CC BY
1
Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 90 Tomsk State University Journal of History. 2024. № 90
ПРОБЛЕМЫ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ И МЕЖДУНАРОДНЫХ ОТНОШЕНИЙ
PROBLEMS OF WORLD HISTORY AND INTERNATIONAL RELATION
Научная статья
УДК 340.153; 94(517)
doi: 10.17223/19988613/90/9
О статусе судей в Монгольской империи и ее улусах в XIII-XIV вв.: опыт междисциплинарного исследования
Ленар Фиргатович Абзалов1, Марат Салаватович Гатин2, Ильяс Альфредович Мустакимов3, Роман Юлианович Почекаев4
12 Казанский (Приволжский) федеральный университет, Казань, Россия 3Евразийский национальный университет им. Л.Н. Гумилева, Астана, Казахстан 4 Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия
1 [email protected] 2 marat_gata@mail. ru
Аннотация. Характеризуется статус яргучи - судей Монгольской империи и ее улусов в XIII-XIV вв. Исследуется ценный источник - ярлык о назначении яргучи из сочинения 2-й половины XIV в. «Дастур ал-катиб», составленного Мухаммедом Нахчивани, чиновником при дворе персидских правителей Хулагуидов и Джалаиров. На основе изучения текста ярлыка и сравнения его с другими историческими источниками (хроники и летописи, юридические памятники) реконструируется правовой статус яргучи, выявляются особенности функционирования этого института в чингизидских государствах.
Ключевые слова: Монгольская империя, Монгольский Иран, Золотая Орда, империя Юань, традиционное право, суд и процесс, ярлыки
Благодарности: Исследование выполнено за счет гранта Российского научного фонда, проект № 23-18-00147 «Социально-политическая организация евразийского пространства в Средние века (исторический опыт Золотой Орды и Ирана XIII-XIV вв.)», https://rscf.ru/project/23-18-00147, реализуемого в Воронежском государственном Университете.
Для цитирования: Абзалов Л.Ф., Гатин М.С., Мустакимов И.А., Почекаев Р.Ю. О статусе судей в Монгольской империи и ее улусах в XIII-XIV вв.: опыт междисциплинарного исследования // Вестник Томского государственного университета. История. 2024. № 90. С. 84-95. doi: 10.17223/19988613/90/9
Original article
On status of judges in the Mongol Empire and its uluses in 13th-14th centuries:
an interdisciplinary analysis
Lenar F. Abzalov1, Marat S. Gatin2, Ilyas A. Mustakimov3, Roman Yu. Pochekaev4
12 Kazan (Volga Region) Federal University, Kazan, Russian Federation 3L.N. Gumilyov Eurasian National University (Astana, Kazakhstan 4National Research University Higher School of Economics, Saint Petersburg Branch, Saint Petersburg, Russian Federation
1 [email protected] 2 marat_gata@mail. ru
Abstract. The article is characteristic of status of yarghuchi - judge acted in the Mongol Empire and its uluses during 13th-14th cc. The court of Chinggisid states is well covered in historiography, however, the legal status of judges has not yet been specifically analysed due to the use by scholars of mainly narrative sources and the lack of legal ones.
© Л.Ф. Абзалов, М.С. Гатин, И.А. Мустакимов, Р.Ю. Почекаев, 2024
The basic source of the study is a legal monument - yarligh (edict) on the appointment of "emir of yarghu" (senior judge) included as an example into the "Dastur al-katib fi ta'yin al-maratib" ("A Scribe's Guide to Determining Degrees") - Persian-language treatise created in the second half of the 14th c. by Muhammad b. Hindushah Nahchivani, the official at the court of rulers of Mongol Iran from Hulaguid and Jalayir dynasties. The goal of the article is to give an analysis of yarligh and compare it with other sources on yarghu courts - legal monuments of the Yuan dynasty and Golden Horde khans, medieval oriental narrative sources ("Secret history of Mongols", "History of the Wordl-Conqueror" by Juvaini, "Compendium of chronicles" by Rashid ad-Din, etc.).
The institution of yarghuchi was established at the dawn of the Mongol Empire because of the need to judge in accordance with imperial legislation: Great Yasa of Chinggis Khan, his aphorisms (biliqs) and khans' yarlighs, rather than on a base of customs and traditions. Therefore, the position of yarghuchi could be held by trustworthy representatives of military aristocracy who knew well the rules and principle of the imperial law. The competence of yarghuchi was spread over Turlic-Mongol nomads of Chinggisid states who were a basis of their military forces, while sedentary subjects were tried in accordance with norms of religious and local law customs.
Despite the fact that requirements to candidates for the judge positions worded in the analyzed yarligh were universal for Chinggisid states, comparison with other sources of the 13th-14th cc. allows us to clarify specific features of yarghuchi's status in different uluses. The position of yarghuchi in the Yuan Empire was well institutionalized and correlated with Chinese official ranks. There was a reception of some institutions of Islamic law in the Mongol Iran and careful recordkeeping of legal procedure, etc. Traditional form of yarghu had long been preserved in the Golden Horde: it was functioning in parallel with court of Sharia, moreover, the representatives of two court systems could be in session in the same room of the ruler's residence.
Detailed regulation of yarghuchis' status did not mean that the court was an independent power branch. As it was common for medieval states, yarghu was not separated from the executive power: judges after their appointment retained positions of noyons (emirs), i.e. they were primarily military servicemen and performed administrative functions. At the local level of government the functions of judges were fulfilled by heads of the local governments (darughas, or basqaqs). Keywords: Mongol Empire, Mongol Iran, Gokden Horde, Yuan Empire, traditional law, court and proceedings, yarlighs
Acknowledgements: The study was supported by Russian Science Foundation, project no. 23-18-00147 "Social and Political Organization of the Eurasian Area in the Middle Ages (by the Example of the Golden Horde and Iran of 13th— 14th cc.)", https://rscf.ru/project/23-18-00147, implemented at the Voronezh State University.
For citation: Abzalov, L.F., Gatin, M.S., Mustakimov, I.A., Pochekaev, R.Yu. (2024) On status of judges in the Mongol Empire and its uluses in 13th-14th centuries: an interdisciplinary analysis. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Istoriya - Tomsk State University Journal of History. 90. pp. 84-95. doi: 10.17223/19988613/90/9
Введение
Современный венгерский востоковед И. Вашари отмечает, что «институт монгольских судов не изучен в достаточной степени» [1. Р. 157]. Ученый одновременно и прав, и неправ. С одной стороны, безусловно, вопросы организации и деятельности судебной системы Монгольской империи достаточно широко освещаются в работах, посвященных истории этого государства и ее улусов, а также проблемам истории государства и права монголов (и кочевников Евразии в целом). Более того, имеется целый ряд работ, исследующих непосредственно суд в Монгольской империи [2, 3], и даже монография, посвященная Шиги-Хутуху - ее первому верховному судье, назначенному Чингис-ханом [4]. Целый ряд специальных статей сосредоточен на изучении судов Золотой Орды [5-9] и монгольского Ирана [10, 11].
С другой стороны, нельзя не согласиться с тем, что в этих работах практически отсутствует рассмотрение столь важного аспекта, как правовой статус судьи (яр-гучи). Вполне понятно, почему этот вопрос не привлекал внимания ученых: большинство исследователей истории монгольских судов (яргу) опираются преимущественно на сведения нарративных источников -средневековых хроник и летописей, а также немногочисленные правовые памятники, имеющие косвенное отношение к процессуальной сфере.
Полагаем, что устранить этот пробел позволит обращение к важному правовому источнику - ярлыку (указу) о назначении на должность эмира яргу, т.е. именно судьи монгольского имперского суда. Этот документ
содержится в весьма ценном источнике «Дастур ал-катиб фи та'йин ал-маратиб» («Руководство для писца при определении степеней»), представляющем собой руководство для представителей ханской канцелярии, который был составлен во второй половине XIV в. Мухаммедом б. Хиндушахом Нахчивани - чиновником при дворе монгольских правителей Ирана из династий Хулагуидов и Джалаиров. Специфичность данного во многом уникального источника и отсутствие его полного перевода на русский и европейские языки послужили причиной того, что он до сих пор привлекает внимание весьма ограниченного круга специалистов.
Вторую часть трактата составляют образцы ярлыков о назначении на различные должности военной и гражданской администрации монгольского Ирана -всего 60 должностей, причем по большинству их Мухаммед Нахчивани приводит по три образца ярлыков, так что в источник вошло около 180 документов [12]. Интересующий нас ярлык о назначении эмира яргу идет под четвертым номером и также представлен в трех образцах.
Ярлык о назначении эмира яргу: история изучения, перевод и комментарий
Отметим, что этот документ привлекал внимание востоковедов довольно часто и, в отличие от других ярлыков из «Дастур ал-катиб», неоднократно переводился. Впервые немецкий перевод первого из трех образцов представил австрийский востоковед Й. фон Хаммер-Пургшталь, включив его вместе с 36 другими
образцами в приложение к своему известному труду «История Золотой Орды в Кипчаке: монголы в России» (1840) [13. 8. 463-516]. Во второй половине XIX в. российский ученый В.Г. Тизенгаузен перевел 13 первых ярлыков из «Дастур ал-катиб», среди которых - и три образца о назначении эмира яргу, однако перевод не был доведен до конца, и в настоящее время его черновой вариант с многочисленными правками хранится в Архиве востоковедов Института восточных рукописей РАН (Санкт-Петербург) [14. Л. 224-225]. В 1900 г. тюрколог П.М. Мелиоранский опубликовал русский перевод того же образцам, который перевел на немецкий Й. фон Хаммер-Пургшталь [15. С. 018-019]. В 19301940-х гг. этот документ привлек внимание А.Ю. Якубовского, который дал краткую характеристику суда-яргу на его основе, сочтя возможным распространить его выводы и на реалии Золотой Орды [16. С. 135-136]. Последний по времени перевод всех трех образцов на английский язык осуществил вышеупомянутый И. Ва-шари, включив их в свою статью, посвященную требованиям к лицу, назначаемому на должность яргучи [1. Р. 159-162].
