CC BY
157
ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ ПСИХОЛОГИИ
УДК 159.9.015 (470 + 571)
И. А. Мироненко
О мотивах и проблемах интеграции российской психологии
в мейнстрим
В статье анализируются причины и последствия «глобалистических» (интеграционных) и «контрглобалистических» (изоляционистских) тенденций российских ученых по отношению к мейнстриму. Показано, что мотивы и проблемы интеграции, определяющие отношение психологов к мейнстриму, оказываются существенно различными в зависимости от теоретико-методологических ориентаций ученых. Различные теоретико-методологические ориентации российских психологов анализируются в контексте проблемы места и значения российской психологии в мировой науке. Описаны мотивы и проблемы интеграции, характерные для выделяемых «интеллектуальных пространств» российской психологии.
The paper addresses problems in contemporary Russian psychology development. Russian psychology now faces a challenge to join international mainstream after decades of isolation. It is shown that the motives and problems of integration, determined by the attitudes of psychologists to the mainstream, are substantially different depending on the theoretical and methodological orientations of scientists. Different theoretical and methodological orientations of Russian psychologists are analyzed in the context of the place and importance of the Russian psychology in world science. The motivation and integration issues specific to different theoretical orientations of Russian psychologists are described.
Ключевые слова: мейнстрим, мировая наука, интеграция, изоляционизм, теоретико-методологические ориентации.
Key words: Russian psychology, international science, Activity theory, psychology in Russia in Post-soviet period.
Вопрос о месте российской психологии в мировой науке и неразрывно с ним связанный вопрос об интеграции в мировой мейнстрим сегодня мало кого оставляют равнодушными, тем более что формальные оценки результатов деятельности отдельных российских ученых и коллективов все в большей степени привязываются к
© Мироненко И. А., 2012
наличию или отсутствию публикаций в иностранных журналах и ссылок в них на труды россиян. Адекватность такого рода критериев, как и в целом необходимость жесткой ориентации на мейнстрим, закономерно вызывают сомнения среди российских психологов и требуют анализа, который представлен в ряде публикаций [7, 9, 10, 13-20], среди которых мы особо отметим работы А. В. Юревича, где проблема путей интеграции и применимость вышеназванных критериев для оценки деятельности российских ученых рассмотрены в широком контексте социальных процессов, происходящих в профессиональном сообществе [14-19].
А. В. Юревич отмечает, что в настоящее время среди российских психологов имеют место как «глобалистические», интеграционные, так и «контрглобалистические», изоляционистские, тенденции: «Прямолинейный западноцентризм, предписывающий российской науке интегрироваться в западную путем стирания национальных особенностей российской науки дополнился столь же прямолинейным игнорированием необходимости примыкать к мировому мейнстриму» [15, с. 55].
Более того, в настоящее время «контрглобалистические» тенденции в российской психологической науке усиливаются: «Патриотическая волна последних лет, как водится у нас, принесшая антизападнические настроения, породила новые установки в отношении интеграции отечественной науки в мировой мейнстрим. Наиболее радикальные из таких установок состоят, например, в том, что нам нет нужды стремиться к интеграции в западную науку, - напротив, ей надлежит проявлять большее внимание к российской науке; ...не нам следует учить иностранные языки, чтобы публиковаться в международных журналах, а зарубежным ученым надлежит изучать русский, чтобы читать российские научные журналы и т. п.» [15, с. 55].
Трудно не согласиться с выводом А. В. Юревича: «Очевидна неадекватность обоих видов прямолинейности, напоминающих два крайних положения маятника, и, соответственно, необходимость как сохранения наиболее плодотворных национальных особенностей российской науки, так и ее интеграции в мировой мейнстрим, т. е. целесообразность соблюдения ... принципа оптимума интеграции» [15, с. 55]. Однако каким должен быть этот оптимум, что следует учитывать при попытках определить этот оптимум, - остается предметом дискуссии. По этому вопросу я и хочу поделиться своими соображениями.
