CC BY
23
ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
Атакулова М.А., Айылчиева Д.Т.
О СОСТАВЕ И ПРОИСХОЖДЕНИИ СУБСТАНТИВНЫХ ВОПРОСИТЕЛЬНЫХ ПРОНОМИНАТИВОВ
Ошский технологический университет Джалалабадский государственный университет
Ключевые слова: негативные прономинативы, тюркские языки, гипотезы, происхождение прономинативов, дефекное падежное словоизменение.
Аннотация: В статье дается обоснование предположениям о происхождении субстантивных вопросительных местоимений в тюркских языках.
Key words: negative pronominations, Turkic languages, hypothesis, the origin of pronominations, defective case inflection.
Abstract: The article explains the basis for assumptions about the origin of the substantive interrogative pronouns in Turkic languages.
Прежде чем сравнить негативно-местоименные слова тюркских языков, определим состав киргизских прономинативов со значением неопределенности.
По частеречной семантике вопросительные негативные прономинативы распределяются следующим образом:
1) субстантивные прономинативы: ким? «кто?», эмне? не? «что?»;
2) адъективные прономинативы: кандай? кайсындай? «какой?», кайсы? кай? «какой? который?»;
3) прономинативы-нумеративы: канчанчы? неченчи? эченчи? «который?»;
4) квантитивы: канча? нече? эче? «сколько?»; канчоо? нечвв? эчвв? «сколько?»;
5) локативные прономинативы: кана? «где?»; кайда? «где? куда?», кайдан? «откуда?», каяктан? «откуда?»;
6) вербальные прономинативы: кантип? «как делать?», кантемэми? «как быть мне теперь?» и т. д.
Понятно, что есть в языке местоимение кай? «какой?» в основном падеже, которое имеет производные словоформы: кайдан? «откуда?» в исходном падеже, кайда? «куда? где?» в местном падеже. Иначе говоря, оно имеет дефектное падежное словоизменение. В системе его падежных форм отсутствуют словоформы родительного, винительного
и дательного падежей. Вербально-вопросительный прономен кантип? не имеет исходной императивной основы (типа бар «иди», жаз «пиши»), а функционирует в деепричастных и причастных формах: кант-е-м? кант-е-сщ? кант-ип-тир? кант-кен-де жагам?, являющихся его исходной основой.
Какие же соответствия имеют эти прономинативы в других тюркских языках?
Значение «кто?» передают следующие прономинативы:
1) ким? в азербайджанском, боджнурди, гагаузском, карачаево-балкарском, ногайском, каракалпакском, кумыкском, киргизском, турецком, туркменском, якутском языках;
2) кем? в алтайском, башкирском, казахском, татарском, хакасском, шорском языках;
3) кэм? в орхонских и енисейских памятниках древнетюркской письменности;
4) кым? в тувинском, крымчанском языках;
5) чим? ким? в уйгурском языке;
6) кум? в тофаларском языке;
7) в сары-югурскомд^ге?;
8) в чувашском кбм?
Значение «что?» передают прономинативы в тюркских языках:
1) не? в алтайском, гагаузском, каракалпакском, кумыкском, казахском, карачаево-балкарском, киргизском, кумыкском, ногайском, турецком языках; в диалектах уйгурского, алтайского;
2) нэ? в азербайджанском и туркменском языках, в орхонских и енисейских памятниках; в диалектах кумыкского, узбекского языков;
3) ни? в башкирском, сары-югурском и татарском языках;
4) ну? в древнетюркских памятниках;
5) но? в шорском, койбальском, качинском языках;
6) ноо? в хакасском, койбальском, качинском, шорском языках;
7) н'е? в гагаузском языке;
8) эмне? не? в киргизском языке;
9) неме? не? в алтайском языке;
10) нэрсэ? ни? в татарском языке;
11) нэмэ? ни? в башкирском языке;
12) немене? не? в казахском языке;
13) нэмэ? нэ? в туркменском языке;
14) ниме? в хакасском языке;
15) нимэ?нэ? в узбекском и уйгурском языках;
16) ммн? в чувашском языке;
17) чу? в тофаларском языке;
18) чуу? в тувинском языке;
19) туох? в якутском языке.
Как видим, в передаче значения «что?» используются в целом сходные местоименные корни, легко возводимые к общей праоснове. Особняком стоят только тувинское, тофаларское и якутское местоимения [1].
Тюркское вопросительное местоимение со значением «кто?» и относящееся к людям более единообразно, чем местоимение, передающее значение «что?» [4].
