CC BY
26
УДК 17.03
Каримов Артур Равилевич
Karimov Artur Ravilevich
доктор философских наук, заведующий кафедрой социальной философии Казанского (Приволжского) федерального университета
Юринов Владимир Юрьевич
D.Phil,
Head of Social Philosophy Department, Kazan Federal University
Yurinov Vladimir Yurievich
кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии Казанского (Приволжского) федерального университета
О РАЗЛИЧИИ МЕЖДУ МОРАЛЬНЫМИ И ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫМИ ДОБРОДЕТЕЛЯМИ
PhD, Associate Professor, Social Philosophy Department, Kazan Federal University
ON THE DIFFERENCE BETWEEN MORAL AND INTELLECTUAL VIRTUES
Аннотация:
В данной статье поднимается актуальный для современной эпистемологии добродетелей вопрос о том, как соотносятся моральные и интеллектуальные ценности. В статье критикуется идея Л. Загзебски, что интеллектуальные добродетели являются подклассом моральных. Обосновывается тезис о том, что между соответствующими моральными и интеллектуальными добродетелями может существовать некоторая корреляция, они могут даже частично совпадать, но эта связь не носит каузальный или логический характер. Для этого в статье предлагается теоретическая модель дедукции интеллектуальных добродетелей из моральных, и на примере разбора ряда кейсов показывается, что одноименные добродетели, например, моральная честность и интеллектуальная честность, моральное смирение и интеллектуальное смирение концептуально не сводимы друг к другу.
Summary:
This study raises the question of moral and intellectual values relations. The paper criticizes L. Zagzebski's position that intellectual virtues are a subclass of moral ones. The thesis that some crude correlation between moral and intellectual virtues may exist, they may even partially coincide, but this cannot be called a causal or logical connection is substantiated. The study presents a theoretical model of intellectual virtues deduction from moral ones and, by analyzing a number of cases, it is shown that the virtues of the same name, such as moral honesty and intellectual honesty, moral humility and intellectual humility are conceptually not reducible to each other.
Ключевые слова:
добродетели, интеллектуальные добродетели, моральные добродетели, эпистемология добродетелей, ценности, Л. Загзебски, этика, эпистемология.
Keywords:
virtues, intellectual virtues, moral virtues, epistemology of virtues, values, L. Zagzebski, ethics, epistemology.
В эпистемологии добродетелей (virtue epistemology) одним из дискуссионных является вопрос о соотношении моральных и интеллектуальных добродетелей в структуре моральных совершенств [1, с. 186-198]. Как известно, Аристотель разделял моральные и мыслительные (диа-ноэтические) добродетели и относил их к различным частям души. Однако современные философы не так единодушны. Согласно классификации Дж. Бейера [2], можно выделить по крайней мере три основных подхода:
1) редуктивный: нельзя провести принципиальное различие между интеллектуальными и моральными достоинствами, интеллектуальные добродетели просто сводятся к моральным добродетелям;
2) подход подкласса: интеллектуальные добродетели являются разновидностью или подклассом моральных добродетелей; хотя интеллектуальные добродетели являются моральными добродетелями, они объединены таким образом, что отличают их от других, более знакомых моральных добродетелей;
3) автономный: интеллектуальные добродетели не являются подклассом моральных добродетелей, скорее они принципиально отличаются от моральных достоинств.
Сторонников первого подхода немного. Наиболее известным сторонником второго подхода является Л. Загзебски [3]. Третий подход защищает Дж. Драйвер [4]. В данной статье авторы будут отстаивать тезис о независимости моральных и интеллектуальных добродетелей. Для этого мы попытаемся показать не только разницу между моральными и интеллектуальными добродетелями
(что подразумевает подход подкласса), но также и то, что между моральными и интеллектуальными добродетелями нет сильной корреляции или причинной связи. Существующие аргументы за автономность моральных и интеллектуальных добродетелей в основном направлены на разделение моральной и интеллектуальной мотивации и целей. На наш взгляд, этого недостаточно. Чтобы показать это, мы представим процедуру дедукции отдельных интеллектуальных добродетелей, которая демонстрирует, что они могут быть концептуально отделены от моральных добродетелей.
