ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ
6. Лист Ф. Национальная система политической экономии. — М.: Издательство «Европа», 2005. — С. 123-143.
7. Лосев А.Ф. Дерзание духа. — М.: Изд-во политической литературы, 1988. — С. 103.
8. Маркс К. Критика политической экономии (черновой набросок 1857-1858 годов) // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Издание второе. — М.: Политиздат, 1968. — т. 46. Ч.1. C.107-108.
9. Осипов Ю.М. Очерки философии хозяйства. — М.: Юристъ, 2000. — 365 с.
10. Поланьи К. Избранные работы. — М.: Издательский дом «Территория будущего», 2010. — С. 27-52.
11. Смирнов И.К. Актуальные проблемы теории экономической ценности // Проблемы современной экономики. 2009. №1.
С. 71.
12. Хандруев А.А. Гегель и политическая экономия. — М.: Экономика, 1990 — С. 63-65.
О СВОЕОБРАЗИИ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ НАУКИ И ОГРАНИЧЕННОСТИ ТЕЗИСА О «НАЦИОНАЛЬНОЙ МАТЕМАТИКЕ»
В.А. Ушанков,
доцент кафедры экономической теории экономического факультета Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат экономических наук slawuscha@rambler.ru
В статье раскрывается однобокость формально-логического, «арифметического» подхода к пониманию содержания экономической науки. Обосновывается положение о том, что экономическую науку составляют, как минимум две фундаментальные теории, каждая из которых содержит свою «логику» рассуждений. «Классический» политико-экономический подход в экономической науке и его логика, в большей степени, чем мейнстрим, соответствует особенности национальной хозяйственной системы. Решение проблемы национальной экономической науки и преодоление ею ограниченности «арифметики» мейнстрима лежит в обращении к традициям русской экономической мысли.
Ключевые слова: формально-логический подход в науке, фундаментальная экономическая теория, объединительная концепция, традиции русской экономической науки.
УДК 330.101 ББК 65.02(0)-2
Действительно ли универсальна формальная логика? В статье Д.Ю. Миропольского совершенно справедливо указывается на сомнительность тезиса сторонников современного экономического мейнстрима, выдвигаемого ими в споре с теми, кто придерживается более сложного понимания действия экономических законов. Сторонники мейнстрима, выступая против возможности проявления национального своеобразия в экономической науке, обычно выдвигают «убийственный» на их взгляд тезис о том, что экономические законы так же, как и законы физики или арифметики не могут иметь своего национального своеобразия. Не бывает ни китайской или немецкой, или еще какой-либо арифметики или физики. Законы рационального хозяйственного поведения всеобщи и универсальны, и действенны для всех времен и народов.
И правда, доверчивому читателю приведенное утверждение может показаться достаточно убедительным. Трудно оспорить утверждение о том, что рациональное, т.е. разумное поведение хозяйствующего субъекта, должно быть всегда расчетливо и экономно. Поведение экономического субъекта всегда подчиняется действию, так называемого, экономического закона, а именно, максимизации результата от использования имеющихся у него ограниченных ресурсов, т.е. направлено на получение экономического эффекта, разницы между произведенными затратами и полученными результатами. В этом состоит логика, закон экономического поведения. И разве может быть как-то иначе?
На самом же деле, более внимательный и просвещённый взгляд на экономическую науку и ее содержание покажет, что «мейнстримовский» тезис об универсальности экономизма есть явное упрощение. Не вызывает сомнения, что формально-логические законы, описывающие причинно-следственные связи, равно как и законы арифметики, повсеместны и имеют универсальный характер в различных сферах научного знания. Но, проблема экономической науки не в том, использует ли она законы рационального поведения хозяйствующего субъекта («арифметику»). Конечно, использует. Проблема экономической науки заключается в открытии таких законов, которые бы
адекватно описывали хозяйственную жизнь общества — хозяйства. Но законы, описывающие объект научного исследования хозяйства, не сводимы к самим этим «арифметическим» законам. Вернее, ими не ограничиваются.
