CC BY
122
МАКРОЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ
В.А. Крюков, В.И. Суслов, А. О. Баранов, Ю.Ш. Блам, А.А. Заболотский, Н.А. Кравченко, А.В. Соколов, Н.И. Суслов, Г.А. Унтура, В.Н. Чурашёв
О СОДЕРЖАНИИ ПРОЕКТА ПРОГНОЗА НАУЧНО-ТЕХНОЛОГИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ НА ПЕРИОД ДО 2030 г.
В статье представлен краткий анализ проекта Прогноза научно-технологического развития РФ на период до 2030 г. (от 19.12.2017). Авторы - ведущие ученые ИЭОПП СО РАН - приходят к заключению о несоответствии ряда положений государственного документа современному уровню экономического развития страны, прежде всего, в сфере научно-технологического развития. В нем практически отсутствуют какие-либо экономические обоснования, нет анализа причин утраты научно-технического потенциала страны. Неудачна попытка прогноза технологического развития субъектов РФ. Общий вывод: представленный прогноз не позволяет сформировать единую платформу для разработки и реализации документов стратегического планирования в сфере науки и технологий.
Рассматриваемый нами проект Прогноза [1] (далее - Прогноз-2017, Проект) представляет собой корректировку и актуализацию аналогичного документа -Прогноза научно-технологического развития России на период до 2030 г., утвержденного Председателем Правительства Российской Федерации 3 января 2014 г. № ДМ-П8-5 (далее - Прогноз-2014).
В соответствии с Постановлением Правительства Российской Федерации от 13 июля 2015 г. № 699 «Об утверждении Правил разработки и корректировки прогноза научно-технологического развития России» [2] прогноз должен содержать описание направлений и ожидаемых результатов научно-технологического развития Российской Федерации, в том числе:
- оценку общемировых тенденций научно-технологического развития;
- оценку достигнутого уровня и возможностей научно-технологического развития Российской Федерации, в том числе в сопоставлении с мировыми тенденциями;
- анализ и прогноз внешних условий и тенденций научно-технологического развития Российской Федерации;
- анализ макроэкономических, структурных и институциональных факторов научно-технологического развития Российской Федерации на долгосрочный период;
- оценку первоочередных потребностей Российской Федерации в научно-технических достижениях;
- прогноз технологического развития секторов (отраслей) экономики, в том числе по субъектам Российской Федерации;
- основные направления совершенствования научно-технической политики, включая предложения о мерах государственной поддержки наиболее перспективных направлений научно-технологического развития Российской Федерации.
В предлагаемом Прогнозе-2017 отражены все перечисленные выше требования, кроме того, выделены тренды, оказывающие наибольшее влияние на сферу науки и технологий, и порождаемые ими вызовы долгосрочного развития в глобальном и национальном контекстах. С учетом анализа внешних и внутренних условий развития страны предложены два сценария научно-технологического развития и представлен
прогноз основных показателей научно-технологического развития Российской Федерации. Эти сценарии также получают некоторые количественные характеристики.
В Прогнозе-2017 отсутствует описание методологии подготовки прогноза и его информационной базы, что отличает его от Прогноза-2014. К сожалению, остается непонятным, как готовились целевые показатели, приводимые в разделе 2.3, а также в таблицах 1-4 Приложения 1. Не раскрыты источники информации и методы отбора технологических систем и технологий.
В Разделе 1 «Достигнутый уровень и возможности научно-технологического развития Российской Федерации в сопоставлении с мировыми тенденциями» дана оценка текущего состояния и показаны основные проблемы научно-технологического развития России. Обобщая результаты первого раздела, авторы Прогноза-2017 резюмируют, что потенциал научно-технологического развития «постепенно ослабевает из-за сохранения высокой степени замкнутости науки как сектора экономики, слабого проникновения в нее полноценных рыночных отношений. Все очевиднее проявляются системные проблемы, обусловленные как незавершенностью экономических и институциональных преобразований, так и кризисными явлениями в экономике в связи с изменениями конъюнктуры мировых рынков и геополитической ситуации» [1. с. 7].
К сожалению, отсутствует анализ причин такого положения, как и анализ выполнения ранее принятых стратегических документов, таких как Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года [3], Прогноз-2014, Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации (далее - Стратегия) [4] и т.д.
