CC BY
175
ЯЗЫКОЗНАНИЕ
УДК 808.2
Г.Н.Гиржева
О ТРЕХ МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДАХ НА ФОНЕМУ
The paper compares three methodological views on a phoneme: positivistic, phenomenological and functional. The basic concepts of phonology - the phoneme, the background and the sound - are viewed from Functionalism positions.
Констатация различий фонологических школ стала обычным элементом учебников по фонетике и фонологии. При этом далеко не всегда указываются причины принципиального расхождения в понимании тех ли иных особенностей объекта исследования. Справедливо замечено, что «многие лингвисты не отдают себе отчет в том, что их теоретическое противостояние с тем или иным оппонентом разрешимо только в том случае, если они стоят на идентичных методологических позициях, в противном случае их спор... превращается в разговор слепого с глухонемым», либо должен быть переведен в плоскость методологической дискуссии о самих основаниях исследования» [1].
Приведем пример спора, основанного на различном понимании объекта исследования и его функции. Представитель одной методологии Л.Р.Зиндер, не соглашаясь с предложением Н. С.Трубецкого, представителя другой методологии, «различать среди признаков фонемы «релевантные», пишет: «Такая точка зрения пренебрегает тем обстоятельством, что для опознания слова (а это является основной функцией фонемы) важное значение имеют также и недифференциальные признаки» [2].
Чтобы понять причину несогласия, нужно знать, что
а) для Трубецкого фонема «не звуковая единица», а продукт мыслительных усилий лингвиста, конструкт, «совокупность смыслоразличительных признаков», образующих в данном языке минимальные смыслоразличительные оппозиции; фонема отличается от звука речи как совокупности всех воспринимаемых носителем языка признаков. Для Зиндера же фонема — «наименьшая линейная неделимая звуковая единица языка» [3];
б) для Трубецкого основная функция фонемы смыслоразличительная, а никак не «функция опознания слов», поэтому Трубецкой никак не может «пренебречь» этим «обстоятельством». Для Зиндера «фонемы служат не для дифференциации значений, а только для различения слов, поскольку образуют их звуковой облик» [4].
Видение объекта определяет совокупность методов, методик и процедур лингвистического исследования. Поэтому важным условием научного исследования является осознание реализуемых гносеологических принципов.
Гносеологическая ситуация предполагает наличие объекта и субъекта процесса познания. Рассматривая различные лингвистические теории, О.Лещак установил, что в одних теориях смысл является объектом познания (познавательный процесс понимается как процесс нахождения смысла), и такое отношение между смыслом и субъектом называется «объектной гносеологией», а в других теориях в познавательном процессе важен субъект как порождение смысла, и такое отношение между смыслом и субъектом называется «субъектной гносеологией». Теории первого типа принадлежат к феноменологической и позитивистской (эмпирической) методологии, теории второго типа — к функциональной [5]. В рассматриваемых ниже московской и ленинградской теориях фонем, несмотря на их принципиальные различия, реализуется объектная гносеология.
ЯБВГЙШ
ЩЕШНГС
d»flPcT#
Методологическую позицию фонолога характеризует то, как он определяет онтологический статус фонемы. Далее мы рассмотрим три методологические позиции, существенные для отечественной фонологии: позитивистскую, феноменологическую и функциональную.
Позитивистская — наиболее старая методология в лингвистике вообще и в фонологии в частности. Позитивист ограничивает свое эмпирическое исследование действительным, позитивным фактом, который может быть верифицирован. Позитивистские лингвистические исследования представляют собой наблюдение за внешнеречевыми формами в их линейном развертывании. Цель таких исследований — обнаружение и обобщение мельчайших фактуальных проявлений, которые, по мнению позитивистов, и являются носителями объективной информации. Именно поэтому обязательным в таких исследованиях становится привлечение различного рода измерительной аппаратуры, сложность и точность которой определяется техническим прогрессом.
В фонологии на позициях позитивизма стоит Ленинградская фонологическая школа (ЛФШ). Представителями этой школы фонема (или «звук языка») понимается как акустический образ реально произносимого и слышимого звука: фонема — «это кратчайший элемент общих акустических представлений данного языка, способный ассоциироваться в этом языке со смысловыми представлениями» [6], или как «звуковой тип», в который объединяются «разнообразные звуки», произносимые в «живой речи» [7]. Тем не менее этот образ, представление, тип у позитивистов может «встречаться» в речи: «одна и та же фонема встречается в разных фонетических условиях» [8]. Заметим, что имеется в виду не звук, а отвлечение, абстракция. Поэтому в ЛФШ возникает понятие аллофона, оттенка фонемы, еще одной абстракции от конкретного «продукта единичного произносительного акта» — звука: «фонема представлена в каждой фонетической позиции определенным аллофоном, воплощенным в реальной речи в виде звука речи» [9]. Фонема в позитивистской методологии зависит от позиций в фонетическом слове и слоге, так как фонема «вне аллофонов. не существует», а аллофон «не мыслим вне определяющей его позиции» [10].
