CC BY
34
фрейм и категорию и находит выражение в языковых знаках различного объема. Фрактальная геометрия дает возможность снять противоречие между разными исследовательскими программами, раскрыть различные грани семантики и прагматики парадокса и выявить его скрытые смыслы.
Литература
Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. М., 1995.
Карасев Л.В. Смех и зло // Человек. 1992. № 3.
Князева Е.Н. Синергетика. Нелинейность времени и ландшафты коэволюции. М.,
2007.
Палкевич О.Я. Языковой портрет феномена иронии (на материале немецкого языка) : автореф. дис. ... канд. филол. наук. Иркутск, 2001.
Хахалова С.А. Категория метафоричности (формы, средства выражения, функции) : дис. ... д-ра филол. наук. Иркутск, 1997.
Хахалова С.А. Возможности применения дискретной фрактальной парадигмы в исследованиях по метафоре // Вестник ИГЛУ. Серия «Филология». 2008. N° 4.
Weinrich H. Konterdetermination bei der Metapher // Metaphorischer Sprachgebrauch. Stuttgart, 1994.
О НАЦИОНАЛЬНО-КУЛЬТУРНОЙ СПЕЦИФИКЕ КАРТИНЫ МИРА
М.И. Кадеева
Ключевые слова: картина мира, языковая личность, этнолингвистика, архаизмы.
Keywords: world view, language personality, etnolinguistics, archaisms.
Отличительной чертой современной гуманитарной парадигмы знания является интерес к исследованию концептосферы языковой личности и отдельного народа, которую Д.С. Лихачев, вслед за В.И. Вернадским, назвал «catalogue raisonne» всего умственного духовного богатства нации [Лихачев, 1983, с. 4]. Этот интерес диктуется двумя противоположными социодискурсивными векторами: во-первых, теми глобализационными процессами в постиндустриальной (информационной) цивилизации, грозящими нивелировать национальные ценности и культурную самобытность народов, и во-вторых, -
возрастающим ощущением народов об их взаимозависимости друг от друга и, соответственно, стремлением к взаимопониманию.
По мнению исследователя национального менталитета Т.Д. Гачева, понятие менталитет этнокультурной общности можно заменить термином - Космо-Психо-Логос, означающим структуру национального целого. «Подобно тому, как каждое существо есть троичное единство: тело, душа, дух - так и национальная целостность есть единство национальной природы (Космос), национального характера народа (Психея) и склада мышления (Логос)» [Гачев, 2000, с. 123]. Применение структуры понятий Космо-Психо-Логос к традиционной культуре казахов дает возможность не только выделить характерные особенности национального сознания, но и представить некую целостную картину всего тюркского кочевого мира Евразии.
«Первое, что формирует лицо народа - это природа, постоянно действующий фактор» [Гумилев, 1993, с. 114]. Тело земли, экосфера, климат, территориальный ландшафт, животный мир, растительность определяют образ мира. Отсюда следует, что под национальной природой (.Космос) понимается процесс освоения территории, адаптации человека к природной среде обитания и тем самым формирования образа осваиваемого пространства или образной картины, зависящих от реального способа бытия людей в этом мире, их реальных корней существования. Поскольку кочевое скотоводство было основным способом существования тюркских народов, оно явилось порождением но-мадической культуры, номадической картины мира, которая отличается особым способом познания мира. Здесь нет резкого противопоставления личности и природы, как это укоренилось в европейском культурном сознании [Акмолдоева, 1996, с. 15], - в представлении кочевника дом есть не строение, а вся «дикая природа», территория, которую он знает и осваивает, поэтому его жизненным принципом было не покорение природы, а абсолютное взаимопонимание, постижение языка природы, подчинение ее законам.
