CC BY
134УДК 81-119
О ПСИХОЛОГИЧЕСКИХ ОСНОВАНИЯХ ЛИНГВИСТИКИ ИНФОРМАЦИОННО-
ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ ВОЙНЫ
А.П. Сковородников, Г.А. Копнина
В статье приведены некоторые теоретические положения, которые могут составить психологическое основание лингвистики информационно-психологической войны. Рассмотрены только те условия успешности психологического воздействия, которые непосредственно касаются воздействия словом: учет в речи социально-психологических и национально-психологических особенностей адресата; организация речевого воздействия с учетом закономерностей восприятия, осмысления и усвоения информации; логическая продуманность текста и учет особенностей формирования убеждений, стереотипов и установок. Названы некоторые речевые стратегии и тактики, информацию о которых можно почерпнуть в литературе по психологии войны. На конкретном примере показаны возможности лингвистического анализа текста информационно-психологической войны с учетом основных теоретических положений психологии войны и психолингвистики. Ключевые слова и фразы: лингвистика информационно-психологической войны; условия успешности психологического воздействия; речевые стратегии и тактики.
ABOUT THE PSYCHOLOGICAL BASIS OF LINGUISTICS OF INFORMATION-
PSYCHOLOGICAL WAR
A.P. Skovorodnikov, G.A. Kopnina
In the article there are some theoretic statements that can constitute the psychological basis of linguistics of information-psychological war. The authors give consideration only to the factors of successfulness of psychological influence, that directly deal with the verbal influence: consideration of the social-psychological and national-psychological characteristics of the addressee in his speech; organization of speech influence with account of regularities of perception, understanding and digestion of information; logical forethought of the text and taking into account specific features of formation of beliefs, stereotypes and mindsets. The authors name some speech strategies and tactics, information about which one can find in the literature about psychology of war. The opportunities of linguistic analysis of the text about information-psychological war with account of the main theoretic statements of psychology of war and psycholinguistics are shown on the actual example.
Keywords and phrases: linguistics of information-psychological war; factors of successfulness of psychological influence; speech strategies and tactics.
В последнее время появились публикации, посвященные языковому аспекту информационно-психологической войны [Синельникова 2014; Коцюбинская 2015; Васильев, Подсохин 2016 и др.] и позволяющие говорить о возникновении новой области лингвистических исследований, для наименования которой предложен термин «лингвистика информационно-психологической войны» [Сковородников, Копнина 2016]. Необходимым считаем осмысление как философских, так и психологических оснований лингвистических
исследований информационно-психологических войн (далее - ИПВ). Некоторые соображения о философских основаниях изложены в одной из публикаций авторов [Копнина, Сковородников 2016]. Цель же этой обзорной статьи - предъявление тех теоретических положений психологов и психолингвистов, которые могут составить основание лингвистики ИПВ. Эти положения извлекались из публикаций, посвященных вопросам психологии войны, в том числе войны информационно-психологической, таких авторов, как А.Г. Караяни, Д.А. Волкогонов, В.Г. Крысько, Е.С. Сенявская и др.; учитывались также идеи тех психологов и психолингвистов, которые, хотя и не ставили задачи изучения ИПВ, однако сформулировали важные положения об особенностях психологического воздействия на сознание человека: В.П. Белянина, Е.П. Ильина, А.А. Леонтьева, К.Ф. Седова, Г. Лебона, Р. Харриса и др.
В изложении теоретических положений начнем с цели и условий успешности психологического воздействия. Но перед этим отметим, что понятие психологического воздействия понимается в психологии войны как «влияние на людей (на отдельных индивидов и на группы), осуществляемое с целью изменения идеологических и психологических структур их сознания и подсознания, трансформации эмоциональных состояний, стимулирования определенных типов поведения» [Крысько 1999: 27]. В психолингвистике психологическое воздействие также рассматривается как «преднамеренное и целенаправленное вмешательство в процессы психического отражения действительности» [Белянин 2009: 363]. В рамках психологического воздействия выделяется особый тип - информационно-психологическое (информационно-пропагандистское, идеологическое) как «воздействие словом, информацией» [Там же: 10]. Именно о таком типе воздействия и пойдет далее речь. На тесную связь проблематики речевого воздействия с тем, что называют «психологической войной», указывает А.А. Леонтьев [Леонтьев 1997: 257].
Цель любой ИПВ заключается в подчинении объекта воздействия актору войны, а в предельном случае в его коммуникативном убийстве (полной дискредитации). Достижение цели зависит от условий успешности информационно-психологического воздействия, сведения о которых можно почерпнуть в работах специалистов в области психологии войны. Назовем некоторые условия (предварительно сгруппировав их), которые могут помочь лингвисту в осмыслении и анализе текстов ИПВ.
1. Учет в речи социально-психологических и национально-психологических особенностей адресата
1.1. Важным является учет традиционного сознания этноса, которое «... представляет собой отражение в массовом сознании конкретной нации наиболее общих представлений об окружающем их мире и социальной действительности, своей роли во взаимоотношениях с другими народами» [Крысько 1999: 57]. Признано, что «различия между образами мира в традиционном сознании разных этносов тем больше, чем дальше отстоят их языки друг от друга, поскольку грамматический строй языка навязывает способ членения и описания явлений окружающей действительности, умозаключений и суждений о них» [Там же].
1.2. Определенную роль в восприятии информации играет гендерная специфика аудитории. Так, установлено, что мужчины наиболее внимательно слушают первые 10-15 секунд сообщения, после чего размышляют о своей позиции по заявленному вопросу [Караяни, Зинченко 2007: 81-82]. Во многих работах необходимым признается и учет групповой принадлежности человека.
1.3. Психология отвечает на вопрос, какие значимые явления, события, объекты способны вызвать эмоциональное реагирование. По этому вопросу существуют разные мнения: «По В. Вундту и Г. Гроту, любое воспринимаемое событие является значимым и вызывает эмоциональный отклик. Р. Лазарус <...> же считает, что эмоции возникают в тех исключительных случаях, когда на основе когнитивных процессов делается заключение о наличии угрозы и невозможности ее избежать. Таким образом, по Лазарусу, эмоциогенными являются только экстремальные ситуации, которые оцениваются как таковые вследствие каузальной атрибуции» [Ильин 2001: 37]. Сказанное свидетельствует о том, что в ситуации ИПВ эмоции играют первостепенную роль. Поэтому важно также определение уровня не только интеллектуального, но и эмоционального развития адресата: «.Обращаясь к эмоционально возбужденной аудитории, не следует особо надеяться на ее мыслительные возможности. Надо также помнить, что на людей с высоким интеллектуальным уровнем развития рационально построенное воздействие оказывает более сильное влияние, чем эмоционально окрашенное» [Крысько 1999: 60]. В определенной ситуации играет роль конкретный «эмоциональный настрой объекта и способность сообщаемой информации вызывать именно те переживания, которые обостряют восприятие ее (интерес, любопытство, удивление)» [Там же: 50]. Отмечается, что в кризисные периоды включаются более примитивные инстинкты людей, поэтому в процессе психологического воздействия нужно опираться на самые элементарные чувства [Караяни, Зинченко 2007: 63].
