CC BY
137
С. М. Белякова
О ПРИНЦИПЕ АНТРОПОМОРФИЗМА В РУССКОМ ЯЗЫКЕ,
или ЖИЛИ-БЫЛИ ДЕД ДА БАБА
SVETLANA M. BELIAKOVA ABOUT THE PRINCIPLE OF ANTHROPOMORPHISM IN THE RUSSIAN LANGUAGE OR DED AND BABA LIVED
Светлана Михайловна Белякова
Доктор филологических наук, профессор кафедры общего языкознания Тюменского государственного университета ► omniamea@freemail.ru
Проявление принципа антропоморфизма в русском языке демонстрируется на примере анализа этнолингвистических комплексов ДЕД и БАБКА. Их совокупность представляет собой древнейший архетип мужского и женского начал, что отражается в фольклоре и диалектной речи. Прежде всего они проявляют взаимосвязь со сферой сакрального: отождествление с ее персонажами (мужчина) или посредническая роль (женщина). Активное участие данных комплексов в освоении мира носит асимметричный характер. Преобладает женское начало, что можно объяснить матриархальными представлениями.
Ключевые слова: антропоморфизм, архетип, этнолингвистический комплекс, диалекты.
The demonstration of the principle of anthropomorphism in the Russian language is shown on the example of the analysis of the ethnolinguistic complexes DED and BABKA. Their combination represents the most ancient archetype of feminine and masculine origin that appears in folklore and dialect speech. First of all they reveal the interaction with the sacral sphere: the identification with its character (man) or the intermediate role (woman). The active participation of these complexes in the foundation of the world has the asymmetric nature. The feminine origin prevails, which can be explained by the matriarchal conceptions.
Keywords: anthropomorphism, archetype, ethnolinguistic complex, dialects.
Антропоморфизация является одним из основных принципов познания и освоения человеком мира как в древности, так и в наше время. Стремление «оживить» окружающий мир, максимально приблизить его к человеку неизменно присутствует во всех культурах, в том числе и русской. Нам уже приходилось писать о том, что восприятие растений, предметов и отвлеченных понятий (нематериальных сущностей) как части живой природы, наделение их «индивидуальной жизнью», имеющее прочную мифологическую традицию, отражено в современных русских диалектах и фольклоре [2]. Однако важен не только сам принцип, но и его конкретное применение, те «узлы», где он воплощается с наибольшей полнотой. Для этого необходимо обнаружение этнолингвистических комплексов, выступающих своеобразными медиаторами между человеком и внешним миром. Это могут быть, например, наименования частей человеческого тела или особых людей, в том числе близких родственников.
Среди родственных связей наибольшее значение имеет не только связь двух ближайших поколений (родители — дети), но и отношения людей «через поколение» (деды — внуки). Пожилые люди передают молодым свой опыт, являются воспитателями и хранителями традиций. Поэтому образы деда и бабушки (и прародителей, и старых людей во-
обще) можно считать древним архетипом, отражающим и культ предков, и культ старейшин, и культ домашнего очага. И если в современной городской культуре и литературном языке мы видим лишь незначительные его реликты, то в сельской диалектной среде он по-прежнему представлен достаточно рельефно. В данной работе нами рассмотрены соответствующие лексемы, представленные следующими вариантами: ДЕД / ДЕДА / ДЕДО / ДЕДКА / ДЕДКО / ДЕДУШКА / ДЕДУШКО и БАБА (5) / БАБКА / БАБУШКА / БАБУШКО / БАУШКА. В качестве основных обозначений примем ДЕД и БАБКА. Заметим попутно, что в русском языке — исключая его литературную разновидность — семантический комплекс «взрослый человек — состоящий(-ая) в браке — супруг(а) — родитель родителей — старый человек» по-разному покрывается лексически в своем мужском и женском вариантах. В мужском варианте это два корня: муж-(чина, -ик) и дед-. В женском — только один: баб-(ка). Это, вообще говоря, представляется странным, т. к. наиболее релевантный признак для обозначения женщины — ее способность / неспособность (в силу возраста) к деторождению. Анализируя диахроническое развитие форм баба / бабка в русском и польском языках, А. Зых и П. Червиньски пишут: «К-суффиксальная форма бабка первоначально характеризует ролевое отношение родового общего ... с дальнейшим развитием в русском в сторону в первую очередь возраста и сакрального приобщения» [4: 85]. Тем не менее корень остается идентичным. Нами анализируются также некоторые производные этих лексем и словосочетания, имеющие в своем составе какой-либо из вариантов. Материал извлечен из диалектных словарей и записей речи сельских жителей юга Тюменской области. В примерах сохранена транскрипция составителей словарей.
