CC BY
74
ФИЛОСОФИЯ, СОЦИОЛОГИЯ И КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 17
О ТОЖДЕСТВЕ ЭТИКИ И ФИЛОСОФИИ © И.О. Надточий
В статье обосновывается идея о том, что этика является не частью философии, а ее законченной и наиболее совершенной формой. Для этого реконструируется своеобразие философского мышления, которое имеет три уровня - эмпирический, метафизический и этический. Именно на последнем происходит взаимопроникновения «этоса» и «бытия», что говорит о принципиальной тождественности этики и философии.
Ключевые слова: этика; онтология; метафизика; греческая философия; нравственное вопрошание.
На вершинах духовного бытия культуры и творческого мышления крупных мыслителей философия всегда воспринималась как целостное явление, обладающее своей собственной органикой и спецификой. Однако деление философии на разделы приобрело характер ставшей традиции как в контексте западноевропейской, так и отечественной философской культуры. И с тех пор, как этику стали считать частью философии, да еще и не самой важной, по сравнению, например, с онтологией и гносеологией, она постепенно все больше теряла свою философскую глубину, а сама философия теряла жизненность и практичность.
В настоящее время происходит, можно сказать, выхолащивание этики, превращение ее в инструмент по обслуживанию интересов современной культуры и общества, которым требуется моральная регуляция. Этика приобретает прикладной характер, а сами этики вместо размышления над фундаментальными проблемами бытия, по преимуществу, занимаются созданием этических кодексов для специалистов различных областей. Безусловно, это важно и нужно, и в полноценной социальной этике сегодня большая нужда в нашем обществе.
Однако проблема в том, что этика теряет свою фундаментальность, теряя философичность. Поэтому и прикладная этика не может похвастать значительными успехами. Нечто подобное в 20-е гг. XX столетия отмечал Г.Г. Шпет, правда, говоря о современном ему состоянии эстетики. «Эстетика, - писал фи-
лософ в «Эстетических фрагментах», - нату-рализируется, психологизируется, этнологи-зируется, социологизируется, вообще занимается пустячками, «фактиками», сплетнями о происхождении и о похождениях искусств. Собственный высокий стиль эстетики стал непонятностью» [1].
Весьма схожие процессы, о которых Г.Г. Шпет говорил в свое время применительно к эстетике, имеют место сегодня и в этике. Наша цель - обосновать идею об изначальном тождестве этики и философии, что нам представляется весьма актуальным как для современного философского процесса, так и для общего нравственного состояния общества и культуры.
Рассмотрим последовательно логику становления идеи, согласно которой этика является не частью философии, а ее законченной и наиболее совершенной формой.
Философское мышление в процессе своего становления проходит несколько уровней мировосприятия. Первый уровень можно охарактеризовать как уровень, в котором присутствует максимум восприятия и минимум рефлексии. Мир воспринимается как данность, в котором границы мира совпадают с границами вещей. Это самый непосредственный способ восприятия мира, в котором происходит первичная встреча с миром и первичное его раскрытие.
С. Л. Франк в книге «Реальность и человек» писал, что реальность, раскрываемая в опыте, - это все то, «...на что мы наталкиваемся, с чем мы встречаемся в окружающей
нас среде, что присутствует в созерцаемой нами картине бытия и своим присутствием как бы принудительно навязывается нам, -все, что обладает характером неустранимого факта, в отличие от того, что рождается в нас самих, в качестве «мнения», «воображения», «предположения» [2]. Это тот уровень восприятия, в котором возникает рефлексия на уровне «как» устроен мир, но не на уровне «почему» и «зачем». Его уместно обозначить как эмпирический уровень, т. е. тот уровень, в котором преобладающим является чувственный опыт.
Гегель в «Энциклопедии философских наук», характеризуя этот «наивный» уровень мировосприятия, называет его «начальной ступенью философии» [3].
По мере углубления мировосприятия сознание не удовлетворяется фактом наличия мира, но уже пытается ответить на вопрос о природе реальности. Это собственно философский уровень восприятия, который уместно обозначить как метафизический. В нем происходит выход за пределы наличной -зримой и осязаемой - реальности, к «причинам» вещей. Причину самого мира, «мира как мира», нельзя искать только в наличной действительности, и соответственно, способы постижение первопричины будут иными, чем способы изучения эмпирической реальности. Ф.М. Достоевский весьма точно отметил абсолютный и универсальный характер метафизических представлений человечества: «Убеждение же человечества в соприкосновении мирам иным, упорное и постоянное, тоже ведь весьма значительно» [4].