С нашей точки зрения, перевод науки на «полноценные рыночные отношения» сопряжен с угрозой утраты многих заделов фундаментальной науки, которые формируют будущее. Возникает также вопрос - каковы действительные приоритеты научно-технологического развития России, соответствуют ли приоритетам, сформулированным в пп. 19-23 Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации [4]? В тексте Прогноза-2017 они в явном виде не выделены.
В Разделе 2 «Сценарные условия научно-технологического развития Российской Федерации» предлагаются два сценария - «Технологическая адаптация» и «Технологический рывок». «Технологический рывок» в соответствии с Прогнозом-2017 является целевым сценарием. Однако разница между ними невелика: и тот, и другой сценарий не предполагает существенных изменений в сложившейся ситуации, достаточно убедительно представленной в предыдущем разделе. В обоих сценариях к 2020 г. численность работников, выполняющих НИР, сокращается по сравнению с 2017 г., а к 2030 г. достигает уровня 2015 г. по оптимистичному сценарию и несколько отстает по менее оптимистичному. Также к 2020 г. (по сравнению с 2016 г.) сокращается и число организаций, выполняющих исследования и разработки. Внутренние затраты на исследования и разработки возрастут с 1,1% ВВП в 2016 г. до 1,3% в сценарии технологической адаптации и до 2,1% в оптимистическом сценарии к 2030 г. Обе цифры далеки от показателей стран-лидеров. Можно вспомнить, что в Стратегии инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года [3] предполагалось увеличение внутренних затрат на исследования и разработки до 3% ВВП к 2020 г.
Определенную настороженность вызывает отсутствие в сценариях научно-технологического развития, как и в целом в Прогнозе-2017, каких-либо экономических характеристик - показателей ВВП, промышленного развития, инвестиций, финансовых источников. На наш взгляд, технологическое развитие, в особенности отбор приоритетных технологий, не может обсуждаться вне контекста эффективности и источников финансирования. Понятно, что для реализации сценария «Технологический рывок» потребуются иные экономические рамки по сравнению со
сценарием «Технологическая адаптация»: как в плане затрат ресурсов и финансирования, так и в аспекте спроса на инновации, новые технологии, продукты и услуги. Анализа экономических, финансовых и институциональных условий для увеличения спроса на инновации в Прогнозе-2017 не содержится.
При отсутствии данных опорного макроэкономического прогноза можно провести их косвенную оценку на основе приводимых целевых показателей: если сравнить увеличение доли затрат на исследования и разработки в ВВП и общую сумму затрат на исследования и разработки в неизменных ценах за период с 2017 по 2030 г. (сценарий «Технологический рывок» [1, с. 26]), то расчет покажет, что данный сценарий предполагает среднегодовой темп прироста ВВП примерно в 3,5-4%. Возникает вопрос, возможен ли серьезный технологический маневр при столь незначительном экономическом росте?
В тексте раздела 2 (п. 2.2) авторы Проекта многократно указывают на необходимость повышения доступности исследовательских результатов, трансформации организационных структур науки (лабораторий, институтов и др.), форм их взаимодействия между собой и с органами управления, саморазвития и самоорганизации, призывают к стимулированию «спроса на научно-технологические достижения, в том числе за счет создания бизнес-климата, благоприятного для инновационной деятельности, перехода компаний на инновационно ориентированные бизнес-модели». Далее отмечается, что даже «в рамках форсированного сценария в прогнозном периоде вряд ли удастся полностью перейти на такую модель финансирования науки, которая характеризовалась бы абсолютным доминированием инвестиций частного бизнеса».
В связи с этим обращает на себя внимание, что авторы даже не упоминают о необходимости изменения экономической политики в направлении дальнейшего стимулирования развития и внедрения инноваций в производство и инновационного бизнеса. По-нашему мнению, бизнес должен иметь существенные налоговые льготы по затратам на исследования и разработки. Эти затраты должны быть исключены из налогооблагаемой базы по НДС и налогу на прибыль не только для резидентов особых экономических зон и научно-технологических кластеров, но и для всех участников экономической деятельности.
Существенным недостатком Прогноза-2017 считаем отсутствие представлений о направлениях и возможностях реализации намеченных в проекте технологических трендов. Самый важный, по нашему мнению, раздел Прогноза-2017 (2.4), который призван раскрыть и донести до всех заинтересованных сторон информацию о том, какие научно-технические достижения необходимы России и какими ресурсами они будут обеспечиваться, содержит две страницы общих утверждений, не подкрепленных конкретными данными. Такие же обтекаемые и не подкрепленные аргументами утверждения содержатся и в заключительном разделе о совершенствовании научно-технической политики.
