CC BY
70
исследуемых духовно-нравственных концептов в религиозном дискурсе, нежели в политическом, а также большая актуализация их в православных публикациях, на наш взгляд, свидетельствует о том, что, во-первых, православные культурные установки были наиболее полно приняты общенародной культурой (так как в основе русской культуры лежат ценности, усвоенные русским народом в процессе его исторического бытия, тысяча лет истории которого была связана с христианством); во-вторых, под влиянием религиозного дискурса сформировалась аксиология отечественной культуры, что проявляется в совпадении традиционных культурных и религиозных установок, стереотипов в обеих картинах мира (сугубо религиозной и общенародной); в-третьих, интенции православного дискурса направлены на духовное и нравственное более, нежели интенции политического, ориентация которого скорее практическая и рекламная, пропагандистская.
Таким образом, языковая картина мира православного человека намного богаче концептами духовно-нравственного пространства, чем секулярная. Светский носитель языка конструирует действительность, используя духовно-нравственные ментальные единицы менее активно, они для него не столь значимы, содержание концептов подвергнуто идеологической обработке, обеднено и восстановлено на сегодняшний день не полностью.
Примечание
1 Токарев, Г. В. Дискурсивные лики концепта : монография / Г. В. Токарев. - Тула : Изд-во Тул. ун-та, 2004. - С. 51.
Т. И. Краснянская
О НЕКОТОРЫХ ОСОБЕННОСТЯХ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЯ ‘ДЕЛОВАЯ РЕПУТАЦИЯ’ УЧАСТНИКАМИ СУДЕБНОГО ПРОЦЕССА
В статье рассматриваются особенности функционирования понятия ‘деловая репутация ’ в судебной коммуникации. Отмечается различие в интерпретации данного понятия истцом и судьей, выясняется причина разночтений. Интерпретация понятия ‘деловая репутация ’ истцом испытывает влияние экстралингвистиче-ского фактора - экономического контекста. В процессе интерпретации понятия ‘деловая репутация ’ судьей происходит сужение объема толкуемого понятия.
Ключевые слова: деловая репутация, судебная коммуникация, интерпретация.
Неотъемлемым свойством юридического языка, отличающим его от языка естественного, является однозначность понимания текста документа, отсутствие субъективных наслоений (эмоциональности, оценочности). За использованием слов стоят устойчивые, определенные понятия, за каждым термином - дефиниция, прошедшая верификацию в юридической науке и законодательной практике. Переход естественного языка в специальный вызывает неизбежную формализацию его понятий в сторону упрощения и условности1. В языке права происходит «интериоризация» языка, в результате чего знаки естественного языка могут наполняться качественно иным содержанием.
В данной статье рассматривается понятие ‘деловая репутация’ и область его применения, особенности его интерпретации истцом и судьей, а также дискурсивное поле данного понятия.
Определение деловой репутации, унижения деловой репутации является особенно важным для правоприменительной практики арбитражных судов.
Мы понимаем унижение как речевое воздействие на адресата посредством конфликтогенного текста, в результате которого происходит изменение в оценке качеств адресата с положительной на отрицательную в глазах окружающих и его собственных глазах (самооценка). Унижение имеет место тогда, когда одна из сторон в ущерб другой сознательно совершает речевые действия, целью которых является дискредитация (умаление качеств) оппонента.
Дискредитация означает подрыв доверия к кому-либо, чему-либо, умаление авторитета, значения кого-, чего-либо. Дискурсивной составляющей унижения является обусловленность высказывания, содержащего признаки унижения, широким экстралингвистическим контекстом (текст + ситуация).
В Толковом словаре русского языка Н. Д. Ушакова репутацией именуется «составившееся общественное мнение о достоинствах и недостатках кого-, чего-нибудь», а в словаре Даля - «слава человека, добрая или дурная, как и чем кто слывет, общее мнение о ком-либо».
В науке гражданского права репутация - сложившееся о лице мнение, основанное на оценке общественно значимых его качеств2. Деловая репутация трактуется как совокупность качеств и оценок, с которыми их носитель ассоциируется в глазах своих контрагентов, клиентов, потребителей3.
В отличие от чести и достоинства, которые защищаются во всех случаях, область общественных отношений, в которой деловая репутация защищается, имеет определенные ограничения. То есть информация, в связи с которой можно предъявлять иски о защите деловой репутации, должна касаться профессиональных, либо деловых качеств лица, которые связаны с участием в коммерческом (деловом), гражданском обороте, с продажей товаров, работ или услуг4.
Деловая репутация юридических лиц является условием их успешной деятельности. Если сведения, распространенные о какой-либо организации, порочат ее деловую репутацию, они подлежат опровержению в судебном порядке.
В словаре С. И. Ожегова, Н. Ю. Шведовой порочить означает: 1. Навлекать позор на кого-, что-н., бесчестить. 2 Осуждать, чернить.