Трактовка фонемы в ЛФШ возможна только в тесной связи с артикуляционными и акустическими характеристиками ее представителя в определенной позиции, т. е. характеристики фонемы и определение фонемы детерминированы физическими и физиологическими особенностями процесса говорения-слушания. Эмпирический принцип в отношении объекта исследования проявляется как в способах определения объекта, например: «каждую самостоятельную фонему можно протянуть, не прибавляя к данном у фонетическому сочетанию ничего нового» [11], так и в способах описания: «.фонема а описывается как гласный, который артикуляторно является самым открытым и непередним, а акустически — компактным (т.е. две первые форманты у него расположены близко друг к другу, при этом F1 — высока по частоте, а F11 — относительно низка).» [12]. Представление о звуке переносится на фонему, коль скоро звук является реализацией фонемы в определенных позициях, что свидетельствует в пользу понимания фонемы как реального физического факта.
Понимание фонемы как единицы с «хотя и очень сложными фонетическими характеристиками» делает возможным чисто позитивистскую постановку вопроса: «каким образом материальные по своей природе и вариативные звуковые средства обеспечивают хранение и передачу нематериальной информации» [13]. Предварительно заметим, что с точки зрения иной, функциональной, методологии информация (смысл) не хранится, не передается в предметах чувственного опыта («звуках, материальных по своей природе»), а порождается, о чем будет сказано ниже.
Однако в позитивистской теории фонемы нет прямого ответа на вопросы о том, каким образом фонема функционирует, за счет каких свойств фонемы как единицы, инвариантной по отношению к аллофону, осуществляется многообразная позиционная и комбинаторная репрезентация этой фонемы в словоформах, каков механизм этой репрезентации.
Совершенно иное представление о фонеме у представителей Московской фонологический школы (МФШ). У них фонема рассматривается как инвариантный языковой феномен, независимый от акустических и артикуляционных частностей реального произноше-
ния: «Фонема — это идеальное языковое задание, то «общее», которое под влиянием актуальных фонетических факторов реализуется в различных звуковых комбинаторных вариантах в «отдельном» [14]. Такое представление о фонеме трансформировалось в более лаконичные формулировки: фонема - «эталон звука», «не конкретный звук, а абстракция» [15], которые нам представляются утрированными.
Представители феноменологической методологии трактуют фонему как «сущность», определяющую «явление» отдельных звуков [16], как первичную сущность по отношению к различным звукам — ее реализации в различных позициях. В этом состоит основное отличие этой методологии от позитивистской: феноменологи считают, что звуковые явления детерминированы фонемой.
Фонема как феномен реализуется в различных звуках, выступающих в различных фонетических позициях: «Каждая фонема проявляется в определенных разновидностях, причем каждая из разновидностей выступает в строго определенных фонетических условиях»; «фонетическая обусловленность разновидностей фонемы в разных позициях неодинакова» [17]. Так как именно звуки как реализации фонемы в определенных позициях в словоформе и морфеме (а не сама фонема) зависят от особенностей этих позиций (перцептивно и/или сигнификативно слабых), то звуки в слабых позициях могут отличаться друг от друга, а также от звука, которым реализуется фонема в другой фонетической позиции (сигнификативно и перцептивно сильной). Отсюда проистекает и необходимость классифицировать это разнообразие, выделяя «основной вид», «вариант», « вариацию».
Феноменологическое понимание фонемы делает возможным признание того, что фонема может выполнять или не выполнять свои функции, в частности — основную (сигнификативную): «фонема может в слабых позициях терять свои дифференциалы <...> и превращаться в вынужденный вариант» [18], «совпадая в вариантах, фонемы теряют частично свою способность различать значения слов»; «совпадение двух или нескольких фонем в одном варианте ведет к омонимизации слов» [19].
Невозможность иногда проверить сущностные характеристики фонемы (при отсутствии сильной позиции для нее) породила идею гиперфонемы. Заметим, что само наличие понятия гиперфонемы принципиально невозможно в позитивистской методологии, так как здесь фонема жестко «привязана» к артикуляционно-акустическим свойствам звука.
