсутствует определенность используемого понятия «парадигма» и возникает искушение ради «всесторонности» и «комплексности» познания социального явления «во всей его сложности» комбинировать «подходы» и даже «парадигмы», иногда ссылаясь на
«принцип дополнительности»; наш подход к анализу проблемы мультипарадигмальности основывается на совершенно других предпосылках). Даже если это и так (а это не так), то утверждение М. Вебера о том, что номотетиче-ское познание социальной реальности недостаточно не потому, что «в жизненных явлениях заключены еще какие-либо более высокие, таинственные «силы» (доминанты, «энтелехии» и как бы они ни назывались) - это вопрос особый» [8, с. 373], но совсем по другим причинам, о которых нам еще предстоит писать в этой статье, понуждает нас искать причины мультипа-радигмальности не в иерархии сложности «слоев реальности» (например, от физической до социальной), но, если и не совершенно в другой связи, то иначе: помещая различие в сложности в другой контекст.
Парадигма - самая общая, «предельная» («последняя») схема реальности, предоставляющая ее знающему ее субъекту4 (здесь, при обсуждении «парадигмальности» кстати вспомнить изначальный статус «субъекта» и «объекта»: объект есть то, что имеет основу своей сущности вне себя; субъект, напротив, есть то, что имеет в себе основу своей сущности; объект, таким образом, есть то, что есть, только через субъект). В научной социологии (так сложилось исторически) парадигма показывает себя посредством двух вопросов: во-первых, что следует считать элементом социальной реальности, во-вторых, что является действительной целью познания социологии как «науки о действительности» (М. Вебер). В социологии наличествует два ответа на эти вопросы. Во-первых, элементом социальной реальности можно полагать «первобытную орду» (это ответ Э. Дюркгейма в «Методе социологии»), разумея под этим названием именно «элемент»; можно считать элементом рациональное, то есть направленное к определенной цели и рассчитанное в смысле средств действие индивида (ответ М. Вебера). Во-вторых, целью познания можно полагать закон, выявленный как «средний тип» (Э. Дюркгейм); можно - «исторический индивид», относительно которого инструментом познания является «идеальный тип» (М. Вебер). Это - две парадигмы социологии. Цель настоящей статьи - прояснить ряд обстоятельств, делающих констатированную в начале статьи «ситуацию мультипарадигмальности» естественной, то есть непреодолимой. Остальные, весьма важные, методологические расхождения являются либо следствием отсутствия согласия относительно названных основоположений, либо не имеют отношения к «мультипарадигмаль-ности» («мультипарадигмальность» и споры
относительно отдельных, частных, хотя бы и очень важных, методологических проблем -разные «вещи»).
С самого начала научной социологии, то есть с начала рефлексии о методологических основаниях социального познания, появилось и по настоящее время имеет место быть несогласие по, мы считаем, фундаментальному вопросу. Во-первых, можно утверждать существенное многоразличие феноменов реальности, которые следует познавать одним (позитивисты) или существенно разными (философия жизни) способами. Во-вторых, можно полагать, что «экстенсивное и интенсивное бесконечное многообразие реальности» (Г. Риккерт) дано познающему сознанию (например, гносеологическому субъекту баденского неокантианства), которое в зависимости от целей познания методически различно может обрабатывать один и тот же фрагмент. Риккерт предложил в работе «Границы естественнонаучного образования понятий» [10] вместо предметного основания для деления наук - «чисто методологическое»: вся реальность может быть предметом как естествознания, так и исторических наук о культуре (причем социология относилась Риккертом к естественным наукам). Данное положение вещей осложняется еще и тем обстоятельством, что в баденском неокантианстве сохраняется введенное И. Кантом различение «царства природы» и «царства свободы» или ценностей, которые представляют собой совершенно разные порядки бытия. При этом различение, введенное Д. Вико [11], на предоставленные человеку и созданные человеком вещи, лежащее в основании предметного деления наук на естествознание и науки о духе (основополагающее для философии жизни), предлагает отличный от неокантианского порядок рассуждения при видимом сходстве того, что именуется «науками о духе» и «историческими науками о культуре». И в дополнение к сказанному марбургское неокантианство ввело разделение наук на три группы, предложив еще и нормативные (право, языкознание) науки считать особенной группой - при не вполне ясном отношении к уже приведенным классификациям. Таким образом, мы имеем: науке о природе (естествознание) и науки о духе; естествознание (номотетическое) и исторические науки о культуре (идиографические); естествознание, «этику чистой воли», нормативные науки. Названные выше основные различения, не имеющие никакого общего основания или даже общего горизонта, не сводимые друг к другу, одновременно и причудливо воздействовали на методологическое самосознание
при возникновении современной научной социологии во второй половине Х1Х века.