Важнейшие институциональные проблемы, такие как реформирование РАН, его результаты и перспективы, не отмечены разработчиками Прогноза-2017. В тексте вообще нет упоминания о Российской академии наук, что показывает отношение к участию РАН в развитии науки и в разработке научно-технической политики.
Раздел 3 «Прогноз технологического развития секторов (отраслей) экономики, в том числе по субъектам РФ». В преамбуле проекта Прогноза-2017 утверждается, что в отраслевых разделах «...приведены описание текущего состояния; выделены вызовы, риски, угрозы и окна возможностей, определяющие перспективы развития; выявлены перспективные рынки, группы продуктов и услуг, появление которых наиболее вероятно в течение прогнозного периода; оценены масштабы и динамика этих рынков и продуктовых групп».
В этом самом большом по объему разделе предпринята попытка представить все отрасли российской экономики - и те, что производят новые продукты и технологии, и те, что их используют. Такая широта охвата закономерно приводит к поверхностному анализу отдельных секторов. В частности, нет выделения перспектив развития высокотехнологичного производства и наукоемких услуг как материальной основы научно-технологического развития. На «индустрию информации» приходится четыре страницы. На космическую деятельность -три страницы, столько же и на торговлю. Электронная и оптическая промышленность мельком отмечаются в машиностроении. В аналогичных документах развитых стран самостоятельное внимание уделяется развитию «креативных отраслей», а также гуманитарной составляющей научно-технологического развития, в данном документе таких позиций нет.
Неудачной считаем и попытку прогноза технологического развития по субъектам РФ. В субъектах РФ (практически одних и тех же 15-20) прогнозируется преимущественно развитие тех производств, которые там уже есть, и нет никаких оценок проектов развертывания новых производств, в том числе создаваемых при поддержке «Роснано», «РВК» и т. д. Государственные инвестиции, программы госкорпораций, стратегии крупнейших корпораций, вероятно, не рассматривались в качестве источника информации для Прогноза-2017.
С нашей точки зрения, предложенный прогноз должен быть сфокусирован на прорывных технологиях, которые могут стать драйверами экономического роста.
Важнейшими задачами прогноза являются обоснование направлений научно-технического развития для принятия управляющих решений и оценка возможных их последствий. Возможностью определенная перспектива становится только при описании механизмов ее достижения при имеющихся стартовых условиях. Механизм достижения большинства возможностей, особенно в краткосрочном периоде, не описан.
К сожалению, в представленном Проекте рассмотрению этих задач уделяется мало внимания: при достаточно полном анализе современного состояния, сдерживающих факторов и угроз, подкрепленном количественными данными, описание факторов развития, окон возможностей и перспектив развития дается перечнями без какого-либо обоснования.
Приведем несколько примеров, которые демонстрируют недостаточную (и спорную) обоснованность утверждений, выдвинутых в Разделе 3 Прогноза-2017.
A) Добыча и переработка энергоресурсов. На с. 37 прогнозируется существенное изменение структуры мирового потребления первичной энергии - «снижение доли ископаемых энергоносителей: нефти - с 31% в 2014 г. до 20% в 2030 г., угля -с 29 до 18% соответственно» (см. таблицу). Если посмотреть на известные прогнозы авторитетных организаций, то можно увидеть, что эти данные совпадают с прогнозом GWEC (Greenpeace), большинство других организаций придерживается иной позиции - небольшое снижение доли нефти до 30-28% и угля - до 27-25%. Почему разработчики Проекта придерживаются отличающейся точки зрения GWEC (Greenpeace), остается без обоснования.
B) Лесной комплекс. В преамбуле Проекта говорится об использовании «... отраслевых стратегических документов, содержащих информацию о перспективах развития секторов (отраслей) экономики.» [1, с. 5], но в Разделе 3.4. «Лесной комплекс» широко обсуждаемая Стратегия развития лесного комплекса Российской Федерации до 2030 года [5] даже не упоминается. Сравнение Стратегии развития лесного комплекса и Прогноза-2017 демонстрирует различия в оценках и обоснованиях.
Таблица
Прогнозируемая структура мирового спроса на первичную энергию, 2030 г., %
Организация
Энергоресурсы
нефть уголь природный газ атомная энергия ВИЭ+гидроэнергия
29 25 26 5 15
20 18 24 1 37
30 27 23 5 15
29 25 23 6 17
28 26 23 6 17
ВР
GWEC (Огеепреасе) 1Ш
ОЕСБ/1ЕЛ ИНЭИ
Источники: [6-10].