Рассмотрим вначале мужскую линию. Наиболее ярким планом реализации этнокультурного комплекса ДЕД (и, следовательно, развития переносного значения соответствующей лексемой) является перенос «старик — мифическое существо». Как известно, антропоморфные образы низшей мифологии (прежде всего домовой,
но и не только) имеют сходство с пожилым человеком или хозяином дома, живым или умершим. См., например, статью «Домовой» в энциклопедии «Мифы народов мира»: «Представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома, или как небольшой старик с лицом, покрытым белой шерстью» [5: 391]. В диалектах дедушкой называют в первую очередь домового, это его «почетное прозванье», по В. Далю. Этот объект имеет много обозначений, содержащих приложения: дедушко-батаманушко, дедушко-бекедушко, дедушко-бого-данушко, дедушко-доманушко, дедушка-суседушка, дед-сусед, дедушка-буканушка, дедко-домовой, дед-ко-доможирко и т. п. Анализ этих приложений позволяет выделить мотивацию основных дополнительных характеристик: это либо связь с домом (доманушко, доможирко, домовейко, домоведушко), либо дублирующая (и парадоксальная) родственная связь (братанушко), либо подчеркивание соседства, совместного проживания, тесного контакта (суседушка, сосед). Наименование букануш-ка (боканушка) соотносится, вероятно, со словом бука «пугало, страшилище», также часто представляемое в виде злого старика. (В говорах имеются лексемы букан, буканай, буканица в том же значении.) Особо выделяется определение богоданушко, противоречащее сути персонажа как образа языческой мифологии, возможно, это отсылка к дохристианскому божеству. Приведем некоторые контексты. Дедушка-суседушка душил ноччю-то (тюм.). Я спросила, к худу ли, к добру ли, дедушко-боканушко? (урал.). Дедушко-соседушко будто в подполе живёт, стариков и старух давит (урал.). Детко-домовой, пусти ноцевать ф товаришчы (арх.). Как видно из приведенных примеров, подобные сочетания используются как в номинативной, так и в вокативной функции. Возможна номинация домового и без приложений. Например: Нынче все верят — так есть, наверно. Меня дедушка ещё не беспокоил (тюм.). З детком надо по-просица зайти в дом (арх.).
Кроме того, в виде старика (деда) представляются и другие персонажи демонологии, располагающиеся как в природных локусах, так и в крестьянском дворе: дедко лесной, дедко лешов, дедушко-лесовичок, дедушко лесной хозяин; дедуш-
[С. М. Белякова]
ко водяной, дедушко ручьевой; овинной дедушко; дедко баенной; дворовой дедушко. В этих атрибутивных сочетаниях чаще отмечаются согласованные определения.
Следует упомянуть и о персонаже общерусского употребления. Это дед-мороз со всеми атрибутами, традиционно присущими старику (седая борода и усы, посох, теплая одежда), за исключением курения.
Итак, одним из основных объектов, подвергающихся антропоморфизации, является образ мифического существа, тем или иным путем «контактирующего» с человеком. Другим объектом может выступать животное, насекомое или иной представитель фауны. В архангельских говорах эта лексема обозначает крота (Дедушко в земле ходит), а также паука (Пауг-дедушко, дедушко сетоцьку, говорят, вьйот). И. Б. Качинская приводит заговор на медведя, сочиненный информанткой, где «медведь и медведица предстают как дедушка и бабушка» [6: 345]. Основанием переноса может служить как некоторое внешнее сходство (в частности, человека и медведя), так и, возможно, общее представление о древности животных по сравнению с людьми.
