CC BY
23
В.Н. Рябцев
О неожиданной развязке одного «застарелого» сецессионистского конфликта
С тех пор как в ОБСЕ утвердилась традиция применять к этнополитичес-ким конфликтам сецессионного типа, превратившимся в затяжные противостояния, термин «замороженные», он прочно вошел и в научный оборот. Поэтому в современных условиях исследователи и эксперты используют термин: «замороженные этнополитические конфликты сецессионного типа», или (более кратко) «замороженные сецессионистские конфликты» (ЗСК). Главная особенность варианта «замораживания» состоит в том, что налицо такое состояние поствооруженного взаимодействия, когда, с одной стороны, вроде бы отсутствует дальнейшая эскалация вооруженного насилия (хотя это вовсе не исключает его рецидивов), а с другой - нет действительного разрешения конфликта, поскольку не устраняются причины, некогда его породившие. Наоборот, они загоняются вовнутрь, перемещаются в пласты «глубокого залегания». Просто-напросто после сравнительно быстрого прекращения активных боевых действий эти конфликты перешли в устойчивое состояние гомеостаза. И, как показывает практика, пребывать в этом состоянии они могут неопределенно долгий период времени (17, с. 10). По крайней мере до тех пор, пока в ход этих конфликтов не произойдет «радикального» вмешательства извне или резко не изменится международная ситуация вокруг них.
Именно такой до недавнего времени выглядела ситуация с двумя сецессионистскими конфликтами (СК) в Черноморско-Кавказском регионе (ЧКР) - грузино-абхазским и грузино-осетинским. Но бурные собыпия августа-сентября 2008 г., вызванные военными действиями режима М. Саакашвили по «наведению конституционного порядка» в Южной Осетии, последовавшим вслед за этим принуждением Грузии к миру со стороны России и вмешательством в югоосетинский кризис в качестве «кризисного управляющего» ЕС, в корне изменили ситуацию вокруг них. Не сказать, чтобы такого варианта развития событий не предвидели специалисты. По крайней мере с апреля 2008 г. (рубеж здесь очевиден - снятие Россией в начале марта торгово-экономических санкций с Абхазии и призыв к другим странам - членам СНГ последовать этому примеру) градус напряжения во взаимоотношениях по оси Грузия -Абхазия/Южная Осетия и по оси Грузия - Россия стал резко возрастать. Дело шло-таки к силовому сценарию «развязки» обоих ЗСК. Еще за три месяца до трагедии Цхинвали известный на Северном Кавказе эксперт С. Шакарянц писал: «Прогноз такой: война на Кавказе имеет все шансы вспыхнуть до президентских выборов в США» (22, с. 8). Что, собственно говоря, и произошло. Так своего рода форсмажорные обстоятельства на Южном Кавказе способствовали тому, что двумя ЗСК вроде бы здесь стало меньше.
В данной статье мы сосредоточим свое внимание лишь на одном из этих конфликтов - грузино-абхазском - и попытаемся показать, каким именно образом острейший кризис вокруг Южной Осетии повлиял на «размораживание» длительного противостояния Тбилиси и Сухуми и на статус прежде непризнанного государства - Республики Абхазия. В силу небольшого объема статьи ограничимся рассмотрением лишь нескольких - ключевых -вопросов заявленной «повестки дня», попытавшись дать на них по возможности аргументированные ответы.
Вопрос № 1: что же произошло с грузино-абхазским конфликтом в результате принуждения к миру Грузии в августе 2008 г. и кто в итоге выиграл от его неожиданной развязки ?
А произошло то, что этот затянувшийся СК в старом своем качестве (и внешне самым неожиданным образом), по сути, разрешился. Это стало возможным по той причине, что с подачи заинте-66
ресованного игрока (точнее говоря, ряда таковых, но среди них выделялся чрезвычайно влиятельный игрок - США) один из участников конфликта - Тбилиси - предпринял радикальные шаги с целью вывести грузино-осетинский конфликт из состояния гомеостаза, но получил при этом обратный результат. Более того, пытаясь изменить сложившийся баланс сил в свою пользу на юго-осетинской «площадке», он в итоге потерял не только эту «площадку», но и другую - абхазскую.
Поэтому, с нашей точки зрения, после августа 2008 г. жесткая конфронтация между Грузией и Абхазией - это уже, по сути, противостояние между окончательно проигравшей «метрополией» и возникшим вопреки ее воле новым государством, которое до недавнего времени было для этой «метрополии» всего лишь проблемным регионом, не более того. И если обычно после возникновения нового суверенного государства между ним и «потерявшим» его государством конфликт возникает по поводу прохождения новой границы и/или доступа к богатым ресурсами районам, то в случае со «старым-новым» грузино-абхазским конфликтом картина иная - здесь градус напряжения долгое время будет сохраняться прежде всего из-за нежелания со стороны официального Тбилиси признать сам факт потери Абхазии как «жемчужины Восточного Причерноморья». Ибо без Абхазии (как, впрочем, и без Южной Осетии, упорно именуемой в Грузии Цхинвальским регионом) само существование Грузии как полноценного и единого политического «организма» во многом становится проблематичным.
Таким образом, изменилось предметное основание грузино-абхазского конфликта. И если раньше в условиях преимущественно внутригосударственного противостояния центральным был вопрос о политико-правовом статусе Абхазии в составе Грузии, то теперь в качестве главного выдвинулся вопрос о легитимности Абхазии как нового независимого государства, т.е. факт признания (или непризнания) Абхазии как субъекта международного права. Вот почему все имевшие место ранее документы, призванные каким-то образом распутать клубок грузино-абхазских противоречий, без того чтобы прибегать к использованию исключительно военной силы, ушли в прошлое.