В юридической практике порочащими признаются сведения, которые свидетельствуют о нарушении юридическим лицом действующего законодательства, недобросовестности при осуществлении производственно-хозяйственной или предпринимательской деятельности, нарушении деловой этики или обычаев делового оборота, которые умаляют деловую репутацию юридического лица5.
Внимательное наблюдение за текстами судебных документов позволило нам заметить, что истец и судья по-разному трактуют понятия ‘деловая репутация’ и ‘порочащие сведения’. Толкование данных понятий истцом носит более широкий характер, чем толкование судьи. При переходе понятия из естественного языка в правовую коммуникацию имеет место сужение объема толкуемого понятия.
Проиллюстрируем данное утверждение примером из судебной практики6.
ЗАО «Н» обратилось в Арбитражный суд Пермской области с иском к редакции газеты «В» с иском о возложении обязанности опровергнуть сведения, порочащие деловую репутацию истца:
«Н» «кидает» не только дольщиков, но и деловых партнеров, но предпочитает делать это не сам, а через дочерние компании. Так, ООО «Г», входящее в холдинг «Н» и являющееся его генеральным подрядчиком, заключило с одной из компаний Перми договор, по которому обязалось построить дом. Деньги эта компания взяла, перечислила их на счета «Н», а обещанных работ в полном объеме не произвела;
а также заголовки двух статей: Строительный холдинг «Н» находится на грани банкротства; Квартир за 700000 рублей не бывает; подзаголовок Очередная афера на жилищном рынке Перми.
Решением суда в удовлетворении исковых требований организации было отказано. Суд первой инстанции пришел к выводу о том, что оспариваемые истцом фразы имеют характер мнения, оценочного суждения, убеждения, которые не могут быть опровергнуты в суде.
Истец не согласился с решением арбитражного суда и подал апелляционную жалобу, где указал, что суд дал неверное толкование оспариваемых им фраз, поскольку опубликованные в газете «В» сведения являются утверждением о фактах, порочащих деловую репутацию истца.
Суд апелляционной инстанции оставил жалобу истца без удовлетворения. Судья пришел к аналогичному выводу, что содержащиеся в статьях выражения находится на грани банкротства, очередная афера на жилищном рынке, «кидает» не только дольщиков, но и деловых партнеров носят оценочный характер, являются выражением субъективного мнения и не содержат информации о фактах и событиях. Следовательно, отсутствуют основания для их опровержения.
При вынесении решения судья опирается на то, что предметом судебной защиты могут быть только утверждения о фактах, соответствующих действительности, которые можно проверить. В упомянутой публикации речь идет в целом о деятельности ЗАО «Н» без указания на конкретные факты (заключило с одной из компаний Перми договор). Такое высказывание не может быть верифицировано. Трудно верифицировать, находится ли на самом деле Н. на грани банкротства, занимается ли аферами на жилищном рынке. Данные высказывания субъективны и отражают мнение одного человека. В оспариваемых высказываниях не приводится конкретных фактов. Ответчик оценивает деятельность истца как в целом противоречащую принципам добропорядочности и надежности.
Тем не менее, истец склонен видеть во мнении или оценке косвенное утверждение о фактах. Подобный «перекос» можно объяснить внелингвистиче-скими факторами. Будучи субъектом экономической деятельности, истец в данной ситуации несет серьезный экономический ущерб (материальный вред).
Линия поведения заявителя жалобы имеет под собой существенную экономическую подоплеку, поскольку в результате публикации он потерял доверие деловых партнеров и дольщиков. В заявлении истца выделяются несколько прагматических функций: вернуть доверие клиентов, не допустить ухудшения экономического состояния компании, наказать ответчика за изменение общественного мнения о ней в отрицательную сторону, не допустить передела влияния на рынке жилищного строительства, не упустить прибыли. Иными словами, интерпретация оспариваемых высказываний пострадавшим продиктована экономическим интересами. В такой ситуации истец, возможно сознательно, принимает мнение за утверждение о фактах.
Потерпевшая сторона испытывает затруднения с адекватной оценкой сложившейся ситуации. Верификации события («кидает» дольщиков, обещанных ра-
бот в полном объеме не произвела) препятствуют идущие от истца «субъективные оценки» и эмоциональные коннотации, вызванные потерей экономического влияния в его профессиональной сфере деятельности. Однако суждения, мнения и оценки не соотносятся непосредственно с объективной действительностью. С объективностью соотносятся прежде всего факты.
Будучи величиной объективной, факт должен «выбирать выражения», отбрасывая все то, что обнаруживает связь с личностью говорящего: его оценки, комментарии, дополнения, разъяснения и т. п. - словом, все то, что затрудняет верификацию или вносит побочные субъектно-предикатные связи (очередная афера, предпочитает делать это не сам, а через дочерние компании). Исключив несущественную информацию, становится заметным, что нет ни одного факта, о котором ответчик может говорить определенно.