Следующий аспект рассматриваемого явления — перенос «старик — растение». Однако при отчетливых ассоциациях такого рода здесь имеется своя специфика. Для наименования растения редко используется сама анализируемая нами лексема. Почти единственным примером является дед колючий — «репейник, чертополох» в томских говорах. Чаще же употребляются производные слова или словосочетания с притяжательными прилагательными дедов, дедушкин. Широко известно слово дедовник в том же значении, его приводит в своем словаре В. Даль. В уральских говорах эта лексема обозначает растение осот. Ассоциации здесь очевидны: растения колючие, не слишком приятные, как небритый старик. Кроме чертополоха, в народном сознании с дедом связан перезревший гриб дождевик, но точнее, не с самим стариком, а с его атрибутом — табаком, куревом, дымом. Такой гриб называют дедушкина трубка, дедушкин табак (урал.), дедушкина баенка (арх.) за споры, напоминающие дым. О репейнике есть
загадка, записанная В. Далем: Дедушка осердился, в бабушку влепился (вцепился). Широко известна и загадка о луке: Сидит дед, в сто шуб одет. Кто его раздевает, тот слёзы проливает. Здесь ассоциации с пожилым человеком, который тепло одевается, «в сто шуб». Старое, перезрелое растение (гриб) также может быть названо дедушкой: Обабок — старый, так ужэ и дедушка (арх.). (В этом примере мы также видим корень баб-) Итак, в наименованиях растений ассоциации зачастую носят образный характер, общий принцип подобия человека и иного объекта проявляется иначе, с использованием не прямого переноса, а мотивационных связей.
Аналогичным образом номинируются и некоторые природные (погодные) явления: появление инея или снега, выпавшего в конце зимы. См.: У нас когда иней появитца, говорят: дедушка пришёл (урал.). «Внук за дедушкой пришёл» — это весной. Растаёт уж, а тут маленько старого (снега) (томск.). Аналогичный пример имеется в словаре В. Даля: «Пришел внучек по дедушку, вешний снежок, падающий в оттепель на зимние остатки». Это достаточно сложный комплекс ассоциаций, связанный с признаком белизны снега (инея) и седины волос, а также с восприятием старого и нового явления как пожилого и молодого человека.
Менее всего представлен перенос «старик — предмет неживой природы». В архангельских говорах это слово может выступать наименованием молотка или части ткацкого стана. Однако здесь мы имеем дело с биномом «дед — бабка», который будет рассмотрен ниже.
Рассмотрим далее женскую линию, используя примерно ту же схему. Звуковой комплекс БАБА / БАБКА, в отличие от уже рассмотренного, крайне ограниченно применяется для обозначения мифологических существ. Кроме широко известной бабы-яги, мифологические персонажи если и имеют женский облик, то скорее девушки или молодой женщины (русалка, полуденница). Почти единственным примером является огородная бабушка — «по поверьям, сказочное существо, охраняющее огород» в уральских говорах. См.: Бабушка огородна словит, не ходите в огород, она в борозде сидит. Даже при наличии неучтенных нами диа-
лектных фактов налицо значительная асимметрия в реализации возможности такого переноса.