Зачем российской психологии интеграция в мейнстрим? Зачем и кому это нужно (или не нужно) в разнородном российском профессиональном сообществе? Какие идеалы и какие интересы стоят за «глобалистическими» и «контрглобалистическими» тенденциями? Попытаемся выделить в нашем профессиональном сообществе группы, интересы и идеалы которых представляются более-менее однородными в отношении интеграции с мейнстримом.
В литературе уже обсуждалось различное отношение к мейнстриму отдельных типов ученых: «местников» и «космополитов» (У. Корнхаузер [22]); «цеховиков», научное знание производящих, и «презентаторов» (Ю. М. Плюснин [12]). Мы не будем рассматривать подобные типологии, применимые к представителям любой науки, любой страны и любого времени, а примем за основание для разделения российских психологов на группы в контексте вопроса об интеграции в мейнстрим особенности их теоретикометодологических ориентаций.
Какие же группы, какие «интеллектуальные пространства» представляется возможным сегодня выделить в российском профессиональном сообществе? Какова структура этого сообщества в контексте нашей проблемы?
Современное нам профессиональное сообщество сложилось на основе советской психологической науки, которая в 60-80-х гг. ХХ века достигла состояния парадигмы1. С падением советского государства были сняты идеологические и другие искусственные барьеры на пути развития психологии, которая в советское время отчасти насильственно удерживалась в русле монометодологиче-ского течения, естественно-научного по своей ориентированности и основанного на марксистской философии с приоритетом фундаментальных теоретико-методологических исследований.
1 «В результате многолетней работы в русле единой системы в советской психологии сложился общий методологический каркас, который выступал в качестве парадигмы, задающей направления развития, нормы и стратегию проведения исследований. Этот каркас обеспечивал интеграцию и систематизацию данных, полученных учеными, представляющими различные подходы и отрасли. Методологическое единство и системность организации советской психологии не только не исключали разнообразия различных теоретико-эмпирических подходов и концепций и их полемику, но наоборот, обеспечивали возможность сопоставления данных, полученных в рамках разных школ, существующих в едином методологическом пространстве». (Психологическая наука в России в ХХ столетии, ИП РАН, 1997;.
В это же время перед психологами открылись новые горизонты профессиональной деятельности, хорошо обеспеченный финансово рынок психологических услуг. На фоне сворачивания программ фундаментальных исследований произошел бум в области психологического образования и психологической практики, который с неизбежностью сопровождался радикальными изменениями в подготовке специалистов и выходом на рынок психологических услуг людей, уже никак не связанных с советской российской психологической школой. Разнообразие форм и содержания подготовки психологов специально отмечается в монографии «Психологическая наука в России в ХХ столетии» института психологии РАН как существенная характеристика постперестроечного периода в развитии психологии в России.
Таким образом, большая часть современного российского психологического сообщества к парадигме, сложившейся в советской психологии, прямого отношения уже не имеет. Достаточно вспомнить, что в 1984 г. психологов в России выпускали три университета (девять в СССР) и в весьма ограниченном количестве, а в 90-х годах уже более 300 вузов России ежегодно выпускали более 5000 психологов.
Какая часть современного профессионального сообщества владеет той теорией и методологией? Очень небольшая. Фактически, овладеть той теорией и методологией можно было, только приняв ее «из рук в руки» от учителей, учитывая то, какую роль играла в психологическом образовании в советский период устная традиция, когда психологи не учились по учебникам, а монографии, по которым они учились, были написаны «эзоповым» языком. Тексты наших классиков, за редким исключением, не «открываются» при прочтении случайным человеком, они писались в расчете на герменевтику, на чтение совместно с учителем, о чем неоднократно писалось в литературе.
Той теорией владеет сегодня очень небольшая часть профессионального сообщества, те, кто был этому специально обучен. При этом не все из этих людей остаются на прежних методологических позициях, так что численность этой группы не только невелика - она уменьшается. Тем не менее, первая группа, которую мы выделяем здесь, - группа последователей субъектно-деятельностного подхода. Она немногочисленна, что не уменьшает ее значимости в контексте обсуждаемой проблемы.