Говорим ли мы о широко известных «Принципах разграничения конституционных полномочий между Тбилиси и Сухуми» -
тексте, более известном как «План Бодена» (см. 14); вспоминаем ли мы достаточно интересный проект, подготовленный группой грузинских экспертов при содействии международной неправительственной организации «Ресурсы примирения», где с опорой на имеющийся международный опыт, на основе слияния принципов регионализма и федерализма была предложена оригинальная концепция статуса Абхазии (2004) (см. 12); ведем ли мы речь о плане всеобъемлющего урегулирования грузино-абхазского конфликта (он получил звучное название «Ключ к будущему»), который Абхазия предложила Грузии во время нашумевшего визита министра иностранных дел РА С.М. Шамбы в Тбилиси в мае 2006 г.*; наконец, размышляем ли мы о том нестандартном решении, которое в мае 2007 г. предложил известный американский эксперт Н. Злобин (а предложил он вариант установления Абхазией ассоциированных отношений одновременно и с бывшей «метрополией», от которой она де-факто отделилась, и с Россией, с которой Абхазия теснее связана исторически и от которой сильнее зависит экономически) (см.: 6)**, - все это уже неважно. Все это теперь представляет интерес разве что для историков данного конфликта. И если когда-нибудь и будет достигнута развязка тугого грузино-абхазского (а теперь еще и грузино-российского) «узла противоре-
* По этому плану грузинской стороне фактически предлагалось признать Абхазию в качестве суверенного государства и тем самым перевести весь «спектр» грузино-абхазских отношений в формат межгосударственных отношений. Осуществить это предполагалось путем построения мер доверия и налаживания сотрудничества обеих стран по четырем «дорожным картам»: в экономике, энергетике, в вопросах безопасности и гуманитарной сфере. Реализацию такого рода «карт» должна была объединять идея регионального сотрудничества в рамках «Стратегии широкого соседства», которую пытается проводить на своей восточной периферии Евросоюз (см. 7). По вполне понятным причинам Тбилиси не ответил тогда Сухуми взаимностью (см. об этом, например, 20).
** Уточним, правда, что этот вариант, во-первых, предполагал нейтральный статус Абхазии, а также ее полную демилитаризацию и, во-вторых, установление асимметричных отношений ассоциирования с ее непосредственными соседями - Грузией и Россией, т.е. такого рода отношений, которые имеют разную конфигурацию и степень сложности. Одновременно с этим предполагалось, что по-разному будут функционировать и границы нового абхазского государства с обоими соседями. 68
чий», то только не на этих путях и не в устарелом ныне формате урегулирования сецессионистского конфликта. Теперь на первый план неизбежно выйдут иные способы и средства урегулирования, адекватные природе «отсроченного» вооруженного межгосударственного конфликта.
Если же говорить о той стороне, которая в итоге выиграла от такой развязки «застарелого» конфликта, то ответ вроде бы ясен. Если, конечно, не учитывать долгосрочные последствия произошедшего на Южном Кавказе в августе - сентябре 2008 г. (а они еще скажутся), то сегодня в выигрыше оказалась именно абхазская сторона. И вот почему. Благодаря форсмажорным тяжелым обстоятельствам, в которых оказался ее недруг - официальный Тбилиси, на другом «фронте» своей неустанной борьбы с «сепаратистскими режимами», воспользовавшись моментом, Абхазия решила три основные задачи.
Во-первых, она наконец-таки разобралась со своей самой острой проблемой - Кодорским ущельем, где проживает иноэт-ничное по сравнению с основной территорией Абхазии население -это сваны (поэтому верховья ущелья часто еще называют «Абхазской Сванетией»). Долгий период времени официальный Сухуми здесь не контролировал ситуацию. Для него это была не просто «зона ограниченного суверенитета», а вообще «зона» отсутствия такового. Проведя 12 августа 2008 г. «учредительную» операцию в Кодорском ущелье и предотвратив тем самым бросок на Сухуми грузинских ВС, который был запланирован на 14 августа, Абхазия вновь получила возможность доминировать в этом стратегически важным регионе (от центральной точки Кодорского ущелья до Сухуми всего 50 км). Ведь отсутствие контроля над ним в течение длительного периода времени создавало для абхазских властей очаг перманентной напряженности, реально угрожавший безопасности страны.
Во-вторых, Абхазия решила важнейшую для себя задачу -обеспечила международное признание, поскольку 28 августа 2008 г. ее независимость признала Россия, а 3 сентября того же года - Никарагуа. Прошли те времена, когда Абхазия довольствовалась скромной ролью члена «параллельной ООН» - Организации непредставленных народов (ОНН) (см. 13), которая, как известно, строила и строит свою работу на концептуальных положениях
«теории четвертого мира» с ее ключевым тезисом: «Проживающие на своих территориях коренные народы против порабощающих их "чужих" государств» (см. 23). И сегодня, не откладывая вопрос в долгий ящик, официальный Сухуми начал вести активную работу по расширению поля своего международного признания.
В-третьих, выйдя на подписание с РФ рамочного Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, официальному Сухуми удалось обеспечить себе гарантии независимого от Грузии развития. По крайней мере так сегодня ему это представляется. Фактически речь идет об установлении союзнических отношений между Москвой и Сухуми (читай: жизненно важного для Абхазии «патронажа» со стороны России). Руководство РА всерьез полагает, что подписание с Россией помимо самого договора отдельных соглашений о военном сотрудничестве, об условиях и порядке использования вооруженными силами каждой из сторон объектов военной инфраструктуры и военных баз на своих территориях, о прохождении государственной границы между РА и РФ и об охране ее совместными усилиями, а также ряд других документов обеспечат Абхазии как молодому государству необходимую защиту и позволят решать многотрудные задачи постконфликтной реконструкции.
Вопрос № 2: какова в этой ситуации судьба миротворческого процесса?
Для начала напомним, как выглядел миротворческий процесс, под которым мы понимаем совокупный механизм урегулирования грузино-абхазского конфликта, впавшего в «замороженное» состояние. В общем и целом он сложился в период с декабря 1993 по август 1994 г. и, за исключением некоторых деталей, практически не менялся вплоть до октября 2006 г. При этом в данном механизме урегулирования совершенно четко просматривались два основных уровня урегулирования - в качестве своеобразной надстройки выступал политический компонент, а в качестве базиса, или опорной конструкции, - силовой. Каждый из них при этом состоял из двух компонентов: главного и дополнительного. Что же конкретно они собой представляли?
Начнем с политического уровня и его компонентов.
Главным его компонентом была посредническая роль ООН, благодаря которой и начался переговорный процесс, позднее получивший название «женевского». Дело в том, что 30 ноября - 1 декабря именно в Женеве состоялась первая встреча уполномоченных грузинской и абхазской делегаций, положившая начало переговорам, направленным на достижение полномасштабного урегулирования конфликта. С этого же момента и начался более или менее постоянный процесс общения конфликтующих сторон в формате «под председательством ООН, при содействии России и с участием представителя СБСЕ (позднее ОБСЕ)». Первоначально в институциональном плане этот процесс был выстроен в виде специального Комитета (с апреля 1994 г.). Позднее (в декабре 1997 г.) Комитет трансформировался в Координационный совет с тремя рабочими группами: а) по вопросам устойчивого невозобновления огня и проблемам безопасности; б) по беженцам и лицам, перемещенным внутри страны; в) по экономическим и социальным проблемам (см.: 16). Этот совет и стал основным механизмом урегулирования грузино-абхазского конфликта.