Собственно, эта статья на сегодня является фактически единственным исследованием, посвященным именно судье монгольского имперского суда. Однако И. Вашари поставил перед собой сравнительно узкую задачу, соответственно, проанализировав лишь отдельные положения ярлыка о назначении эмира яргу. Авторы данного исследования предпринимают попытку продолжить изучение статуса судьи-яргучи на основе детального междисциплинарного анализа соответствующего ярлыка. Прежде всего мы намерены исследовать его как официальный акт, т.е. провести его дипломатический анализ. Также будет проведен формально-юридический анализ его содержания и сравнительно-правовой анализ его с другими правовыми актами эпохи Монгольской империи, в частности с кодификациями империи Юань и золотоордынскими ярлыками. Историко-правовой подход позволит нам выявить особенности статуса яргучи в империи Чингис-хана и ее отдельных улусах с учетом сведений неюридических источников - средневековых восточных летописей и хроник, включая такие известные сочинения, как монгольская хроника первой половины XIII в. «Сокровенное сказание», сочинения персидских авторов - «История завоевателя мира» Ата-Малика Алла ад-Дина Джувейни (1260-е гг.) и «Сборник летописей Рашид ад-Дина (конец XIII - начало XIV в.), китайская дина-стийная хроника «Юань ши» (1369).
При этом, в отличие от И. Вашари, мы не стали обращаться ко всем трем образцам, поскольку, во-первых, они довольно однотипны, во-вторых, второй и третий документы в большей степени связаны с иранской спецификой, тогда как первый образец представляется более универсальным, и его положения, полагаем, могут быть с большим основанием экстраполированы на другие государства Чингизидов, в которых также действовали суды-яргу. По-видимому, именно таким соображением в свое время руководствовался и Й. фон Хаммер-Пургшталь (а позднее, как отмечено выше, и А.Ю. Якубовский), включив именно этот образец
в свое сочинение, посвященное не Ирану1, а Золотой Орде.
Признавая и уважая первенство австрийского ученого, мы сочли целесообразным включить в статью его перевод анализируемого документа, в свою очередь, впервые переведя его на русский язык, что представляется небезынтересным с историографической точки зрения. Параллельно с ним мы представляем современный русский перевод с оригинала этого документа, что позволит получить представление об отличиях в подходах германской школы XIX в. и современного отечественного востоковедения при изучении монгольского актового материала имперского периода с первой половины XIX в. до настоящего времени (таблица).
Сразу обращает на себя внимание, что перевод, выполненный Й. фон Хаммер-Пургшталем не просто гораздо короче буквального перевода с оригинала - он еще и гораздо «суше», поскольку в нем отсутствуют «цветистые» обороты и формулировки, характерные для средневековой персидского канцелярской культуры. Можно сказать, что австрийский востоковед не перевел, а, скорее, близко к тексту передал содержание ярлыка, впрочем, сохранив смысл его основных положений. Тем не менее нет сомнений, что анализировать следует именно современный перевод.
Почему же мы вправе доверять этому тексту и имеем основания реконструировать статус судьи-яргучи на его основе? Прежде всего заслуживает доверия сам источник, в котором содержится текст ярлыка.
В условиях активного правотворчества во всех государствах Чингизидов и их преемников (каковыми, в частности, в Иране являлись Джалаиры) в рассматриваемую эпоху не существовало формализованных, юридически закрепленных инструкций по оформлению правовых актов, но были достаточно строгие нормы, определявшие порядок документирования [18]. Эти правила в ряде случаев для удобства практики делопроизводства оформлялись в виде трактатов дидактического, литературно-художественного и справочно-информационного характера [19-22]. Такие труды принадлежали к особому жанру прозаических произведений, именуемому в восточной литературе «инша» или «адаб ал-инша», и представляли собой попытки осмысления документационных процессов. Они содержали правила документирования, которые могли иллюстрироваться примерами из трудов предшественников или же архивных материалов. При этом нельзя не обратить внимания, что их составители редко приводят полный текст документов, убирая шаблонные элементы акта, акцентируют внимание на структуре и способах их оформления, в частности на какой бумаге следовало писать письма, какими чернилами и пр. [23. С. 52-53].
В период правления Хулагуидов в Иране, при иль-хане Газане (1295-1304) был подготовлен сборник «Канун ал-умур» («Деловой канон»), в котором представлены типовые документные формы [24. С. 277; 25. 8. 290291]. Делопроизводители (мунши, катибы, бахши и др.) были обязаны оформлять документы в соответствии с этими образцами, а в случае нестандартной ситуации предусматривалась особая процедура включения новых образцов в «Деловой канон».
Переводы грамоты эмиру яргу
Перевод И. фон Хаммера-Пугшталя [13. 8. 466-468]2
Перевод с оригинала [Нахчивани, 1976, с. 29-32, араб. паг.]3
Грамота [ярлык] князю суда (эмиру яргу), первый из трех [образцов]
Эмиры улусов, везири, представители великого дивана, военачальники земель должны знать следующее: Порядок в делах религии и государства зависит от [строгого] исполнения законов и одно от другого невозможно отделить. Во-первых, и прежде всего необходимо исполнять предписания Ислама, что повелел делать Бог до дня воскресения из мертвых; во-вторых, действовать по праву и справедливости, так как, если одно из этих двух требований будет пренебрегаться, то это неизбежно приведет к недоверию к законам страны и государственной системе. В основе норм яргу (монгольского суда) лежат постановления Чингис-хана и монгольских султанов, которым нужно строго следовать, [небходимо] чтобы какое-либо из этих постановлений было образцом для правосудия и законотворчества, таким образом, он [яргу] достигнет высокой степени соблюдения закона и справедливости. Для этого необходим муж, у которого присутствует беспристрастие и врожденное чувство справедливости, именно ему, назначаемому из числа монгольских князей и воинов, вменяется в обязанность заниматься делами яргу. При этих обстоятельствах руководителем яргу назначается достаточно опытный и проницательный эмир Пайан Буфур, знающий лучше всех эмиров обычаи и традиции монгольской знати, их закон (яса) и устав (торе), таким образом, в естественный круг его обязанностей передается расследование судебных дел монголов, при этом он должен знать и уметь разбираться в «Кутатгу белик» (устном предании) Чингис-хана, чтобы мог обсуждать и советоваться с великими яргучи, вести следствие по монгольским судебным делам и не переступать через нормы справедливости и честности; решать спор между сторонами, опираясь на предписания ясы, если правота одной из сторон будет признана, то ей выписывать постановление суда (яргунаме), а другой [проигравшей] стороне отказывать. По этой причине этот указ вступает в силу, чтобы он [Пайан Буфур] с этого дня был признан князем суда (эмиром яргу) великой ставки [орды], и во всем, что касается этой должности, обращаться к нему, прислушиваться к его словам и решениям, все монгольские эмиры, кто соблюдает ясу Чингис-хана и ясак, обязаны соглашаться с его постановлением, никто иной не должен вмешиваться в его расследование; стороны, которые предстают перед судом, обязаны уплачивать необходимые пошлины слугам и писцам, задействованным в приговоре суда, для того, чтобы он [Пайан Буфур] мог бы думать исключительно о расследовании важных дел
Раздел первый. О поручении [должности] эмира яргу. Вид первый.