Итак, тезис подкласса подразумевает, что все интеллектуальные добродетели коррелируют с соответствующими им моральными добродетелями. Как пишет Загзебски: «Я буду утверждать, что интеллектуальная добродетель не отличается от определенных моральных добродетелей более, чем одна моральная добродетель отличается от другой, что процессы, относящиеся к двум видам добродетели, не функционируют независимо, и что это сильно искажает природу того и другого. Интеллектуальные добродетели лучше всего рассматривать как формы моральной добродетели» [5, с. 139]. И далее она поясняет свою позицию на примере соотношения интеллектуальной и моральной честности. «Например, честность во всех отношениях является моральной добродетелью. Это добродетель, которая требует, чтобы кто-то говорил правду. Но для честности недостаточно, чтобы человек говорил то, во что он верит, что это правда. Честный человек осторожен с правдой. Он уважает ее и делает все возможное, чтобы выяснить ее, сохранить и сообщить о ней таким образом, чтобы слушатель мог верить в истину справедливо и с пониманием. Но это, в свою очередь, требует, чтобы у него были интеллектуальные добродетели, которые дают ему как можно более высокую степень обоснования и понимания. ... Таким образом, моральная добродетель честности логически влечет за собой обладание интеллектуальными добродетелями» [6, с. 158].
Представленный подход, рассматривающий интеллектуальные добродетели как тождественные моральным или являющиеся их подклассом, уже подвергался критике со стороны ряда современных авторов [7]. Представим себе существо, которое имеет недобродетельную моральную мотивацию (зависть, недоброжелательность) и нацелено на достижение морально предосудительных целей (например, уничтожение всего человечества). Это же существо может демонстрировать интеллектуальные добродетели (быть непредубежденным, интеллектуально смелым, интеллектуально настойчивым, интеллектуально смиренным и т. д.) и быть нацеленным на достижение интеллектуальных благ (истина, оправданное убеждение, знание, понимание, теоретическая мудрость и т. д.) - все для того, чтобы найти лучшее средство уничтожить мир. Таким образом, остается открытым вопрос, является ли это существо также интеллектуально порочным.
В качестве примера можно привести нацистские научные эксперименты. Конечно, эти эксперименты были проведены с порочной моральной мотивацией и привели к страданиям и смерти вовлеченных людей и должны быть запрещены по этой причине. В то же время мы можем представить, что экспериментаторы могли иметь надлежащую интеллектуальную мотивацию - например, они могли быть нацелены на формирование истинных и обоснованных представлений о том, как долго человек может выжить в холодной воде, а истина и обоснование являются интеллектуальными ценностями. Преследуя эти интеллектуальные ценности, нацисты могли быть готовы принять любой результат своих экспериментов со всей непредвзятостью и интеллектуальным смирением, быть готовыми с интеллектуальной смелостью оспорить любой авторитет по вопросу о том, как долго человек сможет выжить в холодной воде, они могли проявить интеллектуальную настойчивость в своих исследованиях, могли хотеть поделиться своими интеллектуальными результатами с другими учеными, тем самым демонстрируя интеллектуальную щедрость и т. д.
Обратный пример: мы могли бы представить себе кого-то с чисто добродетельной мотивацией, но не обладающего интеллектуальными добродетелями. В качестве примера можно привести персонажа по имени Танос из серии комиксов Marvel, известного по экранизации в фильме «Мстители». Танос - не совсем обычный злодей из комиксов, который просто хочет уничтожить мир из ненависти. В частности, Танос полагал, исходя из мальтузианской логики, что основные проблемы Земли вытекают из ее перенаселенности и что сокращение населения вдвое пойдет оставшимся на благо. Таким образом, у Таноса был морально добродетельный мотив спасти мир, но он руководствовался ложным убеждением, сформированным (по-видимому) интеллектуально порочным образом.
Но как мы постулировали, разделения интеллектуальной и моральной мотивации, интеллектуальных и моральных целей недостаточно для тезиса о независимости. Мы должны также показать, что нет сильной причинно-следственной связи между моральными достоинствами и их интеллектуальными коррелятами: смелость и интеллектуальная смелость, честность и интеллектуальная честность и т. д. Для этого мы предлагаем модель дедукции интеллектуальных добродетелей и ее демонстрацию на некоторых примерах. Процедура дедукции интеллектуальных
добродетелей должна концептуализировать особенно «эпистемический» характер интеллектуальных добродетелей и показать, что прилагательное «интеллектуальные» действительно добавляет что-то специфическое к соответствующей добродетели (интеллектуальное смирение, интеллектуальная честность, интеллектуальная смелость и т. п.).