Впрочем, Г. Риккерт предложил способ упорядочения, который представляется нам плодотворным: различия в познании можно обосновать предметно и методологически (он настаивал на втором способе как единственно обоснованном и непротиворечивом) [10]. Тогда мы, условно и схематично, имеем четыре основных (разумеется, идеально-типических, в чистом виде не встречающихся) возможности: по отношению к существенно различным «слоям реальности» можно применять одну ко всем или к каждому «слою» свою методологию; или - по отношению к единой реальности можно применять опять же одну или, в зависимости от целей познания, различные методологии познания. Таким образом, мультипарадигмальность неизбежна просто в силу того, что нет достаточных оснований для предпочтения одного варианта другим. С другой стороны, научное исследование возможно лишь в горизонте какой-либо из названных «схем», то есть ему предшествует решение исследователя, внешнее не детерминированное изнутри каждой из названных позиций. При этом мы не должны забывать еще и про «царство ценностей», которое чаще всего не явно, но всегда присутствует в рассуждениях о социальности. Ценность есть основание для предпочтения, и в зависимости от понимания природы ценностей мы можем, вслед за неокантианцами, признавать или, напротив, игнорировать их (ценностей) особый «онтологический статус»5 [12].
Аргументы, проясняющие (как правило, ad hoc) основание для принятия решения в пользу той или иной исследовательской программы, могут быть: теоретическими (например, непротиворечивость утверждений, единство методологических предпосылок, наилучшее выполнение тех требований, которые «решительно отвергает» Э. Гидденс [10]); идеологическими (включающими ценностные предпосылки, принимаемые явно или неявно); практическими (достижение результата, цели, практическая рациональность). На примере двух основных традиций научной социологии , позитивистской дюркгеймовской и неокантианской веберов-ской, кратко определим «парадигматичность» противоречия в их подходах. В этом контексте обозначим возможные доводы каждой в пользу своего превосходства по отношению к противникам. При этом следует иметь в виду, что идеологические предпочтения, как правило, остаются невыявленными (и причины этого также следует обнаружить, но это задача специального исследования), и статистика успехов
той или другой исследовательской программы -тоже вне рамок нашего рассмотрения. Итак, дюркгеймовская социология утверждает в каче-
7
стве элемента социальной реальность вещь [13], то есть, как разъясняет сам Дюркгейм в «Методе социологии», «нужно рассматривать социальные явления сами по себе, отделяя их от сознающих и представляющих их себе субъектов. Их нужно изучать извне, как внешние вещи, ибо именно в таком качестве они предстают перед нами» [14, с. 52]; социальные факты «не только не являются продуктами нашей воли, но сами определяют ее извне. Они представляют собой как бы формы, в которые мы вынуждены отливать наши действия» [14, с. 53]; сила, «внешнее принудительное воздействие», вещь не в смысле «то, что занимает место», но «то, что принудительно воздействует извне», - математическая физика, в полном соответствии с определенными фон Вригтом догмами позитивизма (о которых мы скажем дальше), вполне последовательно является образцом знания, полагающим элементом социальной реальности социальный факт как вещь. М. Вебер определял в качестве элемента социальной реальности целенаправленное действие индивида, то есть исходил из принципиального кантовского и развитого неокантианцами утверждения о «двух царствах» (как бы их ни называть. В «Прелюдиях» [15] и особенно в «О свободе воли» [16] В. Виндельбанд продемонстрировал, как одно и то же действие одновременно относится к двум разным порядкам бытия, причинности). В этом случае «принудительное воздействие извне» не является решающим, хотя всецело, по Виндель-банду, определяет «всю реальность», но рассмотренную с одной из двух нередуцируемых точек зрения: с точки зрения природной необходимости. Собственно говоря, остается показать, что существование этих двух совершенно различных подходов к определению элемента социальной реальности, а соответственно ее природы и способов ее познания - не есть изобретение изощряющегося ума методологов (в данном случае социологов), но необходимость, определяющая природу социального познания.