Важен контекст появления теоретического философского мышления. Греческая культура проявила исключительный интерес к теоретическому знанию, которое со временем стало именоваться «философией» в отличие от «философствования», которое присуще любому народу и культуре. Большой интерес по этому поводу, а конкретней, почему ближневосточная мысль не есть философия, представляют изыскания С.С. Аверинцева, в частности изложенные им в работе «Греческая «литература» и ближневосточная словесность». Он пишет: «Общепринятое обыкновение до сих пор заставляет всех говорить - с полным основанием! - что философия впервые родилась в Ионии и что ее основателем, самым первым философом сре-
диземноморского круга был Фалес, хотя все отлично знают, что древние египтяне, вавилоняне, иудеи и до него куда как серьезно задумывались над глубинными вопросами жизни и смерти. Нельзя утверждать, что «Книга Иова» уступает в глубине самым прославленным порождениям греческой философии (на каких весах можно было бы проверить такой приговор?..); и все же «Книга Иова» являет собой все, что угодно, - «мудрость», может быть, «философствование», но, во всяком случае, не философию» [5].
В чем же причина столь резкого несходства между «философией» и «философствованием»? Идет ли здесь речь исключительно о терминологическом различии, или имеются все же более серьезные причины? С.С. Аверинцев объясняет это тем, что именно греки, в отличие от египтян, вавилонян и иудеев, сделали предметом мысли не «жизнь», а «бытие», не «существование», а «сущность», превратив тем самым теоретическое мышление «из мышления-в-мире в мышление-о-мире».
Идея о том, что философия как особый род интеллектуальной деятельности есть явление греческой культуры, становится почти что общепризнанным фактом. В своем известном «Введении в философию» Вильгельм Вундт писал, что «Независимо от индийской философии так же, как и от духовного развития всех других восточных народов, развивается западная философия. Конечно, в частных областях знания, как-то в математике, астрономии и медицине, греки могли получить первые побуждения к их разработке от восточных народов, именно из сношений с египтянами, но возникновение западной философии, во всяком случае, является вполне продуктом греческого духа, отпечаток которого оно и имеет во всех отношениях. Уже в начале греческой духовной жизни указанный нами процесс отделения философии от мифов совершился совершенно иначе, чем у родственных индийских народностей» [6].
В. Вундт, говоря о возникновении западной философии, имеет в виду именно теоретическое мышление как высшую форму мышления вообще, потому что оно послужило источником рационалистической традиции и возникновения классической науки на ее основе.
Существует много различных объяснений того, почему греки являются самым философским народом. Мартин Хайдеггер, пожалуй, подошел ближе всех к существу вопроса, разглядев в греческой философии первородную стихию вопрошающего духа. АА^Веш - вот начало и исток философского мышления, и одновременно наиболее таинственный и притягательный «предмет» исканий для самого Хайдеггера. О нем он пишет бесконечно; главное, что именно в греческой философии он усматривает исток подлинной философии, в котором мышление о бытии становится мышлением самого бытия.
Теоретическая философия, в конечном счете, охватывает бытие в целом и ставит фундаментальный вопрос о его смысле. Здесь и происходит переход уже в иной пласт мышления, который С.С. Аверинцев называет «философствованием» и в котором ведущую роль играют не гносеологические вопросы об устройстве мироздания, а нравственные вопрошания духа. «При рассмотрении бытия, - пишет Н.В. Мотрошилова, -полет мысли порой достигает высшего предела обобщенности, абстрагирования от единичного, частного, преходящего. В то же время философское понимание бытия близко к сокровенным глубинам человеческой жизни, к тем коренным вопросам, какие человек способен ставить перед собой в минуты высочайшего напряжения духовно-нравственных сил» [7].
Широта охвата сущего в «философском акте» внушительна - от «высшего предела обобщенности» до коренных смысложизненных вопросов. В этой точке мы подходим собственно к третьему уровню мировосприятия, который имеет самое непосредственное отношение к этике. После эмпирического и метафизического восприятия мира, в основе которого удивление оттого, что мир есть, удивление, ставящее перед разумом бесконечные задачи познания, возникают иные вопросы. В самом общем виде эти вопросы формулируются так: «как жить в этом мире?» и «что делать в нем?». Могут ли знания об устройстве мира, его сущности и происхождении, даже о его смысле помочь человеку правильно и достойно прожить свою жизнь? Иными словами, здесь возникает традиционный для этики и метафизики вопрос: имеет ли метафизика какое-либо отношение
к этике и может ли этика быть построена вне метафизики?
