CC BY
55
Собственная цивилизационная эволюция России предрасполагает ее к альтернативе, основу которой составит философия сохранения разнообразия мировоззренческих идентичностей мировоззренческого разнообразия в понимании идеала исторического и творческого человека. В отличие от Китая, в России традиционно присутствуют три крупные религиозно-мировоззренческие культуры (христианство, иудаизм, ислам), а также светская мировоззренческая культура (философия). Тогда российская идея светского государства сможет конституироваться через создание условий для сохранения самобытности всех четырех мировоззренческих систем российской цивилизации, условий для освоения практик социального соработничества между ними в интересах нашего общественного развития. В соединении с идеей социального государства соработничество может означать также и то, что каждая мировоззренческая культура вносит свой вклад в осознание перспективного образа идеала человека исторического и творческого. Конечно, механические способы «систематизации знаний» тут не помогут. Решение задачи может опираться только на диалог мировоззрений, в ходе которого могут быть солидарно выявлены и осмыслены глубокие смыслы человеческого бытия, такие, например, как: смысл сущностного, «исконного» единства мира людей, смысл человечности многообразных проявлений сущностного начала, смысл одухотворенности идентичности личности, ее живой связи с сущностным началом, смысл признания важности дани памяти в непрерывной цепочке сменяющих друг друга поколений, смысл признания ценности творчества, не разрушающего сущностных устоев бытия.
В заключение можно сделать вывод о том, что формирование конституционной идентичности российского общества требует включения его в диалог мировоззрений по вопросам определения и выбора своих цивилизационных смыслов таких конституционных понятий, как «социальное государство» и «светское государство». История российской цивилизации и государственности предрасполагает к тому, что в качестве платформы солидарного конституирования социального государства может быть выбрана/выработана философия общества идеалов, нацеленная на проработку перспективного идеала человека исторического и культурного (hist.-human). В современном многополярном мире эта перспектива станет цивилизационной альтернативой тенденциям движения западных государств в направлении трансгуманизма (trans-human) и постгуманизма (post-human). Наша культурная история предрасполагает и к тому, чтобы в качестве основания солидарного конституирования светского государства может быть выбрана/выработана философия сохранения традиционного для российской цивилизации разнообразия мировоззренческих культур и их соработничества в целях солидарного общественного понимания смыслов наших перспективных идеалов человека и общества.
Кутырев Владимир Александрович, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородского национального исследовательского государственного университета имени Н.И. Лобачевского
О судьбе управления и права в цифровом обществе1
«Зачем бить бичом, когда достаточно плетки» - увещевали гуманные римские менеджеры своих более жестокосердных коллег. Бич, плетка, нагайка, наказание голодом - необходимая, нормальная форма управления подневольными собственнику, полностью бесправными людьми. Работниками-рабами. При этом менеджер сам должен обладать немалой силой, являясь как бы двигателем, условием начала и продолжения трудового процесса. Он должен его непрерывно «поджигать». В наше время подобное управление если и встречается, то в чрезвычайных ситуациях, обычно в отношении ограниченных в правах военнопленных и осужденных. Свободные и хотя бы частично самостоятельные трудящиеся не требуют столь жест/о/кого стимулирования.
В феодальном обществе, когда человек принадлежит собственнику, но лишь как работник, управленец прибегал к силе только в состоянии гнева и раздражения: «удар искросыпитель-ный, удар зубодробительный, удар скуловорот» (Некрасов Н.А. «Кому на Руси жить хорошо»). Но руководить все равно приходилось непосредственно: «рукой водить», показывая что, как и сколько надо делать. В отношении личной жизни работника менеджер брал принципиальную от-
1 Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 18-011-00335.
ветственность за его судьбу. Прямая включенность в производственный процесс - характерная черта управления во всех традиционных, доиндустриальных (рабовладельческих и феодальных) обществах. Оно вещественное, телесно-физическое. Аффективное.
