CC BY
60
О МОДАЛЬНОЙ СЕМАНТИКЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫХ И СТРАДАТЕЛЬНЫХ ПРИЧАСТИЙ
© Скворцова Н.Н.*
Белорусский государственный университет, Республика Беларусь, г. Минск
В статье рассматривается вопрос о модальном характере причастий и особенностях его проявления в контексте. Ирреальная модальность не получает своего формального выражения в причастии, а обусловливается средствами контекста, в связи с чем формирование в контекстуальном содержании причастий значений ирреальной модальности исследуется в корреляции с условиями контекста и морфологическими признаками причастий (на материале русскоязычных текстов В.В. Набокова).
Ключевые слова: причастие, модальность, ирреальность, семантика, контекст, значение, функционирование.
Неопределенность, размытость по природе своей свойственна любой языковой единице.
В.Б. Касевич
В причастной форме сталкиваются и объединяются противоречивые ряды значений.
В.В. Виноградов
1
Гибридные, синкретичные образования пронизывают всю систему языка, обнаруживают себя на разных языковых уровнях и в различных сегментах отдельно взятого уровня и при этом являются показателем «динамичности, самоорганизации и дальнейшего развития» языковой системы [21, с. 7] Переходные явления, с одной стороны, разбивают таксономии, строгие и непротиворечивые классификации, а следовательно, разрушают наши представления о системе языка как о стройном и стабильном образовании; с другой стороны, такие явления обеспечивают емкость, гибкость, предельную функциональность языковой системы.
Неизменный интерес к причастиям - переходным (гибридным, синкретичным, двойственным, etc.) языковым явлениям - обусловлен противоречивостью их грамматической природы, богатым экспрессивно-стилистическим потенциалом, непосредственным участием в текстообразовании, а также сложным взаимодействием с предикативными формами и далеко не прозрачными отношениями с ними. Еще М. В. Ломоносов определил причастие как «соединение имени и глагола в одно речение» и отвел данным атрибутивным
* Доцент кафедры Прикладной лингвистики, кандидат филологических наук, доцент.
формам глагола особое место в ряду различных групп слов [15, с. 408]. Объективно говоря, «особое место» за причастиями сохранилось, и они по-прежнему остаются проблемной зоной грамматической теории. В современном русском языке причастия квалифицируются как специфические формы, отличительными признаками которых являются «свернутость, имплицит-ность, диффузность и контекстуальная обусловленность лексико-граммати-ческого содержания» [4, с. 118]. Без преувеличения, система причастных форм современного русского языка представляет собой языковой феномен, в котором отражаются различные коммуникативные, семантические, грамматические, стилистические аспекты функционирования языка [там же]. Язык «создан по мерке человека, и этот масштаб запечатлен в самой организации языка; в соответствии с ним язык и должен изучаться» [30, с. 15].
«Смысловая структура» причастий, как писал В.В. Виноградов, «подвергается глубоким изменениям» [3, с. 230]. Анализ причастий позволил лингвистам прийти к выводу, что лексико-грамматическое содержание причастий значительно шире содержания образующих их глаголов: они (причастия) способны выражать временные, видовые, залоговые и модальные значения в объеме, не совпадающем с лексико-грамматическим содержанием причастий в языковой системе. Между тем закономерности приобретения причастиями значений ирреальной модальности (или ирреально-модальных значений1), равно как и условия (факторы) варьирования в контекстуальном содержании причастий значений реальной и ирреальной модальности, остаются неустановленными или малоизученными.
Необходимо отметить, что в русском языке значение модальности и времени не всегда выражается формами глагола, и в случаях, когда их выразителями оказываются другие средства (лексика, интонация, контекст), глагол «освобождается» от этой функции [5, с. 12-13]. Аналогичным образом можно сказать и о причастии - особой форме глагола: оно «свободно от обязанности» выражать ирреальную модальность, поскольку в сфере таксиса (известный термин, введенный Р.О. Якобсоном) эта «обязанность» закреплена за основным предикатом, выраженным конъюнктивом. То, что причас-
1 Известно, что «термин "модальность" в языкознании многозначен: им называются разные явления, объединяемые тем признаком, что все они так или иначе - грамматически, лексически, интонационно - выражают отношение говорящего к сообщаемому или сообщаемого к действительности» [24, с. 214]. Модальность - «категория не гомогенная» [5, с. 9]. По Е.В. Падучевой, понятийных центров в сфере модальности не два, а три: «Модальность выражает а) отношение высказывания к действительности; б) отношение говорящего к содержанию высказывания и в) коммуникативную цель высказывания» [18]. «Под ирреальностью понимается то, что не осуществилось. Ирреальное действие - это действие, которое не состоялось, которое мыслится только как возможное, предполагаемое, допустимое, желательное, необходимое и т.п. [...] Оппозиция реальность / ирреальность пронизывает всю языковую систему, выступая в сложном соотношении с модальностью, наклонением и временем. Учитывая эту сложную смысловую связь, можно говорить об ирреально-модальных значениях» [28, с. 363-364].
тие без маркера бы (б) может «нести в себе заряд сослагательности» и, не будучи маркированным по этому признаку, «вполне может соответствовать семантике финитных форм сослагательного наклонения» [26], факт доказанный. Вместе с тем речевая практика показывает, что причастия всё же приспосабливаются к функциональной сфере сослагательного наклонения и используются в ней, хотя, как известно, в русском литературном языке отсутствуют причастия сослагательного наклонения (типа *прочитавший бы). Ср.:
1. Ведь человек, прочитавший бы такое начало [...], просто закроет книгу и никогда больше ее не откроет1;
2. Кроме того, там указывалось, что в случае тяжкого ранения, от которого обычный человек бы умер, человек, прочитавший бы это заклинание, [...]2;
3. Адуев вошел в сени, сунул билет свой в руки богато одетого швейцара и с удивлением стал подниматься на лестницу, которую облепил дорогой ковер, сделавший бы честь не одному кабинету [...]ъ;
4. И затеяли опрос, сделавший бы честь доктору Геббельсу, ненавидевшему русских [...]4;
5. На этом бывшем пустыре должен был быть реализован советский мегапроект, окончательно сделавший бы Серебрянку городом в городе [...]5;
6. Хотя, если б нашелся человек, правильно рассказавший бы об этом месте, было б интересно6;
7. Ведь инвестор, поверивший бы такой рекомендации, мог бы не получить отдачи от своих инвестиций [...];
8. Мне бы нетрудно было каждому ответить на все старые вопросы, если бы нашёлся программист, написавший бы программу [...]*;
9. Некто Вася Пёрышкин, написавший бы такой же отклик, вызвал бы гораздо меньше эмоций9;
10. [...] Израиль, получивший бы считанные квадратные километры, был бы вообще незаметен110;
11. Интересно - найдется ли хоть один эксперт, смотревший матч ЦСКА в Перми, сказавший бы, что Зениту нужно играть на ничью?11
1 Источник: http://anti4ka2007.livejoumal.com/29331.html.
2 Источник: К. Баштовая, «Вампир поневоле».
3 Источник: И.А. Гончаров, «Счастливая ошибка».
4 Источник: http://www.segodnia.ru/content/135193.