Формально-логический и даже математический язык описания объекта, и законы его существования (хозяйства) представляют собой совершенно различные сущности. Да, формальные законы математики — едины и универсальны, но объекты и предметы, ими описываемые, от этого не становятся похожими друг на друга. Логически и математически описать можно все что угодно: — поведение человека и животного, фауну и флору, органический и неорганический мир, но из этого вовсе не следует, что в итоге мы получим нечто однообразное. Любой объект, логически (арифметически) описываемый, имеет право на то, чтобы были сформулированы и выражены его собственные внутренние законы жизни и развития.
Принципиальные различия в действии экономических законов следуют не из нарушения формальной логики, используемой при описании объекта, а из различий, следующих из самих этих объектов, из различий законов их функционирования. Математическая модель поведения отдельного хозяйствующего субъекта и модель воспроизводства всего общественного хозяйства в конкретных пространственно-временных и культурных обстоятельствах — совершенно разные. Очевидно, что здесь можно обнаружить действие различных экономическим законов.
Экономические законы логичны и универсальны, но не сами по себе, а лишь в рамках определенной теоретической системы. Одно дело законы воспроизводственного развития хозяйства, взятого в целом, т.е. законы общественного процесса производства и его фаз: производства, распределения, обмена и потребления. И совсем другое дело, законы рационального поведения хозяйствующего субъекта, максимизирующего своею личную выгоду в условиях ограниченных ресурсов.
Описание объекта — хозяйства, точно и логично, но лишь в рамках того или иного научного языка. Иными словами, описание объекта научного исследования — хозяйства логичным
54
может быть лишь в рамках определенной системы непротиворечивых, суббординированных понятий, составляющих в своей совокупности научную теорию. Всеобщих, универсальных языковых систем не существует. Каждая научная теория имеет свой научный язык, свое соотношение понятий и, в этом смысле, свою логику1.
Теоретическая предопределённость формальной логики. В вышеизложенной статье Д.Ю. Миропольского «Возможна ли евразийская политическая экономия?» автор с самого начала оговаривает, что он не будет касаться вопроса различий в названиях и содержании имеющихся в экономической науке, а будет в своих рассуждениях исходить из того, как он понимает экономическую науку, т.е. из содержания и логики политической экономии. Однако, на наш взгляд, именно этот методологический посыл становится препятствием для «разведения» существующих в экономической науке систем логических (арифметических) рассуждений.
Современная экономическая наука как обширная сфера знания о хозяйстве не однородна. Вопреки утверждениям сторонников «мейнстрима», ее по-прежнему представляют несколько научных направлений, в основе которых обнаруживаются различные фундаментальные теории. Речь идет о двух самостоятельных фундаментальных теориях: неоклассическом анализе и марксистской политико-экономической теории, продолжающей объективистскую традицию классической политической экономии. Каждая из этих фундаментальных теорий исходит из своих представлений об объекте исследования — хозяйстве, а также из своего собственного представления о предмете исследования. В одном случае, это «хозяйство, взятое в целом как производство, распределение, обмен и потребление, в другом случае, это «рациональное поведение» отдельного хозяйствующего субъекта.
Очевидно, что каждая из этих фундаментальных теорий подчиняется правилам формально-логического построения научного знания. Но, также очевидно, что эти теории, используя универсальные формально-логические («арифметические») законы, описывают хозяйство в соответствии с логикой, следующей из особенностей их теоретических конструкций. Отличие состоят в объектах логического описания: общественное хозяйство с его обстоятельствами, и рациональность поведения отдельного субъекта.
Да, «национальных арифметик» в экономической науке быть не может, но существование в ней нескольких самостоятельных фундаментальных теорий, по-своему описывающих и объясняющих хозяйственную жизнь общества, дает возможность, не покушаясь на универсальность «арифметики», вводить в экономический анализ своеобразие в понимании хозяйственной жизни, ее эффективности и опираться на действие законов ее описывающих.
Две теории, две системы формально-логических (арифметических) рассуждений. Итак, два представления о хозяйстве, — в одном случае, в качестве объекта исследования берется хозяйство, взятое в целом, со всем комплексом воспроизводственных задач (классика), в другом случае объектом интереса экономической науки становится процесс принятия рациональных решений на уровне субъекта, участвующего в хозяйстве (неоклассика). Два представления о хозяйстве — два предмета научного исследования, — две фундаментальные теории и, соответственно, два набора законов, раскрывающих объекты научного исследования (две «арифметики» рассуждений).