В некоторых вузовских учебниках наблюдается очевидное смешение понятий. Описание основных положений фонологии в учебнике [15] в понятиях МФШ предваряется параграфом «Звуки речи и звуки языка» с трактовкой фонемы в системе понятий ЛФШ: «Звук языка — множество звуков речи, близких друг другу в артикуляционно-акустическом отношении, определяемых говорящими как тождество». Следующая фраза: «Звук языка — это звуковой тип, эталон звука, существующий в языковом сознании говорящих» противоречит первому определению. Неясно, следует ли понимать термин «звуковой тип» в контексте первого высказывания, так как термин активно используется ЛФШ, или его понимать как синоним «эталона». И в завершении цитируемого параграфа встречаем уже совсем неясное: «Как всякое множество, звук языка уже не конкретный звук, а абстракция» [15]. Столь же противоречива подача материала и в другом учебнике [20]: вначале утверждается, что «. фонемой называется кратчайшая звуковая единица, независимая по своему качеству и потому служащая для различения звуковых оболочек слов и их форм» (позитивистское понимание), а дальнейшее объяснение проводится в понятиях МФШ.
Для определения специфики функциональной методологии необходимо определиться с термином «функция» и его производными. Наиболее распространенным в лингвистике является понимание «функции» как «активности» объекта, его роли в ситуациях функционирования, например: «. раздел фонетики, который изучает функционирование звуков в языке, называется функциональная фонетика или фонология. Фонология исследует, как работают звуки в языке, какие у них функции («обязанности»)» [21]. Мы согласны с О.Лещаком в том, что «нельзя называть функциональным любое исследование функционирования объекта. Вполне возможно совершенно нефункциональное изучение функциониро-
вания языка или психики <...> или общественно-политической сферы жизни» [22]. Например, возможны феноменологическое, структуралистское, позитивистское и проч. исследования функционирования объекта. И тогда, соответственно методологии, задачей исследования будет представить объект или как феномен, обладающий неким имманентным смыслом, или как сложное целое, обнаруживающее внутренние и внешние структурные связи, или же исследование будет сводиться к простому наблюдению за внешними проявлениями объекта и т. д. Но все это не является функциональной методологией.
В функциональной методологии функция не является предметной областью познания (функционированием) и не является характеристикой объекта исследования. Функция понимается «как способ представления объекта, характера и форм его бытия» [23]. Такова функция как центральное методологическое понятие функционализма. В функциональной методологии любой констатируемый факт (фонетический, морфологический, стилистический), любое речевое действие понимается «именно как различного рода функциональные отношения в пределах опыта конкретного человека — носителя данного языка» [24].
Основным объектом исследования в функциональной методологии является языковая деятельность. Она состоит из трех видов функций: язык — речь — акустикоартикуляционная сигнализация. Язык понимается как отношение когнитивной картины мира к речи, обусловленное регулятивной коммуникацией, речь — как отношение интенции к языку и к акустико-артикуляционной сигнализации, а акустико-артикуляционная сигнализация — как отношение речи к различным типам сигнальных последовательностей (звуковых, графических).
Таким образом, язык и стадия акустико-артикуляционной сигнализации (создание звуковых и/или графических последовательностей) не связаны напрямую. Между интенцией и стадией сигнализации существует стадия активизациии языка — речь. Речь понимается не как физический поток звуковых волн, а как последовательность представлений о звучании или как цепочка акустических образов [25].
Принципиальное отличие функциональной методологии от представленных выше позитивистской и феноменологической состоит в том, что фонема не является собственно единицей, а то, что определяется термином «фонема», вообще напрямую не связано со звуком как физической единицей. План выражения слова не состоит из последовательности фонем. А носитель языка не осуществляет процесс фонации (построения последовательностей представления о звучании) путем постоянного соотнесения звукового многообразия с неким «инвариантом» или «звуковым типом».
Планом выражения языкового знака считаем совокупную информацию о всех возможных репрезентациях (в том числе и акустико-артикуляционных) плана содержания данного знака на стадии речи. Эту информацию, т.е. отношение знака к некоторой модели акустико-артикуляционной репрезентации, по которой осуществляется построение словоформы на основе данного знака, мы называем фонемой. Таким образом, фонема понимается нами как совокупная информация о всех возможных репрезентациях того или иного сегмента морфемы в плане выражения слова.
Представление носителя языка об акустических и артикуляционных признаках, обеспечивающее узнавание и возможность произнесения звука, называем фоном. Таким образом, фон — это информация об акустических и артикуляционных признаках звука, реализуемая при акустико-артикуляционной сигнализации. Звук является реализаций фона. Но фон детерминирован, обусловлен звуком, так как способность к узнаванию и произнесению формируется в процессе речи.
