CC BY
39
3. Куликова Э.Г. Норма в лингвистике и паралин- 5. ЛоккДж. Опыт о человеческом разуме //Избранные гвистике. Ростов н/Д, 2004. философские произведения: в 2 т. М., 1960. Т.2.
4. Романов А.Ю. Англицизмы и американизмы в русском языке и отношение к ним. СПб., 2000.
А.Д. МАЙДАНСКИЙ профессор каф. философии и социологии ТИУиЭ, д-р филос. наук
О СТРУКТУРЕ И СПЕЦИФИКЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО ЯЗЫКА
Человеческий язык весь насквозь пропитан мышлением. Как тонко заметил Гегель, язык одинаково хорошо служит для выражения мыслей и для их сокрытия. «Язык есть произведение мысли» [3, т. 1, с. 114]. Наряду с этим язык служит и для общения, для сообщения своих мыслей другому. Формы мышления и общения прихотливо переплетаются в человеческой речи, словно нити макраме.
Но так обстоит дело только с человеческой речью. Речевая деятельность животных - издаваемые ими звуки, их жесты и мимика - представляет собой чистую форму общения и не стоит ни в какой положительной связи с мышлением в его натуральных формах. Пионер исследования разумного поведения высших животных Вольфганг Кёлер, открывший феномен «оптического интеллекта», неоднократно отмечал, что эмоциональная речь животных немедленно разрушает их интеллектуальные действия. «Мышление и речь имеют генетически совершенно различные корни», - утверждал и Л.С. Выготский. И у ребенка только в возрасте около двух лет «линии мышления и речи, которые шли до сих пор раздельно, перекрещиваются, совпадают» [1, т. 2, с. 89, 103].
Изначально речь является средством контакта с себе подобными, а первичная и простейшая форма ее бытия - это эмоция, аффект. Все содержание общения у животных сводится к обмену аффектами, к взаимному эмоциональному «заражению» (Л. С. Выготский).
Напротив, мышление - средство контакта с внешним миром. В. Кёлер совершенно верно определял мышление как «усмотрение» (Einsicht) отношений между предметами внешнего мира (в его знаменитом опыте это палка и плод в оптическом поле антропоида). Эти объективные отношения вещей и образуют содержание всякого разумного действия.
Общение есть отношение индивида к собствен -ному роду, или его родовое отношение к самому себе; мышление же - это всегда отношение к чему-либо внешнему, к вещам иного рода. В первом случае действием управляет собственная природа индивида, во втором случае - природа внешней вещи. В общении индивид выступает как представитель своего рода, меж тем как в мышлении предмет растворяет в себе его индивидуальность. Мышление, говоря словами Гегеля, заставляет «отдаться жизни предмета» (sich dem Leben des Gegenstandes zu übergeben).
Теперь ясно, почему формы мышления и речи как таковые (в животном мире и поначалу у детей) абсолютно несовместимы. Однако в человеческом языке естественная противоположность форм мышления и общения - понятия и аффекта - оказывается снятой. Речь взрослого человека одновременно, как бы параллельно, выражает и его эмоции, и мысли. Всякая человеческая мьель, запечатляемая в материи языка, окрашивается в эмоциональные тона, а эмоции, облекаемые в словесную форму, делаются осмысленными, разумными.
Противостояние мышления и общения от этого вовсе не испарилось: всякий знает, как мешают мыслить всплески эмоций. Спиноза «геометрически» изобразил извечный конфликт понятия и аффекта в человеческом духе и нашел синтетическую форму его разрешения в «интеллектуальной любви» к познанию природы вещей - amor Dei intellectualis.
Как случилось, что мышление и общение соединились вместе, каковы конкретные условия «снятия» их естественной противоположности - это тема отдельного разговора. Для наших целей достаточно указать, с тем чтобы затем исследовать ближе, одну конкретную форму единства мышления и общения -слово.
Речь складывается из слов, как живое тело из клеток. Теория языка поэтому должна начинаться с простой, всеобщей абстракции слова, с понятия слова как такового, от него далее восходить к понятию речи - как формы взаимной связи слов, и наконец к понятию языка - как всеобщего закона, определяющего конкретный характер всякой связи одного слова с другим. Точно так же действует биолог: начиная с анализа отдельно взятой клетки, затем выясняя, как ее деление приводит к образованию «клеточных государств» (Р. Вирхов), и в итоге показывая законы, которые управляют взаимодействием клеток. Аналогичным образом «Капитал» Маркса начинается с абстракции товара, этой «простейшей экономической конкретности», затем переходит к исследованию форм обмена товаров и далее законов товарной, рыночной экономики.