1.4. Психологи пишут и об ориентированности воздействия на конкретные взгляды и мнения аудитории, поскольку «субъект психологического воздействия не имеет права резко
противопоставлять свою позицию позициям объекта» [Крысько 1999: 60]; чтобы «овладеть массами», идеи должны выражать их коренные интересы, быть доступными, понятными, привлекательными [Волкогонов 1983: 15].
1.5. Важным признается информация об уязвимых местах противника и факторах, которые определяют его моральное состояние, поскольку она позволяет предвидеть поведение адресата. Поиск и сообщение информации об уязвимых местах противника являются одной из задач тактических психологических операций [Караяни, Сыромятников 2006: 242]. Именно на уязвимые места в морально-психологическом состоянии противника оказывают давление акторы ИПВ, в том числе путем напоминания ему о его неуспехах. Психологами выявлено «отрицательное влияние переживаний, связанных с предыдущим неуспехом, на быстроту и качество интеллектуальной деятельности» [Ильин 2001: 118]. Еще «В. Гумбольдт утверждал, что хранить в памяти негативные представления равносильно медленному самоубийству» [Там же: 435].
Наиболее уязвимыми точками российского народного сознания являются символы и образы национальной истории, для дискредитации которых используются «черные» мифы. Это миф об азиатском выборе Александра Невского, миф о черной сотне; образ России как о европейской, а не евразийской державе; разрушение образа Великой Отечественной войны и др. [Кара-Мурза, 2011: 209-221].
1.6. Отмечается, что необходимо не только иметь исчерпывающую информацию о противнике, но и оказывать на него воздействие на его языке. Именно так пытаются действовать зарубежные манипуляторы, например, по отношению к потомкам репрессированных в 1937 году, стремясь вызвать у них чувства негодования и ненависти (см. рассказ Юрия Вяземского о беседе с ним голландской журналистки в газете «АиФ», 2016, № 28, с. 3).
2. Организация речевого воздействия с учетом закономерностей восприятия, осмысления и усвоения информации
2.1. Необходимым условием успешности воздействия является психологическая подготовка человека к некритическому восприятию информации [Волкогонов 1983: 92].
Информация должна организовываться и подаваться таким образом, чтобы способствовать разрядке эмоционального напряжения, возникающего у объекта в процессе психологического воздействия. Это формирует его доверие к субъекту, проявляющееся в дальнейшем в форме готовности к получению и усвоению новых подобных сообщений. Адресату не дают возможности обдумать информацию, уводя его в развлекательный мир,
который притупляет восприятие социальных и политических реальностей, делает людей индифферентными и податливыми к восприятию антиистины, позволяет формировать иллюзии [Волкогонов 1983: 93, 123]. Отсюда - важность анализа ситуации подачи информации, когда, например, во время трагических событий подается развлекательная информация. Способ отвлечения внимания общественности от какой-либо политической реальности или события получил наименование «метода барража» [Там же: 121].
Систематическая информация о грядущих трагических событиях, мрачные пророчества и прогнозы способствуют появлению у людей чувства обреченности и страха перед будущим. Людьми, испытывающими страх, проще управлять, поскольку «страх парализует не только волю, но и мысль, чувства, понимание подлинной реальности» [Там же: 123]. Страх «может нарушить поведение человека, связанное с достижением какой-либо цели, вызывая у него пассивно-оборонительную реакцию (ступор при сильном страхе, отказ от выполнения задания).<.. .> При сильном волнении человеку бывает трудно сосредоточиться на задании, он может позабыть, что ему надо делать» [Ильин 2001: 118]. Чтобы вызвать негативное эмоционально-психологическое состояние, используют различные средства речевой агрессии [Седов 2011:180]. Таким образом, психологи отмечают значимость эмоций в психологическом воздействии.
2.2. «...Чем меньше человек информирован, тем он может быть более склонен доверительно относиться к поступающей информации» [Волкогонов 1983: 95]. Поэтому используются различные способы сокрытия информации при помощи умолчания и обтекаемых формулировок типа «Известно, что...», «Некоторые говорят...», «Есть мнение...» и т.д.
2.3. Замечено, что «подача факта без комментария имеет, как правило, недолгое воздействие», что «комментарий к факту увеличивает глубину воздействия», позволяет сформировать отношение к факту, которое остается в памяти надолго [Волкогонов 1983: 143]. Отсюда необходимость разграничения в текстах фактов и мнений (объективной и субъективной информации). В аспекте проблемы лингвистической экспертизы текста см. об этом, например: [Бринев 2014: 122-148; Доронина 2011, 2012, 2013; Карагондин 2011; Кусов 2011: 129-134].
2.4. Воспринимается без доказательства то, что не противоречит стереотипу. «Стереотипы представляют собой распространенные в определенных социальных и этнических группах схематизированные представления о фактах действительности, обусловливающие весьма упрощенные (как правило — неадекватные реальности) оценки и
суждения представителями этих групп» [Крысько 1999: 32]. Трансформация стереотипов является, по мнению В.Г. Крысько, одновременно и предпосылкой эффективности психологического воздействия, и условием, соблюдение которого позволяет изменить поведение людей [Там же: 33]. Стереотипы формируются в результате неоднократного смыслового и эмоционального акцентирования на тех или иных явлениях и событиях [Там же: 32]. Учитывая это, лингвист должен обращать внимание на роль смысловых и лексических повторов в рамках текста, газетного номера или телепередачи и т.д.
2.5. В.П. Белянин пишет о том, что «устнаяречь гораздо доступнее письменной», что «восприятие устной речи требует меньше усилий со стороны реципиента» и что «у манипулятора - при непосредственном контакте с аудиторией - всегда есть возможность контролировать свою речь и подстраиваться под слушателей, учитывая состояние и настроение аудитории». В письменном тексте читателю легче распознать имеющиеся в нем приемы воздействия, поскольку к нему можно вернуться, чтобы его обдумать [Белянин 2009: 366].
2.6. Скрытое управление другими людьми значительно облегчает аттракция [Шейнов 2002: 203-204] - формирование у адресата к себе положительного отношения, привязанности; ситуация, когда адресанту удалось расположить к себе адресата. Один из способов ее формирования - подчеркивание в речи принадлежности к одной общности.
2.7. Выводы психологии активно используются акторами войны для того, чтобы сделать текст более легким для его усвоения и тем самым проникновения в бессознательное человека. Один из способов такого проникновения - повторение одной и той же мысли разными словами, поскольку «...часто повторяемая идея в конце концов врезается в самые глубокие области бессознательного, где именно и вырабатываются двигатели наших поступков» [Лебон 1995: 240].
3. Логическая продуманность текста ИПВ
Психологи отмечают, что психологическое воздействие в ИПВ осуществляется при помощи убеждения, внушения и манипулирования. К изучению их все чаще обращаются и лингвисты. При внушении и манипулировании широко используются алогизмы. Поэтому логическая продуманность в текстах ИПВ выступает в двух видах: убеждение строят на законах формальной логики, а манипуляцию - на намеренном отступлении от них.
3.1. Аргументация в психологическом воздействии более эффективна, если это водействие строится «в виде цепочки: стимулы и ассоциации, тезисы и аргументы, причины
и следствия», с учетом перехода от старого к новому, от известного к неизвестному [Крысько 1999: 51].
