CC BY
65
Myth and its Treatment by Euripides //Classical Studies in Honor of Ch.F.Smith. Madison, 1919. P. 14-16; Pickard-Cambridge A.W. Op.cit. P. 270-277; Cornford F.M. Op.cit. P. 182; Пиотровский Адр. Комедия-сказка ПАристофан. Театр. M.-JL, 1927. С.185-186; Гусейнов Г.Ч. Аристофан. М., 1988. С.49 слл. Все перечисленные исследователи отмечают, что в самой мифологии Геракла было более чем достаточно черт, дававших почву для комического. Еще в комедиях Эпихарма сюжеты, связанные с Гераклом, встречались весьма часто. Ср.: Elderkin G.W. Xanthias and Heracles //CIPh. 1936. V.31. No.l. P. 69-70: Геракл (как и Дионис) был мишенью комедиографов вплоть до римского времени.
60. Клячко Н.Б. Социально-политическая направленность комедии Аристофана «Птицы» //Аристофан: Сборник статей. М., 1956. С. 133. Ср.: Lever К. Op.cit. Р. 108.
61. Из последних известных нам работ о теории трагического катарсиса у Аристотеля см.: Рабинович Е.Г. «Безвредная радость»: о трагическом катарсисе у Аристотеля //Mathesis. Из истории античной науки и философии. М., 1991. С.103-114; Schlesier R. Eust durch Leid: Aristoteles’ Tragodientheorie und die Mysterien. Eine interpretationsgeschichtliche Studie //Die athenische Demokratie im 4. Jahrhundert v.Chr. Stuttgart, 1995. S.389-415.
62. Миллер T.A. Аристотель и античная литературная теория //Аристотель и античная литература. М., 1978. С.106.
I.E.Surikov
ON SOME RELIGIOUS FEATURES OF THE OLD ATTIC COMEDY
The author tries to demonstrate that religious and mythological burlesque in Aristophanes’ plays is accounted for not by his alleged «atheism», but by some peculiarities of the genre he worked in. The roots of the Old Comedy are in the sacred parody present in most archaic religions. The meaning of that parody was rather positive than negative, and it didn’t lead to any humiliation of the traditional gods. By the time of Aristophanes that sacred meaning of parody was in general already gone, but some of its formal features survived. This thesis is confirmed by an analysis of several Aristophanes’ works, such as «The Frogs», «The Clouds», «The Birds», and «Plutus».
И. Е. СУРИКОВ (Москва)
О НЕКОТОРЫХ ФАКТОРАХ КОЛОНИЗАЦИОННОЙ ПОЛИТИКИ ГЕРАКЛЕИ ПОНТИЙСКОЙ
Археологические, эпиграфические и источниковедческие исследования последних лет дают повод говорить о необходимости пересмотра устоявшейся в историографии даты основания Херсонеса Таврического. Эта дата (422-421 гг. до н.э.), впервые предложенная в прошлом веке Г.Шнейдервиртом, впоследствии наиболее основательно аргументированная А.И.Тюменевым1 и с тех пор воспринимавшаяся как аксиома, пришла уже в полное несоответствие с совокупностью древнейших известных вещественных памятников как с херсонесского городища, так и с ближней хоры (в т.ч. с Маячного полуострова, из так называемого «древнего» или «Страбонова» Херсонеса2). Убедительной представляется поэтому новая интерпретация нарративной традиции в согласовании с релевантным археологическим материалом, предпринятая недавно Ю.Г.Виноградовым и М.И.Золотаревым и «удревняющая» эту се-
веропричерноморскую колонию примерно на век. При этом если в работах начала 1990-х годов3 вышеупомянутые исследователи придерживались гипотезы о «двух основаниях» Херсонеса (первичная апойкия гераклеотов, возможно, при участии Синопы, возникшая в последней четверти VI в. до н.э., и беитера кт!оц в постулированное Тюменевым время), то впоследствии они, на наш взгляд, с полным основанием усомнились в самой возможности совместной гераклейско-делосской колонизации в Юго-Западном Крыму в период Пелопоннесской войны.
Не будем повторять здесь детально развернутой ими аргументации4, ограничившись лишь констатацией того факта, что Ю.Г.Виноградову и М.И.Золотареву удалось доказать: ни Гераклее, ни делосцам нельзя с безоговорочной уверенностью приписать организацию колонизационной экспедиции в Таврику в 422-421 гг., и факт такой экспедиции остается лишь предположением, зиждящимся на достаточно произвольном прочтении источников и подкрепленным изрядной долей чисто умозрительных соображений. С другой стороны, не менее, а на деле — значительно более вероятной является такая трактовка сообщения Псевдо-Скимна (ст.826-831), которая влечет за собой синхронизацию основания Херсонеса с очищением Делоса афинским тираном Писистратом, в ходе которого, по археологическим данным, с острова не только удалялись погребения, но и сгонялись с насиженных мест вполне живые его обитатели. А коль скоро именно эта вторая возможность (и только она!) в настоящее время находит опору в археологической «летописи» Херсонеса, ведущей начало явным образом не от последней четверти У в., то, стало быть, именно она во всех отношениях имеет, мягко говоря, преимущественное право на признание в качестве исторической реальности.
Полностью солидаризируясь с вышеизложенной точкой зрения в ее общих, принципиальных моментах, мы позволим себе реплику по поводу одного частного вопроса, связанного с хронологией основания Херсонеса. Предельно конкретная датировка, предлагаемая Ю.Г.Виноградовым и М.И.Золотаревым — 528 г. до н.э. — основана на посылке, согласно которой третья тирания Писистрата в Афинах, ознаменовавшаяся очищением Делоса (Herod.1.64; Thuc.III. 104.1), продолжалась только один год, с 529/8 по 528/7 г. до н.э. Однако несравненно вероятнее, что третий приход Писистрата к власти состоялся на полтора десятилетия раньше, ок.546 г. до н.э. Так считает ныне подавляющее большинство исследователей5, и, насколько можно судить, в данном случае имеет место не молчаливое допущение, в сущности, ни на чем не базирующееся, а, напротив, подкрепляемое свидетельствами источников и вполне закономерное мнение.