«Verba sint pars imaginations», - справедливо утверждал Спиноза: - «Слова суть часть воображения». Позади всякого слова стоит чувственный образ какого-либо события или действия, предмета или отдель-
ных его свойств. Слово по природе своей есть форма выражения, представления чувственного образа в том или ином пластическом материале (от акустических волн до узелков на веревке, а также в движениях органического тела человека - вибрации голос овых связок, мимическом смещении лицевых мышц, движении кистей рук при письме или жестикуляции). Материя слова, очевидно, не имеет ничего общего с тем предметом, чувственный образ которого в ней представлен. Следовательно, слово осуществляет не материальное, а чисто идеальное представление.
Материальное представление одной вещи в другой возможно лишь при условии тождества их природы. Например, отражение внешней формы предмета в зеркале или его динамический контур на сетчатке глаза в процессе формирования чувственного образа обусловлены природой света, законами оптики. Свет выступает здесь в качестве материального посредника и полномочного представителя обеих сторон. В идеальном представлении, в частности словесном, такого посредника нет. Здесь происходит лишь условное, чисто символическое замещение любым звуком или значком какого угодно чувственного образа.
Форма представления этого образа в слове, как выяснилось выше, является двойственной. Слово, точно Труффальдино, ухитряется служить одновременно двум господам - общению и мышлению, удовлетворяя их зачастую несовместимые нужды. Вследствие этого бытие слова обретает два «измерения», именуемые в языкознании семантикой и синтаксисом: отношение слова к предмету, не-слову (форма мышления), и его отношение к другим словам (форма общения).
Форма мышления сообщает слову объективное лексическое значение. Это идеальная цепь, приковывающая чувственный образ предмета к тому или иному символу. Двумя полюсами формы мышления в слове являются знак и значение.
А вот форма общения непосредственно в слове не видна. Она наличествует в нем лишь потенциально -в качестве способности данного слова вступать в связь в другими словами. Это, так сказать, «меновая стоимость» слова, или, в терминологии Ф. де Соссю-ра, его «лингвистическая ценность». Скрытая в слове форма общения обнаруживает себя лишь в речи. Речь устанавливает между словами многомерные конкретные отношения, выражающие относительную «ценность» (le valeur) каждого слова, т.е. место, занимаемое словом в структуре данного языка. В живой речи обнаруживается, что отдельные слова являются своеобразными «модусами» некой единой, всеобщей субстанции - языка.
Правда, это не означает, что язык в действительности существует «в себе и для себя», как полагали структуралисты. Язык представляет собой субстанцию лишь в отношении к слову. Это в воображении людей, занятых профессиональной работой со словами, язык выступает как демиург всего и вся в мире. В аналитической философии, в экзистенциальной герменевтике, у постмодернистов отношение языка к действительности переворачивается с ног на голову: из формы общения и мышления язык превращается в
их субстанцию. Предполагается, что он порождает из себя все предметное содержание и человеческих взаимоотношений, и идей. Не люди общаются и мыслят при помощи языка, это язык говорит и мыс -лит при помощи людей.
Формы речи в этом случае прямо отождествляются с формами мышления, а логика превращается в раздел лингвистики и ее задачей становится анализ языка, построение новых языков с заданными логическими свойствами и всякого рода «языковые игры». Понять природу и генезис самого языка становится теперь делом совершенно невозможным. В итоге язык превращается в Бога - в «причину себя», causa sui.
«Sermo datur cunctis, animi sapientia paucis», - говорили древние: - « Всем дана речь, разум же лишь немногим». Язык - это все-таки форма мышления, а не его субстанция, и далеко не всегда в эту форму отливается разумное содержание, понятие. Отдельное слово выражает лишь голый чувственный образ вещи, и даже отдельное суждение, как показал Гегель, не в состоянии выразить понятие. По этой причине суждение (пропозиция) не бывает истинным или ложным. Вопреки предрассудкам формальной логики, смешивающей истину и чувственную достоверность. В отдельном суждении вещь может быть более или менее достоверно описана, но никак не понята. Элементарной логической формой бытия понятия, а следовательно, штины тоже, является синтетическая связь трех суждений - умозаключение.
Людям давно и хорошо известно средство, позволяющее установить истинность речей. Это - дело, реальное практическое действие с предметом, о котором идет речь. Среди философов первым это понял Спиноза - возможно, потому, что в жизни он был человеком дела и зарабатывал на хлеб не языком, а своими «умными» руками. Человеческий разум лучше проявляется не в речах, а в действиях тела, учил Спиноза. Слова больше подходят для выражения чувственных образов, а не идей интеллекта. Границы человеческого познания непосредственно совпадают с радиусом действий тела, причем мера активности тела определяет меру истинности идей и, тем самым, «градус вечности» нашего духа: «Кто имеет Тело, способное ко многим действиям..., тот имеет Дух, большая часть которого является вечной» [Этика, V, теорема 39, доказательство].
О разуме человека следует судить по делам, а не по его словам, - эту старую житейскую истину Спиноза превратил в кредо своей философии духа. Ago, ergo sum - я действую, следовательно, я существую, - так, пожалуй, могла бы звучать ее исходная аксиома. (Эта замечательная формула встретилась нам в одной старой работе Гарольда Хэллетта на страницах британского журнала «Дух». См.: 5, c. 10).