Эмиры улуса, везиры, представители Великого дивана, правители областей да ведают нижеследующее. Устроение дел веры и державы и защита интересов шариата и государства основаны на двух важных делах, и разделение одного от другого с учетом требований эпохи невозможно. Первое - это укрепление дел шариата и исполнение повелений ислама - да продлит его Аллах до Судного часа и Часа воскресения! Второе - это следование путем правосудия и подражание обычаю и образу жизни справедливых. И если случится небрежение в одном из этих дел, то дела царства неизбежно придут в расстройство и обстоятельства страны останутся в запущенном состоянии. Поскольку устроение основ [суда] яргу принадлежит к изобретениям чингизхановой державы и монгольских государей, они в такой степени привержены ему (отправлению правосудия по суду яргу. - И.М.), что сделали его законоположением, основанным на правде и своим шариатом, доведя следование справедливости и беспристрастию до абсолютных высот и совершенных степеней. Посему [ныне] первоочередным из обязательных дел является назначение лица, характер которого обладал бы прирожденной непредвзятостью и справедливостью для расследования дел, подлежащих [юрисдикции суда] яргу, [решениям] которого не могли бы не подчиняться монгольские эмиры и их воины. И так как эмир Баян превосходит всех эмиров [нашего] времени [своей] чрезвычайной компетентностью, опытностью, разумением обычаев и правил монгольских государей и эмиров, знанием их ясаков и торе, должность эмира яргу и расследование [возникающих] между монголами дел, которые по своей природе и [обстоятельствам] возникновения [подлежат рассмотрению] в нем (суде яргу. - И.М.), препоручается ему, чтобы при рассмотрении дел между монголами [он] руководствовался тем, как он [это] видел и читал в Кутатгу Билике Чингиз-хана и наблюдал у великих яргучиев. Занимаясь рассмотрением дел монголов, он ни на кончик волоса не должен отступать от принципов справедливости и беспристрастия и решать тяжбы между тяжущимися в соответствии с постановлениями ясака. Когда станет известной правота одного из тяжущихся, пусть [эмир яргу] выдаст ему яргу-наме с тем, чтобы тот сохранял его в качестве документа, и если другая сторона повторно обеспокоит [эмира яргу], последний мог ответить в соответствии с решением, изложенным в яргу-наме, и знать о необходимости отказа [от повторного рассмотрения дела]. По этой причине и издано это постановление для того, чтобы начиная с этой даты его признавали эмиром яргу Высочайшей Орды и относительно того, что относится к его ведению, обращались только к нему и не преступали его слова и благоусмотрения. Пусть монгольские эмиры, тяжбы коих он заслушал и решил на основе положений чингизхановых ясы и ясака, не возобновляют и не разбирают повторно дело. Тяжущиеся, которые явятся на заседание [суда] яргу, должны выплатить оговоренный сбор ему (эмиру яргу. -И.М.), его слугам и писцу яргу-наме, дабы они могли тратить их по своему усмотрению и заниматься ведением этого дела_
Образцы ярлыков, приводимые Мухаммедом б. Хин-душахом Нахчивани являют собой проявление юридической техники, практикуемой в государстве Хулагуидов и Джалаиров. Автор «Дастур ал-катиб» дает разъяснения по поводу оформления нормативных документов, он пишет о средствах и приемах, при помощи которых обеспечивается юридическое содержание нормативных актов, приводит образцы их словесно-документального изложения, демонстрирует формуляр ярлыка, характерный официальным актам, исходящим от публичной власти.
Издаваемые в канцеляриях Чингизидов и продолжателей их традиций Джалаиров ханские указы имели соответствующие реквизиты в современном докумен-товедческом понимании (например, текст документа,
дата, место составления или издания документа, оттиск печати). С правовой точки зрения документы имели содержательную часть, в письменном виде выражающую нормы права или индивидуальные предписания, и реквизиты, которые были необходимы для идентификации документа и придания ему юридической силы (место издания, оттиск печати и др.).
Официальный персоязычный документ начинался инвокацией на арабском языке [26. 8. 26]. Далее следовали инскрипция и промульгация. В аренге (преамбуле), как правило, приводились моральные и религиозные мотивы принятия документа [27. Р. 309]. После аренги следовала наррация, в которой излагались обстоятельства дела, предшествующие совершению акта, здесь
впервые появляется имя и титул назначаемого лица (эмир Баян). Сущность документа выражала диспозиция, т.е. распоряжение о назначении эмира Баяна на должность яргучи. В актах о назначении на ту или иную должность в диспозитивной части, как правило, добавлялись предписание, запреты или ограничения для адресата или должностных лиц (адхортация, прескрипция), что мы можем видеть и в разбираемом нами образце ярлыка.
Традиционный документ персидских канцелярий заканчивался фразой, в которой делалась ссылка на печать (корроборация) и указание даты [27. Р. 310]. В индивидуальном формуляре разбираемого ярлыка они отсутствуют. Рашид ад-Дин конечный протокол условного формуляра документа обозначает следующим образом: «Указ написан в таком-то месяце, такого-то года, в таком-то месте» [24. С. 285]. При Чингизидах в персидскую делопроизводственную практику внедряется тюрко-монгольский календарь [28. Р. 150], сохранявшийся в делопроизводстве Ирана до первой трети ХХ в. До конца XV - начала XVI в. справа под текстом и перпендикулярно ему указывались имена секретаря и других должностных лиц, участвовавших в подготовке документа [27. Р. 310].
В соответствии с нормами, установившимися еще во времена Хулагуидов, в обязанности бахши входил перевод персидских документов, адресованных кочевому населению Ирана, на монгольский или тюркский язык [20. Р. 757]. Эти документы имели свойственный чингизидским актам формуляр, отличавшийся от персидского.
Начальный протокол монгольских документов включал в себя интитуляцию (адресант) и инскрипцию (адресат). Адресант был связан с конкретным правителем, от имени которого издавался ярлык, при этом он мог иметь различные варианты, которые зависели от языка и графики документа. Наиболее распространенной была формула «Слово наше (мое)». Интитуляци-онные формулы могли иметь различные вариации, определявшиеся политическими притязаниями адресанта [29. С. 30]. В адресате, следовавшем за интиту-ляцией, был представлен круг должностных лиц, принимавших официальный акт к исполнению, число элементов адресата могло варьировать, и располагались они в определенной иерархической последовательности [29. С. 52-54].
Переход от начального протокола к основной части документа производился посредством характерной для чингизидского делопроизводства арабским письмом формулы-оповещения (или обнародования): «...должны знать следующее». В актах на монгольском языке эта формула могла звучать следующим образом: «к совершенному постижению ярлык» [29. С. 34].
Условный формуляр документов чингизидских канцелярий также мог включать преамбулу (аренгу) и нарацию. Здесь следует отметить, что в отличие от арабо-персидской традиции, в рамках которой использовались изящные словесные формулы и эпитеты, собственно монгольской канцелярской культуре они были несвойственны [30. Р. 26-27]. Ядром документа выступала диспозиция. В условном формуляре вслед за диспозицией, как правило, следовали санкция [31. С. 247]
и корроборация, завершавшая основную часть документа. Например, в грамоте ильхана Абу-Са'ида от 1320 г., подготовленной на монгольском языке уйгу-рицей, корроборация выражена в следующей форме: «С золотой пайцзой, с красной печатью ярлык милостиво выдан» [29. С. 67]. После помещения оттиска печати документ приобретал юридическую силу [27. Р. 311-312].
Эсхатокол документов чингизидских канцелярий должен был содержать указание даты и места выдачи. Помимо этого, конечный протокол чингизидских актов мог включать указание имен ходатаев и исполнителей его оформления. В канцелярской культуре Чингизидов также прослеживается практика помещения удостоверяющих надписей на обороте документа [32. Р. 508]. Вероятно, подобная практика была введена в годы правления Чингис-хана или же Угедэя, что было вызвано возрастанием документооборота и необходимостью несения ответственности за подготовленный документ. В свою очередь, секретари, а также ходатаи могли выступать свидетелями при разрешении дела, связанного с выдачей этого документа. Удостовери-тельные надписи на уйгурской графике также применялись в случае написания документов на других языках [33. С. 42-43]. Часто удостоверительные надписи отражали краткое содержание документа на монгольском языке [34], для того чтобы писцы и сановники, не владевшие языком, на котором был написан документ, могли иметь представление о его содержании [24. С. 276].
Легко заметить, что в анализируемом образце некоторые части условного формуляра или реквизиты документа не представлены в силу того, что мы имеем дело с образцом документа. В начальном протоколе отсутствуют инвокация и адресант, в основной части корроборация и конечный протокол в целом. Их отсутствие объясняется тем, что эти компоненты были хорошо известны каждому опытному писцу или же зависели от конкретных условий издания документа, поэтому не требовали указания.
В целом же анализируемый ярлык имеет характерный для персидских документов формуляр и состоит из промульгации, преамбулы (аренги), наррации и диспозиции [27]. С одной стороны, он во многом соответствует персидской (и, более широко, мусульманской) делопроизводственной традиции, о чем свидетельствует сравнение его с образцами документов о назначении на должность кади - судьи шариатского суда [19. С. 17, 29-33, 56, 77-79, 84-87, 93-94; 24. С. 235-236].
Анализ индивидуального формуляра ярлыка на назначение яргучи позволяет сделать вывод о том, что Мухаммед б. Хиндушах Нахчивани сделал акцент на основной его части и в соответствии с персидской традицией дал развернутую характеристику преамбулы, наррации и диспозиции, не включив при этом некоторые элементы корпуса документа, а именно корро-борацию и санкцию, а также не дал полного описания типичных для актовых материалов и хорошо известных каждому писцу-делопроизводителю начального и конечного протоколов. Но, исходя из того, что ярлык был в первую очередь адресован представителям монгольской элиты, он должен был быть подготовлен или
продублирован на монгольском или тюркском языке в соответствии с типовым формуляром, принятым в чингизидской делопроизводственной культуре. Сравнение основных структурных элементов содержания анализируемого ярлыка с вышеупомянутыми образцами монгольской имперской дипломатики дает основание утверждать, что ярлык составлялся по канонам чингизидской канцелярской традиции. Более того, тот факт, что в нем упоминается конкретное лицо - эмир Баян - позволяет рассматривать этот образец не как некий универсальный шаблон с идеалистическими представлениями составителя о должности, на которую назначается некий абстрактный получатель ярлыка, а как практико-ориентированный правовой акт, в свое время вступивший в юридическую силу.
Правовой статус яргучи в Монгольской империи и его особенности в отдельных улусах
Исследовав ярлык эмиру яргу как официальный документ, мы приступаем к основной части нашего исследования - характеристике правового положения яргучи в Монгольской империи и государствах Чингизидов ХШ-Х^ вв.