Заявляемое позитивизмом теоретическое превосходство наилучшим образом в обобщенном виде представлено в определенных фон Вригтом «догмах позитивизма»: «Одной из догм позитивизма является методологический монизм, то есть идея единообразия научного метода независимо от различия областей научного исследования. Вторая догма выражается в том, что точные естественные науки, в частности математическая физика, дают методологический идеал или стандарт, по которому изме-
ряют степень развития и совершенства всех других наук, включая гуманитарные. Наконец, третья догма связана с особым пониманием научного объяснения. Научное объяснение является, в широком смысле, «каузальным». Более точно, оно заключается в подведении индивидуальных случаев под гипотетические общие законы природы, включая «природу человека». Финалистские объяснения, то есть попытки трактовать факты в терминах намерений, целей, стремлений, либо отвергаются как ненаучные, либо делается попытка показать, что их можно преобразовать в каузальные, если должным образом очистить от «анимистских» и «виталист-ских» элементов» [6, с. 43]. Успехи математического естествознания являются главным гарантом успешности научного социального познания, утвердившегося на едином с естествознанием методологическом фундаменте. Фактически, «последним доводом» здесь является практический успех естествознания по преобразованию мира в соответствии с целями действующего субъекта (то есть практика является критерием истины). Дюркгейм [14] настойчиво подчеркивал необходимость формулирования общих законов как главной цели научного социологического познания: социальные факты следует рассматривать как вещи (то есть принудительно воздействующие извне на познающего субъекта); целью наблюдения является выявление общего; первоначальным средством для достижения этой цели является «преодоление идеологической фазы» в социальном познании (устранение предпонятий «естественного языка») и группировка явлений по внешним признакам, без отсылки к «сущностям» или «идеям»; важнейшим первоначальным результатом ориентированного таким образом познания социального является конструирование «средних типов», в отношении к которым становится возможным «измерение» социальных фактов как вещей. Напротив, М. Вебер, определяя социологию как историческую науку о культуре, имеющую целью познание реальности («социальная наука, которой мы хотим заниматься, -наука о действительности. Мы стремимся понять окружающую нас действительную жизнь в ее своеобразии - взаимосвязь и культурную значимость отдельных ее явлений в их нынешнем облике, а также причины того, что они исторически сложились именно так, а не иначе» [8, с. 369]), подчеркивал недостаточность номо-тетического познания и необходимость продолжать исследование после того, как будут установлены общие законы: «Действительность, для которой значимы законы, всегда остается одинаково индивидуальной и в одина-
ковой степени невыводимой из законов» [8, с. 371]. В социальных науках, по Веберу, нас интересует «индивидуальная структура окружающей нас социокультурной жизни в ее универсальной, но тем самым не теряющей своей индивидуальности связи и в ее становлении из других, таких же индивидуальных по своей структуре культур» [8, с. 371]; в отличие от естествознания нас интересует не количественная, но прежде всего качественная окраска событий [8, с. 371); речь идет о роли духовных процессов, которые следует «понять в сопереживании» (тема, разрабатываемая во времена Вебера прежде всего Дильтеем [17]), хотя здесь же, в цитируемом отрывке, сам Вебер указывает, что не следует абсолютизировать противоположность объяснения (количественного, но-мотетического, генерализирующего) метода и понимания (качественного, идиографического, индивидуализирующего) познания: «Будут ли отнесены к законам и те закономерности, которые не могут быть выражены в числах, поскольку к ним неприменимы количественные методы, зависит от того, насколько узким или широким окажется понятие «закона». Что же касается особой роли духовных мотивов, то она, во всяком случае, не исключает правил рационального поведения» [8, с. 372]. Познание действительности, по Веберу, начинается с выбора, который, подчеркнем, должен быть основательным, то есть до выбора есть такое основание; Вебер - неокантианец баденской школы, основание такого выбора Риккертом названо ценностью, его философию иногда так и называли: «философия ценностей». Процедура называется «отнесение к ценности», когда из «бесконечного интенсивного и экстенсивного многообразия действительности» выбирается то, что Вебер называл релевантным для данной цели; имеется в виду цель познания. Впрочем, можно также говорить о релевантном в отношении к данной точке зрения, но философия «точек зрения» подверглась в 30-50-х годах ХХ века ожесточенным и маловразумительным нападкам (действительно понимающим критиком, имя которого сохранилось, был М. Хайдеггер), и потому концепт «точки зрения» провоцирующе-подозрителен для многих авторов. Кстати, современный исследователь, признанный авторитет в области методологии исторического познания Р. Анкерсмит активно использует «точку зрения», правда, старательно отделив свою нарративную логику от методологических изысканий Риккерта8 [18].
