CC BY
98
«THE BARBAROUS KINGDOMS» OF THE GREAT PEOPLE RESETTLEMENT EPOCH AT ALLANIANS IN CENTRAL CISCAUCASIA.
A.V. Mastykova
The article is devoted to the important and interesting question of formation of pro-state forms at the Allanians in early Medieval Times in Central Ciscaucasia. Central Ciscaucasia of the Great resettlement epoch (the end of the 4th — first half of the 6th cc. A.D.) is famous for a series of burials with rich implements which can be characterized as exclusive or «chieftain's». The work undertakes an attempt of historical interpretation of this archeological fact. General principles of allocation for «chieftain» and «princely» tombs at «barbarous» peoples in Europe of the end of antiquity — the beginning of the middle Ages are defined and applied to some North Caucasian material. On allocation of exclusive burials the author uses the criteria developed for well investigated societies of «barbarous» Europe. Basing on mapping of the richest «princely» burials it is judged, that the early medieval pro-state formations, that are «barbarous kingdoms», arose at the Allanians in the 4th — 5th cc. A.D. in Pyatigorje, in valley Baksan in territory of Kabardino-Balkariya and in Northern Ossetia.
© 2008 г.
В.И. Козенкова
О ПОТЕНЦИАЛЕ «ЗАБЫТЫХ» КОЛЛЕКЦИЙ: ДРЕВНОСТИ КОБАНСКОЙ КУЛЬТУРЫ В СОБРАНИИ А. КОССНИЕРСКОЙ
Неисчислимое количество великолепных предметов знаменитой кобанской археологической культуры, разбросанных по многим музеям мира и в самой России, не поддается общему учету. По сути, эти собрания раритетов общепринято у специалистов рассматривать как депаспортизированные, утратившие первоначальные данные о своем происхождении и обесцененные для науки. То есть ничего нового не вносящие в изучение позднебронзового — раннежелезного века Кавказа. Однако это далеко не так, в особенности, если коллекции артефактов происходят из одного и того же географического региона.
За последние полвека теоретические разработки многих исследователей на основе стационарно раскопанных поселений, могильников и культовых мест по обе стороны хребта Большого Кавказа позволили создать несколько достаточно убедительных схем периодизации и хронологии научно изученных памятников кобанской культуры1. В результате появилась возможность вновь обратиться к «забытым» коллекциям, научно упорядочить их и извлечь иногда уникальную информацию. К таким коллекциям XIX века относилась до недавнего времени и мало известное из-за отсутствия публикации Собрание более 2000 бронзовых вещей Аделаиды Коссниерской, хранящееся в Берлинском музее древней истории. В 1996 году из печати вышла монография немецкого ар-
2
хеолога Инго Мотценбеккера, посвященная тщательному научному исследованию более 1000 изделий этого Собрания, происходящих из окрестностей аулов Кумбулта и Галиат в Северной Осетии, но, главным образом из могильника Верхняя Рутха3. В рецензии на книгу И. Мотценбеккера4 достаточно полно изложены данные о приобретении Берлинским Музеем коллекции и высказана, как представляется, достаточно правдоподобная версия ее происхождения и формирования. В рецензии мною также дана оценка научной значимости исследования автора публикации, главным образом, глубокого подхода им к созданию схемы периодизации и хронологии предметов коллекции. Хотя основное внимание Мотценбеккером уделено систематизации вещей эпохи средней бронзы и начала позднебронзового периода, сама схема включает и кобанский период5. Однако непосредственной детальной характеристике кобанских древностей в монографии уделено минимальное внимание, а для предметов VI—IV вв. до н.э. она весьма схематична. Тем не менее такие предметы публикуются в иллюстрациях к книге.
Цель предлагаемой статьи восполнить научную характеристику вещей кобанской культуры из коллекции Коссниерской из Дигории и предложить их систематизацию, согласно моей периодизации и хронологии6 и с привлечением разработок последних лет других исследователей по близкой тематике. На таблицах иллюстраций (рис. 1-4) представлены наиболее типически выразительные и яркие предметы-маркёры, диагностирующие хронологические этапы ко-банских вещей из анализируемой коллекции.
Протокобанский переходный период (Кобан Ia-б), датирующийся началом XIV — первой половиной XII вв. до н.э.', представлен в Собрании Аделаиды Коссниерской предметами особого стиля. В украшениях он проявляется в сочетании легкости, ажурности геометрического орнамента, выполненного гравировкой и чеканкой (выемчатые треугольники, бегущая спираль, ломаные зигзаги, пуансонные точки, прорезная плетенка и т.п.) с зооморфным стилем объемных форм (рис. 1, 3). Это изящные бронзовые поясные пряжки овальных очертаний одной из сторон и выступающими стилизованными головками оленей и баранов над застежкой-крючком (рис. 1, 1). В том же стиле выполнены многочисленные бронзовые бляхи в виде овальных пластин, поверхность которых сплошь заполнена геометрическим чеканным узором, а одна из сторон увенчана объемными головками баранов (рис. 1, 10). Элементы орнамента близко перекликаются по изображениям и технике с орнаментом на наиболее раннем типе полуовальных сегментовидных поясных пряжках (рис. 1, 2), принятая многими исследователями дата которых в настоящее время — не позднее первой половины XII века до н.э.8. В вышеуказанную группу изделий входят также десятки бронзовых птицевидных блях с головками баранов и с распахнутыми, изогнутой формы, крыльями. Поверхность изделий также украшена чеканным «веревочным» узором и углубленными треугольниками, расположение которых образует пояс в виде выпуклой ломаной линии (рис. 1, 9, 11). Эти оригинальные бляхи из данной коллекции значительно расширяют наши представления об их модификациях, так как многие варианты не представлены в коллекциях вещей из Дигории, хранящихся в Эрмитаже и в Историческом музее. По мнению С.Н. Кореневского и А.П. Мошинского, форма крыльев птицевид-
ных блях напоминает изображение двойной секиры, а бараньи головки аналогичны таковым на булавках с навершием в виде «павлиньего пера»9. Собрание Коссниерской содержит более трех десятков таких булавок с навершиями самых разных ажурных орнаментальных композиций (рис. 1, 4, 5). Данный вариант этого типа булавок, органично вписывающийся в контекст массовых материалов XIII — конца XII в. до н.э. центральной части Северного Кавказа10), представлен в ряде памятников, в частности, в Былымском кладе в Баксанском ущелье11. Согласно нашим исследованиям удревнение их И. Мотценбеккером XIV веком до н.э.12 не имеет твердых оснований. К протокобанскому периоду относится бесспорно и небольшая серия бронзовых булавок с навершиями в виде разного вида, горизонтально к стержню расположенных розеток (рис. 1, 6-8). Такие своеобразные булавки составляли специфику украшений костюма, характерных для синхронных памятников бассейна Баксана. Присутствие их в Собрании Коссниерской из Верхней Рутхи и среди изделий из Фаскау представляет собой совершенно новый неизвестный факт. Он не только более полно характеризует культуру могильника Верхняя Рутха, но и увеличивает источ-никовую базу этих изделий. Розетковидные булавки более доказательно свидетельствуют о существовании заметно интенсивных сношениях разных территориально удаленных друг от друга, групп населения внутри ареала родственной материальной культуры.
Новым свидетельством, подтверждающим переходный характер протоко-банского периода, является нахождение в Собрании Коссниерской бронзовых молоточковидных булавок (рис. 1, 18), имитирующих такие же бронзовые конца эпохи северокавказской культурно-исторической общности13. Тем самым прочнее подтверждается версия о перемещении в горные районы некоторых
групп населения, носителей культуры последней трети II тысячелетия до н.э.