3.2. Считается, что «надо учитывать, какие конкретные элементы психологического воздействия в большей степени привлекают внимание. Так, абстрактные рассуждения следует чередовать с конкретными фактами, примерами, иллюстрациями»; «чем ярче, разнообразнее, убедительнее психологическое воздействие, тем легче удержать внимание объекта и тем эффективнее можно влиять на него» [Там же]. Создание образов признается особенно важным, поскольку на их восприятие требуется меньше энергетических затрат, чем в процессе абстрактного мышления. Кроме того, доказано, что «лучше и быстрее осмысливается то, что преподносится небольшими смысловыми частями» [Там же: 59].
3.3. Для облегчения восприятия информации нужно привлечь внимание человека, вызвать его интерес к ней, побудить к принятию решения, и тогда эта информация подвигнет адресата к соответствующим действиям (т.н. «резонансная технология коммуникации») [Караяни, Зинченко 2007: 88-90], поэтому информация должна располагаться в определенной последовательности: вначале должна излагаться информация, способная сразу заинтересовать аудиторию; спорные факты и факты, глубоко затрагивающие эмоциональную сферу людей, должны располагаться в середине сообщения; совет, предложение или требование следует сообщать в заключении [Там же: 82].
4. Учет особенностей формирования убеждений, стереотипов и установок Психологическое воздействие осуществляется на различные сферы психики: потребностно-мотивационную (знания, убеждения, ценностные ориентации, влечения, желания), интеллектуально-познавательную (ощущения, восприятия, представления, воображение, память и мышление), эмоционально-волевую (эмоции, чувства, настроения, волевые процессы) и коммуникативно-поведенческую (характер и особенности общения, взаимодействия, взаимоотношений, межличностного восприятия) [Крысько 1999: 29]. Для успешного воздействия необходимо учитывать присущие этим сферам особенности сознания; «необходимо сначала спровоцировать сбои и перекосы в функционировании отдельных компонентов психики объекта воздействия. Динамическое равновесие между ними нарушится, и он начнет переживать состояние когнитивного диссонанса. После этого можно побудить его к восстановлению душевного равновесия за счет изменения своих прежних, привычных для него взглядов, убеждений и отношений, а затем и стереотипов поведения» [Там же: 30]. Для этого используется специальная технология, в которой далеко не последнюю, если не сказать - главенствующую, роль играет язык.
Так, для формирования нужной установки, необходимо создать у адресата потребность в ней, поставить его в соответствующую ситуацию: «Целенаправленное психологическое воздействие создает такую ситуацию, в которой наличная потребность удовлетворяется предоставлением людям конкретной информации, преподнесенной определенным образом. Благодаря ей установка формируется, закрепляется, заменяется или изменяется в сознании людей» [Крысько 1999: 35]. Любая установка формируется в течение долгого времени, поэтому для ее трансформации или изменения необходимо «осуществлять непрерывное психологическое воздействие продолжительное время»; «неоднократно использовать разные аргументы, подкрепленные реальными фактами»; «систематически усиливать убедительность аргументации» [Там же: 38]. Это говорит о необходимости использования лингвистом, изучающим проблемы ИПВ, контекстуального анализа в его широком понимании.
Перейдем к используемым акторами ИПВ речевым стратегиям, субстратегиям, тактикам, сведения о которых можно почерпнуть в литературе по психологии войны. Сразу отметим, что в этой литературе не используются выделенные термины, а стоящие за ними понятия характеризуются описательно.
В психологии войны принят термин «психологическая операция», под которым понимают «комплекс мер информационно-психологического воздействия на войска и население противника» [Ефремов и др. 2000: 79]. По масштабу, целям и задачам выделяют три типа психологических операций (иногда именуемых уровнями): стратегический (реализуется в глобальном масштабе для достижения долгосрочных целей), оперативный (осуществляется в определенных регионах и преследует среднесрочные цели), тактический (соотносится с краткосрочными целями) [Там же: 80]. То, что в психологии понимается под оперативным уровнем, соответствует в определенной степени понятию субстратегии в работах по коммуникативистике [Денисюк 2004; Радевич 2015 и др.] и понятию частной стратегии в работах по маркетингу [Черняховская 2008].
О возможности выделения цели общей (соотносимой со смыслом войны) и цели частной (соотносимой с целями отдельных операций, или акций) свидетельствует, на наш взгляд, также высказывание К. Клаузевица о том, что стратегия «.должна поставить <...> такую цель, которая соответствовала бы смыслу войны. Она составляет план войны и связывает с поставленной военным действиям целью ряд тех действий, которые должны привести к ее достижению; иначе говоря она намечает проекты отдельных кампаний и дает в них установку отдельным боям» [Клаузевиц 2007].
Из всего набора стратегий и тактик, охарактеризованных психологами, назовем только те, которые предполагают их речевую реализацию. В задачи лингвиста входит более детальное изучение и описание как уже выделенных психологами стратегий и тактик, так и не отмеченных ими. Интересующие нас стратегии и тактики психологи описывают под разными терминами: «методы идеологического воздействия», «способы внушения / манипулирования», «механизм воздействия» и т.д. Например, Е.С. Сенявская рассматривает конструирование образа врага на социальной, этнической, религиозной или идеологической основе (создание оппозиции «свой - «чужой»). Под «конструированием образа врага» понимается «подчеркивание агрессивности противника, его жестокости, коварства и т. п.» на фоне «противопоставления своим собственным качествам, которые рассматриваются как позитивные ценности» [Сенявская 1999] (в этой же работе приводятся различные лексические единицы, служащие уничижительными наименованиями врага). Д.А. Волкогонов пишет о дискредитации руководящих органов соперника, общественных организаций, политических мероприятий, конкретных лиц, концепций и т. д. Он отмечает, что «обычно выискиваются теневые, негативные стороны объекта дискредитации <...>, затем они гипертрофируются, раздуваются и выдаются за сущность, основное содержание явления или лица. Объекту дискредитации обычно даются заведомо ложные характеристики, принижаются его положительные качества» [Волкогонов 1983: 121]. Этот автор выделяет такие речевые способы (стратегии / тактики) воздействия:
■ запугивание («духовный террор»), которое направлено на создание астенических состояний (страха, паники и т.д.) путем мрачных пророчеств, кликушеств и т.д.;
■ стереотипизация, когда в общественное сознание внедряются стереотипы «западной свободы», «западной демократии», «политического плюрализма», «прав человека» и т. д.;
■ создание иллюзий, например об обществе «равных возможностей» [Там же: 116,
160];
■ «кража лозунгов», когда «в сложившиеся понятия, призывы пытаются внести враждебное содержание»; «подтасовка карт», когда «события, факты подгоняются под определенную концепцию, версию, точку зрения», «наклеивание ярлыков», когда «без всяких доказательств отдельные действия, лица, организации объявляются подрывными, нелояльными, продажными, террористическими и т. д.» [Там же: 125].