Как классифицировать остальных? С крушением парадигмы на фоне сочетания процессов слияния с мировой наукой и разрушения единства отечественного профессионального сообщества российская психология вступила в фазу системного кризиса, так что кажется уместным цитировать слова Н. Н. Ланге, сказанные почти сто лет тому назад: «.крайнее разнообразие течений, отсутствие общепризнанной системы науки, огромные принципиальные различия между отдельными психологическими школами. Ныне общей, т. е. общепризнанной системы в нашей науке не существует. .Психолог наших дней подобен Приаму, сидящему на развалинах Трои» [4, с. 110].
В отличие от известного кризиса мировой науки, после перестройки в России оригинальные новые, яркие направления немногочисленны. Доминировала, особенно в 90-е годы, ориентация на те или иные направления в зарубежной науке. Мы назовем их последователей «западниками» и выделим в отдельную группу.
Из новых оригинальных, российских по природе направлений, развившихся в постперестроечный период, назовем христианскую православную, или религиозно-философскую, психологию, которая мощно развивается сейчас, продолжая традиции направления, существовавшего в России в досоветский период.
Таким образом, мы выделяем три группы ученых, три «интеллектуальных пространства»:
1) последователи субъектно-деятельностного подхода;
2) последователи национально специфических теорий («славянофилы»);
3) последователи зарубежных школ («западники»).
Заметим, что структура, которая у нас получилась, в большей
степени напоминает структуру направлений развития психологии в России в досоветский период, как ее описывает В. А. Кольцова [5, 6]:
1) естественно-научное направление («экспериментальная психология»), на основе которого в дальнейшем развивалась психология в советский период;
2) эмпирическая психология, для которой характерна ориентация в большей мере не на национальную традицию, а на современные ученым данного направления европейские концепции и методы исследования психического;
3) религиозно-философская психология, основанная на идеях и положениях русской богословской и религиозно-философской мысли.
Рассмотрим вопрос об интересах, идеалах и проблемах интеграции с мейнстримом, имея в виду наше разделение на «интеллектуальные пространства» российского профессионального сообщества.
«Западники». Те, кто ориентируется на западные теории глоба-листического толка. Именно эта группа составила основную массу лавинообразного приращения психологического сообщества в 90-е, что в немалой степени объясняется мощным выбросом переводных зарубежных учебников на рынок психологического образования, который бурно разрастался в тот период.
Нарастание контрглобалистических тенденций в современной России отчасти имеет в основе разочарование многих из этих людей, которое постигло их при попытке выхода на Запад. Их исследования на Западе не вызывают интереса, журналы их не печатают. И дело не в том, что Западу неинтересна жизнь в России, а в том, что уровень многих статей не соответствует требованиям журналов. Это неудивительно, так как существенная часть этой группы ученых изучала иностранные теории по переводным учебникам и пересказам, современных западных журналов не читала и потому не может соответствовать сложившемуся там дискурсу. Можно согласиться с А. В. Юревичем, что «скрытая» от Запада советская психология была Западу более интересна, чем современная, «широко открывшаяся ему», однако, причина интереса - не в скрытости - открытости, а в том, что мы Западу показываем.
Многие из тех, кто в 90-е ориентировался на западные школы, сегодня ищут новые идеалы. Однако примеров успешной интеграции среди «западников» достаточно много, и если говорить о публикациях в иностранных журналах как о показателе качества работы ученого, в отношении данной части нашего сообщества этот показатель представляется адекватным.
Растущей численностью отличается другая часть профессионального сообщества, которую мы обозначили здесь как «славянофилы». Христианская православная, или религиозно-философская, психология, ряды сторонников которой сегодня ширятся, развивает традиции, заложенные в российской психологии досоветского периода. Это совершенно оригинальное направление в мировой науке, тесно связанное с российской культурой, ориентированное в своей практике на обширный российский рынок, а в своей теории основывающееся преимущественно на русскоязычных источниках и апеллирующее к российской ментальности.
10
Глобалистических тенденций среди представителей этого направления не наблюдается. Контрглобалистические - сильные. Применительно к данному направлению публикации в иностранных журналах, конечно же, адекватным показателем качества не являются, и неясно, стоит ли ставить сейчас задачу «прорыва» на западный рынок.