Местоименный корень не? неме?... в тюркских языках имеет значение «что за? какой?», что «связано с направленностью вопроса: в первом случае информация должна относиться к самому предмету, явлению или действию, во втором - к его качеству или признаку» (Этимологический словарь тюркских языков. -М., 2003. - С. 97). Кроме того, в дискурсе он приобретает значения «кто?» в кыргызском языке, «что-то» в караимском языке, «вот так» в азербайджанском языке, «всякий» в алтайском языке. Повторяясь в речи, он выражает союзное значение «или... или», «ни...ни» в туркменском, турецком, гагаузском, кумыкском, казахском, каракалпакском, узбекском, уйгурском и других языках.
Необходимо особо отметить семантическое своеобразие местоимения ким? «кто?», которое противопоставляется всем остальным как специализированное на вопрос только о человеке. Этот прономинатив в целом не передает вопрос о всех других одушевленных и неодушевленных предметах.
Однако нельзя не заметить широту семантической сферы местоимения эмне? не? в киргизском языке. Ср., например: Саякбай не дегенманасчы эле? «Каким (великим) сказителем эпоса «Манас» был Саякбай?», Кызыцэмнетууду? «Кого родила твоя дочь?». В первом случае в местоимении не содержится восторг, восхищение, преувеличение, во втором - вопрос о поле ребенка.
В тюркских языках наибольшим сходством обладает прономинатив со значением «кто?», употребляемый по отношению к людям. Он имеет строение к.м, то есть первый и конечный согласные во всех приведенных примерах тождественны.
Если в большинстве тюркских языков в качестве интерпозиционного гласного употребляется звук и (ким?), то в ряде языков мы обнаруживаем его чередование с другими гласными звуками. Иначе говоря, мы имеем дело со следующим морфонологическим явлением:
а) ким? во многих тюркских языках;
б) кмм? в башкирско-казахско-ногайско-татарском варианте;
в) кем? в алтайско-хакасско-шорском варианте;
г) кэм? в орхоно-енисейских памятниках древнетюркской письменности;
д) кбм? в чувашском языке;
е) кым? в тувинском языке.
В тюркских языках по отношению к нелюдям используются корневые морфемы, внешне значительно отличающиеся друг от друга: во многих языках мы обнаруживаем односложное местоимение, состоящее из согласного н и следующего за ним гласного. Слогообразующий гласный звук в языках варьируется: чаще реализуется в виде гласного не, реже в звуках э, и, и о. В шорском, хакасском и других языках звук о приобретает качество долготы: ноо? «что?»
Особняком в приведенном перечне местоименных основ стоят чувашское ммн?, тувинское чуу?, тофаларскоеч^?, якутское туох? и киргизское эмне? «что?»
Какие же гипотезы высказываются по поводу происхождения этих основ?
Н.А. Баскаков связывает происхождение н-ового местоимения с древним вещественным именем существительным: нэмэ из нэцэ, восходящего к тэмэ «вещь » (Каракалпакский язык. II. Фонетика и морфология. I. - М., 1952. - С. 296). Мы считаем маловероятным переход звука т в звук н. Такое чередование не характерно для тюркских языков.
Г.И. Рамстедт возводит местоимение нэ к *э, допуская изменение ] в н в составе формы родительного падежа под влиянием аффиксального н (нэниц из jэниц). Данное объяснение тоже является недостаточно убедительным и сложным. Это предположение вызывает несколько вопросов: Как могло произойти самое распространенное не от *э? Почему согласный звук аффикса мог повлиять на звуковой облик начального согласного? Как мог н в аффиксе превратить ] в н в корневой морфеме? Существующее, реальное и распространенное явление объясняется с помощью отсутствующего, гипотетичного явления. Прономинатив не как продуктивный формант сам мог быть архетипом для других вариантов (ни, нэ, эмнеи т.д.).
Ф.Г. Исхаков полагает, что местоимения нимэ, ниме, нэме, неме являются сложными словами, исторически образованными из разных корней: 1) нэ// не// ни и 2) мэ//ме//ма<ммн (чувашская разновидность местоимения, означающего «что»)». Этот тюрколог возводит чувашское ммн? к арабо-персидскому вопросительному местоимению
мэн? со значением «кто?», которое часто встречалось в средневековом литературном языке турки.