Эта дедукция осуществляется в два этапа:
1. Мы смотрим на определенную нравственную черту характера (смелость, смирение, щедрость и т. д.) и пытаемся сформулировать ее аналог в интеллектуальном характере, который должен удовлетворять следующим условиям. Он должен иметь:
1) характерную интеллектуальную мотивацию;
2) приобретать специфические интеллектуальные блага в специфически эпистемологическом контексте.
2. Мы обращаемся к нашей интуиции о том, как это помогает / не помогает нам приобретать эти интеллектуальные блага, так что иметь эту интеллектуальную черту характера лучше, чем не иметь ее, при прочих равных условиях.
Кейс 1. Мужество.
Этап 1. Традиционно мужество определяется как добродетель, которая помогает нам преодолеть страх. Давайте определим интеллектуальное мужество как преодоление страха, когда:
1) речь идет о достижении определенных эпистемологических благ;
2) субъект мотивирован желанием приобрести эти интеллектуальные блага в конкретно-эпистемическом смысле / контексте.
В первом случае мы заинтересованы в преодолении страха в процессе приобретения каких-либо интеллектуальных благ (знание, истина), мотивированные желанием достичь этих интеллектуальных благ. Во втором смысле мы заинтересованы в том, чтобы быть готовыми к эпистемиче-ским рискам участия в интеллектуальной деятельности, направленной на приобретение интеллектуальных благ (преодоление страха потерять свою интеллектуальную и идеологическую почву, боязнь признать свое поражение в споре, боязнь оказаться в меньшинстве, потерять авторитет и т. д.).
Этап 2. Проверка нашей интуиции, как интеллектуальная смелость может помочь в приобретении некоторых интеллектуальных благ. Например, журналист, который сообщает о положении гражданского населения во время военного конфликта, проявляет стремление к обретению интеллектуальных благ (истина, знание), но здесь может не быть специфически эпистемического контекста (его мужество не связано с преодолением препятствий специфически интеллектуального характера). Мы могли бы представить кого-то, кто проявляет моральное, но не интеллектуальное мужество. Например, религиозный фанатик, который готов пожертвовать жизнью ради духовных ценностей, но не обладает интеллектуальным мужеством, чтобы подвергнуть сомнению пропаганду своей секты. В противоположном случае можно представить, например, советского ученого, который верил в генетику, но не обладал достаточной моральной смелостью, чтобы публично поддержать ее из-за страха потерять карьеру; но, тем не менее, благодаря своему интеллектуальному мужеству ученый сформировал истинное и обоснованное убеждение об истинности генетики.
Кейс 2. Честность.
То же самое можно продемонстрировать и на других кейсах. Возьмем в качестве примера честность, которая фигурирует в вышеприведенной цитате Л. Загзебски. Допустим, топ-менеджер демонстрирует интеллектуальную честность при рассмотрении аргументов в пользу принятия нового бизнес-плана, пытается избежать самообмана, предвзятости подтверждения и т. д., и приходит к обоснованному убеждению, что бизнес-план не принесет компании никакой прибыли. Однако, подкупленный конкурентами, он все же рекомендует принять его, тем самым обманув правление корпорации.
Кейс 3. Смирение.
Согласно определению И. Чёрча, интеллектуальное смирение заключается в том, чтобы оценивать собственные убеждения так, как они того заслуживают, т. е. это правильная метапо-зиция по отношению к своим убеждениям [8]. Предположим, что некто Коннор осужден за серьезные преступления. Есть много свидетелей его преступлений, и сам Коннор признался в содеянном. Его мать Сара - очень скромный и смиренный человек. Но она считает, что ее сын невиновен и сопротивляется изменению этого убеждения, поэтому не оценивает свои убеждения так, как следовало бы. Она интеллектуально высокомерна в своей вере в невиновность Коннора. И наоборот, какой-то бизнесмен, признавая свои интеллектуальные ограничения, проявляет интеллектуальное смирение и нанимает для помощи адвоката и бухгалтера, но в других случаях проявляет снобизм по отношению к своим коллегам.
Важно, что предлагаемый нами проект возможной дедукции интеллектуальных совершенств фальсифицируем. Мы могли бы вывести интеллектуальный аналог определенной мо-
ральной добродетели, а затем обоснованно показать, что такой аналог не является добродетелью. В качестве примера мы покажем, что не из всякой моральной добродетели можно таким образом дедуцировать интеллектуальную. Кейс 4. Верность.