В.Г. Крысько отмечает, что для психологической войны характерны также:
■ «игра в простонародность», основанная «.на побуждении объекта внушения к отождествлению субъекта и преподносимых им идей (понятий, суждений) с позитивными ценностями вследствие "народности" этих идей либо вследствие принадлежности источника информации к так называемым "простым людям". Именно поэтому свои пропагандистские материалы органы психологической войны часто преподносят от имени рядовых граждан или военнослужащих противника» [Крысько 1999: 286];
■ подведение под «общую платформу» - способ, который «.заключается в побуждении объекта воздействия принять содержащуюся в информации идею (суждение, оценку, мнение) на том основании, что якобы большинство представителей данной социальной группы или воинского подразделения разделяют ее» [Там же];
■ «сияющее обобщение», которое «.заключается в обозначении конкретной идеи или личности обобщающим родовым именем, имеющим положительную эмоциональную окраску» [Там же: 285].
В изученной нами литературе описаны и такие явления, которые не квалифицируются как методы, способы или механизмы воздействия, однако их можно отнести к стратегиям ведения ИПВ. Таким явлением считают, например, мифотворчество, включающее в себя мифологизацию, героизацию, создание (конструирование) символов, актуализацию суеверий [Сенявская 1999; Караяни, Сыромятников 2006: 387]. В процессе мифотворчества большую роль играет обращение к архетипам, больше всего проявляющимся в мифах и сказках [Брудный 1998: 46].
Информация о стратегиях и тактиках ИПВ, имеющих речевую реализацию, содержится также в работах по психологии массовых коммуникаций, по проблеме манипулирования общественным сознаниям. Например: «навязывание повестки дня» [Харрис 2002: 54-55], осуществляемое в основном для отвлечения внимания общества от какой-либо острой проблемы; напоминание противнику о его неуспехах, объясняемое тем, что психологами выявлено «отрицательное влияние переживаний, связанных с предыдущим неуспехом, на быстроту и качество интеллектуальной деятельности» [Ильин 2001: 118].
Стратегический характер имеют наставления акторам психологической войны, которые приписывают древнекитайскому мыслителю Сунь Цзы: «1. Разлагайте все хорошее, что имеется в стране вашего противника. 2. Вовлекайте видных деятелей противника в преступные предприятия. 3. Подрывайте престиж руководства противника и выставляйте его в нужный момент на позор общественности. 4. Используйте в этих целях сотрудничество с самыми подлыми и гнусными людьми. 5. Разжигайте ссоры и столкновения среди граждан
враждебной вам страны. 6. Подстрекайте молодежь против стариков. 7. Мешайте всеми средствами работе правительства. 8. Препятствуйте всеми способами нормальному снабжению вражеских войск и поддержанию в них порядка. 9. Сковывайте волю воинов противника песнями и музыкой. 10. Делайте все возможное, чтобы обесценить традиции ваших врагов и подорвать их веру в своих богов. 11. Посылайте женщин легкого поведения с тем, чтобы дополнить дело разложения. 12. Будьте щедры на предложения и подарки для покупки информации и сообщников. Вообще не экономьте ни на деньгах, ни на обещаниях, так как они приносят прекрасные результаты» (цит. по [Крысько 1999: 6]). Сунь-Цзы считал, что лучшая победа - та, которая достигается без применения оружия [Сунь-Цзы 2011: 6162].
Теоретическим основанием лингвистики ИПВ могут послужить выводы психологов об используемых акторами войны жанрах (не всегда с использованием этого термина), таких как: листовка, плакат, кинофильм, мультфильм, компьютерная игра; призыв, лозунг, девиз; анекдот, комикс, комментарий, репортаж, интервью; цирковая пантомима, карикатура, фарс [Ефремов и др. 2000; Караяни, Зинченко 2007; Крысько 1999; Сенявская 1999].
Частью ИПВ психологами признается т.н. «лингвистическая борьба», которая сводится ими к достижению преимуществ перед противником за счет особенностей семантики и перевода с одного языка на другой [Ефремов 2000: 98].
Покажем возможности анализа текстов ИПВ в лингвистическом аспекте, но с учетом ее психологических оснований, о которых говорилось выше, на конкретном примере - газетной публикации под названием «Привет от тов. Тютчева». Сразу оговорим, что для нас не существенно, ставит ли автор статьи цель принять участие в ведущейся ИПВ или просто выражает свою точку зрения; главное, что такой текст, на наш взгляд, «играет на руку» акторам этой войны. Приведем этот текст (жирный шрифт принадлежат автору).
ПРИВЕТ ОТ ТОВ. ТЮТЧЕВА.
Когда нам снова откроют Европу?
В последнее время в связи с обострением отношений с Западной Европой в России всё чаще слышатся голоса: дескать, а что нам Европа, что Меркель, Олланд? не богом же помазаны! Мы и сами с усами! Жили при коммунистах без Европы, без валюты, без иномарок, без памперсов - проживём и теперь.
Часть россиян готова с этим согласиться. Для кого-то Европа по материальным соображениям всё равно недоступна (и таких большинство). Кто-то травмирован распадом СССР и обвиняет в этом Европу. На кого-то действует обида за санкции, за постоянное брюзжание - и то у нас не так, и это... Многие верят в то, что Европа при Горбачёве нас обманула и «легла под Вашингтон».
С русским аршином
Но в среде русской городской интеллигенции есть устойчивая прослойка, которая совершенно искренне верит в особый путь России и считает, что наши пути с Европой ну никак не совпадают. Ярче всего эту особливость сформулировал поэт-дипломат Ф. Тютчев.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать -
Россию можно только верить.
Фёдор Тютчев, кстати, сформулировал и идею, которую после революции 1917 г. с большой охотой подхватили большевики, а сегодня поддерживают поборники «нового консерватизма»: что Россия жила, живёт и будет жить в окружении врагов, что в Европе только и думают о том, как бы навредить русским, и что, кроме армии и флота, у России нет и не может быть иных союзников.
...Имы плывём, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
«Пылающая бездна» по Тютчеву - это заражённая революцией Европа.
С царского плеча
Советские историки и литературоведы, мотивируя изоляцию России от Европы, всячески превозносили Тютчева. За скобки выводилось то, что поэт, будучи действительно талантливым, откровенно выполнял политический заказ Николая I. Заказ императора был сформулирован так: «Создавать позитивный облик России за границей».
Николай I и его вельможно-бюрократическое окружение были страшно напуганы Французской революцией 1848 г. и, опасаясь за судьбу монархии, спешно возводили по европейским границам России подобие того, что веком позже назовут «железным занавесом». Ф. Тютчев был одним из тех приближённых к трону литераторов, которым было поручено идеологически обосновывать благотворность изоляции России от Европы.
Центральной идеей его публицистики стало утверждение, что в «современном мире» существуют только две силы - революционная Европа и консервативная Россия - и что «тысячелетняя Русь» должна противостоять европейским новациям. За эти мысли Тютчев, будучи весьма посредственным дипломатом, получил и звание камергера, и должность председателя Комитета иностранной цензуры, и ранг тайного советника, а также был неоднократно поощряем из личного кошелька Николая I крупными суммами.
Но вот что интересно: самому Тютчеву европейская действительность очень нравилась, в Россию, занимая дипломатическую должность в Баварии, он возвращался с большой неохотой. С тем большей неохотой, что в своих обоих браках он был женат на немках из весьма состоятельных семейств.
Чьи мысли?
Прочитав одну из статей Тютчева, Николай I записал в своём дневнике: «Нашёл в ней все свои
мысли». И вот сегодня опять: более 150 лет спустя в России находится масса людей, которые в охаивании Европы и проповеди изоляционизма «находят все свои мысли». И это несмотря на то, что за последние десятилетия в России написаны тома исследований о пагубности изоляционизма и надуманности «особого пути». А ведь тютчевские фантазии при коммунистах были фактически положены в основу советской внутренней и внешней политики.
