CC BY
55
12 Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 276.
Bakhtin М.М. Estetika slovesnogo tvorchestva. Moscow, 1979. P. 276.
13 Гаспаров M.Jl. Поэтика «серебряного века» // Русская поэзия «серебряного века», 1890-1917: Антология. М., 1993. С. 42.
Gasparov M.L. Poetika «serebryanogo veka» // Russkaya poeziya «serebryanogo veka», 1890-1917: Antologiya. Moscow, 1993. P. 42.
14 Теория литературы: В 2 т. / Под ред. Тамарченко. Т. 1. М., 2004. С. 102.
Teoriya literatury: In 2 volumes / Ed. by N.D. Tamarchenko. Vol. 1. Moscow, 2004. P. 102.
15 Дианова B.M. Постмодернистская философия искусства: Истоки и современность. СПб., 1999. С. 193.
Dianova V.M. Postmodemistskaya filosofiya iskusstva: Istoki i sovremennost’. Saint-Petersburg, 1999. P. 193.
16 Шмид В. Нарратология. М., 2003. С. 43.
Schmid W. Narratologiya. Moscow, 2003. P. 43.
17 УлицкаяЛ. Сквозная линия: Повесть. М., 2011. С. 63.
UlitskayaL. Skvoznaya liniya: Povest’. Moscow, 2011. P. 63.
18 Бунин И А. Избранные сочинения. М., 1984. С. 263.
Bunin I.A. Izbrannye sochineniya. Moscow, 1984. P. 263.
19 Григоръ С А. Повествовательные стратегии в прозе JI. Улицкой: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Саратов, 2012. С. 10.
Grigor’ SA. Povestvovatel’nye strategii v proze L. Ulitskoy: Avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. Saratov, 2012. P. 10.
ФИЛОЛОГИЯ плюс..
Я.А. Ушенина (Москва)
О НОВОЙ ЛЮБВИ:
на границе художественной литературы, философской рефлексии и научных представлений
В статье анализируются различные подходы в осмыслении единой темы, волнующей сегодня многих интеллектуалов. В рамках современной цивилизации, в пространстве больших городов и мгновенного распространения информации, на фоне меняющегося жизненного уклада и проникновения научного знания в тончайшую сферу человеческих отношений, любовь, как основополагающий принцип бытия, порождает все больше вопросов. В статье показывается, что рефлексия темы любви, представленная в текстах различной жанровой направленности - журнальной статьи, философского эссе, литературного романа - несет на себе отпечаток не только профессиональной деятельности авторов, а значит, определенной специфики в подаче материала и способе речевого воздействия на читателя, но и их личного, человеческого опыта.
Ключевые слова: любовь; жанр; журнальная статья; философское эссе; роман.
Поводом к написанию этой статьи послужило последовательное прочтение нескольких современных текстов, посвященных проблеме любви, брака и семейных отношений1. Все тексты написаны в едином русле размышлений о новых смыслах любви, о возможности взаимодействия мужского и женского начал в рамках современного информационного общества на всех его уровнях, о поведенческих моделях в условиях смены жизненного уклада. Авторы текстов - наши современники, философы и ученые, романисты и журналисты, живущие в разных концах планеты и осмысляющие данную проблему под углом зрения своей профессиональной деятельности. И поскольку профессия во многом определяет способ видения и представления выбранной темы, то она же (профессия), наряду с привлекаемым живым жизненным материалом, диктует выбор способа изложения, определенной жанровой рамки, будь то философское эссе, научно-популярная статья в массовом издании или нашумевший литературный роман. Облаченная в различные жанровые одежды, тема разворачивается, «звучит» каждый раз по-иному, предъявляет вниманию читателя все новые и новые грани проблемы, тексты вступают в скрытый диалог, дополняя или опровергая друг друга. Формируется единое мыслительное пространство, внутри которого тема становится более осязаемой, объемной, как будто созданной в ЗЭ формате. Полифония мнений призывает к
Новый филологический вестник. 2013. №4(27).
