Научная статья на тему 'О перстосложении для крестного знамения и благословения'

О перстосложении для крестного знамения и благословения Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
203
34
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «О перстосложении для крестного знамения и благословения»

Санкт-Петербургская православная духовная академия

Архив журнала «Христианское чтение»

П.С. Смирнов

О перстосложении для крестного знамения и благословения

Опубликовано:

Христианское чтение. 1904. № 2. С. 214-237.

@ Сканированій и создание электронного варианта: Санкт-Петербургская православная духовная академия (www.spbda.ru), 2009. Материал распространяется на основе некоммерческой лицензии Creative Commons 3.0 с указанием авторства без возможности изменений.

СПбПДА

Санкт-Петербург

2009

О ПЕРСТОСЛОЖЕНІИ

ДЛЯ КРЕСТНАГО ЗНАМЕНІЯ II БЛАГОСЛОВЕНІЯ *).

80 УЧЕНІЮ раскольниковъ, двуперстіе, содержимое ими. будучи предано отъ Христа, существовало во времена апостоловъ, и затѣмъ неизмѣнно держалось въ право-5 славной вселенской церкви до конца X столѣтія, когда

у было передано съ христіанскою вѣрою па Русь, и даже далѣе—до тѣхъ поръ, пока наконецъ иподіаконъ Дамаскинъ не научилъ грековъ троеперстію. Въ виду этого мы должны обратиться къ исторіи перстосложелія въ Греко - восточной церкви.

Итакъ, какое перстосложеніе существовало въ восточной церкви? Общій отвѣтъ на этотъ вопросъ тотъ, что христіане вселенской церкви въ разное время и по разнымъ мѣстамъ различно знаменовались крестнымъ знаменіемъ, смотря по тому, какую мысль вѣры, какое чувство нужно было выражать этимъ внѣшнимъ дѣйствіемъ, по обстоятельствамъ времени. Частпѣйшее раскрытіе этого общаго положенія начинается съ вопроса о древности самаго крестнаго знаменія, о самомъ его началѣ. Обычай изображать на себѣ крестное знаменіе восходитъ у христіанъ къ глубокой древности. Уже пресвитеръ Тертулліанъ, по отношенію къ своему времени, т. е. къ послѣдней четверти 2-го вѣка и къ началу 3-го. говоритъ о немъ, какъ о всеобщемъ и незапамятно-древнемъ

*) Продолженіе. См. январь.

Перстосложеніе въ церкви греко-восточной

216

обычаѣ, обязанномъ своимъ происхожденіемъ исписанному преданію, утвержденномъ преемствомъ изъ рода въ родъ и сохраненномъ благочестіемъ. По его свидѣтельству, христіане изображали знаменіе креста при началѣ каждаго новаго дѣла, при каждомъ новомъ состояніи, напр. когда входили въ домъ

11.ІП выходили изъ дома, когда одѣвались, когда садились за столъ, или-—отходили ко сну. Позднѣе св. Василій Великій прямо и положительно относилъ итогъ обычай къ числу преданій апостольскихъ. Въ его 91 каноническомъ правилѣ, представляющемъ собою мѣсто изъ книги о Св. Духѣ ісь епископу Лмфилохію, говорится, что на обычай «знаменоваться образомъ креста» можно указать какъ на «первый и самый общій» обычай, который ведетъ свое начало отъ неписапнаго апостольскаго повелѣнія. Писаннаго же правила о томъ, какъ именно полагать на себѣ крестное знаменіе, апостолы намъ не оставили, такъ что объ атомъ мы можемъ судить только по свидѣтельствамъ и памятникамъ болѣе позднимъ. Свидѣтельства же эти II памятники показываютъ, что обычай имѣетъ свою исторію не только по отношенію къ сложенію перстовъ. но и къ части тѣла, на которой изображался крестъ, и. наконецъ, къ способу изображенія креста.

Въ настоящее время мы изображаемъ крестъ на верхней части своего тѣла—такимъ образомъ, что онъ ложится своими концами на челѣ, нижней груди пли верхнемъ животѣ и на плечахъ: при этомъ самый способъ изображенія креста состоитъ въ томь, что перстосложешюй рукой мы прикасаемся къ четыремъ названнымъ частямъ тѣла, обозначая, такимъ образомъ, только конечныя точки креста, а его линіи—продольную и поперечную—проводимъ рукою въ воздухѣ. Въ древнее время то и другое было не такъ, какъ это теперь: крестъ изображаемъ былъ на одномъ только челѣ, причемъ онъ въ буквальномъ смыслѣ былъ начертываемъ на тѣл ѣ, т. е. рукою проводились на челѣ линіи креста, причемъ иногда продольная линія проводилась съ чела на носъ и далѣе, а поперечная—не но срединѣ чела, а но низу его, но глазамъ, или ниже глазъ, такъ что крестъ былъ начертываемъ уже «па лицѣ». Когда вмѣсто начертанія малаго креста на челѣ вошло въ обычай полагать нашъ большой крестъ,—сказать трудно, но отъ конца XI—начала XII вѣка имѣемъ уже ясное свидѣтельство объ употребленіи большого креста.

Обращаясь къ исторіи перстосложенія. мы видимъ, прежде

всего, что отцы церкви, говоря о крестномъ знаменіи, не упоминаютъ. какъ слѣдуетъ слагать персты но апостольскому преданію. Больше того: нѣкоторые изъ древнихъ отцовъ и учителей церкви указываютъ даже н то. какое псрстосложеніе употреблялось въ н.ѵь время, но о томъ, что такъ именно подобаетъ креститься но апостольскому преданію, они опять не говорятъ. И такъ какъ въ древнее время, сколько извѣстно но сохранившимся свидѣтельствамъ, крестились не однимъ нерстосложепіемъ: то справедливо заключаютъ, что «апостолы, вѣрно, не заповѣдали христіанамъ одного опредѣленнаго персто-сложенія для крестнаго знаменія: иначе это перстосложеніе сохранялось бы неизмѣнно въ первенствующей церкви». Это заключеніе слѣдуетъ понимать не въ томъ смыслѣ, что всѣ извѣстныя перстосложенія, когда либо существовавшія въ церкви, были преданы апостолами, которые и сами ихъ употребляли: а—въ томъ, что аностолы указали лишь на способы изображенія па себѣ креста перстами руки, а выборъ послѣднихъ, естественно, предоставили самимъ вѣрующимъ, чтобы этотъ выборъ отвѣчалъ извѣстной мысли вѣры, примѣнительно къ обстоятельствамъ времени.

Въ продолженіи первыхъ семи вѣковъ христіане навертывали на себѣ крестъ однимъ перстомъ, если не исключительно, то преимущественно. Собственно изъ приведенныхъ въ настоящее время въ извѣстность свидѣтельствъ, которыя прямо говорятъ о «перстосложепіи», всѣ свидѣтельства говорятъ въ единственномъ числѣ—о перстѣ, и лини» одно во множественномъ—о перстахъ. Свидѣтельства о начертаніи креста перстомъ, т. е., однимъ перстомъ, начинаются съ ІѴ-го вѣка и принадлежатъ св. Іоанну Златоусту (IV в.), Епифанію Кипрскому (IV в.), блаженному Іерониму (IV в.), Ѳеодориту Киррскому (V в.), Созомену (V в.), Григорію Двоеслову (VI в.}, Іоанну Мосху (VII в.) и Андрею Критскому (і 712). Вотъ, нанр., какъ говоритъ св. Златоустъ въ 54 бесѣдѣ на евангеліе отъ Матѳея: «когда знаменуешься крестомъ, то представляй всю знаменательность креста... не просто перстомъ должно изображать его, но должны сему предшествовать сердечное расположеніе и полная вѣра». Созоменъ, историкъ, такъ говоритъ о св. епископѣ Донатѣ: «когда великій драконъ хотѣлъ напасть на св. Доната, то онъ перстомъ изобразилъ предъ нимъ въ воздухѣ знаменіе креста и плюнулъ, слюна попала звѣрю въ ротъ, и онъ издохъ». Позднѣйшее, извѣстное

и і, настоящее кремя, свидѣтельство о единонерстіи принадлежитъ Андрею Критскому, который въ похвальномъ словѣ нреп. Наталію говоритъ, что Наталій исцѣлилъ бѣсноватаго тѣмъ, пто перстомъ начерталъ надъ нимъ въ воздухѣ крестъ. Какимъ •ко именно перстомъ былъ начертываемъ тогда крестъ? Прямого указанія на ото нѣтъ въ памятникахъ древности; но возможны три вѣроятности: или большой палецъ, или указательный. . или же, наконецъ, большой ц указательный вмѣстѣ, т. е. большой былъ налагаемъ на указательный, образуя форму креста.