Итак, если не вдаваться в подробности дюркгеймовской и веберовской версии теоретической социологии, а вернуться к цели данной
статьи, то можно определить: существенное, парадигмальное, различие между двумя названными основными традициями социологии может быть зафиксировано в следующих положениях (речь будет идти только о тех, которые непосредственно относятся к предмету настоящей статьи, для которой сравнение Дюркгейма и Вебера не есть ни основная, ни даже самостоятельная цель). Первое. Натурализм (и позитивизм) Дюркгейма (заставляющий его, кстати, делать весьма сомнительные утверждения в «Методе социологии», например, что, «как всем известно», «общества состоят из частей», и такой «элементарной» частью следует считать «первобытную орду») ориентирует его в сторону среднего типа (среднего арифметического, как пишет сам Дюркгейм) как основного средства познания социальной реальности (отклонения от среднего типа и есть «остаток» - действительное познание индивидуального, «вот этого», явления, которым занимается исследователь, но который ищет при этом прежде всего общих черт, связывающих его объект с другими объектами того же рода: мы видим некоторое «овеществление», от которого уклонилась математическая физика, но, парадоксально, к которой, по крайней мере на словах, так привержена позитивистская натуралистическая социология, начиная с Дюркгейма и посейчас)9. Напротив, Вебер как неокантианец подчеркнуто и последовательно чужд любому овеществлению: «точка зрения» и «цель» в сопряжении дают «идеальный тип»: совокупность имеющих ценность (релевантных) признаков, взятых в максимально очищенном и проявленном виде и в наиболее совершенном сочетании (что именно и предполагается)10. К реальности это имеет точно такое же отношение, какое любая единица измерения, будь то в естествознании, будь в практической повседневной жизни, имеет к реальности. Идеальный тип выполняет функцию единицы измерения реальности (конкретно -данного, заинтересовавшего исследователя, ее фрагмента), и в этом отношении он совершенно незаменим, по Веберу.
Второе. Кратко определим основной способ объяснения/понимания, свойственный двум разбираемым нам и традициям социального познания. У Дюркгейма это подведение под закон, в качестве которого выступает его средний тип. Методологическое правило, формулируемое Дюркгеймом: «одно и то же следствие имеет одну и ту же причину», - истолковывается в контексте (как сам Дюркгейм указывает, как дополнение) основного, названного нами, способа объяснения - «подведения». На первый взгляд, здесь выполняется и «догма позитивиз-
ма», и реализуется основной способ объяснения в современном Дюркгейму научном естествознании: индивидуальный случай подводится под общий закон, при отвлечении от всех качественных, особенных, индивидуальных признаков/черт (в совершенном случае математической физики качеств вообще нет; следует специально оговориться, что речь идет об интерпретации математической физики классическим позитивизмом как методологией одной из разбираемых нами традиций теоретической социологии). Идеально-типическое познание М. Ве-бера в качестве причинного объяснения использует то, что сам Вебер называет «каузальным сведением». Очевидно, что подобного рода причинность существенно отличается как от подведения под общий закон (средний тип), так и от известного в естествознании, концептуализированного Декартом как толчок вида аристотелевской действующей причинности. Однако разъяснение нашей интерпретации веберовско-го «каузального сведения» мы пока отложим и зафиксируем некоторые выводы из предшествующего изложения, необходимые нам, чтобы сделать следующий шаг.
В области теории, следуя той нити рассуждения, которой мы придерживались в предшествующем изложении, мы не обнаружим (сколько бы пристально ни присматривались) оснований предпочесть одну из описываемых нами традиций теоретической социологии другой: они полностью самостоятельны друг относительно друга и теоретически самодостаточны и фундаментально различны. Продемонстрировать это было главной задачей предпринятого выше изложения. Но еще мы предприняли рассмотрение некоторых тем, основных для той и другой традиции, не затем, чтобы обнаружить основание для предпочтения одной перед другой (ни тем более обличить в ошибках и т.п.). Мы сделали это для того, чтобы прояснить условия для выбора исследователем той или иной программы: что он выбирает и на что он решается в результате сделанного выбора11.