14
северокавказских предгорий и сращивания ее с местной культурой и некоторыми закавказскими ее элементами. Именно этот сплав явился основой субстрата, на котором сформировалась кобанская культура центральной части северных склонов15. Из других категорий украшений протокобанского периода в коллекции Коссниерской заметное место принадлежит браслетам (рис. 1, 12а), в особенности из тонкой бронзовой пластины, довольно примитивно украшенным по поверхности геометрическим орнаментом, выполненным пуансонной техникой (рис. 1, 12). Прямые аналогии им имеются в погребении 1 кромлеха № 5 Стырфазского могильника, а также в Тлийском могильнике16. Погребение прочно датируется не только архаичными типами погребального инвентаря, но
и тем, что в комплексе находился бронзовый кинжал т.н. «переднеазиатского»
1'
типа1', датировка которых разными исследователями определяется для Кавказа
18
в пределах XIV—XI вв. до н.э . Причем в результате конкретного анализа всех предметов погребения № 1 в кромлехе № 5 Б.В. Техов определяет его дату в пределах XIV — первой половины XII вв. до н.э.19. В связи с вышеизложенным считаю необходимым упомянуть и еще одну находку браслета, типологически родственную пластинчатым браслетам с пуансонным узором из Стырфаза и
Тли, но происходящую из погребения 15 могильника Гастон Уота, территори-
20
ально совсем близкого к Верхней Рутхе . Автор датирует браслет «по комплексу» концом V — началом IV века до н.э., что представляется весьма сомнитель-
ным. Этот браслет и еще 2—3 «аномальных» из других могил Гастон Уота демонстрируют здесь очевидную эпохальную чужеродность. Они выпадают стилистически из многочисленной устойчивой серии однотипных браслетов скифского периода, известных в данное время по всему ареалу кобанской культуры. Визуальная чужеродность подтверждается и единичностью таких вещей, что подразумевает их случайное присутствие среди изделий совершенно другого облика. Учитывая, что все могилы в Гастон Уота коллективные, а точнее многократного использования, главным образом, из-за скудности земли для захоронений в условиях высокогорья, более чем вероятно, что древний браслет эпохи поздней бронзы происходит из более ранней могилы, разрушенной во время возникновения некрополя середины I тыс. до н.э. То есть предмет находился в переотложенном состоянии и «омоложивать» его позднескифским временем, считать синхронным другим, действительно поздним предметам комплекса было бы методически неправильным.
Безусловно важным для дальнейшей работы специалистов (и не только кавказоведов!) открытием является наличие в Собрании Коссниерской бронзового серпа с плавно изогнутой спинкой и удлиненным приостренным концом насада (рис. 1, 13). Он включен нами в протокобанскую группу, поскольку идеально соответствует признакам ранних серпов прикубанского типа, выделенных В.С. Бочкаревым в ахметовскую группу, датирующуюся не позднее XIII века до н.э.21. Его нахождение в коллекции позволяет предположить, что связи с Прикубанским очагом металлургии и металлообработки у местных умельцев по металлу из окрестностей Кумбулты (Фаскау) были налажены в высокогорной Дигории значительно раньше белозерского этапа. К протокобанскому периоду относились также некоторые формы бронзовых наконечников копий с лавролистным пером и раскрытой втулкой (рис. 1, 14). С большой долей вероятности этим же временем датируется часть из имевшей место в Собрании серии бронзовых кинжалов с объемной рукояткой и грибовидным навершием (рис. 1, 15, 16). При систематизации И. Мотценбеккер объединил их в одну группу и сравнивал, с одной стороны, с ранними закавказскими кинжалами т.н. кахетского типа, а с другой — с киммерийскими. На основе аналогий вся серия отнесена им к концу периода В-3, т.е. Х—К вв. до н.э22. Однако при внешнем сходстве схемы их формы, в деталях, и особенно, по составу металла группа неоднородна. Кинжалы с цельнолитым вместе с рукоятью навершием были более ранними. Особенно это подтверждается кинжалом из Фаскау (рис.
1, 16), изготовленным из высокомышьяковистой (Аэ-4, 35 %) бронзы23 и имеющим на навершии следы литника. Такая же технология отливки и у другого кинжала (рис. 1, 15), но его рукоятка дополнительно украшена чеканкой елочным узором. Насечками, с образующими вписанными друг в друга углами сплошь покрыто и навершие. Подобная схема декора, действительно, роднит его с навершиями кинжалов кахетского типа. Особо примечателен среди изготовленных из высокомышьяковистой бронзы (А — 8,17 %) эстетически яркого облика кинжал с грибовидным навершием, отлитым вместе с рукояткой (рис. 1,
17), происходящий из Фаскау. Кинжал не получил своего места в хронологической таблице И. Мотценбеккера24. Поскольку он датирует его периодом Тли-Д (по Г. Коссаку), т.е. VII веком до н.э., что остается как бы за рамками темы
Рис. 1. Древности кобанской культуры в дигорской коллекции А.Коссниерской. Знаковые предметы протокобанского периода Кобан I (начало XIV—пер. пол. XII вв. до н.э.
Верхняя Рутха— 1, 2, 4-8, 12, 14; Фаскау — 3, 9-11, 13, 15-17.
Рисунки по И.Мотценбеккеру (Motzenbacker Ingo. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasischen Bronzezeit. Bestandskataloge. Band 3. Museum ftir Vor- und Frtihgeschichte. Berlin, 1996.
приоритетной в монографии. Вслед за К. Йеттмаром, автор полагает, что в данном экземпляре проглядывает соединение «киммерийских» и «скифских» черт. Основным аргументом для такого предположения, безусловно, послужило некоторое визуальное сходство его перекрестия с перекрестиями кинжалов скифского облика. На фоне совокупности многих других важных деталей этот аргумент, на мой взгляд, не может быть решающим. Изделие это эксклюзивное, парадное, изготовленное, скорее всего, по особому заказу, так как не имеет прямых аналогий. Хотя объемная рукоятка в виде изящной ажурной плетенки была отлита в одноразовой утрачиваемой литейной форме, технологические особенности изготовления близки бронзолитейному делу периода поздней бронзы. Грибовидное навершие отлито вместе с рукояткой. Под навершием сохранилось отверстие, связанное с технологией отливки, как на других ранних кинжалах. Кроме глубоко архаичного состава металла, типичного для изделий Северного Кавказа на переходе от эпохи средней бронзы к поздней25, прослеживаются и другие особенности металлопроизводства и металлообработки, характерные для протокобанского периода. Так первоначально, в рецензии на
книгу И. Мотценбеккера мною было ошибочно указано, что кинжал из Фаскау
26
был цельнолитым26. Однако, более тщательное прочтение в книге текста Указателя27 свидетельствует, что кинжал был составной: ажурная рукоятка была приклепана к клинку двумя (возможно тремя) заклепками. Сам же клинок с заметно выступающим продольным ребром и общими очертаниями близок бронзовому высокомышьяковистому клинку кинжала из погребения
20
Аманъкол протокобанского периода20. Но в деталях оформления кинжала, действительно, имеются также и особенности, заимствованные в оформлении кинжалов кахетского типа XIII—XII вв. до н.э.29 культуры Иоро-Алазанского бассейна. Близка не только техника соединения клинка с рукояткой на кинжалах II подтипа (по К.Н. Пицхелаури), но и манера украшать грибовидное на-вершие геометрическим орнаментом. Только на кинжале из Фаскау он сделан насечкой. Собственно, сходство с бабочковидным придает не сама форма перекрестия, а расположение на нем элементов чеканного узора: два конца ромбовидной плетенки на рукоятке, переходя на перекрестие, образуют тупой угол. Сам же узор (пояски с поперечными насечками, «елочки», пуансонные точки) — все это можно видеть и на других предметах протокобанского периода. Таким образом, ни по конструкции, ни по способу и технологии изготовления, ни по стилю орнаментального оформления бронзовый кинжал из Фаскау вряд ли может быть отнесен не только к раннему железному веку, но даже к заключительному этапу поздней бронзы30. Не изученная до настоящего времени группа кинжалов с грибовидными навершиями открывает возможность более убедительно восстановить звенья местного кавказского развития так называемого кабардино-пятигорского (или «киммерийского») типа кинжалов, а от
них — и форм степного «скифского» облика, как к этому склоняются некото-
-31
рые из исследователей .