Объ изображеніи креста перстами, т. е. нѣсколькими перстами, говоритъ св. Кириллъ Іерусалимскій (у 385 или 386): «да не стыдимся исповѣдывать Распятаго, съ дерзновеніемъ да изображаемъ перстами знаменіе креста, на чемъ и на всемъ». Сколько же и какіе персты разумѣетъ св. отецъ? Ото остается неизвѣстнымъ. Въ «Бесѣдахъ къ глаголемому старообрядцу» митр. Филарета сказано: «Кириллъ Іерусалимскій говоритъ о знаменіи креста рукою». Можно, однако, сомнѣваться, что ото есть толкованіе Филарета на подлинный текстъ

13-го «Огласительнаго поученія» св. Кирилла. Изъ особенности цитата, указаннаго въ книгѣ Филарета (£ 36), повидимому явствуетъ, что авторъ «Бесѣдъ» воспользовался твореніями св. отца въ русскомъ переводѣ 1822 іода, гдѣ дѣйствительно слова Кирилла переданы такъ: «да изображаемъ рукою знаменіе креста». Но въ подлинномъ текстѣ «Огласительныхъ поученій» читается: о а ѵ. - 6 /. о tс, т. е. «перстами», а не «рукою». Что слово «octy-’Уміс» нельзя переводить словомъ «рукою», т. е. что нельзя разумѣть въ рѣчи св. Кирилла указаніе на всѣ пятъ перстовъ,—въ доказательство этого иреосв. Филаретъ рижскій указываетъ па то, что «всей рукой неудобно дѣлать крестъ на челѣ, или на очахъ». Самъ епископъ Филаретъ подъ «оачто/чоц» разумѣетъ три перста, объясняя происхожденіе троеперстія борьбою съ аріанствомъ. Митрополитъ Макарій также склонялся къ признанію у св. Кирилла трехъ перстовъ: ію его выраженію, св. отецъ училъ совершать крестное знаменіе «вѣроятнѣе всего» тремя перстами; основаніе для этого Макарій видѣлъ въ томъ, что крестное знаменіе «совершалось тогда, по ясному современному свидѣтельству св. Ефрема Сирина, во имя Св. Троицы». Къ тому же объясненію примыкалъ и нреосв. Панель, архіепископъ кишиневскій, впослѣдствіи казанскій, причемъ указывалъ и на то. что

если бы Подъ «oaxwX'o*.;» разумѣлись два перста, то было бы употреблено двойственное число—ЗахтоХоіѵ, а не множественное. ГГроф. Е. Е. Голубинскій, напротивъ, считаетъ такое объясненіе, т. е. указаніе въ словахъ св. Кирилла на три перста «весьма мало вѣроятнымъ», и думаетъ, что у Кирилла разумѣется нятиперстіе. По есо мнѣнію, «опредѣленное перстосложепіе. съ усвоеннымъ ему символическимъ значеніемъ, для второй и третьей четверти ІѴ-го вѣка, когда жилъ св. Кириллъ Іерусалимскій, слишкомъ рановремонно»: значеніе параллельной ссылки митрой. Макарія на свидѣтельство св. Ефрема Сирина проф. Голубинскій ослабляетъ указаніемъ на то, что, при начертаніи креста, исповѣданіе Троицы выражалось чрезъ утроеніе самаго крестнаго знаменія; затѣмъ, если бы троеперстіе явилось еще при св. Кириллѣ Іерусалимскомъ, то не было бы причины ему изсякнуть послѣ него, тогда какъ всѣ позднѣйшія извѣстныя свидѣтельства говорятъ о еднпо-нерстіи. Но на ото можно замѣтить, что отъ вѣковъ, слѣдовавшихъ за ІѴ-мъ вѣкомъ, мы не имѣемъ, т. е. доселѣ не открыто ни одного свидѣтельства и о существованіи пятинер-стія или всеперстія. которое Голубинскій видитъ у св. Кирилла: а между тѣмъ, если послѣднее существовало при Кириллѣ, то исчезло послѣ него, конечно, не сразу; возможно, значить, допустить, что или не осталось письменныхъ свидѣтельствъ о троеперстіи, хотя оно и существовало въ вѣка, слѣдовавшіе за ІѴ-мъ вѣкомъ, пли же :ті свидѣтельства еще не открыты. И во-вторыхъ, изъ свидѣтельства Іоанна Мосха. дѣйствительно, видно, что исповѣданіе Тропны выражалось чрезъ утроеніе самаго крестнаго знаменія: но что свидѣтельство относится уже къ VII вѣку и потому не можетъ быть прямо н безусловно относимо къ ІѴ-му вѣку, когда жилъ. св. Кириллъ Іерусалимскій. Вообще попытка истолкованія свидѣтельства св. Кирилла въ смыслѣ всеперстія не можетъ быть названа болѣе удачною, чѣмъ попытка истолкованія его въ смыслѣ троеперстія. Гораздо остроумнѣе догадка о. Зубарева, что въ разсматриваемомъ свидѣтельствѣ нужно видѣть единошр-стіе. Съ одной стороны онъ выходить изъ положенія, что у св. Ефрема Сирина Троица несозданная исповѣдуется въ самомъ крестномъ знаменіи и силѣ креста, а не въ сложеніи перстовъ: съ другой указываетъ па неудобство начертываті. крестъ па челѣ, на глазу, на ухѣ тремя перстами, какъ и пятью, а также и на то, что единоиерстіе существовало въ

іерусалимской церкви и въ VII вѣкѣ, какъ видно изъ упомянутаго свидѣтельства Іоанна Мосха. «Слова св. Кирилла, говоритъ автора, были обращены не кт. одному лицу, какъ иапр. слова Златоуста, а къ многимъ, и потому выражены нс въ единственномъ, а во множестаенпомъ числѣ: «не стыдимся исновѣдывать» и прочее, т. е. мы, многіе, не стыдимся—перстами, а каждый изъ насъ—перстомъ налагать печать креста на челѣ и на прочихъ частяхъ тѣла» ').

Дальнѣйшее но времени свидѣтельство, нынѣ извѣстное, относится къ концу IX вѣка и принадлежитъ несторіанскому писателю Лиги Геверп, съ <393 года митрополиту дамасскому, а ранѣе епископу іерусалимской несторіапекой общины. Читается ото свидѣтельство въ трактатѣ Ильи Гевори «De Concordia fidei» и говоритъ о крестномъ знаменіи у несторіанъ, яковнтовъ н мелхптовъ. Яковиты—ото монофизиты, но имени ученаго защитника отой ереси Іакова; а мелхиты—отъ слова: мелехъ—царь,—ото православные: на языкѣ восточныхъ сирійскихъ песторіаискихт. писателей мелхитами назывались всѣ народы, послѣдовавшіе не только Ефесскому, но и Халкидон-скому вселенскимъ соборамъ, утвержденнымъ царемъ. Такъ какъ трактатъ «De concordia fidei» написанъ былъ еще въ то время, когда Илія жиль въ Іерусалимѣ, и написанъ съ цѣлью доказать согласіе въ вѣрѣ трехъ общинъ сирійскаго христіанскаго населенія, то не подлежитъ сомнѣнію, что и подъ мелхитами нужно разумѣть у Ильи только сирійскихъ, или еще частпѣс—іерусалимскихъ православныхъ. Какъ же, т. е. какимъ норетосложепіемъ, по указанію Гевери, всѣ эти общины крестились вт, концѣ ІХ-го вѣка? «Яковиты,—говоритъ Илья.— знаменуютъ себя крестомъ единымъ перстомъ, переходя отъ лѣвой руки къ правой, чѣмъ исповѣдуютъ, что они вѣруютъ въ единаго Христа... Несторіапе н мелхиты... двумя перстами... веденіемъ отъ правой стороны къ лѣвой... исповѣдуютъ, что на крестѣ были божество и человѣчество вмѣстѣ соединены». Сомнѣваться въ томъ, зналъ ли песторіаискій епископъ, а потомъ митрополитъ, Илія, какъ несторіапе крестятся, зналъ ли также, что при этомъ они исповѣдаютъ,—сомнѣваться въ этомъ невозможно. Не возбуждаетъ сомнѣнія и свидѣтельство о яко-витахъ: едипоперстіс вполнѣ могло быть обращено ими въ символъ ихъ монофизитской вѣры во Христа, и что означаетъ 9

9 Полоцкія Киархіальныя Вѣдомости, 1901, Л” 9.