-----------------------------------------------------------------------
собственной рефлексии, заставляет задуматься, произвести максимальное приближение к проблеме.
Сегодня уже очевидно, что понятия Любовь, Семья и Брак, насчитывающие тысячелетнюю историю, существенно трансформируются как сами по себе, в силу многообразия их единичного воплощения и повсеместного распространения новых эмоциональных практик, не привязанных строго к «детскому вопросу», так и под влиянием внешних факторов, формирующих нестандартные модели поведения. Современный человек-влюбленный живет в тесных объятиях мегаполиса, в среде постоянного временного цейтнота, где побеждает статус не-укорененности, где царствует мгновенный «коннект» и такой же быстрый «дисконнект», где свадебный кастинг совершается на расстоянии, а в социальных сетях можно «подобрать» себе тысячу невест и вести с ними параллельную переписку.
Интересный взгляд на проблему любовно-брачного поведения представлен в статье Светланы Скарлош, редактора отдела спецпроектов журнала «Русский репортер». В интервью с психотерапевтом Александром Сосландом журналистка оперирует тем положением, что специфическая среда мегаполиса воздействует на природу человека, кардинально изменяя его личностные установки.
Любовь - чувство, не поддающееся регламентации, у нее может быть история, но не может быть плана. Любовь построена на неожиданном событии, на эмоции удивления, она вне времени, она играет им, не допуская в свои пределы. В условиях большого города эмоциональная жизнь рационализируется, любовь разворачивается только в пределах отпущенного ей времени и занимает только отдельный, выделенный уголок души, она больше не спонтанна, не ситуативна, она не игра, не интерес, а жертва, очередной проект, желательно успешный проект: «Уметь жить означает жить комфортно. Успешный брак - такой же проект, как и успешная карьера»2. Проектирование и комфорт исключают спонтанную, эмоциональную составляющую в любви, а значит, сопутствующие ей переживания, горечь, страх, сомнение. Любой проект имеет окончание, а комфорт рано или поздно ведет к оскудению, опошлению чувственной жизни. Для любви же нужен дискомфорт, необычные, драматические обстоятельства, внеплановость и вневременность.
Российский ученый, демограф и экономист, Анатолий Вишневский, основываясь на научных данных по демографии и статистике, размышляет, прежде всего, о семье как первичной единице общества. Сравниваются традиционная и современная семья с точки зрения трех видов поведения: матримониального (брачного), сексуального и прокреативного (рождение детей).
Вооружившись мнением ученого, можно сказать, что именно в рамках семьи происходит столкновение официальной, общепризнанной установки, ведущей к браку, а значит в какой-то мере желанию стабильности
- 4||J^---4=**- -
и надежности, и личной, индивидуальной установки, нацеленной на независимость и на самопознание, самораскрытие, в том числе чувственное. Современное общество разглядело в семье чувственную составляющую, «союз мужчины и женщины становится более интимным, в одних случаях более глубоким, в других - более поверхностным, но всегда не слишком требующим внешнего, официального оформления брачных уз»3. Выделившись в отдельную категорию, новая чувственность вывела на сцену человека-влюбленного, который принялся выстраивать новое эмоциональное поле семьи, современную Карту Страны Нежности (Carte de Tendre), где уже четко «прописано» право на любовь. Последняя все более и более приобретает особый статус в современной семье.