Последовательность фонов (представлений о звучании и артикуляции) входит в план выражения словоформы языкового знака и обеспечивает сигнальную репрезентацию словоформы. Например, последовательность фонов разных словоформ языкового знака (слова) различается: [сЛва], [сЛв’э], [соф]. Информация об этом различии формируется в сознании носителя языка при формировании языкового опыта, т.е. в процессе речи. Информация эта не дана нам a priori в качестве инварианта, а детерминирована звуками речи, разнообразием
звуковых последовательностей, на основании которых в сознании носителя языка формируются представления о звучании и артикуляции (фоны), а также представления о возможных последовательностях фонов. Эта информация в сознании носителя языка и обеспечивает в дальнейшем восприятие и порождение речи.
Информация о возможной последовательности фонов постоянно корректируется в сознании носителя языка в течение жизни. Речь ребенка, который только учится говорить (Са[ф]а любит [ф]ыкалат), или речь человека с нарушенной дикцией не препятствует или препятствует в очень малой степени нашему пониманию этой речи не потому, что мы соотносим эту (неузуальную) последовательность звуков с неким идеалом, последовательностью инвариантов (фонем). Звуковую последовательность «[ф]ыкалат», воспринимая ее в речевом отрезке, мы соотносим не с «инвариантом звука» (МФШ) и не со «звуковым типом» (ЛФШ), а с определенным понятием, представлением о сладком продукте. При первом восприятии мы производим подобное соотношение, возможно, с некоторым усилием, так как делаем поправку на имеющиеся в сознании варианты репрезентации словоформы. Однако, привыкнув к неправильностям говорения, мы производим соотношение автоматически и перестаем замечать неправильности. Такое «привыкание» можно объяснить только тем, что даже раз услышанный вариант произношения фиксируется, обрабатывается и сохраняется, т.е. становится элементом сознания носителя языка. Это информация о возможной последовательности фонов плана выражения словоформы и о возможной репрезентации словоформы. Можно сказать, что у носителя языка в процессе языковой деятельности постоянно происходит корректировка плана выражения языкового знака.
Итак, ни порождение, ни восприятие речи не являются процессами соотнесения акустико- и артикуляционного варианта с инвариантом или звуковым типом. Фонема — это не единое инвариантное представление, реализующееся в речи различными звуковыми отклонениями в зависимости от конкретных фонетических условий, а совокупная информация о возможных последовательностях фонов планов выражения словоформ языкового знака, обеспечивающая процесс фонации, репрезентации словоформы в речи, а уже затем обеспечивающая процесс акустико-артикуляционной сигнализации.
Таким образом, фонема — это совокупная информация о фонетических потенциях плана выражения языкового знака; фон — это конкретное представление о звучании плана выражения словоформы (активизация языка, фонация); звук — это реализация этого представления (акустико-артикуляционная сигнализация).
1. Лещак О. Языковая деятельность. Основы функциональной методологии лингвистики. Тернополь, 1996. С.10.
2. Зиндер Л.Р. Общая фонетика. М., 1979. С.42-43.
3. Там же. С.38.
4. Там же. С.41.
5. Лещак О. Указ. соч. С. 107.
6. Щерба Л..В. Русские гласные в качественном и количественном отношении. Л., 1983. С.8.
7. Щерба Л.В. Фонетика французского языка // Языковая система и речевая деятельность. Л.,1974. С.125-135.
8. Зиндер Л.Р. Указ. соч. С.46.
9. Там же. С.48.
10. Там же.
11. Щерба Л.В. Русские гласные... С.13.
12. Бондарко Л.В. Фонетическое описание языка и фонологическое описание речи. Л., 1981. С.50.
13. Бондарко Л.В. Как мы говорим и что мы слышим // Говорящий и слушающий: Языковая личность, текст, проблемы обучения. СПб., 2001. С.7.
14. Аванесов Р.И., Сидоров В.Н. Реформа орфографии в связи с проблемой письменного языка // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М.,1970. С.150.
15. Русский язык: В 2-х ч. Ч.І. Под ред. Л.Ю.Максимова. М., 1989 С.200.
16. Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.553.
17. Аванесов Р.И., Сидоров В.Н. Система фонем русского языка // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М.,1970. С.250.
18. Реформатский А.А. Проблема фонемы в американской лингвистике // Реформатский А.А. Из истории отечественной фонологии. М.,1970. С.248.
19. Аванесов Р.И., Сидоров В.Н. Система фонем русского языка. С.253.
20. Валгина Н.С. и др. Современный русский язык. М., 1987, С.84.
21. Панов М.В. Современный русский язык. Фонетика. М., 1979. С.91.
22. Лещак О. Очерки по функциональному прагматизму: Методология — онтология — эпистемология. Терно-поль-Кельце, 2002. С.62.
23. Там же. С.69.
24. Там же. С.70.
25. См. Лещак О. Языковая деятельность. Основы функциональной методологии лингвистики. Тернополь, 1996. С.352.