Параллельно с этим в мае 1994 г. была создана «дочерняя структура» женевского процесса в виде четырехсторонней Координационной комиссии по беженцам и перемещенным лицам. Формат ее работы был определен следующим образом: «Грузия + Абхазия + Россия + ООН (в лице представителя Верховного комиссара ООН по делам беженцев) под наблюдением ОБСЕ». Предполагалось, что она будет работать до полного урегулирования конфликта, а в сферу ее компетенции были введены практические вопросы, касавшиеся всего того, от чего напрямую зависел процесс реинтеграции и реабилитации беженцев и вынужденных переселенцев из зоны конфликта. Со временем ее работа сконцентрировалась в основном на гальском направлении.
Роль наблюдателя за ходом переговоров выполняла «Группа друзей Генерального секретаря ООН по Грузии» («Группа друзей») в составе представителей США, России, Франции, Великобритании и Германии. Она была создана по инициативе Франции в 1994 г. И создана она была для того, чтобы оказывать поддержку переговорному процессу под эгидой ООН, подпитывая его своими идеями, планами и инициативами. В 1997 г. был определен точный статус «Группы друзей» и в итоге она стала аналогом других «групп
друзей» Генерального секретаря. Не сказать, чтобы всех членов «Группы...» устраивала скромная роль наблюдателя за тем, как ООН единолично доминирует на «площадке» международного посредничества. Элемент ревности, безусловно, имел место, и порой складывалось впечатление, что многие члены «Группы друзей» были бы не прочь сами стать неким коллективным посредником на переговорах Тбилиси и Сухуми (скажем, в духе некоей «контактной группы» по примеру боснийского варианта). Однако поскольку ее «проектировщики» все-таки изначально имели в виду совсем иное, а именно уравновесить преобладающее положение главного миротворца - России, которая в то же самое время являлась и членом «Группы друзей», то ничего сколько-нибудь заметного из деятельности «Группы.» выйти не могло. Пиком ее активности, пожалуй, стало обсуждение «Плана Бодена» (8, с. 207, 233, прим. 10), после чего активность «Группы друзей» снизилась, а потом и вовсе прекратилась.
В зоне конфликта присутствовала и ОБСЕ, но ее роль была скорее вспомогательная. Поддерживая контакты с ООН, она принимала участие в переговорах Грузии и Абхазии, проводимых под ее эгидой. Иначе говоря, она выполняла функцию стороны, поддерживающей посреднические усилия Организации Объединенных Наций.
Теперь о силовом уровне миротворческого процесса и образующих его компонентах. Основным из них являлись Коллективные силы по поддержанию мира (КСПМ), контингент которых составили российские военнослужащие. КСПМ были размещены в июне 1994 г. в ответ на обращение Грузии и Абхазии в мае того же года с просьбой о введении в зону конфликта миротворческих сил. 14 мая 1994 г. в Москве при посредничестве России было подписано базовое соглашение о прекращении огня и разъединении сил. На основе этого документа и последующего решения Совета глав СНГ стало возможным начать сложнейшую операцию по поддержанию мира (ОПМ)*. В июле того же года СБ ООН одобрил эту ак-
* Операции по поддержанию мира - это силовые, хотя и небоевые операции, осуществляемые с согласия сторон (по крайней мере, на первоначальном этапе ЗСК). Под ОПМ обычно понимают совокупность согласованных и взаимосвязанных по целям, задачам, месту и времени действий миротворческих кон-тингентов в зоне вооруженных конфликтов, проводимых в соответствии с кон-
цию. Так началось многолетнее пребывание России в качестве главного миротворца в зоне грузино-абхазского размежевания.
Еще одним силовым элементом стала Миссия ООН по наблюдению в Грузии (МООННГ), учрежденная СБ ООН в 1993 г., -структура в составе военных наблюдателей и гражданской полиции, которая была призвана обеспечивать контроль за КСПМ и с этой целью вести мониторинг ситуации в «зонах безопасности» на р. Ингури и в Кодорском ущелье.
Таким выглядел совокупный механизм урегулирования грузино-абхазского конфликта. По крайней мере до 2001 г. Что же произошло с ним потом? В том же году переговорный процесс между Тбилиси и Сухуми был прерван. Этому способствовала авантюра грузинских властей с участием исламистов во главе с Р. Гелаевым в Кодорском ущелье. И фактически до того момента, когда состоялся уже упомянутый нами визит С.М. Шамбы в Тбилиси (май 2006 г.), никаких официальных грузино-абхазских переговоров не было. Не возобновились они и позднее. Мотивируя свое решение нежеланием грузинской стороны вернуть ситуацию в верхней части Кодора к нулевому варианту, т.е. к ситуации, имевшей место до ввода туда военных подразделений Грузии в июле месяце, в начале октября 2006 г. Абхазия вышла из переговорного процесса с Грузией. Рубежным событием здесь стало прекращение работы четырехсторонней комиссии.
Таким образом, длившийся с конца 1993 г. аритмичный, с перепадами и срывами женевский процесс канул в лету. И к началу югоосетинского кризиса «на плаву» оставался практически один лишь силовой компонент механизма урегулирования, представленный проводимой усилиями России ОПМ. Поскольку ее неизменным спутником был мониторинг «зон безопасности» со стороны наблюдателей ООН, то по инерции сохранила свое присутствие в зоне конфликта и МООННГ. В этом плане важно оценить, в каком же функциональном состоянии находились два этих элемента прежнего механизма урегулирования грузино-абхазского кон-
кретным мандатом и направленных на прекращение вооруженного противостояния и создание условий, способствующих политическому урегулированию разногласий сторон и исключению возможности возобновления вооруженного конфликта (3, с. 76; 24, с. 292).
фликта на момент принуждения Грузии к миру и проведения абхазскими властями военной операции по очистке верхней части Кодорского ущелья?
Начнем с МООННГ. Не секрет, что, у лица, направляемого в составе специальной миссии ООН в зону вооруженного конфликта с целью обеспечить наблюдение за выполнением условий перемирия и/или прекращения огня, более чем скромный мандат. Но даже в его рамках многое можно делать. Однако в том, что касается отношения к своему прямому делу со стороны МООННГ, этого не случилось. Ведь нельзя же, в самом деле, считать ее продуктивной лишь по той причине, что некоторые военные наблюдатели ООН в Гальском районе проводили обучение местных «стражей порядка»?! В период с 2003 по 2006 г. представителей МООННГ вообще в Кодорском ущелье не было. Они появились в ущелье только в июле 2006 г. с введением сюда спецподразделений МВД Грузии. Практически ничего МООННГ не сделала, чтобы предотвратить милитаризацию Кодорского ущелья начиная с 2006 г., хотя это было сделано Грузией в явное нарушение Московского соглашения и явно вызывающим образом. Так что серьезно рассчитывать на МООННГ ни у КСПМ, ни у абхазского руководства оснований не было.