Статья ученого-демографа написана с существенной оглядкой на художественную литературу, шире на искусство. Тем самым, за литературными произведениями признается роль вместилища и переработки человеческих страстей, экспериментальной площадки, на которой проигрываются различные любовные коллизии и которая путем вымысла показывает возможный ход событий. Говоря о «трагизме личных ситуаций», автор упоминает имена знаменитых героинь, Эммы Бовари, Анны Карениной, Сюзанны Симонен (героиня романа Д. Дидро «Монахиня», которую можно отнести к этому списку только с оговорками), и выдвигает тезис о том, что на сегодняшний момент «пик драматизма <.. .> уже пройден»4. Однако с этой мыслью трудно согласиться, так как свои «Эммы» и «Сюзанны» есть и сегодня. Но у них другие имена, часто мужские, и говорят они, или молчат, на другом языке, и страсти бушуют не менее сильные. Драматизм, как момент крайнего напряжения, является неотъемлемой чертой художественной рефлексии. Следовательно, задача читателя или зрителя - вычленить его современные формы и понять интенции автора.
В вышеупомянутых статьях новые формы любви рассмотрены с точки зрения демографии и психологии. Жанр статьи позволяет лишь точечно наметить проблематику, оставляя простор для мысли читателя. Два следующих текста написаны в жанре философского эссе. Это уже иной формат рефлексии, затрагивающей основы бытия, проникающей в самую суть явления. Авторы в свободной разговорной манере излагают свои личные наблюдения, шаг за шагом отслеживают проблему и задаются непростыми «высокими» вопросами. И не случайно выбран жанр эссе, который порождает неформальную интонацию, довольствуется более простым разговорным языком, и который дает автору установку на близкий откровенный диалог с собеседником, будь то читатель, как у Паскаля Брюкнера, или журналист, как у Алена Бадью.
Уже название книги Паскаля Брюкнера построено в форме вопроса: «Брак по любви потерпел неудачу?» («Le manage d’amour a-t-il echoue?»). И так как этот вопрос не требует немедленного однозначного ответа, а скорее длительного обсуждения, то уже на первых страницах дается целая
россыпь полемичных рассуждений, очерчивающих суть проблемы. Любовь в книге рассматривается как принцип бытия в браке, как ключ к разгадке брачного союза.
Главное, что интересует философа, это связка Любовь - Брак, где оба элемента существуют, с одной стороны, в неразрывной связи, а с другой -находятся в нескончаемой борьбе. Но не только в этом заключается интерес философа. Двуединство Любовь - Брак, призванное объединять двух влюбленных, внезапно обнаруживших встречные чувства, на деле способствует столкновению двух свободных индивидов, жаждущих вырваться за пределы ограничений и парадоксально двигающихся в противоположном направлении.
Классический брак, по утверждению П. Брюкнера, порождал сотни бед. Но парадокс в том, что XX в., раскрепостивший тело и душу и, казалось бы, сделавший значительный шаг на пути к брачной гармонии, не изжил прежние ошибки в любви. Наоборот, к старым бедам добавились новые, способствующие упрочению и стремительному распространению нелюбви (с^вайесйоп), разлада (сНвсоМе). «Что произошло? Волшебный дворец взаимных чувств оказался всего лишь ветхой лачугой, открытой всем ветрам навстречу? Каким образом любовь, никогда не знавшая законов (Кармел), может вписаться в закон, ведь ее стихия - трансгрессия?»5.
Освобождение от запретов и нелепых ограничений, по сути, ничего не принесло институту брака. Человек-влюбленный лишь приобрел более обостренное чувство собственности на свое раскрепощенное тело. Эмоциональная независимость сделала его особо восприимчивым ко всяким незаконным вторжениям со стороны.
Начинаяс весьма удаленных времен, когда Монтень определял наслаждение в браке как «сдержанное, серьезное, граничащее со строгостью»6, П. Брюкнер показал, насколько трансформировались все прежние условия брачной жизни. Строгость обернулась чувственностью, меркантилизм уступил место бескорыстности, холодность отношений перешла во взаимную нежность, принуждение сменилось свободой. П. Брюкнер обращается к истории вопроса. Уже с эпохи Просвещения выдвигаются три главных требования: чувства должны прийти на смену принуждению и тяжкой обязанности, разъединение супругов следует легализовать и упростить, а целомудрие отнести к глупому пережитку прошлого. Здесь заложены будущие векторы развития, а именно, любовь займет центральное место в браке, развод станет его неотъемлемым атрибутом, наконец, произойдет эмансипация женщины, а вместе с ней, расшатывание еще одной доселе незыблемой основы брака - женской покорности.