В ХХ веке «контактное» управление стало редким и привлекает нездоровое внимание общественности. Приоритет переходит к сфере духа. Подчиненных «вызывают на ковер», им «ставят на вид», «объявляют выговор», что нередко сопровождается бранью, угрозами лишить премии или уволить, сверканием глаз и топанием ногами. Все рядом, чувственно, но на дистанции, «без рук» и нарушения права на свободу уйти от управленца. Некоторая независимость управляемого от управленца доходит до того, что «выговор», требующий по своему смыслу присутствия виновника, мог даваться вывешиванием бумажки на доске объявлений. Цепочка посредников между высшим руководством и исполнителями становится все длиннее. Однако менеджер должен знать дело, которым управляет, он дает указания, выпускает распоряжения по организации производства, а иногда и сам должен уметь исполнить то, что приказывает. В отношении личной судьбы трудящегося он поступает патерналистски, нередко как покровитель, но юридически не имеет права в нее вмешиваться. Посылая импульсы к деятельности, лишая и награждая, требуя и оценивая результаты, он заряжает подчиненных энергией и желанием работать. Это духовное, харизматическое управление. Волевое.
Сейчас оно уходит в прошлое, прежде всего в странах, вовлеченных в информационную революцию. На первый план выступает поиск рациональной схемы работы, оптимизация взаимодействия финансовых и материально-энергетических потоков. Трудящихся организует непрерывно движущийся конвейер, в который они включены буквально, «на линии» или опосредовано, как звенья общей технологической цепи. В процессе самой работы их не надо стимулировать ни физически, ни духовно. В случае дисфункционального поведения, их заменяют подобно отбракованным деталям. До частной жизни, прав и свобод работника менеджеру нет никакого дела. А топ-менеджер не обязан знать не только занятых в производстве людей, но и само его. Имея о производстве приблизительное представление, он «рулит» контурами различных хозяйственных, особенно финансовых связей, стремясь замкнуть их на себя. Для его личности важна способность к расчету, рациональность, как можно более полное владение сведениями о конкурентах, а на высшем уровне не столько распоряжаться, сколько выстраивать отношения, «интриговать» и договариваться. Это управление интеллектуальное.
Выхолащивание из менеджерской практики властного, телесно-духовного компонента актуализирует критику «мифов и легенд» о роли человека в нем, о выдающихся субъектах этой сферы, «гуру», которые силой своего авторитета и влияния на людей добивались впечатляющих результатов. В этом новом подходе к пониманию предназначения менеджера прослеживается заказ объективных обстоятельств на чисто функциональное, «постчеловеческое» управление, которое реализуется в логистической организации хозяйственных связей, постепенно все более расширяющейся, приобретающей глобальные масштабы. Логистика стремится исключить человека как субъекта из управления, минимизировать в нем его присутствие. После жаркого спора сотрудников фирмы на тему, куда лучше вкладывать средства в игре на бирже, начальник говорит: послушаем, что скажет наш компьютер. Туда и вкладывают. Логистика - лозунг любого современного производства, написанный огненными буквами. Модель безлюдного автоматизированного завода выходит за пределы места-здания и функционирует как детерриторизованная система. Вплоть до формирования «электронно-цифрового правительства» в масштабах страны или глобальных транснациональных корпораций. Люди здесь - подданные. Идеалом управления становится его отсутствие (в человеческом качестве).
Конец управления явственно прослеживается в его теоретической трактовке. «Менеджер - это специалист по управлению, который разрабатывает планы, определяет, что и когда делать, как и кто будет выполнять намеченное, разрабатывает рабочие процедуры (технологии) применительно ко всем стадиям управленческого цикла, осуществляет контроль»1. Как видим, в этой трактовке не предполагается ни волевой, ни тем более аффективной или какой-либо другой инициирующей труд активности. Не оставлено и зазора для учета личных особенностей исполнителя, не говоря уже о его жизни в обществе. Это скорее круг обязанностей специалиста по составлению инструкций и схем деятельности. Управленческо-правовое отношение редуцируется к техноло-
1 Психология управления. СПб., 2012. С. 7.