Поэтому с 1994 г. никакой другой, кроме КСПМ, реальной силы, которая могла бы дать какую-то гарантию стабильности в зоне конфликта, препятствуя возобновлению здесь военных действий, до августа 2008 г. не было. Но в итоге непродуманных действий грузинской стороны на цхинвальском направлении и ряда последующих событий, которые привели к «переформатированию» самого конфликта, осуществляемая усилиями России ОПМ перестала быть целесообразной. Одновременно с этим стало терять смысл присутствие МООННГ в зоне грузино-абхазского размежевания, поскольку «приказали долго жить» 12-километровые зоны безопасности на р. Ингури и в Кодорском ущелье, в которых военные наблюдатели ООН должны были вести свой мониторинг. А в ту зону безопасности, которая располагалась на левобережье Ингури и -шире - туда, где Россией была проведена операция по принуждению Грузии к миру, вошли военные наблюдатели временной миссии Евросоюза в Грузии по наблюдению за соблюдением перемирия от 15-16 августа (Миссия ЕС). Таким образом, у ООН появился конкурент. 74
Говоря о проблематичности дальнейшего пребывания представителей ООН в зоне конфликта, отметим еще один момент. Даже если она и сохранит здесь свое присутствие, то как будет называться ее «старая-новая» миссия? Понятно: ее официальное название - Миссия по наблюдению в Грузии - до военной авантюры М. Саакашвили имело резон, потому что на уровне по крайней мере официального дискурса еще сохранялось толкование грузино-абхазского конфликта как этнополитического конфликта сецесси-онного типа, т.е. внутригосударственного в своей основе противостояния. Но, как мы уже сказали, после военного фиаско Грузии произошло «переформатирование» этого затяжного конфликта. И официальный Сухуми теперь задается далеко не риторическими вопросами, а именно: 1) насколько вообще целесообразно пребывание МООННГ на территории Абхазии; 2) в случае, если она так или иначе сохранит свое присутствие в республике, то какова будет ее компетенция и зоны ответственности; 3) как и насколько будет в этом случае продлеваться ее мандат; 4) будет ли изменено название Миссии и если да, то как именно*.
Пока же, получив четырехмесячную паузу (продлен только технический мандат), военные наблюдатели остаются на территории Абхазии. Официальный Сухуми относится к этому без особого энтузиазма, но терпимо и с надеждой, что все-таки формат пребывания МООННГ будет изменен. В чем причины такой терпимости? Просто для Абхазии ООН - более предпочтительная структура, чем (как полагают в Сухуми) прогрузински настроенный ЕС. Кроме того, Сухуми выгодно иметь эту «площадку» для того, чтобы расширять поле своего международного признания, использовать лишнюю возможность для того, чтобы доводить свою позицию до международного сообщества.
Таким образом, интересные метаморфозы миротворческого процесса в зоне грузино-абхазского конфликта налицо. И надо сказать, что если кто в этой ситуации умело воспользовался моментом, точно и верно выстроил свою тактику на грузинской «площадке», так это был Евросоюз (ЕС).
* В качестве предлагаемых вариантов по аналогии с эфиопско-эритрейским прецедентом уже звучит такое, например: Миссия ООН по наблюдению в Грузии и Абхазии.
Вопрос № 3: насколько оправданно выдвижение Евросоюза в качестве главного миротворца и что он может реально сделать в сложившейся ситуации?
ЕС, безусловно, воспользовался благоприятной ситуацией и попытался потеснить главного посредника в урегулировании грузино-абхазского конфликта - ООН. Причем невольно создается впечатление, что официальный Брюссель был готов к этому, как бы загодя готовил плацдарм для работы в качестве международного посредника. В этой связи стоит напомнить, что еще 30 мая 2008 г. посол Франции в Грузии Э. Фурнье заявил, что ЕС-де готов взять на себя роль третьей стороны в урегулировании конфликта, но при этом обошел полным молчанием роль России в поддержании мира в зоне грузино-абхазского конфликта. В тот же день состоялся беспрецедентный визит послов 15 европейских стран в Сухуми с посещением ими Гальского района (см.: 11, с. 30).
С нашей точки зрения, наметившаяся активность ЕС на южнокавказской «площадке» имеет свою логику. В общем и целом она вытекает из той стратегии, которую официальный Брюссель все последние годы проводит в отношении своей восточной «периферии». Ее рельефным выражением является так называемая Европейская политика соседства (ЕПС) в отношении 17 государств Восточной и Юго-Восточной Европы, включая и государства Южного Кавказа, которые были подключены к этой политике в 2004 г. Для ЕС это во многом проблемная зона, поэтому он не хочет допустить ее дестабилизации. Тем более он никак не заинтересован во фрагментации экономически слабых, отягощенных внутренними конфликтами государств (типа Грузии и Молдовы) и находящейся в состоянии перманентного кризиса, балансирующего на грани коллапса, Украины, которую еще ждут серьезные испытания в Крыму.
Поэтому длительный период времени ЕС был всерьез озабочен «консервацией» внутренних конфликтов в ряде государств Причерноморья и Южного Кавказа, а также обеспокоен по поводу будущего существовавших здесь до недавнего времени (а если брать Приднестровье и Нагорный Карабах, то существующих до сих пор) квазигосударств. И не случайно выражением этой озабоченности стало учреждение должности спецпредставителя ЕС по делам Южного Кавказа. Однако, стремясь стать заметным игроком на черноморско-кавказском поле и проводя особую политику в 76
этом направлении, Евросоюз не должен был противопоставлять себя России. Наоборот, многое зависело от способности ЕС привлечь ее к проведению долгосрочной политики урегулирования конфликтов, от способности убедить Россию содействовать курсу на трансформацию ЗСК в Приднестровье, Абхазии, Нагорном Карабахе в направлении строительства здесь того, что на конфликтологическом языке называется «позитивным миром».
Для ЕС важно было бы убедить Москву в том, что разумная европеизация внутренних конфликтов в зоне Черноморье - Кавказ полезна для вовлеченных в них сторон (полезна как в ценностном, так и частично в институциональном смысле) и ничем не угрожает самой России. Но тогда, учитывая немалый российский опыт на поприще миротворчества, Брюссель должен был кооперироваться с Москвой, а не противопоставлять себя ей, что, к сожалению, имело место все последние годы. И уж совсем близорукой была бы та политика, к которой «объединенных европейцев» подталкивали некоторые ястребы в основном из числа неофитов ЕС, а именно: перейти в отношениях с Россией к открытому соперничеству.