5 Источник: realt.onliner.by.
6 Источник: http://forum.awd.ru/viewtopic.php?f=1365&t=94605.
7 Источник: orenbш'g-cci.m>assets/tsFiles/news_rf/files/239/.
8 Источник: http://www.bagmanov.ru/science/Резонанс/Кушелев/Форум%201.htm.
9 Источник: Htsovet.rmindex.php/material.comments.
10 Источник: abcdefgh.livejoumal.com>438538.html.
11 Источник: bobsoccer.m>Фугбольные команды>Malex66>blog/?item.
Устойчивая фиксация в русской речи подобных явлений1, тем не менее, не позволяет вывести их из зоны нарушений морфологических норм, что отнюдь не является основанием для отказа от их анализа и описания, поскольку лингвист, по справедливому замечанию А.М. Пешковского, «ни одного факта не осудит, а лишь изучит» [19, с. 110]. Такой, по выражению Л.В. Щербы, «отрицательный языковой материал» [37, с. 33] позволяет исследовать механизм данного «сопряжения», установив внутриязыковые закономерности и связи, и сделать предположение о будущем данного «крайне нерегулярного» и «случайного», по словам Г.В. Донченко, явления, которое, однако, наблюдается на протяжении Х1Х-ХХ1 вв.
Употребление бы (б) с причастиями, на наш взгляд, свидетельствует не только и не столько о формально-грамматическом выражении причастиями ирреальной модальности, сколько о том, что оборот с так называемым «причастием сослагательного наклонения» функционально замещает придаточную часть с конъюнктивом. Однако всегда ли «на причастный оборот распространяется сфера действия маркера бы из главной клаузы» и «частица бы в составе причастного оборота лишь повторно (избыточно) выражает семантику ирреальности» [26]? На наш взгляд, в данном случае факультативность частицы бы при причастии сомнительна: Некто Вася Пёръшкин, написавший бы такой же отклик, вызвал бы гораздо меньше эмоций. ф Некто Вася Пёръшкин, написавший такой же отклик, вызвал бы гораздо меньше эмоций. Вопрос этот специально не изучался, но, думается, он нуждается в специальном исследовании с учетом не только минимального контекста, но и расширенного.
На фоне и в сопоставлении с данным явлением, по-своему весьма показательным, может быть рассмотрено явление более сложное: имплицитное представление ирреально-модальных значений в контекстуальном содержании причастий.
В свете вышесказанного нами были определены задачи исследования:
- сделать обоснованный выбор речевого / текстового материала;
- выявить лексико-грамматическое содержание причастий в текстах разной жанрово-стилистической направленности посредством грамматического преобразования высказываний и установить наличие / отсутствие ирреально-модальных значений в содержании причастий (с учетом того, что ирреальная модальность не получает в причастиях своего формально-грамматического выражения, а формируется и обусловливается средствами контекста);
- определить количественное соотношение случаев наличия / отсутствия ирреально-модальных значений у всех категориальных типов причастий.
1 См. также примеры употребления «причастий сослагательного наклонения» в работах: [31, 9]. По данным «Русской корпусной грамматики», в заявленном корпусе [http://rusgram.ru] представлено около 100 таких примеров [26].
Решение этих задач направлено на достижение цели исследования - установить закономерности формирования причастиями ирреально-модальных значений в корреляции с контекстуальными условиями и грамматическими (морфологическими) характеристиками причастий.
Мы исходим из того, что причастия могут имплицитно передавать значение модальности, в то время как в других языках, например в корейском, модальность обязательно вербализуется [5, с. 120]. Таким образом, в качестве исходного положения заявленного исследования выступает положение о том, что причастия способны обозначать ситуации, которые в придаточной определительной части были бы выражены формами сослагательного наклонения или другими предикативными формами глагола вкупе с соответствующими модальными спецификаторами.
Основным способом экспликации ирреально--модальных значений и -шире - определения контекстуального содержания причастий выступает прием грамматического преобразования, основанный на явлении синтаксической синонимии и дающий возможность установить те факты и закономерности, которые в ряде случаев не поддаются непосредственному (чувственному) наблюдению. Кроме того, преобразование контекста в направлении «причастие ^ предикативная форма глагола» является первым и самым надежным способом семантизации причастий на уровне предложения. Такое «вскрытие» контекста контекстом позволяет обнаружить и охарактеризовать конкретное, реальное содержание причастных форм1.
Грамматические преобразования, производимые нами с использованием соответствующего лингвистического инструментария и с опорой на собственную языковую компетенцию, могут быть отнесены к области того, что именуется «субъективным интуитивизмом». Следовательно, реакция сродни «во мне решительно протестует интуиция носителя языка» вполне предсказуема и ожидаема, но она, в сущности, есть лишь подтверждение тезиса о размытом и противоречивом характере реального (контекстуального) содержания причастной формы. Пожалуй, здесь будут уместны слова М.Я. Гловин-ской: «Можем ли мы обратиться просто к своей интуиции носителей языка и проанализировать собственные ощущения? Во многих случаях этого бывает вполне достаточно, чтобы понять значение языковой единицы» [8, с. 452]. В свое время М.И. Черемисина указывала, что множество лингвистических
1 Немаловажен также и диалектический аспект грамматической синонимии: сходство не только не исключает, а напротив, предполагает различия, причем возможности взаимозамены причастных конструкций и придаточных определительных могут быть как сужены, так и расширены, а в некоторых случаях и вовсе не реализованы. Наблюдения над функционирующими причастиями и последующий их анализ позволяют реконструировать выбор говорящим именно причастия (причастие vs предикативная глагольная форма), выдвинуть гипотезы о предпочтении говорящим / пишущим одной формы при наличии ряда синонимов, установить соответствие набора языковых средств коммуникативной задаче, наконец, определить принципиальные различия между синонимией и конкуренцией глагольных форм.
объектов вполне может довольствоваться «одним субъектом, который и проводит преобразование, и оценивает результат, и подводит теоретические итоги» [32, с. 123]. Между тем в контексте решения поставленных задач мы не могли не прибегнуть к своего рода эксперименту1 с целью подтверждения «осознавания» и выявления ирреально-модальных значений, приобретаемых (получаемых) причастиями в контексте и эксплицируемых носителями языка посредством синтаксического развертывания предложения. Контингент информантов - авторитетный и отнюдь не случайный: грамматические преобразования осуществлялись не просто носителями русского языка, а филологами, имеющими ученую степень. Задачами эксперимента было продиктовано включение в состав его участников и «простых носителей языка»2. Нам также представляется небезосновательной точка зрения А.В. Гладкого: «Лингвист обязан мысленно ставить себя в позицию "простого носителя языка", потому что именно интуиция "простого носителя языка" есть та реальность, которую изучает лингвистика - наука одновременно гуманитарная и естественная» [7, с. 183]. И в том и в другом случаях задача установления контекстуального лексико-грамматического содержания причастий решается на уровне языковой компетенции лингвиста-исследователя и информантов - носителей русского языка; при этом соблюдается один из исходных принципов лингвистического эксперимента: опора на языковое сознание говорящего. К слову, исследователи не раз отмечали способность носителя языка эксплицировать имплицитные значения на интуитивной основе [11, с. 9]. Процесс толкования или пояснения значения слова информантом складывается из трех составляющих: 1) восприятие внешней (звуковой) оболочки слова (тела знака), 2) мыслительные декодирующие процессы, состоящие в соотнесении звукового образа слова с обозначаемым им понятием, 3) вербализация результатов декодирования, т.е. языковая объективация собственной мысли субъектом рефлексии [23, с. 119]. Толкование представляет собой внешнее оформление знания, отраженного рефлектирующим сознанием, при этом процесс осмысления неотделим от процесса вербализации. «Существование единого механизма восприятия мира и всеобщих законов лексической переработки информации порождает принципиальное сходство индивидуально-субъективного осмысления семантической стороны языка и вербального оформления результатов этого осмысления» [23, с. 163]. Осознание формально-смысловой структуры толкуемой единицы - в нашем случае причастия - диктует поиск средств для передачи смысла дефинируе-мой формы внутри морфологической парадигмы глагола. Всецело разделяем мнение о том, экспериментирование языковыми фактами (в особенности,
1 О результатах эксперимента, в котором участвовали 26 человек, далее в статье.