Каков же результат? Отгородившись от Европы, Россия к концу ХХ в. по уровню развития экономики и гражданского общества выпала даже не из десятки, а из полусотни успешно развивающихся стран. И продолжает утрачивать позиции по важнейшим параметрам развития, в том числе по экономическому и научному потенциалу, по уровню образования. А между тем достаточно выйти на улицы наших городов, даже не самых знаменитых, чтобы убедиться, что мы насквозь и сверху донизу европейцы. Наш быт, образ жизни, культура, семейные отношения (в том числе интимные), наши увлечения, мода связаны
с Европой. Россияне, приезжая в Европу (разумеется, если есть деньги), чувствуют себя в своей тарелке. Они знают, как себя вести, одеваться, разговаривать. В России мало-мальски образованный человек без затруднений назовёт десяток знаменитых европейских композиторов, художников, поэтов, писателей, философов, которых он знает и любит. И, скорее всего, затруднится, если его спросят о китайской поэзии или японской живописи. Русская поэзия, литература, живопись, музыка (особенно в период своего становления) вдохновлялись прежде всего европейскими мотивами. И сегодня европеизм в его лучших проявлениях становится всё более притягательным для молодёжи. Что касается нашей столичной элиты, то она настолько «заевропеизирована», что порой приобретает
со своими «лабутенами» карикатурный вид.
* * *
Не будем отчаиваться: нынешняя дискредитация европеизма - это пропагандистский заказ, обусловленный сложными обстоятельствами российской действительности. Власть, особенно в условиях кризиса, мало что может предъявить населению с точки зрения развития гражданского общества, а в последнее время и потребительских возможностей. Почти по всем статьям сравнение с Европой не в нашу пользу. Значит, нужно отвести русские глаза от Европы, а лучше на время и вовсе прикрыть её. А чтобы Алёнушке не так горько было сидеть у зарастающего тиной пруда, ей нужно рассказать о том, какая Европа гнилая, извращённая и как там не любят наших Иванушек.
Хотелось бы надеяться, что эти «новые песни о старом» - всего лишь плод временной политической нетрудоспособности. Что в нашем репертуаре они ненадолго. И, как только Россия начнёт оправляться от кризиса, нам снова покажут старые добрые фильмы - и «Из Парижа с любовью», и «Римские каникулы», и «Английского пациента» («АиФ». 16.03.2016).
Основная мысль, которая проходит через весь текст, состоит в отрицании продуктивности идеи особого исторического пути России. На основании этого стратегию текста можно определить как дискредитацию этой идеи.
Названная стратегия осуществляется с использованием тактик и приемов, обслуживающих сквозной композиционный прием оценочного сопоставления консервативных взглядов дипломата и поэта Ф.И. Тютчева с взглядами современных сторонников «нового консерватизма». Можно предположить, что выбор Ф.И. Тютчева не случаен: он является одним из тех поэтов-классиков, на текстах которого формировалось патриотическое мировоззрение не одного поколения россиян.
■ тактика установления дискредитирующей ассоциации, ср. название статьи «Привет от тов. Тютчева» и высказывания в тексте: «А ведь тютчевские фантазии при коммунистах были фактически положены в основу советской внутренней и внешней политики»; «Фёдор Тютчев, кстати, сформулировал и идею, которую после революции 1917 г. с большой охотой подхватили большевики, а сегодня поддерживают поборники "нового консерватизма"»; лексемы «товарищ», «фантазии» (в значении «нечто надуманное, неправдоподобное, несбыточное» [Толковый словарь. 2011: 1045]), «поборники» (слово с высокой окраской [Там же: 656]) приобретают в контексте ироническое звучание;
■ тактика «чтения в сердцах» (безосновательного приписывания человеку каких-либо мыслей, чувств, намерений) с использованием лексических интенсификаторов (выделены разрядкой):
«...идею, которую <...> с б о л ь ш о й о х о т о й подхватили большевики» (большевики ссылались в своих работах на Тютчева?);
«Центральной идеей его публицистики стало утверждение, что в "современном мире " существуют только две силы - революционная Европа и консервативная Россия - и что "тысячелетняя Русь " должна противостоять европейским новациям. За эти мысли Тютчев, <...> получил и звание камергера, и должность председателя Комитета иностранной цензуры, и ранг тайного советника, а также был н е о д н о к р а т н о поощряем из личного кошелька Николая I крупными суммами» (а почему не за дипломатические успехи?);
«...самому Тютчеву европейская действительность о ч е н ь нравилась, в Россию, занимая дипломатическую должность в Баварии, он возвращался с б о л ь ш о й неохотой. С т е м б о л ь ш е й неохотой, что в своих обоих браках он был женат на немках из весьма состоятельных семейств» (есть признания Ф.И. Тютчева на эту тему?; почему они не цитируются?);
■ тактика бездоказательных утверждений, как явных, так и скрытых: «. Тютчев, будучи весьма посредственным дипломатом.»; «Почти по всем статьям сравнение с Европой не в нашу пользу»; Тютчеву «.было поручено идеологически обосновывать благотворность изоляции России от Европы» (этот факт поручения как-то документирован?); «Когда нам снова откроют Европу?» («ложная пресуппозиция»: скрытое утверждение о том, что власть «закрыла Европу» для россиян);
■ тактика необоснованной генерализации: «А между тем достаточно выйти на улицы наших городов, даже не самых знаменитых, чтобы убедиться, что мы насквозь и сверху донизу европейцы. Наш быт, образ жизни, культура, семейные отношения (в том числе интимные), наши увлечения, мода связаны с Европой»»; «В России мало-мальски образованный человек без затруднений назовёт десяток знаменитых европейских композиторов, художников, поэтов, писателей, философов, которых он знает и любит»; «Не будем отчаиваться...»;
■ тактика оценочной инверсии (преподнесение фактов нормативного поведения как отклоняющегося от нормы и потому негативного): «.что поэт, будучи действительно талантливым, откровенно выполнял политический заказ Николая I. Заказ императора был сформулирован так: "Создавать позитивный облик России за границей"» (но ведь создание позитивного образа своей страны - не только профессиональный долг дипломата, но и нормальное поведение любого гражданина);
■ тактика маркирования другой распространенной позиции как ложной, не соответствующей действительности: «Многие верят в то, что Европа при Горбачёве нас обманула и "легла под Вашингтон"»; «Но в среде русской городской интеллигенции есть устойчивая прослойка, которая совершенно искренне верит в особый путь России и считает, что наши пути с Европой ну никак не совпадают»;
■ тактика умолчания невыгодной информации: «И это несмотря на то, что за последние десятилетия в России написаны тома исследований о пагубности изоляционизма и надуманности "особого пути"» (умалчивается, что не меньше работ посвящено обоснованию «особого пути» России);
■ тактика предъявления таких биографических деталей, которые могут быть интерпретированы в выгодном для манипулятора смысле: «.в своих обоих браках он был женат на немках из весьма состоятельных семейств»;
■ тактика подбора цитат для подтверждения мысли о том, что часть русской интеллигенции «заражена» идеей особого пути России («Ярче всего эту особливость сформулировал поэт-дипломат Ф. Тютчев», далее цитируется стихотворение Тютчева).