эго, указываемое Гевери, «исповѣданіе едина/o Христа»,-объясняетъ точнѣе Димитрій, митрополитъ кизнческій, писавшій къ императору Константину Порфирородному (911—919 гг.) о аконитахъ: «они изобрѣли знаменоватъ лицо свое однимъ перстомъ, исповѣдуя симъ одно естество во Христѣ». Наконецъ, нельзя предположить, чтобы Илья нс зналъ, какъ крестятся мелхиты, или говорилъ о нихъ неправду: онъ могъ еще не знать смыслъ православнаго перстосложенія, но легко могъ наблюдать форму послѣдняго; и съ другой стороны, цѣль трактата требовала отъ него указывать лишь на фактъ н говорить только то, что существовало на самомъ дѣлѣ. Бея неточность свидѣтельства ІІліи заключается только въ томъ, что православные употребляли двуперстіе будто бы съ тѣмъ же точно знамспованісмъ, съ какимъ употребляли его несторіане; по существу дѣла, это—совершенно недопустимая вещь, и если Илья, тѣмъ не менѣе, допускаетъ ее, то это объясняется его примирительною цѣлью, въ силу которой онъ свободно сглаживалъ и болѣе важныя разности, а тѣмъ болѣе воздержался выставлять ихъ въ вопросѣ о нсрстосложеніи, каковой онт> считалъ не важнымъ.

Что двуперстіе продолжало существовать у православныхъ жителей Сиріи и позднее IX вѣка, это видно изъ свидѣтельства Петра Дамаскина, т. е. изъ Дамаска. Петръ Дамаскинъ жилъ въ XII вѣкѣ. Слова его будутъ приведены сейчасъ ниже.

Итакъ, мы видимъ, что въ Сиріи и Палестинѣ, въ концѣ ІХ-го вѣка, употребляются разныя перстосложенія: единопер-стіе. которымъ, по болѣе раннимъ свидѣтельствамъ, крестились православные, составляетъ отличительную принадлежность мо-нофизитовъ, православные же и несторіане крестятся двумя перстами. Чѣмъ объясняется эта перемѣна?

Причину ея нужно искать въ обстоятельствахъ болѣе ранняго времени. Хотя Гевери говоритъ о мелхитахъ, яковитахъ и несторіанахъ только своею времени, по это. конечно, не значитъ, что при немъ-то и произошла эта перемѣна. Еще въ Ѵ-мъ вѣкѣ возникла иесторіанская ересь, по имени царе-градскаго архіепископа Несторія, признававшаго раздѣльными два естества во Христѣ; ересію скоро заразились почти всѣ антіохійскіе п сирійскіе епископы; при покровительствѣ, персидскаго правительства она продолжала усиливаться даже и послѣ, того, какъ была осуждена на третьемъ вселенскомъ соборѣ въ Ефесѣ (431 г.). Въ цѣляхъ болѣе успѣшной пропа-

ранды н для отличія отъ христіанскихъ общинъ, несогласныхъ съ ними въ ученіи, несторіане, нѣтъ сомнѣнія, избрали собѣ соотвѣтствующій образъ и крестнаго знаменія, каковымъ, какъ оказывается, для нихъ послужило двуперстіе, хотя, быть можетъ, сдѣлали ото и не сразу послѣ своего отдѣленія отъ церкви. Между тѣмъ въ 451 году, значитъ спустя лишь 20-ть лѣтъ послѣ третьяго вселенскаго собора, состоялся 4-й вселенскій соборъ, осудившій ересь Евтихія, или монофизптскую,

с.іниавшую два естества во Христѣ. Въ качествѣ символа своей ереси монофизиты усвоили подходящее перстосложеніе, т. е., употреблявшееся дотолѣ православными единоперстіе, соединяя съ нимъ мысль о единомъ естествѣ Искупителя. Что же послѣ этого оставалось дѣлать православнымъ? Они могли употреблять троеперстіе, которое составляетъ вообще самую естественную для христіанина форму порстосложснія; но троеперстіе не могло быть прямымъ противовѣсомъ ни единопер-стію. пи двуперстію, съ которыми отдѣлившіеся отъ церкви стали соединять еретическія мысли. Чтобы дать такой противовѣсъ, чтобы имѣть отличіе отъ еретиковъ именно но противоположности, но прямому отрицанію, православные должны были употреблять пли единоперстіе, или двуперстіе, смотря по тому, кто были ихъ ближайшіе сосѣди: несторіане, или монофизиты. Въ ѴІІ-м'і. вѣкѣ православные іерусалимской церкви, какъ это видно изъ свидѣтельства Іоанна Мосха, крестились едііиоперстпо во имя ев. Троицы. Почему во имя Св. Троицы? Потому, вѣроятно, что мѣстные монофизиты уже успѣли придать единоперстію нужный имъ смыслъ. Затѣмъ, отъ IX вѣка мы имѣемъ свидѣтельство о томъ, что православные іерусалимской церкви употребляли уже двуперстіе. Значитъ, къ IX вѣку сосѣдство монофияитовъ заставило православныхъ іерусалимскихъ христіанъ противопоставить монофизитскому ученію не только смыслъ нерстосложенія, но и форму послѣдняго. Наконецъ, но упомянутому свидѣтельству Петра Дамаскина XII вѣка, двуперстіе православныхъ означало: «два перста и едина■ рука являютъ распятаго Господа нашего Іисуса Христа, во двою естеству и единомъ составѣ познаваемаго». Слѣдовательно, въ отличіе on. несторіанъ. сосѣдство которыхъ давало знать о себѣ не менѣе, чѣмъ и сосѣдство монофпзитов'ь. православные сирійскіе христіане стали— и вѣроятно не съ XII только вѣка—соединять съ своимъ дву-

нерстіемъ ту мысль, что дна естества но Христѣ соединены во единой ипостаси.

Но какое же неретоеложеніе для крестнаго знаменія существовало въ церкви Константинопольской? Данныя для рѣшенія этого вопроса не отличаются полною опредѣленностью.

Первый «фактъ» относятъ къ первой половинѣ XI вѣка. Асссманъ, словами яковитскаго писателя второй половины XIII вѣка Григорія Абулфараджа или Bar-hebraeus’a разсказываетъ, что въ 1029 году яковитскій патріархъ Іоаннъ VIII Абдоиъ былъ вызванъ византійскимъ императоромъ въ Константинополь. Здѣсь собрался соборъ съ цѣлью обратить яко-витянъ въ православіе; по они оставались непреклонными. Тогда снова устроили собраніе, и когда послѣ долгаго спора не могли преклонить яковитяпъ къ своему мнѣнію, «потребовали отъ нихъ единственно того, чтобы не примѣшивали елея къ евхаристіи и крестились бы не однимъ перстомъ, а двумя». Свидѣтельство это впервыс указано проф. Н. Катперевымъ. Самъ Каитеревъ сдѣлалъ изъ него слѣдующій выводъ: «въ 1029 году константинопольскій патріархъ, вмѣстѣ съ другими греческими епископами, желая обратить въ православіе яковитскаго патріарха Іоанна ѴИІ-го и его спутниковъ, торжественно потребовалъ отъ нихъ на соборѣ, чтобы они крестились не однимъ перстомъ, но двумя. Ясное дѣло, что въ началѣ XI вѣка, какъ самъ константинопольскій патріархъ, такъ и другіе греческіе іерархи въ крестномъ знаменіи употребляли двоеперстіе, которое онп и считали истинно-православнымъ нерстосложеніемъ. вопреки монофизнтскому одпоиерстію». Противъ такого пониманія, точнѣе: противъ усвоенія таковаго значенія свидѣтельству Абулфараджа возможны, однако, серьезныя возраженія '). Такъ, событіе о которомъ разсказываетъ яковитскій писатель Bar-hebraeus, имѣло мѣсто въ 1029 году, а самъ liar-hebraeus жилъ въ концѣ XIII вѣка: откуда же онъ заимствова. п, свѣдѣнія о Константинопольскомъ соборѣ? ве-лась-ли въ самомъ дѣлѣ на этомъ соборѣ «рѣчь» о персто-сложеніи? если велась, то дѣйствительно ли греки настаивали на двуперстіи? не приписываетъ ли Bar-hebraeus «собору» такого требованія, которое ему приходилось слышать отъ своихъ сосѣдей, грековъ Арменіи и Сиріи? Затѣмъ, обвпип-

') Въ свое время сдѣлали у преосвященнымъ Никаноромъ, проф.

Н. И. Субботинымъ и у И. Т. Никифоровскимъ.