2 Ср.: «Рядовые носители языка», « "наивныш носители языка"» уз «достаточно осторожные специалисты» [36].
когда контекст не позволяет точно определить значение анализируемой единицы) может раскрыть более тонкие и глубокие языковые смыслы или отношения [34]. Существенным моментом является то, что с информантами не была проведена обычная для таких случаев предварительная подготовка. Это было сделано исключительно с целью того, чтобы не получить на выходе заданный нами результат (все участники имели лишь установку интерпретировать ситуации, обозначенные причастными синтагмами, посредством предикативных форм).
Для исследования особенностей реализации причастиями своих первичных (системно-языковых, структурно закрепленных) и приобретения вторичных (контекстуально обусловленных) значений мы обратились к текстам В. Набокова - писателя, творчество которого стало значительным явлением в истории не только русской, но и мировой литературы. Функционирование причастий анализируется нами преимущественно на уровне художественного текста - «активного участника одной из самых совершенных форм коммуникации, когда-либо созданных человеком» [22, с. 4]. Материалом для анализа послужили романы В. Набокова «Машенька», «Защита Лужина», «Подвиг», «Дар», «Лолита», мемуары «Другие берега» и опубликованные русскоязычные интервью1. Русскоязычная художественная проза В. Набокова изобилует причастиями, причем автор «реанимирует» даже малоупотребительные причастные формы (могущий, могший, чуемый, ставимый, трёпанный и др.). Общее число проанализированных нами причастий-употреблений в текстах В. Набокова при сплошной выборке - 7939; число причастий-употреблений, допускающих синонимическую замену2 предикативными глагольными формами - 3535, или 44,53 % (это количество принимается нами в дальнейшем при анализе контекстуальной семантики причастий за условные 100 %)3. Тексты указанных произведений различны по времени и обстоятельствам создания, по своим жанрово-стилистическим, идейно-содержательным и художественным характеристикам, однако они суть «проявления одного поэтического сознания в его органическом развитии» [2, с. 38] и вполне могут служить языковым материалом для анализа
1 Источники: Набоков В.В. Собрание сочинений: в 4 т. М.: Правда, 1990; Набоков В. Король, дама, валет. Подвиг. Лолита: романы. Минск: Мастацкая лгтаратура, 1992. 654 с.; Набоков о Набокове и прочем: интервью, рецензии, эссе / сост. Н.Г. Мельников. М.: Независимая газета, 2002. 704 с.
2 В исследовании учитывались различные факторы, препятствующие синтаксическому развертыванию предложения-высказывания, а следовательно, не допускающие замены причастия предикативной формой (подробнее об этом в [27, с. 60-62]).
3 Вместе с тем нами фиксировались случаи употребления причастий и в непреобразуемых высказываниях, компоненты которых формируют ирреально-модальный фон. Эти данные согласуются с основными результатами, представленными в статье, и сделанным выводом о нерегулярной включенности причастий в рассматриваемых текстах В. Набокова в модально окрашенные высказывания.
функционирования причастий, а кроме того, языковым материалом «для выведения индивидуальной речевой системы данного писателя, имея, однако, в виду, в конечном счете, установление языковой системы того языка, на котором он пишет» [37, с. 34].
2
Принято считать, что причастия реализуют значение реальной модальности [1, с. 45; 9, с. 83; 33, с. 58]1. Это значение причастие «получает вместе с реализацией своей временной2 семантики» [9, с. 83]. Между тем при функционировании причастий в контекстах с ирреальной модальностью в их лексико-грамматическом содержании обнаруживаются соответствующие значения, что вполне объяснимо: причастия, находясь в сфере таксиса, не могут не приобретать ирреально-модальных значений. Однако вопрос об ирреально-модальном значении причастий, действительно, является более сложным, в отличие от так называемой «изъявительной модальности» причастий, которая, по словам Г.В. Донченко, «представляется более или менее ясной» [9, с. 83].
Проведенное нами исследование показало, что наиболее устойчивой к модальному влиянию контекстов является подсистема действительных причастий прошедшего времени. Из всех причастных подсистем современного русского языка эти причастия обладают самым сильным «зарядом глагольности» и в меньшей степени подвержены влиянию контекстуального окружения. Формирование в контекстуальном содержании данных причастий ирреально-модальных значений - явление, встречающееся довольно редко и потому представляющее особый интерес. Нами, однако, не зафиксированы контексты, позволяющие интерпретировать действия-признаки, обозначенные данными причастиями, как ирреальные3. Вместе с тем объективности ради отметим, что действительные причастия прошедшего времени, приспосабливаясь к модальной тональности высказываний, не могут не модифицировать своих системных характеристик [4, с. 62-63]. Отсутствие
1 По А.В. Бондарко, значение «изъявительной модальности» [1, с. 45].
2 Представляется, что в рамках данной статьи нет необходимости останавливаться на известном вопросе о категории времени у причастия. Заметим лишь, что в ряде работ [12, 14, 17, 35 и др.] убедительно показано, что 1) причастное время по-разному включается в общий смысл предложения в зависимости от конкретности или абстрактности причастной пропозиции, 2) время причастия может соотноситься и не соотноситься с временным планом сказуемого, и в определенных условиях контекста причастия способны приобретать признаки абсолютной временной ориентации, 3) причастие может обладать одновременно семантикой настоящего неактуального и прошедшего времени. Иными словами, причастия не всегда вступают в таксисные отношения с глаголом-сказуемым, отношения причастных форм с основным предикатом «продолжают оставаться категориально не определенными» [6, с. 4].
3 Речь идет о действительных причастиях прошедшего времени, замене которых предикативными глагольными формами не препятствуют структурные, семантические и/или стилистические ограничения [27, с. 60-62].
подобных явлений в нашем материале ни в коей мере не отрицает возможности приобретения данными причастиями ирреально-модальных значений, а, напротив, указывает на то, что наличие в лексико-грамматическом содержании причастий данных значений находится в прямой зависимости от специфики контекста функционирования, от жанрово-стилистических и индивидуально-авторских особенностей текста в целом1.