Так, в Проекте утверждается, что «доля лесного комплекса в ВВП страны в 2016 г. составила около 0,8%» [1, с. 34]; в Стратегии: вклад лесного комплекса в ВВП - 0,5%, а численность занятых составляет 0,8% занятых в экономике.
В пункте «Сдерживающие факторы» приведены цитируемые в различных документах проблемы функционирования лесного комплекса, но желательно прокомментировать их «нерешаемость» на протяжении уже многих лет.
Упоминаемый в «Факторах развития» дефицит в ЕС круглого леса, пиломатериалов, ДВП и пеллет, предполагает оценку конкуренции со стороны других стран. Что касается увеличения российской доли на рынке Китая (почему-то не рассматриваемого в тексте), то здесь также есть много проблем. Весьма оптимистичным выглядит и прогноз увеличения доли деревянного домостроения.
Предполагаемое в «Окнах возможностей» увеличение экспорта круглого леса в ЕС, вообще говоря, противоречит провозглашенной политике сокращения экспорта необработанной древесины в пользу лесопродукции с высокой добавленной стоимостью.
Простое перечисление «Угроз» не позволяет сформулировать приоритетность способов защиты от их последствий. В одном общем списке обозначены разнотипные угрозы: защита от некоторых может достигаться путем институциональных решений, а другие требуют совсем иных действий.
К «Традиционным рынкам» следовало бы отнести и производство «традиционной» продукции повышенного качества. Сейчас еще возможен сбыт продукции лесоперерабатывающей промышленности низкого качества (произведенной по устаревшей технологии и не прошедшей дополнительной обработки) в страны СНГ и на внутреннем рынке, но в уже в ближайшей перспективе требования могут измениться.
В пунктах «Окна возможностей», «Новые рынки» и «Инновационные продукты и услуги» перечислены все возможные перспективные и инновационные технологии и виды продукции. Но при этом отсутствуют какие-либо попытки сравнить их по приоритетности, оценить их масштабность и последствия реализации.
Нельзя согласиться и с перечнем регионов опережающего развития лесного комплекса, представленным в подразделе «Перспективы развития в субъектах Российской Федерации». В списке нет многих многолесных районов, особенно это касается Сибирского и Дальневосточного федеральных округов: кроме Красноярского края и Республики Саха (Якутия) не представлены другие субъекты Федерации, хотя по многим из них уже разработаны и утверждены стратегии развития лесного комплекса.
С) Машиностроительный комплекс справедливо назван одним из базовых секторов российской экономики, его состояние определяет возможности самостоятельного производства инновационных и высокотехнологичных продуктов. Однако и в этом разделе предложения недостаточно аргументированы и обоснованы. Прогнозируется «увеличение к 2030 г. в портфеле заказов российских предприятий оборонно-промышленного комплекса доли гражданской продукции до 50%, что
позволит диверсифицировать продуктовую линейку и значительно расширить выпуск высокотехнологичной продукции» [1, с. 59]. Это предположение может быть реализовано только благодаря резкому сокращению выпуска продукции военного назначения на предприятиях ОПК. Выпуск конкурентоспособной продукции гражданского назначения остается лозунгом на протяжении последних тридцати лет без малейших, по сути, подвижек. Необходимо обосновать, за счет каких факторов и ресурсов такая конверсия станет возможной.
Предполагается «вовлечение малых и средних предприятий в цепочки стоимости, способствующее созданию базы локальных поставщиков 1-А уровней (производители материалов, стандартных и специализированных изделий и комплектующих; фирмы, специализирующиеся на ремонте, обслуживании оборудования и т.п.) и снижению зависимости от импорта» [1, с. 60]. На протяжении последнего десятилетия основной политикой в машиностроении в целом и в ОПК в частности является создание крупных вертикально-интегрированных структур холдингового типа, и в этих условиях наличие независимых средних и мелких предприятий, вовлеченных в создание инновационной и наукоемкой продукции, маловероятно.
Вызывает вопросы обоснованность перспектив территориального распределения машиностроительных предприятий. Например, развитие авиастроения в Сибирском федеральном округе предполагается только на территории Новосибирской области. Однако упущены из вида Иркутская область (НПК «Иркут» - там сосредоточено производство, хотя формально это московская компания), Республика Бурятия (УУАЗ - один из двух в стране производителей вертолетов).