Описание ситуации выбора и связанных с ним обстоятельств прояснит для нас ситуацию непреодолимой мультипарадигмальности. Выбор происходит на уровне описания «фрагмента реальности», «события», привлекшего наше внимание и вызвавшего потребность его «понять». Камень, падающий на землю с постоянным ускорением, может быть брошен с крыши Иваном на голову Петра. Физик, прокурор, историк (если Иван или Петр были людьми ценными по его критериям), судмедэксперт и др. опишут одно и то же событие различно, именно в зависимости от неразрывно связанных «точки
зрения» и «цели» (познавательного интереса). Кстати, кажутся вполне обоснованными сомнения в том, что событие может быть безотносительно его описания: рассуждение Серла [21] о «физической реальности» как последней основе всех остальных не кажется достаточно убедительным; он полагает, что «физическая реальность» в некотором смысле субстанциальна, а социальная - нет, имеет физическую реальность в качестве субстрата. Причем в нашем случае (оставляем сейчас в стороне физическую реальность и толчок Декарта) связь между двумя событиями обретается только в рассказе; причинная связь, каузальное сведение есть функция рассказа, определенного познавательным интересом (связью между точкой зрения и целью познания). Рассказать же, повторим, можно по-разному; можно - как естествоиспытатель (в описании падения камня с башни у Галилея, например, совершенно не важно, ни какой камень, ни какая башня, ни даже сам Галилей, там и камня-то как такового нет - материальная точка математической физики), можно - как историк (и тогда случайные биографические данные о взаимоотношениях Ивана и Петра будут в центре описания; Вебер приводит в качестве примера астрономию, в которой равно необходимы описания обоих типов), можно -как социолог, и его позиция представляется, на первый взгляд, промежуточной между физиком и историком. Социолог может составить описание таким образом, чтобы, как физик, находиться вне описания и вне описываемой ситуации; может и таким образом, что станет действующим лицом (в терминологии Вебера - оценка) или, по крайней мере, заинтересованным (вовлеченным) зрителем (отнесение к ценности; предполагает наличие ценности, то есть объективного основания предпочтения). Объяснение, генерализация, номотетическое познание - есть первый случай (естествознание, в терминологии Риккерта; социология, по Риккерту, если и может быть - то только естественной наукой); понимание, индивидуация, идиографическое познание - есть случай исторических наук о культуре; Дюркгейм и Вебер. Следует также добавить, что само событие становится быть (и определяется) только после того, как включается в контекст/рассказ; научный факт есть функция научной теории (по крайней мере в логическом отношении), «факт социальной действительности» может быть, помимо этого (теория здесь ничем не отличается от естествознания), «моментом повествования», рассказа, наррати-ва12. Причем одно и то же описание может выполнять совершенно различную функцию: фраза «идет дождь» в разговоре супругов и она же
в разговоре следователя и криминалиста - являются составными частями различных нарра-тивов и имеют различный смысл и вес, хотя относятся к одной ситуации и лексически есть одна фраза. Каузальное сведение есть размещение описанного с определенной точки зрения и с заданной целью явления в контексте (здесь лучше говорить: «в горизонте») таким образом, что выявляется связный рассказ, повествование (он обычно ценностно нагружен, и тогда в современной социологии называется дискурсом [23, с. 195], и может быть легитимизирован -тогда будет назваться идеологией) [18].
Различие в способах описания (определение релевантного), часто неосознанное применительно к данному случаю исследователем «социальной реальности» - парадигмальное различие, в определенном выше смысле; их (способов)13 смешение в одном и том же рассуждении - одна из причин «перманентного кризиса» теоретической социологии, такой «переход в другой род» - действие, которое следует или исключить, или тщательно контролировать. Таким образом, мультипарадигмальность социального познания укоренена в европейской традиции различения наук (и соответствующих им реальностей), и способом существования социологии в этой ситуации является в сущности произвольный выбор, который (по Веберу), будучи совершенным, не имеет значения, осознанно или неосознанно, просто представляя и описывая выделенный (в момент выделения тоже совершается выбор, и он тоже может быть в методологическом смысле «бессознательным») фрагмент «социальной реальности», исследователь совершает выбор между социологией как генерализирующей номотетической «естественной наукой» и социологией индивидуализирующей идиографической «историче-
~ 14
ской наукой о культуре» , - помещает исследователя в контекст последовательной, жесткой, принудительной традиции15, объект исследования, фрагмент социальной действительности, тематизируется в предмет средствами и в концептуальных рамках одной парадигмы.
Примечания
1. «Социология находится в теоретическом кризисе. Эмпирические исследования, в целом действительно успешные, увеличили наши знания, но не привели к единой социологической теории. Социология как эмпирическая наука не может не претендовать на пересмотр своих высказываний на основании данных, полученных при исследовании реальности, сколь бы ни были стары либо новы бурдюки, в которые разливают полученное знание. Однако именно на этой основе она не может обосновать особенность
своей предметной области и своего единства в качестве научной дисциплины. Разочарование зашло так далеко, что этого даже больше не пытаются сделать» [4, с. 15], - так начинает Н. Луман свой трактат «Социальные системы».
2. «Общественные науки традиционно приписывают понятию «теория» несколько значений, от которых я хочу сразу же и решительно отмежеваться. Одно представление - особенно популярное среди тех, кто ассоциируется с ортодоксальным консенсусом, хотя и не столь распространенное в наши дни -состоит в том, что теорией может быть названо лишь образование, представленное в виде логически выстроенной последовательности дедуктивно взаимосвязанных законов или обобщений... Любой, кто постарается использовать подобное представление в контексте социологии, вынужден будет признать отсутствие (на данный момент) теории как таковой; ее построение является делом далекого будущего, целью, за достижение которой надо бороться, а отнюдь не актуальной задачей повседневности современных общественных наук» [5, с. 12].