Постепенно, в силу определенных культурно-исторических условий, брак из закрытой структуры, в которой не было места любви, превращается в структуру открытую. Любовь смело впускается в брак, тесно с ним увязывается и начинает производить на брак деструктивное воздействие.
- 4||J^---4=**- -
Однако принуждение осталось, только теперь это принуждение к самой любви. Страсть должна стать зримой, осязаемой, а ее отсутствие или неполнота естественно приводить к разрыву. Отныне брак без любви считается безнравственным, ее наличие становится императивом, она - единственная направляющая и организующая сила современного брака.
Нет всепоглощающей, показательной для всех любви. Расставание, чувство в основе своей горькое, даже драматичное, в современном обществе успеха и комфорта превращается в праздник: любой ценой подменить горе видимой радостью, показать, что препятствие успешно преодолено. В главе «На пути к расставанию в эйфории» («Vers une separation dans l’euphorie») П. Брюкнер упоминает о первом парижском салоне развода, который состоялся в 2009 г. и носил красноречивое название Начать с начала (Nouveau Depart). Цель салона - придать мрачному событию позитивный характер. Описывая данное явление, П. Брюкнер выбирает знаковое слово - dedramatiser (не драматизировать, раздраматизировать). Оно вошло в разговорный язык в 60-х гг. XX в., как бы закрепив уже наметившуюся тенденцию. В этой связи слова А. Вишневского, отражающие его ощущения о конце пика драматизма, кажутся справедливыми.
Второе эссе «Похвала любви» («Eloge de Г amour») написано в форме диалога с журналистом Николя Трюоном. Его автор - современный философ Ален Бадью. В отличие от П. Брюкнера основное внимание здесь уделено Любви как таковой, чувству, порождающему единое целое «Два» (Le Deux). Однажды сформировавшись, «Два» начинает опытным путем, в осознании своей «различности», раскрывать для себя новую истину жизни.
Процесс похвалы любви означает практически процесс ее защиты, новое признание, реабилитацию ее легитимности. Не случайно эпиграфом даны знаменитые слова Рембо «L’amour est a reinventer, on le sait»7 («Любовь надо вновь изобрести, известное дело»). По справедливому мнению философа, любовь, будучи сильнейшим из чувств, способна зародиться только в условиях риска (risque), случайности (hasard), неподготовленности. Попытки искусственно построить любовь, сознательно уклоняясь от непредвиденных ситуаций, уверенно занимаясь самосохранением, ни к чему не ведут, делают любовь нежизнеспособной. Подготовка к испытанию любовью и расчетливая стратегия по безопасному выстраиванию отношений находят свою реализацию все в том же «успешном проекте».
По утверждению А. Бадью, у любви есть два врага: «страховая защищенность и комфорт оговоренных удовольствий» («1а securite du contrat d’assurance et le confort des jouissances limitees»)8. В качестве иллюстрации к понятиям securite и confort, губительно влияющим на любовь, приведены рекламные лозунги сайта знакомств Meetic, которые звучат примерно так: «Вперед к любви без риска!» («Ayez Г amour sans le hasard!»), «Стань влюбленным, не влюбившись!» («Onpeut etre amoureux sans tomber amoureux!»), «Не упусти прекрасную возможность влюбиться не страдая!»
(«Vous pouvez parfaitement etre amoureux sans souffrir!»)9. Такова любовь с гарантией от всех рисков, констатирует философ. И далее продолжает свою мысль: «... да, у вас будет любовь, но вы так ловко просчитаете свою сделку, так тщательно и заблаговременно отберете партнера, виртуозно стуча клавишами в поисках по Интернету, <...> что, добравшись до конца этой необъятной комбинации, вы сможете сказать: “Вот с ним-то все будет безопасно!”»10.