«Арифметическая» логика рассуждений действует и там, и там, но законы существования и развития в «классической политической экономии», представляют собой нечто иное, чем экономические законы, составляющие логику развития, следующие из «неоклассического анализа». Содержание экономических законов в рамках политической экономии и современного неоклассического мейнстрима могут быть прямо противоположными. Например, марксистская политическая экономия исходит из так называемого «закона стоимости», согласно которому все меновые операции — суть обмен эквивалентов. В неоклассическом анализе, напротив, условием
________ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ ^ Д
меновых отношений является именно различие (неэквивалентность) обмениваемых ценностей. Или, с политико-экономических позиций, рациональность — то, что обеспечивает эффективность функционирования всего общественного хозяйства. В неоклассической теории рациональны, логичны те решения хозяйствующего субъекта, которые обеспечивают ему получение экономического эффекта2.
Из сказанного следует, что различие в содержании экономической науки, о которых пишет Д.Ю. Миропольский, лежит не столько в «широком» и «узком» ее понимании, сколько в ее теоретической структуре, в логике науки. Именно фундаментальная экономическая теория, со своим пониманием описываемого объекта исследования «предметным» образом (через предмет научного исследования) представляет собой ту элементарную научную единицу, которая проявляет в себе отличительные особенности и своеобразие в описании хозяйственной жизни, в соответствии с культурными и территориальными обстоятельствами.
Национальная предопределенность выбора «экономической арифметики». В самом общем понимании, практический смысл экономической науки сводится к тому, чтобы решать конкретные хозяйственные задачи, в конкретном национальном хозяйстве, в конкретное историческое время. Поэтому не может вызывать сомнений, что перед национальной экономической мыслью всегда будет стоять проблема выбора той или иной теоретической конструкции. Эта проблема всегда будет решаться в пользу наиболее адекватной теоретической конструкции, способной, во-первых, адекватно отразить хозяйственную жизнь со всеми ее культурно-историческими особенностями и своеобразием, и, во-вторых, содержащей в себе инструментарий для решения хозяйственных задач.
Вполне можно предположить, что за выбором национальной экономической мыслью той или иной экономической теории, системы адекватного научного знания могут быть разные обстоятельства. Во-первых, за этим могут стоять сложившиеся, в силу различных обстоятельств, мировоззренческие особенности восприятия мира (протестантизм, мусульманство, даосизм). Но самое главное, за выбором того или иного теоретического знания стоят особенности объекта научного исследования — национального хозяйства. Например, для национальных экономик европейских стран второй половины XIX столетия, с господствующими в них традициями Римского права, этикой протестантизма, высокой плотностью населения и т.д. становится ближе субъективистская теория в экономической науке. Маржинализм в большей степени, чем объективистская, классическая теория, был приспособлен для решения практических задач повышения эффективности поведения отдельного хозяйствующего субъекта и, в конечном счете, всего общественного хозяйства. Для этой части света неоклассическая «арифметика» действительно становится «универсальной» логикой и экономическим законом.
Очевидно, что бескрайние просторы огромной евразийской державы порождали особые требования к ее описанию и хозяйственному освоению. В отличие от европейских, сравнительно небольших и организованных национальных хозяйственных образований, перед Россией всегда стояла задача изучения производительных сил огромного хозяйственного пространства, их устройства и состояния. Не случайно фундаментальная работа первого российского экономиста-академика Андрея Шторха имела название: «Историко-статистическая картина российского государства».
Наличие национально-культурного фактора в экономической науке никак не противоречит формально-логической структуре ее содержания. Речь идет всего лишь об использовании экономических законов, относящихся или следующих из той теоретической конструкции, которая в наибольшей степени способна адекватно описать особенности национального хозяйства.
Своеобразие отечественной экономической мысли. Отечественная экономическая наука с самого начала была хорошо осведомлена о новейших тенденциях в европейской экономической науке, проявившихся в конце XIX столетия.
55
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ_______________
Но исследования рационального поведения отдельного «экономического человека» для отечественной мысли не стали теоретическим мейнстримом. Отечественной экономической мысли был чужд методологический индивидуализм, сформулированный в неоклассической экономической теории. И это объяснимо. Представители русской экономической мысли, в большинстве своем, не видели в ней средств решения задач национального хозяйства3. Для отечественной науки в большей степени были притягательны: «классическая» политико-экономическая традиция, а также, несмотря на ее противоположность классической, немецкая экономическая школа.