Однако существует два факта, которые послужили основанием для непринятия данного предположения. Во-первых, местоимение типа ниме, нимэ встречается в тюркских языках, не подверженных влиянию персидского языка. Ср., например, хакасское ноониме? «что такое?», где ноо - «что», ниме «такое» [1]. Ясно, что в данном случае невозможно доказать иранское происхождение второго компонента сложного слова. К тому же, значение «что?» содержится в первом компоненте словосочетания, т.е. в ноо, а не во втором компоненте. Во-вторых, в сфере местоимений явление заимствований почти не встречается, поскольку прономинативы являются одним из древних пластов лексики, обладают продуктивностью употребления, гибкостью семантики и не соотносятся с конкретными предметами и явлениями действительности [4].
Происхождение местоимения ниме/неме/ нимэ/ нэмелегко объясняется по-другому. Мы допускаем существование в пратюркском языке местоимения не? «что?». К нему присоединилось вопросительное местоимение-частица ме, которое является очень распространенным в тюркских языках и употребляется в различных звуковых вариантах. Ср., например, казахское Келеме? «Он придет?» [3]. В этом языке этот местоименный элемент, произносимый с вопросительной интонацией, имеет алломорфы ма, ба, бе. Следовательно, мы считаем, что сложение не и ме/ма привело к образованию вопросительного прономинатива не+ме=неме, не +ма=нема [4].
В тюркологии очень сложно реконструируется генезис уникального по своему звуковому облику киргизского прономинативаэмне? эмине? «что?». Например, Ф.Г. Исхаков утверждает: «Киргизское эмне?(<эммне?<эмине?<эмене?<немене?), по-видимому, разложимо на э(<не) +м (<ме)+не (ср. казахское немене?)». С учетом наличия в говорах варианта ниме?мы с большой долей вероятности допускаем здесь метатезу. Местоимение эмнэ/эмине произошло из ниме/неме в результате перестановки звуков: н-эм-е > эм-не (ср. аналогии: бвксв/бвскв «неполный, плоский», топурак/турпак «земля», мисал/сымал «пример, образец» и т.д.) [4].
А.М. Щербак с некоторой долей неуверенности возводит киргизское эмне/ эмине к немене (из неме не? «что?»). Такое объяснение тоже вызывает возражение, поскольку признается удвоение корня не с последующим выпадением одного из них.
Киргизское эмне фонетически сходно с чувашским ммн? «что?», так что об обособленности чувашского прономинатива говорить не приходится. Они имеют общие согласные, расположенные по одной модели м+н, и гласный звук э (чувашский звук редуцирован). Соотношение киргизского эмне? и чувашского ммн? напоминает морфонологические явления, встречающиеся в других языках. Ср., например, русские мне - меня, т.е. формы предложно-дательного и винительно-родительного падежей русского местоимения 1-го лица единственного числа. Поэтому мы можем говорить не об арабо-персидском происхождении чувашского ммн? «что?», а о единстве чувашского и киргизского прономинатива со значением «что?».
Действительно, в системе тюркских вопросительных местоимений особое положение занимает тувинское чY/чYY, которое допускает сравнение с кумандинским чYге, тофаларским чу и другими прономинативами со значением «что?». Некоторые ученые считают их разновидностью монгольского местоимения йуу «что?» [1; 6].
Сомнение вызывает мнение о том, что якутские туох? «что?» состоит из ту и ох, где ту является якутской разновидностью тувинского чY/чYY и монгольского йуу [1]. Здесь звуковые изменения в виде й>ч>т недостаточно мотивированы и аналогий не имеют. Считаем, что ту- в якутском вопросительном местоимении легче связать с т-овыми местоимениями в других языках и языковых семьях
[4].
По поводу происхождения прономинатива ким существует два предположения. Немецкий тюрколог В. Шотт возводит его к монгольскому письменному кYMYн «человек», В. Котвич, Г.И. Рамстедт и другие разлагают ким на две части: *ки - древнейшая вопросительно-прономинальная основа и *м из вопросительной частицы ме/ма, т.е. ки+ме>кимм>ким. Последняя точка зрения не вызывает возражения в силу своей простоты и ясности.
Мы выше приводили разные точки зрения языковедов на происхождение тюркских прономинативов, которые делят «вопрошаемые» объекты на людей и на нелюдей и которые в целом имеют прозрачное строение.
Изучение литературы [2; 5; 6 и др.], посвященной генезису вопросительных местоимений, позволяет заключить вывод о том, что рассмотрение происхождения двух вопросительных слов на фоне материала других языковых семей прояснит многие спорные вопросы их этимологии.