В большей мере способны получать в контексте ирреально-модальные значения действительные причастия настоящего времени, которые, в отличие от действительных причастий прошедшего времени, характеризуются отвлеченностью и значительным ослаблением «глагольного заряда». Например:
^ [...]Был бы огненный самоцвет, который растворяется в кольцеобразной зыби, одно последнее содрогание, один последний мазок краски [...].
^ [...]Был бы огненный самоцвет, который растворялся бы в кольцеобразной зыби, одно последнее содрогание, один последний мазок краски [...].
Как видим, исходными контекстами обозначаются ирреальные ситуации. Характер процессуального признака, обозначенного причастием, имеет в данном случае «потенциально-постоянный характер» (т.е. признак, регулярно проявляющийся у предмета в ситуациях, где есть возможность для его проявления») и может рассматриваться как свойство предмета [13, с. 94], отсюда возможность трансформации в направлении предикативной глагольной формы растворяется со значением настоящего неактуального2. Наличие второго вектора связано с ирреальной ситуацией, представленной в исход-
(1) Будь я живописцем [...], вот что я бы придумал [...]. Были бы тополя, яблоки, воскресное утро в пригородном доме. Был бы огненный самоцвет, растворяющийся в кольцеобразной зыби, одно последнее содрогание, один последний мазок краски [...] («Лолита»). ^
1 Аналогичным образом можно объяснить отсутствие в экспериментальном материале подобного рода двойных рядов трансформов, замещающих страдательные причастия настоящего и прошедшего времени (об этом в [4, с. 66]), в нашем же случае такие ряды имеют место. Сказанное имеет отношение и к страдательным причастиям настоящего времени. Так, наблюдения Т.Н. Волынец показали «относительно частотное изменение модальной характеристики» данных причастий в силу того, что в их «лексико-грамматической структуре [...] содержится скрытая (не выраженная лексически) модальная рамка» [4, с. 100], результаты нашего исследования, выполненного на совершенно ином материале, напротив, иллюстрируют то, что страдательные причастия настоящего времени почти не вторгаются в сферу ирреально-модальных значений.
2 Ср.: «В примере Одновременно делается все возможное для выявления сведений, способствовавших бы установлению и задержанию лиц, причастных к работе передатчика [В. Богомолов. Момент истины (1973)] ирреальность в главной клаузе не маркирована, однако значение главного предложения таково, что речь идет о некоторой категории сведений, выявление которых намечено, но еще не осуществлено; при помощи причастного оборота эти сведения характеризуются через их роль в некоторой возможной в будущем ситуации. В таких случаях причастие с частицей бы обычно легко заменимо на причастие настоящего времени, выступающее во "вневременном" значении, ср. конструируемое: Одновременно делается все возможное для выявления сведений, способствующих установлению и задержанию лиц, причастных к работе передатчика» [26].
ном предложении: процессуальный признак, обозначенный причастием, интерпретируется как возможный при заданных условиях, отсюда предикативная глагольная форма растворялся бы, безотносительная к грамматическому значению времени. Таким образом, в причастии как бы сливаются или, как отмечал В.В. Виноградов, «сталкиваются и объединяются» различные значения [3, с. 230]. Фактически, «два противоположных значения не уничтожают друг друга, как в математике, а ощущаются рядом, одновременно, сливаясь в один сложный образ» [20, с. 118].
Исходный контекст может допускать не только двоякую, но и троякую интерпретацию:
(2) Я разыграл истерику. Я стал заклинать Джона ничего не предпринимать. Сказал, что не мог бы вынести сейчас постоянное присутствие девочки, плачущей, цепляющейся за меня [...] («Лолита»). ^
^ Сказал, что не мог бы вынести сейчас постоянное присутствие девочки, которая плачет, цепляется за меня [...]. ^ Сказал, что не мог бы вынести сейчас постоянное присутствие девочки, которая плакала бы [и] цеплялась бы за меня [...].
^ Сказал, что не мог бы вынести сейчас постоянное присутствие девочки, которая будет плакать [и] ['будет'] цепляться за меня [...].
В отличие от примера (1), это высказывание представляет собой сложное предложение, вторая предикативная часть которого построена по модели общеотрицательного предложения (не мог бы вынести сейчас постоянное присутствие девочки, плачущей, цепляющейся за меня [...]). В таких предложениях отрицается существование и связь признаков, в силу чего причастие, ориентированное на основной предикат и общий ирреально-модальный план высказывания, представляет ирреальный признак-действие (возможный, необходимый или желательный). Соотнесенность причастий с формами сослагательного наклонения и формами будущего времени связана с ирреально-модальным планом исходного контекста и необходимостью модального согласования пропозиций, при этом причастия настоящего времени отсылают к ситуациям в будущем и в составе придаточной изъяснительной части приобретают условно-предположительный смысл. Предикативные формы настоящего времени также возможны в силу коммуникативной функции, выполняемой причастиями, - «описание-характеристика по обычному, типичному действию» [14, с. 6].
Примером того, что синтаксическое развертывание может идти в направлении глагольных форм, противоположных по своим видовым характеристикам, поскольку контекст способствует ослаблению видового противопоставления, может служить пример, данный ниже. Обращает на себя внимание и экспликация модальной семы 'долженствования' ('вид постели должен был показать, что в номере мотеля были не любовники, а «нервный отец и его озорница-дочка»'):
(3) [...]Но мне пришлось посвятить некоторое время [...] приведению постели
^ [...]Но мне пришлось посвятить некоторое время [...] приведению постели в несколько более приличный вид, который говорил бы скорее о покинутом гнездышке нервного отца и его
в несколько более приличный вид, говорящий скорее о покинутом гнездышке нервного отца и его озорницы-дочки, чем о разгуле бывшего каторжника [...] («Лолита»).^
(4) Лужин быстро перелистывал их, добираясь до той страницы, где, между стихотворением Коринфского [...] и отделом смеси со сведениями о передвигающихся болотах, [...] была гравирована шахматная доска («Защита Лужина»). ^
озорницы-дочки, чем о разгуле бывшего каторжника [...]. ^ [...]Но мне пришлось посвятить некоторое время [...] приведению постели в несколько более приличный вид, который сказал бы скорее о покинутом гнездышке нервного отца и его озорницы-дочки, чем о разгуле бывшего каторжника [...]. ^ [...]Но мне пришлось посвятить некоторое время [...] приведению постели в несколько более приличный вид, который должен был сказать скорее о покинутом гнездышке нервного отца и его озорницы-дочки, чем о разгуле бывшего каторжника [...].
Грамматическое преобразование следующего контекста выявляет наличие в причастной форме одного из подзначений общего значения 'возможности', а именно: значения 'свойства предмета, его способности, пригодности к чему-либо' (об оттенках, или подзначениях, общего значения 'возможности / невозможности' см. в [29]):
^ Лужин быстро перелистывал их, добираясь до той страницы, где, между стихотворением Коринфского [...] и отделом смеси со сведениями о болотах, которые передвигаются, [...] была гравирована шахматная доска. ^ Лужин быстро перелистывал их, добираясь до той страницы, где, между стихотворением Коринфского [...] и отделом смеси со сведениями о болотах, которые могут передвигаться, [...] была гравирована шахматная доска.