Действительно, во-первых, Геродот (1.65) дает понять, что последняя тирания Писистрата установилась еще в правление лидийского царя Креза, судя по контексту, в его последние годы (ср. Herod.1.53-56 — Крез готовится к войне с Киром и ищет себе в Элладе союзников). Как бы ни датировать победу персов над Лидией и падение Креза, относить эти события к 520-м гг. до н.э нет никаких оснований6. Во-вторых, тот же Геродот (1.64: оитю 8г) Пею{отрато<; то xpixov о%cov ’A0r)va<; epp'i^axje xr)v Tupavv(5a) и Аристотель (Ath.poll5.3: Kaxei%ev f|5r| xr)v rupawlSa lЗе/Залщ) указывают, что, в третий раз овладев Афинами, тиран утвердил свою власть над городом уже прочно, противопоставляя этот факт тому, что в его предыдущие пребывания у кормила государства его положение еще не было достаточно устойчивым (Herod.1.60: xriv xupawlSa ov ш карта eppi^co|aevr|v e%cov; Arist.Ath.pol.14.3: oxma> 5e xfj<; ap%fj<; eppi^co|aevr|<;). Вряд ли упомянутые авторы стали бы называть прочной, укоренившейся тиранию, продолжавшуюся лишь один год, тем более, что Аристотель именно с третьим пребыванием Писистрата у власти связывает его многочисленные нововведения (разоружение демоса, ссуды аттическим крестьянам, взимание с них десятины, учреждении коллегии «судей по демам» и др.). Трудно поверить, что все эти мероприятия, представляющие, в сущности, целую программу преобразований, могли быть осуществлены в годичный срок7.
Наконец, еще одно (и решающее) соображение. Как известно, при третьем приходе Писистрата к власти посильную помощь ему оказал наксосский аристократ Лигдамид (Herod.1.61; Arist.Ath.pol. 15.2). После этого, воздавая услугой за услугу, Писистрат захватил Наксос и поставил Лигдамида его тираном (Herod.1.64; Arist.Ath.pol.15.3)8. В свою очередь Лигдамид оказал помощь Поликрату Самосскому, когда тот овладевал властью над родным островом (Polyaen.I.23.2), а в датировке этого события 538 г. до н.э. сомнений вроде бы не возникает9. Вся эта череда эпизодов, являющая собой, кстати сказать, один из наиболее интересных примеров «корпоративной солидарности» архаических тиранов, в своей совокупности исключает возможность датировки начала последней тирании Писистрата 520-ми годами10 и однозначно демонстрирует правомерность традиционной точки зрения о середине 540-х гг. как времени ее установления.
Но, коль скоро это действительно так и пребывание Писистрата у власти продолжалось не год, а 17-19 лет, то у нас появляется значительно булыная свобода для маневра при определении даты очищения Делоса (resp. основания Херсонеса), которое, разумеется, вовсе не обязательно должно было приходиться именно на последний год правления тирана и с тем же успехом могло состояться на полтора десятилетия раньше. Последнее даже более вероятно в силу ряда причин. Известно, что Поликрат перехватил у Афин протекторат над Делосом (Thuc.HI. 104.1). Трудно сказать, в какой момент его тирании это случилось, но всё-таки уже a priori писистра-товская акция на острове тем самым лучше укладывается на временном отрезке до 538 г., чем после этого. Кроме того, Геродот сообщает об очищении священного острова Аполлона сразу же после рассказа о захвате Писистратом власти в Афинах и последовавшим за этим завоевании им Наксоса. Очевидно, перед нами даже не две разных экспедиции (наксосская и делосская), а составные части одного мероприятия (о других афинских морских экспедициях в третье правление Писистрата ничего не сообщается), осуществленного почти сразу после 546 г. и имевшего целью достижение гегемонии в ионийской Эгеиде. Иными словами, овладев Наксосом, афинский тиран — можно говорить это с весьма большой долей уверенности — тогда же и очистил Делос, а часть его жителей, лишившись земель и получив благоприятный оракул из враждебного Писистрату Дельфийского оракула11, отправились с геракле-отами на северное побережье Понта Эвксинского.
Но в таком случае Херсонес был основан одновременно или практически одновременно с Каллатисом — гераклейской колонией в Западном Причерноморье12 — и, следовательно, при одинаковых с ней обстоятельствах. При этом мы отнюдь не уверены в том, что следует противопоставлять Херсонес как колонию изгнанных из Гераклеи демократов аристократическому «выселку» Каллатису. Строго говоря, никакими данными о государственном устройстве этих полисов на столь раннем этапе их существования мы не располагаем, а в то же время есть группа источников, позволяющая смело говорить о том, что представители аристократии, по крайней мере, участвовали в выведении апойкии в землю тавров. Речь идет о херсонесских острака, число которых к настоящему времени возросло уже почти до полусотни13. Не касаясь здесь вопроса о назначении этих надписанных черепков и об их точной хронологии, отметим лишь, что, как бы этот вопрос ни решался, очевидно одно: значительная доля прочитанных на них имен принадлежит к сфере аристократической ономастики. Таковы, вне сомнения, ЛИ Гиперох, Эвархид, Писистрат (!), Кретин и др., что, кстати, предполагает участие в основании Херсонеса как дорийской, так и ионийской по происхождению знати.