Очевидно, что такое толкование понятия «порочащие сведения» для истца представляется чрезмерно узким. Сведения, оспариваемые ответчиком, хотя и не содержат в себе утверждений о фактах, тем не менее, снижают его существующий положительный уровень. Возможно, ЗАО «Н» является добросовестным застройщиком, уважает в себе это качество и гордится его общественной оценкой. В ее понимании ничто не может быть основанием для умаления деловой репутации, в том числе мнения и оценки негативного характера.
В качестве заключения сделаем основные выводы.
При переходе понятия «деловая репутация» из естественного языка в правовую коммуникацию имеет место сужение объема толкуемого понятия. Интерпретация судьи носит ограничительный, конкретизирующий характер.
Причина разночтения связана с тем, что истец обычно не дифференцирует понятия ‘факты’ и ‘мнения’. В толковании понятия ‘деловая репутация’ возникает логический «перекос», в результате которого истец склонен видеть в спорной фразе, отображающей мнение ответчика, косвенное утверждение о факте.
Данная логическая ошибка вызвана внелингвистическими факторами. Так, толкование спорных выражений происходит в свете экономических интересов истца. Интерпретация оспариваемых фрагментов испытывает влияние важной для заявителя жалобы дискурсивной характеристики - экономического контекста, который включает такие составляющие, как упущенная выгода, ограничение деятельности, потеря доверия деловых партнеров.
Такой «перекос» является нежелательным субъективным эффектом, однако объективно связанным с особенностями профессионального сознания истца. Фоновые знания экономического характера, присущие ему как субъекту предпринимательской деятельности, привносят в его интерпретацию дополнительную составляющую.
Таким образом, далеко не все, что субъективно может быть воспринято юридическим лицом как негативная информация о нем, определяется судом как унижение деловой репутации. Для опровержения сведений, порочащих имя компании, необходим такой квалифицирующий признак, как утверждение о факте с указанием конкретных обстоятельств. Заявления обобщающего характера, указывающие на постоянное отрицательное качество юридического лица (например, известный на рынке рейдер), относятся судом к мнению ответчика и не подлежат рассмотрению в ходе судебного разбирательства.
Примечания
1 Голев, Н. Д. «Герой капиталистического труда» - оскорбительно ли это звание? (о двух стратегиях прагматического анализа текста как объекта юрислингвистиче-ской экспертизы) / Н. Д. Голев // Юрислингвистика - 1 : проблемы и перспективы : межвуз. сб. науч. тр. / под ред. Н. Д. Голева. - Барнаул : Изд-во Алт. ун-та, 1999.
- С . 136.
2 Гражданское право : учебник. Т. 1 / под ред. А. П. Сергеева, Ю. К. Толстого. -М., 1998. - С. 312.
Малеина, М. Н. Защита чести, достоинства, деловой репутации предпринимателя / М. Н. Малеина // Законодательство и экономика. - 1993. - № 24. - С. 18.
4 Эрделевский, А. М. Защита чести, достоинства и деловой репутации в судебной практике / А. М. Эрделевский // Хозяйство и право. - 2006. - № 1. - С. 133.
5 Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24 февраля 2005 года №3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц».
6 Постановление семнадцатого арбитражного апелляционного суда от 9 февраля 2007 г. по делу № 17 АП-727/ 2007.
А. В. Лыков
МОРФОСИНТАКСИЧЕСКАЯ ЭВОЛЮЦИЯ РУССКИХ НАЗВАНИЙ ЧИСЕЛ: СЛУЧАЙНОСТИ И ЗАКОНОМЕРНОСТИ
Нельзя считать во многом случайные и алогичные морфосинтаксические изменения основанием выделения новой части речи. Особый функциональный статус имен чисел очевиден. Их категоризация как частей речи условна вне зависимости от их исторической эволюции в языке, и условия эти устанавливает, скорее, не время, а исследователь.
Ключевые слова: части речи, имена числительные, морфосинтаксическая эволюция.
Становление русских числительных как особой части речи традиционно связывают с известными морфосинтаксическими преобразованиями в сфере названий чисел: «особые синтаксические связи и утрата ранее свойственных названиям числе грамматических категорий приводят к выделению числительных в отдельный класс, в новую часть речи <...> Все эти процессы проходят в течение XIII-XIV вв. в пределах числительных до десяти, а затем распространяются и на другие числительные»1.
Сравнительно-исторические исследования показывают, что «категория числа <.> во многих языках сравнительно раннего периода их исторического развития оказывается освобожденной от предметности»2. Поэтому грамматическая эволюция счетных наименований в древнерусском языке была связана не с возникновением, а с совершенствованием абстрактной счетной системы, с изменениями в способах ведения счетных операций, а также с внутрисистемными (иногда - спорадическими) преобразованиями. Различный морфосинтаксис числительных маркировал формы приложения абстрактных чисел к миру вещей и не