Кочевой образ жизни нашел свое выражение в религии тэнгриан-ства, согласно которой человек должен жить в равновесии с миром. Все окружающее кочевника: горы и степи, реки и озера, рощи и леса, растения и животные, явления природы - было персонифицировано, одушевлено, воспринималось как живые образы огромного пестрого и животворящего мира. Небо для степняка - это бог богов, владыка владык, поэтому небесные тела - луна, звезды, солнце и частица солнца на земле - пламя, как его естественные атрибуты, почитались как божества, как нечто святое. Даже трава, на правах родственницы неба, поль-
зовалась у кочевника особым почтением: ее нельзя беспричинно топтать, мять. У каждой разновидности скота был свой покровитель: у лошадей - Крмбар ата, у овец - Шопан ата, у крупного рогатого скота - Ойсыл цара, у верблюдов - 3e^i баба, у коз - Шекшек ата. По народным поверьям, лошади произошли от ветра, верблюды - от солончаков, крупный рогатый скот - от воды, бараны и овцы - от огня.
О таком бережном отношении к природе в целом, как носящей божественный отпечаток, свидетельствуют выражения в языке казахов - наследников многих кочевых народов Евразии, накопивших богатейший жизненный опыт общения с природой: кун кYлiмдеп тур (солнце улыбается), жулдыздар жымыцдап тур (звезды моргают), ай туды (месяц родился), куннщ ko3í (око солнца), жердщ арцасы (спина земли), таудыц басы (глава горы), судыц бетi (лицо воды), жылдыц аягы (ноги года), цамыс саусагы (пальцы камыша), жылдыц басы (голова года), шоптщ тамыры (корни травы), агаштыц oзегi (сердцевина дерева). Систематически неотрывно наблюдая за изменениями в небе, кочевник-казах отмечал: месяц родился, месяц созрел, месяц стал худеть, месяц умер. Между рождением месяца и полнолунием, временем, когда луна в ущербе и ее «смертью» проходит 28 суток, а между «умершим месяцем» и «новорожденным месяцем» проходит двое суток, не отмеченных зорким глазом. Поэтому и родилось выражение умер месяц или олиара ('междусмертие'). Обозначая временные отрезков суток по различному месторасположению солнца на небосводе, казахи давали им точное наименование, что было жизненной необходимостью, потребностью кочевников-скотоводов: тац ертец (утро), елец-алац (предутренние сумерки), цуланиек, цулансэрi (когда, начинает светать и уже можно различать очертание предметов), тацсэрi (пора, когда на землю падает свет, но солнце еще не взошло), тац (пора, когда встает солнце), сэске (пора, когда солнце всплыло над горизонтом), сэскетYс (примерно около 12 часов дня), улы сэске (полдень), тал тYс (примерно около часа дня, верхушка дня, пик дня), шацкай тYс (время дня, когда тень самая короткая, примерно около 2-х часов дня), бест (после полудня), ацшам, ымырт (вечер, сумерки) и тому подобное.
Суровые условия кочевого образа жизни, интересы, радостные и горестные переживания, в первую очередь связанные с потребностями ведения данного вида хозяйства, формируют не только свой уклад, быт, характер жилья, особенности одежды, пищи, то есть весь комплекс повседневной жизни, но и мировоззрение кочевников, существенно отражаясь на его национальном характере (Психея). Многие
черты национальной психологии кочевников представляют собой аккумулированный след длительного воздействия на психику тех мировоззренческих понятий о жизни, которые были связаны как с морально-этическими нормами и самобытной культурой, так и с общественным устройством, социальным строем кочевого общества. Кочевой образ жизни определял особенности древнетюркского мировоззрения. Л.Н. Гумилев отмечал наличие у древних тюрок «четко отработанного мировоззрения», которую они противопоставляли культуре Китая, Ирана, Византии и Индии [Гумилев, 1994, с. 5]. Как свидетельствуют орхонские тексты, причиной этого была в стремлении соседей к активной культурной экспансии, к навязыванию тюркам своих духовных ценностей: «У народа табгач была речь сладка, а драгоценности мягкие; прельщая сладкой речью и роскошными драгоценностями, они столь сильно привлекали себе далеко (жившие) народы. (Те же), поселяясь вплотную, затем устраивали себе там дурное мудрование» [Ба-зен, 1986, с. 354]. Из этого фрагмента видно, что тюрки сознательно отрицали китайскую культуру, так как ясно понимали негативные последствия ее влияния.