гическому, превращаясь, в сущности, в составление алгоритма действий. Сначала «ручное», примитивное, а потом компьютерное, машинное. Возникает «информационный менеджмент», квалифицируемый как «новая эра в управлении». Устанавливается замкнутый кибернетический контур, в котором человек, если присутствует, то в лучшем случае в качестве фактора. В нашем языке слово «субъект» вытесняется понятием «человеческий фактор». Что, конечно, не случайно. Субъект тот, кто принимает решения, обладая для этого правами, фактор - то, чем опосредуется их исполнение. И даже в подобном качестве человек оказывается везде виноватым: не успевает, нервничает, срывается, напивается и задача совершенствования управления видится в его устранении. Оптимисты полагают, что на долю людей останется роль заказчика, постановщика целей для управления. Это, по-видимому, иллюзия. Не управляя средствами, нельзя иметь, тем более реализовывать своих целей. Целями становятся сами средства. Это безсубъектное технологическое, «цифровое» пост/не/управление. Программирование.
Более того, в инновационном обществе все вещи существуют для того, чтобы как можно скорее исчезнуть, замениться другими, более совершенными. Это относится и к организациям. Задачей собственно менеджмента, насколько он еще возможен, является дезорганизация существующего, его непрерывное реформирование. Не случайно в организациях на весьма высоком уровне вводят должности «специалистов по развитию», то есть по уничтожению существующих форм и расчистке места для возникновения новых. Правительственные институты заняты беспрерывной модернизацией. Возникает «хаос по-управленчески», когда управляющая система сложнее, чем та, которой она управляет. Значение опыта работы и понимания вещей, смысла своей деятельности падает, в фаворе молодость и незнание. Главное требование - компетентность, то есть знание, как и куда нажать, чтобы найти информацию в компьютере: «там все есть».
Турбулентный поток новаций ломает бытие, превращая его в становление, а человека-субъекта в зомби. Господствует проектное сознание и вместо жизни все собираются жить. Многие уже не понимают, что значит управлять, занимаясь людьми, функционально повторяя и улучшая содержание социально-хозяйственных процессов. Управлять, по их представлению, значит «сливать/ разливать», «переименовывать/реорганизовывать». Проводить непрерывные бюрократические трансформации. В пределе это абсурдное занятие, результатом которого может стать самоотрицание человечества. Через устранение институтов права и управления, передачу их функций тотальной саморазвивающейся техносистеме. Техносу. В таких условиях пора ставить вопрос об экологии организаций в инновационном обществе.
Выходом из противоречия между крайностями силового управления, к которому вряд ли кто захочет возвращаться, и автоматическим программированием является ориентация на Самоуправление. На его диалогические, партисипативные формы. В нынешней ситуации, когда образуется все более замкнутая на себя, саморазвивающаяся ноотехносфера, это возможно при сознательном ограничении применения программирования, особенно в решении гуманитарных и экзистенциальных проблем. Не все, что технически возможно, надо осуществлять, не все, что компьютерно-информационно осуществимо, следует реализовывать. Нужен выбор и цензура, сопротивление без(д)умному инновационизму, стремлению заменить жизнь и культуру социальными технологиями. «Скорость убивает. Не превышайте ее» - пишут на щитах ГИБДД. С этим предостережением должна считаться вся современная цивилизация. Скорость перемен не должна быть выше нашей способности адаптироваться к ним. Нужно обуздание инновационной истерии, впадения человечества в неоманию и управление так называемыми «высокими», а если их оценивать по отношению к человеку, то постантропологическими технологиями, их самоинициирующейся гонкой. Чтобы быть субъектом, а не объектом прогресса, для сохранения управленческой перспективы повесткой дня на XXI век должно быть Контролируемое развитие (Controlled development).