Не случайно, в ходе своеобразной теоретической «развилки», случившиеся в экономической науке на рубеже ХХ столетия, когда произошло окончательное оформление двух теорий — субъективистской (неоклассика) и объективистской, большинство видных представителей русской экономической мысли выбрали именно «классическое» направление в экономической науке.
Говоря о субъективистском направлении в экономической науке, известный экономист В.К. Дмитриев отмечал небывалый в науке факт: русская экономическая наука в течение длительного времени «не замечала» самого крупного по своим размерам и последствиям субъективистского течения европейской экономической мысли, охватившего все цивилизованные страны Европы4.
Подтверждением такого выбора, сделанного русскими авторами, может служить тот факт, что теоретическую основу трех самых известных учебников по экономической науке начала XX века в России (до Октябрьской революции): В.Я. Железнова, А.И. Чупрова и М.И. Туган-Барановского (который в 1915 году выиграл конкурс Российской империи на лучший учебник) представляла именно классическая политическая экономия, хотя в них достаточно ясно излагалась маржина-листская теория.
Объект исследования — причина особенности русской экономической науки. Приверженность русской экономической науки идеям «классического» направления в науке и идеям немецкой исторической школы не могло быть случайностью. За этим, стояло понимание особенности отечественного хозяйства — объекта научного исследования. Отечественные экономисты совершенно четко понимали, что хозяйственная жизнь на бескрайних просторах российского государства адекватно может быть описана лишь в соответствие с законами, обеспечивающими охват воспроизводственного функционирования всего обширного хозяйственного пространства.
Со времен Ивана Посошкова, основной задачей, которую приходилось решать отечественной экономической науке, было сохранение и воспроизводство обширного единого хозяйственного пространства.
Объединительная традиция в русской экономической мысли. После выхода в свет III тома «Капитала» марксизм стал представлять в наиболее развитом виде классическое направление в науке. Большинство авторитетных отечественных экономистов Серебряного века и позже, в той или иной степени, пережили период увлечения классической политической экономией в ее марксистской интерпретации. По словам Дмитриева, вера в трудовую теорию ценности у русских экономистов была фанатична и нетерпима к другим взглядам и критике.
Отсюда популярность в русской экономической науке социальных теорий распределения между классами участников общественного производства — рабочими, капиталистами, землевладельцами — поскольку доходы этих групп связаны между собой в процессе производства. Этим объясняется соответствующая постановка вопросов: проблема общественного производства и распределения общественного продукта, объективной (среднеотраслевой) стоимости и т.д.
Русские экономисты, при определении меновой ценности или цены товара, склонны были исходить из идеи объективной 1
(трудовой) ценности. Предельный же анализ, в большинстве случаев, приспосабливался ими лишь в качестве дополнения к объективно-общественному, затратному методу оценки ценности вещей. Субъективные оценки полезности благ рассматриваются ими не сами по себе, — в отдельности, а с позиций всего хозяйственного целого, при анализе которого первичным становятся общественные затраты (труда).
Попытка преодоления, сложившейся в науке на рубеже ХХ
в., своеобразной теоретической раздвоенности: между субъективизмом «психологической школы» (маржинализмом) и объективизмом «классического» понимания хозяйства, взятого в целом, предпринятая отечественной наукой, составила ее отличительную особенность. Методологическая самостоятельность русской экономической мысли на рубеже XIX и XX веков — стала одним из признаков расцвета русской экономической мысли. Это был Серебряный век русской мысли в искусстве и всей русской культуры.
Русская экономическая мысль, в силу особенности ее подхода к пониманию объекта исследования — национального хозяйства, смогла предложить свое оригинальное направление развития экономической науки. Именно отечественной экономической науке принадлежит первенство в появлении, так называемого, «объединительного» направления, предпринявшего попытку соединения теории трудовой и теории предельной ценности. Она предложила объединить рикардианское направление классической политической экономии и маржинализма. Но в отличие от неоклассического варианта объединения издержек и субъективной оценки ценности благ, выбранного европейской экономической мыслью, русская экономическая мысль, предложила объединение «классического» и «маржиналистского» подходов на основе объективистской «классической» теории. Такой подход составляет особенность и своеобразие русской экономической мысли, ее вклад в мировую экономическую науку5.