Архаические времена побуждали кочевника ежедневно подтверждать верность мировоззренческим установкам рода, ибо суровые условия существования не позволяли соплеменникам пренебрегать социальными ориентирами и обычаями, иначе им угрожало изгнание из рода. Под влиянием образа жизни, и в первую очередь пространственных ощущений, начинает складываться психологический тип тюрков. Огромное пространство степи было хорошо освоено и не пугало кочевника. Здесь обозначались места кочевок, пастбищ, проведения религиозных ритуалов, былых сражений Маршруты кочевок были строго регламентированы в соответствии с родовой и жузовой иерархией, сезонной цикличностью, а их нарушение ставилось в один ряд с такими преступлениями, как угон скота (барымта) или кровосмешение.
Один из идеологов евразийства Н.С. Трубецкой отмечал, что «типичный тюрк предпочитает оперировать с основными, ясно воспринимаемыми образами и эти образы группировать в ясные и простые схемы» [Трубецкой, 2000, с. 47]. Картина духовного мира тюрка пишется в основных тонах, широкими мазками; для нее чужда детализация и полутона, она развивается вширь и в длину.
Характерными чертами кочевой ментальности были свобода духа, толерантность по отношению к другим культурам и религиям, в то же время верность традициям, почитание предков, соотнесение себя с родом, проявляющееся в родовой или этнической памяти. Межпоколен-
ная духовная связь, жизненный опыт, передающийся от отца к сыну с незапамятных времен, был главным критерием устойчивости кочевого мира. Древний тюрк не чувствовал себя случайно заброшенным в этот мир, поскольку был продолжением длинной череды предков его рода и имел собственное продолжение в потомстве. Как компас для моряка в открытом море, генеалогия в Степи (шежiре), знание своей родословной было гарантом жизни кочевника; она помогала ему общаться со встречными попутчиками, получать приют в аулах. Свидетельством этого фундаментального стержня жизни номадов, выступающим защитным механизмом физической и психологической адаптации при «ороднении» кочевых пространств, служат древние афоризмы, которые своей философией, нравственностью, прагматизмом запечатлели подвижную суть и реальную оценку жизни: Жетi атасын бшген ул - жетi журттыц цамын жер. Жетi атасын бiлмеген ул цулагы мен жагын жер (Сын, знающий своих предков до седьмого колена, будет сыт заботами семи родов и их радушием. Сын, знающий только себя, будет довольствоваться мясом лишь собственного скота). Или: Жетi атасын бшмеген ул жетеаз (Сын, не знающий своих предков до седьмого колена - бестолочь, никчемный).
Степь не боялась чужаков с благими намерениями и принимала каждого человека по-братски, видя в нем своего ближнего. Царга та-мырлы цазац (Все казахи - птенцы одного гнезда, ветви одного дерева, одного корня) предполагало понятие цонацасы (доля для гостя), которое включало обязательное гостеприимство, щедрое угощение, приют, почитание. Глубоко понимая условия своего существования, кочевники возвели необходимость видеть друг в друге опору, взаимоподдержку - жатсынбау (доверие, открытость) в принцип духовно-нравственного восприятия мира. Заповедь Человек жив человеком была основой жизни номадов, поэтому гостеприимство с незапамятных времен стало в Степи одним из непреложных законов жизни.