Гипотетическая модальная окраска исходного высказывания сообщает соответствующую семантику причастию, причем преобразование исходного контекста может идти в направлении а) предикативной глагольной формы, выражающей значение настоящего неактуального времени, б) формы будущего времени и в) сочетания модального глагола с инфинитивом. Наличие модального глагола с инфинитивом совершенного вида может кончиться и формы будущего времени кончится возможно вследствие общего значения 'вероятности / невероятности' обозначенной ситуации:
^ Когда я была маленькой, я не любила рисовать ничего кончающегося, так что заборов не рисовала, [...] нельзя себе представить забор, который кончается, — а всегда что-нибудь завершенное, — пирамиду, дом на горе. ^ Когда я была маленькой, я не любила рисовать ничего кончающегося, так что заборов не рисовала, [...] нельзя себе представить забор, который может кончиться, — а всегда что-нибудь завершенное, — пирамиду, дом на горе. ^ Когда я была маленькой, я не любила рисовать ничего кончающегося, так что заборов не рисовала, [...] нельзя себе представить забор, который [когда-нибудь] кончится, — а всегда что-нибудь завершенное, — пирамиду, дом на горе.
В целом, в ирреально-модальных контекстах действительные причастия настоящего времени в рассматриваемых текстах В. Набокова употребляются относительно редко. Так, из 847 причастий-употреблений (речь идет о трансформируемых действительных причастиях настоящего времени) только у 22, по нашим данным, формируется ирреально-модальная семантика (менее 3 %),
(5) Когда я была маленькой, я не любила рисовать ничего кончающегося, так что заборов не рисовала, [...] нельзя себе представить кончающийся забор, — а всегда что-нибудь завершенное, — пирамиду, дом на горе («Дар»). ^
причем ирреально-модальные значения действительные причастия настоящего времени приобретают главным образом в текстах романов «Дар» и «Лолита» в силу более активного включения автором причастий в высказывания, компоненты которых формируют представление об ирреальных явлениях.
Исследование показало, что высказывания с ирреально-модальной семантикой в рассматриваемых текстах писателя допускают интерпретацию смысла причастий в пределах следующего набора функциональных коррелятов причастий - предикативных глагольных форм (вкупе с модальным спецификатором):
читает читал бы будет читать читающий ^ прочитал бы
может читать может прочитать прочитает
Этот инвентарь согласуется с выделенными Т.Н. Волынец «типами трансформационных замен, в которых практически отражается их [причастий] реальное грамматическое и семантическое содержание» [4, с. 36, 65-66]. По сути, речь идет о выражении причастиями - в зависимости от целей и задач коммуникации - значений предикативных форм [там же] и сочетаний данных форм со словами, имеющими модальную семантику (в нашем случае - с модальной связкой мочь).
Включенность страдательных причастий прошедшего времени в обозначение ситуаций, не ставших фактом действительности, но желательных, возможных или необходимых, также предопределяет появление у причастий данной подсистемы соответствующих ирреально-модальных значений, при этом может устанавливаться соотнесенность причастия как с одной предикативной формой, так и с несколькими.
(6) Благополучно добравшись до дому, выспавшись и выйдя утром на [...] балкон, Мартын пожалел, что не обезоружил пьяного шатуна: отнятым револьвером он бы мог загадочно похвастать («Подвиг»). ^
^ Благополучно добравшись до дому, выспавшись и выйдя утром на [...] балкон, Мартын пожалел, что не обезоружил пьяного шатуна: револьвером, который отнял бы, он бы мог загадочно похвастать.
Значение ирреальной модальности в содержании причастной формы отнятым формируется благодаря семантике контекста, содержащего сведения о нереализованном, несостоявшемся действии ((пожалел, что) не обезоружил). Событие, описываемое в предикативной части отнятьм револьвером он бы мог загадочно похвастать, включает две пропозиции, причем одно действие (похвастать) представляется как связанное с другим действием (отнять), как неавтономное, возможное при определенном положении дел: 'если бы отнял револьвер, загадочно похвастал бы им / мог бы им загадочно похвастать'. Контекстуальное содержание причастия раскрывает форма сослагательного наклонения отнял бы.
В отличие от примера (6), допускающего только один вектор грамматического преобразования, следующий пример иллюстрирует не только раз-нонаправленность синтаксического развертывания, но и ту «вместимость» причастий и одновременно их «выразительную краткость», о которой говорил еще А.С. Пушкин и которая вполне может быть для художника слова одним из основных мотивов выбора причастия из арсенала языковых средств. Иное синтаксическое представление ситуации, обозначенной исходным контекстом с ирреально-потенциальной1 семантикой, выявляет нейтрализацию категориальных значений (их противопоставление оказывается несущественным), отсюда четырехчленный ряд конкурирующих трансформов: обвинили / обвинят / обвиняют, обвинили бы. Таким образом, контекстуальное содержание причастия вполне «вмещает» противопоставленные и взаимоисключающие значения:
^ И, наконец, давай посмотрим, что получится, если ты, малолеточ-ка, которую обвинили в совращении взрослого [...], обратилась бы в полицию [...].
^ И, наконец, давай посмотрим, что получится, если ты, малолеточ-ка, которую обвинят в совращении взрослого [...], обратилась бы в полицию [...].
^ И, наконец, давай посмотрим, что получится, если ты, малолеточ-ка, которую обвиняют в совращении взрослого [...], обратилась бы в полицию [...].
^ И, наконец, давай посмотрим, что получится, если ты, малолеточ-ка, которую обвинили бы в совращении взрослого [...], обратилась бы в полицию [...].
Приобретение страдательным причастием прошедшего времени значения 'необходимости' происходит под влиянием побудительного по своей целевой установке высказывания:
(8) Возьмите обыкновенный стакан. Аккуратно заклейте отверстие кружком клетчатой или линованной бумаги, вырезанной по его периферии. На такую же бумагу посреди стола положите двугривенный. Быстрым движением накройте монету [...] стаканом. При этом смотрите, чтобы клетки или полоски на бумажном листе и на стакане совпали («Другие берега»). ^
Содержание страдательных причастий прошедшего времени преимущественно эксплицируется в предикативных формах образующих глаголов: при анализе и романов, и мемуаров, и интервью стандартные по форме замены страдательных причастий прошедшего времени совершенного вида («прочитанный ^ прочитал») осуществляются наиболее часто [27, с. 96, 111]. В то же время именно в романах и мемуарах, в отличие от интервью, страдатель-
(7) И, наконец, давай посмотрим, что получится, если ты, ма-лолеточка, обвиненная в совращении взрослого [...], обратилась бы в полицию [...] («Лолита»). ^
^ Аккуратно заклейте отверстие кружком клетчатой или линованной бумаги, которую [вы] вырезали по его периферии. ^ Аккуратно заклейте отверстие кружком клетчатой или линованной бумаги, которую нужно вырезать по его периферии.