толомъ патріарха Іоанна VIII Абдона предъ византійскимъ императоромъ въ томъ, что онъ, Іоаннъ, совращаетъ грековъ иъ свою ересь, явился Никифоръ, православный митрополитъ Мелитины, что въ Малой Арменіи,—онъ же былъ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ и па соборѣ: ему слѣдовательно, принадлежала и редакція того требованія, которое поставилъ греческій «соборъ» яковитяпамъ: а если ото такъ, то евндѣтель-ствѵетъ ли это требованіе о взглядахъ церкви константинопольской? Конечно, нѣтъ: ибо хотя требованіе двуперстія было высказйно въ присутствіи константинопольскаго патріарха, но послѣдній могъ не протестовать противъ него просто потому, что не видѣлъ въ этомъ обычаѣ ничего предосудительнаго. Наконецъ, пусть греки вообще требовали отъ яковитянъ, чтобы послѣдніе совершали крестное знаменіе двумя перстами; по значитъ ли это. что греки и сами крестились двунерстно? Почему нельзя думать и утверждать, что константинопольскіе греки рекомендовали яковитяпамъ такое норстосложепіе, которое употребляли не сами константинопольцы, а православные сосѣди яковитянъ, жители Арменіи? Почему нельзя предполагать, что константинопольская церковь обращала вниманіе армянъ на то православное гіерстосложеніе. которое было распространено въ Арменіи и которое, дѣйствительно, являлось видимымъ и понятнымъ для всѣхъ знакомь принадлежности извѣстнаго лица къ православной церкви, а не къ общинѣ яковитской.

ІІроф. Е. Е. Голубинскій указалъ другое свидѣтельство,— второй половины XII вѣка.—которое, по его мнѣнію, уже «не оставляетъ никакого сомнѣнія въ томъ, что и въ Константинополѣ было употребляемо двуперстіе, или, иначе сказать, что двуперстіе было повсюднымъ и общимъ у грековъ». Фактъ, какъ его передаетъ проф. Голубинскій, состоитъ въ слѣдующемъ. «Въ 1170 году императоръ Манѵилъ Комнинъ предпринялъ церковныя сношенія съ армянами въ надеждѣ примирить ихъ съ православіемъ. Къ армянамъ былъ посланъ императоромъ для богословскихъ собесѣдованій съ ними одинъ изъ ученыхъ константинопольскихъ, по имени Ѳеоріанъ. Этотъ Ѳеоріанъ описалъ два свои собесѣдованія съ армянами, и въ описаніи одного изъ собесѣдованій мы и находимъ у него свидѣтельство, что въ его время въ Константинополѣ было употребляемо двоеперстіе. Въ описаніи 2-го собесѣдованія онъ говоритъ, что подъ конецъ рѣчей всталъ одинъ сирскій священникъ и сказать ему:

«зачѣмъ вы изображаете крестъ двумя перстами? не раздѣлены ли между собою персты, какъ особые одинъ отъ другаго, слѣдовательно — по вашему — и два естества Христовы раздѣлены между собой»? Далѣе Оеоріанъ передаетъ свой отвѣтъ священнику и въ отвѣтѣ подтверждаетъ, что греки констаптиноиоль-скіе, которыхъ онъ былъ представителемъ, дѣйствительно крестились двумя перстами, только, какъ бы шуткой желая отдѣлаться отъ вопроса, о чемъ самъ замѣчаетъ, говоритъ священнику, что у грековъ два перста означаютъ не два естества во Христѣ, а совсѣмъ другое». Таковъ «фактъ», и онъ, конечно, не подлежалъ бы ни- какому оспариванію, если бы Ѳеоріанъ, дѣйствительно, «подтверждая» то. что было выражено въ вопросѣ сирскаго священника, сказалъ: «да, мы, константинопольскіе греки, дѣйствительно, крестимся только двумя перстами», и при этомъ далъ бы догматическое объясненіе двуперстія такое, какое соединялось православными съ'этимъ обрядомъ па самомъ дѣлѣ. Но такъ ли это было? Вотъ буквальное описаніе отвѣта Ѳеоріанова на означенный вопросъ: «Ѳеоріанъ, какъ бы прибѣгая къ шуткѣ, сказалъ: не знаменуя два естества Христовы такъ дѣлаемъ мы, но бывъ избавлены отъ мучительства діавола, мы научены творить противъ него ополченіе и брань, ибо руками содѣлываемъ мы правду, милостыню и прочія добродѣтели—и это есть ополченіе, а перстами, полагая печать Христову на челѣ, мы составляемъ брань». Прежде всего, описанный у Оеоріапа «фактъ» возбуждаетъ сомнѣніе самъ по себѣ, со стороны своего внутренняго содержанія. Описаніе даетъ поводъ поставить два вопроса: о ком'ь говорилъ сирскій священникъ? и какъ могъ рѣшиться па «шутку» Ѳеоріанъ, когда вопросъ имѣлъ серьезный характеръ? Въ самомъ дѣлѣ, вѣдь собесѣдованія происходили не въ Константинополѣ, и но армяне сюда пріѣзжали, а Ѳеоріанъ ѣздилъ въ Арменію и собесѣдованія происходили въ Киликіи, въ Ромъ-Клаѣ, и изъ числа константинопольцевъ на нихъ присутствовалъ только одшгь Оеоріанъ. Вт. виду этого естественнѣе думать, что сирскій священникъ говорилъ о нерстосложепін не константинопольцевъ только, но православныхъ вообще, на дѣлѣ же зналъ только православныхъ Сиріи, какъ своихъ сосѣдей, а какъ крестятся въ Константинополѣ, объ этомъ онъ. весьма возможно, совсѣмъ не имѣлъ точныхъ свѣдѣній. Весьма возможно, что именно вслѣдствіе этого обстоятельства. Оеоріанъ. замѣтивъ, что совопрос-пнкъ плохо и не всесторонне знаетъ то, о чемъ спрашиваетъ.

прибѣгъ къ шуткѣ, не смотря на то, что въ серьезномъ дѣлѣ отдѣлываться шуткой совсѣмъ непозволительно. Именно, онъ не сталъ указывать, что перстосложеніе у православныхъ неодинаковое, чтобы чрезъ то не вызвать со стороны противника вопроса о причинѣ этой неодинаковости: онъ повелъ краткую рѣчь общаго характера — о томъ, что въ крестномъ знаменіи должны имѣть мѣсто персты, а не одинъ перстъ, рѣчь не серьезную, потому что она усвояла перстос-ложенію не обычное значеніе, но такую, которую можно было, хотя и шуточно, приложить и къ двуперстію, и къ троеперстію, и которая ловко приводила собесѣдованія къ «концу рѣчей», котораго, какъ видно изъ разсказа Ѳеоріана, всѣ ожидали и желали. Во-вторыхъ, описанный у Ѳеоріана «фактъ» возбуждаетъ сомнѣніе по причинѣ свѣдующаго обстоятельства: отъ послѣдней четверти XIII вѣка мы имѣемъ свидѣтельство, изъ котораго видно, что тогда въ Константинополѣ существовало не двуперстіе, а троеперстіе. Свидѣтельсто это—«Преніе ІІанагіота съ Азимитомъ». писанное послѣ 1274 года и до 1282-го. ІІроф. Голубинскій самъ признаетъ на основаніи этого памятника, что въ послѣдней четверти XIII вѣка троеперстіе не только употреблялось въ Константинополѣ, но н стало тамъ «господствующимъ». Какъ же могла случиться такая коренная перемѣна, если еще въ 1170 году двуперстіе было въ Константинополѣ «общимъ» обычаемъ, а троеперстіе совсѣмъ тамъ не имѣло мѣста'?!.

Итакъ, имѣемъ безспорное доказательство, что въ продолженіе первыхъ вѣковъ христіанства, начиная съ IY и до VII вѣка включительно, православные, не исключая церкви константинопольской, знаменовались однимъ перстомъ; свидѣтельство объ изображеніи крестнаго знаменія перстами, при полной своей единичности, допускаетъ и толкованія не одинаковыя. Затѣмъ, позднѣе единоперстія вошло въ употребленіе двуперстіе,—надо думать — ранѣе IX вѣка; въ IX вѣкѣ двуперстіе несомнѣнно употреблялось нссторіанами и православными въ Сиріи и Палестинѣ. Наконецъ еще позднѣе встрѣчаемъ свидѣтельства о троеперстіи; въ Константинополѣ къ концу XIII вѣка троеперстіе сдѣлалось уже господствующимъ и даже исключительнымъ обычаемъ. А послѣ этого уже легко судить, какъ несправедливы увѣренія раскольниковъ, что содержимое ими двуперстіе безпрерывно было употребляемо въ церкви греко-восточтюй не только до послѣдней четверти X в., когда перешло съ христіанствомъ и на Русь, но и позднѣе. Но остановимся

подробнѣе на разсмотрѣніи тѣхъ доказательствъ, которыя приводятъ раскольники въ подтвержденіе своего мнѣнія.