Признавая за любовью право на существование и способность приоткрывать некие универсальные истины для единства «Два», А. Бадью критикует скептическую традицию, которая трактует любовь как красивый флёр, прикрывающий сексуальные желания, как иллюзию. Тем самым, на первый план выдвигается сексуальная составляющая любви, что автоматически освобождает человека-влюбленного от трудного познания ее глубинного смысла, от самой истины. В самом деле, если попытаться произнести три коротких фразы - «Истина в вине!», «Истина в Любви!», «Истина в сексе!», - то очевидно, что последнее звучит глупо и смешно, так как в нем нет вселенской мощи.
Скептическое понимание любви, по мнению философа, знаменует собой все то же спасительное бегство от нее, недоверие к ней. Она свергнута со своего пьедестала, «дисквалифицирована», удалена. Любой отныне может сказать: «Послушайте, если у вас есть сексуальные желания, ну так идите, удовлетворяйте их. Ни к чему заморачиваться мыслью, что должна быть еще какая-то любовь. Плюньте на это, и вперед, прямо к цели!»11.
В процессе развертывания любви А. Бадью различает две основные стадии. Первая стадия - встреча (rencontre), имеющая статус события (evenement) во всем его метафизическом смысле. Как раз это событие и является точкой отсчета, тем, что произошло вне сферы ожидания, надежности, предсказуемости, за пределами рационального. Художественная литература и искусство изобилуют подобными примерами, так как момент зарождения чувства исполнен драматизмом, обещанием захватывающего сюжета.
Однако любовь не сводится к событию встречи. Вербальная декларация любви «я тебя люблю», закладывающая фундамент и обязывающая, лишь санкционирует событие встречи. Вторая стадия для философа более важна, он называет ее «длительное строительство» (construction durable)12, что в данном случае эквивалентно «построению истины» (construction de verite)13. Истинный смысл любви может проявляться лишь в определенных жизненных условиях: «Настоящая любовь - та, которая долго и трудно побеждает препятствия, чинимые ей пространством, временем и обществом»14.
Слово duree (длительность) вообще занимает ученого гораздо больше. Оно дополнено целым рядом сопутствующих понятий: упорство (obstination), обязательство (engagement), верность15 (fidelite). (Слово «вер-
- ^{,1^----
ность», по А. Бадью, означает «переход от случайности встречи к строительству настолько основательному, как если бы оно являлось безусловной необходимостью»).
Длительность в данном контексте несводима только к семье и детям. Она не должна также примитивно истолковываться как «любовь навеки». Под длительностью скорее понимается иное ощущение времени, возможность его нового изобретения (гспп спПоп). выстраивание длительности непознанной, неизвестной (с1игёе тсошшс). Как кажется, именно это и является для А. Бадью главной интригующей силой любви. Однако то, что, по мнению философа, заслуживает сегодня пристального внимания, то есть «опыт длительности» (сргсиус с1е 1а с1игсс). как раз и вытеснено из области большой литературы, за редким исключением.
Оба философских эссе опираются на богатую литературную традицию. Наблюдения за поступками людей в реальной жизни, поиски и истолкование глубинных мотивов их действий, естественным образом заставляют философов обращаться к литературным героям - носителям определенной жизненной философии. Грань между конкретным «персонажем» из жизни и его выдуманным литературным двойником практически не заметна, так как любой писатель выводит на свои страницы, или старается вывести, натуру современную ему, с одной стороны, являющуюся средоточием драматических коллизий эпохи, а с другой - объясняющую ему самого себя. Обращая свой взор к бытию, философия достраивает его, законно апеллируя к миру литературного вымысла.