Как бы то ни было, мы сталкиваемся с достаточно парадоксальной ситуацией: только что основанная Гераклея за краткий период сама становится метрополией сразу двух новых городов. Чем же можно объяснить столь внезапный всплеск ее колонизационной активности? В самой общей форме можно с немалой долей уверенности говорить о том, что непосредственной причиной выведения обеих апойкий
была явным образом не стенохорня, а политическая борьба. Гораздо важнее, однако, ответить на вопрос о том, какой характер эта борьба могла иметь, по какому принципу она развертывалась? Следует ли предполагать в данном случае, как это чаще всего делается, противостояние демократической и аристократической «партий», соперничающих по поводу государственного устройства? Как минимум, два обстоятельства не позволяют нам примкнуть к данной точке зрения.
Прежде всего, вся ранняя история Гераклеи вплоть до установления тирании Клеарха в IV в. до н.э. — сюжет в высшей степени темный и дискуссионный, особенно в отношении хронологии, как абсолютной, так и относительной. Пожалуй, нагляднее, чем кто-либо, это продемонстрировал Э.Д.Фролов14, попросту сопоставив две реконструкции внутриполитического развития гераклейского полиса, принадлежащие С.Берстайну15 и С.Ю.Сапрыкину16. Точек соприкосновения между этими реконструкциями почти не оказалось, при том, что оба исследователя опирались, в сущности, на один и тот же (и весьма скромный в количественном измерении) комплекс сообщений источников, лишь по-разному интерпретируя эти сообщения и в разной последовательности располагая отразившиеся в них факты17. Наиболее ценны в античной традиции краткие упоминания о Гераклее в «Политике» Аристотеля; важнейшее из них для интересующей нас проблемы (Ро1.У.1304Ь32) содержит информацию о том, что сразу (ейви^) после основания этого города в нем развернулась борьба между аристократической (о! ууюргцог) и демократической (о 5що<;, о! бграуюуо!) группировками18. Вначале аристократы терпели поражение и уходили в изгнание, а затем (еяешх) объединились, возвратились и одержали победу над противниками. Весь этот пассаж содержит очень много неясностей. Если с еиви*; всё более или менее понятно, то под елегта может скрываться какой угодно временной промежуток. Нет однозначного ответа и на вопрос о том, каким образом это столкновение могло повлиять на колонизационную политику, поскольку здесь возможны самые разные (и даже взаимоисключающие) трактовки, в равной степени имеющие право на существование и в равной степени недоказуемые.
Наше второе возражение против прямолинейного понимания сообщения Аристотеля имеет принципиальный характер. Нам уже приходилось отмечать в связи с афинским материалом19, что Стагирит дает в своих трудах порой упрощенную и одностороннюю картину политической жизни в греческих полисах предшествующих эпох. Он в определенной степени модернизирует ситуацию, судит о реалиях более раннего времени с помощью категориального аппарата IV в. до н.э., сквозь призму дихотомии «демократы — олигархи». Есть все основания полагать, что реальная картина политической борьбы была намного сложнее этой «двухпартийной схемы». В частности, думается, уже давно не нуждается в доказательстве то положение, что политические группировки даже раннеклассического периода, не говоря уже об архаическом, не были партиями в современном смысле слова. И дело даже не столько в отсутствии формальных признаков партии (программа, устав, фиксированное членство, аппарат и т.п.), сколько в том, что они базировались не на каких-либо принципиальных идейных убеждениях, а на более личностной основе, на связях и соперничестве отдельных аристократических групп и их окружения. Однако нельзя отрицать, что различие позиций этих группировок всё же имело место, иначе становилось бы бессмысленным само их существование. Но в таком случае это различие должно было лежать в сфере не внутренней, а внешней политики20. Отдельные знатные семьи имели тяготения или пристрастия родственного, дружеского или иного характера (часто на ксенической основе) именно во внешнеполитическом плане, нередко даже за пределами греческого мира, что и определяло позицию группировок, складывавшихся вокруг них. Ключевым вопросом борьбы было отнюдь не социально-политическое устройство (аристократия, демократия, олигархия и т.п.21), а именно внешняя ориентация, диктуемая как традицией, так и конкретной ситуацией.
После этих оговорок, призванных помочь уточнению характера политической
жизни в архаической Гераклее, нам необходимо в целях дальнейшего уяснения ее конкретных факторов вкратце остановиться на некоторых аспектах основания этого полиса мегарянами и беотийцами, которое явилось одним из последних крупных мероприятий Великой греческой колонизации. Все предлагавшиеся датировки выведения интересующей нас апойкии находятся в пределах 550-х гг.22; более конкретная дата (если ее установление вообще возможно) в данном случае для нас не важна. При этом мы склонны вслед за С.Ю.Сапрыкиным, Ю.Г.Виноградовым и М.И.Золотаревым и вопреки Д.Ашери, С.Берстайну и Э.Д.Фролову вполне доверять сообщению Страбона (XII. 542) о том, что ранее на этом месте уже находилась колония милетян (вероятно, инкорпорированная в состав вновь основанного полиса с получением милетскими «старожилами» гераклейского гражданства). Во-первых, трудно представить, чтобы милетские мореходы, активно осваивавшие уже как минимум с VII в. до н.э. южное побережье Понта и забиравшиеся несравненно дальше на восток, не заметили и не оценили по достоинству едва ли не единственную удобную гавань в западной части этого побережья. Во-вторых, только наличием в метрополии определенного милетского элемента можно объяснить значительные ионийские вкрапления в ономастический фонд Херсонеса, как он вырисовывается по надписям на острака.