Несколько отступая от принятого выше порядка (полагаем, что логика изложения это оправдывает), отметим, что связь старухи с сакральным миром также весьма сильна, однако проявляется она иначе. Во многих говорах бабка (бабушка) — это знахарка или ворожея. См., например: Раньше бабушки лечили. Он его подхватил и привёз к бабушке (тюм.). Мы сроду в больнису не ходили, к баушке сходим, она изладит (урал.). Ср. также архангельское бабушка-знатушка. В МАС отмечено устойчивое сочетание бабушка ворожит кому — в значениях: 1) о том, кому все дается легко; 2) о том, кто пользуется протекцией, покровительством. Обладавшие опытом и особыми знаниями, пожилые женщины помогали при родах. Их называли повивальная бабка, бабка-повитуха, бабушка-повитушка, бабушка-повивушка, бабка-повивалка, бабка-самотуха. См. выразительный контекст: Разны бабки в деревне были: и бабка-повивалка, и бабка-ворожейка. Одна детей принимала, а друга ворожила, кто попросит (кузб.). Отсюда и глаголы бабить, бабиться, бабничать, бабушничать, баушничать в значении «заниматься ремеслом повивальной бабки, помогать при родах». См., например: Там бабка была, она бабни-чала. Бабничать — ранешно слово, повитуха, как вроде акушерка (тюм.). Как пишет в своей книге «Лад» Василий Белов, «с точки зрения северной крестьянки, мужчина-акушер — нелепость, противоречие здравому смыслу, как женщина-коновал, например» [1: 109]. Отсюда и наименование обряда бабкина кашка. По определению В. Даля, это «участие приемницы на крестинах: она потчует кашей, и за это ей всякий кладет деньги» [3: 86].
Таким образом, если наименование дедушка в первую очередь относится к мифологическому персонажу как хозяину локуса, то лексемой бабушка обозначаются люди (женщины), обладающие специальными или сакральными знаниями и осуществляющие связь с потусторонним миром, что скорее всего восходит к матриархату. Принадлежность или взаимоотношения с сакральной сферой маркируют пожилых людей в отличие от более молодых представителей их социума.
Перенос наименования БАБКА / БАБУШКА на представителей фауны представлен небольшим, но чрезвычайно интересным рядом примеров. Этой лексемой называют бабочку, мотылька, божью коровку, а также (в архангельских говорах) моль. Тот же корень мы видим и в литературной номинации. Весьма значимыми для нас здесь являются данные этимологов. Так, у М. Фасмера читаем: «Бабочка, уменьш. от бабка „бабушка". Это образование основано на представлении, что душа умершего продолжает жить в виде бабочки». Далее приводятся ссылки на А. Потебню и А. Преображенского [8: 100]. В «Кратком этимологическом словаре» указывается, что слово «образовано с помощью уменьшительно-ласкательного суффикса -очка от сущ. баба — „мотылек, бабочка" ... которое возникло лексико-семантическим способом на основе слова баба в значении „ведьма, колдунья < старуха". По старым поверьям, некоторые животные, в том числе и бабочки, считались тайными колдунами» [9: 31]. Таким образом, налицо связь бабочки со старухой и потусторонним миром, т. е. наименование насекомого имеет сакральную мотивацию.
Любопытным является и пример, извлеченный из «Архангельского областного словаря». В этих говорах водящего в игре в прятки называют баба или баба-жаба: Ково найдут, тот опять и баба будет. Бабы-жабы, это целовек, которой водит. Ситуация игры, связанная с меной ролей, сродни оборотничеству — превращению человека в такое сакральное существо, как лягушка, жаба (ср.: царевна-лягушка).
Среди наименований растений (примеры такого рода не слишком часты) в архангельских говорах присутствуют обозначения ромашки или клевера: бабушка, бабушка-задворенка, бабушка-затворенка, баушка-кулябушка. Например: Бела по краям, в середине жолта — баушка-затворенка. А баушка тамотки, бела така баушка, робята по-суслинут возьмут. В говорах Тюменской области и Кузбасса бабка, обычно мн. ч. бабки — это название грибов подберезовиков. Однако эта форма является вариантом известной лексемы обабки, регистрируемой во многих диалектах. Отмечена также бабка мышья — «гриб дождевик» (арх.).
[С. М. Белякова]
Образные наименования растений, что было так характерно для реализации комплекса ДЕД, также имеются, но они чаще содержат слово бабий от баба «женщина»: бабьи косы, бабьи сплетни, бабья красота, бабье ушко, бабий язык и под.