Увы, никакой кооперации Брюсселя и Москвы не вышло. И, полагаем, своим нынешним позиционированием на южнокавказской «площадке» в качестве главного миротворца (естественно, помимо выгод в борьбе с Вашингтоном за утверждение своего влияния в регионе) Евросоюз не преминет лишний раз показать Москве, как ей надлежит себя вести. Постарается «объяснить» ей, что надо быть более покладистой, более сговорчивой, скажем, сменить гнев на милость в отношении «провинившейся» Грузии, решительное принуждение к миру которой так взволновало и даже раздосадовало многих в европейских столицах, но особенно в Вашингтоне. Теперь же в контексте югоосетинского кризиса, судя по всему, возникло желание усилить этот акцент. Почему бы в этом смысле и не выставить Москве политико-интеллектуальные «мины-ловушки»?
В самом деле: чем иным, как неумело выставленной «ловушкой», можно считать пятый и шестой пункты небезызвестных «Шести принципов мирного урегулирования грузино-осетинского конфликта», подписанных 12 августа 2008 г. президентом России Д.А. Медведевым и президентом Франции Н. Саркози (напомним, что Франция председательствовала тогда в ЕС)? Благодаря этому
документу, который, безусловно, является компромиссным и содержит достаточно много уступок с российской стороны, удалось тем не менее в условиях паралича СБ ООН остановить военные действия. Напомним в этой связи, как звучат эти принципы: 1) отказ от применения силы; 2) немедленное прекращение всех военных действий; 3) свободный доступ в регион гуманитарной помощи; 4) возвращение ВС Грузии в места их постоянной дислокации; 5) возвращение ВС РФ на линию, предшествовавшую началу боевых действий; 6) начало международного обсуждения вопросов будущего статуса Абхазии и Южной Осетии, а также путей обеспечения их безопасности.
Все вроде бы хорошо, если бы только не одно «но». Советники российского президента проглядели подвох в пятом пункте, и, подписав его в той формулировке, как мы привели выше, Москва, что называется, «подставилась». А следовало бы пойти на такой вариант: «Южная Осетия обратилась с просьбой к России о возвращении ее ВС на линию, предшествовавшую началу боевых действий». В итоге же получилось то, чего официальный Тбилиси и добивался, в чем постоянно упрекал Москву, а именно: признание себя в качестве стороны конфликта, что как бы автоматически перечеркивало ее роль как посредника (каковым она являлась в течение долгого ряда лет). С.Е. Кургинян очень точно назвал ситуацию, в которую попала Россия, «ловушкой правосубъектности» (9, с. 1). Что же касается шестого пункта, то это вообще непонятно: что же все-таки Россия собиралась делать? Что значит: «начать обсуждение будущего статуса Абхазии и Южной Осетии»? Начать обсуждение? И только? Стоило ли вообще тогда так радикально вмешиваться в ситуацию, принуждая (и тем самым сильно унижая) Грузию?
Хорошо, что российское руководство вовремя спохватилось. Хотя оно и проглотило пилюлю с пятым пунктом, дав тем самым дополнительную пищу тем грузинским политикам и экспертам, которые всегда ставили России в вину ее чрезмерную пристрастность в грузино-абхазском (и грузино-осетинском) конфликте, но зато нашла быструю и неожиданную для Запада развязку с шестым пунктом «Плана Медведева - Саркози». Пойдя после приезда «европейского трио» в Москву в начале сентября 2008 г. на то, чтобы участвовать в международных дебатах по вопросам обеспечения 78
безопасности и стабильности в зонах, прилегающих к Абхазии и Южной Осетии, Россия как бы загодя позаботилась о своих интересах и признала до этого независимость обеих республик. Но как можно было позволить, чтобы с тобой сыграли в чужую игру? И не ждать ли от «объединенных европейцев» чего-то еще, каких-то «новых подарков»?
Ведь пошел же ЕС на то, чтобы позволить М. Саакашвили устроить «редакционную войну» с «Планом Медведева - Саркози» (причем сразу же после его подписания в Москве)! Привезя его в Тбилиси, Н. Саркози столкнулся с желанием М. Саакашвили скорректировать некоторые его положения, что в итоге кардинально меняло смысл этого важнейшего документа (см.: 18). Как же вел себя в этой ситуации ЕС? Да он молча взирал на «инновации» грузинского лидера на ниве «редактуры» «Плана Медведева - Саркози». Вот с каким специфическим видом посредничества столкнулась Москва сразу же после подписания документа, способствовавшего достижению перемирия в зоне грузино-российского противостояния. Уж очень хотелось ЕС (под любым предлогом) уйти от того, чтобы признать военное поражение Грузии и хоть в чем-то насолить Москве.
Поэтому ждать от ЕС абсолютной беспристрастности в выполнении роли «кризисного управляющего», или третьей стороны на грузинской «площадке», - наивно. Да он, собственно говоря, и не скрывает того, что должен быть не столько нейтральным арбитром, сколько следовать своему «моральному долгу помочь соседу, оказавшемуся в беде» (выражение небезызвестного главы Евроко-миссии Ж. Мануэла Баррозу), хотя, как мы знаем, Грузия не является членом ЕС*. И характерно, что состоявшийся в Брюсселе уже 1 сентября 2008 г. саммит ЕС принял решение оказать моральную и политическую поддержку Тбилиси. Было высказано намерение оказать и финансовую поддержку Грузии (по некоторым оценкам, она могла бы составить 2-3 млрд. долл. США) (21, с. 37).
Пока, правда, на фоне общей международной помощи в 4,5 млрд. долл. США, из которых 1 млрд. в течение трех лет Грузия получит от США, «взнос» Еврокомиссии сравнительно невелик -
* При этом, что также весьма показательно, ни слова не говорится о попавшей в действительную беду Южной Осетии.
всего лишь 500 млн. евро, или 660 млн. долл. США (плюс к этому еще помощь по линии отдельных европейских государств: Германия - 44 млн. долл. и Франция - 9 млн. долл.), но важен сам этот факт (см.: 1). Да и обстоятельство, что международная конференция более чем 60 стран-доноров в октябре 2008 г. прошла в Брюсселе под эгидой ЕС, весьма показательно. Учитывая такого рода ангажированность представляющих Брюссель институций и те «особые чувства», которые испытывает к Брюсселю (но не к ООН) грузинское руководство, с трудом верится в то, что военные наблюдатели от Евросоюза смогут проводить серьезный мониторинг буферной зоны, примыкающей к р. Ингури, при котором действия грузинских диверсионно-террористических групп были бы невозможными. Ведь системы надежных мер, исключающих возобновление военных действий в этой зоне, как не было, так и не создано по сей день.