Раздел 4 «Направления научно-технологического развития Российской Федерации: платформенные технологии и целевые направления». Здесь описываются технологии, сгруппированные по разным признакам: по технологической области (ИКТ, биотехнологии, космические системы) и по направлениям использования (здоровье, продовольствие, природные ресурсы и окружающая среда, новая энергетика); причем без сравнения достигнутых уровней развития в России и в мире. Затем эта тема продолжена в приложении, где приводится список технологий по выделенным группам. Например, в разделе 4 представлено дробное описание нескольких перспективных направлений научных исследований по новой энергетике и технологиям: эффективная и экологически чистая теплоэнергетика; эффективная, безопасная атомная энергетика; эффективное использование возобновляемых источников энергии; интеллектуальные энергетические системы будущего и др. Но при этом нет сравнений их по приоритетности, масштабности и последствиям реализации.
В этом контексте представляет интерес международный отчет: «Как извлечь выгоду из трансформации традиционных цепочек создания стоимости. Технологии и инновации в эпоху трансформации энергетического сектора», подготовленный 8йа;е§у& совместно с Центром международной практики Рм^С [11]. Выделив, как в Прогнозе-2017, несколько перспективных технологий, команда 8йае§у& проводит их сопоставление: «В то время как природный газ и альтернативные варианты ядерных установок ведут борьбу за доли в будущих портфелях компаний сектора электроэнергетики для базовой нагрузки, также продолжает набирать обороты более основательная тенденция (технология распределенной генерации электроэнергии), которая становится все более экономически привлекательной для клиентов компаний сектора электроэнергетики» [11, с. 11] и приводит оценку расчетной емкости мировых рынков в 2020 г. по технологиям. В частности, для технологии «Модульные атомные реакторы малой мощности» емкость оценивается в 1-5 млрд. долл. США, «Умные микросети» в 50-75 млрд. долл., «Распределенная генерация» в 150-200 млрд. долл.
В разделах 3 и 4 Прогноза-2017 практически не рассмотрены проблемы научно-технологического развития угольной отрасли. Складывается впечатление, что поскольку в последние десятилетия в отрасли успешно увеличивались объемы добычи и повышалась эффективность деятельности без явной поддержки государства, то ей доверяется и в дальнейшем развиваться самостоятельно. Но это далеко не так, имеется множество вопросов по разведке, добыче, переработке, транспортировке и использованию угля, требующих внедрения инновационных технологий и не решаемых рыночными методами.
Раздел 5 «Перспективы развития образования и кадрового обеспечения» в целом верно отражает глобальные тренды, окна возможностей, новые рынки образовательных услуг. Однако в Прогнозе-2017 очень «обтекаемо» говорится об определении спроса на образование (на компетенции кадров) в зависимости от принятого сценария развития. Кроме того, в разделе не сказано о потенциальных перспективных формах и организационно-экономических механизмах интеграции образования, науки и реального сектора экономики.
В Разделе 6 «Развитие науки и совершенствование государственной научно-технической политики» отмечается, что «изменения в экономике будут связаны с повышением продуктивности базовых отраслей, их последовательной модернизацией, массовизацией инноваций; возникновением и ростом новых секторов, в том числе сегмента интеллектуальных услуг.; ускорением экономических процессов, усилением взаимодействия их участников. У бизнеса появятся действенные источники роста, не требующие существенного увеличения материальных активов, - новые открытые источники информации, современная исследовательская и инновационная инфраструктура, обеспечивающая коммуникации с потенциальными партнерами, улучшение технологических компетенций работников, внедрение новых бизнес-моделей, рыночных стратегий, стандартов. Масштабная цифровизация науки, как и экономики в целом, позволит нивелировать ограничивающее влияние территориального фактора для формирования цепочек создания стоимости и инновационного развития регионов» [1, с. 143].
Как представляется, «гипертрофированная» надежда на сетевые взаимодействия и цифровизацию не в полной мере подготовлена предшествующим развитием научных учреждений и каналами перетоков как общих, так и специальных знаний между регионами. Сами по себе новые услуги, несомненно, необходимы и могут стать источником интенсификации научного труда.