На языковом уровне текста прослеживается оппозиция лексем, сочетаний слов и устойчивых конструкций с позитивной и негативной коннотацией (приводим их по ходу разворачивания текста):
1) для контекстов, характеризующих сторонников «особого российского пути», используются: А что нам Европа, что Меркель, Олланд?; Мы сами с усами!; с русским аршином; всячески превозносили, политический заказ, вельможно-бюрократическое окружение, «железным занавесом», приближенных к трону, изоляции России, весьма посредственным дипломатом, в охаивании Европы, проповеди изоляционизма; дискредитация европеизма, пропагандистский заказ, отвести глаза от., плод политической нетрудоспособности; соответственно о результате политики изоляции России от Европы: выпала из.; продолжает утрачивать позиции; у зарастающего тиной пруда;
2) для контекстов, характеризующих сторонников европеизма: насквозь и сверху донизу европейцы; связаны с Европой; чувствуют себя (в Европе) в своей тарелке; знаменитых европейских композиторов, художников и т.д.; вдохновлялись ... европейскими мотивами; европеизм ... становится все более притягательным для молодежи; сравнение с Европой не в нашу пользу.
Можно сказать, что при построении текста соблюдены следующие условия успешности психологического воздействия, о которых говорилось выше:
■ учет национальной идентификации адресата, который выражается в обращении к русским фольклорным мотивам как в вербальном тексте («А чтобы Алёнушке не так горько было сидеть у зарастающего тиной пруда, ей нужно рассказать о том, какая Европа гнилая, извращённая и как там не любят наших Иванушек»), так и визуально (коллаж А. Дорофеева);
■ учет закономерностей восприятия информации, что выражается с помощью приема интимизации повествования (мы, наш, нам покажут, не будем отчаиваться), смыслового повтора (политический заказ - политический заказ; совершенно искренне верит в особый путь России - о пагубности изоляционизма и надуманности «особого пути», благотворность изоляции России от Европы - проповеди изоляционизма - о пагубности изоляционизма), а также путем использования стереотипных представлений о советской России в контексте ее современной характеристики;
■ учет необходимости логической продуманности информации, предназначенной для воздействия: построение текста от частного к общему (индуктивный путь изложения как наиболее легкий для усвоения нескушенной публикой);
■ учет такой особенности формирования или трансформации установок, как длительность и непрерывность воздействия: анализируемая статья является в газете далеко не единственным текстом, в котором ставится под сомнение целесообразность идеи особого пути развития России или проводится мысль об европеизме Тютчева и России, последнее -«рассеянно» в контекстах упомянутых далее статей (см. также другие публикации этого же автора в «Аргументах и фактах», например: «Полеты во сне и на яву» в № 26 за 2014 г., «Гибридная Россия. Страна запуталась в выборе своего пути» в № 33 за 2015 г., «Вундеркинд, бунтарь, "почти иностранец". Неизвестный Федор Тютчев» в № 49 за 2016 г.).
Конечно, на материале одного текста нельзя показать все или большую часть речевых стратегий и тактик ИПВ. Важно отметить, что многие речевые стратегии и тактики применительно к политической борьбе охарактеризованы (порой не терминологически, а описательно) в публикациях журнала «Политическая лингвистика» (см. [Амиров 2015; Погорелко, Герасина 2016; Сковородников, Королькова 2015; Никифирова 2015; Сковородников, Копнина 2012 и др.]).
Приведенный в статье краткий обзор теоретических положений психологии войны, которые могут быть использованы в лингвистическом анализе текстов ИПВ, не претендует на полноту и предполагает дальнейшие исследования в этом направлении.
Список литературы
Амиров В.М. Антигерой: некоторые особенности конструирования отрицательных образов в журналистике военных конфликтов // Политическая лингвистика. 2015. № 2 (52). С. 63-66.
Белянин В.П. Психолингвистика: учебник. М.: Флинта: МПСИ, 2009. 416 с.
Брудный А.А. Психологическая герменевтика: учеб. пособие. М.: Изд-во «Лабиринт», 1998. 336 с.
Васильев А.Д., Подсохин Ф.Е. Информационная война: лингвистический аспект // Политическая лингвистика. 2016. № 2. С. 10-16. URL: http://joumals. uspu.ru/attachments/artide/1200/1.pdf (дата обращения: 25.07.2016)
Волкогонов Д. А. Психологическая война: Подрывные действия империализма в области общественного сознания. М. Воениздат, 1983. 288 с.
Денисюк Е.В. Манипулятивное речевое воздействие: коммуникативно-прагматический аспект: автореф. ... канд. филол. наук. Екатеринбург, 2004. 23 с.
Доронина С.В. Способы выражения эпистемического значения достоверности и его оттенков // Сибирский филологический журнал. 2011. № 3. С. 172-178.
Доронина С.В. Факты и мнения: речевые средства выражения персуазивного модуса в публицистическом дискурсе с точки зрения лингвистической экспертизы // Журналистика и культура русской речи. 2012. № 3. С. 62-82.
Доронина С.В. Коммуникативы как средство выражения эпистемического смысла высказывания // Вестник Омского университета. 2013. № 1 (67). С. 76-81.
Ефремов В.В. и др. Информационно-психологическое противоборство: сущность, содержание, методы: учеб. пособие / Ефремов В.В., Караяни А.Г., Размазнин А.Н., Целыковский В.А.; под ред. проф. А.М. Кондакова. М.: ВА РВСН им. Петра Великого, 2000. 225 c.
Ильин Е.П. Психология агрессивного поведения. СПб.: Питер, 2014. 368 с.
Ильин Е.П. Эмоции и чувства. СПб.: Питер, 2001. 752 с.
Кара-Мурза С.Г. Кто такие русские. М.: Алгоритм: Эксмо, 2011. 240 с.
Карагодин А.А. Проблема разграничении утверждений о фактах и оценочных суждений в юрислингвистике // Мир науки, культуры, образования. 2011. № 3. С. 272-275 URL: http://cyberleninka.ru/article/n/problema-razgranicheniya-utverzhdeniy-o-faktah-i-
otsenochnyh-suzhdeniy-v-yurislingvistike (дата обращения: 25.07.2016)
Караяни А.Г., Зинченко Ю.П. Информационно-психологическое противоборство в войне: история, методология, практика: учебник для курсантов и студентов вузов. М.: МГУ, 2007. 172 с.
Караяни А.Г., Сыромятников И.В. Прикладная военная психология. СПб.: Питер, 2006. 480 с.
Клаузевиц К. О войне. М.: Эксмо; Спб.: Мидгард, 2007. URL: https://vk.com/doc-29524660 95601680?hash=3c0bf71973705f0fa8&dl=e87da65bd55b7764ce (дата обращения: 25.07.2016)
Копнина Г.А., Сковородников А.П. О философских основаниях лингвистики информационно-психологической войны // Экология языка и коммуникативная практика. 2016. № 1. С. 35-50. URL: http://ecolmg.sfu-kras.m/wp-content/uploads/2016/05/Kopnma-GA.-Skovorodnikov-A.P..pdf (дата обращения: 25.07.2016)
Коцюбинская Л.В. Понятие «информационная война» в современной лингвистике: новые подходы // Политическая лингвистика. 2015. № 4 (54). С. 93-96. URL: http://journals.uspu.ru/attachments/article/1032/14.pdf (дата обращения: 25.07.2016)
Крысько В.Г. Секреты психологической войны (цели, задачи, методы, формы, опыт) /
Под общ. ред. А.Е. Тараса. Минск: Харвест, 1999. 448 с.