Объединительной концепции относительно теорий ценности, в той или иной мере, придерживались большинство русских экономистов: Н.Ф. Даниельсон, Е. Слуцкий, А.И. Чупров,
С.Л. Франк, П. Маслов, П.Б. Струве, Н. Столяров, В.К. Дмитриев и другие.
Дальнейший путь развития экономической науки сложился так, что идея объединения объективистской и субъективистской теорий на фундаменте классического политико-экономического направления, предложенная русской экономической мыслью, не получила достойного развития. В Европе в начале ХХ в. получает распространение неоклассическое направление. В Советской России получает распространение ортодоксальное, идеологически «заряженное» прочтение «классической» политической экономии в ее марксистском прочтении.
В современной экономической науке, когда становится очевидным кризис ее фундаментальных направлений, идея конвергенции крайних теоретических позиций, выдвинутая, в свое время, русской экономической мыслью, становится востребованной.
За экономической логикой современного мейнстрима (она же «арифметика» или «физика») стоит всего лишь одна из возможных «логик», возможных в экономической науке. И это заблуждение не столь безобидно. Как правило, за упрощенным представлением о содержании экономических законов стоит довольно агрессивная (как и любая ограниченность) экспансия однобокого взгляда на содержание экономической науки как таковой, и, как следствие, ограниченное понимание хозяйственных процессов, действующих в национальной экономике.
По нашему мнению, именно обращение к идеям отечественной экономической мысли позволит преодолеть однобокий, логически-формальный, «арифметический» подход современного мейнстрима, что позволит постепенно преодолеть противоречия между двумя научными направлениями в науке, включая «теорию продукта» и «теорию товара»; теорию «капитала» и теорию «плана».
1 Казалось бы, незыблемая арифметическая логика — «1 + 1 = 2», на самом деле может быть не единственной. Например, в логике торговли существует — «1 + 1 = 3». Это тогда, когда купившему два предмета, третий дается бесплатно.
56
ФИЛОСОФИЯ ЭКОНОМИЧЕСКИХ ЦЕННОСТЕЙ ^ Д
2 Гипотеза о том, что рациональное поведение отдельных хозяйствующих субъектов, в итоге приведет к эффективности всего хозяйства в целом, не подтверждается ни эмпирически, ни теоретически. С позиций методологического индивидуализма, сохранение малочисленных северных народов, пенсионеров, нетрудоспособных логически не оправданно. Но как только мы начнем признавать, что индивидуальный рационализм ограничен и необходимо тратить средства на обеспечение воспроизводства всего общества со всеми его формальными и неформальными нормами, так сразу же обнаружится, что эта экономическая логика обосновывает уже другие, не субъективистские цели, т.е. проявляется уже не как «арифметическая».
3 Субъективизм и методологический индивидуализм плохо вписывался в социальный контекст привычного для русских экономистов дискурса. История экономических учений / Под ред. В. Автономова, О. Ананьина, Н. Макашевой. — М., 2003. — С. 386.
4 Дмитриев В.К. Теория ценности. Обзор литературы // Критическое обозрение. — М., 1908. — С. 476.
5 См.: Ушанков В.А. Объектные основания «хозяйственности» русской экономической мысли. Российская хозяйственная мысль: своеобразие, история, перспективы / Под ред. Ю.М. Осипова, Е.С. Зотовой. — М.: ТЕИС. 2013. 177.
К КРИТИКЕ ЕВРАЗИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭКОНОМИИ
А.А. Погребняк,
доцент кафедры социальной философии и философии истории Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат экономических наук
Статья посвящена проблеме возможности евразийской политической экономии в контексте диалектики всеобщего, особенного и единичного, выступающей в качестве логики развития самой экономической действительности. Делается попытка оценки того значения, которое данная идея могла бы приобрести в контексте актуальных социально-философских дискуссий о специфике современного капитализма.
Ключевые слова: политическая экономия, диалектика, евразийство, капитализм, неолиберализм.