Стремясь показать себя на деле, ЕС попытался было связать Сухуми и Тбилиси международными обязательствами, но уже в контексте принципиально новой ситуации. Однако первый блин здесь у «объединенных европейцев» вышел комом. Мы имеем в виду те переговоры (а точнее говоря, квазипереговоры), которые во исполнение «Плана Медведева - Саркози» прошли в Женеве 15 октября (см.: 15). Если говорить строго научно, то работу «объединенных европейцев» на ниве наконец-таки обретенного ими посредничества таковым можно назвать весьма условно. Скорее, она похожа на практику фасилитации. По крайней мере то, что мы увидели недавно в Женеве, с точки зрения конфликтологии - это не более чем консультации или встречи сторон, вовлеченных в конфликт, когда главным становится простой обмен мнениями и поддержание элементарных контактов, но никак не принятие серьезных решений.
Состоявшиеся в Женеве «дебаты-консультации» был искажены до невероятности тем странным форматом, который был навязан организаторами мероприятия. И в самом деле: во-первых, хотя дискуссии в Женеве были проведены во исполнение договоренностей по линии Россия - ЕС и, стало быть, посредниками должны были бы выступить Москва и Брюссель, почему-то медиаторами процесса явились ЕС, ООН и ОБСЕ; во-вторых, главные «фигуранты дела» - абхазская и югоосетинская стороны (официальные Сухуми и Цхинвали) - были приглашены в Женеву не в качестве рав-80
ноправных сторон конфликта, поскольку по настоянию грузинской стороны им было разрешено участвовать лишь в консультациях в качестве экспертов, не более того; в-третьих, на какой положительный успех этих квазипереговоров можно было рассчитывать, когда в своем «обозе» грузинская сторона привезла двух «коллаборационистов» - Акишбая и Санакоева, что выступило явно раздражающим фактором для Сухуми и Цхинвали. Могло в этом случае получиться что-нибудь серьезное?!
Но это, как говорится, хотя и заслуживающие внимания моменты, но все же мелочи. Куда важнее для нас то, что ЕС не очень-то понимает, с чем именно он столкнулся сегодня в зоне конфликта, т.е. с какой именно ситуацией, и что ему надлежит конкретно делать в принципиально новых условиях, когда грузино-абхазское противостояние фактически вышло на уровень межгосударственного конфликта! На это, с нашей точки зрения, накладывается слабое культурно-цивилизационное знание Южного Кавказа и отсутствие опыта работы именно в кавказской среде, отсутствие необходимых для такой работы ресурсов и подготовленных кадров. И пока что Брюсселю удалось добиться немногого. С 10 октября 2008 г. началось развертывание на территории Грузии временной наблюдательной миссии ЕС в количестве 250 человек, офисы которой будут располагаться в четырех городах этой страны: в Поти, Зугдиди, Гори и Тбилиси. Удастся ли ему сделать свое присутствие в этой «горячей зоне» Южного Кавказа более весомым - покажет будущее.
Вопрос № 4: как изменилась роль России в зоне конфликта после принуждения Грузии к миру и признания независимости Абхазии ?
В преддверии югоосетинского кризиса российское руководство стояло перед несколькими альтернативами в плане выстраивания своих дальнейших отношений с двумя квазигосударствами Южного Кавказа. С нашей точки зрения, их было немного, а именно три: а) перестать поддерживать нелегитимные (с точки зрения международного права) режимы в этих странах и вообще устраниться от решения их проблем; б) признать независимость этих квазигосударств, начав процесс их инкорпорирования в российское политическое и хозяйственно-экономическое пространство; в) оставить все как есть, т.е. сохранить оба конфликта в «заморожен-
ном» состоянии, обеспечив себе преференции в качестве главного миротворца*.
В этом смысле события августа 2008 г. подтолкнули Россию к решительным действиям, и она пошла на признание независимости Абхазии и Южной Осетии. Для нее как бы наступил «час Х» и выбор был сделан: из заинтересованного посредника, каким официальная Москва была долгие годы, она стала обычной заинтересованной стороной в конфликте (но теперь уже межгосударственном). Осознав, что это в ее интересах и во многом приняв удар на себя, Россия кардинально вмешалась в ситуацию. Таким образом, за время существования этого СК (а он, как известно, начался еще в июле 1992 г.) поведение России менялось следующим образом: практически неучастие в конфликте, безразличное к нему отношение (своих проблем хватало!) ^ достаточно хаотическое поведение в зоне конфликта, вызванное отсутствием единой позиции в Москве и борьбой различных политических сил ^ принятие на себя по мандату Совета глав СНГ роли третьей («разъединяющей») стороны ^ последующее превращение в заинтересованного посредника ^ трансформация в обычную заинтересованную сторону с возложением на себя союзнических обязательств перед Абхазией.
Уточним свою позицию: нет, Россия не «подставилась», как это могло показаться в первые дни югоосетинского кризиса, просто так вышло. Таким оказался расклад сил в условиях этого кризиса, и поступить иначе она просто не могла. Агрессия Грузии против Южной Осетии упростила картину, сделала многие вещи очевидными - например, кто и как вскормил режим М. Саакашвили и к чему дальше могло привести такого рода потворство молодой грузинской «демократии». Понятно, что в этих условиях Россия не могла оставить на произвол судьбы и не оставила пророссийски настроенные территории - Абхазию и Южную Осетию.
Не будем забывать, что официальная Москва очень долго апеллировала к принципам и нормам международного права, взывая к ООН и ведущим мировым державам, постоянно подчеркива-
* Заметим: последний вариант, по большому счету, не устраивал Абхазию и Южную Осетию и они (особенно Абхазия) стали проявлять не свойственную им до этого самостоятельность, искать выход на пути декларирования мно-говекторности внешней политики. 82
ла при этом, что она признавала и признает территориальную целостность Грузии. Но после провозглашения независимости Косово в феврале 2008 г. и удивительно быстрого признания этого государственного образования со стороны США и стран ЕС, а также после шагов грузинской военщины на полях Южной Осетии, которая, видимо, понадеялась на 100%-ную поддержку своих друзей на Западе и быстрое вступление своей страны в НАТО, Россия сочла для себя, что апеллировать более к принципам и нормам международного права бессмысленно. Ее руководство решительно пошло на признание независимости Абхазии, а вместе с ней и Южной Осетии, и вышло на подписание базовых договоров о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с ними. Таким образом, Москва добровольно возложила на себя весьма обременительные функции «патрона», «опекуна» и «спонсора» (донора) молодых государств Южного Кавказа. Причем, одновременно все три.