1. Равнѣйшее доказательство раскольники относятъ къ I Ѵ-му вѣку и называютъ его «свидѣтельствомъ отъ Мелетія». Вотъ что читаемъ объ атомъ въ «Поморскихъ отвѣтахъ»: «Древній восточный учитель Мелетій, патріархъ Антіохійскій, бывшій во времена 2-го вселенскаго собора... два перста совокупивъ, а три пригнувъ, благослови люди». ІТо мнѣнію Денисова, «два перста»—это указательный и великосредній, а «три»—это большой, малый и что близь малаго. Первоисточникомъ для правильнаго пониманія поступка св. Мелетія служатъ, какъ это внервые было указано еще въ XVIII вѣкѣ — преосв. Ѳеофилактомъ въ его «Обличеніи неправды раскольнической»,—сказанія церковныхъ историковъ V вѣка: Ѳеодорита и Созомена. По этимъ сказаніямъ, епископъ севастійскій Мелетій, впослѣдствіи патріархъ антіохійскій, па одномъ помѣстномъ соборѣ противъ аріанъ, бывшемъ въ Антіохіи, доказывая единосущеніе Сына Отцу, прибѣгъ къ символу. — по Созомену: «показалъ сначала три пальца, а йотомъ опять сложилъ ихъ и показалъ одинъ», а но Ѳеодориту: «показалъ три перста, и потомъ два изъ нихъ сложилъ п оставилъ одинъ», — и произнесъ: «разумѣемъ три, а бесѣдуемъ какъ бы о единомъ». Какъ видимъ, при нѣкоторой разности въ передачѣ частностей, у обоихъ историковъ остается одна и та же мысль. Мелетію нужно было доказать троичность лицъ въ Богѣ при единствѣ существа; со ■ держаніе разсказа оказывается вполнѣ, согласнымъ съ тѣми пріемами, которые употребилъ севастійскій епископъ. Эти пріемы можно понимать только въ томъ смыслѣ, что Мелетій показалъ три первые перста, причемъ ему совсѣмъ незачѣмъ было выдвигать два перста и показывать ихъ, такъ какъ, присоединивъ большой къ двумъ послѣднимъ, а указательный и великосредній оставивъ напоказъ, обличитель аріанъ только сбилъ бы съ толку своихъ слушателей. Изъ разсказа историковъ ясно также, что Мелетій и не для того складывалъ персты, чтобы научить, какъ благословлять, пли полагать на себя крестное знаменіе: ни того, ни другого совсѣмъ и не было при этомъ случаѣ. Можно только принять къ свѣдѣнію, что православное троеперстіе, какъ символъ Троицы, вполнѣ соотвѣтствуетъ символу Мелетія, и что раскольники лаковаго не соблюдаютъ.

2. Затѣмъ раскольники ссылаются па заповѣдь блаж. Ѳеодорита. епископа кирскаго (у 467 г.). Въ «Поморскихъ отвѣ-

тахъ» вотъ какъ приводится ото свидѣтельство: «Древній греческій учитель, блаженный Ѳеодоритъ, поучаетъ и протолкуетъ: сине благое.говитн рукою и креститися, три персты вкупѣ имѣти, во исповѣданіе св. единосущныя Троицы, а двѣма перстома образовати оба естества во Христѣ, божество и человѣчество». Но и это указаніе несправедливо. Въ «Исторіи боголюбцевъ» Ѳеодоритъ, дѣйствительно, даетъ свидѣтельство о нерстосложеніи своего времени, и даже два. но ни одно изъ нихъ не говорить о двуперстіи. О преподобномъ Мар-кіапѣ, происходившемъ изъ того же города Кира, Ѳеодоритъ кпрскій говоритъ: «святый перстомъ вообразилъ крестное знаменіе, а устами дунулъ на него (т. с. змія) и какъ трость отъ огня змій тотчасъ исчезъ», — и о преп. Юліанѣ: «призвавъ Іисуса и перстомъ показѵя побѣдный знакъ, онъ прогналъ весь страхъ». Какъ видимъ, Ѳеодоритъ свидѣтельствуетъ о единоперстіи, а о двуперстіи у него нѣтъ ни упоминанія, ни тѣмъ болѣе заповѣди.

3. Далѣе раскольники ссылаются на свидѣтельство Петра Дамаскина, изреченіе котораго уже было приведено нами выше. 1>ъ «Поморскихъ отвѣтахъ» Петръ названъ «древле-греческимъ святымъ», а въ брошюрѣ «Соборный свитокъ 1667 года», изданной въ Коломыѣ въ 1874 году, сказано даже такъ: «преподобный и богоносный отецъ и свящешіомученикъ Петръ, епископъ Дамасска града, бывшій въ VIII столѣтіи по Р. X. (77л г.) въ книгѣ именуемой «Добротолюбіе». Нельзя обвинять раскольниковъ въ томъ, что опи относятъ Петра Дамаскина къ VIII вѣку, а не къ ХІІ-му, какъ бы слѣдовало: къ VIII вѣку относили Петра Дамаскина всѣ издатели «ФіХохаХіа— Добротолюбіе». начиная съ заграничнаго на греческомъ языкѣ, іи,[шедшаго въ Венеціи еще въ 1782 году, и кончая всѣми русскими изданіями съ 1793 по 1880 годъ включительно. Но на самомъ дѣлѣ тотъ Петръ Дамаскинъ, часть сочиненій котораго помѣщена въ «Добротолюбіи» и которому принадлежитъ изреченіе о двуперстіи, жилъ въ XII вѣкѣ; онъ былъ простой инокъ и его не слѣдуетъ смѣшивать съ Петромъ, митрополитомъ дамасскимъ, жившимъ во времена Іоанна Дамаскина. Безспорныя доказательства этого имѣются въ самыхъ твореніяхъ писателя Петра Дамаскина: такъ, онъ приводить стихиры Іосифа Пѣснописца, умершаго въ концѣ ІХ-го вѣка, и даже цитируетъ Симеона Метафраста, умершаго около 940 года. Кромѣ того, въ греческихъ рукописяхъ книги, въ которой на

ходится изреченіе о двуперстіи, прямо сказано, что «творецъ ея—Петръ, смиренный монахъ Дамаскинъ, написалъ же ее въ 11 Г)7 соду». Что касается самаго смысла разсматриваемаго свидѣтельства, то, дѣйствительно, изреченіе Петра Дамаскина говоритъ о двуперстіи, т. е. о двуперстіи для положенія на себя крестнаго знаменія, какъ и утверждаютъ старообрядцы: но вопреки ихъ мнѣнію нужно признать, что форма этого двуперстія остается неизвѣстною. Нѣкоторые видятъ въ изреченіи Дамаскина доказательство древности троеперстія, понимая въ его двухъ перстахъ—близосредній и мизинецъ, которые у насъ пригибаются къ ладони и могутъ быть толкуемы въ зна-менованіе двухъ естествъ въ Іисусѣ Христѣ.—на томъ, главнымъ образомъ, основаніи, что слова Петра: «едина рука», могутъ быть приложимы будто бы только къ двумъ пригнутымъ къ ладони перстамъ. Такое толкованіе, конечно, не можетъ быть принято, потому что изреченіе имѣетъ въ виду не нростертіе. или прижатіе пальцевъ къ рукѣ, а то, что они находятся на одной рукѣ' ихъ физическое положеніе. Точно также нельзя признать изреченіе Петра Дамаскина и въ качествѣ свидѣтельства «обоюднаго», не потому только, что въ немъ нельзя видѣть двухъ перстовъ православнаго троеперстія, но и потому, что нельзя видѣть только одного старообрядческаго двуперстія, какъ это будетъ показано сейчасъ ниже. Издатель т. е. греческой Кормчей инокъ Нико-

димъ Святогорецъ въ примѣчаніи къ 91 правилу св. Василія Великаго говоритъ, что подъ двумя перстами у Петра Дамаскина нужно разумѣть пальцы указательный и средній; но историческаго доказательства на это Никодимъ не указываетъ, а потому его толкованіе можетъ быть принято только въ качествѣ предположенія, не исключающаго другаго, подобнаго же. Въ самомъ дѣлѣ, почему указательный и средній, т. е. второй и третій пальцы, а не первый и второй; чтб было бы въ естественномъ порядкѣ и потому болѣе понятно? Тѣмъ болѣе не могутъ ссылаться на Петра Дамаскина русскіе раскольники. Во-первыхъ, Дамаскинъ о двухъ перстахъ, во образъ двухъ естествъ, пишетъ, а о трехъ перстахъ, чтобы ихъ слагать извѣстнымъ образомъ и чтобы они имѣли какое либо догматическое значеніе,—-ничего не пишетъ. Поэтому и нерстосло-женіе, упоминаемое Дамаскинымъ, имѣетъ существенное различіе отъ старообрядческаго. Затѣмъ, тогда какъ у старообрядцевъ соединеніе двухъ естествъ во единой ипостаси образуется

(•(»единеніемъ двухъ перстовъ, у Дамаскина ого таинство образуется единствомъ руки: «два перста и едина рука»; очевидно, здѣсь персты могли быть и не сложены, и даже болѣе: можно разумѣть два перста и не рядомъ стоящіе. Вообще, остается неизвѣстнымъ, какая форма двуперстія разумѣется у Петра Дамаскина.