В то же время, в перспективе кажется вполне возможной востребованность этого направления в мейнстриме. Известно, что те представители российской религиозно-философской мысли, которые были высланы из страны в 1922 г., оказали существенное влияние на развитие мировой науки, в частности, на развитие экзистенциализма.
Последователи субъектно-деятельностного подхода. Что определяет глобалистические и контрглобалистические тенденции применительно к этой группе ученых?
Рассмотрим доводы «за» интеграцию. Во-первых, именно исследования в русле субъектно-деятельностного подхода в максимальной степени соответствуют представлениям зарубежных коллег о российской психологии, их ожиданиям. Общепризнанно, что для Запада российская психология - это, прежде всего, труды Л. С. Выготского и А. Р. Лурии: «.образ российской / советской психологической науки, сформировавшийся на Западе. .можно обозначить как представление о том, что российская психология - это труды таких ее корифеев, как Л. С. Выготский и А. Р. Лурия» [16, с. 79].
И именно к этому направлению («Activity Theory») сохраняется и
w W п
даже растет устойчивый интерес. В литературе отмечается, что с годами интерес зарубежных психологов к работам Выготского только возрастает, что проявляется в росте индекса цитирования его работ. По данному показателю он в последние годы опередил многих классиков зарубежной психологии [16, 21].
Таким образом, во-первых, ученых, работающих в русле субъектно-деятельностного подхода, на Западе готовы услышать. Во-вторых - им есть, что сказать. У российских психологов есть все основания для полноценного участия в диалоге с Западом. Классические теории, известные на Западе, прежде всего, теория Л. С. Выготского, развивались и на родной почве, и развитие это было иным, нежели на Западе, и, возьму на себя смелость сказать, российские психологи продвинулись здесь значительно дальше зарубежных коллег. Так, теория Л. С. Выготского, признанная
11
зарубежными коллегами, воспринимается ими в основном лишь в части описанного им механизма овладения культурой, но не в части понимания подлинно решающей роли культуры в формировании личности, революционного пафоса этой теории: «.культурноисторическую концепцию Выготского мог создать только человек, живший в эпоху революционных перемен, атеист, свято веривший в возможность "формирования нового человека" в рамках марксистской психологии, т. е. исповедовавший иудейско-христианскую идею мессианства в ее новой сайентистской форме» [11, с. 141].
Помимо диалога в области известных западному читателю теорий представляет интерес обсуждение ряда теорий, сложившихся в русле субъектно-деятельностного подхода, которые в России справедливо полагают классическими, и которые остаются на Западе практически неизвестными. Прежде всего, я назову теорию Б. Г. Ананьева [1-3], содержание которой относится к областям, остро актуальным сегодня на Западе [8, 23]: Life-Span Human Development, Personality Impact on Psycho physiological functions, etc.
Таким образом, интеграция с мейнстримом данного направления в современной российской науке, как представляется, мейнстримом максимально востребована и его обогатила бы.
Нужна ли эта интеграция российским ученым? Возьму на себя смелость сказать, что для того, чтобы субъектнодеятельностный подход мог развиваться дальше, он должен быть интегрирован в мейнстрим, только так может развиваться российская психология. В самой России сегодня нет необходимых ресурсов, нет соответствующего социального заказа на фундаментальные теоретические разработки такого уровня и такой направленности, нет соответствующих людских ресурсов. Возможно, мы, окончившие университеты до перестройки, - последнее поколение, которое научено понимать эти тексты, владеть этим языком, этим понятийным аппаратом. За нами слой стремительно истончается. Много ли желающих учиться субъектнодеятельностному подходу в современной России? Не думаю, что даже в лучших университетах, сохранивших преподавательский состав, владеющий теорией и методологией субъектнодеятельностного подхода, студенты хотят заниматься этой проблематикой. Это направление было актуально в другой стране, с другой культурой и другой ментальностью, в других университетах.
Если мы не обеспечим вхождение разработок субъектнодеятельностного подхода в мейнстрим, тех концепций, которые пока не вошли туда, их, скорее всего, ждет судьба артефактов ушедшей цивилизации. На наш взгляд, интеграция - это вопрос профессиональной состоятельности последователей субъектнодеятельностного подхода и их долга перед учителями.