3. Г.Х. фон Вригт приводит мнение трех авторов, различным образом определяющих статус законов в обществознании: во-первых, Гемпель считает, что «в исторических объяснениях отсутствуют полные формулировки общих законов главным образом потому, что законы эти слишком сложны, а наше знание их недостаточно точно. Объяснения историков являются в характерном смысле эллиптическими, или неполными. Строго говоря, это лишь наброски объяснения»; во-вторых, К.Р. Поппер утверждает, что «причина отсутствия формулировки общих законов в исторических объяснениях заключается в том, что эти законы слишком тривиальны и поэтому не заслуживают явного упоминания. Мы знаем эти законы и неявно считаем их несомненными»; в-третьих, со ссылкой на работу У. Дрея «Законы и объяснение в истории», формулируется мнение, что «исторические объяснения обычно не ссылаются на законы вовсе не потому, что эти законы так сложны и непонятны, что нам остается довольствоваться лишь наброском объяснения, и не потому, что они слишком тривиальны для того, чтобы о них упоминать. Причина, по Дрею, состоит просто в том, что исторические объяснения вовсе не опираются на общие законы» [6, с. 61]. Здесь следует, видимо, упомянуть, что начиная с М. Вебера и до Э. Гидденса крупнейшие теоретики полагают, что никто не смог внятно методологически различить предмет исторического и собственно социологического исследования и что, по-видимому, такого различия просто нет. Так что все, сказанное выше об истории, не в меньшей степени действительно и для социологии.
4. В нашем случае удобнее определить парадигму как связную иерархичную (системную) совокупность аксиом, исходя из которых дедуцируются теории, применяемые к «социальной реальности» (старого спора об индуктивных обобщениях и дедукции из аксиом в их значении для теоретического знания о «действительности» мы можем здесь не касаться). Откуда берутся (открываются исследователю) эти аксиомы - не вопрос нашей статьи. Следует только
иметь в виду, что это не все аксиомы, но лишь «основные», те, которые определяют предмет исследования в целом - их мы назвали выше основоположениями. Относительно неокантианства следует также учитывать исследования о том, что может значить «реальность» в горизонте «критик» Канта (например, первую главу книги С. Жижека «Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии» [9]), - но обсуждение этого вопроса тоже вне предмета данной статьи.
5. Наша классификация теорий ценности основана на придаваемом теорией статусе ценностям: трансцендентное (божественное установление; вопрос о предании и церкви - особый и не влияет на основание классификации), трансцендентальное (царство ценностей И. Канта), органическое («воля к власти» Ф. Ницше), утилитарное (все разновидности позитивизма, современные теории рационального выбора, классическая и неоклассическая экономическая теория) понимание ценностей; в двух последних случаях местобытием ценностей является реальность и необходимости в выделении «царства ценностей» нет; первый случай не актуален для современной теоретической социологии.
6. Их до сего времени в социологии всего две; остальные - либо производные от них, либо редуцируют социологию к истории (этнометодология, нарратив и др.), экономике (теория институтов, капиталов и др.), политической науке (стоическая или макиавеллистская традиции - две соперничающих парадигмы).
7. В отечественной социологии есть несколько интерпретаций, что следует понимать под «социальным фактом как вещью» у Э. Дюркгейма. Мы сошлемся на последнее по времени истолкование этой темы, тем более, что в этой же работе содержится анализ некоторых идей М. Вебера, также находящихся в центре внимании в этой статье: курс лекций Ионина Л. Г. «Философия и методология эмпирической социологии» [13].
8. «Как только мы пытаемся осмыслить образ, в котором жизнь непосредственно предстает перед нами, она предлагает нам бесконечное многообразие явлений, возникающих и исчезающих последовательно или одновременно «внутри» и «вне» нас. Абсолютная бесконечность такого многообразия остается неизменной в своей интенсивности и в том случае, когда мы изолированно рассматриваем отдельный ее «объект» (например, конкретный акт обмена), как только мы делаем серьезную попытку хотя бы только исчерпывающе описать это «единичное» явление во всех его индивидуальных компонентах, не говоря уже о том, чтобы постигнуть его в его каузальной обусловленности. Поэтому всякое мысленное познание бесконечной действительности конечным человеческим духом основано на молчаливой предпосылке, что в каждом данном случае предметом научного познания может быть только конечная часть действительности, что только ее следует считать «существенной», то есть «достойной знания» [8, с. 369].