Понятно, однако, почему так повела себя официальная Москва. Во-первых, участие в урегулировании этих (до недавнего времени замороженных) СК напрямую связано с позиционированием новой России на мировой арене, прежде всего с ее политикой на кавказском направлении. Во-вторых, в силу того что Северный и Южный Кавказ - это во многом система сообщающихся геополитических «сосудов», положение дел в Абхазии и Южной Осетии оказывает прямое воздействие на внутриполитическую динамику в самой России, особенно на динамику российского Юга, где был и продолжает оставаться достаточно уязвимым такой его сегмент, как Северный Кавказ, поэтому устраниться от этого фактора российское руководство просто «физически» не может. В-третьих, именно таким образом официальная Москва наконец-таки ответила на безудержное расширение Североатлантического альянса (см.: 5) и тем самым предупредила получение Грузией особого мандата -Плана действий по членству в НАТО (ПДЧ), что планировалось на декабрь 2008 г. Если этим она и не предотвратила вступление этой страны в альянс, то по крайней мере на время отсрочила такую -невеселую для себя - перспективу.
В этом плане Абхазия, а также Южная Осетия, безусловно, союзники России - у них просто нет пока другого выхода. Но насколько ресурс этой поддержки весом для России? Далеко не риторический вопрос. К тому же, учитывая сложную геополитическую
обстановку на Южном Кавказе и вокруг него, слабость обоих новых государств этого региона (особенно уязвимость Южной Осетии), России придется уже непосредственно на себе испытывать все «прелести» агрессивного грузинского национализма. А то, что Тбилиси не оставит в покое эти территории, ясно, как божий день. Значит, именно Россия будет находиться под постоянным прессингом Грузии и стоящих за ней внешних сил, что, в частности, не исключает возможность совершения диверсионно-террористических актов не только на территории Абхазии и Южной Осетии, но и на российском Юге.
Поэтому во исполнение достигнутых с Сухуми сентябрьских (2008) договоренностей Россия должна сохранить свое военное присутствие на абхазской земле. Но теперь это уже не миротворческая миссия, а обычное военное присутствие одного государства на территории другого государства. И уже в скором времени в Гудау-те/Бомборах, где раньше находилась военно-воздушная база, а до недавнего времени располагался Центр реабилитации миротворцев, и в Очамчире, где в советские времена располагались элементы инфраструктуры Черноморского флота, появятся российские военные базы.
Мы вправе, однако, задаться вопросом: стоило ли «городить огород» - создавать на исходе скоротечной гражданской войны в Мегрелии (сентябрь - ноябрь 1993 г.) пять российских баз в Грузии*, затем их ликвидировать, затратив огромные средства на вывоз военной техники и вывод личного состава, а теперь вновь возвращаться к этому? Но решать теперь эти вопросы на очень ограниченной территории Южного Кавказа, да к тому же в неизменимо худших для России (с геостратегической точки зрения) условиях?! Ведь от всей инфраструктуры некогда сильного и хорошо укомплектованного ЗакВО разве что и остались военная база в Гюмри (Армения) и Габалинская РЛС в Азербайджане! Но тут уж ничего не поделаешь: византийскую логику Кремля до конца не просчита-
* Российские военные базы в Грузии создавались во исполнение Договора о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве с этой страной (сегодня многие уже подзабыли, что такой документ имел место!). Одновременно с этим в Договоре оговаривалось, что российские пограничники возьмут под свой контроль грузино-турецкую границу (19, с. 254-256, 257). 84
ешь. Просто на фоне тактических побед Москвы хотелось бы ясности и в вопросах стратегических: для чего это вообще нужно России, вписывается ли все это в новый «Кавказский проект»?! И есть ли вообще такой проект?!
Иные из политиков и экспертов (и не только на Западе, но и в нашей стране) полагают, что Москва сделала крупную внешнеполитическую ошибку. С нашей точки зрения, в краткосрочной перспективе это едва ли так. А вот непризнание Абхазии и Южной Осетии, тем более в условиях неоднократных заявлений и просьб со стороны руководства этих республик принять их под «патронаж» России, действительно было бы ошибкой, стало бы крупным политико-дипломатическим поражением нашей страны. Ведь недаром так умело расставляли для нее ловушку Н. Саркози и другие западные лидеры. Благо Россия в нее не попалась, точнее, чуть было не попалась! Видимо, некоторые уроки из недавнего прошлого не прошли для Кремля даром: печальная участь С. Милошевича и драматическая судьба Сербии - не такие уж далекие страницы истории (4, с. 73, 78).
Завершая свою статью, отметим еще один важный момент. Признание Россией независимости Абхазии (а также Южной Осетии) и выстраивание с нею принципиально новых - уже межгосударственных - отношений преодолело известную асимметрию во взаимоотношениях Грузии и Абхазии. Ведь была преодолена та, не вполне нормальная, ситуация, когда на стороне бывшей «метрополии», фактически заведомо вступая в борьбу за влияние в регионе с Россией, играл более сильный внерегиональный игрок - США (хотя и не только одни они), а на стороне Абхазии такого - равного или даже близкого ему по силе и влиянию - игрока просто не было. Ибо, как бы она того ни хотела, Россия не могла выстраивать с Абхазией союзнические (но, по сути, тоже патронажно-клиентельные) связи по аналогии с американо-грузинскими отношениями. Просто реальные возможности России в этом плане долгое время были ограничены, а статус основной силы по поддержанию мира в зоне конфликта не позволял ей делать это по юридическим основаниям. Хотя, естественно, в значительной мере официальная Москва была на стороне Сухуми (особенно с конца 1990-х годов, после начавшегося «дрейфа» Тбилиси в сторону Запада). В то же время ничего подобного Абхазии не предлагал и никто другой. Поэтому долгие
годы своего существования в качестве квазигосударства Абхазия обходилась без какого-либо патронажа извне, действуя на свой страх и риск.
Отдавала ли себе Москва отчет в том, что с установлением своей «опеки» над Абхазией и Южной Осетией, сворачиванием миротворческой миссии (как собственной - на р. Ингури и в Кодо-ре, так и в рамках ССПМ на югоосетинской «площадке»), достаточно жестким «наказанием» Грузии последняя фактически превращается в зону раздела сферы влияния США и России, на которые неизбежно будут накладываться зоны ответственности НАТО и ОДКБ? Трудно сказать однозначно, хотя мы больше склоняемся к тому, что российское руководство действовало скорее импульсивно, чем проективно (целенаправленно). Оно сработало, что называется, в режиме ситуационного реагирования. Но, как бы там ни было, это произошло. И это будет иметь серьезные последствия для безопасности на Южном Кавказе и для всей той обширной зоны, которая протянулась от Балкан до Каспия.