Кусов Г.В. Анализ и диагностика признаков вербального оскорбления в судебной лингвистической экспертизе (типовая методика): монография. Краснодар: Издательский Дом -Юг, 2011. 156 с.
Лебон Гюстав. Психология народов и масс. СПб.: «Макет», 1995. 316 с. Леонтьев А.А. Основы психолингвистики. М.: Смысл, 1997. 287 с. Никифорова М.В. Стратегия дискредитации в дискурсе регионального политика (на материале речей мэра Екатеринбурга Е. Ройзмана) // Политическая лингвистика. 2015. № 4 (54). С. 101-105.
Погорелко А.М., Герасина Т.Н. Смысловые маркеры дискурса холодной войны // Политическая лингвистика. 2016. № 2 (56). С. 93-101.
Радевич В.В. Стратегическая организация манипулятивной коммуникации в рамках речевого жанра «нигерийское письмо»: автореф. ... канд. филол. наук. Кемерово, 2015. 23 с.
Седов К.Ф. Дискурс как суггестия: Иррациональное воздействие в межличностном общении. М.: Лабиринт, 2011. 336 с.
Сенявская Е.С. Психология войны в XX веке: исторический опыт России. М.: РОССПЭН, 1999. 383 с. URL: http://krotov.info/library/18 s/en/yavskaya 00.htm (дата обращения: 25.07.2016)
Синельникова Л.Н. Информационная война ad infinitum: украинский вектор // Политическая лингвистика. 2014. № 2 (48). С. 95-101.
Сковородников А.П., Королькова Э.А. Речевые тактики и языковые средства политической информационно-психологической войны в России: этико-прагматический аспект (на материале «Новой газеты») // Политическая лингвистика. 2015. № 3 (53). С. 160172.
Сковородников А.П., Копнина Г.А. Способы манипулятивного речевого воздействия в российской прессе // Политическая лингвистика. 2012. № 3 (41). С. 36-42.
Сковородников А.П., Копнина Г.А. Лингвистика информационно-психологической войны: к обоснованию и определению понятия // Политическая лингвистика. 2016. № 1. С. 42-50.
Сунь-Цзы. Искусство войны / Пер. Н.И. Конрад. М.: Изд-во Центрполиграф, 2011.
191 с.
Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / РАН. Ин-т русского языка им. В.В. Виноградова. Отв. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Издат. центр «Азбуковник», 2011. 1175 с.
Харрис Р. Психология массовых коммуникаций. СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2002.
448 с.
Черняховская, Т. Н.. Маркетинговая деятельность предприятия: теория и практика. М.: Высшее образование. 533 с.
Шейнов В.П. Скрытое управление человеком (Психология манипулирования). М.: ООО «Изд-во АСТ», Мн.: Харвест, 2002. 848 с.
References
Аmirov V.M. Апй§его]: nekotorye osobennosti konstruirovaniya otritsatel'nykh obrazov v zhurnalistike voennykh konfliktov [Anti-hero: some features of CREATING negative images in journalism of military conflicts]. Politicheskaya lingvistika. 2015. № 2 (52). Pp. 63-66.
Belyanin V.P. Psikholingvistika [Psycholinguistics]: uchebnik. M.: Flinta: MPSI, 2009.
Brudnyj A.A. Psikhologicheskaya germenevtika [Psychological hermeneutics]: ucheb. posobie. M.: Izd-vo «Labirint», 1998. 336 p.
Vasil'ev A.D., Podsokhin F.E. Informatsionnaya vojna: lingvisticheskij aspect [Information warfare: linguistic aspect]. Politicheskaya lingvistika. 2016. № 2. Pp. 10-16. Available at: http://joumals.uspu.ru/attachments/artide/1200/Lpdf (accessed 25.07.2016)
Volkogonov D. A. Psikhologicheskaya vojna: Podryvnye dejstviya imperializma v oblasti obshhestvennogo soznaniya [Psychological war: subversive actions of imperialism in the sphere of public conscience]. M. Voenizdat, 1983. 288 p.
Denisyuk E.V. Manipulyativnoe rechevoe vozdejstvie: kommunikativno-pragmaticheskij aspect [Manipulative speech influence: communicative-pragmatic aspect]: avtoref. ... kand. filol. nauk. Ekaterinburg, 2004. 23 p.
Doronina S.V. Sposoby vyrazheniya ehpistemicheskogo znacheniya dostovernosti i ego ottenkov [Ways of expressing the epistemic meaning of veracity and its shades]. Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2011. № 3. Pp. 172-178.
Doronina S.V. Fakty i mneniya: rechevye sredstva vyrazheniya persuazivnogo modusa v publitsisticheskom diskurse s tochki zreniya lingvisticheskoj ehkspertizy [Facts and opinions: verbal means of representation of persuasive modus in political discourse from the point of view of linguistic evaluation]. ZHurnalistika i kul'tura russkoj rechi. 2012. № 3. Pp. 62-82.
Doronina S.V. Kommunikativy kak sredstvo vyrazheniya ehpistemicheskogo smysla vyskazyvaniya [The fact and opinion meanings of communicative words]. Vestnik Omskogo universiteta. 2013. № 1 (67). Pp. 76-81.
Efremov V.V. i dr. Informatsionno-psikhologicheskoe protivoborstvo: sushhnost', soderzhanie, metody [Information-political confrontation: essence, content, methods]: ucheb. posobie. Efremov V.V., Karayani A.G., Razmaznin A.N., TSely-kovskij V.A.; pod red. prof. A.M. Kondakova. M.: VA RVSN im. Petra Velikogo, 2000. 225 p.
Il'in E.P. Psikhologiya agressivnogo povedeniya [Psychology of aggressive behaviour]. SPb.: Piter Publ., 2014. 368 p.
Il'in E.P. EHmotsii i chuvstva [Emotions and feelings]. SPb.: Piter publ., 2001. 752 p.
Kara-Murza S.G. Kto takie russkie [Who are the Russians?]. M.: Algoritm: EHksmo Publ., 2011. 240 p.
Karagodin A. A. Problema razgranichenii utverzhdenij o faktakh i otsenochnykh suzhdenij v yurislingvistike [The problem of distinction of statements of fact and value judgements in jurislinguistics]. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2011. № 3. Pp. 272-275 Available at: http://cyberleninka.ru/article/n/problema-razgranicheniya-utverzhdeniy-o-faktah-i-otsenochnyh-suzhdeniy-v-yurislingvistike (accessed 25.07.2016)
Karayani A.G., Zinchenko YU.P. Informatsionno-psikhologicheskoe protivoborstvo v vojne: istoriya, metodologiya, praktika [Information-psychological confrontation in a war: history, methodology, practice]: uchebnik dlya kursantov i studentov vuzov. M.: MGU Publ., 2007. 172 p.