УДК 330.101 ББК 65.02(0)-2
О критике речь пойдет не столько в негативном, полемическом смысле этого слова, сколько в его кантовском значении необходимого выявления границ нашего знания, при том что сами эти границы играют позитивную роль условий возможности самого познавательного опыта. Разве в своем проекте «критики политической экономии» Маркс подходил к современной ему экономической науке не с подобной же позиции? Ведь выявляемые им в дискурсе буржуазной науки противоречия отражали противоречия в самом капиталистическом способе производства, то есть указывали на его конкретно-историческую определенность — а значит, выявляли его границы, выступавшие в то же время условиями возможности самой «объективности» существования капитализма, необходимой видимости «естественного характера» всех его явлений и закономерностей — фиксацией которых и была буржуазная наука.
Вот почему уже само название статьи Д.Ю. Миропольского [1], спрашивающее, возможна ли евразийская политическая экономия, побуждает задуматься о необходимости подобного критического рассмотрения — предупреждая потенциальное обращение этого исследовательского направления в некую идеологическую догму.
А такая опасность в науке есть всегда, и Д.Ю. Миропольский в своей статье на нее указывает — к примеру, когда с полным основанием говорит о принципиальной идеологической ангажированности маржинализма (в самом деле, притязания последнего на роль «чистой методологии» не опровергают, но «от противного» подтверждают его изначальную идеологичность). Однако, и к эпитету «евразийская» это может иметь отношение не в меньшей степени — ведь не случайно, что для кого-то сам факт его употребления в положительном ключе будет означать (и не безосновательно!) приверженность к ультраправой политической позиции, часто апеллирующей к т. н. «евразийским ценностям». Но означает ли это, что такие понятия как, скажем, «народ» или «духовность», на которые обыкновенно делает ставку дискурс консерваторов, не подлежат переопределению? Представляется, что как раз ровно наоборот: понятия эти представляют собой прежде всего «пустые означающие» (согласно терминологии Э.Лаклау), и подлинная проблема отнюдь не в том, употреблять их или не употреблять, а в том, как можно наделить их истинным смыслом — и тем самым подорвать сложившийся порядок гегемонии: в самом деле, с какой
стати мы будем отдавать, скажем, философию М.Хайдеггера, музыку С.Курехина и то же самое евразийство на откуп «учению» какого-то масс-медийного шамана?
Вернемся к истокам. Д.Ю. Миропольский опирается на диалектику Гегеля и это не случайно: статья продолжает традицию ленинградской (петербургской) школы с ее теоретической верой в огромный потенциал гегелевской диалектики для разработки вопросов политической экономии — вопреки свойственной «мэйнстриму» установке на отрицание его «научной значимости». Так, с самого начала проблема возможности евразийской политической экономии рассматривается Д.Ю. Миропольским в контексте диалектики всеобщего, особенного и единичного; в этом контексте автор вступает в полемику с Энгельсом, полагая, что, во-первых, подлинно всеобщее не может быть получено простым абстрагированием от особенного и единичного, во-вторых, сами особенное и единичное превратятся в нечто сугубо случайное и иррациональное, если «всеобщее» будет постулировано с самого начала. Кстати, эта проблема была детально разработана в трудах Э.В. Ильенкова, посвященных различению абстрактно-всеобщего и конкретно-всеобщего — а также у таких теоретиков и практиков диалектического подхода, как Г.Лукач (пролетариат как класс, в котором особенное одновременно выступает как всеобщее) и С.Жижек (с его противопоставлением универсализма как конкретно-всеобщего абстрактной всеобщности «глобализма»). Общий смысл таков: в отличие от формально-логической абстрактной всеобщности, понимаемой как наличие какого-то общего признака у ряда различных явлений, в диалектической логике всеобщее понимается как генетический процесс «снятия», благодаря чему особенное и единичное из просто фиксируемого обретают характер разумного — то есть мыслятся в контексте, где они приобрели положительное значение «моментов» целого (вне контекста которого они суть нечто случайное, «ничтожное»).
Истинное понятие экономической науки, пишет Д.Ю. Миро-польский, должно исходить из того, что «в самом начале должна быть заложена возможность и необходимость возникновения разных форм капитализма, соединяющих в себе всеобщие законы капитала и особенные условия их функционирования (с.44). Истинный способ создания политэкономии капитализма состоит в том, чтобы особенные условия единичных стран и
57