Раннекобанский период или Кобан II, хронология которого определяется
мною серединой XII — рубежом Х!—Х, с возможным переходом в начало X века
32
до н.э.32 в Собрании Коссниерской не менее значителен по числу вещей, чем протокобанский период. Десятки предметов разных категорий представлены
здесь также целыми сериями. Особенно выделяются украшения одежды и самые разные модификации кинжальных клинков. Многочисленны ряды специфических форм предметов, характерных только для окрестностей аулов Галиат и Камунта (Верхняя Рутха, Фаскау). Таковы, например, бронзовые сегментовидные височные подвески сложной формы, из узкой прокованной ленты, дважды изогнутой и с концами закрученными в плоские волюты (рис. 2, 1). Аналогии этой форме неизвестны, за исключением находок в окрестностях аула До-
33
нифарс в том же Дигорском ущелье33. Не известны такие подвески и в раннем культурном субстрате Центрального Кавказа. По конструкции (но не по контуру) они отдаленно напоминают дважды изогнутые височные подвески с большими волютами, которые появились единично в памятниках протокобанского периода34 сначала как инновации в местную культуру из памятников Центральной Европы, а в дальнейшем составляли особенность украшений кобанской культуры (Терезе, Кобань). Однако особо массовыми подвески дигорской модификации стали, скорее всего, в период Кобан II. Концом II тыс. до н.э., ближе к рубежу II—I тыс. до н.э. датировал их и Е.И. Крупнов35. В раннекобанский период продолжали бытовать и разнообразные модификации бронзовых полуовальных (или сегментовидных) поясных пряжек, увенчанных зооморфными головками над крючком (рис. 2, 2). Но в отличие от более ранних, скорее всего, в это время самые ранние из них имели не петли, а отверстия для прикрепления к поясу. На следующем этапе (Кобан III) они уже обычны. Пряжки малочисленны в исследуемой коллекции, но составляют типическую черту данного периода. Не много в Собрании и прямоугольных, орнаментированных пряжек длиной 10—12 см (рис. 2, 3), которые были характерны для кобанской культуры этого периода и в других могильниках. Они типичны для погребального инвентаря могил XII—X вв. до н.э. Верхне-Кобанского и Тлийского могильников. Причем самые близкие и массовые аналогии известны в погребениях XI—X вв. до н.э., именно, в Тли, откуда они, видимо, и появились в Дигории36. Из других атрибутов одежды к этому времени относится появление принципиально важного отличительного элемента: арочной фибулы с тонкой дужкой и узким приемником (рис. 2, 8). Они в коллекции Коссниерской также единичны среди их более поздних разновидностей.
К раннекобанскому периоду относилась целая серия бронзовых пластинчатых браслетов с продольным ребром по центру и с завитками на концах (рис. 2, 7). Среди украшений выделяются малые и большие бронзовые крючки с закрученными в разные стороны волютами (рис. 2, 6, 13). Также как и прямоугольные поясные пряжки, они особенно близки крючкам из могил XIII—X вв. до н.э. Тлийского могильника37. По мнению Б.В. Техова, малые крючки служили украшениями одежды, а большие могли быть и поясными пряжками в первоначальный период их появления. Наиболее массово они представлены в могилах Тлийского могильника, датирующихся XII—X вв. до н.э. Именно в период их наибольшей моды в обиходе населения бассейна Большой Лиахвы, они могли проникнуть и в Дигорию. К этому же периоду относились небольшие литые из сурьмы привески в виде стержня, заканчивающегося имитацией волют, закрученных вовнутрь (рис. 2, 4, 5).
К периоду Кобан II относились в коллекции из Верхней Рутхи и многочис-
ленные бронзовые привески в виде фигурок животных с петлей для подвешивания (рис. 2, 9). Чрезвычайно интересен пантеон из всевозможных фигурок с головами животных и хвостами в виде треугольной секиры или тройными кружками (рис. 2, 10). Этот ряд причудливых привесок с отверстием в центре
38
корпуса38, скорее всего, действительно может быть, как полагает Х.Т. Чшиев, свидетельством наличия древнеиранского компонента в мировоззрениях местного кобанского населения39. Вероятно, сакральный смысл имели и особого стиля бронзовые цельнолитые фигурки без петель и отверстий. Они изображали хищника по внешнему облику очень близкого к медведю. Одиночные и парные фигурки были украшены на поясе, шее и ногах выпуклыми поясками из рифленых полосок или волют (рис. 2, 11, 12). Их в коллекции насчитывается более 10 экземпляров. Некоторые фигурки отлиты парами. Аналогии им имеются в этом же могильнике Верхняя Рутха, но из раскопок Е.И. Крупнова. Они имели место только в комплексе 11, в котором исследователь видел погребальный инвентарь разрушенного погребения и относил к наиболее ранним на могильнике40. Из других категорий украшений в это же время продолжали бытовать некоторые более поздние модификации бронзовых булавок с 5-ю выступами на навершиях и экземпляры с лопатообразными навершиями (рис. 2, 20, 21). Атрибутом костюма в начале этого периода были и привески в форме миниатюрных бронзовых кинжальчиков (рис. 2, 19), имитирующих форму ранне-кобанских кинжалов еще периода Кобан К41. В коллекции Коссниерской они также представлены серией из 6-ти экземпляров42. Ранние модификации кинжаловидных привесок имели место и в других памятниках кобанской культуры с более обоснованной датой в пределах второй половины ХП—Х! вв. до н.э.43
К периоду Кобан II в коллекции Коссниерской относились и некоторые типы подлинных бронзовых кинжалов. Наиболее наглядны экземпляры с рукоятками (рис. 2, 16-18). Заметное место занимает серия (рис. 2, 16) цельнолитых кинжалов с треугольно-вытянутым, иногда орнаментированным клинком и ажурной основой для рукоятки из других материалов (по И. Мотцебеккеру — с рамочной рукоятью). Больше всего они известны по раскопкам в Тлийском могильнике44. Однако мне представляется, что определение времени их появления XIII веком до н.э. Б.В. Теховым излишне занижено. Более взвешенным выглядит мнение Мотценбеккера, который определяет их дату не ранее XII веком до н.э., подкрепляя этот вывод данными спектрального анализа одного из кинжалов из Собрания Коссниерской45. Анализ показал, что кинжал относился, в отличие от более ранних, уже к высокооловянистой группе (8и — 13 %). В целом этот тип довольно редкий в памятниках периода Кобан II. В облике таких кинжалов отмечены некоторые гибридные признаки, сочетающие кавказские и переднеазиатские черты. Это отмечал и Е.И. Крупнов, характеризуя особенности их рукояток. По его мнению, особенности рукоятей кинжалов «допускают мысль, что их местное производство связано с кинжалами так называемого переднеазиатского типа II тысячелетия до н.э.»46. Периоду Кобан II принадлежат и два цельнолитых бронзовых кинжала с грибовидными навер-шиями (рис. 2, 17, 18). Сохраняя черты сходства с вышеупомянутыми более ранними, они уже имели существенные принципиальные отличия, доказывающие их более поздний возраст. Теперь навершия для них изготавливались от-
дельно и затем только приклеивались к четырем выступам на вершине рукоятки. Но самое существенное отличие было в рецептуре металла. Они были изготовлены из высокооловянистой бронзы47. Один из них (рис. 2, 17) показал содержание олова 12,98 %. Металл второго кинжала (рис. 2, 18) имел меньший процент (8и — 9,88 %), но также достаточно показательный для выводов.
