CC BY
346
ISSN 1998-4812
Вестник Башкирского университета. 2012. Т. 17. №1
271
УДК 110
О МОЛЧАНИИ ХРИСТА В ЛЕГЕНДЕ О ВЕЛИКОМ ИНКВИЗИТОРЕ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
© Э. Н. Угрюмова
Башкирский государственный педагогический университет им. М. Акмуллы
Россия, Республика Башкортостан, 450000 г. Уфа, ул. Октябрьской революции, За.
Тел.: + 7 (З47) 272 58 05.
Е-mail: [email protected]
Предметом исследования является сцена молчания Христа, изображенная Ф. М. Достоевским в романе «Братья Карамазовы». Цель исследования — ее анализ и интерпретация с учетом невербальных и паравербальных аспектов текста. В этом плане особенно показателен поцелуй Христа как жест, закрепляющий его сакральное молчание. Он выполняет функцию наглядно-конкретного знака, входящего в тринитарную структуру эмблемы «Печать любви».
Ключевые слова: легенда о великом инквизиторе, слово, молчание, поцелуй Христа, эмблема.
Художественный текст в современной филологической науке рассматривается не только с вербальной стороны. Объектом изучения в нем может быть молчание, которым замещается слово, как показал в своей оригинальной работе М. Эпштейн [1]. Он одним из первых выявил взаимообратимость и сопряженность магии слова и молчания, проведя анализ «немой сцены» в комедии Н. В. Гоголя «Ревизор», молчания Христа в поэме о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского, «молчаливых ремарок» в пьесах А. П. Чехова и других не менее ярких примеров.
Легенда о великом инквизиторе Ф. М. Достоевского заканчивается чрезвычайно эффектно и неожиданно: на долгую речь старца Христос отвечает молчанием. Уже больше века философы и литературоведы по-разному толкуют эту фигуру умолчания в романе «Братья Карамазовы». В риторическом смысле она уникальна, поскольку наряду со словом является смыслопорождающим фактором.
На наш взгляд, именно риторический аспект изучения легенды, сочиненной Иваном Карамазовым, является наиболее актуальным, тем более что в современном отечественном и зарубежном досто-евсковедении преобладают сугубо семантические подходы к ней, в определенной степени заслоняющие специфику словесного и несловесного выражения смысла в тексте Достоевского. Показательны, например, в этом плане статьи С. Г. Бочарова, М. Джоунса, Л. Мюллер из новейшей академической антологии, посвященной последнему роману писателя [2].
Существующие интерпретации как самой легенды, так и ее «молчаливого» финала позволяют сделать выводы о широкой, практически неисчерпаемой идейной многогранности творения Достоевского, которая продолжает открываться современным читателям.
По нашему мнению, при всей целостной значимости поэмы о великом инквизиторе в ней, с риторической точки зрения, совершенно особую роль играет эффектная ударная концовка. Почему Христос не отвечает старцу, почему он молча его целует? Каков функциональный смысл такого соединения невербального и паравербального приемов выражения художественного смысла?
Прежде всего, следует отметить, что сакральное молчание Христа противостоит профанной речи инквизитора. Но принципиальным образом исключая друг друга, молчание и слово с функционально-семантической точки зрения могут быть равноценны. По мысли Людвига Витгенштейна, «о чем невозможно говорить, о том следует молчать» [1, с. 179]. Действительно, возможность говорить о чем-то делает возможным и молчание о том же самом. То есть молчание равнозначно слову в плане выражения смысла, в предельных же случаях они обратимы. Поэтому вполне возможна ситуация, при которой более важным оказывается не слово, а молчание.
Символическим выражением этой традиции является, например, икона «Иоанн Богослов в молчании», известная в русском искусстве в разных списках и особенно распространенная в старообрядческой среде. Она, несомненно, была известна и Достоевскому.
На иконе выписан образ Иоанна Богослова, который левой рукой разворачивает свое Евангелие, начинающееся, как известно, со знаменитой фразы: «В начале было Слово...», а правой рукой налагает на свои уста печать молчания.
272
ФИЛОЛОГИЯ и ИСКУССТВОВЕДЕНИЕ
На первый взгляд, смысл этих жестов предельно альтернативен: ведь одна рука апостола открывает «Слово», другая же - утаивает его. Апостол, писания которого начались с речи о Слове, на иконе призывает к молчанию. Действительно, чтобы расслышать Бога, человеку нужно замолчать. Иоанн закрывает уста, потому что он не должен спрашивать, не должен говорить, главное для него -правильно записать то, что продиктовано от Бога, не исказив смысл, не утеряв и не прибавив ничего. Молитвенное молчание необходимо ему для того, чтобы состоялся диалог с Богом, который продолжится затем через записанное Слово.