По общему мнению, верность является моральной добродетелью. Пример: быть верным своему супругу, несмотря на все его/ее недостатки, добродетельно.
Этап 1. Построение концепции интеллектуальной/доксастической верности. Это было бы что-то вроде верности своим убеждениям «пока смерть не разлучит нас», даже если субъекты признают существенные недостатки этих убеждений (например, знают, что эти убеждения основаны на ложной информации). Такой субъект мог бы сказать: «Да, я знаю, что это убеждение основано на лжи, я не оспариваю это, но, тем не менее, я все равно буду его отстаивать».
Этап 2. Проверка нашей интуиции по поводу интеллектуальной верности. Этот тип верности нашим убеждениям может считаться морально похвальным, но очевидно, что это скорее интеллектуальный порок.
Представленные в статье аргументы и кейсы направлены на демонстрацию того, что несмотря на то, что между моральными и интеллектуальными добродетелями может существовать некоторая грубая корреляция, они могут даже частично совпадать, это никак нельзя назвать «причинно-следственной» или «логической» связью, подразумеваемый в подходе подкласса, который защищает Л. Загзебски. Это, в свою очередь, нацелено на критику более глобального тезиса Л. Загзебски о том, что эпистемология является разделом этики и открывает путь к разделению областей интеллектуальных и моральных ценностей, эпистемологии и этики. В связи с этим отметим, что широко употребительный в современной философской литературе термин «этика убеждений», восходящий к У. Клиффорду, является запутывающим и вводящим в заблуждение, поскольку это может означать, что мы оцениваем убеждения по моральным соображениям. Мы предлагаем применительно к интеллектуальным добродетелям использовать термин «интеллектуальный этос».
Дальнейшая перспектива разработки проблемы взаимосвязи моральных и интеллектуальных добродетелей связана с другой дискуссией - о ценности знания и других интеллектуальных благ. Здесь существует три основные позиции:
1) все интеллектуальные блага имеют конечную ценность (Т. Уильямсон) [9];
2) как минимум некоторые интеллектуальные блага имеют конечную ценность (Д. Прит-чард, Дж. Кванвиг) [10];
3) интеллектуальные блага имеют только инструментальную ценность (Л. Загзебски). Предположим, что дополнительное исследование аргументов в пользу первых двух позиций еще больше укрепит тезис о независимости моральных и интеллектуальных добродетелей.
Ссылки:
1. Каримов А.Р. Эпистемология добродетелей: научная монография. СПб., 2019.
2. Baehr J. The Inquiring Mind: On Intellectual Virtues and Virtue Epistemology. Oxford. 2011. 248 p.
3. Zagzebski L.T. Virtues of the Mind: An Inquiry into the Nature of Virtue and the Ethical Foundations of Knowledge. Cambridge. 1996. 384 p.
4. Driver J. The conflation of moral and epistemic virtue // Metaphilosophy, 2003. Vol. 34 (3). P. 367-383. https://doi.org/10.1111/1467-9973.00279.
5. Zagzebski, L. Op. cit. P. 139.
6. Ibid. P. 158.
7. Haack S. 'The Ethics of Belief' Reconsidered // Steup M. Knowledge, Truth, and Duty: Essays on Epistemic Justification, Responsibility, and Virtue. Oxford, 2001. 10.1093/0195128923.003.0002; Pouivet R. Moral and Epistemic Virtues: A Thomistic and Analytical Perspective // Forum Philosophicum. Vol. 15. 2010. P. 1-15. 10.5840/forphil201015114; Wilson A.T. Avoiding the conflation of moral and intellectual virtues // Ethic Theory Moral Prac. Vol. 20, 2017. P. 1037-1050. https://doi.org/10.1007/s10677-017-9843-9.
8. Church I., Samuelson P. Intellectual Humility: An Introduction to the Philosophy and Science. London. 2017. 368 p.
9. Williamson T. Knowledge and Its Limits. Oxford. 2000. 352 p. DOI:10.1093/019925656X.001.0001
10. Pritchard D., Millar A., Haddock, A. The Nature and Value of Knowledge. Oxford. 2010. 274 p. 10.1093/ac-prof:oso/9780199586264.001.0001; Kvanvig J. The Value of Knowledge and the Pursuit of Understanding. N.Y. 2003. 234 p. https://doi.org/10.1017/CBO9780511498909.
Редактор, переводчик: Невзорова Наталья Викторовна