К раннекобанскому II периоду относились также два бронзовых топора, типичных для центрального варианта культуры. Оба довольно массивные, характерной дважды изогнутой формы, с тремя выпуклыми ребрами на боковых сторонах обуха и овальной проушиной. На обоих экземплярах отсутствовал орнамент. Однако в деталях топоры имели отличия. Один из них (рис. 2, 14) имел узкую лезвийную часть и хорошо оформленную грибообразную пятку на конце
обуха. По всем признакам топор соответствовал так называемым топорам при-
48
кубанской группы, по А.А. Иессену, или типу Д, по П.С. Уваровой48. Второй топор (рис. 2, 15) идеально соответствовал кобанскому типу А, по П.С. Уваровой, или III типу, по Ф. Ганчару и О.М. Джапаридзе49. В отличие от первого, он имел расширенное лезвие с закругленным краем и овальную, слабо выделенную пятку на конце обуха. У специалистов общепринято считать, что оба типа хронологически относились к ранним разновидностям топоров конца II — самого начала I тысячелетия до н.э. Это мнение разделяет и И. Мотценбеккер50. Заметная синхронизация таких топоров с топорами бекешевской группы, датирующейся по последним разработкам XII—X вв. до н.э.51 делает вполне адекватным отнесение их именно к периоду Кобан II. Однако, на мой взгляд, возможна детализация при их сравнительной характеристики. Так еще А.А. Иессен полагал, что тип Д является более ранней разновидностью топоров, чем топоры «классических» ко-банских форм52. В частности, подтверждают это мнение и анализируемые топоры из коллекции Коссниерской. Весьма значимой представляется, помимо формы, разница в составе металла. Хотя оба топора относятся к группе высокооло-вянистых, топор типа Д в рецептуре имеет еще значительную долю мышьяка (соответственно As — 0,84 % при 8и — 6,32 %), что может указывать на переходный характер производства. Второй же топор изготовлен по классической рецептуре этого периода (8и — 10,20% и As — 0,38 %).
Артефакты периода Кобан III в коллекции Коссниерской выделяются более доказательно, поскольку бесспорно относятся по внешнему виду к периоду стабильности кобанской культуры. Этот период, по моей классификации, датируется второй половиной X — началом VII вв. до н.э.53 Большинство предметов происходит из Верхней Рутхи и убедительно сопоставляется с многими аналогичными комплексными находками из других памятников кобанской культуры. Эпохально все изделия периода Кобан III из коллекции — это уже ранний железный век. Однако железных изделий в анализируемом Собрании нет, что объясняется спецификой формирования коллекции: отбирались хорошо сохранившиеся предметы54. Изделия Кобан III, как и в более ранней группе вещей, представлены аксессуарами костюма, некоторыми типами вооружения и элементами доспеха, характерными для классического стиля культуры. Для иллюстрации отобраны наиболее типические, бесспорные предметы самого расцвета данного периода (рис. 3, 1-17). По-прежнему диагностирующими для периода являются полуовальные поясные пряжки, украшенные зооморфными головка-
Рис. 2. Древности кобанской культуры в дигорской коллекции А.Коссниерской. Знаковые предметы раннего периода Кобан II (середина XII — рубеж XI-X, возможно, начало X вв. до н.э.
Верхняя Рутха — 1, 3, 4, 5-8, 10-12, 14-21; Кумбулта — 2, 9; Фаскау — 6, 13.
Рисунки по И.Мотценбеккеру (Motzenbdcker Ingo. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasischen Bronzezeit. Bestandskataloge. Band 3. Museum ffir Vor- und Fmhgeschichte. Berlin, 1996.
ми и имеющие отверстия для прикрепления к поясу (рис. 3, 10). Остаются типичными бронзовые пластинчатые браслеты с завитками на концах (рис. 3, 7). Из других предметов периода Кобан III можно указать зооморфные амулеты типа головки медведя (рис. 3, 3). Стилистически они напоминают привески в форме головки хищника из погребения 45 конца X века до н.э. из Сержень-Юртовского могильника55. Именно к этому периоду, скорее всего, относились прямоугольные поясные пряжки без орнамента (рис. 3, 14) и модифицированной формы височные подвески, дважды изогнутой формы, с волютами на концах (рис. 3, 11). Этим же периодом датируется, хорошо известная и в других памятниках, бронзовая ажурная бляха в виде кольца с крестом в центре, но отличающаяся от других наличием петли на обороте (рис. 3, 9). К периоду Кобан III относятся модификации бронзовых булавок с 5-ю грибовидными выступами с отверстиями или петлями под навершиями (рис. 3, 8). Аналогичного вида булавки имелись в погребениях могильника Фарс, где они достаточно надежно датируются В.Р. Эрлихом I хронологическим горизонтом (IX — первая половина VIII вв. до н.э.). Исследователь полагает, что они проникли в Прикубанье из кобанской культуры56. Заметное место в Собрании принадлежит многочисленным гладким и витым гривнам, аналогичным таким же изделиям из других ко-банских памятников периода Кобан III (рис. 3, 6). К этому же периоду, безусловно, относились и многочисленные бронзовые фибулы с узким приемником, арочные витые или утолщенные дужки которых приобретают более симметричные очертания (рис. 3, 2-4). Маркером периода служит фибула, имеющая на концах дуги кольцевидные утолщения и узкий орнаментированный приемник. На нем изображен выполненный гравировкой олень с повернутой назад головой (рис. 3, 1). В этом изобразительном стиле выполнен и рисунок на единственном орнаментированном топоре без точного указания места находки (рис.
3, 12), но, бесспорно, происходящий из окрестностей Кумбулты или Камунты. Топор имел прямой обух, расширенное лезвие с овальным контуром края и слабо выделенную пятку обуха (тип Б, по П.С. Уваровой). Богатый декор, выполненный гравировкой и чеканкой, покрывает всю поверхность изделия. Орнаментирована даже пятка топора. Веревочным узором выделены продольные ребра на обухе. Широкий поясок на шейке сочетает узор из треугольников, «елочных» вертикальных поясов и чеканных точек. Но самое примечательное на топоре — это изображение на обеих сторонах лезвия стоящего на «цыпочках»» зверя с когтистыми лапами, оскаленной мордой и торчащими ушами. Хвост зверя в виде колоса опущен вниз; голова повернута назад. И. Мотценбек-кер приводит топору аналогию из погребения 432 Тлийского могильника и относит изделие к периоду Тли-С — началу Тли-Д (по Г. Коссаку), т.е. к скиф-57
скому времени57. Однако, дажде на беглый взгляд, приведенная параллель не соответствует топору из Дигории50. Тщательная разработка графического стиля кобанских и колхидских топоров, предпринятая А.Ю. Скаковым59 отводит топору из коллекции Коссниерской место в третьей хронологической группе своей классификации60, что более соответствует действительности. На мой взгляд, изображение все же занимает гибридное положение в этой схеме. Статичная поза на «цыпочках», вытянутые ноги, кончающиеся когтями, близки к фигуре зверя на топоре из погребения 76 из Тли61, который по другим признакам соот-
ветствует второй хронологической группе А.Ю. Скакова. В то же время поворот головы, поясок на шейке, отделка обуха — это признаки третьей группы. Если относительная хронологическая последовательность изменения графического стиля четырех разработанных А.Ю. Скаковым групп представляется достаточно
убедительной, то их абсолютные даты требуют уточнения. Вряд ли они были
62
столь жестко разграничены по векам, как это полагает А.Ю. Скаков . Например, подобному мнению явно противоречит дата, предложенная исследователем для изображения зверей с повернутой назад головой. А.Ю.Скаков относит появление такой позы только на топорах третьей хронологической группы, которую он в абсолютных цифрах определяет не ранее VIII века до н.э. В то же время, невозможно игнорировать известные факты существования подобной
позы зверей на расписной керамике переднеазиатских памятников, бесспорно
63
относящихся к концу IX — первой половине VIII вв. до н.э.63 Весьма вероятно, что этот сюжет проник на Кавказ из Передней Азии, как и некоторые другие элементы культур конца II — начала I тыс. до н.э. из Ассирии,древней Мидии и Луристана64. В настоящее время все больше выявляется археологических свидетельств в пользу того, что население Дигорского ущелья имело активные связи с Передней Азией через Закавказье. И на этом пути заметное место занимала территория древнего Урарту, о чем неоднократно упоминалось в специальной литературе. К известным случайным находкам конского снаряжения (прорезные бляхи, колокольчики) и даже очевидного импорта в виде урартского шлема VIII в. до н.э. с надписью «склад Аргишти»65 следует прибавить и бронзовое на-вершие булавы из коллекции Коссниерской (рис. 3, 13). Аналогии навершию И. Мотценбеккер приводит из Тлийского могильника66. Однако вещь явно не
соответствует по форме тлийским экземплярам XII—X вв. до н.э. и представляет
67
собой одну из модификаций урартских наверший67. Ближе анализируемому на-вершию являются навершия из Учкулана в коллекции графа Зичи и четыре экземпляра из кладов северо-восточной территории Венгрии. Находка из анализируемой коллекции еще раз подтверждает предположение о посредничестве носителей кобанской культуры в существовавшем обмене между Закавказьем и Центральной Европой68.