Таким образом, появляется еще один пласт знания, который называют практической философией и который обращен главным образом к человеку, к вопросам о его жизни и смерти. С.Л. Франк по этому поводу пишет: «Дело в том, что кроме чувственного и интеллектуального созерцания мы обладаем еще особым, и притом первичным, типом знания, который может быть назван живым знанием или знанием-жизнью. В этой духовной установке познаваемое не предстоит нам извне, как нечто отличное от нас самих, а как-то слито с самой жизнью. И наша мысль рождается и действует как-то из глубины самой открывающейся реальности, совершается в самой ее стихии. Самое важное и существенное для нас знание есть не знание-мысль, не знание как итог бесстрастного внешнего наблюдения бытия, а знание, рождающееся в нас и вынашиваемое нами в глубине жизненного опыта, - знание, в котором как-то соучаствует все наше внутреннее существо. Мысль, в форме предметного познания, может только задним числом, производ-но накладываться на фундамент этого живого знания» [2, с. 27-28].
Живое знание, согласно мнению многих русских философов, есть особый род знания, в котором раскрывается целостная истина бытия. Именно в этом контексте и возникают вопросы высшего жизненного порядка, а именно: вопросы о природе добра и зла, о сущности жизни и смерти, о смысле, ценности и оправданности нашего существования, о счастье и страдании, о долге, совести и свободе. Одним словом, те вопросы, которые и составляют сущность человеческого бытия, причем безотносительною к тому, является человек профессиональным философом или нет.
Эти вопросы этики, вопросы нравственного характера касаются человека как такового, т. е. мыслящего, созерцающего, страдающего, оценивающего и переживающего существа. В определенном смысле можно сказать, что вопросы нравственного характера включают в себя предшествующий гносеологический и онтологический опыт и охватывают высший слой сознания, в котором и появляется специфическое для человека
вопрошание, а именно - нравственное во-прошание.
Тождество этики и философии подтверждается всем опытом человеческого существования. В.П. Фетисов пишет: «Сущность морали (нравственности), ее происхождение, развитие, а также содержание ее принципов и норм изучается в специальной части философии, которая называется этикой. И не случайно именно философия берется за эту задачу, а того, кто задумывается над обоснованностью, назначением и природой морали, называют философом» [8].
Изначальная связь этики и философии также обнаруживается в контексте древнегреческой культуры. Описывая общий ход развития античной философии, немецкий классик историко-философской науки Вильгельм Виндельбанд указывает на исток философии: «В философии же выступает на первый план практический вопрос о житейской мудрости: знания не ищут больше ради знания, но только как средство для правильного строя жизни» [9].
Этика, таким образом, как «практическая философия» есть порождение греческой культуры, причем в ее наивысших духовных проявлениях. Греческая культура VII и VI столетий характеризуется высоким творческим подъемом. Сообразно специфичной греческой ментальности этот рост высшей культурной деятельности греков проявился в лирической поэзии. Однако этот тип культурной деятельности не исчерпывал всех духовных проявлений греческого гения.
В. Виндельбанд пишет: «Рядом с лирической поэзией порождается со временем сатирическая, как выражение резко и остроумно развитого отдельного мышления, и - еще более характерный продукт направления времени, так называемая гномическая поэзия, содержание которой составляют сентенциозные размышления на нравственные темы. Это моральное направление, выражающееся также в баснях и в другого рода литературных произведениях, можно рассматривать как симптом более глубокого движения народного духа» [9, с. 30].
Создание этики в недрах философии, как известно, принадлежит Аристотелю. Важно то, что Аристотель дает этике ее родовое имя, этимологически связанное со словом с богатой философской семантикой. Это слово
«этос» (^0о^), имеющее широкий круг значений - «место обитания», «человеческое жилище», «логово зверей», «обычай», «нрав», «характер», «природа», «устойчивый характер». Говоря, что цель этики «не познание, а поступки», Аристотель тем самым формирует специфическое пространство практической философии в отличие от теоретической. И поэтому этика определяется им в своей корневой связи со словом «этос» как наука об исследовании наилучших характеров и нравов человека для достижения счастья, т. е. подлинной жизни.