4. Ссылаются раскольники еще на такъ называемое «Преніе Панагіота съ Азнматомъ», утверждая, что Патіагіотъ училъ двуперстію и обличалъ Азпмита за троеперстіе, хотя и не такое, какое употребляютъ «никоніане», а нѣсколько иное— латинское. Въ «Поморскихъ отвѣтахъ» читаемъ: «Во дни греческаго царя Михаила Палеолога, иже бѣ въ лѣто 1256. греческій учитель, святый Никифоръ ІІанагіотъ, обличите латыны, почто истиннаго креста нс воображаютъ двѣма персты, на главѣ, и на сердцѣ, и на правомъ плечѣ, и на лѣвомъ». Вѣрное сужденіе объ этомъ памятникѣ древней письменности дано А. Поповымъ въ сочиненіи: «Историко-литературный обзоръ древле-рѵсскихъ полемическихъ сочиненій противъ латинянъ». Съ взглядомъ этого автора на происхожденіе и значеніе «Пренія» согласенъ и критикъ его, канонистъ А. С. Павловъ, покойный профессоръ Московскаго университета. Въ «Преніи» повѣствуется, что когда при византійскомъ императорѣ Михаилѣ Палеологѣ, ревностномъ сторонникѣ уніи съ западною церковью, прибыли въ Константинополь послы римскаго папы, 12-ть кардиналовъ, то греческій философъ Константинъ ІІанагіотъ, ставъ предъ царемъ и соборомъ, имѣлъ съ ними преніе,—сначала происходили «многіе глаголы о божествѣ и о твари, о солнцѣ и о громѣ, отъ божественнаго писанія и отъ философіи и отъ витій», а потомъ Папагіотъ перешелъ къ изложенію 72-хъ латинскихъ ересей, причемъ во второй изъ этихъ ересей обличалъ Азимита и за неправильное перстосложеніе. Въ дѣйствительности такого пренія совсѣмъ не было, равно какъ и самое существованіе Константина, переименованнаго потомъ въ Никифора, Панагіота подлежитъ сомнѣнію: все это сочиненіе, писанное неизвѣстнымъ грекомъ XIII столѣтія, имѣетъ характеръ сатиры на поборника уніи Михаила ІІалеолога и на латинянъ,—сатиры, въ которой сочинитель,—«не богословъ, не ученый, а просто грамотный грекъ, не выходившій вполнѣ изъ народной массы»,—высказалъ народныя воззрѣнія, понятія и чувства относительно латинянъ. Но обстоятельство это нисколько не умаляетъ зна-

ченія, принадлежащаго «Пренію», какъ свидѣтельству о персто-сложепіи, какъ въ латинской церкви, такъ особенно въ греческой, а напротивъ, по отношенію къ послѣдней, усиливаетъ его—именно тѣмъ, что свидѣтельство это дается простолюдиномъ, который указываетъ на всѣмъ извѣстный и всѣми признанный обычай слагать персты для крестнаго знаменія. Какія же именно указанія даетъ на этотъ счетъ разсматриваемый памятникъ? Всѣ. писатели, какъ полемисты съ расколомъ, такъ и изслѣдователи не причастные этой полемикѣ, единогласно признаютъ, что грекъ ІІанагіотъ самъ крестился тремя перстами, т. е. что въ то время, когда было написано «Преніе», греки вообще и въ частности константинопольскіе, употребляли то самое перстосложеніе. какое и донынѣ составляетъ особенность греко-россійской церкви, и что за несоблюденіе этого-то обычая и укорялъ онъ Азимита, т. е. всѣхъ вообще латинянъ. Но за какое именно отступленіе отъ православнаго троеперстія ІІанагіотъ укорялъ Азимита, за двуперстіе ли, или за что-либо другое,—относительно этого мнѣнія расходятся. Одни думаютъ, что ІІанагіотъ укорялъ латинянъ за употребленіе двуперстія, допуская такимъ образомъ, что латиняне, дѣйствительно, крестились въ XIII вѣкѣ, хотя и не всѣ, двуперстно; другіе, хотя и признаютъ, что въ «Преніи» латиняне укоряются за то, что «будто слагаютъ крестъ двумя перстами», но (•читаютъ эту укоризну-несправедливою; ее, говорятъ, «можно понимать такъ, что авторъ, т. е. ІІанагіотъ, хочетъ навязать латинянамъ перстосложеніе, которое отчасти оставалось еще у самихъ грековъ и которое было считаемо уже за неправильное: наконецъ, третьи утверждаютъ, что Азимитъ, обличаемый грекомъ, т. е. всѣ латиняне крестились тремя перстами, но при этомъ персты не были соединяемы, а оставались простертыми. Послѣдняго взгляда, т. е. что Азимитъ употреблялъ троеперстіе, держался еще авторъ «наменитой «Пращицы», изданной въ 1721 году, и это пониманіе разсматриваемаго свидѣтельства—вполнѣ правильное.

Выше было уже сказано, что греческій подлинникъ «Пренія», судя по содержанію, явился въ послѣдней трети XIU и. Славянскій же переводъ, по наличнымъ опискамъ, восходитъ къ XIV' в.. причемъ въ спискахъ послѣдующаго времени имѣетъ иную редакцію. Въ рукописи сербскаго письма 1:581 г. интересующее пасъ мѣсто читается такъ: «почто три своя персты десны я руки твоей не і/о.кі/асниі». т. е. па чело, перси, правое

л лѣвое плечи... «крестъ твой зритъ вонъ... но стоиши на колѣ-ігі;хъ своихъ, иреклонь се и шешцете, и творите двѣма си перетоми крестъ на земли*. Въ русскихъ рукописяхъ XV и XVI столѣтій читается двояко: а) «почто не слагавши три персты... но твориши крестъ со обоими персты, и воображеніе креста твоего зритъ вонъ... и твориши крестъ ни земли со обѣма Персіи ома»,—б) «чему не 'яко мы крестимся, ироображахоще истиннаго креста, трема перюшы». Наконецъ, въ «Кирилловой книгѣ» іс>14 года «Преніе» читается такъ: «почто не согбаеши три персты... и не одѣваешися оружіемъ креста Господня, но твориши крестъ обоими персты, и послѣди пальцемъ внѣшнею страною, и воображеніе креста твоего зритъ вонъ... и твориши крестъ на земли со обѣими перетоми» ‘). Изъ разсмотрѣнія ;>тнхъ редакцій «Пренія» неизбѣжно приходимъ къ заключенію, что. не смотря на нѣкоторую разность въ изложеніи, всѣ онѣ могутъ быть изъяснены только въ одномъ смыслѣ. Именно: латиняне употребляли для крестнаго знаменія три первые перста, не сложенные, а простертые, причемъ большой палецъ стоялъ отдѣльно. Имѣя такое псрстосложеніе. латиняне не иначе могли полагать на себѣ крестное знаменіе, какъ двумя пальцами на чело и животъ, и однимъ—большимъ—на плечи, причемъ прикасались къ нимъ только «внѣшнею страною» пальца,

т. е. ногтемъ. И ІІанагіотъ укоряетъ Азимнта не за то, что тотъ не гпѣ персты употребляетъ; н не за то, что употребляетъ не столько перстовъ, сколько нужно, а за то толы;о, что Ази-мптъ не «слагаетъ» ихъ, пли—не «сгибаетъ» вкупѣ, какъ это у православныхъ. ІІанагіотъ видитъ, что хотя латиняне употребляютъ тѣ самые персты, какіе подобаетъ, но самое сложеніе, точнѣе положеніе перстовъ, употребляемое ими, въ то же время неправильно, и, вслѣдствіе того, способъ знаменованія не соотвѣтствуетъ намѣренію перстосложенія. И вотъ онъ обличительно спрашиваютъ Азимита: зачѣмъ тотъ «не сгибаетъ» трехъ перстовъ, а оставляетъ ихъ простертыми? зачѣмъ «не полагаетъ» всѣ три перста на чело, животъ и плечи? зачѣмъ кладетъ на чело и животъ только два перста, а на плечи— да-,кс одинъ «внѣшнею страною»? Зачѣмъ Азимитъ дѣлаетъ такъ: вѣдь вслѣдствіе того онъ не одѣвается оружіемъ креста Господня,—возлагаетъ па себя не всѣ персты, изъ которыхъ,

') Тексты „Преніи“ принедены нъ пазнаішомь „Обзоръ“ А. ІІшюиа и Пополнены въ „Братскомъ Слонѣ“ за 1899 годъ.