9. Но даже и в случае предельного «овеществления» (натурализма) речь может идти лишь об объяснении не вещи, но признака вещи, данной в пред-
ставлении/описании (мы уклоняемся от того, чтобы говорить здесь о понятии); сошлемся здесь на представителя Венского кружка К.Г. Гемпеля, который в статье 1942 г. «Функция общих законов в истории» писал: «То, что иногда называют полным описанием события, требует утверждений обо всех свойствах... Эта задача никогда не может быть выполнена полностью»; «тем более, невозможно объяснить индивидуальное событие в смысле учета всех характеристик с помощью универсальных гипотез»; и далее: «И история, и естественные науки могут дать отчет о предметах своего изучения только в терминах общих понятий, и история «может схватить уникальную индивидуальность» объектов своего изучения не больше, чем физика или химия» [19, с.17]. М. Вебер считал именно это «номотетическое» знание предварительным, подготовительным для того, чтобы реализовать цель познания социологии как науки о действительности. Но, в связи с позицией Дюркгейма, не это является наиболее для нас важным: согласно «догмам позитивизма» степень «математизации» определяет совершенство науки; но математизация как раз и означает принципиальное преодоление «натурализма»: вещественного в математической физике не остается ничего совсем. С другой стороны, Г. Риккерт утверждает, что понятие тем совершеннее, чем меньше в нем осталось «воззрительного многообразия» действительности, то есть, в интересующем нас отношении, говорит точно о том же. Наука о действительности, по образцу математической физики и риккертовского естествознания, - есть преодоление натурализма. Напротив, «исторический индивид» - основной предмет познания исторических наук о культуре, в высшей степени «реален», то есть символичен (но тоже не вещественен: его место-бытием является рассказ, дискурс, идеология, миф). Отсюда - постоянная тяга «исторических наук о культуре» к символическому познанию своих объектов, отмеченная М. Хайдеггером, например, в «Пролегоменах к истории понятия времени» [20].
10. «Чем отчетливее и однозначнее конструированы идеальные типы, чем дальше они, следовательно, от реальности, тем плодотворнее их роль в разработке терминологии и классификации, а также их эвристическое значение» [8, с. 623-624].
11. При этом никаких оснований для выбора нет, по крайней мере, нет методики рациональной критики таких оснований до того, как выбор будет сделан. Исследователь находится в положении, прекрасно описанном Черчиллем, который определял роль политика как выбор, решение - после того, как эксперты и прочие знатоки привели бесконечное количество доводов в пользу той или другой альтернативы (М. Вебер тоже писал о решении, которое должен принять исследователь; в этом решении он обретает «точку зрения» и условие возможности научной рациональности).
12. Необходимость, правила, которым следует рассказ, в которой представляется (обретается и осуществляется) социальная реальность - изучаются такими авторами как, например, К. Гинзбург [22] или Р. Анкерсмит; последний создал специальную научную дисциплину - нарративную логику (на ее слож-
ные взаимоотношения с риккертовской, а значит, и веберовской методологией социального познания мы указывали выше).
13. Мы не касались введенного Аристотелем различения эпистемологического, фронетического и технического знаний и соответствующих им «реальностей»; например, утверждение, что фронетическое знание описывает социальную реальность - радикально изменило бы «систему координат», выбранную нами для интерпретации «ситуации мультипарадигмальности». Мы не касаемся также болезненного для социальных наук как «исторических наук о культуре» вопроса, поставленного также еще Аристотелем: может ли индивидуальное (случайное) быть предметом знания. Позитивист Дюркгейм и логический, утонченный, позитивист Гемпель, на которого мы сослались в этой статье, решительно считали, что и не может, и это не интересно (не релевантно, не нужно); веберовская процедура «каузального сведения» (выходя за рамки «охватывающих законов», или, в терминологии самого Вебера, «объясняющих причин»), основанная на разработанной Г. Риккертом теории «исторического индивида» и способов его познания, кажется, приоткрывает такую возможность.
14. Начиная с 60-х годов ХХ века все шире распространяется убеждение (оно стало господствующим уже в 80-е годы прошлого века), что методологические различения баденского и марбургского неокантианства, философии жизни (прежде всего В. Дильтея) относительно естествознания и наук о духе (мы намеренно уклоняемся от существенных особенностей, свойственных каждому типу различений каждой из названных школ) либо устарели, либо были несостоятельны с самого начала. Мы утверждаем, напротив, что различие носит совершенно «объективный» характер и выбор совершается в любом случае: он может быть сознательным, методически контролируемым, или несознательным - но он предшествует любому связному рассуждению, повествованию о «реальности», которая, повторим за Риккертом (Виндельбандом, Вебером), - одна, но может быть рассмотрена с разных точек зрения.