1 Ирреально-потенциальные предложения следует отличать от близких к ним ирреально-условных: ирреально-потенциальное действие реализуется в высказываниях, сообщающих о будущем, в то время как ирреально-условное значение - в высказываниях, сообщающих о прошлом [28, с. 366].
ные причастия прошедшего времени приобретают значения ирреальной модальности (6 из 988, или 0,6 %). В сравнении с действительными причастиями настоящего времени, функционирующими в рассматриваемых текстах, формирование ирреально-модальных значений в содержании страдательных причастий прошедшего времени - явление, еще более редкое. Однако даже отдельные, единичные примеры не позволяют утверждать, что причастия данной подсистемы вовсе не способны приобретать те или иные ирреально-модальные смыслы. Диапазон же функциональных коррелятов страдательных причастий прошедшего времени, употребленных в контекстах с тем или иным ирреально-модальным планом, отнюдь не скромный:
прочитал прочитал бы прочитает читает читал
прочитанный ^ читал бы
читается (стр. зн.) читался (стр. зн.) читался бы (стр. зн.) мог прочитать нужно прочитать
Крайне редко обнаруживаются ирреально-модальные значения в контекстуальном содержании страдательных причастий настоящего времени - наименее малочисленной из подсистем причастий в рассматриваемых текстах В. Набокова (из 143 трансформируемых только 3, или 2,09 %).
Не отличается разнообразием и набор функциональных коррелятов трансформируемых страдательных причастий настоящего времени:
читаемый ^
можно (быто) читать читает
можно прочитать
То, что в страдательном причастии настоящего времени может быть
скрыта «модальная рамка»
(9) Он знал поэтому, что и в данном случае чтение Стивенсона никогда не прервется дантовой паузой, знал, что, случись такой перерыв, он не испытал бы ничего, кроме убийственного холода, что требования воображения неисполнимы и что тупости взгляда, прощаемой прелестным, влажным глазам, неизбежно соответствует недостаток до тех пор скрытый, — тупое выражение груди, которое простить невозможно («Дар»). ^
иллюстрирует следующий пример:
^ Он знал [...], что требования воображения неисполнимы, и что тупости взгляда, которую можно простить прелестным, влажным глазам, неизбежно соответствует недостаток до тех пор скрытый, — тупое выражение груди, которое простить невозможно.
^ Он знал [...], что требования воображения неисполнимы и что тупости взгляда, которую прощают прелестным, влажным глазам, неизбежно соответствует недостаток до тех пор скрытый, — тупое выражение груди, которое простить невозможно.
1 Это свойственно страдательным причастиям настоящего времени [4, с. 100; 29, с. 396] и прилагательным на -имый типа выполнимый, осуществимый, излечимый, поправимый и т.д. [29, с. 396].
Экспликации этой «модальной рамки» (конкретно - значению 'возможности') способствуют и средства контекста: 'тупость взгляда можно простить, если у человека прелестные, влажные глаза; но тупое выражение груди простить невозможно'. В данном примере может быть также реализована возможность установления отношений с образующим глаголом: причастие, уточняя определяемое понятие и являясь средством «составной номинации предмета» [14, с. 7], представляет описание-характеристику по обычному, типичному действию, отсюда предикативная форма со значением настоящего неактуального времени прощают ('тупость взгляда [люди] прощают, если у человека прелестные, влажные глаза').
В другом случае преобразование исходного контекста в направлении предикативной формы с модальной связкой связано с употреблением причастия в адъективном значении: видимый - „доступный зрению' [25, с. 39]. Причастия в адъективном лексическом значении обозначают действия или состояния как признаки, свойства в отвлечении от временной приуроченности, но в неразрывной связи с процессом действия или его результатом, поэтому они (причастия) не могут быть отнесены к прилагательным [25, с. 10-11]. Причастие в таком случае лишь используется в значении прилагательного, но таковым не является: сохраняя глагольную семантику, оно не обозначает свойственный имени прилагательному предметно-качественный признак:
(10) Ганину было бы легче, если бы он жил по ту сторону коридора, в комнате Под-тягина, Клары или танцоров: окна там выходили на скучноватую улицу, поперек которой висел, правда, железнодорожный мост [...]. Мост этот был продолженьем рельс, видимых из окна Ганина [...] («Машенька»). ^
В указанных текстах писателя наблюдается регулярное и последовательное установление трансформационных отношений страдательных причастий настоящего времени с предикативными формами прошедшего времени: модели типа «читаемый ^ читал» и «читаемый ^ читал / читался (стр. зн.)» доминируют [27, с. 88]. Как правило, коммуникативная задача высказываний со страдательными причастиями настоящего времени в рассматриваемых текстах - сообщить о совпавших по времени действиях, событиях. Причастия данной подсистемы востребованы автором преимущественно как языковые средства, позволяющие образовать добавочные, полупредикативные «узлы» и выдвинуть в фокус внимания одно, в коммуникативном отношении более важное, действие, «спрятав» другое посредством иного морфологического оформления (обозначить его причастием). Иными словами, основной коммуникативной нагрузкой причастной конструкции является информация о реальном действии, скоординированном по времени с реальным действием, обозначенным основным предикатом. Этот факт опре-
^ Ганину было бы легче, если бы он жил по ту сторону коридора, в комнате Подтягина, Клары или танцоров: окна там выходили на скучноватую улицу, поперек которой висел, правда, железнодорожный мост [...]. Мост этот был продолженьем рельс, которые можно было видеть изз окна Ганина [...].
деляет в итоге столь скромный количественный показатель приобретения причастиями данной подсистемы ирреально-модальной семантики.
Таким образом, соотносительность причастий и предикативных глагольных форм имеет разнообразные проявления. Причастие каждого категориального типа, будучи компонентом структуры предложения, может получать (приобретать) значение ирреальной модальности вследствие отношения к модально-временному предикативному ядру предложения. Проведенное исследование позволяет уточнить вывод, сделанный Г.В. Донченко: при преобразовании причастного оборота в присубстантивную придаточную часть форма сказуемого обусловлена не только и не столько «самим причастием, его грамматическими - глагольными - категориями» [9, с. 83], сколько приобретаемыми в условиях контекста значениями / смыслами.
Показательно, что результаты заявленного эксперимента принципиально не расходятся с проведенным нами анализом: в общем числе модально окрашенных высказываний, предложенных для интерпретации каждому из информантов, не отмечено ни одного случая отсутствия среди трансформов сослагательного наклонения или сочетаний с модальным компонентом (можно, мочь, должен), расхождения же касаются спектра соотносимых с причастиями финитных форм, что служит подтверждением формулы: контекст допускает различную интерпретацию семантики причастий.
«Неустойчивость» первичных (системных) характеристик причастия, неопределенность содержания причастных форм, не снимаемая контекстом, а, наоборот, идущая от него и усиливаемая им, своеобразная контаминация значений, их сложное взаимодействие - всё это определяет повышенное внимание к контекстуальным условиям функционирования данных атрибутивных форм.
3
Анализ 7939 причастных конструкций, предпринятый на материале различных по жанру текстов В. Набокова (романы, мемуары и интервью), приводит к следующим выводам.