но намѣренію, долженъ быть составляемъ его крестъ! вѣдь изображеніе креста его «зритъ вонъ», т. е. нѣкоторые персты, необходимые для изображенія ими крестнаго знаменія, остаются при совершеніи сего дѣйствія или обряда праздными, сначала— одинъ, потомъ—два. Таковъ, безъ сомнѣнія, подлинный смыслъ словъ Панагіота, смыслъ, сообразный съ самымъ ходомъ рѣчи п съ существомъ латинскаго нерстосложенія: Азнмитъ быль укоряемъ совсѣмъ по за двуперстіе, двуперстіе онъ не употреблялъ даже и при начертаніи креста на землѣ, хотя и «творилъ крестъ на землѣ двѣма персты». А если Азнмитъ употреблялъ для крестнаго знаменія три первые перста и былъ обличенъ ГІанагіотомъ только за то, что держалъ эти персты не сложенными вмѣстѣ, то ясно, что самъ Папагіотъ слагалъ для крестнаго знаменія три первые перста. Знать, какъ крестился Азн-митъ, важно именно потому особенно, что этимъ разрѣшается не только вопросъ о томъ, тремя ли перстами крестился Папагіотъ, по и о томъ, какими тремя перстами крестился онъ, т. о. согбенія какихъ трехъ перстовъ требовалъ онъ отъ Азимита. А этотъ вопросъ имѣетъ существенно важное значеніе въ виду того толкованія, какое даютъ «Пренію» раскольники: вѣдь и они не отрицаютъ, что Папагіотъ требовалъ согбенія трехъ перстовъ, но они думаютъ, что подъ тремя перстами нужно разумѣть большой и два послѣдніе перста, т. о. что Папагіотъ проповѣдывалъ будто бы ихъ, старообрядческое, двуперстіе. Въ «Поморскихъ отвѣтахъ» читаемъ: «латииы нс стбамиъ трехъ перстовъ, пальца и двухъ послѣднихъ, палецъ іімѵть особь стоящь, вскрай длани: два же перста послѣдняя ко длани приклонена, два же—указательный н великосредній— простерта, и. крестящеся, на главу и чрево два перста полагаютъ, на оба же рама пальцемъ внѣшнею страною». Такимъ образомъ, раскольники не уклоняются отъ истины въ разумѣніи того, какое перстосложеніе было обличаемо въ Азимитѣ. но они стараются доказать, что Папагіотъ требовалъ пригбепія большаго перста будто бы къ двумъ послѣднимъ. Доказательство ихъ опирается па словахъ: «почто не согбаеши три перста»: «не рече,—говорятъ они,—почто не креспттися треми персты». Но то самое, напротивъ, и доказываетъ намѣреніе Панагіота утвердить своего противника въ троеперстномъ сложеніи, что онъ не сказалъ «почто не крестишися», а сказалъ: «почто не согбаеши». Азнмитъ и безъ этого наставленія со стороны Панагіота уже крестился тремя первыми перстами, т. е. возносилъ

эти персты по псѣмъ четыремъ точкамъ креста, по онъ не прикасался къ этимъ точкамъ всѣми тремя перстами, и оттого ко одѣвался крестнымъ оружіемъ. Отсюда-то, съ этого неправильнаго сложенія, и начинаетъ свою рѣчь Нанагіотъ. отсюда же онъ переходить потомъ къ рѣчи о пеполномч, «одѣяніи крестомъ». Такой же выводъ, но существу дѣла, получится, если мы будемъ читать по древнѣйшей редакціи — «почто не нолшаеши три персты».—такъ какъ въ старообрядческомъ двуперстіи требуется, чтобы были «полагаемы», т. е. прикасались къ челу, животу и плечамъ два перста, а не три. Наконецъ, но требуется комментарія, что и третья редакція: «не якоже мы крестимся тремя персты»—не идетъ въ пользу двуперстія, гдѣ «крестятся» именно двумя, а не тремя перстами. Вообще, Нанагіотъ велъ бы свое обличеніе совсѣмь иначе, когда бы защищалъ онъ двуперстное сложеніе.

Такимъ образомъ, изъ «Пренія» Панагіота съ Азимитомъ можно вывести только одно заключеніе, которое рѣшительно опровергаетъ мнѣніе раскольниковъ: въ послѣдней четверти ХШ столѣтія троеперстіе, въ томъ самомъ видѣ, въ какомъ оно и донынѣ существуетъ въ греческой церкви, признавалось общимъ отличительнымъ обычаемъ православныхъ,—троеперстіе, а не двуперстіе.

л. Наконецъ, ссылаются раскольники на слови о крестномъ знаменіи Максима Грека; написано оно, правда, въ то время, когда Максимъ жилъ уже въ Москвѣ, но въ немъ, тѣмъ не менѣе, авторъ, говорятъ, засвидѣтельствовалъ, что и церковь греческая тогда, т. е. въ XVI столѣтіи содержала двуперстіе.

Разсматривая полемическую литературу противъ раскола, видимъ, что въ ней издавна господствуетъ отрицательный взглядъ на слово о крестномъ знаменіи, приписываемое раскольниками иреп. Максиму. Важнѣйшимъ изъ основаній къ сомнѣнію относительно подлинности Максимова слова о двуперстіи служитъ самое его содержаніе, его характеръ, составъ и способъ изложенія, несоотвѣтствующіе, будто бы. общему характеру сочиненій Максима Грека и господствующимъ въ ннхъ литературнымъ пріемамъ. Такая постановка возраженій была намѣчена еще въ XVII вѣкѣ, подробнѣе высказана вч. XVIII, а въ XIX яснѣе сгруппирована и дополнена. Такъ, обычно указывали, что статья о двуперстіи, можетъ быть, была вставлена въ сборникъ сочиненій Максима ревнителями дву-

норстія ужо въ X VII вѣкѣ, такъ какъ въ рукописяхъ XVI вѣка оя нѣтъ; что «самое содержаніе сей статьи показываетъ, что въ лей о двуперстіи писалъ человѣкъ запутывающійся въ понятіяхъ п словахъ, какимъ upon. Максимъ никогда но былъ»; что если бы Максимъ написалъ свое слово до Стоглаваго собора, то Стоглавый соборъ не преминулъ бы воспользоваться атимъ свидѣтельствомъ, такъ какъ въ свидѣтельствахъ въ пользу двуперстія нуждался, а такъ какъ Стоглавый соборъ атой ссылки не сдѣлалъ, то слѣдуетъ заключить, что Максимъ сталъ говорить о двуперстіи лишь по примѣру зтого собора и «въ такомъ случаѣ должно пожалѣть о трудномъ положеніи бѣдствующаго старца, а не ссылаться на свидѣтельство, вынужденное обстоятельствами». Однако ни одно изъ отихъ возраженій, клонящихъ рѣшеніе вопроса въ отрицательномъ смыслѣ, нс можетъ быть признано вполнѣ выдерживающимъ критику. Такъ, теперь стали извѣстны сборники сочиненій Максима XVI вѣка съ словомъ о .двуперстіи: таковъ сборникъ Хлудов-ской библіотеки, писанный въ 1663 году, значитъ всего лишь семь лѣтъ спустя послѣ смерти Максима: слова о двуперстіи здѣсь пѣтъ, какъ нѣтъ и цѣлой второй половины сборника, по оглавленіе послѣдней есть и по атому оглавленію 40-я глава показываетъ: «Сказъ како зиамепатнея крестнымъ знаменіемъ»: таковъ, еще болѣе важный, сборникъ мнтр. Іоасафа, нынѣ— въ библіотекѣ Московской академіи: ото синеокъ собранія сочиненій Максима, которое принадлежитъ самому Максиму, и въ атомъ собраніи есть слово о двуперстіи. Затѣмъ, что касается неясности изложенія въ атомъ словѣ, то оно можетъ быть легко объяснено недостаточнымъ знаніемъ его авторомъ русскаго языка: съ атой точки зрѣнія выраженіе Максима, главнымъ образомъ служащее камнемъ преткновенія для изслѣдователей.—«совокупленіемъ тріехъ перстей, сирѣчь: пальца н еже отъ средняго и малаго исповѣдуемъ... протяженіемъ же долгаго и середняго исповѣдуемъ»,—можетъ быть понято такъ, что слово «середній» у Максима употреблено не о взаимномъ положеніи перстовъ, а объ ихъ относительной величинѣ, и разумѣется подъ «среднимъ» въ нервомъ случаѣ малый серсд-ній. а во второмъ—указательный, а подъ долгимъ большой середній. Далѣе. Максимъ могъ написать слово о двуперстіи и ранѣе 1661 года, когда состоялся Стоглавый соборъ, и всетаки послѣдній могъ и не ссылаться па Максима: вѣдь собору нужно было авторитетное' свидѣтельство, а Максима

стііли чтнті. только послѣ отшествія его вт> нсбесш.ія обители. Наконецъ: какі> могь Максимъ рѣшиться написать слово о дііѵнерстіи. когда онъ, безспорно, зналъ, что греческая церковь употребляетъ троеперстіе, іі конечно троеперстію же онъ быль научент. и самъ на своей родинѣ въ юности своей? Дозволяетъ ли допустить ото «уваженіе къ характеру и памяти преподобнаго»?