«В первую очередь речь идет о продвинутых формах, способах, методах получения, использования, распространения данных об исследованиях и разработках и их результатах., базирующихся на цифровых технологиях и обеспечивающих принципиально новый уровень анализа информации в колоссальных объемах. На этих рынках будут производиться продукция и услуги, ориентированные на запросы, возникающие в сфере науки и технологий, отдельных отраслях экономики и обществе в целом по таким направлениям, как информационное обеспечение, «умная» аналитика, мониторинга и инфраструктурное обеспечение» [1, с. 144]. Однако такие услуги не начнут «самовыполняться» по протоколам, если на них не будет спроса и согласия со стороны пользователей их оплачивать. Каков будет механизм координации и доступа к таким услугам, какова будет роль государства и отдельных НИИ в формировании запросов, пополнении баз данных?
Не упоминается роль региональных отделений РАН в формировании научных заделов для стратегического развития регионов и локальной культуры адаптации знаний в конкретных инновационных проектах в регионах. Особо значима роль технологических знаний, связанных с локальными природными ресурсами, техно-
логиями добычи и переработки сырья, строительством в уникальных местах проживания населения в восточных и арктических регионах.
Сейчас в ходе реформы РАН объединены все направления исследования бывшей РАН (в статусе до 2013 г.), медицинские и аграрные науки, связанные во многом с региональной спецификой проживания населения, экологией местности. Их симбиоз важен для обоснования вовлечения человеческого фактора, природных ресурсов для технологических процессов, обеспечения развитой инфраструктурой и логистикой для их передачи в другие регионы, управления бизнес-процессами со многими участниками. Все это требует и полевых исследований, и испытаний, и гарантии разных аспектов безопасности, но об этом не упоминается вообще, хотя представляется довольно логичным в п. 4.1 разделение на платформенные технологии и целевые направления. Но затем, в разделе 6.2. Прогноза-2017 не показаны механизмы вовлечения научных, проектных организаций и инновационных предприятий, которые в будущем позволят получить реальный эффект. Не оговаривается, как будут «стыковаться» Программа фундаментальных исследований РАН [12], Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации [4] и Прогноз-2017 [1]. В Прогно-зе-2017 и в Стратегии предусмотрены различные формы организации науки в виде сетевых структур, консорциумов, платформ, программ. Упоминается роль госзаказчика и т. д., но в действующей практике пока нет ясности в применении финансовых и административных рычагов и субординации вышеназванных форм.
Призыв к бизнесу: в больших масштабах финансировать науку - много лет не срабатывает. Почему это получится, по мнению разработчиков Проекта, в будущем?
Упоминание в Прогнозе-2017 о научных программах и проектах полного цикла не сопровождается хотя бы краткими комментариями о порядке выделении средств на их осуществление и порядке мониторинга и контроля, о критериях оценки их финансовой и общественной эффективности. Не упоминается о пространственном аспекте технологической политики и о роли администрации субъектов РФ в ее осуществлении.
Раздел о науке (6) не содержит конструктивного пересечения с разделом 2 (Сценарные условия научно-технологического развития Российской Федерации). Так, в п. 2.4. Первоочередные потребности Российской Федерации в научно-технических достижениях с учетом стратегических целей социально-экономического развития, наличия необходимых ресурсов и научно-технического потенциала в параграфе «Образование и культура» верно отмечается, что «гуманитарные и социальные науки, способствующие формированию междисциплинарных представлений о взаимодействии человека, природы, общества и технологий, повышению научной грамотности и восприимчивости к научно-техническим достижениям, приобретают особую роль» [1, с. 29]. Изменения в социуме, происходящие в ходе технологической революции (прежде всего цифровой трансформации), и глобальные риски, связанные со стремительным развитием новых технологий, не могут быть осознаны в полной мере и тем более оценены без активного использования методов и разработок широкого спектра социальных и гуманитарных наук - экономики, социологии, истории, философии, этнографии, археологии, лингвистики и т.д.
В этой связи было бы логичным в Прогнозе-2017 упомянуть, что необходимо на перспективу внести в Федеральный закон от 28 июня 2014 г. № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», а также в другие стратегические документы нормативное положение об организации работ по экспертизе документов стратегического планирования (концепций развития, стратегий, программ) федерального и регионального уровней на систематической основе с обязательным участием РАН, в том числе Отделения по общественным наукам.
* * *
Выводы. Возможные сценарии научно-технологического развития в Прогнозе-2017 не предполагают значительных изменений в экономике и технологиях и слабо подкреплены экономическими оценками и расчетами. В сценариях, как и в целом в Прогнозе, отсутствуют какие-либо экономические характеристики: ВВП, промышленного развития, инвестиций, финансовых источников.