К безусловно сенсационным относится наличие в составе Собрания Косс-ниерской подковообразного бронзового нагрудника так называемой «пектора-ли» из Верхней Рутхи (рис. 3, 16). Вслед за И. Мотценбеккером и мною69, эта очень важная вещь не только получила интерпретацию другими исследователями, но и способствовала успешному поиску других аналогичных изделий в этом же районе70. Теперь их достоверно известно на Кавказе 9 экземпляров, причем
6 экземпляров — в ареале кобанской культуры. И. Мотценбеккер относил «пек-тораль» к защитному снаряжению лошадей колесничих; вслед за А.А. Иессеном
я полагала, что пластины являлись элементами комбинированного доспеха 71
воина71. Предположение о дополнительных свидетельствах в пользу принад-
72
лежностей кавказских «пекторалей» к конскому снаряжению вызвало аргу-
ментированное и вполне справедливое, на мой взгляд, контрвозражение
А.И. Иванчика73. Несомненная связь «пекторалей» с шлемами ассирийского
типа свидетельствует о едином репертуаре воинского облачения. Это, безуслов-
но, местная кобанская новация, но появившаяся не без влияния идей Передне-
го Востока. Нет однозначного мнения и по поводу хронологии «пекторалей». Пока не убеждает аргументация в пользу того, чтобы принять «дату их появления концом VIII или рубежом VIII—VII вв. до н.э.»74, поскольку она основывается, решающим образом, на относительной хронологической последовательности изменения деталей конской сбруи. Но абсолютная хронология выделенных этапов, учитывая весь контекст окружающих материалов, во многом остается дискуссионной. В связи с этим заслуживает внимания замечание
А.И. Иванчика об относительной разновременности комплексов вещей, с ко-
75
торыми обнаружены «пекторали» . Исходя из проверенного А.Ю. Скаковым факта хронологического изменения графического стиля изображений на ко-банских топорах, по мере его развития от более сложного к простому, можно полагать, что такая же тенденция с рубежа II—I тысячелетия до н.э. имела место и в торевтике. В таком случае наиболее ранней предстает «пектораль» именно из коллекции Коссниерской. На ней выбиты еще не три конусовидных выступа, а девять, с очень плотно расположенным концентрическим орнаментом (от 7 до 13 кругов) и отсутствием узора в виде ромбиков. Следующий этап изменения стиля предстает на «пекторали» из Эшери с тремя выпуклостями и змеями. Причем изделие сопровождалось архаичным инвентарем. Дальнейшее упрощение стиля прослеживается на «пекторали» из погребения 14 могильника 76
Клин-яр-III . Она украшена также тремя выпуклостями без ромбиков и сопровождалась конской уздой «с архаичными чертами оформления», нижняя
грань которой датирована не позднее «последней четверти (а возможно даже и 77
трети) VIII в. до н.э.» . Еще близка к этой стадии изменения узора и «пекто-раль» из погребения 1 Султангорского-I-ro могильника. В ее узоре по-прежнему еще три конические выпуклости, но уже в сочетании с единичными
78
ромбиками . Главное же в том, что в комплексе теперь присутствуют наконечники стрел новочеркасского типа ранней модификации, близкой лавролистной форме негативов литейной формы Новочеркасского клада, отнесенной мной к концу первой половины — началу второй половины VIII в. до н.э., фазы ДНЧТ-II79, хотя само погребение 1 входит в группу «классических» новочеркасских. Наконец, образцом самого позднего изменения стиля орнамента являются элементы декора на «пекторали» из Бештаугорского клада. Она украшена всего одним конусовидным выступом в кольце из многих ромбиков. Кроме того, сопровождалась крупной нагрудной бляхой с узором, выполненным в том же стиле, новочеркасскими наконечниками стрел и бронзовым котлом сибирского типа. Выпуклые чеканные ромбики на поясах и бронзовой посуде — типичный орнаментальный мотив, известный в погребениях Тлийского могильника. Впервые он представлен на бронзовом поясе в погребении 385, в
комплекс которого входил орнаментированный топор первой хронологической
80
группы (X в. до н.э.) по А.Ю. Скакову80. Продольные полосы из мелких ромби-
81
ков образуют на поясе изощренный, сложный по исполнению узор81. Столь же
эпизодически узор в виде выпуклых ромбиков выглядит в погребении 417 с
82
топором третьей хронологической группы (VIII в. до н.э.), по А.Ю. Скакову82.
83
Здесь более крупные выпуклые чеканные ромбики опоясывают кружку83. Но наиболее типичен орнамент из таких же выпуклых ромбиков на бронзовых ситулах, крэжках и поясах из погребений 49, 51, 362, 401, 405, 40984, где все эти
изделия сочетаются с топорами четвертой хронологической группы (VII в.
05
до н.э.), по А.Ю. Скакову05. Как очевидный раритет, происходящий из высокогорья Центрального Кавказа, находится парадное бронзовое блюдо, орнаментированное ромбиками, в кургане 20 Нартанского могильника раннескифского периода86.
Таким образом, выше приведенные наблюдения позволяют предполагать, что бронзовый нагрудник из Верхней Рутхи является наиболее ранним из всего ряда известных «пекторалей», то есть маркирует начало периода Кобан III, где-то в пределах рубежа X—IX, может быть IX в. до н.э. В то время как бештау-горский соответствует заключительному этапу Кобан III. На дату К—УШ вв. до н.э. указывают еще два неожиданных для верхнерутхинских кобанских древностей предмета из анализируемой коллекции. Возможно, они, так же как и «пектораль», имеют отношение к защитному воинскому облачению. Это крупные (дм. 9,5 и 9,3 см) круглые бронзовые бляхи, выпукло-вогнутой формы, с конусовидной шишечкой в центре. По бокам бляхи друг против друга две петельки из бронзовых пластинок, продернутых через прорези на самом краю
(рис. 3, 15). И. Мотценбеккер предполагает, что петельки служили для прикре-
07
пления к материи или коже07. По его мнению, бляхи могли иметь отношение и
00
к конской сбруе, и к одежде00. Последнее представляется более соответствующим действительности. Бляхи не имеют аналогий среди кобанских вещей, но весьма близки по внешнему виду бронзовым бляхам уздечных наборов К—УШ вв. до н.э. из Урарту (Макарашен, Кировокан). Последние, однако, имели с внутренней стороны петлю для продергивания ремня09. Не исключено, что к защитным деталям доспеха относилась еще одна крупная (10х10 см) бляха из Верхней Рутхи, но отличавшаяся внешне от вышеописанных. Ее пирамидальную форму (рис. 3, 17) И. Мотценбеккер сравнивает с мелкими бляшками из Тлийского могильника90, но это сравнение не кажется мне удачным. Ни по размерам, ни по орнаментации она не имеет точных аналогий. Однако по стилю и по технике исполнения узора (выпуклые концентрические кружки) бляха вполне может быть синхронна «пекторали».
Позднекобанский период, или Кобан IV (середина VII — начало IV вв. до н.э.) представлен в коллекции Коссниерской предметами, относящимися к самому началу этого хронологического этапа, т.е. к этапу Кобан ^а91. При этом среди подавляющего числа предметов данного этапа, опубликованных в монографии И. Мотценбеккера, также как и ранее описанных более древних, все же мало узнаваемых, надежно датированных изделий (рис. 4, 1-24). Хотя в коллекции они составляют целые серии. Многие из них дублируют однотипные, давно известные находки из старых раскопок в Дигории В.И. Долбежева и Е.И. Крупнова92. В массе своей почти все аналогичные категории предметов в настоящее время досконально охарактеризованы и на более высоком уровне классифицированы в свете и на основе самых последних полевых исследований А.П. Мошинского93. При всем искусственном характере подборки вещей при формировании Собрания Коссниерской, невозможно не заметить, на первый взгляд, странную особенность. В ее составе отсутствовали такие, казалось бы, обычные для периода Кобан IV зрелищно яркие изделия как бронзовые наконечники стрел и украшений, выполненные в скифском зверином стиле. Имен-
Рис. 3. Древности кобанской культуры в дигорской коллекции А.Коссниерской. Знаковые предметы классического периода Кобан III (начало втор. пол. X — начало VII вв. до н.э.