1. Ирреально-модальные значения в контекстуальном содержании причастий эксплицируются редко (в силу нерегулярного употребления причастий в контекстах с тем или иным ирреально--модальным планом).1
2. Ирреально-модальные значения в содержании причастий варьируются в границах 'возможности - желательности - долженствования'.
3. Условия контекста позволяют, с одной стороны, четко относить семантику причастий к тому или иному ирреально-модальному плану, с дру-
1 Выводы сделаны в отношении конкретного проанализированного нами языкового материала - текстов В. Набокова, однако они позволяют прийти к обобщающим теоретическим заключениям.
гой - могут в той же мере оставлять ее недифференцированной и допускать двоякое (и даже троякое) толкование. В свою очередь, неопределенность лексико-грамматического содержания причастий требует повышенного внимания к контексту, к синтагматическим связям причастий, причем как к ближайшим, так и к дистантным.
4. По отношению к характеру контекста: описательный / повествовательный - формирование ирреально-модальной семантики причастий можно назвать индифферентным.
5. Ирреально--модальные значения в содержании причастий обнаруживаются в контекстах: а) отрицательных; б) ирреально-условных и ирреально-потенциальных (оформленных как отрицательные или утвердительные предложения); в) побудительных; г) со значением 'отсутствия', т.е. в тех, в которых «снимается представление о реальном существовании называемых явлений» [9, с. 84].
6. Употребление причастия в адъективном значении обусловливает соотнесенность с модально окрашенным(-и) трансформом(-ами) вне зависимости от характера контекста.
7. Наличие / отсутствие ирреально-модальных значений в контекстуальном содержании причастий колеблется в причастных подсистемах. Приобретение ирреально-модальных значений отмечается главным образом у действительных причастий настоящего времени.
8. Конкретное лексико-грамматическое наполнение причастий определяется взаимодействием системно-языковых и текстовых факторов.
4
Наблюдения за функционированием причастий подтверждают справедливость известного в лингвистике постулата: всякое значение стремится к тому, чтобы быть выраженным несколькими формами, и всякая форма стремится к тому, чтобы выражать несколько значений. Действительно, причастие, будучи формально маркированным и представляя определенный категориальный тип, «все-таки создается в процессе коммуникации и представляет собой различные комбинации грамматических и семантических признаков» отнюдь не одной (образующей) лексемы [4, с. 104]. Показательно, что сопоставление причастных подсистем, анализ семантической нагруженности причастий привел А.В. Исаченко к выводу о том, что названия категориальных типов причастий не более чем терминологические ярлыки, ничего не говорящие об их семантике, причем этот вывод или представляется исследователям радикальным и неприемлемым, или разделяется ввиду условности не только временных, но и залоговых характеристик причастных форм.
В аспекте преподавания русского языка как родного (также - как иностранного (РКИ)) признание причастия «пустой формой» было бы, без сомнения, методически нецелесообразным и крайне опрометчивым. Однако
важно помнить, что критерием выделения причастий настоящего времени и причастий прошедшего времени является признак формальный (суффиксальные морфемы), а не семантический (содержательная соотнесенность с предикативными формами настоящего или прошедшего времени).1
Включение в лингводидактический контекст сведений о наличии в реальном - сложном и противоречивом - содержании причастий различных, нередко системно противопоставленных значений существенно обогатило бы описание грамматики РКИ и позволило бы обосновать необходимость и методическую целесообразность (или нецелесообразность) введения соответствующих материалов в практику преподавания РКИ (прежде всего в содержание учебного языкового материала для инофонов-филологов основного и продвинутого этапов обучения).
Освоение неспрягаемых форм глагола иностранными учащимися традиционно считается одной из грамматических трудностей в содержании обучения грамматике. Осмысление лексико-грамматической семантики причастия происходит «на основе формулы "идущий — это тот, который идет "», которая «легко осознается даже дошкольником» [10, с. 257]. Однако семан-тизация изолированного причастия (или отдельно взятой причастной конструкции вкупе с определяемым именем) посредством данной формулы методически приемлема2, но функционирование причастия в тех или иных контекстуальных условиях имеет свои особенности и убеждает в различной их соотносенности с предикативными формами в рамках одного и того же контекста. Объективно говоря, в контексте «идущий [человек]» — это не только "тот, который идет", но и 'тот, который шел', 'тот, который будет идти ', 'тот, который шел бы', 'тот, который мог идти', 'тот, который мог бы идти', и даже 'тот, который ходит', 'тот, который ходил бы 'и т.д.3
Из вышесказанного вытекает и вопрос о грамматической синонимии причастий и финитных глагольных форм. Многие исследователи и практически все авторы учебников и учебных пособий по РКИ функции причастий характеризуют через установление для них аналогии функций спрягаемых форм глагола. Следующим шагом в проведении параллели между причас-
1 Существенно также, что и в сфере залоговости наблюдается несоответствие категориального типа и его интерпретации. Один из показательных фактов - функционирование страдательных причастий в стативном значении. Причастия в стативных лексических значениях не выражают грамматического значения страдательности, но не выходят за рамки глагольной семантической зоны, не переходят в прилагательные и всегда толкуются через глаголы, поскольку обозначают состояние лица или предмета, связанное с действием [25, с. 10].
2 Ср.: «Грамматическая семантизация причастия выполняется с опорой на схему «причастие -который + глагол, от которого образовано причастие»: [...] барахтавшийся жук - который барахтался; обдуманное соображение - которое обдумали; обученный человек - которого обучили; действующее лицо - которое действует» [10, с. 259].
3 Для примера взято только причастие настоящего времени действительного залога (идущий), но аналогично можно представить причастия других подсистем.
тиями и предикативными глагольными формами нам представляется описание функционально-семантических различий, объективно существующих между ними и определяющих «ценность» тех и других в языке, их востребованность для решения коммуникативных задач говорящего / пишущего. Лингвистическая сущность причастия, как любой языковой единицы, проявляется не только в сходстве с другими единицами, но и в противопоставлении им.
Расширение перечня условий, ограничивающих возможности синонимической замены (причастный оборот ^ придаточная определительная предикативная часть), также относится к области необходимых знаний тех, кто овладевает русским языком как средством общения в его (общения) устной и, что особенно важно в контексте данной проблематики, письменной формах. Вышесказанное позволило бы уточнить и дополнить некоторые положения, а возможно, отказаться от утверждений, согласно которым ««предложение с причастным оборотом всегда может быть заменено сложным определительным предложением» [16, с. 131].
Список литературы:
1. Бондарко А.В. Грамматическая категория и контекст / А.В. Бондарко; отв. ред. В.М. Жирмунский. - Л.: Наука, 1971. - 116 с.
2. Виноградов В.В. О языке художественной прозы: избранные труды / В.В. Виноградов. - М.: Наука, 1980. - 360 с.
3. Виноградов В.В. Русский язык: Грамматическое учение о слове / В.В. Виноградов. - М.: Высшая школа, 1972. - 614 с.
4. Волынец Т.Н. Грамматический феномен причастия / Т.Н. Волынец. -Мн.: Белгосуниверситет, 1998. - 138 с.