Сразу же обратим внимание, что адресатом ярлыка является гораздо более ограниченный круг лиц, чем в ханских жалованных грамотах, которые адресованы практически всем представителям власти в государстве, так или иначе связанным с исполнением административных функций и, соответственно, имеющим отношение к сбору или использованию налогов и повинностей (не говоря о самой обобщающей категории «все»). В данном документе адресатами являются лишь «эмиры улуса, везиры, представители Великого дивана, правители областей»: речь идет лишь о тех представителях власти, которые в той или иной степени могли взаимодействовать с назначаемым судьей в рамках своих полномочий. Аналогичным образом ограничен и круг адресатов в ярлыке о назначении казия, приведенный Рашид ад-Дином в «Сборнике летописей»: «Да ведают баскак, мелик и лица, которые правят от нашего имени в таком-то владении» [24. С. 235].
Заслуживающим внимания представляется положение: «Устроение дел веры и державы и защита интересов шариата и государства основано на двух важных делах, и разделение одного от другого с учетом требований эпохи невозможно». В данном случае, как следует из последующего текста, речь идет об исламе, однако нельзя не провести параллель с концепцией «двух законов», которая в Монгольской империи и империи Юань в Китае действовала в рамках сотрудничества ханов с тибетскими буддийскими иерархами уже со второй половины XIII в. [35. С. 12]. Полагаем, что эта традиция в той или иной степени стала отличительной чертой при выстраивании системы власти во всех чин-гизидских государствах ХШ-Х^ вв., в которых официальное признание получала та или иная религия.
Вместе с тем исследователи не без оснований полагают, что именно в тех государствах Чингизидов, где основное местное население исповедовало ислам, существование судов-яргу трактовалось как посягатель-
ство на мусульманские судебные институты - шариатские суды кади (казиев) [36. Р. 52]. Неудивительно, что в ярлыках, посвященных яргу и яргучи, правители последовательно старались проводить идею о том, что эти органы правосудия не противостоят друг другу, а действуют параллельно, имея собственную компетенцию.
В целях примирения своих подданных правители монгольского Ирана старались находить точки соприкосновения между ними, порой используя одни и те же термины для характеристики разных правовых и судебных систем, обеспечивать конструктивное взаимодействие представителей тюрко-монгольской и персидской администрации [37. Р. 73]. Это намерение нашло прямое отражение в ярлыке: «Поскольку устроение основ [суда] яргу принадлежит к изобретениям чингизхановой державы и монгольских государей, они в такой степени привержены ему (отправлению правосудия по суду яргу. - И.М.), что сделали его законоположением, основанным на правде и своим шариатом (курсив наш. - авт.), доведя следование справедливости и беспристрастию до абсолютных высот и совершенных степеней». В документе также подчеркивается, что деятельность яргу представляла собой «расследование [возникающих] между монголами дел, которые по своей природе и [обстоятельствам] возникновения [подлежат рассмотрению] в нем (суде яргу. -И.М.)», - без уточнения, поскольку, вероятно, и представители власти, и потенциальные участники процесса прекрасно знали, какие именно виды споров или категории иных дел относятся к ведению данного вида судебных инстанций.
Следует отметить, что во второй половине XIII в. суд яргу в Иране мог рассматривать дела не только монголов, но и представителей местного населения, в частности споры правителей вассальных владений или их жалобы на действия представителей хулагуид-ской администрации [38. Р. 35, 112-113, 120]4. Однако со временем, особенно после провозглашения ислама официальной религией государства Хулагуидов в 1295 г., эта практика была прекращена, и все дела оседлых подданных ильханов решались отныне исключительно на основе шариата, тогда как яргу остался судом только для тюрков и монголов - «людей меча» [10. Р. 29; 37. Р. 76].
Обращаясь к качествам лица, назначаемого на должность яргучи, мы до некоторой степени выступаем продолжателями исследования, начатого И. Вашари в вышеупомянутой статье, и в целом соглашаемся с его наблюдениями, однако по некоторым из них у нас имеются уточнения. В частности, говоря о требованиях к кандидату на должность яргучи, венгерский востоковед считает, что тот должен был знать обычное и имперское право [1. Р. 162], однако, на наш взгляд, нет оснований считать, что обычное право могло иметь отношение к перечисленным в ярлыке типам источников права и тем более к деятельности яргучи.
«Законоположения» Чингис-хана и «монгольских государей и эмиров» - это, несомненно, указы основателя Монгольской империи и его преемников в Монгольской империи и непосредственно Иране. В тюрко-монгольской традиции они известны как «ярлыки»,
в персидских же источниках (в частности, у Рашид ад-Дина) они также именовались «фирманами», тогда как китайские авторы называли такие акты высшей юридической силы «указы» («чжао») и «распоряжения» («чи») [41. С. 74, 183].
Составитель ярлыка, помимо указов-ярлыков, упоминает о «ясаках» и «торэ», а также «Кутатгу Билике» Чингис-хана. «Ясаки», т.е. знаменитая «Великая Яса» Чингис-хана, - это совокупность принципов организации власти и управления в Монгольской империи и наказаний за нарушение этих принципов [42. С. 39-49]. Отсутствие четкой фиксации этих принципов привело к тому, что исходные принципы организации власти и управления, сформулированные Чингис-ханом, уже при его ближайших преемниках подверглись определенной трансформации в соответствии с их политическими интересами и намерениями. А после раскола Монгольской империи понятие «Яса» стало весьма по-разному трактоваться в каждом улусе Чингизидов, -неудивительно, например, что золотоордынский правитель Берке и Хулагу, ильхан Ирана, развязав в начале 1260-х гг. военный конфликт, упрекали друг друга в нарушении Ясы, приводя при этом разные основания [43. Р. 170-173, 180; 44. Р. 357]. Со временем Яса превратилась в некий символ преемственности власти улусных правителей-ханов от Монгольской империи и лично от Чингис-хана, но источники не дают оснований говорить о применении каких-то конкретных ее принципов и норм вроде тех, которые в свое время были сформулированы Джувейни [30. Р. 23-34]. Неудивительно, что и яргучи, считаясь знатоками Ясы, имели широкую свободу интерпретации ее норм [11. Р. 561].
Что касается «торэ», то это было своего рода «государственное право», т.е. базовые принципы организации власти и военного дела в Монгольской империи, унаследованные Чингис-ханом и его потомками еще от древних тюрков. Универсальность этих предписаний (принципы ханской власти, организации войск, разделение улусов на крылья и центр и т.д.), первые упоминания которых относятся еще к VI-VII вв., обусловили их «живучесть» не только в Монгольской империи и ее улусах, но и в гораздо более поздние периоды [42. С. 28-39]. Точно так же, как и Яса, оно стало символом монгольской государственности в чинги-зидских улусах XIV-XV вв. и в источниках обычно упоминалось абстрактно, без каких-то конкретных норм. Тем не менее И. Вашари считает, что «торэ» имело обычно-правовую природу, прямо соотнося его с монгольским степным правом «йосун» [1. Р. 163], для чего, по нашему мнению, нет никаких оснований.
Наконец, под «Кутадгу билик» имеются в виду «билики» - изречения основателя Монгольской империи, сказанные по конкретным поводам в качестве назиданий. Крайне любопытно, что знание биликов, по мнению составителя ярлыка, необходимо эмиру яргу, чтобы «он занимался разбором дел между монголами по образцу того, как он видел и читал (об этом)» в упомянутом источнике: как видим, опираться на билики следовало в процессе рассмотрения дела. Неслучайно в историографии высказывалось мнение, что билики -это именно «процессуальные нормы», сформулирован-
ные Чингис-ханом [15. С. 020; 33. С. 268; 45. С. 219], в отличие от «материальных» норм «ясака», опираться на которые автор ярлыка предписывает, когда следует непосредственно решать «дела между противниками». Необходимость знания биликов, причем не только чиновниками, но и самими правителями, нашла отражение в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина, упоминающего, что предпочтение Тэмуру, внуку Чингисхана, как наиболее подходящему претенденту на трон монгольских ханов и юаньских императоров в ущерб его старшему брату Каммале было сделано именно благодаря знанию им биликов своего предка [46. С. 206]. Еще одним источником, на который следует опираться эмиру яргу, являлись «постановления. монгольских султанов», - полагаем, речь идет уже о текущем законодательстве непосредственно персидских ильханов, нашедшем отражение в издававшихся ими ярлыках (фирманах).
Требования к компетентности яргучи в сфере законодательства, как полагает И. Вашари, отражали сложный и многоуровневый характер системы монгольского имперского права. Мы согласны с венгерским ученым, что необходимость знания принципов и норм этого права была весьма обоснованной в Иране эпохи Хула-гуидов и Джалаиров, поскольку требовалось весьма деликатно взаимодействовать с представителями мусульманского духовенства и шариатских судов [1. Р. 167]. Однако, как представляется, этот вывод можно распространить и на реалии других государств потомков Чингис-хана: точно так же осторожно следовало взаимодействовать яргучи с мусульманскими судьями-кади в Золотой Орде или Чагатайском улусе, а в Китае эпохи Юань - с представителями традиционной китайской судебной системы.
Результат вынесенного решения (приговора) фиксировался в «яргу-наме», которое П.М. Мелиоранский вполне обоснованно соотносит с древнерусским аналогом - правой (судной) грамотой [15. С. 019]. В этом документе судья фиксировал победу одной стороны и поражение другой в разбираемом деле. Фиксация судебных решений в письменном виде имела место уже на начальном этапе существования Монгольской империи: на курултае 1206 г. Чингис-хан приказал: «Пусть записывают в Синюю роспись "Коко Дефтер-Бичик", связывая затем в книги, росписи по разверста-нию на части всеязычных подданных "ур-ирген", а равным образом и судебные решения» [47. С. 160]. Цель составления «яргу-наме» вполне четко указана в самом документе: его наличие у победившего в суде лица предотвращало возможные попытки проигравшего соперника обратиться с тем же делом в другой суд.