Верхняя Рутха — 1, 3-5, 7, 8, 11, 14-17; Фаскау — 2, 6, 9, 10, 12, 13; Рахта — 9. Рисунки по И.Мотценбеккеру (Motzenbacker Ingo. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasischen Bronzezeit. Bestandskataloge. Band 3. Museum fur Vor- und FrUhgeschichte. Berlin, 1996.
но этим отсутствием надежных хронологических реперов общий позднекобан-ский репертуар анализируемой коллекции отличается от синхронных, но комплексных погребальных инвентарей могил Гастон Уота94.
В целом типический облик позднекобанского периода в коллекции составляют единичные экземпляры оригинальных бронзовых булавок (рис. 4, 1, 10). Некоторые из них по стилю напоминают западнокобанские предметы из могил конца VII — начала VI вв. до н.э. Например, изящная гвоздевидная булавка с объемной фигуркой птички у отверстия на навершии (рис. 4, 10) аналогична копоушке из погребения 6 могильника Уллубаганалы-295. Близки этой булавке и некоторые синхронные ей булавки III типа 4-го варианта из бассейна Баксана96, а также булавка из погребения 7, датированного сер. V в. до н.э.97 К данному периоду могут быть отнесены модифицированные типы бронзовых арочных фибул разного размера (рис. 4, 2, 6). К поздним в пределах VII — начала VI вв. до н.э. относятся дуговидные фибулы с овальной формы сечением и утолщениями на дужке из Верхней Рутхи (рис. 4, 6). К этому времени могут быть отнесены довольно примитивные браслеты из узкой, треугольной в сечении пластины (рис. 4, 5) и гривна из тонкого прута с нанизанными очковидными привесками (рис. 4, 4). Близкая аналогия ей имеется в погребении 1/76 (раскоп II) конца первой половины VII в. до н.э. Сержень-Юртовского могильника98. Бесспорно, к этому же периоду относится многочисленная серия бронзовых поясных пряжек, характерных как для всего ареала культуры периода Кобан ГУа (рис. 4, 13, 20, 22, 24), так и составляющих специфику культуры Дигории (рис. 4, 11, 12, 14, 21, 23). Они датируются, по мнению А.П.Мотттин-ского, в большинстве своем рубежом VГI—VI — началом VI вв. до н.э., но встречаются в могилах Гастон Уота еще в первой половине IV в. до н.э.99 Периодом Кобан ^а датируется и бронзовый наконечник (Фаскау или Кумбулта), украшенный рельефными зооморфными головками (рис. 4, 3). По размерам (высота 5,4; дм. 3,3 см) он вполне мог быть наконечником для ритуального посоха. Из предметов, имеющих отношение к оружию позднекобанского периода, относятся в Собрании Коссниерской часть бронзовой рукоятки (рис. 4, 9) и три бронзовых наконечника для ножен кинжалов (рис. 4, 7, 8, 18). Один из них исполнен в виде клыкообразной фигуры (Верхняя Рутха), два других в зооморфном стиле (Фаскау). Мотив орлиноголового грифона (рис. 4, 8) довольно широко известен в кобанской культуре в ареалах всех ее трех вариантов, в том числе и в Дигории100. В.Б. Виноградов допускал формирование их облика в кобан-ском искусстве независимо от скифских похожих образцов и датировал такие наконечники первой половиной VI в. до н.э.101. Однако, судя по комплексам
Кливанского могильника, подобные наконечники украшали ножны кинжалов
102
и в первой половине V в. до н.э.102 К периоду Кобан IV в анализируемой коллекции принадлежит и изящный, вероятно, отлитый в утрачиваемой литейной форме, орнаментированный «ковровым» елочным узором в сочетании с волнистообразным пояском бронзовый наконечник из Фаскау. Он завершается рельефно моделированной головой хищника, близкого изображению волка (рис. 4,
18). Аналогичные, но менее парадные наконечники известны в Каррасском и
103
Белореченском Ьом могильниках103. Особенно важен для достоверной датировки в пределах V в. до н.э. белореченский наконечник из погребения № 3104.
По совершенству отделки деталей, по использованию архаичных элементов в стиле узора (рельефная «елочка» и «волна»), по близости к собственно кобан-скому звериному стилю наконечник из коллекции Коссниерской, возможно, относится к наиболее ранним из известных аналогичных образцов.
К позднекобанскому периоду в коллекции Коссниерской относились также некоторые детали конского убранства и узды. Это многочисленные бронзовые колокольчики разных размеров и модификаций (рис. 4, 15-17) и бронзовые петельчатые удила (рис. 4, 19). Дата колокольчиков весьма широкая, особенно миниатюрных размеров, в пределах VI—IV вв. до н.э.105 Но массивный крупный колокольчик (рис. 4, 17) находит ближайшие аналогии и в памятниках конца VII в.106 и, в особенности, в VI в. до н.э. Например, в Абхазии такой колокольчик найден в комплексе с чернофигурной вазой107. Ближайшая аналогия удилам имела место в погребении № 6 VI в. до н.э. Кызылкалинского могильника
108
на западе ареала кобанской культуры108.
Таким образом, анализ кобанских древностей из коллекции Коссниерской, увидевшей свет благодаря труду И. Мотценбеккера109, показал, что «забытые» археологические материалы из Дигории (Верхняя Рутха, Фаскау, Рахта и др.) обладают высоким научным потенциалом. Проведенная в статье работа на основе новейших современных полевых достижений по вычленению и систематизации из общей массы изделий ее кобанской части показала, что эта часть представляет особую ценность. Систематизация этих материалов свидетельствует о том, что в коллекции Коссниерской выявляются типические группы изделий кобанской культуры, как самого раннего периода (Протокобанский этап), так и самого позднего, рубежа V—IV вв. до н.э.
Анализ материалов позволил не только упорядочить хронологическую последовательность групп вещей кобанского типа, но и выявить среди них, кроме давно известных категорий, уникальные, необычные для данного географического региона (кинжал с ажурной рукояткой, нагрудник-«пектораль», бляхи от защитного доспеха, булавки с навершием в виде розетки и т.п.).
В ряде случаев прослежен процесс эволюции формы некоторых изделий. Причем этот процесс отражает и хронологическую последовательность развития типов (топоры, кинжалы с грибовидными навершиями рукояток, сегментовидные поясные пряжки, булавки и т.п.).
Предложенная в статье более четкая хронологическая периодизация могильных древностей эпохи поздней бронзы — раннего железа из коллекции Косс-ниерской дает более упорядоченное представление о динамике развития кобан-ской культуры в Дигорском ущелье. Исследование массовых серийных изделий кобанской культуры из Верхней Рутхи и ближайшего к ней окружения, составивших значительную часть данной коллекции, подкрепляет неоднократно высказанное мною предположение об особом значении в древней металлообработке Центрального Кавказа т.н. Дигорско-Тлийско-Рачинского «треугольника». В этом ареале автономно аккумулировались, экспериментировались и трансформировались сообразно местным вкусам достижения в области метал-лопроизводства не только переднеазиатских и закавказских культур (Урарту, Ассирия, Луристан), но и культур Восточной и Западной Европы. Потому, кроме форм вещей, напоминающих о луристанских, ассирийских и урартских про-
Рис. 4. Древности кобанской культуры в дигорской коллекции А.Коссниерской. Знаковые предметы позднего периода Кобан IV (середина VII — нач. IV вв. до н.э. Верхняя Рутха — І, 2, 4-7, 9-ІІ, І4-16, І9-24; Фаскау — 3, 8, І2, І3, І7.