Однако Аристотель, вычленяя специфику этики, все же пытается теоретически решить проблему счастья и достойной жизни. Пожалуй, главное в его этике не это, а то, что он связал этику с этосом, тем самым поставив вопрос о сущности одного из наиболее «темных», но продуктивных понятий философии, которое продолжает занимать и современных философов.
В качестве примера можно привести работу венгерского философа Евы Анчел «Этос и история» (1984). В ней дано многомерное толкование этого одного из фундаментальных понятий этики. В том числе важным является вневременное понимание этоса, имеющего власть и силу сохранять традицию, в которой только и возможно достойное человека существование. Сама же сущность этоса оказывается, выражаясь языком Хайдеггера, потаенной и сокрытой, проявляется лишь его сила. И эта сила есть сила нравственного бытия и нравственного сознания человека.
Вневременной характер этоса ставит его выше всех проявлений нравов во времени, тем самым ставит его выше морали как социально обусловленной формы регуляции и поведения. Истоки этоса в этом смысле имеют трансцендентный характер: он проявляется в человеке, в социуме, не дает ему распасться и погибнуть в эгоизме мелких и частных интересов и в бесконечных проявлениях человеческого зла. Этос свидетельствует о чем-то высшем и недоступном для человека в его опыте повседневности. Е. Анчел пишет: «. существует нечто большее, чем мораль всех времен, что это «нечто» потенциально заложено в каждом человеке. Уже такое предположение значит немало. Другими словами, предполагается, что в каждом челове-
ке, в людях вообще изначально задана возможность этоса» [10, с. 16].
Тем самым можно говорить о том, что наличие этоса в человеке делает этику универсальным антропологическим феноменом, в котором выявляется наиболее «чистая» человеческая сущность до и вне всяких иных социокультурных и даже религиозных детерминаций. В этом смысле этос является хранителем подлинного человеческого достоинства, «человеческого в человеке», а человеческое существо, по выражению Хайдеггера, оказывается укорененным в философии. «Этос» и «онтос» образуют, таким образом, нерасчленимое, целостное явление человеческого духа, называемое философией.
«Возможность этоса» может проявляться по-разному у разных людей и народов. Главное, что она не может не проявляться. Говоря о русской этикоцентричной философской традиции, можно сослаться на Ф.М. Достоевского, который определил важнейшую характеристику человека как наличие в душе «высшей идеи существования», отсутствие которой есть «духовная болезнь», «индифферентизм», имеющий самоубийственные последствия для человека. Мировоззрение для Достоевского всегда есть вера, из которой, по его мысли, «. выходит весь высший смысл и значение жизни, выходит желание и охота жить» [4, с. 284].
Таков третий этический уровень мировосприятия, который неотделим от философии. На бытийном уровне, оказывается, невозможно отелить этику от онтологии. Вот почему философия и этика принципиально тождественны. Разница (условно говоря) лишь в том, что согласно сложившейся традиции философия «теоретически» опознает целостность бытия и поступка, а этика «практически» учит человека совершать
подлинные и достойные поступки. Именно такой взгляд не дает оснований считать этику всего лишь частью философии, но тем ее образом, в котором философия получает наиболее совершенный и достойный ее предназначения вид. Этика, таким образом, выражает сам дух философии, а философия проявляет себя в большей мере в этике.
1. Шпет Г.Г. Искусство как вид знания. М., 2007. С. 185.
2. Франк С.Л. Реальность и человек. СПб., 1997.
С. 9-10.
3. Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. М., 1974. С. 133.
4. Достоевский Ф.М. Возвращение человека. М., 1989. С. 481.
5. Аверинцев С.С. Образ античности. СПб., 2004. С. 44.
6. Вундт В. Введение в философию. М., 1998.
С. 79.
7. Мотрошилова Н.В. Бытие // Вопр. философии. 1989. № 4. С. 3.
8. Фетисов В.П. Философия морали. Воронеж, 1995.С. 5.
9. Виндельбант В. История древней философии. Киев, 1995. С. 19.
10. Анчел Е. Этос и история. М., 1988. С. 16.
Поступила в редакцию 14.10.2009 г.
Nadtochy I.O. About the sameness of ethics and philosophy. The main idea of the article is that ethics is not a part of philosophy but its most perfect form. For this purpose the originality of philosophical type of thinking is reconstructed and it has three levels: empirical, metaphysical and ethical. The ethical level provides deep interaction between “ethos” and “ontos”, which proves the identity of ethics and philosophy.
Key words: ethics; ontology; metaphysics; Greek philosophy; moral questions.