Завершая разговор об источниках права, относящихся к сфере деятельности судей-яргучи, можно отметить, что их перечень представляет большой интерес с точки зрения правовой системы права, действовавшей в монгольском Иране в рассматриваемый период. Несмотря на то, что в результате реформ ильхана Га-зана на рубеже XIII-XIV вв. ислам стал официальной религией государства Хулагуидов, потомки Чингисхана не только не забывали «чингизово право», унаследованное ими от Монгольской империи, но и ак-
тивно его применяли. Таким образом, достаточно четко разграничивались источники права для кади и яргу-чи, в совокупности составляя общую правовую базу, необходимую для принятия решений и вынесения приговоров судами различных инстанций.
Привлекает внимание наличие в ярлыке требований к кандидату на должность, среди которых есть и личные, и профессиональные. К числу личных относятся «прирожденная непредвзятость и справедливость». Дополнительные качества перечислены уже применительно к конкретному лицу - эмиру Баяну5, среди которых и личные («проницательный»), и профессиональные («чрезвычайная компетентность», «опытность», «разумение обычаев и правил монгольских государей и эмиров», «знание их ясаков и торэ»). Кроме того, принят во внимание и его профессиональный опыт: до назначения на должность он «видел» и «наблюдал» судебную практику «великих яргучиев». Наряду с требованиями к кандидату в судьи, также важным является требование к самому судье: «ни на кончик волоса не... отступать от принципов справедливости и беспристрастия и решать тяжбы между тяжущимися в соответствии с постановлениями ясака».
Завершают текст ярлыка несколько «технических», но также весьма интересных положений, касающихся организации судебного процесса в монгольском Иране. Одно из них гласит, что после вступления ярлыка в законную силу все бы эмира Баяна «признавали эмиром яргу Высочайшей Орды и относительно того, что относится к его ведению, обращались только к нему и не преступали его слова и благоусмотрения». Оно позволяет сделать вывод о достаточно четкой компетенции суда яргу, которая, впрочем, не уточняется в тексте документа - вероятно, в силу того что, как уже отмечалось, все заинтересованные лица и так имели о ней представление. Кроме того, в документе подчеркивается, что речь идет именно о яргучи Высочайшей Орды, т.е. ханской ставки. Это позволяет говорить об иерархии самих судов-яргу в монгольском Иране, во главе которой стоял «великий яргу», судивший только самых высокопоставленных сановников и военачальников [38. Р. 117, 120]. Аналогичным образом в империи Юань имелся «великий придворный суд яргу», возглавлявшийся «главным из всех яргучи» [48. С. 168; 49. Р. 244].
Здесь уместно будет уделить внимание статусу су-дей-яргучи в системе органов государственной власти и управления. Прежде всего следует отметить, что наличие судов-яргу и назначение судей-яргучи отнюдь не означало, что в Монгольской империи и государствах Чингизидов существовала отдельная, самостоятельная ветвь судебной власти. Все яргучи, начиная с первых «верховных судей» Монгольской империи -Шиги-Хутуху и Мункесара, прежде всего были представителями знати - нойонами6 (в мусульманских государствах Чингизидов - эмирами, как, собственно, и Баян в анализируемом нами документе) и продолжали выполнять соответствующие функции даже вступив в судейскую должность. Так, Шиги-Хутуху командовал войсками во время войны Чингис-хана с Хорезмом, а нойон Мункесар - в походах хана Мунке [30. Р. 406; 33. С. 235, 237]. Ряд яргучи в государстве Хулагуидов
активно участвовал в междоусобицах и придворных интригах [40. Р. 136, 142]. В империи Юань яргучи приравнивались к китайским сановникам «пред-первого ранга», числились в приказах при имперском секретариате и должны были присутствовать на официальных церемониях, сопровождать ханов-императоров в поездках и пр. [49. С. 180; 50. Р. 96].
Таким образом, яргучи принадлежали к тюрко-монгольской аристократии со всеми ее правами и привилегиями, обладали высоким статусом и собственными владениями [16. С. 136]. Неудивительно, что эта категория сановников не была столь значительной: в начале 1260-х гг. в Монгольской империи (вернее, во владениях Хубилая - будущей империи Юань) было не более 10 яргучи, лишь к 1324-1325 гг. их число возросло до 42 [51. Р. 153]7. О количестве яргучи в Чагатайском улусе, Золотой Орде и монгольском Иране источники сведений не сохранили, но есть основания считать, что и в этих государствах их число не было значительным и они являлись судьями высшей инстанции, рассматривая воинские и политические преступления, дела сановников и военачальников, иногда - дела о колдовстве [40. Р. 131]; ср.: [44. Р. 338, 340, 361]. Решение яргучи было окончательным, о чем свидетельствует фрагмент нашего ярлыка: «Пусть монгольские эмиры, тяжбы коих он заслушал и решил на основе положений чингизхановых ясы и ясака, не возобновляют и не разбирают повторно дело».
Текущую судебную деятельность в отдельных административно-территориальных единицах - округах (улусах), туменах и т.д., осуществляли сами руководители региональных и местных администраций либо назначавшиеся ими лица [52. Р. 72]. Так, например, в хорошо известном фрагменте сочинения арабского путешественника первой половины XIV в. Ибн Батту-ты сообщается, что при дворе Кутлуг-Тимура, правителя золотоордынского Хорезма в 1330-х гг., ежедневно заседали друг напротив друга кади со своими писцами и «восемь. старших эмиров и шейхов тюркских, называемых аргуджи», которые разбирали дела, не предусмотренные шариатом [53. С. 311-312]. С учетом вышесказанного позволим себе усомниться в статусе судей, упомянутых Ибн Баттутой как «старших эмиров»: вряд ли даже такой могущественный региональный наместник, как Кутлуг-Тимур (двоюродный брат хана Узбека), мог позволить держать при себе целых 8 яргучи8, - вероятно, речь шла о писцах или секретарях, которые принимали обращения тяжущихся, заслушивали показания, после чего уже либо сам улус-бек Хорезма, либо назначенный им чиновник действительно осуществлял разбирательство по принципам суда-яргу, т.е. на основе ханских ярлыков, Великой Ясы, торэ и т.д. Аналогичным образом в золо-тоордынских ярлыках XIV в. предусмотрено право наместников-даруг Крыма и Азака участвовать в совместных судах с консулами итальянских колоний в этих регионах по спорам между ордынцами и итальянцами либо же назначать в такие суды своих подчиненных [54. С. 10, 28, 73].
Принадлежность яргучи к представителям исполнительной власти также предусматривала выполнение
ими и иных полномочий, что приводит исследователей к не вполне корректным выводам относительно обязанностей монгольских судей. Так, например, И. Ваша-ри, опираясь на сообщение Гильома де Рубрука о том, что французское посольство при дворе хана Мунке принимал «секретарь и судья» Булгай, делает вывод, что на яргучи возлагались и дипломатические функции [1. Р. 158]. Аналогичным образом сообщения о том, что тот или иной эмир, исполнявший судейские обязанности, также, в качестве эмира, занимался и управленческими вопросами, приводит некоторых исследователей к наличию среди обязанностей яргучи также распределения уделов и т.п. [55. Р. 186; 57]. Однако есть все основания утверждать, что подобного рода функции были связаны со статусом не столько яргучи как судьи, сколько эмира как военачальника или сановника при ханском дворе.
Наличие многочисленных административных функций, несомненно, снижало эффективность суда-яргу, поэтому Хубилай в свое время под влиянием китайских процессуальных традиций принял решение о приоритете судебных функций нойонов, занимавших пост яргучи, над управленческими [49. Р. 244]. Единственная «побочная» функция яргучи (т.е. не связанная непосредственно с отправлением правосудия) упоминается в китайском своде законов 1291 г.: помимо собственно разбирательства дел они раз в квартал должны были посещать тюрьмы с проверкой, насколько законно заключены туда те или иные лица, ожидающие суда, и насколько соблюдаются условия их содержания. То, что это относилось именно к судебным функциям, подтверждается тем фактом, что аналогичные обязанности были и у судей китайских судов в рамках их территориальных округов [51. Р. 155].
Завершает текст ярлыка еще одно важное положение, предусматривающее обязанность участников процесса «выплатить оговоренный сбор ему (эмиру яргу. -
И.М.), его слугам и писцу яргу-наме, дабы они могли тратить их по своему усмотрению и заниматься ведением этого дела». Это положение подтверждает мнение о том, что ханские чиновники, включая судейских, не получали жалования в нашем понимании этого термина, и подношения от тяжущихся составляли основной источник их дохода, они рассматривались, соответственно, не как взятки, а именно как официальные пошлины, т.е. платежи за совершение правозначимых действий уполномоченными государственными органами [57. С. 194-198; 58. С. 256-265]. И если для самих яргучи как состоятельных сановников и землевладельцев это жалование не было необходимым, то для их подчиненных9 получение вознаграждения могло иметь существенное значение.
Заключение
Как представляется, на основе анализа ярлыка эмиру яргу из «Дастур ал-катиб» и за счет соотнесения его положений с другими историческими источниками юридического и неюридического характера нам удалось сформировать определенное представление о статусе монгольских имперских судей яргучи. Несмотря на отмеченную «персидскую» специфику документа, у нас есть все основания экстраполировать указанные принципы отправления правосудия на другие государства Чингизидов - империю Юань, Золотую Орду, Чагатайский улус. Таким образом, данный документ представляет ценность для изучения особенностей организации судебной власти и правосудия не только в самом Иране, где он был создан, но и на всем имперском пространстве рассматриваемого периода. Вместе с тем необходимо учитывать и особенности политического и культурного развития того или иного улуса Монгольской империи, выявить которые позволяют как раз дополнительные источники.