С.Берстайн высказал гипотезу, согласно которой Гераклея была основана по инициативе Лидии (через посредство Дельфийского оракула, прорицание которого действительно стало непосредственным поводом к выведению этой колонии, Iustin.XYI.3.4-723). Это предположение уже prima facie привлекает наше внимание, поскольку Мариандиния в рассматриваемый период, в царствование Креза, действительно входила в состав Лидийской державы (Herod. 1.28) и вряд ли без ведома ее владыки стала бы возможной подобного рода колонизационная акция на подвластной ему территории. Крез, последний царь Лидии, проводил в течение своего правления чрезвычайно активную политику по отношению к греческим полисам метрополии, естественно, преследуя при этом собственные цели24. В частности, насколько можно судить, одной из насущных забот Мермнадов было и всегда оставалось освоение окраинных и новоприобретенных территорий, особенно приморских. Лучшим способом такого освоения, безусловно, была урбанизация, основание новых городов в этих регионах. Однако лидийцы не имели собственного урбанизационно-го опыта25, и, соответственно, им приходилось опираться в этой сфере на богатые традиции греков. Крез во многом пытался и сам имитировать греческие достижения, но по большей части напрасно. Так, он вооружал лидийских воинов в эллинские доспехи и порой вроде бы даже добивался таким способом успеха (Polyaen.VII.8.1), но, как известно, в конечном счете от разгрома это его не спасло. В первые годы своего правления он носился также с идеей построить лидийский флот, но впоследствии отказался от этого намерения (Herod.1.27).
Подобным же образом обстояло дело и с урбанизацией. Материал по этому вопросу собран в вышеупомянутой статье И.С.Свенцицкой, что позволяет нам здесь ограничиться некоторыми наиболее яркими фактами. Уже по инициативе Гигеса милетянами был основан Абидос (Strab.XIII.590-591). При этом же царе возник Дас-килей (будущая резиденция персидских сатрапов Геллеспонтской Фригии), получивший название от имени отца Гигеса — Даскила. Археологические раскопки выявили значительный и, очевидно, даже преобладающий греческий элемент в населении этого города с самого момента его основания26, хотя он и не является прибрежным; убедительным выглядит предположение о создании его как гарнизона греческих наемников на лидийской службе. Ряд других городов зоны Черноморских проливов (Кизик, Асс, Неандрия и др.) был основан греками в период владычества Лидии в этой зоне. Основателем греческого города Адрамиттия, также расположенного на северо-западе Малой Азии, источники называют Адрамита, сына Алиатта и брата Креза (Arist.fr.484 Rose; ср. Strab.XIII.613). В самой Вифинии (а это уже совсем близ-
ко от интересующей нас Гераклеи) Алиатт основал город, названный в его честь Алиаттой ^ерЬ.Вуг.э.у. ”АХхххтш), вероятно, тоже не без участия греков.
В рамки этой политики прекрасно укладывается и основание Гераклеи Понтий-ской. Подчеркиваем: не касаясь здесь вопроса о внутренних причинах, побудивших Мегары и Беотийский союз осуществить это мероприятие, мы говорим о нем лишь в корреляции с интересами Лидии и Креза (если бы таковые не были задействованы, никакой колонии в лидийских владениях греки основать, конечно, не смогли бы). Очевидно, предыдущая милетская апойкия в Гераклее либо пришла в определенный упадок, либо изначально была небольшой и слабой, так что не могла эффективно выполнять ожидавшейся от нее Мермнадами функции освоения Мариандинии. «Помочь» в этом деле первопоселенцам была призвана новая волна колонистов. С полным основанием можно утверждать, что смена в населении Гераклеи милетского преобладания на мегарское произошло абсолютно мирным путем. Милетяне вовсе не были вытеснены с обжитого ими места, а, напротив, получили равноправие со вновь прибывшими гражданами; впоследствии и те и другие оказались в числе «от-цов-основателей» Херсонеса. Удивляться такому «симбиозу» не приходится: давно уже не нуждается в доказательстве положение о тесном сотрудничестве милетян и мегарян в колонизации побережий черноморских проливов и самого Понта27.
Однако же санкционировавший выведение апойкии оракул Дельф ов (за которыми должен был стоять поддерживавший теснейшие связи с этим культовым центром Крез) был дан не мегарянам, а беотийцам, несмотря на то, что они приняли в последовавшей акции лишь незначительное участие. Этому также можно найти объяснение. Известно, с одной стороны, о том, что в начале VI в. Мегары серьезно испортили свои отношения с Дельфийской амфиктионией (Plut.Mor.304f)28, и последствия этой враждебности, вероятно, продолжали ощущаться еще в середине столетия, что исключало прямые конструктивные контакты между Дельфами и мегарским полисом. Беотия же оставалась одним из столпов союза амфиктионов. С другой стороны, по неизвестным ближе причинам беотийцы пользовались особым расположением Креза. Посвятительные дары этого лидийского царя хранились сразу в нескольких беотийских святилищах — в храмах Трофония в Лебадии, Амфиарая в Оропе, Аполлона Исмения в Фивах (Негос1.1.46; 49; 52; 92). Обращение Креза через Дельфы именно к Беотийскому союзу выглядит поэтому вполне естественным. Между Мегаридой и Беотией издавна существовали тесные и дружественные отношения29, что должно было облегчить осуществление совместной колонизационной акции.
Итак, если принять предположение об основании Гераклеи под эгидой последнего Мермнада (а основания для этого, как мы видели, есть, и серьезные), приходится прийти к выводу, что направленность гераклейской внешней политики изначально не могла не быть дружественной по отношению к Лидии. Это, безусловно, не означает, что в колонию брали только заведомых сторонников Креза, но среди политической элиты таковые должны были преобладать. Гераклеоты не могли предполагать, что дни Лидийского царства сочтены. Как же могло отразиться на судьбе города персидское завоевание Малой Азии?