Одним из уникальных проявлений кочевой цивилизации стало наличие веками отточенного этикета родственных и внеродственных связей, внутренних и межгрупповых отношений, подчинявшихся строгим нормам. Тщательной регламентации подвергались уровень притязаний на верховенство, почет, подарки, границы почитания и (не)дозволенности, система табу, определялись взаимные права и обязанности каждого субъекта; определялся взаимообязывающий стиль поведения, тональность, атмосфера общения. Внешне это проявлялось в распределении по пространственному расположению юрты и в выделении места за дастарханом, очередности в подаче блюд, возрастной
иерархии. Регламентировалось даже меню: существовали различия в подаче мясных блюд, когда определенные части животного предназначались только для баба, цуда, зятя. Отлаженный этикет безупречно служил стальным каркасом для упорядочивания жизни номадов. Совокупность родственных связей из разряда моральных категорий могла переходить в статус юридической нормы, хотя нарушитель родственного этикета не подвергался казни или физическому наказанию - его просто отторгала родная среда (юндгк цаны тамган жер - 'место, куда капнула кровь от твоей пуповины'), оценив его поведение в формулах нравственного осуждения: елден шыцсын (пусть уйдет из рода), ата салтын аттаган (переступивший через дедовские традиции), цара бет (очернивший свое лицо, опозоривший свою честь), жетеаз (бестолочь, человек без царя в голове, манкурт). Для человека, вскормленного в кочевой среде, не было страшнее и позорнее наказания, не случайно в издавна живущих пословицах выпестован личностный кодекс каждого кочевника: Цудайдыц царгысына Yшырасац, халыцтыц царгысына Yшырама (Даже если настигло тебя божье проклятье, да не настигнет тебя проклятье народа); Малым - жанымныц садацасы, жа-ным - арымныц садацасы (Ради жизни жертвую скотом, ради чести жертвую жизнью).
Кочевым образом жизни был обусловлен также и склад мышления (Логос), в соответствии с этим выделяется такая особенность кочевого сознания, как синкретизм, сопровождающийся созерцательностью и символичностью мышления кочевников. Основу синкретизма составляет нерасчлененное единство кочевника с первозданной природой, этического и природного. Кочевое сознание передает смысл духовных ценностей, раскрывает глубокую гармоничную связь мира человека и мира природы, микрокосма и макрокосма. Уникальность опыта символического восприятия мира кочевниками заключается в том, что он включает в себя общение с природой, космосом как необходимых жизненных силах, отраженных в мифах, преданиях и легендах, а также в ритуале, традиции и обычае, выражающими основные типы коллективного и индивидуального бытия людей кочевого социума.
Таким образом, древние тюрки в процессе духовного творчества создали модель мироздания, включающую в себя морально-нравственные ценности, экологические принципы взаимодействия с Природой, способы события с другими народами и духовного освоения мира. Непосредственная близость кочевника к реалиям бытия, чувственное отношение к наблюдаемому и воспринимаемому миру, укорененность в этом бытии выразились в понимании времени, пространст-
ва, внутреннего мира человека, иных миров существования, смысла бытия, нравственных устоев. Все это имеет реальные корни в общественном бытии кочевого общества, отсюда проистекает национальный образ мира, который нельзя спутать ни с одним миропониманием.
Литература
Акмолдоева Ш. Древнекыргызская модель мира. Бишкек, 1996.
Базен Л. Человек и понятие истории у тюрков Центральной Азии в VIII веке // Зарубежная тюркология. М., 1986. Вып. 1.
Гачев Г.Д. Миф. Национальный. Индивидуальный : Опыт экзистенциальной культурологи // Миф в культуре : человек - не-человек. М., 2000.
Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1993.
Лихачев Д.С. Концептосфера русского языка // ИАН СЛЯ. 1983. Т. 52. № 1.
Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 2000.
КЛЮЧЕВЫЕ ПОНЯТИЯ В ОБЛАСТИ КОНЦЕПТОЛОГИИ
Д.Р. Валеева
Ключевые слова: язык, концептуализация, ментальность, концептосфера, культура, концепт.
Keywords: language, conceptualization, mentality, conceptosphere, culture, concept.
Данная статья посвящена анализу и уточнению базовых понятий концептологических исследований, таких как язык, знание, когни-ция, когнитивная база, концептуализация, ментальность, культура, стереотип, картина мира, концептосфера, языковая картина мира, концепт. Обращение к указанным понятиям обусловлено отсутствием единого мнения по данному вопросу, а также антропоцентрической парадигмой современных гуманитарных наук, когда человек становится центром мироздания и центральной фигурой коммуникативного процесса.
В настоящее время в научной литературе существует множество определений понятия «язык». Язык рассматривается как семиотическая система, реализуемая индивидом [Бенвенист, 1974], как простейшая форма социального поведения [Блумфилд, 1968], как орудие ком-