Рисунки по И.Мотценбеккеру (Motzenbdcker Ingo. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasischen Bronzezeit. Bestandskataloge. Band 3. Museum far Vor- und Frahgeschichte. Berlin, І996.
тооригиналах, в коллекции Коссниерской из разоренных могил Верхней Рутхи можно увидеть кинжалы, близко напоминающие раннесрубные, разные варианты манжетовидных браслетов, форм близких тем, что известны в кладах эпохи бронзы Подунавья. Можно встретить бронзовые бляхи, напоминающие экземпляры из раннегаллштаттских древностей Альпийского региона, а также дуговидные фибулы с гравированными зооморфными изображениями на приемниках, повторяющие стиль декора на фибулах конца II тысячелетия до н.э. островной Греции.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960; Техов Б.В. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н.э. М., 1977; Kossack G. Tli Grab 85. Bemerkungen zum Beginn des skythenzeitlichen Formenkreises im Kaukasus // Beitrage zur allgemeinen und vergleichenden Archaologie. Bd. 5. 1983; Козенкова В.И. Хронология кобанской культуры: достижения, опыт уточнения, нерешенные проблемы // СА. 1990. № 3; Reinhold S. Die Spatbronze — und fruhe Eisenzeit im Kaukasus // Uni versitatsfor-schungen zur prahistorischen Archaologie. Bd. 144. Bonn, 2007; ЧшиевХ.Т. Памятники кобанской культуры на территории Северной Осетии // Археология Северной Осетии. Ч. 1. Владикавказ, 2007.
2. Motzenbacker Ingo. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasi-schen Bronzezeit. Bestandskataloge. Bd. 3. Museum fur Vor- und Fruhgeschichte. Berlin, 1996.
3. Алексеева Е.П. Поздне-кобанская культура Центрального Кавказа // Ученые записки ЛГУ, серия исторических наук. Вып. 13. Л., 1949. С. 226-237; Крупнов. Ук. соч. С. 210-214; Козенкова В.И., Мошинский А.П. Кобанская культура Кавказа: генетические корни и условия формирования (третья четверть II тыс. до н.э.) // Историко-археологический альманах. Вып. I. Армавир-Москва, 1995. С. 48-52.
4. Козенкова В.И. Рецензия: Ingo Motzenbacker. Sammlung Kossnierska. Der digorische Formenkreis der kaukasischen Bronzezeit. Bestandskataloge. Bd. 3. Berlin: Museum fur Vor- und Fruhgeschichte, 1996 // СА. 1999. № 2. С. 223-229.
5. Motzenbacker I. Sammlung Kossnierska. Der digorische... Рис. 12. В, I-3; 1200-900 гг. до н.э.
6. Козенкова В.И. Хронология кобанской культуры: достижения, опыт уточнения, нерешенные проблемы // СА. 1990. № 3 она же. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы и в раннем железном веке (Узловые проблемы происхождения и развития кобанской культуры). М., 1996.
7. Козенкова. Культурно-исторические процессы... С. 91. Рис. 34.
8. Там же. С. 116.
9. Мошинский А.П. Новая интерпретация кобанских птицевидных блях // Методика исследования и интерпретация археологических материалов Северного Кавказа. Орджоникидзе, 1988. С. 34-42.
10. Козенкова В.И. Датировка кобанской культуры в трудах А.А.Иессена (в свете последних археологических данных) // КСИА. Вып. 192. М., 1987. С. 43; 1989. С. 14,
15. Рис. 2
11. Козенкова. Культурно-исторические процессы... С. 93, табл. 2; рис. 40, 10.
12. Motzenbacker. Op. cit. S. 28. Рис. 12.
13. Марковин В.И. Константиновская группа курганов эпохи бронзы у г. Пятигорска //Древности Северного Кавказа. М., 1999. Рис. 7, 6; 11, 12.
14. Кореневский С.Н. Новые данные по металлообработке докобанского периода в
Кабардино-Балкарии // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии. Т. I. Нальчик, 1984. С. 278, 281.
15. Козенкова, Мошинский. Ук. соч. С. 51.
16. Техов Б.B. Стырфазские кромлехи. Цхинвали, 1974. С. 32. Рис. 38, 7, 10; 2000. С. 91.
17. Там же. С. 24. Рис. 32, 2.
18. Motzenbdcker. Op. cit. С. 42-48, 51.
19. Техов Б.B. Новый памятник эпохи поздней бронзы в Южной Осетии. Владикав-каз-Цхинвали, 2000. С. 113.
20. Мошинский А.П. Древности горной Дигории VII—IV вв. до н.э. М., 2006. Рис. 25, 9.
21. Бочкарев B.C. Новые данные о Прикубанском очаге металлургии и металлообработке эпохи поздней бронзы // Между Азией и Европой. Кавказ в IV-I тыс. до н.э. К 100-летию со дня рождения А.А. Иессена. СПб., 1996. С. 96, 97 и таблица.
22. Motzenbdcker. Op. cit. S. 76, 77. Рис. 12.
23. Ibid. S. 129.
24. Ibid. S. 28. Рис. 12.
25. Кореневский. Ук. соч. С. 268, 274, 281.
26. Козенкова. Рецензия: Ingo Motzenbacker. Sammlung Kossnierska. Der digorische... С. 227.
27. Motzenbdcker. Op. cit. S. 146. Кат. N« 51.
28. Козенкова B.И. Кобанская культура. Западный вариант // САИ. 1989. Вып. В2-5. Табл. XXXVII, Г. 8; Кореневский. Ук. соч. С. 262. Рис. 8, 24; с. 286, Приложение. Табл. 1, анализ М 21360.
29. Пицхелаури К.Н. Древняя культура племен, населявших территорию Иоро-Ала-занского бассейна. Тбилиси, 1965. (на грузинск.яз; резюме на русском). С. 125-137,табл.IX.
30. Данная статья была уже подготовлена к печати, когда появилась публикация новейшей находки близкого типа кинжала периода Кобан I из Адайдонского могильника в Северной Осетии (ЧшиевХ.Т. Памятники кобанской культуры на территории Северной Осетии // Археология Северной Осетии. Ч. 1. Владикавказ,
2007. Рис. 4, 7).
31. Исмагилов Р.Б. Меч скифского типа: истоки происхождения // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980. С. 88, 93.
32. Козенкова B.И. Оружие, воинское и конское снаряжение племен кобанской культуры (систематизация и хронология). Западный вариант // САИ. 1995. Вып. В2-5. С. 93-96. Рис. 35.
33. Крупнов Е.И. Материалы по археологии Северной Осетии докобанского периода // МИА. М 23. М.-Л., 1951. С. 61. Рис. 21, 3.
34. Козенкова. Оружие, воинское и конское снаряжение... С. 118.
35. Крупнов. Материалы по археологии Северной Осетии... Рис. 27, ряд VIII, 15.
36. Техов Б.B. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н.э. М., 1977. С. 139. Рис. 102, 36-3S.
37. Там же. С. 60. Рис. 55, 1, 3.
38. Motzenbdcker. Op. cit. Tafl. 67, 1-4, 13, 14.
39. Чшиев Х.Т. К вопросу о семантике кобанских птицевидных привесок // Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Вып. 5. Армавир, 2005. С. 96-98.
40. Крупнов. Древняя история Северного Кавказа. С. 223, 236. Рис. 34.
41. Козенкова. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы... С. 118-124. Рис. 44, 45, S.
42. Motzenbdcker. Op. cit. S. 165, 166, М 511, 516.
43. Козенкова B.И. Биритуализм в погребальном обряде древних «кобанцев». Могильник Терезе конца XII—VIII вв. до н.э. // Материалы по изучению историко-культурного наследия Северного Кавказа. Вып. V. М., 2004. С. 125. Табл. 17, 15, 1б.
44. Техов Б.B. Центральный Кавказ в XVI—X вв. до н.э. М., 1977. С. 99. Рис. 1-5.