Так знак безмолвия и указание на Слово совмещаются. Слово и молчание на метафизическом уровне дополняют друг друга. Ф. М. Достоевский это хорошо осознавал. В его легенде многословное красноречие Инквизитора симметрично уравновешивается молчанием Христа: «Когда инквизитор умолк, то некоторое время ждет, что пленник его ему ответит. Ему тяжело его молчание. Он видел, как узник все время слушал его проникновенно и тихо, смотря ему прямо в глаза и, видимо, не желая ничего возражать. Старику хотелось бы, чтобы тот сказал ему что-нибудь, хотя бы и горькое, страшное. Но он вдруг молча приближается к старику и тихо целует его в его бескровные девяностолетние уста. Вот и весь ответ. Старик вздрагивает. Что-то шевельнулось в концах губ его; он идет к двери, отворяет ее и говорит ему: «Ступай и не приходи более... не приходи вовсе... никогда, никогда!» И выпускает его на «темные стогна града». Пленник уходит.
- А старик?
- Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее» [3, с. 239].
Молчаливый поцелуй Христа раскрывает здесь самое главное - веру Достоевского в Бога и человека, которая, как известно, была связана исключительно с личностью Христа: «Нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа» [4, с. 176]. Писатель нашел гениальное художественное решение, полностью соответствующее его «символу веры»: на отступничество великого инквизитора, выраженное в ложном слове, ответить можно только любовью, которая превыше всяких слов.
Конечно, молчание Христа символично, поэтому возможны и другие его толкования, тем более что оно характеризует не только главного персонажа поэмы Ивана Карамазова - Христа, но и героя-сочинителя. Отражена в нем и позиция самого Достоевского, заставляющего читателя сделать свой выбор веры в ситуации «pro et contra».
С учетом авторского отношения к Христу можно с уверенностью сказать, что его молчание -это не выражение бессилия и слабости перед Инквизитором. Христу в данном случае есть что сказать, но он уже все сказал: «Я есмь путь и истина и жизнь». Сама «прекрасная, удивительная, совер-
шенная» личность Христа - вот победительный ответ на все искушающие вопросы главы католической церкви.
Слово Христа, если бы оно в данной ситуации прозвучало, обернулось бы принуждением над человеком, призванным сделать свободный религиозный и нравственный выбор. В контексте легенды истина о свободной любви и вере неизреченна, легко выразима лишь идея о принуждении. Поэтому «мысль изреченная есть ложь». Кроткое же молчание Христа сильнее красноречия великого инквизитора, хотя на его стороне и «чудо», и «власть», и «авторитет». Поэтому он, даже оставаясь «в прежней идее», не может противостоять обаянию личности Христа, отпуская его.
Анализ невербальной стороны художественно -го текста соответственно предполагает учет и его паравербальных аспектов. В этом плане особенно показателен поцелуй Христа как жест, закрепляющий его сакральное молчание: «Поцелуй горит на его сердце, но старик остается в прежней идее». Здесь обращает на себя внимание грамматическая особенность фразы. Поцелуй горит не в сердце, а на сердце. До сих пор на эту грамматико-риторическую особенность не обращалось внимания.
По нашему мнению, здесь имеется в виду не только значение памяти (это был бы поцелуй, остающийся именно в сердце). Перед нами наглядный образ, который, опредмечиваясь, приобретает новый смысл: поцелуй, тем более горящий на сердце как жгучая печать, оставляет на нем неизгладимый след. Последующее предложение передает, на наш взгляд, идеологическую порабощенность героя, он «остается в идее», как в плену.
Так неповторимо-яркий образ превращается в эмблему, в тринитарной структуре которой органично соединяются вербальные и изобразительные элементы. Ее надписью-именем в данном случае могут быть слова «Печать любви». В качестве эмблематической картинки выступает великолепно воспроизведенная сцена с великим инквизитором и Христом. Подпись-толкование - ««Поцелуй горит на сердце».
В конечном счете можно сделать парадоксальный вывод о том, что для великого художника слова именно безмолвие как невербальная форма выражения смысла в сопряжении с паравербально-стью стало более приоритетным способом утверждения религиозной идеи. Поэтому в его романе молчаливый поцелуй Христа оказывается сильнее профанирующего слова великого инквизитора.
ЛИТЕРАТУРА
1. Эпштейн М. Н. Слово и молчание. Метафизика русской литературы. М.: Высшая школа, 2006. 186 с.
2. Роман Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы». Современное состояние изучения. М.: Наука, 2007. 830 с.
3. Достоевский Ф. М. Братья Карамазовы / Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 14. Л.: Наука, 1976. 511 с.
4. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30 т. Т. 28, кн. 1. Л.: Наука, 1976. 552 с.
Поступила в редакцию 20.08.2010 г После доработки - 30.01.2012 г.