В источниках нет прямых упоминаний о том, когда и как персы установили контроль над Гераклеей, поскольку внимание Геродота, наиболее подробно писавшего
о событиях этих лет, оказалось всецело прикованным к отношениям между завоевателями и греческими городами малоазийского побережья Эгейского моря30. Тем не менее нет оснований сомневаться, что персидское овладение этим важным стратегическим пунктом на северо-западе полуострова не заставило себя долго ждать. Экспансия Ахеменидов в этом направлении была широкомасштабной, их планы — очень далеко идущими31. Ясность в интересующий нас предмет вносит находка в Гераклее головы мраморной статуи персидского сатрапа, датируемой ок. 540-530 гг. до н.э.32 К этому времени, таким образом, подвластность города Персидской державе налицо. Иными словами, Гераклея полностью, в том числе и хронологически, разделила
участь остальных полисов на лидийской территории.
Оказывало ли влияние персидское завоевание на характер политической борьбы в этих полисах? Ряд фактов позволяют дать утвердительный ответ на этот вопрос. Известно, что жители ионийского Теоса, не желая подчиняться захватчикам, покинули родину и переселились в Абдеру на южном побережье Фракии (Herod.1.168). При этом, вопреки «отцу истории», отнюдь не все теосцы оказались единодушны в этом вопросе. Другая группа беженцев из того же города отправилась значительно дальше, в Северное Причерноморье, где основала Фанагорию33. Более того, были и такие теосские граждане, которые предпочли никуда не переселяться, а остаться дома, и было их, видимо, не так уж и мало: ведь Теос как полис продолжал существовать при персидском владычестве (Herod.VI.8).
Еще более захватывающей была «одиссея» фокейцев, о которой подробно рассказывает Геродот (1.162-167). И опять же заметим: скитания в Западном Средиземноморье, завершившиеся основанием Элен34, выпали на долю лишь части граждан Фокеи, а больше половины их (шергрхаеш; xcov aoxoov, Herod.1.165) после мучительных сомнений решили терпеть власть персов на родине. И еще один пример, правда, относящийся к несколько более позднему времени, к началу У в. до н.э. В ходе подавления персидским флотом Ионийского восстания жители Византия и Кал-хедона (кстати, как и гераклеоты, мегарские колонисты), опасаясь мести победителей, бежали в понтийскую Месембрию (Herod.VI.ЗЗ)35. Вновь обратим внимание на то, что ни Византий, ни Калхедон не прекратили на этом своего существования; таким образом, и здесь речь идет о выселении какой-то части граждан, прочие же остались на месте.
На наш взгляд, во всех перечисленных случаях эмиграция не была прямым результатом персидской агрессии как таковой. Резоннее говорить о том, что непосредственным толчком к ней стала внутриполитическая борьба в данных полисах. Хотя сам факт такой борьбы вряд ли можно поставить под сомнение, о ее характере античные источники практически ничего не сообщают. Однако, насколько можно судить, в рассматриваемый период практически повсеместно главным политическим вопросом была именно выработка некоего modus vivendi по отношению к новой реальности — Персидской державе, что повело к возникновению противостоявших друг другу «проперсидских» и «антиперсидских» группировок. Такие группировки, вне сомнения, существовали в Афинах, в то время еще достаточно отдаленных от фронта непосредственных военных действий36. С тем большей долей уверенности их можно предположить в малоазийских городах. Борьба этих группировок могла приводить к различному исходу. Одним из вариантов (и, как видим, не столь уж и редким) оказывался полный раскол гражданского коллектива, когда симпатизировавшие персам или нейтрально относившиеся к ним граждане оставались дома, впоследствии принимали тиранами персидских ставленников и переживали прочие перипетии персидской политики в Малой Азии, а решительные противники подчинения Ахеменидам покидали родные места.
Этим-то, как нам представляется, можно объяснить и поведение гераклеотов в тот же период, их колонизационную политику. В 540-х гг. до н.э. был практически несомненно основан Каллатис и с немалой долей вероятности — Херсонес. На эти годы приходится и персидское завоевание Малой Азии, в том числе их овладение самой Гераклеей. О простом хронологическом совпадении, о том, что эти события никак не были связаны друг с другом, говорить достаточно сложно, и тем сложнее, что перед нашими глазами прошел ряд прецедентов колонизации-эмиграции именно под воздействием ахеменидской экспансии, в который практически идеально укладывается случай с гераклейским полисом и его апойкиями. Наиболее близок он реакции жителей Теоса, которые тоже основали одновременно две колонии в разных местах. Почему все желавшие эмигрировать теосцы не поселились в Абдере или в Фанагории? Об этом можно только догадываться, но очевидно, между самими
эмигрантами произошел какой-то раскол. Может быть, отправившиеся на Боспор Киммерийский считали, что Абдера — недостаточно безопасное место (в таком случае они были совершенно правы: несколько десятилетий спустя персы распространили свое владычество на северное побережье Эгейского моря). Возможно, между двумя группами беженцев были разногласия какого-то иного характера, политического или социального, делавшие впредь невозможным их совместное проживание... Аналогичным образом дела могли сложиться и в Гераклее, где, как говорилось выше, доля сторонников лидийских Мермнадов (и, следовательно, противников Ахемени-дов) была особенно значительной, скорее всего, просто преобладающей: одна часть гражданского населения эмигрировала в Каллатис, другая — в Херсонес (имея в виду цитировавшееся выше сообщение Аристотеля, можно с некоторой долей условности назвать их «аристократами» и «демократами»), третья, в наибольшей мере проперсидски настроенная часть подчинилась завоевателям.