Слова в известном смысле напоминают деньги. Это своего рода «банкноты» разума: у них нет собственной стоимости, зато они позволяют выразить мысленную стоимость любого человеческого действия. Слова уместны там, где они служат средством обмена делами (то же самое можно сказать о деньгах и товарах). «Дело - Слово - Дело», - вот формула, описывающая реальный генезис языка.
Проблема в том, почему в современной культуре слова из средства мышления и общения превращаются вих цель, и язык из формы человеческой деятельности становится ее субстанцией и начинает жить «в себе и для себя»? Однако это, конечно, уже не проблема языкознания.
ЛИТЕРАТУРА
1. Выготский Л.С. Собрание сочинений. М.: Педагогика, 1982-1984.
2. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа: Сочинения. М.: Соцэкгиз, 1959. Т. IV.
3. Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. М.: Мысль, 1975.
4. Benedicti de Spinoza. Opera quotquot reperta sunt, 3 vols. Hagae Comitum, 1895.
5. Hallett H.F. Some recent criticisms of Spinoza, in: Mind, vol. LII, January, 1943.
6. De Saussure F. Cours de linguistique générale [3 ed.]. Paris, 1972.
7. Köhler W. Intelligenzprüfungen an Menschenaffen. Berlin, 1921.
Т.В. МОРДОВЦЕВА, зав. каф. философии и социологии, профессор, доктор культурологии
ИДЕИ ДИАЛОГИКИ B.C. БИБЛЕРА В ФИЛОСОФИИ И ГУМАНИТАРНОМ ЗНАНИИ
Идеи «диалога культур» и самой «диалогики» в современной гуманитарной теории все больше становятся популярными, в особенности когда речь идет о новых подходах в научных исследованиях, образовании, воспитании и т.д. Способы и приемы диалогического понимания процессов человеческой деятельности кажутся вполне оправданными и актуальными в настоящей социокультурной ситуации развития. В отечественных работах упоминание диалогического подхода, как правило, связано с философскими положениями М.М. Бахтина, B.C. Библера, отличающимися от западно-европейских аналогов теории диалога М. Бубера, К. Ясперса, Г. Марселя и др. Целью предлагаемого исследования является анализ основных идей диалогики B.C. Библера в связи с ее эвристическими возможностями в философии и социально-гуманитарной теории и практике.
Идея диалогики возникла у B.C. Библера во многом благодаря философии М.М. Бахтина, который с помощью понятия «диалог» пытался выявить фундаментальную особенность сознания. По мнению М.М. Бахтина, сознание диалогично, т.е. представляет собой общение (точнее, со-общение) двух внутренних образов - «я» и «другого». Структура сознания такова, что личность представляет себя в двух принципиально отличных «архитектонически значимых противопоставлениях» - это «я-для-себя» и «я-для-другого». Такая диалогическая структура сознания опосредует все многообразие ценностных отношений человека, для которого любая вещь может являться «своей» или «чужой», т.е. принадлежать «я» или «другому». Совмещение этих двух бинарных центров происходит в акте ответственного поступка, занимающего как пространство окружающего социального мира, так и сферу самосознания. Иначе говоря, ответственный поступок и есть та единственная возможность, в
которой проявляет себя диалог (между «я» и «другим») в любом из пространственных измерений -внутреннего, психического мира или социального бытия, жизни, культуры. Данное концептуальное положение философской теории диалога М.М. Бахтина естественно предполагает, что всякое исследование, апеллирующее к этой теории, должно включать в себя исходные концепты - «ответственный проступок», «я» и «другой». B.C. Библер, с одной стороны, придерживается этико-эстетических смыслов диалога М.М. Бахтина, но с другой - пытается придать этому понятию несколько иную онтологию. В учении B.C. Библера теория диалога превращается в «диалогику» как «логику культуры» или, что то же, «философскую логику». Исключительное концептуальное значение «логики» как понятия в данном слу-чае побуждает рассмотреть его самостоятельно и прояснить его специфический авторский смысл.
Прежде всего, хотелось бы провести демаркацию между использованием понятия «логика» в ее традиционном понимании как философской науки о формах и правилах мышления и собственно ее диалогической интерпретацией. Логика как «учение о связях и последовательностях человеческого мышления, о формах его развития, о различных соотношениях мыс -лительных форм и их преобразованиях» [1, с. 269] относится к рациональному способу познания, а также имеет свои законы и язык для формализаций. С этой точки зрения ранее логику классифицировали как формальную, диалектическую, традиционную, математическую. В некоторых изданиях конца XX в. отмечается размежевание традиционной (аристотелевой) и современной формальной логики, в круг задач которой входит изучение форм мышления «вне познавательного процесса, исследование самих по себе, со стороны их строения (структуры) и законов связи их между собой при формировании из них более слож-