Примечания
1 Монгольскому Ирану посвящена другая монография Й. фон Хаммера-Пургшталя [17].
2 Перевод на русский язык выполнен М.С. Гатиным.
3 Перевод на русский язык выполнен И.А. Мустакимовым.
4 Тадж ад-Дин б. Баха ад-Дин Пур-и Баха, поэт, современник ильхана Абаги (1265-1282), посвятил оду сахибу Шамс ад-Дину Джувейни, о котором написал, что под его судом («яргу») - «тюрки, персы, румийцы и берберы» [39. Р. 265; 40. Р. 120].
5 Идентифицировать это лицо при отсутствии даты выдачи исследуемого ярлыка не представляется возможным. Наиболее вероятно, что речь идет о Баяне-битикчи, упомянутом в связи с заговором эмира Буги (Букая) против ильхана Аргуна, однако впоследствии прощенном [24. С. 120, 121].
6 М. Хоуп полагает, что официально обязанности яргучи выполняли внуки Чингис-хана Мунке и Орда [40. Р. 69, 70], однако, на наш взгляд, нет оснований для такого утверждения, поскольку они были назначены судьями только для одного дела - процесса над своим двоюродным дедом Тэмугэ-отчигином [30. Р. 255; 46. С. 119].
7 Число яргучи могло быть временно увеличено в случае, если имеющиеся не справлялись со своими обязанностями: например, в 1287 г. Хуби-лай приказал направить по несколько яргучи в две области, где скопилось много неразобранных дел [48. С. 496-497].
8 Среди исследователей нет единого мнения о единоличности или коллегиальности принятия решений яргучи. Так, Д. Эгль подчеркивает, что суд яргу - это суд одного знатока права, противопоставляя его мусульманской традиции совместной выработки решений улемами в мусульманском суде [36. Р. 63]. Однако Д. Лэйн отмечает упоминание в источниках и коллективных судов [38. Р. 112].
9 Любопытно, что в монгольском Иране к штату чиновников, находившихся в подчинении яргучи, применялся термин «диван-и яргу», на основании чего А.А. Али-заде делает вывод, что суд яргу испытал влияние мусульманских правовых и процессуальных традиций [12. С. 18]. Однако, по нашему мнению, в данном случае применение этого термина играло, скорее, ту же функцию, что и характеристика норм монгольского имперского права в анализируемом ярлыке как «шариата» для монголов: правители старались сблизить две судебные системы в своем государстве в том числе и за счет использования единой терминологии.
Список источников
1. Vásáry I. The Preconditions to Becoming a Judge (Yarguci) in Mongol Iran // Journal of Royal Asiatic Society. Ser. 3. 2016. Vol. 26 (1-2). P. 157-169.
2. Скрынникова Т.Д. Судопроизводство в Монгольской империи // Altaica. 2002. VII. С. 163-174.
3. Дугарова С.Ж. Судебная система Монголии XIII в. по «Голубой книге» указов Чингисхана // Сравнительное правоведение в странах
Азиатско-Тихоокеанского региона : материалы междунар. науч.-практ. Конф. (г. Улан-Удэ, 15-16 июня 2007 г.). Улан-Удэ : Изд-во Бурят. ун-та, 2007. С. 42-45.
4. Минжин Ц. Их Монгол улсын заргач Шихихутуг. Улаанбаатар : Бэмби Сан, 2011.
5. Почекаев P^. Суд и правосудие в Золотой Орде // Правоведение. 2004. № 2. С. 217-232.
6. Сапронова Ю.В., Ярошенко У.А. Суд и правосудие в Золотой Орде // Академия педагогических идей. Новация. 2018. № 6. С. 698-706.
7. Шургучиев О.С. Источники о судопроизводстве в Золотой Орде // Вестник Калмыцкого института гуманитарных исследований PАH. 20i6.
Т. 28, № 6. С. 128-i34.
8. Шургучиев О.С., Лиджиева И.В. К проблеме судоустройства в Золотой Орде // Universum: общественные науки. 2017. № 4 (34). URL:
http://7universum.com/ru/social/ archive/item/4700
9. Якушева А.А., Калашникова Е Б. Суд и правосудие в Золотой Орде // Наука, образование, общество: тенденции и перспективы развития :
сб. материалов VI Междунар. науч.-практ. конф. Чебоксары, 18 июня 2017 г. Чебоксары : Интерактив плюс, 2017. С. 57-6i.
10. Lambton A.K. Changing Concepts of Justice and Injustice from the 5th/iith Century to the 8th/i4th Century in Persia: The Saljuq Empire and the Ilkhanate // Studia Islamica. i988. Vol. 68. P. 27-60.
11. Hope M. Some Notes on Revenge and Justice in the Mongol Empire and the Il-Khanate of Iran // Journal of the American Oriental Society. 20i6. Vol. i36 (3). P. 55 i-566.
12. Мухаммад ибн Хиндушах Нахчивани. Дастур ал-катиб фи та'йин ал-маратиб руководство для писца при определении степеней) / фит. текст, пред. и указ. А.А. Али-заде. М. : Наука, 1976. Т. 2.
13. Hammer-Purgstall J. von. Geschichte der goldenen Horde in Kiptschak, das ist: der Mongolen in Russland. Pesth : C.A.Hartleben's Verlag, 1840.
14. Тизенгаузен В.Г. Из сочинения Мухаммада Хиндушаха Нахчивани. Pукописный перевод // Архив востоковедов Института восточных рукописей PАH. Ф. 52. Ед. хр. 14-16. Л. 217-239.
15. Мелиоранский П. О Кудатку Билике Чингиз-хана // Записки Восточного отделения Императорского Pусского археологического общества. i900. Т. XIII. С. 015-023.
16. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М. ; Л. : Изд-во АН СССТ, 1950.
17. Hammer-Purgstall J. von. Geschihte der Ilchane. Das ist: der Mongolen in Persien. Darmstadt : Carl Wilhelm Leske Verlag, i842-i843. Bd. i, 2.
18. Favereau M. La horde d'or de 1377 à 1502. Aux sources d'un siècle «sans Histoire» // Labyrinthe. 2005. Vol. 2i (2). P. i53-i58.
19. Мунтаджаб ад-Дин Бади Атабек ал-Джувайни. Ступени совершенствования катибов (Атабат ал-катаба) / пер. с перс., введение и коммент. Г.М. Курпалидиса. М. : Наука, 1965.
20. Fragner B. Katib in Persia // Encyclopedie de l'Islam. Leiden : Brill, i997. Vol. IV. P. 757-758.
21. Gabrieli F. Adab // Encyclopedie de l'Islam. Leiden : Brill, i986. Vol. I. P. i75-i76.
22. Roemer H.R. Staatsschreiben der Timuridenzeit. Das Saraf-nämä des 'Abdallah Marwârïd in kritischer Auswertung. Persischer Text in Faksimile. Wiesbaden : Franz Steiner Verlag GmbH, i952.
23. Фаверо М. Как султан мамлюков обращался к хану Золотой Орды. Формуляр писем и правила их составления // Золотоордынское обозрение. 2018. Т. 6, № 1. С. 41-84.
24. Paшид ад-Дин. Сборник летописей / пер. с перс. А.К. Арендса, отв. ред. В.В.Струве. М. ; Л. : Изд-во АН СССТ, 1946. Т. III.
25. Spuler B. Die Mongolen in Iran. Politik, Verwaltung und Kultur der Ilchanzeit i220-i350. Berlin : Akademie - Verlag, i955.
26. Fekete L. Einführung in die persische Paläographie. 101 persische Dokumente. Aus dem Nachlaß des Verfassers / Herausg. von G. Hazai. Budapest : Akademiai Kiadó, 1977.
27. Busse H. Diplomatique. Perse // Encyclopedie de l'Islam. Leiden : Brill, i99i. Vol. II. P. 30i-3i3.
28. Vasary I. The Role and Function of Mongolian and Turkic in Ilkhanid Iran Turks and Iranians // Turcologica / ed. by E.A. Csatу, L. Johanson, A. Rona-Tas, B. Utas. Wiesbaden : Harrassowitz Verlag, 20i6. Bd. i05: Turks and Iranians: Interactions in Language and History. P. i4i-i52.
29. Григорьев А.П. Монгольская дипломатика XIII-XV вв. (Чингизидские жалованные грамоты). Л. : Изд-во Ленингр. ун-та, 1978.
30. Ata-Malik Juvaini. The History of the World-Conqueror / transl. from text of Mirza Muhammad Qazvini by J.A. Boyle; intr. by D.O. Morgan. Manchester : Manchester University Press, i997.
31. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева улуса XIV-XVI вв. Казань : Изд-во Казан. ун-та, 1979.
32. Cleaves F.W. A chancellery practice of the Mongols in the thirteenth and fourteenth centuries // Harvard Journal of Asiatic Studies. i95i. Vol. i4. P. 496-526.
33. Золотая Орда в источниках / пер. с кит., сост., ввод. ст. и коммент. P.H Храпачевского. М. : Наука, 2009. Т. III: Китайские и монгольские источники.
34. Cleaves F.W. The Anonymous Scribal Note Pertaining to The Bicig of Otemis // Harvard Journal of Asiatic Studies. i953. Vol. i6 (3-4). P. 478-486.