Наконец, перенос «старая женщина — предмет» представлен необычайно широко и разнообразно. Предмет чаще всего является артефактом. (Здесь мы не учитываем звуковой комплекс баба из-за невозможности разграничить значения производящего слова.) Прежде всего это различные укладки: снопов (или сам сноп), сена, дров, бревен. См.: Сожнут пшанису, а потом ставят бапку, ето снопоф семь-восемь ставят колосьям кверьху, а однем снопом покроют, как шатёр, их (тюм.). Когда в суслоны ставили по десять-пятнадцать, бабками называли. Бабки одним снопом закрывают (кузб.). Я в бапку составила дрова-то, или ф козёл (арх.). Вероятно, перед нами метафорический перенос, т. к. укладка в форме конуса несколько напоминает фигуру женщины в широкой юбке. (Почему имеется в виду именно пожилая женщина, выскажем свое предположение ниже.)
Затем это наименование всякого рода креплений, нижней части, основания какого-либо сооружения или приспособления (мельницы, забора, колодезного журавля, устройства для перематывания ниток и под.): Я говорю: «Вы меня не называйте бабкой. Бабка под мельницей...» Вот то, на чём стоит мельница, её называют бабка (кузб.). Близко к этому значению — значение «наковальня, брусок для отбивания кос». См.: Литофками косили, штоп оне вострые были, на бабочке одбивали литофки (тюм.). Если коса тупа, есть бабка, забиватся в чурку и молотком отклёпывать, то есть затачивать (томск.).
Следующий вид предметов — это различные кушанья, в основном в виде кулича, т. е. цилиндрической или конусообразной формы, но не только. Например, в говорах Кузбасса это кушанье из тертого картофеля, запеченного в духовке: А в войну-то дети больше любили бабки. Чуть что, просют: «Мам, бабок напеки!» Бабка — это тёртый картофель с яйцом, маслом, выпеченный в духовке. Эту номинацию можно рассматривать как деминутив, ср.: ромовая баба.
Наконец, бабка (баба) — это «тяжелое толстое бревно, колода с ручками для забивания свай»: Бапки зделаем, бабкой бьют сваи (арх.).
Бабкой называют также надкопытный сустав ноги у животных (или просто сустав, а также палец, коренной зуб), это значение отмечено в МАС и во многих диалектных словарях. Такая кость использовалась для игры в бабки, напоминающей кегли.
Основанием для подобных переносов, вероятно, следует считать форму предмета, как уже говорилось, это цилиндр или конус, что при известной доле воображения может напоминать женскую фигуру. Кроме того, баба — это нечто тяжелое, увесистое. Однако не исключена возможность, что перед нами омонимы, и баба (бабка) — «то, чем бьют» — звукоподражание.
В ряде случаев ДЕД и БАБКА выступают либо как синонимы, либо как бином, где соответствующие лексемы образуют семантическое единство. Так, в архангельских говорах безымянный палец руки (в детской речи) называют и дед-ко, и бабка. В качестве бинома эти лексемы можно трактовать при употреблении их в описании детской игры в камешки: (ладонью кверху) — Это «бапко», (ладонью книзу) — Это «детко» (арх.). Определенные детали ткацкого станка называют также дедка да бабка (бабка да дедка): Вот и натыкало было, детко да бапка. Воробы снуют, кружаюд, да подношки, да присвици (арх.). Как бином рассматриваемые слова функционируют во фразеологических конструкциях и паремиях. Например, в говоре с. Акчим сочетание бабушка-дедушка имеет значение «Бабушка и дедушка как очень близкие между собой люди, их семья и дом». Всё глядит у бабушки-дедушки что по-есь. Бабушки-дедушки и отец-матерь придут. В архангельских говорах отмечен фразеологизм бабушка на фронте, дедушка в тылу, который употребляется по отношению к умственно неполноценному человеку, где налицо бином-парадокс. См. также пословицы: Дед растянулся — бабу скорчило; Баба пляшет, а дед плачет; Бабка с кашкой, а дед с ложкой и др., в которых отражено как единство, так и противопоставление изучаемых персонажей.