Дѣйствительно, существованіе троеперстія въ греческой церкви въ XVI вѣкѣ, когда жиль Максимъ, не подлежитъ сомнѣнію. Хотя въ «Поморскихъ отвѣтахъ» и утверждается, что пріѣзжавшіе на Русь въ концѣ XVI и началѣ XVII вѣка восточные патріархи — Іеремія и Оеофанъ крестились двуперстію, но, вт» противорѣчіе себѣ, сами же раскольники увѣряютъ, что грековъ научилъ троеперстію еще иподіаконъ Дамаскинъ, а онъ жилъ еще предъ взятіемъ Константинополя турками. Солунскій иподіаконъ монахъ Дамаскинъ ( гудитъ, бывшій впослѣдствіи митрополитомъ Навпакты и Арты, говорить о троеперстіи въ одно мт» изъ своихъ поученій вт» недѣлю крестопоклонную; ото поученіе вошло въ книгу Дамаскина «йѵрщлс—Сокровище», изданную на греческомъ языкѣ въ первый разъ вт» Венеціи въ 1668 году. Отъ ХМ вѣка извѣстно свидѣтельство о троеперстіи вт. греческой церкви по сочиненію александрійскаго патріарха Молстія ІІигаса, носящему названіе «Xpwnavo; öplioSo-o;—Православный христіанинъ» и написанному не позднѣе 1587 года,—того самаго Мелетія. который, вмѣстѣ съ константинопольскимъ патріархомъ Іереміею, содѣйствовалъ учрежденію патріаршества вт» Россіи и писалъ одобрительныя письма къ князю Василію Острожскомѵ противъ уніи, помѣщенныя въ извѣстной «Кирилловой книгѣ». Наконецъ, отъ ХМІ вѣка есть свидѣтельство ученаго грека Христофора Ангола, уроженца Пелопопеса. ушедшаго изъ своего отечества въ началѣ XVII вѣка въ Англію п тамъ въ гор. Кембриджѣ въ 161!) году издавшаго свое сочиненіе о состояніи современныхъ грековъ: вт» »той-то книжкѣ и находится указаніе, что православные греки того времени употребляли для крестнаго знаменія три первые перста.

Такимъ образомъ, не подлежитъ сомнѣнію, что Максимъ Грекъ съ дѣтства своего наученъ былъ троеперстію и, конечно, зналъ, что троеперстіе—всеобдержный обычай греко-восточной церкви еп> времени. И однако и это обстоятельство, наиболѣе невидимому важное, не препятствуетъ тому, чтобы признать слово

Максима о двуперстіи подлиннымъ. Дѣло въ томъ, что Максимъ тогда жилъ не въ Греціи, а въ Россіи; а въ московской Руси въ XVI вѣкѣ, на ряду съ троеперстіемъ, употреблялось двуперстіе, іі даже стремилось ваять перевѣсъ надъ троеперстіемъ. «Если бы.—скажемъ словами профессора Е. Е. Голубинскаго. прекрасно выясняющаго данное обстоятельство по отношенію къ прен. Максиму,—если бы Максимъ написалъ свое слово съ нарочитою цѣлью сказать, что Оолжно креститься двоенерстно... или хотя бы... такъ выражался въ немъ относительно формы пли образа нерстосложенія: тогда, конечно, было бы несомнѣнно... что онъ личнымъ образомъ, по чему-то совершенію для пасъ непонятному, предпочиталъ московское перстосложеніе принятому п общеупотребительному тогда греческому». Но въ словѣ Максима этого должно вовсе пѣтъ. «Слово написано имъ въ отвѣтъ на чью-то просьбу раскрыть силу образа крестнаго... н. не говоря нредписателыю. что персты для крестнаго знаменія должно слагать такимъ-то образомъ, онъ говоритъ повѣствовательно, что такое-то сложеніе перстовъ для крестнаго знаменія, именно двоперстное, значитъ то-то». Эта повѣствовательная рѣчь Максима «можетъ быть понимаема двояко: или что онъ дѣйствительно предпочиталъ двоеперстіе троеперстію, или же что онъ только не отвергалъ перваго, какъ именно русскаго обычая. Изъ двухъ возможныхъ объясненій рѣчи Максимовой за объясненіе истинное, безспорно, должно быть признано второе, а не первое. Относительно подверженнаго измѣненію обычая, каковъ—способъ сложенія перстовъ для крестнаго знаменія, дѣло состояло не въ какихъ-нибудь археологическихъ доказательствахъ,— предполагая, что таковыя доказательства могли быть указаны Максиму въ пользу двоеперстія.—а въ относительномъ авторитетѣ церквей, которыя расходились между собой касательно обычая; по, конечно, никто нс найдетъ возможнымъ и вѣроятнымъ предположить, чтобы авторитетъ русской церкви Максимъ признавалъ высшимъ авторитета церкви греческой». Но такъ какъ въ отношеніи къ обычаямъ безразличнымъ русская церковь нисколько не обязана была непремѣнно находиться въ полномъ согласіи съ церковію греческой; то Максимъ «долженъ былъ признавать за русскими право держаться ихъ особаго отъ грековъ обычая относительно перстосложепія, а слѣдовательно—н говорить объ этомъ обычаѣ, когда былъ къ тому вызванъ, какъ объ обычаѣ, который былъ имъ признаваемъ».

237

Итакъ, несправедливо отвергать или подозрѣвать подлинность слова о двуперстіи, находящагося въ сборникѣ сочиненіи Максима Грека: омо написано самимъ преподобнымъ. Но несправедливо поступаютъ и раскольники, когда указываютъ на Максима, какъ на авторитетнаго представителя греческой церкви. Ни авторитетъ греческой церкви, ни авторитетъ Максима Грека здѣсь не при чемъ. Максимъ не писалъ ни о древности двуперстія, ни о сравнительномъ его превосходствѣ, ни тѣмъ болѣе о превосходствѣ исключительномъ. Отъ дѣтства своего Максимъ былъ наученъ троеперстію, и если писалъ и двуперстіи, то лишь потому, что не смотрѣлъ па обряды пораскольническн. полагая, что и двуперстіе можетъ быть спасительнымъ перстосложеніемъ. какъ и троеперстіе, если съ и имъ соединяется правильная въ догматическомъ отношеніи мысль. Да и могутъ ли сказать раскольники, что Максимъ писалъ о двуперстіи старообрядческомъ? Старообрядцы требуютъ, чтобы указательный персть и велнкосредпіп были соединены вмѣстѣ «во образованіе двухъ во Христѣ сшедшихся естествъ», причемъ великосредній должно «имѣть мало наклонно». чѣмъ образуется: «преклопъ небеса, сниде па землю». А въ словѣ Максима Грека «сшедшаясл» два естества во Христѣ образуются но соединеніемъ обоихъ перстовъ, а протяженіемъ-. «протяженіемъ же долгаго и средняго образуются два естества во Христѣ». Мало того: о пригпутіи великосредняго перста совсѣмъ не говорится у Максима. Очевидно, что upon. Максимъ Грекъ, хотя и допускалъ возможность двуперстія, какъ формы для крестнаго знаменія, по онъ не защищалъ неприкосновенность двуперстія пи со стороны его внѣшняго вида, пи со стороны внутренняго смысла. Конечно, нельзя сказать того, что Максимт, не допустилъ бы двуперстіе той формы и смысла, какія имѣетъ двуперстіе старообрядческое; но ясно какъ день, что старообрядцы должны отказаться: или on, мысли о неизмѣняемости ихъ двуперстія, или отъ ссылки на авторитетъ преп. Максима *).

П. Смирновъ.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ДУХОВНАЯ АКАДЕМИЯ

Санкт-Петербургская православная духовная акаде-мия — высшее учебное заведение Русской Православной Церкви, готовящее священнослужителей, преподавателей духовных учебных заведений, специалистов в области бо-гословских и церковных наук. Учебные подразделения: академия, семинария, регентское отделение, иконописное отделение и факультет иностранных студентов.

Проект по созданию электронного архива журнала «Христианское чтение»

Проект осуществляется в рамках компьютеризации Санкт-Пе-тербургской православной духовной академии. В подготовке элек-тронных вариантов номеров журнала принимают участие студенты академии и семинарии. Руководитель проекта — ректор академии епископ Гатчинский Амвросий (Ермаков). Куратор проекта — про-ректор по научно-богословской работе священник Димитрий Юревич. Материалы журнала готовятся в формате pdf, распространяются на DVD-дисках и размещаются на академическом интернет-сайте.

На сайте академии

www.spbda.ru

> события в жизни академии

> сведения о структуре и подразделениях академии

> информация об учебном процессе и научной работе

> библиотека электронных книг для свободной загрузки

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.