«Любовь живет три года». Эго броское заглавие романа Фредерика Бегбедера сегодня известно всем. Книга обращена к массовому читателю, ведь упомянутая фраза в императивной, эпатажной форме выбрасывает в народ смелую мысль о тщетных усилиях. Проект под названием Любовь, читай потенциальный брак, вовсе нельзя причислить к успешным, ведь окончание проекта - развод. Скепсис - центральный нерв названия. Разочарование заложено в Любви, она имеет трехгодичную стоимость. Начиная процесс, человек-влюбленный вступает на тропу пессимизма.
Время, которое может служить созиданию, построению любви, у Ф. Бегбедера становится фактором разрушения: «Со временем любовь уходит» (название первой главы романа)16. С первых строк читатель как будто снова окунается в пространство философского эссе. Нет ни описаний, ни персонажей, ни какой-то определенной ситуации, дабы представить себе начальную точку художественного повествования. Автор, на правах философа или психолога, ведет диалог с воображаемым слушателем, обращаясь к нему как к собирательному, абстрактному лицу - оп, \oiis. Еще один голос ловко вплетается в общую философскую рефлексию о любви. Дается тезис, «любовь - заранее проигранный бой», а затем его краткое обоснование. Доказательство тезиса, уже через мысли и поступки появившегося позже героя, растянется на многие страницы вплоть до «события встречи».
Этапы деградации любви укладываются в примитивную схему, которая поначалу озадачивает. С математической точностью подсчитано, что первый год пролетает в счастье (Ьоп11еиг), второй длится в нежности ^епскеэве), а третий безрадостно плетется в отвращении (с1^ой1). Не оставлены в стороне и научные доказательства. Любовь имеет свою химию и гормональные всплески.
В следующей главе писатель-философ вынужден прервать свои размышления, так как герой, Марк Маронье, буквально врывается в книгу, вооруженный именно этой простой жизненной правдой. И видит его читатель как раз в конце отпущенного срока, на самом дне любовной драмы: алкоголь, ночные клубы, проститутки.
Едва показавшись в романе, герой производит попытки самоидентификации в повествовании. Сначала автор со стороны дает его описание, воспользовавшись местоимением «он» (11), затем Марк вступает в диалог со своим собственным душевным оппонентом, обращаясь к нему на «ты» (Ш). В следующих коротких репликах появляется «я», Марк начинает диалог с читателем, наконец, слово опять переходит к автору, который на данный момент все еще отделен от героя.
Далее происходит окончательное сращение автора и героя, теперь они одно лицо: «Привет всем, я - автор. <.. .> Долой обман: я решил стать своим главным героем»17. Автор устраняет вымышленного литературного посредника, тем самым проникая в пространство литературного произведения. Роман наполняется живыми разговорными интонациями, бытовым «нелитературным» сленгом. Речь говорящего как будто не подвергается обработке, она «сырая», звучит прямо с места событий. Максимально сократив дистанцию между собой-героем и читателем, автор затевает с последним прямой диалог. Мысли вслух на тему любви потребовали, сообразно обсуждаемому предмету, большей интимности в интонации. И чем глубже Марк погружается в настоящую любовь, тем больше трансформируются и тональность речи и формы повествования. Громкая, показная бравада, игра на публику, постепенно уступают место жалобам в одиночестве. Шумная толпа растворяется, оставляя Марка один на один с предметом любви. Во второй половине романа появляются письма к Алисе. Остаются «Два», и их невысказанная интенция - продлить истинность чувства, построить новую истину, даже если она, как мираж, видна где-то вдалеке.
Может быть, слово драма звучит несколько выспренно по отношению к Марку, но его история как раз и начинается с драмы, правда, переживаемой современным человеком-влюбленным. А он живет в своей системе ценностей, этаких перевертышей, где веселье и печаль прочитываются как единая эмоция.
Жизнь Марка проходит в окружении шика. Марк - гламурный герой мегаполиса, с гламурными причесанными страстями. Он выбрал маску негодяя, дабы скрыть за ней некую доброту и глубину. Жить красиво значит
- ^{,1^----
жить легко и радостно. Чувства его дозированы, поступки вписываются в общий поведенческий мейнстрим, эмоции допущены в душу строго по расписанию. Марк - особый среди себе подобных. Он - товар, который продает себя в красивой упаковке: богатство, костюмчик, фото на обложках, красивая жена. Впрочем, последнее, как выяснилось, не состоялось. Любовь - вот что не уложилось в заведомо выстроенную схему успеха, оборвавшись спустя три года.