В «конце организаций и управления» проявляется нарастание общей угрозы самоотрицания Человеческого субъекта на Земле. Она отразилась в идеологии постмодернизма, провозгласившей «смерть человека, субъекта и сознания». Их замену сначала «актором - фактором - мышлением», а потом, уже в компьютерном исполнении «агентом - персонажем - коммуникацией». Их превращение сначала в «мыслящих зомби», потом в «конвергентных киборгов», а на заключительном этапе непосредственно в роботов. Впрочем, порядок преодоления человеком самого себя может быть и другой. Грядет, довольно быстро реализуется «электронно-цифровое управление», которое подается как безусловное благо, к которому надо стремиться. Сначала в виде «электронного
правительства» с манипулируемыми им людьми, потом «цифрового общества». Это не значит, что управлять будет техногенный премьер-министр (хотя, кто знает) или Президент-цифра. Это будет Великий Никто = Искусственный Интеллект (ИИ) = Универсальный Манипулятор (УМ), формированию которого бессмысленно радуются. Конец человеческого и абсолютное торжество Машинного Управления (МУ)! Все предостерегающие насчет подобного развития событий голоса тонут в потоке ожиданий роста потребления, как только люди окончательно пожертвуют ему свою жизнь. В английском языке появилось выражение: «We do not the future, that we create» (Мы не нужны будущему, которое мы создаем). Ах, бедные, недалекие...
Если люди хотят оставаться людьми, они должны видеть нарастающую угрозу изживания себя и бороться с ней - сами, но надеясь на помощь Главного Менеджера Вселенной. Молиться Ему: может быть он нас оста(но)вит.
Фатенков Алексей Николаевич, доктор философских наук, профессор, профессор кафедры философии Нижегородского национального исследовательского государственного университета имени Н.И. Лобачевского
Как вернуть себе доверие к выборам?
Когда выбор очевиден, в нем нет никакой нужды. Когда выбор не очевиден, его результат легко фабрикуется и подтасовывается, обрастая множеством спекуляций. Такова авторская оценка данного феномена в самом широком человеческом измерении, в формате повседневной эмпирии. Чуть углубившись в реальность и ее философское осмысление, быстро выясняем: выбор соперничает со склонностью. Выбор, фетишизирующий свободу воли, концептуально связан с дуалистическим рассечением психики и соматики. Склонность, выказывающая себя в единстве душевного и телесного, концептуально согласуется с монистическим мировоззрением и цельным, неотчужденным переживанием бытия. Мужчина склоняется к женщине - красивой - не одним умом или духом, но всем своим естеством. Выбирать здесь чревато: можно запросто опуститься до неказистой особы с туго набитым кошельком и карьерными связями.
От полновесной жизни - к общественно-политическому ее сегменту. О недоверии к выборам как способу формирования правящего социального слоя известно с античных, платоновских времен. Процедура голосования хоть и ограничивает случайность слепой жеребьевки (но так ли уж безнадежно плох случай?), однако и она не обеспечивает, не гарантирует попадания во властные структуры наиболее достойных людей: они могут туда попасть, а могут и не попасть, гарантий нет никаких. Избирателя можно запугать, подкупить, обмануть, да он и сам нередко желает быть обманутым, чтобы снять с себя ответственность за происходящие и последующие события. Совет Платона разумен: не выборы, а подбор. Ведь не выбирают же капитана корабля голосованием среди матросов, это было бы самоубийственным. Его подбирают, отыскивая человека с определенными умениями и навыками: отыскивают навигатора. А общество и государство - тот же корабль, только гораздо больших размеров и гораздо более сложно устроенный. Стало быть, подбор правителя и управленцев следует производить еще более тщательно.
Однако встает вопрос: кто его будет осуществлять? Вряд ли тут можно довериться представителям властных структур - иначе власть, зачастую бездарная, получит возможность эгоистично тиражировать себя. Вряд ли решающее слово должно оставаться за социальными маргиналами и индифферентной прослойкой общества (как правило, количественно немалой). Нет. Подбор - прерогатива нравственных авторитетов. Если таковые наличествуют в обществе и если им не затыкают рот, то проект Платона может сработать. Если таковые отсутствуют или они подвергаются всяческому шельмованию со стороны господствующего класса и прислуживающей ему челяди, то и подбор ни к чему толковому не приведет. Его продуктивность с очевидностью требует атмосферы доверия в обществе: граждане доверяют тем, кто подбирает политическую элиту, производящие подбор доверяют тем, кого наставляют на властный путь.
И напротив, ставка на выборы свидетельствует о высоком градусе недоверия в обществе. Прежде всего, как ни парадоксально на первый взгляд, о недоверии индивида самому себе: вольно или невольно свое решение каждый должен соотносить с мнением окружающих, подобно ему не-