35. Скрынникова Т.Д. Ламаистская церковь и государство. Внешняя Монголия XVI - начало ХХ в. Новосибирск : Наука, 1988.
36. Aigle D. Le grand jasaq de Gengis-khan, l'empire, la culture mongole et la shar'a // Journal of the Economic and Social History of the Orient. 2004. Vol. 47 (i). P. 3i-79.
37. Aigle D. Iran under Mongol domination: The effectiveness and failings of a dual administrative system // Bulletin d'études orientales. 2008. Vol. LVII (Suppl.). P. 65-78.
38. Lane G. Early Mongol Rule in Thirteenth-century Iran. A Persian renaissance. London ; New York : Routledge Curzon, 2003.
39. Minorsky V. Pur-i Baha's 'Mongol' ode (Mongolica, 2) // Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London. 1956. Vol. i8 (2). P. 26i-278.
40. Hope M. Power, politics and tradition in the Mongol Empire and the Ilkhanate of Iran. Oxford : Oxford University Press, 20i6.
41. Мэн-да Бэй-лу («Полное описание монголо-татар») / пер. с кит., введ., коммент. и прил. Н.Ц. Мункуева. М. : Наука, 1975.
42. Почекаев P^. Чингизово право: правовое наследие Монгольской империи в тюрко-татарских ханствах и государствах Центральной Азии. Казань : Татар. кн. изд-во, 2016.
43. Ayalon D. The Great Yasa of Chingiz Khan: A Reexamination (B) // Studia Islamica. i97i. № 34. P. i5i-i80.
44. Golev K. Intra-Mongol diplomacy and witch-hunt during the dissolution of the empire: the witchcraft trial at the court of Hulegu // Eurasian Studies. 20i9. Vol. i7, is. 2. P. 327-368.
45. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей. От древности к Новому времени. 3-е изд., испр. и доп. СПб. : Петербургское Востоковедение, 2009.
46. Paшид ад-Дин. Сборник летописей / пер. с перс. Ю.П. Верховского; примеч. Ю.П. Верховского, Б.И. Панкратова; ред. И.П. Петрушевский. М. ; Л. : Изд-во АН СССТ, 1960. Т. 2.
47. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. М. ; Л. : АН СССТ, 1941.
48. «Анналы Хубилая», главный источник по истории правления первого императора династии Юань (цзюани 4-17 «Юань ши») / подгот. изд., пер. с кит., вступ. ст. и коммент. P.H Храпачевского. М., 2019.
49. Farquhar D.M. The Government of China under Mongolian Rule: A Reference Guide. Stuttgart : Franz Steiner Verlag, i990.
50. Ratchnevsky P. Un code des Yuan / intr. par. P. Pelliot. Paris : Ernest Leroux, i985. Vol. i
51. Ch'en P.H. Chinese Legal Tradition under the Mongols: The Code of 1291 as Reconstructed. Princeton : Princeton University Press, i979.
52. Ratchnevsky P. Un code des Yuan. Paris : Presses Universitaires de France, i972. Vol. 2.
53. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. СПб. : Изд. графа С.Г. Строганова, 1884. Т. 1: Извлечения из сочинений арабских.
54. Григорьев А.П., Григорьев В.П. Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции : источниковедческое исследование. СПб. : Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2002.
55. Melville Ch. Ghazan Khan's political will and testament: Further light on the Mongol household // Ming Qing Yanjiu. 2018. Vol. 22. P. 164-190.
56. Yokkaichi Ya. The Role of jaryuci in the Structure of the Distribution System under the Mongol Empire // Bulletin of Japan Society for the Promotion of Science. 2006. Vol. 4. P. 91-114.
57. Абзалов Л.Ф. Ордынская канцелярия. Казань : Татар. кн. изд-во, 2013.
58. Почекаев Р.Ю. Правовая культура Золотой Орды : (историко-правовые очерки). М. : Юрлитинформ, 2015.
References
1. Vasary, I. (2016) The Preconditions to Becoming a Judge (Yarguci) in Mongol Iran. Journal of Royal Asiatic Society. 3(26(1-2)). pp. 157-169.
2. Skrynnikova, T.D. (2002) Sudoproizvodstvo v Mongol'skoy imperii [Legal procedure in the Mongol Empire]. Altaica. 7. pp. 163-174.
3. Dugarova, S.Zh. (2007) Sudebnaya sistema Mongolii XIII v. po "Goluboy knige" ukazov Chingiskhana [The court system of Mongolia in the
13th century according to the "Blue Book" of Genghis Khan's edicts]. Sravnitel'noe pravovedenie v stranakh Aziatsko-Tikhookeanskogo regiona [Comparative law in the countries of the Asian-Pacific region]. Proc. of the Conference. Ulan-Ude, June 15-16, 2007. Ulan-Ude: Buryat State University. pp. 42-45.
4. Minzhin, Ts. (2011) Ikh Mongol ulsyn zargach Shikhikhutug [The judge of the Mongol Empire Shigi Qutuqu]. Ulaanbaatar: Bembi San.
5. Pochekaev, R.Yu. (2004) Sud i pravosudie v Zolotoy Orde [Court and justice in the Golden Horde]. Pravovedenie. 2. pp. 217-232.
6. Sapronova, Yu.V. & Yaroshenko, U.A. (2018) Sud i pravosudie v Zolotoy Orde [Court and justice in the Golden Horde]. Akademiya pedagogicheskikh
idey. Novatsiya. 6. pp. 698-706.
7. Shurguchiev, O.S. (2016) Istochniki o sudoproizvodstve v Zolotoy Orde [Sources on the legal proceeding in the Golden Horde]. Vestnik Kalmytskogo
instituta gumanitarnykh issledovaniy RAN. 28(6). pp. 128-134.
8. Shurguchiev, O.S. & Lidzhieva, I.V. (2017) K probleme sudoustroystva v Zolotoy Orde [On the judicial system in the Golden Horde]. Universum:
Obshchestvennye nauki. 4(34). [Online] Available from: http://7universum.com/ru/social/ archive/item/4700
9. Yakusheva, A.A. & Kalashnikova, E B. (2017) Sud i pravosudie v Zolotoy Orde [Court and justice in the Golden Horde]. Nauka, obrazovanie,
obshchestvo: tendentsii i perspektivy razvitiya [Science, Education, Society: Trends and Prospects of Development]. Proc. of the Conference. Cheboksary, June 18, 2017. Cheboksary: [s.n.]. pp. 57-61.
10. Lambton, A.K. (1988) Changing Concepts of Justice and Injustice from the 5th/11th Century to the 8th/14th Century in Persia: The Saljuq Empire and the Ilkhanate. Studia Islamica. 68. pp. 27-60.
11. Hope, M. (2016) Some Notes on Revenge and Justice in the Mongol Empire and the Il-Khänate of Iran. Journal of the American Oriental Society. 136(3). pp. 551-566.
12. Muhammad ibn Hindushah Nakhchivani. (1976) Dastur al-katib f ta'yin al-maratib [A Scribe's Guide to Determining Degrees]. Vol. II. Moscow: Nauka,
13. Hammer-Purgstall, J. von. (1840) Geschichte der goldenen Horde in Kiptschak, das ist: der Mongolen in Russland. Pesth: C.A.Hartleben's Verlag.
14. Tizengauzen, V.G. (n.d.) Iz sochineniya Mukhammada Khindushakha Nakhchivani. Rukopisnyy perevod [From the treatise of Muhammad Hindushah Nakhchivani. Manuscript translation]. The Archive of Orientalists of the Institute of Oriental Manuscripts of the Russian Academy of Sciences. Fund 52. Units 14-18. pp. 217-239
15. Melioranskiy, P. (1900) O Kudatku bilike Chingiz-khana [On the Qutatqu Biliq of Chinggis Khan]. Zapiski Vostochnogo otdeleniya Imperatorskogo Russkogo arkheologicheskogo obschestva. 13. pp. 015-023.
16. Grekov, B.D. & Yakubovskiy, A.Yu. (1950) Zolotaya Orda i eepadenie [The Golden Horde and its Fall]. Moscow; Leningrad: USSR AS.
17. Hammer-Purgstall, J. von. (1842-1843) Geschihte der Ilchane. Das ist: der Mongolen in Persien. Bd. 1-2. Darmstadt: Carl Wilhelm Leske Verlag.
18. Favereau, M. (2005) La horde d'or de 1377 à 1502. Aux sources d'un siècle "sans Histoire." Labyrinthe. 21(2). pp. 153-158.
19. Muntadzhab ad-Din Badi Atabek al-Dzhuvayni. (1965) Stupeni sovershenstvovaniya katibov (Atabat al-kataba) [Stages of Perfection of the Katibs (Atabat al-Kataba)]. Translated from Persian by G.M. Kurpalidis. Moscow: Nauka.
20. Fragner, B. (1997) Katib in Persia. In: Encyclopedie de l'Islam. Vol. 4. Leiden: Brill. pp. 757-758.
21. Gabrieli, F. (1986) Adab. In: Encyclopedie de l'Islam. Vol. 1. Leiden: Brill. pp. 175-176.
22. Roemer, H.R. (1952) Staatsschreiben der Timuridenzeit. Das Saraf-nämä des 'Abdallah Marwärld in kritischer Auswertung. Persischer Text in Faksimile. Wiesbaden: Franz Steiner Verlag GmbH.