Брак нужен Марку в качестве дополнительного атрибута светского имиджа. Желание, казалось бы, реализуется. Героем двигает ложное ощущение свободы, подталкивающей его к общественно показательным, законным, действиям. Брак с гламурным оттенком шикарен, но лжив. Все основные правила как будто бы соблюдены: встреча, внезапная страсть, зачарованность женской красотой, предложение руки, жизнь вдвоем, совместные выходы в свет. Вот только во всем, что происходит, различима какая-то червоточина, какой-то гротеск. «Событие встречи» не несет в себе ничего таинственного. Очередная вечеринка делает ее банальной. Марк словно в бреду выхватывает наугад из толпы будущую жену: «Однажды, глядя в голубые глаза, мне показалось, что я заметил в них вечность. <.. .> я вообразил, что счастлив»18. А в словах его таится глубокое сомнение, внутреннее отторжение навязываемого обществом и ситуацией: «показалось», «вообразил».
Внешняя красота Анны, жены Марка, нереальна, она «чересчур красива», брак заключен «немного поспешно», походы в ночные клубы подозрительно регулярны, взаимные измены не так уж редки. Именно в связи с Анной, в первой половине романа, герой пускается в пространные размышления о пошлости и глупости брачного ритуала, рождающего скуку, взаимную ненависть молодых. Современный брак, по мнению автора-героя, подобен сексуальной тюрьме, имя которой Супружеский долг. Сходить замуж (жениться) равносильно походу в Макдональдс.
Если Анна в романе - воплощение анти-любви и «нормального» брака, то Алиса ассоциируется в сознании читателя только с любовью, с загадкой, с ожиданием истинного чуда: «В первом браке мы ищем совершенство, во втором - истину»19. С появлением Алисы Марк удаляется от гламурной жизни и концентрируется на своих переживаниях. Отныне его удел - одиночество. Герой обнаруживает, что оно заставляет душу трудиться: «Одиночество стало постыдной болезнью. Почему все от него бегут? Да потому, что оно заставляет думать»20. Комфорт уступает место страданию, для которого не нужен броский декор. Мало-помалу Марк осознает иную ценность любви, мыслит ее в режиме «похвалы».
В Алисе все не так. Она похожа на страуса, высокая, темноволосая, способная вывести из равновесия добропорядочных женатых мужчин. Первая встреча происходит на похоронах. В лоне печального события зарождается новая радость. С этого момента автор-герой, несчастный, не-
прикаянный, вступает на путь обретения истинной любви, проходя через череду встреч и расставаний, сомнений, одиноких скитаний в поисках знакомого лица. Несколько глав, интимных посланий в жанре письма, призывают читателя в свидетели, дабы доказать ему всю глубину и, теперь уже, натуральность чувств. В 45 главе новый человек-влюбленный берет ручку, чтобы на едином дыхании, не отвлекаясь на абзацы и финальные точки, писать любовь, до бесконечности.