Кстати, в случае принятия такого предположения становится ясно, почему Герак-лея долго, гораздо дольше, чем, скажем, ионийские города, даже после Каллиева мира и, как минимум, до понтийской экспедиции Перикла в 430-х гг. сохраняла дружественные отношения с персами, не позволявшие ей вступить в Афинский морской союз (Iustin.XYI.3.9)37. Действительно, всё это время в городе преобладали про-персидские элементы, поскольку их противники Гераклею попросту покинули.
Рассмотренный нами сюжет является интересной иллюстрацией взаимоотношений античного и древневосточного (в понимании греков — «варварского») миров в столь важной контактной зоне, какой была западная часть Малой Азии. Освоение эллинами побережий этого региона; существование такого важнейшего политического фактора, как Лидийская держава Мермнадов, правители которой планомерно наращивали усилия по проникновению в греческий мир, сочетая при этом методы силового давления с достаточно плодотворным мирным взаимодействием; смена лидийского владычества над полуостровом персидским, в корне изменившая общую расстановку сил и поставившая перед греческими полисами ряд серьезнейших проблем, которые им отныне приходилось решать, — все эти факты и события являлись отнюдь не изолированными друг от друга, а тесно взаимосвязанными компонентами единого исторического процесса. Во взаимной связи их и надлежит рассматривать, учитывая и специфику, разнообразие типов взаимодействия (как в синхронном, так и в диахронном аспектах), и конкретные последствия для греков изменений политической ситуации в соседнем «варварском» мире, их реакцию на эти изменения, зачастую порождавшую результаты, дававшие о себе знать в течение долгих веков, например, основание новых городов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Тюменев А.И. Херсонесские этюды //ВДИ. 1938. №2. С.245-275. Последний по времени обзор историографии об основании Херсонеса см. в работе: Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный //Древнейшие государства Восточной Европы (1996-1997 гг.). М., 1999. С.91-129.
2. Доклад А.Н.Щеглова «Древний Херсонес Страбона» на конференции ВДИ в июле 1997 г. (см.: Павловская А.И., Сапрыкин С.Ю. Международная научная конференция, посвященная 60-летию «Вестника древней истории» //ВДИ. 1998. №1. С.328).
3. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Древнейший Херсонес //Причерноморье VII-V вв. до н.э.: письменные источники и археология. Тбилиси, 1990. С.48-73; Vinogradov Iu., Zolotarev М. La Chersonese de la fin de l’archaisme //Le Pont-Euxin vu par les Grecs. P. ,1990. P. 84-119 (перепечатано cum addendis et corrigendis в книге: Vinogradov J.G. Pontische Studien. Mainz, 1997. S.397-419); Золотарев М.И. Херсонесская архаика. Севастополь, 1993.
4. См.: Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Год рождения Херсонеса Таврического //Хер-сонесский сборник. Вып.9. Севастополь, 1998. С.36-46; Vinogradov J.G., Zolotarev М.I.
L’ostracismo е la storia della fondazione di Chersonesos Taurica //Minima epigraphica et papyrologica. 1999. V.2. P. 111-131; наконец, наиболее подробно на сегодняшний день: Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный... Passim; Vinogradov J.G. Ostrakismos als strenges Kampfmittel fur Demokratie im Lichte der neuen Funde aus Chersonesos Taurike //Gab es das Griechische Wunder? Griechenland zwischen dem Ende des 6. und der Mitte des 5. Jahrhunderts v.Chr. Mainz, 2001. S.379-386. Концепция ранней даты основания Херсонеса приобретает всё новых сторонников. См., например: Пальцева Л. А. Из истории архаической Греции: Мегары и мегарские колонии. СПб., 1999. С.204, 225; Иванчик А.И. Основание Синопы. Легенды и история в античной традиции //ВДИ. 2001. №1. С.149-150; Кутайсов В.А. Историческая география Северо-Западного Крыма //ВДИ. 2002. №1. С.42.
5. Приведем лишь несколько примеров: Berve Н. Die Tyrannis bei den Griechen. Mixnchen, 1967. Bd.l. S.51; Bicknell P. J. The Exile of the Alkmeonidai during the Peisistratid Tyranny //Historia. 1970. Bd.19. Ht.2. S.129-131; Camp J. Before Democracy: Alkmaionidai and Peisistratidai //The Archaeology of Athens and Attica under the Democracy. Oxf.,1994. P. 7; Brandt H. Pythia, Apollon und die alteren griechischen Tyrannen //Chiron. 1998. Bd.28. S.201; Суриков И.Е. Остракизм в Мегарах и Херсонесе Таврическом //Проблемы анти-коведения и медиевистики. Нижний Новгород, 1999. С.51-52.
6. Античные источники (Диоген Лаэрций, Евсевий) относят взятие Сард к 546 г., древневосточные («Хроника Набонида») — к 547 г. Как видим, расхождение очень невелико и не выходит за рамки 58-й олимпиады. Высказывалось также мнение, согласно которому указанное событие произошло в 545 г. (Andrewes A. The Tyranny of Pisistratus //САНI. V.3. Pt.3. Cambridge, 1982. P. 401).
7. Обратим внимание еще на хронологию олимпийских побед Кимона, сына Стесагора (Herod.VI.103). Изгнанный Писистратом из Афин, Кимон дважды подряд победил в Олимпии; вторую из этих побед он «уступил» тирану, за что получил возможность возвратиться на родину, после чего еще раз стал олимпиоником. Перечисленные победы приходятся соответственно на 536, 532 и 528 гг. (Moretti L. Olympionikai. Roma, 1957. P. 72). He забудем и о том, что, по указанию Аристотеля (Ath.pol. 17.1), Писис-трат состарился (ёукатеут|раае) именно в ходе своей третьей тирании.