Фактически возник еще один тугой «узел противоречий». Вернее сказать, он как бы удвоился, уплотнился за счет выхода из тени России. И теперь основные комбинации сил на грузинской «площадке» и - автоматически - на поле Южного Кавказа выглядят следующим образом: Россия (+Абхазия и Южная Осетия) versus Грузия, Россия versus США (+Грузия), Абхазия и Южная Осетия (+Россия) versus США*. Таким образом, к тем конфликтам и кризисам, к тем этнополитическим «швам» и геополитическим «расколам», которые уже давно характерны для ЧКР, добавился еще один. Как знать: не станет ли он в обозримом будущем основным невралгическим «узлом» этого региона?! И обострять ситуацию будет, безусловно, тандем США - Грузия. Вашингтону, по вышеуказанным причинам, безусловно, выгоден новый конфликт России с Грузией. Это может отвлечь Москву от решения других вопросов, скажем, от урегулирования карабахского конфликта, и вообще «оттянет» ее интерес от Армении. А уж как хочется ему (но еще
* Не будем при этом забывать, что фактически на стороне США в данной ситуации играет НАТО. Ведь при всей внешней самостоятельности в качестве актора мировой политики альянс - это по преимуществу американский «проект». 86
больше Тбилиси) поставить Россию на место после бесславной для
Грузии «пятидневной войны» на полях Южной Осетии в августе
2008 г.!
Список литературы
1. Грузии выделят 4,5 млрд. долл. помощи. - Режим доступа: http:// news.bbc.co.uk/go/pr/fr//hi/russian/international/newsid_7684000/768 4647.str . (дата последнего обращения: 22 октября 2008 г. )
2. Дадаян Д. Непризнанные государства Закавказья: мифы и реалии / / Карабахский курьер: Информационно-аналитический бюллетень Представительства НКР в Москве. - М., 2006. - № 4. - С. 10-13.
3. Захаров В. А., Арешев А. Г. Признание независимости Южной Осетии и Абхазии: Политико-правовые аспекты. - М.: МГОФ «Знание», 2008. - Ч. 1.
4. Захаров В.А., Арешев А.Г. Признание независимости Южной Осетии и Абхазии: Политико-правовые аспекты.- М.: МГОФ «Знание», 2008. - Ч. 2.
5. Захаров В.А., Арешев А.Г. Расширение НАТО в государства Закавказья: Этапы, намерения, результаты. Хроника событий. - М.: МГИМО-Университет, 2008.
6. Злобин Н. Сценарий для Абхазии // Независимая газета. - М., 2007. -31 мая.
7. Ключ к будущему. Предложения абхазской стороны о всеобъемлющем урегулировании грузино-абхазского конфликта. - Сухуми, 2006.- 10 с. Рукопись. На рус. яз. - Личный архив автора.
8. Коппитерс Б. Грузино-абхазский конфликт / / Европеизация и разрешение конфликтов: Конкретные исследования европейской периферии / Б. Коппитерс, М. Эмерсон, М. Хейссен и др.; Пер. с англ. - М.: Весь мир, 2005. - С. 197-237.
9. Кургинян С.Е. Слагаемые победы // Завтра. - М., 2008. - № 34 (авг.).-С. 1-2.
10. Маркедонов С.М. СНГ-2: Непризнанные государства на постсоветском пространстве (К определению природы феномена) / / Гуманитарная мысль Юга России. - Краснодар, 2005. - № 1. - С. 118-126.
11. Маркедонов С.М. СНГ-2: Окно в Европу? // Гражданское общество. -Сухуми, 2008. - № 83, 10 июня. - С. 30-31.
12. Об особом статусе Абхазии в государстве Грузия: (Проект). Подготовлен К. Кублаишвили, А. Гегешидзе, И. Хаиндрава и П. Закареишвили при участии Д. Бакрадзе, И. Хидашели и Д. Дарчиашвили. - Тбилиси, 2004. - 28 с. - Рукопись. На рус. яз. - Личный архив автора.
13. Омеркечба И. Абхазии тесно в штанишках ОНН и тем не менее выходить из нее она не собирается // Чегемская правда. - Сухуми, 2007. -5 июня. - С. 4-5.
14. Основные принципы разграничения конституционных полномочий между Тбилиси и Сухуми (документ Бодена) // Конфликты в Абхазии и Южной Осетии: Документы 1989-2006 гг. / Сост. и комм. М.А. Волхонский, В. А. Захаров, Н.Ю. Силаев. - М.: НП ИД «Русская панорама», 2008. - С. 465-466.
15. Переговоры России и Грузии в Женеве сорвались. - Режим доступа: http://news.bbc.co.uk/hi/ russian/international/newssid 7672000/7672081. stm (дата последнего обращения: 15 октября 2008 г.)
16. Положение о Координационном совете грузинской и абхазской сторон // Конфликты в Абхазии и Южной Осетии: Документы 1989-2006 гг. / Сост. и комм. М.А. Волхонский, В. А. Захаров, Н.Ю. Силаев. - М.: НП ИД «Русская панорама», 2008. - С. 399-401.
17. Пряхин В.Ф. Региональные конфликты на постсоветском пространстве (Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах, Приднестровье, Таджикистан). - М.: Изд-во ГНОМ и Д, 2002.
18. Саакашвили подправил текст «Шести принципов». - Режим доступа: http://news.mail.ru/politics/1941977/et (дата последнего обращения: 13 августа 2008 г.)
19. Степин М.Н. О незыблемости правообоснованного пребывания в Абхазии российских миротворцев в контексте деструктивных усилий Грузии, Украины, ЕС и США // Независимая Абхазия: Проблемы и перспективы / Под ред. Т.М. Шамбы. - М.: Б.и., 2007. - С. 250-263.
20. Сухуми предлагает признать суверенитет // Понедельник. Еженедельное издание Южнокавказского института региональной безопасности. -Тбилиси, 2006. - № 17 (май). - С. 3-4.
21. Фролов А.В. Россия и Грузия: Некоторые итоги конфликта // Власть. -М., 2008. - № 10. - С. 36-38.
22. Шакарянц С. Россия готова защитить Абхазию любыми средствами. Перерастет ли «холодная война» в Закавказье в горячую стадию? / / Северный Кавказ. - Нальчик, 2008. - № 16 (апр.). - С. 8.
23. Nietschmann B. The Fourth World versus nations versus states / / Reordering the world. Geopolitical perspectives on the twenty-first century / Ed. by Demco G.J. and Wood W.B. - Boulder: Western press, 1994.
24. Taras R., Ganguly R. Understanding ethnic conflict. The international dimension. - 2nd ed. - N.Y.: Longman, 2002.