Однако было бы неправдой сказать, что в группе ученых, развивающих субъектно-деятельностный подход, явно доминируют интеграционные тенденции. Представляется, что дело в том, что именно применительно к работам данного направления стратегия интеграции сопряжена с максимальными тактическими трудностями. Языковая проблема здесь предстает как проблема перевода понятийной системы нашей научной школы, понятийной системы максимально сложной и изощренной, над которой целенаправленно работали лучшие умы советской психологии, - в построенную по совсем иным правилам понятийную систему мейнстрима. Достаточно указать на трудности перевода ключевого понятия «субъект». Перевод данного понятия как «subject» (к сожалению, это случается часто) приводит к немедленному обессмысливанию текста в силу несовпадения семантических полей, расхождения смыслов, приписываемых понятию в текстах российской психологической школы и значения понятия subject в англоязычных текстах: предмет анализа, кто-либо, на кого оказывается какое-то воздействие.
Решение проблемы перевода предполагает осуществление особой герменевтики. Нужно понятно, на их профессиональном языке, объяснить западным коллегам суть наших теорий (что и по-русски не просто). Но другого пути нет.
Тактика движения к интеграции требует отдельного обсуждения, но соответствующая стратегия в контексте развития субъектнодеятельностного подхода представляется необходимой.
В ситуации имеющего место разнообразия «интеллектуальных пространств» российского профессионального сообщества ответ на вопрос об «оптимуме интеграции», сочетании национально специфического и интернационального в российской психологии, не может быть однозначным или, тем более, формальным. В поисках «оптимума интеграции» представляется необходимым учитывать особенности теоретико-методологических ориентаций сообществ ученых, в большей или меньшей степени на мейнстрим ориентированных, так как мотивы, проблемы и сопутствующие факторы в зависимости от этих ориентаций оказываются существенно различными.
Однако вопрос о месте российской психологии в мировой науке не сводится к формальным показателям качества работы ученых. Сегодня он является ключевым для профессионального самоопределения российского психолога, с начала своей профессиональной подготовки активно ассимилирующего продукцию зарубежной иноязычной науки и в то же время в подавляющем большинстве говорящего и пишущего только по-русски.
Уточним, что под «мировой психологией» мы понимаем «мировой мейнстрим развития научного знания, русло которого сформировалось на Западе» (выражение А. В. Юревича), который, по-нашему мнению, представляет собой объективную реальность современного мира, где психология стала массовой профессией, где люди живут и работают, переезжая из страны в страну.
Понятие же «российская психология», можно трактовать по-разному. Под «российской психологией» можно понимать научное психологическое знание, порожденное и развитое в России, можно -профессиональное сообщество в современной России.
Применительно к российской психологии как научному знанию вопрос о ее месте в мировой науке - это, во-первых, вопрос о том влиянии, которое оказали на ход развития мировой науки интегрированные в ее контекст российские теории, а во-вторых, вопрос о причинах и следствиях того, что другие оригинальные российские теории недостаточно интегрированы в интернациональный контекст, недостаточно известны вне России.
Если под российской психологией понимать профессиональное сообщество современной России, все выглядит иначе. Это сообщество в 90-х годах за короткий период выросло в численности в тысячи раз. Такой бурный количественный рост не мог не сопровождаться падением качества образования (в массе) и - в массе же - сменой ориентации от сложных фундаментальных теоретических построений отечественной науки к западным теориям, в доступной форме представленным в переводных учебниках и обращенным к запросам востребованной обществом психологической практики.
Российская психологическая наука как одна из великих школ ХХ в. переживает время драматического разлома. Для российского профессионального сообщества это период роста с сопутствующими ему проблемами, характерными для развивающихся стран. Российская психологическая наука и российское психологическое сообщество - множества расходящиеся. Сегодня эти множества
14
еще пересекаются - на той элитарной части сообщества, которая приняла наследье учителей из рук в руки и продолжает его развитие, в новых условиях и по-новому.