Для понимания сущности вопросительных прономинативов и установления их генезиса важными являются следующие положения,
которые выведены К.Е. Майтинской на основе сравнительно-исторического и сопоставительно-типологического изучения соответствующих фактов различных языковых семей - семито-хамитских, индоевропейских, финно-угорских, алтайских и других языков.
1. В самых различных языках вопросительные и указательные местоимения имеют общее происхождение, общие основы. Первичные дейктические частицы языка становятся указательными, сопровождаясь жестикуляцией и выражая расстояние от говорящего до демонстрируемого предмета долготой гласных, или вопросительными, приобретая особую, вопросительную интонацию.
2. Особенно выделялись древние дейктические частицы, указывающие на неизвестные и невидимые предметы. Отдельные из них начали употребляться только в вопросительном значении, утрачивая собственно указательные значения.
3. Расщепление древних частиц-демонстративов на указательные и неопределенно-вопросительные впоследствии могли приобретать особые форманты словоизменения, формообразования и словообразования, в той или иной форме сохраняя следы генетической общности.
Например, в картвельских языках корень *ма выполняет функции вопроса «что?», личного местоимения 3-го лица и указательного местоимения. Этот же корень, реализуемый в вариантах ма-, ме-, му-, обозначает «это» в абхазо-адыгских, нахских и дагестанских языках. В семитохамитских языках к указательному корню т- восходят вопросительные и неопределенные местоимения (араб. тап «кто?», тв «что?», др.-евр. то «кто?», тв «что?» и др.). В африканском языке пиллук местоимение тип/а тип? «кто?» употребляется как вопросительное или указательное, отличаясь друг от друга по интонации.
К тюркским вопросительным местоимениям очень близки примеры из финно-угорских языков. В венгерском языке М? «кто?», т1? «что?», фин.
kиkа? «кто?», тikа «что?», эрзя-мордовском кие? «кто?», мезе? «что?», мокшанском кие? «кто?», мезе? «что?» и т.д. На этом материале, исходя из гипотезы о древнейшем родстве ностратических языков, легко объяснить происхождение тюркских ким (из ки+ме) и неме, ниме (из не+ме) [4].
С этой точки зрения тувинское чY/чYY, куманское чуге, тофаларское чу? «что?» легко сравнимо с данными из иранских языков: ваханское чиз «что?» (при куй «кто»), язгулямское чиг «что?» (при ки «кто?») и
т.д. Иными словами, они в звуковом отношении ближе к последним примерам, нежели к примерам из монгольского языка. Ср. язгулямское чиг? и куманское чуге? «что?».
При внимательном и специальном изучении можно найти много подобных сходных примеров, что не входит в нашу задачу. Приведенные выше факты нужны были нам для демонстрации и дополнительного обоснования, принятого нами предположения о происхождении вопросительных местоимений в тюркских языках.
Список литературы
1. Глухова Н.Н. Язык марийских заговоров и молитв: автореф. дисс. ... докт. филол. наук. - Йошкар-Ола, 1997
2. Магомедов М.И. Субъектно-объектные отношения и категория залога в аварском языке // Диссертация на соискание ученой степени доктора филологических наук. - Москва, 2003
3. Малинович М.В., Арипова Д.А., Батицкая В.В., Бидагаева Ц.Д., Гурин В.В., Иванова Р.П., Кириченко Н.Р., Лац Т.А., Полонская О.Ю., Саварцева Н.В., Топка Л.В., Торопова Л.С. Концепты. Категории: языковая реальность. - Иркутск, 2014. - 345 с.
4. Панков Ф.И. Наречная темпоральность и ее речевые реализации: автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Москва, 1996. - 20 с.
5. Солтаханов И.Э. Становление и развитие общественно-политической лексики в нахских литературных языках // Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук. -Москва, 2009. - 160 с.
6. Тимакова И.Г. Функционирование эпиграфов в немецкоязычном тексте: автореф. дисс. ... канд. филол. наук. - Москва, 2006.
Корнилов С.В.
К ХАРАКТЕРИСТИКЕ ФИЛОСОФСКИХ ОСНОВАНИЙ ТЕХНИКИ
Балтийский федеральный университет им. И. Канта
Ключевые слова: философия техники, основания науки.
Аннотация: Ставится задача проанализировать философские основания научно-технического знания. Актуальность работы заключается в том, что изучение оснований выступает как одна из главных целей философии техники. Техника определяется как совокупность технических устройств, видов технической деятельности и технических знаний. В статье делается вывод о возможности