45. Motzenbdcker. Op. cit. С. 76.
46. Крупнов. Древняя история Северного Кавказа. С. 221.
47. Motzenbdcker. Op. cit. S. 129, анализы М 307 и 308.
48. Крупнов. Древняя история Северного Кавказа. С. 83. Рис. 8, 1.
49. Там же. Рис. 8, 3.
50. Motzenbdcker. Op. cit. S. 65, 66.
51. Бочкарев B.C. Новые данные о Прикубанском очаге металлургии и металлообработке эпохи поздней бронзы // Между Азией и Европой. Кавказ в IV—I тыс. до н.э. К 100-летию со дня рождения А.А.Иессена. СПб., 1996. С. 97.
52. Иессен A.A. Прикубанский очаг металлургии и металлообработки в конце медно-бронзового века // МИА. М 23. М-Л., 1951. С. 104, 105.
53. Козенкова. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы... С. 96-99. Рис. 36).
54. Козенкова. Рецензия: Ingo Motzenbacker. Sammlung Kossnierska. Der digorische... С. 224.
55. Козенкова. У истоков горского менталитета. Могильник эпохи поздней бронзы — раннего железа у аула Сержень-Юрт, Чечня // Материалы по изучению историкокультурного наследия Северного Кавказа. Вып. III. М., 2002. С. 128. Табл. 35, 14.
56. Эрлих B.P. Северо-Западный Кавказ в начале железного века. М., 2007. С. 187. Рис. 106, 2.
57. Motzenbdcker. Op. cit. S. 65.
58. Техов Б.B. Бронзовые топоры Тлийского могильника. Тбилиси, 1988. Рис. 52.
59. Скаков AM. К вопросу об эволюции декора кобано-колхидских бронзовых топоров //Древности Евразии. М., 1997. С. 70-87.
60. Там же. С. 125.
61. Техов Б.B. Бронзовые топоры Тлийского могильника. Тбилиси, 1988. Рис. 45.
62. Скаков AM. Погребальные памятники Бзыбской Абхазии X-VII вв. до н.э. // РА.
2008. М 1. С. 20.
63. Medvedskaya I.N. A study on the chronological parallels between Greek geometric style and Sialk-B painted pottery // Iranica antique. Vol. XXI. Gent., 1986. Pl. V, 5.
64. Козенкова. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы... С. 97.
65. Иванчик AM. Киммерийцы и скифы // Степные народы Евразии. Т. II. Москва, 2001. С. 240. Рис. 116.
66. Motzenbdcker. Op. cit. S. 69. Рис. 34, 4.
67. Есаян C.A. Оружие и военное дело Древней Армении (III—I тыс. до н.э.). Ереван,
1966. С. 55, 56. Табл. X, 10, 11.
68. Козенкова. Оружие, воинское и конское снаряжение... С. 79. Табл. XXIII, 5.
69. Motzenbdcker. Op. cit. S. 80; Козенкова. Рецензия: Ingo Motzenbacker. Sammlung Kossnierska. Der digorische... С. 228.
70. Bальчак С.Б., Скаков AM. Дигорские «пекторали» предскифского периода // РА.
2003. No 3. С. 114-122. Рис. 3.
71. Козенкова. Оружие, воинское и конское снаряжение... С. 96, 97.
72. Махортых C.B., Черненко E.B. О кавказских «пекторалях» VIII—VII вв. до н.э. // РА. 1995. М 2. С. 24-25.
73. Иванчик. Ук. соч. С. 256.
74. Bальчак, Скаков. Ук. соч. С. 119.
75. Иванчик. Ук. соч. С. 247.
76. Там же. С. 250. Рис. 122.
77. Дударев С.Л. Взаимоотношения племен Северного Кавказа с кочевниками Юго-Восточной Европы в предскифскую эпоху. Армавир, 1999. С. 164.
78. Там же. С. 335. Рис. 107, 1.
79. Козенкова B.K Древности новочеркасского типа: фазы межкультурных контактов кобанской культуры // Археологические памятники раннего железного века юга России. М., 2004. С. 77-79.
80. Скаков AM. К вопросу об эволюции декора кобано-колхидских бронзовых топоров //Древности Евразии. М., 1997. С. 73.
81. Техов БЗ. Тайны древних погребений. Владикавказ, 2002. С. 341. Табл. 60, 10.
82. Скаков. К вопросу об эволюции... С. 79.
83. Техов. Тайны древних погребений... Табл. 90, 90а.
84. Техов Б^. Тлийский могильник. Каталог. Т. II. Тбилиси, 1981. Рис. 53, 97; 2002. Табл. 32, 82, 154-156.
85. Скаков. К вопросу об эволюции... С. 82-85. Рис. 1; 2008. С. 21.
86. Батчаев B.М. Древности предскифского и скифского периодов // Археологические исследования на новостройках Кабардино-Балкарии. Т. 2. Нальчик, 1985. Табл. 48, 3S.
87. Motzenbdcker. Op. cit. Tafl. 34, 2, 3. Кат. М 875, 876.
88. Ibid. S. 81.
89. Мартиросян A.A. Армения в эпоху бронзы и раннего железа. Ереван, 1964. С. 212. Рис. 84, 2, 3. Табл. XXI, 24, 25.
90. Motzenbdcker. Op. cit. S. 128.
91. Козенкова. Культурно-исторические процессы на Северном Кавказе в эпоху поздней бронзы... С. 99-103.
92. Там же Рис. 37.
93. Мошинский A.n. Древности горной Дигории VII—IV вв. до н.э. М., 2006.
94. Там же. Рис. 2-9.
95. Козенкова BM. Материальная основа быта кобанских племен. Западный вариант // САИ. 1998. Вып. В2-5. С. 83. Tабл. XXVII, 7.
96. Там же. С. 65. Табл. XXI, 9-12.
97. Мошинский. Ук. соч. С. 64. Рис. 37, 6.
98. Козенкова. У истоков горского менталитета.... С. 128. Табл. VI; табл. 71, S.
99. Мошинский. Ук. соч. С. 204. Рис. 45.
100. Boльная Т.Н. Прикладное искусство населения Притеречья середины I тысячелетия до н.э. Владикавказ, 2002. С. 77. Рис. 3; Мошинский A.n. Древности горной Дигории VII-IVвв. до н.э. М., 2006. С. 17.
101. Bинoградoв B.Б. Центральный и Северо-восточный Кавказ в скифское время. Грозный, 1972. С. 144, 145.
102. Козенкова BM. Специфика некоторых атрибутов костюма древних «кобанцев» как показатель процесса миграций // Северный Кавказ и мир кочевников в раннем железном веке. М., 2007. С. 268. Рис. 9, 2.
103. Козенкова. Оружие, воинское и конское снаряжение... С. 65. Табл. XV, 6, 9.
104. Bинoградoв. Ук. соч. С. 168.
105. Мошинский. Ук. соч. С. 68. Рис. 45.
106. Там же. Рис. 39.
107. Шамба Г.К. Древний Сухум (поиски, находки, размышления). Сухум, 2005. С. 120-123. Рис. 33-А, 4.
108. Козенкова. Оружие, воинское и конское снаряжение... Табл. XXVI, 11.
109. Motzenbdcker. Op. cit.
POTENTIAL OF «FORGOTTEN» GATHERINGS: KOBAN CULTURE ANTIQUITIES WITHIN THE KOSSNIERSK'S COLLECTION
V.I. Kozenkova
The article gives the scientific characteristics of Kobanskaya culture artefacts in Kossnierskaya's collection from Berlin Museum and offer their systematization, according to the author's chronology, attracting late workings done by the researchers on similar subjects. The author recognizes typical groups of Kobanskaya culture products within Kossnierskaya's collection, both for the earliest period (Protokoban stage) and the latest one at the turn of the 5th — 4th cc. BC. The analysis of materials has allowed to regulate the chronological sequence within groups of the Kobanskaya type artefacts and to reveal among them some unique things unusual to the given geographical region (a dagger with the openwork handle, a bib «pectoral», metal plates out of the protective armour, a pin with the socket, etc.).