23. Favereau, M. (2018) Kak sultan mamlyukov obrashchalsya k khanu Zolotoy Ordy. Formulyar pisem i pravila ikh sostavleniya [How the Mamluk Sultan Appealed to the Khan of the Golden Horde. Letter Form and Rules for Compiling Them]. Zolotoordynskoe obozrenie. 6(1). pp. 41-84.
24. Rashid ad-Din. (1946) Sbornik letopisey [Compendium of Chronicles]. Vol. III. Translated from Persian by A.K. Arends. Moscow; Leningrad: USSR AS.
25. Spuler, B. (1955) Die Mongolen in Iran. Politik, Verwaltung und Kultur der Ilchanzeit 1220-1350. Berlin: Akademie - Verlag.
26. Fekete, L. (1977) Einführung in die persische Paläographie. 101 persische Dokumente. Aus dem Nachlaß des Verfassers. Budapest: Akademiai Kiadö.
27. Busse, H. (1991) Diplomatique. Perse. In: Encyclopedie de l'Islam. Vol. 2. Leiden: Brill. pp. 301-313.
28. Vasary, I. (2016) The Role and Function of Mongolian and Turkic in Ilkhanid Iran Turks and Iranians. In: Csaty, E.A. et all (eds) Turcologica. Bd. 105. Wiesbaden: Harrassowitz Verlag. pp. 141-152.
29. Grigoriev, A.P. (1978) Mongol'skaya diplomatika XIII-XV vv. (Chingizidskie zhalovannye gramoty) [Mongolian diplomacy of the 13th - 15th centuries. (Chingizid diplomas)]. Leningrad: Leningrad University Press.
30. Ata-Malik Juvaini. (1997) The History of the World-Conqueror. Translated from text of Mirza Muhammad Qazvini by J.A. Boyle. Manchester: Manchester University Press.
31. Usmanov, M.A. (1979) Zhalovannye akty Dzhuchieva Ulusa XIV-XVI vv. [Granted charters of the Ulus of Jochi of 14th-16th century]. Kazan: Kazan State University.
32. Cleaves, F.W.(1951) A chancellery practice of the Mongols in the thirteenth and fourteenth centuries. Harvard Journal of Asiatic Studies. 14. pp. 496-526.
33. Khrapachevskiy R.P. (ed.) (2009) Zolotaya Orda v istochnikakh [Golden Horde in Sources]. Vol. 3. Translated from Chinese by R.P. Khrapachevskiy. Moscow: Nauka.
34. Cleaves, F.W. (1953) The Anonymous Scribal Note Pertaining to The Bicig of Otemis. Harvard Journal of Asiatic Studies. 16(3-4). pp. 478-486.
35. Skrynnikova, T.D. (1988) Lamaistskaya tserkov' i gosudarstvo. Vneshnyaya Mongoliya XVI - nachalo XX v. [Lamaism church and state. Outer Mongolia of 16th - early 20th century] Novosibirsk: Nauka.
36. Aigle, D. (2004) Le grand jasaq de Gengis-khan, l'empire, la culture mongole et la shar'a. Journal of the Economic and Social History of the Orient. 47(1). pp. 31-79.
37. Aigle, D. (2008) Iran under Mongol domination: The effectiveness and failings of a dual administrative system. Bulletin d'études orientales. LVII (Suppl.). pp. 65-78.
38. Lane, G. (2003) Early Mongol Rule in Thirteenth-Century Iran. A Persian Renaissance. London; New York: Routledge Curzon.
39. Minorsky, V. (1956) Pur-i Bahâ's 'Mongol' ode (Mongolica, 2). Bulletin of the School of Oriental and African Studies, University of London. 18(2). pp. 261-278.
40. Hope, M. (2016) Power, Politics and Tradition in the Mongol Empire and the Ilkhanate of Iran. Oxford: Oxford University Press.
41. Men-da Bei-lu. (1975) "Polnoe opisanie mongolo-tatar" [Complete Description of Mongols and Tatars]. Translated from Chinese by N.Ts. Munkuev. Moscow: Nauka.
42. Pochekaev, R.Yu. (2016) Chingizovo pravo: pravovoe nasledie Mongol'skoy imperii v tyurko-tatarskikh khanstvakh i gosudarstvakh Tsentral'noy Azii [Genghis law: The legal legacy of the Mongol Empire in the Turkic-Tatar khanates and states of Central Asia]. Kazan: Tatar. kn. izd-vo.
43. Ayalon, D. (1971) The Great Yasa of Chingiz Khan: A Reexamination (B). Studia Islamica. 34. pp. 151-180.
44. Golev, K. (2019) Intra-Mongol diplomacy and witch-hunt during the dissolution of the empire: the witchcraft trial at the court of Hulegu. Eurasian Studies. 17(2). pp. 327-368.
45. Klyashtorniy, S.G. & Sultanov, T.I. (2009) Gosudarstva i narody Evraziyskikh stepey. Ot drevnosti k Novomu vremeni [States and peoples of Eurasian steppes. From ancient times to the modern age]. 3rd ed. St. Petersburg: Peterburgskoe Vostokovedenie.
46. Rashid ad-Din. (1960) Sbornik letopisey [Compendium of Chronicles]. Vol. II. Translated from Persian by A Yu.P. Verkhovskiy; B.I. Pankratov. Moscow; Leningrad: USSR AS.
47. Kozin, S.A. (1941) Sokrovennoe skazanie. Mongol'skaya khronika 1240 g. [A Secret Story. Mongolian Chronicle 1240]. Moscow; Leningrad: USSR AS.
48. Khrapachevskiy, R.P. (ed.) (2019) "Annaly Khubilaya", glavnyy istochnikpo istorii pravleniya pervogo imperatora dinastii Yuan' (tszyuani 4—17 "Yuan' shi") ["Annals of Kublai", the principal source on history of rule of the first emperor of the Yuan dynasty (chapters 4-17 of "Yuan shih")]. Moscow: [s.n.].
49. Farquhar, D.M. (1990) The Government of China under Mongolian Rule: A Reference Guide. Stuttgart: Franz Steiner Verlag.
50. Ratchnevsky, P. (1985) Un code des Yuan. Vol. 1. Paris: Ernest Leroux.
51. Ch'en, P.H. (1979) Chinese Legal Tradition under the Mongols: The Code of 1291 as Reconstructed. Princeton: Princeton University Press.
52. Ratchnevsky, P. (1972) Un code des Yuan. Vol. 2. Paris: Presses Universitaires de France.
53. Tizengauzen, V.G. (1884) Sbornik materialov, otnosyashchikhsya k istorii Zolotoy Ordy [Collected Materials Related to the History of the Golden Horde]. Vol. 1. St. Petersburg: Izd. grafa S.G. Stroganova.
54. Grigoriev, A.P. & Grigoriev, V.P. (2002) Kollektsiya zolotoordynskikh dokumentov XIV veka iz Venetsii: Istochnikovedcheskoye issledovanie [Collection of Golden Horde documents of the 14th century from Venice: A source study]. St Petersburg: St. Petersburg University Press.
55. Melville, Ch. (2018) Ghazan Khan's political will and testament: Further light on the Mongol household. Ming Qing Yanjiu. 22. pp. 164-190.
56. Yokkaichi, Ya. (2006) The Role of jaryuci in the Structure of the Distribution System under the Mongol Empire. Bulletin of Japan Society for the Promotion of Science. 4. pp. 91-114.
57. Abzalov, L.F. (2013) Ordynskaya kantselyariya [The Golden Horde Chancellery]. Kazan: Tatar Booking Press.
58. Pochekaev, R.Yu. (2015) Pravovaya kul'tura Zolotoy Ordy (istoriko-pravovye ocherki) [Legal Culture of the Golden Horde (Historical Legal Essays)]. Moscow: Yurlitinform.
Сведения об авторах:
Абзалов Ленар Фиргатович - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Татарстана, антропологии и этнографии Казанского (Приволжского) федерального университета (Казань, Россия). E-mail: [email protected]
Гатин Марат Салаватович - кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Татарстана, антропологии и этнографии Казанского (Приволжского) федерального университета (Казань, Россия). E-mail: [email protected]
Мустакимов Ильяс Альфредович - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник НИЦ «Ел тарихы» Евразийского национального университета им. Л.Н. Гумилева (Астана, Казахстан). E-mail: [email protected]
Почекаев Роман Юлианович - доктор исторических наук, кандидат юридических наук, профессор, заведующий кафедрой теории и истории права и государства Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики» в Санкт-Петербурге (Санкт-Петербург, Россия). E-mail: [email protected]
Авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Information about the authors:
Abzalov Lenar F. - Cand. Sci. (History), Associate Professor of the Department of History of Tatarstan , Anthropology and Ethnography of the Kazan (Volga Region) Federal University (Kazan, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Gatin Marat S. - Cand. Sci. (History), Associate Professor of the Department of History of Tatarstan, Anthropology and Ethnography of the Kazan (Volga Region) Federal University (Kazan, Russian Federation). E-mail: [email protected]
Mustakimov Ilias A. - Candidate of Historical Sciences, Senior Research Associate of the Scientific Research Center "El Tarikhy" of L.N. Gumilyov Eurasian National University (Astana, Kazakhstan). E-mail: [email protected]
Pochekaev Roman Yu. - Dr. Sci. (History), Cand. Sci. (Law), Professor, Head of the Department of Theory and History of Law and State of HSE University in St. Petersburg (St. Petersburg, Russia). E-mail: [email protected]
The authors declare no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 04.03.2022; принята к публикации 01.07.2024 The article was submitted 04.03.2022; accepted for publication 01.07.2024