Тенденция к своего рода «частичной изоляции» от мейнстрима, о которой говорит А. В. Юревич, отказ от активного участия в англоязычном мейнстриме представляются опасными. Может ли в современном мире существовать наука вне мейнстрима? В течение какого времени? Не станет ли «частичная изоляция» башней из слоновой кости, отрезанной от источников жизнеобеспечения, от притока свежих сил, от массовой психологической практики и образования в самой России?
Список литературы
1. Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. - М., Наука,
1977.
2. Ананьев Б. Г. Теория ощущений. - Л.: ЛГУ, 1961.
3. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. - Л., 1968.
4. Ланге Н. Н. Психология // Итоги науки. Т. VIII. С. 110. цит. по: Выготский Л.С. Исторический смысл психологического кризиса // Собр. соч.: в 6 т. Т. 1. -М.: Педагогика, 1982.
5. Кольцова В. А. Системный подход и разработка проблем истории отечественной психологической науки // Психологический журнал. - 2002. - Т. 23. -№ 2. - С. 6-18.
6. Кольцова В. А. и др. Психологическая наука в России ХХ столетия: проблемы теории и истории. - М., 1997.
7. Мироненко И. А. Биосоциальная проблема в современной психологии и перспективы развития отечественной теории // Психологический журнал. -Т. 26. - № 1. - 2005. - С. 88-94.
8. Мироненко И. А. Методология Б. Г. Ананьева в свете современного развития мировой психологической науки // Вопросы психологии. - 2007. - № 5. -С. 151-160.
9. Мироненко И. А. Отечественная психология и вызов современности // Журавлев А. Л., Юревич А. (ред). Теория и методология психологии: Постне-классическая перспектива. - М.: Институт психологии РАН, 2007. - С. 249-267.
10. Национальная гуманитарная наука в мировом контексте: опыт России и Польши / отв. ред. Е. Аксер и М. Савельева. - М.: ИД Гу-ВШЭ, 2010.
11. Петренко В. Ф. Школа А. Н. Леонтьева в семантическом пространстве психологической мысли // Методология и история психологии. - 2007. - Т. 2. Вып. 4. - С. 138-156.
12. Плюснин Ю. М. Эпистемология и стратегия научного поиска // Наука. Инновации. Образование. - М., 2007. - С. 74-95.
13. Сироткина И. Е, Смит Р. Психологическое общество и социальнополитические перемены в России // Методология и история психологии. - 2008.
- Т. 3. Вып. 3. - С. 73-90.
14. Юревич А. В. Вносить или выносить? К проблеме оценки вклада российской социогуманитарной науки в мировую // Независимая газета. - № 233. -27 окт. 2010. - С. 14.
15. Юревич А. В. Оптимум интеграции // Наука. Инновации. Образование.
- 2010. - Вып. 9. - С. 45-56.
16. Юревич А. В. Российская психология в мировом мейнстриме // Методология и история психологии. - 2009. - Т. 4. - Вып. 3. - С. 76-89.
17. Юревич А. В. Социология психологии // Методология и история психологии. - 2008. - Т. 3. - Вып. 3. - С. 43-56.
18. Юревич А. В. Социология психологического знания // Методология и история психологии. - 2008. - Т. 3. - Вып. 3. - С. 57-72.
19. Юревич А. В., Цапенко И. П. Наука в современном российском обществе. - М.: Институт психологии РАН, 2010.
20. Ясницкий А. Изоляционизм советской психологии? Ученые, «импорт -экспорт» в науке и власть // Вопросы психологии. - 2011. - № 6. - С. 108-121.
21. Karpov Y. V. The Neo-Vygotskian approach to child development / Cambridge, 2005.
22. Kornhauser W. Scientists in industry conflict and accommodation. Berkeley: University of California Press, 1962.
23. Mironenko I. A. "Great Ideas" in Russian Psychology: Personality impact on Psychophysiological Functions and Causal approach to Self-determination // Psychology in Russia: State of the Art. Scientific Yearbook/ Ed. by Y. Zinchenko and V. Petrenko. Moscow: Russian Psychological Society, 2009. P. 225-238.