Таким образом, мы видим практически одинаково активное участие рассмотренных этнолингвистических комплексов в антропоморфном освоении окружающего мира. Однако это участие имеет ярко выраженный асимметричный характер. Пересечение с миром сакрального, как уже говорилось, идет по разным линиям: отождествление старика с мифологическим персонажем и преимущественно посредническая роль старой женщины. Перенос наименования на представителей фауны также окрашен сакральной коннотацией — вследствие представлений о родстве человека и животного (или насекомого), а также языкового табуирования. Номинация растений и природных явлений опирается, главным образом, на образный принцип и связана с атрибутами обобщенных образов людей определенного возраста и пола. Наибольшая асимметрия наблюдается при переносе наименования на предмет неживой природы. Почти не используется зву-кокомплекс ДЕД и чрезвычайно активно обозначение БАБКА. Даже если признать ряд подобных примеров результатом омонимии, и остающиеся факты весьма многочисленны. Это метафориза-ция по сходству с женской фигурой (различные укладки, виды кушаний в форме кулича, возможно, виды креплений). Мы считаем возможным предложить объяснение такой активности женской линии матриархальными преставлениями. Отметим также, что параллелизм (фактически синонимия) обозначений баба / бабка усиливает позиции женской линии относительно мужской.
Выскажем также предположение, что бином ДЕД и БАБ(К)А — это древнейший архетип мужского и женского начал, который в фольклоре заменяет его более современные языковые варианты. Доказательством этого могут служить интродукции русских народных сказок, прослеженные нами на материале сказок А. Н. Афанасьева. В 60% случаев отмечается формула «старик со старухой (старик да старуха)» или «дед да баба» и лишь в остальной части — «мужик да баба» или «муж и жена». При этом формулы типа «старик со старухой» очень часто сочетаются со сказочной завязкой об отсутствии / наличии у этой четы детей. Например, в сказке «Гуси-лебеди» [7, Т. 1:
№ 113]: «Жили старичок со старушкою; у них была дочка да сынок маленький», или в «Сказке о семи Семионах, родных братьях» [7, Т. 3: № 561]: «Был-жил старик со старухой, и жили они несколько лет, а детей у них не было <.> однако через семь лет старуха понесла и после родила вдруг семь сынов.». На взгляд современного человека, это выглядит странным. Подобные факты и приводят нас к мысли не только об архаичности, но и о ар-хетипичности этих этноязыковых комплексов.
ЛИТЕРАТУРА
1. Белов В. И. Лад: Очерки о народной эстетике // Белов В. И. Избр. произв.: В 3 т. Т. 3. М., 1984. С. 4-326.
2. Белякова С. М. О диалектной картине мира (признак живой в русских народных говорах) // Проблемы изучения живого русского слова на рубеже тысячелетий: В 2 ч. Ч. 1. Воронеж, 2007. С. 149-153.
3. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. Т. 1. М., 1994.
4. Зых А., Червиньски П. Слова и формы группы родственных отношений в русско-польском узуальном и семантическом сопоставлении // Политическая лингвистика. Вып. 1 (21). Екатеринбург, 2007. С. 80-92.
5. Иванов В. В., Топоров В. Н. Домовой // Мифы народов мира. Энциклопедия: В 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 391-392.
6. Качинская И. Б. Свет ты мой миленький дружочек: номинация и обращение (Термины родства и языковая картина мира. По матер. архангельских говоров) // Матер. и исследования по русской диалектологии. II (VIII). М., 2004. С. 334-346.
7. Народные русские сказки А. Н. Афанасьева: В 3 т. М., 1957.
8. Фасмер М. Этимологический словарь русского языка: В 4 т. Т. 1. М., 1986.
9. Шанский Н. М., Иванов В. В., Шанская Т. В. Краткий этимологический словарь русского языка. М., 1971.
СОКРАЩЕНИЯ И ИСТОЧНИКИ
Арх. — архангельские говоры (Архангельский областной словарь. Вып. 1-12. М., 1980-2004).
Кузб. — говоры Кузбасса (Областной словарь Кузбасса. Вып.1. Кемерово, 2001).
Томск. — говоры Среднего Приобья (Словарь образных слов и выражений народного говора. Томск, 1997).
Тюм. — тюменские говоры (материалы, записанные автором).
Урал. — говоры Среднего Урала (Словарь русских говоров Среднего Урала. Т. 1-7, дополнения. Свердловск — Екатеринбург, 1964-1996).