15. Мы добавим: или в положение александрийца «музейного» периода, многое знающего, не способного выбрать и творчески совершенно бесплодного. Было бы также необоснованно полагать, что речь идет о выборе только между дюркгеймовской и ве-беровской традициями в теоретической социологии, хотя именно так ситуация выглядит на первый взгляд. Не оценивая возможности дюркгеймовской традиции реализовать требования научности, определенные ею для себя и зафиксированные фон Вриг-том как догмы позитивизма, мы утверждаем, что в рамках веберовской традиции теоретической социологии возможна социология как естественная наука (понятийная чистота идеально-типического познания тому пример), так и социология как историческая наука о культуре, и здесь мы должны еще раз разобраться с критикой риккертовского наследия Р. Ан-керсмитом в «Нарративной логике».
Список литературы
1. Ядов В. А. Стратегия социологического исследования. Описание, объяснение, понимание социальной реальности. М.: Омега-Л, 2007. 567 с.
2. Шаров А.Н. Об основаниях мультипарадиг-мальности в науке об обществе // Социология науки и технологий. 2014. Вып. № 2. Т. 5.
3. Коллинз Р. Четыре социологические традиции. М.: Издательский дом «Территория будущего», 2009. 317 с.
4. Луман Н. Социальные системы. Очерк общей теории. СПб.: Наука, 2007. 643 с.
5. Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2005. 528 с.
6. фон Вригт Г. Х. Объяснение и понимание // Логико-философские исследования: Избранные труды. М.: Прогресс, 1986. 600 с.
7. Эльстер Ю. Объяснение социального поведения: еще раз об основах социальных наук. М.: Издательский дом ГУ «Высшая школа экономики», 2011. 472 с.
8. Вебер М. Критические исследования в области логики наук о культуре. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990. С. 416-494.
9. Жижек С. Щекотливый субъект: отсутствующий центр политической онтологии. М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2014. 528 с.
10. Риккерт Г. Границы естественнонаучного образования понятий. СПб.: Наука, 1997. 532 с.
11. Вико Д. Основание новой науки о новой природе наций. М.: Ирис, 1994.
12. Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре. М.: Республика, 1998. 413 с.
13. Ионин Л.Г. Философия и методология эмпирической социологии. М.: Издательский дом ГУ ВШЭ, 2004. 365 с.
14. Дюркгейм Э. Метод социологии // Социология. Ее предмет, метод и назначение. М.: Канон, 1995. С. 5-170.
15. Виндельбанд В. Прелюдии. Философские статьи и речи // Избранное: Дух и история. М.: Юрист, 1995. С. 20-293.
16. Виндельбанд В. О свободе воли // Избранное: Дух и история. М.: Юрист, 1995. С. 508-656.
17. Дильтей В. Построение исторического мира в науках о духе / Собрание сочинений в 6 тт. Т. 3. М.: Три квадрата, 2004. 419 с.
18. Анкерсмит Ф. Нарративная логика. Семантический анализ языка историков. М.: Идея-Пресс, 2003. 360 с.
19. Гемпель К.Г. Функция общих законов в истории // Логика объяснения. М.: Издательство «Дом интеллектуальной книги». 1998. 239 с.
20. Хайдеггер М. Пролегомены к истории понятия времени. Томск: Водолей, 1998. 384 с.
21. Searle J. The Construction of Social Reality. New York: Free Press, 1995.
22. Гинзбург К. Мифы-эмблемы-приметы: Морфология и история. М.: Новое издательство, 2004. 348 с.
23. Эпистемология и философия науки. Энциклопедия. М.: «Канон» РООИ «Реабилитация», 2009. 1248 с.
ABOUT IDENTIFYING THE CAUSES AND INTERPRETATION OF «MULTIPARADIGMALITY» IN SOCIOLOGY: A METHODOLOGICAL ASPECT
K.G. Maltsev1, E.A. Zaitseva2
1 Lobachevsky State University of Nizhni Novgorod 2 Nizhni Novgorod State Technical University
The aim of the paper is to examine multiparadigmality recently discovered in domestic theoretical sociology in the context of disciplinary structure of knowledge formed during the last third of the 19th century. Theoretical sociology developed as a science in the context of distinguishing between «natural sciences» and «historical sciences of culture», nomothetic and ideographic approaches, generalizing and individualizing methods. From the very beginning, there has been a fundamental disagreement about which group of sciences it should belong to. With the possibility suggested by H. Rickert to study «all reality as a whole» by employing one of the two opposing methods at any level of research/reality, «the situation of mul-tiparadigmality», seen by many as a crisis, becomes natural. The paper suggests a new interpretation of the basic principle of causality, causal reduction, ideal-typical cognition in relation to the concepts of narrative, discourse, ideology.
Keywords: multiparadigmality, nomothetic and idiographic, value, narrative, narrative logic, discourse, phronesis.