Karayani A.G., Syromyatnikov I.V. Prikladnaya voennaya psikhologiya [Applied military psychology]. SPb.: Piter Publ., 2006. 480 p.
Klauzevits K. O vojne [About the war]. M.: Ehksmo; Spb.: Midgard, 2007. Available at: https://vk.com/doc-29524660_95601680?hash=3c0bf71973705f0fa8&dl=e87da65bd55b7764ce (accessed 25.07.2016)
Kopnina G.A., Skovorodnikov A.P. O filosofskikh osnovaniyakh lingvistiki informatsionno-psikhologicheskoj vojny [About the philosophical basis of linguistics of informationpsychological war]. Ehkologiya yazyka i kommunikativnaya praktika. 2016. № 1. Pp. 35-50. Available at: http://ecoling.sfu-kras.ru/wp-content/uploads/2016/05/Kopnina-G.A.-Skovorodnikov-A.P..pdf (accessed 25.07.2016)
Kotsyubinskaya L.V. Ponyatie «informatsionnaya vojna» v sovremennoj lingvistike: novye podkhody [The term «information warfare» in modern linguistics: prospects and approaches]. Politicheskaya lingvistika. 2015. № 4 (54). Pp. 93-96. Available at: http://journals.uspu.ru/attachments/article/1032/14.pdf (accessed 25.07.2016)
Krys'ko V.G. Sekrety psikhologicheskoj vojny (tseli, zadachi, metody, formy, opyt) [Secrets of psychological war (aims, tasks, methods, forms, experience)]. Pod obshh. red. A.E. Tarasa. Minsk: KHarvest Publ., 1999. 448 p.
Kusov G.V. Analiz i diagnostika priznakov verbal'nogo oskorbleniya v sudebnoj lingvisticheskoj ehkspertize (tipovaya metodika) [Analisys and diagnostics of signs of verbal insult in the legal linguistic expertise (standard methods)]: monografiya. Krasnodar: Izdatel'skij Dom -YUg, 2011. 156 p.
Lebon Gyustav. Psikhologiya narodov i mass [Psychology of the peoples and masses]. SPb.: «Maket» Publ., 1995. 316 p.
Leont'ev A.A. Osnovy psikholingvistiki [The basic principles of psycholinguistics]. M.: Smysl Publ., 1997. 287 p.
Nikiforova M.V. Strategiya diskreditatsii v diskurse regional'nogo politika (na materiale rechej mehra Ekaterinburga E. Rojzmana) [Discrediting strategy in the discourse of a regional politician (a study of the speeches of the Mayor of Ekaterinburg E. Roizman)]. Politicheskaya lingvistika. 2015. № 4 (54). Pp. 101-105.
Pogorelko A.M., Gerasina T.N. Smyslovye markery diskursa kholodnoj vojny [Conceptual markers of the cold war discourse]. Politicheskaya lingvistika. 2016. № 2 (56). Pp. 93-101.
Radevich V.V. Strategicheskaya organizatsiya manipulyativnoj kommunikatsii v ramkakh rechevogo zhanra «nigerijskoe pis'mo» [Strategic organization of manipulative communication in the frame of speech genre "Fifo's Fraud"]: avtoref. ... kand. filol. nauk. Kemerovo, 2015. 23 p.
Sedov K.F. Diskurs kak suggestiya: Irratsional'noe vozdejstvie v mezhlichnostnom obshhenii. M.: Labirint Publ., 2011. 336 p.
Senyavskaya E.S. Psikhologiya vojny v XX veke: istoricheskij opyt Rossii [Psychology of war in the XX century: historical experience of Russia]. M.: ROSSPEHN, 1999. 383 s. Available at: http://krotov.info/library/18_s/en/yavskaya_00.htm (accessed 25.07.2016)
Sinel'nikova L.N. Informatsionnaya vojna ad infinitum: ukrainskij vektor [Information Warfare Ad Infinitum: Ukrainian Way]. Politicheskaya lingvistika. 2014. № 2 (48). Pp. 95-101.
Skovorodnikov A.P., Korol'kova EH. A. Rechevye taktiki i yazykovye sredstva politicheskoj informatsionno-psikhologicheskoj vojny v Rossii: ehtiko-pragmaticheskij aspekt (na materiale «Novoj gazety») [Speech tactics and language means of political information-psychological warfare in Russia: ethical-pragmatic aspect (based on the materials of the «Novaya Gazeta»)]. Politicheskaya lingvistika. 2015. № 3 (53). Pp. 160-172.
Skovorodnikov A.P., Kopnina G.A. Sposoby manipulyativnogo rechevogo vozdejstviya v rossijskoj presse [Ways of manipulative speech influence in russian press]. Politicheskaya lingvistika. 2012. № 3 (41). Pp. 36-42.
Skovorodnikov A.P., Kopnina G.A. Lingvistika informatsionno-psikhologicheskoy voyny: k obosnovaniyu i opredeleniyu ponyatiya [Linguistics of informational-psychological war: To the formulation and defining of the term]. Politicheskaya lingvistika. 2016. № 1. Pp. 42-50.
Sun'-TSzy. Iskusstvo vojny [Art of war] / Per. N.I. Konrad. M.: Izd-vo TSentrpoligraf, 2011.
191 p.
Tolkovyj slovar' russkogo yazyka s vklyucheniem svedenij o proiskhozhdenii slov [Definition dictionary of the Russian language including the origin of the word]. RAN. In-t russkogo yazyka im. V.V. Vinogradova. Otv. red. N.YU. SHvedova. M.: Izdat. tsentr «Azbukovnik», 2011. 1175 p.
KHarris R. Psikhologiya massovykh kommunikatsij [Psychology of mass communication]. SPb.: Prajm-EVROZNА^ 2002. 448 p.
CHernyakhovskaya, T. N.. Marketingovaya deyatel'nost' predpriyatiya: teoriya i praktika [Marketing activity of a business: theory and practice]. M.: Vysshee obrazovanie Publ.. 533 p.
SHejnov V.P. Skrytoe upravlenie chelovekom (Psikhologiya manipulirovaniya) [Covert control of the human (Psychology of manipulation)]. M.: OOO «Izd-vo АST», Mn.: KHarvest Publ., 2002. 848 p.
СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ:
Сковородников Александр Петрович, доктор филологических наук, профессор, профессор- консультант кафедры русского языка и речевой коммуникации Сибирский федеральный университет Россия, 660041, Красноярск, пр. Свободный, 79 E-mail: skapnatamail. ru
Копнина Галина Анатольевна, доктор филологических наук, доцент, профессор кафедры русского языка, литературы и речевой коммуникации. Сибирский Федеральный университет. Россия, 660041, Красноярск, пр. Свободный, 79 E-mail: [email protected]
ABOUT THE AUTHORS:
Skovorodnikov Alexandr Petrovich, Doctor of Philology, Full Professor, Professor-consultant of the Department of Russian Language and Speech Communication Siberian Federal University 79 Svobodny Prospect, Krasnoyarsk 660041 Russia E-mail: [email protected]
Kopnina Galina Anatol'yevna, Doctor of Philology, Associate Professor, Professor of the Department of the Russian language, Literature and Speech Communication. Siberian Federal University 79 Svobodny prospect, Krasnoyarsk 660041 Russia E-mail: [email protected]