8. См. об этих событиях: Robinson Е. W. The First Democracies: Early Popular Government Outside Athens. Stuttgart, 1997. P. 117.
9. Впрочем, автор недавней монографии по истории Самоса Г.Шипли считает возможным отнести начало тирании Поликрата даже к 540-м гг. до н.э.: Shipley G. A History of Samos 800-188 B.C. Oxf.,1987. P. 74-80.
10. В сущности, эта датировка, которую можно встретить в некоторых старых работах, основывается только на цифрах, содержащихся в дошедшем до нас тексте «Афинской политии» Аристотеля. Но, как убедительно показал Ф.Хейдбюхель, эти цифры не заслуживают решительно никакого доверия. Прежде всего, аттидографическая традиция, которой следовал автор трактата о государственном устройстве афинян, исходила из неверного понимания одного пассажа Геродота (V.65.3), а не из каких-то независимых данных. Но, что еще более важно, даже даты, предлагавшиеся аттидографа-ми и вслед за ними Аристотелем, сохранились лишь в полностью искаженном античными переписчиками виде. В этом виде они противоречат не только более раннему и надежному источнику — Геродоту, но даже и друг другу. Так, первое изгнание Писи-страта продолжалось будто бы 11 лет (14.3), второе — 10 лет (15.2), а оба они в сумме — 14 лет (17.1)! Несообразность очевидна, и это далеко не единственный пример. Подробнее см.: Heidbuchel F. Die Chronologie der Peisistratiden in der Atthis //Philologus. 1957. Bd.l01. Ht.1/2. S.70-89.
11. Насколько нам известно, в настоящее время ни один серьезный исследователь, за исключением стоящего в этом вопросе на несколько гиперкритических позициях И.А.Макарова (Макаров И.А. Тирания и Дельфы в рамках политической истории Греции второй половины VII-VI в. до н.э. //ВДИ. 1995. №4. С.122), не оспаривает традиции о напряженности, существовавшей между династией афинских тиранов и дельфийским святилищем. Из обширной литературы вопроса см.: Colin G. Le culte d’Apollon Pythien a Athnnes. P. ,1905. P. 1-19; Parke H. W., Wormell D.E. W. The Delphic Oracle. Oxf.,1956. V.l. P. 144-150; Kolb F. Die Bau-, Religions- und Kulturpolitik des
Peisistratiden //JDAI. 1977. Bd.92. S.99-138; Littman R.J. Kinship and Politics in Athens 600-400 B.C. N.Y.,1990. P. 153-155; Brandt H. Op.cit. S.201 ff.; Залюбовина Г.Т., Щербаков В.И. Афины в период становления гражданской общины: афинские тираны и полисная религия //Ранние цивилизации: государство и право. М., 1994. С.29; Кулишо-ва О.В. Дельфийский оракул и тирания в архаической Греции //Античный полис. СПб., 1995. С.17-19; Суриков И.Е. Перикл и Алкмеониды //ВДИ. 1997. №4. С.28.
12. Об основании Каллатиса в 540-е гг. до н.э. см.: Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный... С.123-124; Пальцева Л.А. Ук.соч. С.203.
13. Первые острака из Херсонеса были опубликованы в 1970-х — 1980-х гг.: Соломоник
Э.И. Некоторые группы граффити из античного Херсонеса //ВДИ. 1976. №3. С. 121-123; она же. Inedita //Іноземна філологія. Вып.85. Львів, 1987. С. 112-114. Ныне об этих памятниках наиболее подробно см. в цитированных выше работах Ю.Г.Виноградова и М.И.Золотарева (с публикацией значительной их части), а также в нашей статье: Суриков И.Е. Остракизм и остраконы: в Афинах и за их пределами //Hyperboreus. 2000. V.6. Fasc.l. P. 103-123.
14. Фролов Э.Д. Рождение греческого полиса. JL, 1988. С.222-223.
15. Burstein S.M. Outpost of Hellenism: The Emergence of Heraclea on the Black Sea. Berkeley, 1976.
16. Сапрыкин С.Ю. Гераклея Понтийская и Херсонес Таврический. М., 1986.
17. Единственное надежно датируемое (Thuc.IV.75) событие в доклеарховой истории Ге-раклеи — пребывание на ее хоре афинского стратега Ламаха в 424 г. Однако и из этого бесспорного факта разные исследователи выводят далеко не одинаковые импликации для внутренней борьбы в полисе.
18. Характерно, что той же оппозицией о 5%ю<; - ol yvcopi|ioi Аристотель оперирует и применительно к афинской истории (например, Ath.pol.28.2).
19. Суриков И.Е. Демократия и гетерии: некоторые аспекты политической жизни Афин V в. до н.э. //Власть, человек, общество в античном мире. М., 1997. С.95; он же. Аттическая трагедия и политическая борьба в Афинах //Античный вестник. Вып.4-5. Омск, 1999. С. 187-188; он же. Из истории греческой аристократии позднеархаической и раннеклассической эпох. М., 2000. С. 174 слл.
20. Ср.: McGregor M.F. The Pro-Persian Party at Athens from 510 to 480 B.C. //Athenian Studies Presented to W.S.Ferguson. Cambridge Mass., 1940. P. 87; Hiomsen R. The Origin of Ostracism. Copenhagen, 1972. P. 123; Littman R.J. Op.cit. P. 155 ff.
21. Аристократы, насколько можно судить, стояли во главе всех группировок, в том числе и тех, которые в современной историографии принято определять как демократические.