Прогноз технологического развития отраслей недостаточно обоснован, отсутствуют представления о приоритетах, ресурсах и механизмах, необходимых для достижения желаемого состояния. В тексте Прогноза-2017 представлены «отраслевые фрагменты», но отсутствуют перспективы системных взаимодействий, структурных изменений, целостного видения перспектив развития экономики и общества.
Направления научно-технологического развития Российской Федерации представлены двумя блоками: платформенные технологии и целевые направления. Технологии описываются без учета достигнутого уровня развития в России и мирового уровня. Нет анализа приоритетности развития тех или иных технологий, отсутствует сравнительная оценка масштабов и последствий их реализации.
Территориальная проекция Прогноза-2017 более всего напоминает концепцию «сжатия пространства» - предполагается концентрация научной и образовательной деятельности в небольшом числе крупнейших городов, а развитие технологий будет повторять уже сложившиеся схемы территориальной специализации.
Технологическое развитие, в особенности, отбор приоритетных технологий, не может обсуждаться вне контекста эффективности и источников финансирования. Анализ этих позиций в Прогнозе не содержится.
Технологическое будущее страны предопределяется будущим науки, а предлагаемые приемы организации и финансирования науки в ближайшие десять лет описаны неконкретно.
В конечном счете приходится признать, что содержательное наполнение представленного Проекта недостаточно для того, чтобы «создать базу для реализации приоритетов научно-технологического развития» и «сформировать единую платформу для разработки и реализации документов стратегического планирования в сфере науки и технологий», что, собственно, и постулируется в качестве основной цели разработки Прогноза научно-технологического развития Российской Федерации на период до 2030 г.
Литература
1. «Прогноз научно-технологического развития Российской Федерации на период до 2030 года» (Проект 19.12.2017) Приведение в соответствие с требованиями Федерального закона от 28 июня 2014 года № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации».
2. Постановление Правительства Российской Федерации от 13 июля 2015 г. № 699. «Об утверждении Правил разработки и корректировки прогноза научно-технологического развития Российской Федерации», Москва, 2015.
3. «Стратегия инновационного развития Российской Федерации на период до 2020 года», утверждена Распоряжением Правительства РФ от 8 декабря 2011 г. № 2227-р.
4. Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации. Указ Президента Российской Федерации «О Стратегии научно-технологического развития Российской Федерации» от 1 декабря 2016 г. № 642. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://pravo.gov.ru/proxy/ips/?docbody=&firstDoc=1&lastDoc=1&nd=102416645
5. «Стратегия развития лесного комплекса Российской Федерации до 2030 года» Проект. Министерство промышленности и торговли Российской Федерации. М., 2017.
6. Energy Outlook. 2016. BP, 2017. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.bp.com/content/dam/ bp/df/energy-economics/energy-outlook-2016/bp-energy-outlook-2016.pdf
7. The Global Wind Energy Outlook 2016. Brussels: Global Wind Energy Council, GWEC (Greenpeace), 2016. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.gwec.net/publications/global-wind-energy-outlook/global-wind-energy-out-look-2016
8. IHS /Long-term Planning and Energy Scenarios 2015. IHS Energy, 2015. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://ihsmarkit.com/pdf/GlobalScenarios2014Brochure-5878-0614AA-LoRes_186289110913044932.pdf
9. OECD/IEA /World Energy Outlook 2016. Paris: International Energy Agency, 2017. [Электронный ресурс]. Режим доступа: https://www.iea.org/newsroom/news/2016/november/world-energy-outlook-2016.html
10. Прогноз развития энергетики мира и России 2016 / ИНЭИ РАН—АЦ при Правительстве РФ. Москва, 2017.
11. Как извлечь выгоду из трансформации традиционных цепочек создания стоимости. Технологии и инновации в эпоху трансформации энергетического сектора. PwC, Strategy&, 2017 г. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.pwc.com/gx/en/industries/energy-utilities-mining/power-utilities/publications.html
12. Постановление РАН № 132 от 05.07.2017 «О Перечне программ фундаментальных исследований РАН по приоритетным направлениям, определяемым президиумом РАН, на 2018 год и на плановый период 2019, 2020 гг. [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.ras.ru/presidium/documents/directions.aspx?ID=ebe6f5d7-ee95-480f-9ed1-f38397f58df9