И все же читателю не стоит забывать, что автор-герой ставит эксперимент: переживая новую любовь, он, как ученый, зорко следит за собой со стороны: три или не три? В конечных главах романа идет обратный отсчет. За неделю до окончания эксперимента герой начинает испытывать тревогу, нарастающую с приближением контрольного часа. Двое в ночи, под звездами, и желание «строительства»: «Невероятно, но жизнь продолжается. Под оранжевой луной, со сплетенными руками, мы медленно поцеловались, думая о будущем»21. Марк опроверг свой собственный тезис.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Beigbeder F. L'amour dure trois ans. Gallimard, 2001; Bruckner P. Le mariage d'amour a-t-il echoue ? Grasset, 2010; BadiouA.. Truong N. Eloge de Г amour. Champs essais, 2011; Вишневский A. Семья эволюирует... 11 Иностранная литература. 2011. № 5; Скарлош С. Мегаполис: что он делает с человеком. // Русский репортер. 2012. № 46. URL: http://www.rusrep.ru/ article/2012/1 l/20/megapolis/
Vishnevsky A. Sem'ya evolyuiruyet... // Inostramiaya literatura. 2011. № 5; Skarlosh S. Megapolis: chto on delayet s chelovekom // Russkiy reporter. 2012. № 46. URL: http://www.rusrep. ru/article/2012/11/20/megapolis/
2 Скарлош С. Указ. соч.
Skarlosh S. Op. cit.
3 Вишневский А. Указ. соч. С. 262.
Vishnevsky A. Op. cit. P. 262.
4 Там же. С. 264.
Ibid. P. 264.
5 Bruckner P. Op. cit. P. 15.
6 Ibid. P. 23.
7 BadiouA.. Truong N. Op. cit. P. 7.
8 Ibid. P. 18.
’Ibid. P. 15.
10 Ibid. P. 16.
11 Ibid. P. 43.
12 Ibid. P. 40.
13 Ibid. P. 50.
14 Ibid. P. 41.
15 Ibid. P. 51.
16 BeigbederF. Op. cit. P. 15.
17 Ibid. P. 22.
18 Ibid. P. 36.
19 Ibid. P. 94.
20 Ibid. P. 111.
21 Ibid. P. 194.
ОБЗОРЫ И РЕЦЕНЗИИ
И.Е. Прохорова, Е.В. Сартаков (Москва)
АННЕНКОВА Е.И. ГОГОЛЬ И РУССКОЕ ОБЩЕСТВО.
СПб.: Росток, 2012. 752 с.
В рецензии рассматривается новая книга проф. Е.И. Анненковой «Гоголь и русское общество», в которой глубоко и взвешенно решаются многие проблемы творческой биографии Гоголя (главным образом, позднего периода) и его взаимоотношений с движением русской мысли середины XIX в. Отмечается, что актуальность этому исследованию придает и то, что основное внимание уделяется соотношению идей Гоголя и мыслителей консервативной направленности, роли которых в жизни русского общества до сих пор уделялось явно недостаточно внимания в нашей науке.
Ключевые слова: Е.И. Анненкова; поздний Гоголь; русская консервативная мысль.
В 1926 г. философ и богослов В.В. Зеньковский в книге «Русские мыслители и Европа» писал: «Гоголь как мыслитель еще больше закрыт от нас его \\ дожествснным творчеством, чем это можно сказать о Ф.М. Достоевском, а между тем, как показывает вся дальнейшая история русской религиознофилософской мысли, Гоголь вплотную подошел к самым основным ее темам»1. Представляется, что это глубоко справедливое утверждение Зень-ковского остается актуальным и по сей день - через девять десятков лет. Причем огромный интерес представляет рассмотрение творчества Гоголя в связи с историей не только русской религиозно-философской мысли, но шире - мысли консервативной. Тем более что обоим этим явлениям, их роли в жизни русского общества до сих пор уделялось явно недостаточно внимания в нашей науке.
В советское время в силу ряда причин (в первую очередь, конечно, идеологических) серьезное изучение наследия Гоголя в этом направлении было почти невозможно, тем более публикация его результатов. Ведь предписывалось априори исходить из того, что в 1840-е гг. писатель «скатился в реакцию» и идеи, прежде всего высказанные в его последней книге «Выбранные места из переписки с друзьями», не способствовали истинному духовному развитию общества, а следовательно, не представляли ценности для специального анализа. Поэтому вполне закономерно, что правило отпущенной «сжатой пружины» сработало в постперестроечном гоголеведе-нии - позднего Гоголя многие ученые стали рассматривать исключительно