22. О времени основания Гераклеи см.: Asheri D. Uber die Fnxhgeschichte von Herakleia Pontike //Forschungen an der Nordkixste Kleinasiens. Bd. 1. Herakleia Pontike: Forschungen zur Geschichte und Topographie. Wien, 1972. S.9-34; Burstein S.M. Op.cit. P. 12; Legon RP. Megara: The Political History of a Greek City-State to 336 B.C. Ithaca — L., 1981. P. 140; Robinson E.W. Op.cit. P. Ill; Сапрыкин С.Ю. Ук.соч. С. 16; Фролов Э.Д. Ук.соч. С.200; Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный... С.98; Пальцева Л.А. Ук.соч. С. 197. Это событие датируется различными исследователями от 560 до 550 г. до н.э. К слову сказать, проблема хронологии основания Гераклеи не имеет прямого отношения к вопросу о реальном времени победы Кира над Мидией. Последняя в действительности, насколько можно судить, имела место в 550/549 г. до н.э. (по «Хронике Набонида», см.: Грантовский Э.А. Иран и иранцы до Ахеменидов. М., 1998. С. 170-171). Но всё дело в том, что греки этого не знали. Античные историки и хронографы относят падение Мидии к 559 г. до н.э. Именно с этой датировкой (пусть ошибочной) синхронизировал выведение колонии в Гераклею Псевдо-Скимн (ст.972-975).
23. Burstein S.M. Op.cit. P. 16.
24. Подробнее см.: Суриков И.Е. Лидийский царь Крез и Балканская Греция //Studia historica. Вып.1. М., 2001. С.3-15.
25. Свенцицкая И.С. Греческие города в составе Лидийского царства //ВДИ. 1978. №1. С.35. О так называемых лидийских «городах» см. также: Hanfmann G.M.A. From Croesus to Constantine. Ann Arbor, 1975. P. 4 ff.
26. Hanfmann G.M.A. Op.cit. P. 18; Burstein S.M. Op.cit. P. 14-15.
27. Дружественные отношения Мегар и Милета восходят по меньшей мере к VIII в. до н.э., ко времени Лелантинской войны, когда оба этих полиса были союзниками Эрет-рии (Jeffery L.H. Archaic Greece: The City-States с.700 — 500 B.C. L., 1978. P. 67).
28. Legon R.P. Op.cit. P. 104 ff.; Суриков И.Е. Остракизм в Мегарах... С.51.
29. Burstein S. М. Op.cit. P. 17; Пальцева Л.А. Ук. соч. С. 179. Ранее беотийцы принимали какое-то участие в основании мегарянами Византия и Астака.
30. В труде Геродота Гераклея вообще не упоминается.
31. Недавно Г.А.Кошеленко, опираясь на детальный текстологический анализ ряда пассажей Диодора и некоторых согласующихся с ними данных из других источников, сделал ответственный вывод о том, что даже греческие города Боспора Киммерийского на протяжении определенного хронологического промежутка находились под персидским владычеством (Кошеленко Г.А. Об одном свидетельстве Диодора о ранней истории Боспорского царства //Древнейшие государства Восточной Европы (1996— 1997 гг.). М., 1999. С.130-141). В более осторожной форме предположение о персидском влиянии на Боспор см.: Завойкин А.А. Афины — Боспор — Гераклея Понтийская (от Перикла до Клеарха) //Межгосударственные отношения и дипломатия в античности. Казань, 2000. С.249-267.
32. Виноградов Ю.Г., Золотарев М.И. Херсонес изначальный... С. 102. Прим. 57.
33. Долгоруков B.C. Фанагория //Античные государства Северного Причерноморья. М.,
1984. С.77.
34. См.: Циркин Ю.Б. Взаимоотношения фокейских городов Западного Средиземноморья //Из истории античного общества (вып.З). Горький, 1983. С.44-45.
35. Об обстоятельствах основания Месембрии см.: Пальцева Л.А. Ук.соч. С.206 слл. Вопрос о том, основали ли византийские и калхедонские беженцы эту апойкию как таковую, или она в какой-то форме существовала и несколько раньше, остается дискуссионным.
36. О «проперсидских» и «антиперсидских» группировках в Афинах начала V в. до н.э. см.: Robinson С.А. Athenian Politics, 510-486 B.C. //AJPh. 1945. V.66. No.3. P. 243-254; Holladay J. Medism in Athens, 508-480 B.C. //Greece & Rome. 1978. V.25. No.2. P. 174-191; Gillis D. Collaboration with the Persians. Wiesbaden, 1979. P. 39 ff.; Lavelle B.M. The Sorrow and the Pity: A Prolegomenon to a History of Athens under the Peisistratids, c. 560-510 B.C. Stuttgart, 1993. P. 27 ff.; Блаватский ВД. Античная археология и история. М.,
1985. С.195-200; Суриков И.Е. Из истории греческой аристократии... С.176 слл.
37. Ср.: Burstein S.M. Op.cit. P. 27.
I.E.Surikov
ON SOME FACTORS OF HERAKLEIA PONTIKA COLONIZING POLICY
Very soon after its foundation in the 550-s B.C. Heracleia Pontika itself became the metropolis of two new colonies — Kallatis and Chersonesos Taurike (the latter was founded not in the 5th but in the 6th century B.C., as was convincingly shown by J.G.Vinogradov and М.I.Zolotarev). What was the reason for such an outburst of colonizing activity? We must take into account that Herakleia was most probably founded (by Megarians and Boeotians) on the initiative of Kroisos the Lydian, as the place of that city was on the territory subject to him. So adherents of Lydia must have predominated among early Herakleian population. After Lydia of Kroisos was destroyed by Cyrus the Great, the Herakleian polis had to elaborate a modus vivendi with Persia. As a result of internal political strife, those citizens who were especially sympathetic with Lydia and so irreconcilable with Persian domination, decided to leave homeland and to go to colonies. Others remained at home and submitted to Cyrus.