5. Всеволодова М.В. Система значений и употреблений форм настоящего времени русского глагола (в зеркале корейского языка): Фрагмент фундаментальной прикладной грамматики / М.В. Всеволодова, Ким Тэ Чжин. -Изд. 3-е. - М.: ЛЕНАНД, 2015. - 136 с.
6. Вяльсова А.П. Типы таксисных отношений в современном русском языке (на материале причастных конструкций): автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10 02 01-10 / А.П. Вяльсова; Ин-т рус. яз. им. В.В. Виноградова РАН. -М., 2008. - 25 с.
7. Гладкий А.В. Что изучают лингвисты: строение языка или строение своих теорий? / А.В. Гладкий // Смыслы, тексты и другие захватывающие сюжеты: сб. ст. в честь 80-летия И.А. Мельчука. - М.: Языки славянской культуры, 2012. - С. 176-185.
8. Гловинская М.Я. Две загадки praesens historicum / М.Я. Гловинская // Русистика. Славистика. Индоевропеистика: сб. ст. к 60-летию А.А. Зализняка / редкол.: А.А. Гиппиус, Т.М. Николаева (отв. ред.), В.Н. Топоров. - М.: Индрик, 1996. - С. 451-457.
9. Донченко Г.В. О модальном значении причастных оборотов (на материале действительных причастий) / Г.В. Донченко // Русский язык за рубежом. - № 1. - С. 82-85.
10. Иваненко В.К. К вопросу об освоении неспрягаемых форм глагола /
B.К. Иваненко // Русское слово в мировой культуре: материалы X Конгресса Междунар. ассоциации преподавателей русского языка и литературы, Санкт-Петербург, 30 июня - 5 июля 2003 г. Методика преподавания русского языка: традиции и перспективы: в 4 т.; Лингвометодические основы обучения русскому языку как иностранному / Под ред. Н.А. Любимовой, Л.В. Мос-ковкина, Н.О. Рогожиной, Е.Е. Юркова. - СПб.: Политехника, 2003. - Т. III. -
C. 256-260.
11. Карамышева С.Н. Семантико-функциональный аспект изучения предложения с обособленными членами как средство речевого развития учащихся: автореф. дис. ... канд. пед. наук: 13.00.02 / С.Н. Карамышева; Моск. пед. ун-т. - М., 1995. - 14 с.
12. Козлова В.Е. Возвратные причастия (причастия с аффиксом -ся) в современном русском литературном языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01 / В.Е. Козлова; Моск. гос. пед. ин-т им. В.И. Ленина. - М., 1966. - 19 с.
13. Кукушкина О.В. Атрибутивная позиция, функция, форма и семантика / О.В. Кукушкина // Системные семантические связи языковых единиц: сб. ст. - М.: Изд-во МГУ, 1992. - С. 87-97.
14. Лисина Н.М. Функциональная характеристика действительных причастий в современном русском литературном языке: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01 / Н.М. Лисина; Моск. обл. пед. ин-т им. Н.К. Крупской. - М., 1987. - 16 с.
15. Ломоносов М.В. Полн. собр. соч.: в 11 т. / М.В. Ломоносов. - М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1952. - Т. 7. Труды по филологии (17391758 гг.). - 996 с.
16. Одинцова И.В. Причастие и причастный оборот / И.В. Одинцова // Книга о грамматике. Русский язык как иностранный; под ред. А.В. Величко. -3-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2009. - С. 126-140.
17. Одинцова И.В. Употребление действительных причастий несовершенного вида при подлежащем в зависмости от пропозитивного и временного значения предложения: автореф. дис. ... канд. филол. наук: 10.02.01 / И.В. Одинцова; Моск. гос. ун-т им. М.В. Ломоносова. - М., 1985. - 20 с.
18. Падучева Е.В. Модальность. Материалы для проекта корпусного описания русской грамматики [Электронный ресурс] / Е.В. Падучева. - М., 2014. - Режим доступа: http://rusgram.ru/Причастие (дата обращения: 28.01.2015).
19. Пешковский А.М. Объективная и нормативная точка зрения на язык / А.М. Пешковский // Методика родного языка. Лингвистика. Стилистика. Поэтика: сб. ст. - Л.; М., 1925. - С. 109-121.
20. Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении /
A.М. Пешковский. - 8-е изд. - М.: Языки славянской культуры, 2001. - 544 с.
21. Политова И.Н. Подчинительные словосочетания в свете теории синхронной переходности: автореф. дис. ... докт. филол. наук: 10.02.01; Коло-менск. госуд. пед. ун-т. - М., 2009. - 34 с.
22. Попова Е.А. Коммуникативные аспекты литературного нарратива: автореф. дис. ... докт. филол. наук: 10.02.01; Елецк. гос. ун-т им. И.А. Бунина. - Елец, 2002. - 42 с.
23. Ростова А.Н. Метатекст как форма экспликации метаязыкового сознания / А.Н. Ростова. - Томск: Изд-во Томского ун-та, 2000. - 194 с.
24. Русская грамматика: в 2 т. / под ред. Н.Ю. Шведовой. - М.: Наука, 1982. - Т. 2. - 710 с.
25. Сазонова И.К. Русский глагол и его причастные формы: толково-грамматический словарь / И.К. Сазонова. - М.: Рус. яз., 1989. - 590 с.
26. Сай С.С. Причастие. Материалы для проекта корпусного описания русской грамматики [Электронный ресурс] / С.С. Сай. - М., 2011. - Режим доступа: http://msgram.m/Причастие (дата обращения: 28.01.2015).
27. Скворцова Н.Н. Реализация функций и лексико-грамматического содержания причастий в разных типах контекста (на материале русскоязычных произведений В.В. Набокова): дисс. ... канд. фил. наук: 10.01.02; Бел. гос. ун-т. - Минск, 2008. - 150 с.
28. Слесарева И.П. Выражение ирреальности / И.П. Слесарева // Книга о грамматике. Русский язык как иностранный / Под ред. А.В. Величко. - 3-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2009. - С. 363-372.
29. Слесарева И.П. Выражение возможности и невозможности / И.П. Слесарева // Книга о грамматике. Русский язык как иностранный; под ред. А.В. Величко. - 3-е изд. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2009. - С. 385-398.
30. Степанов Ю.С. Эмиль Бенвенист и лингвистика на пути преобразований [Вступ. ст.] / Ю.С. Степанов // Бенвенист Э. Общая лингвистика / под ред., с вступ. ст. и ком. Ю.С. Степанова. - М.: Прогресс, 1974. - С. 5-16.
31. Холодилова М.А. Конкуренция основных стратегий релятивизации подлежащего / М.А. Холодилова // ACTA LINGÜISTICA PETROPOLITANA. Труды Института лингвистических исследований РАН. - Т. X. Ч. 2. Русский язык: грамматика конструкций и лексико-семантические подходы / ред. тома С.С. Сай, М.А. Овсянникова, С.А. Оскольская. - СПб.: Наука, 2014. -С. 478-509.
32. Черемисина М.И. О двух типах экспериментов в лингвистике / М.И. Черемисина // Известия Сиб. отд. АН СССР. Сер. Обществ. науки. -1978. - № 11, Вып. 3. - С. 120-125.
33. Чуглов В.И. Категории залога и времени у русских причастий /
B.И. Чуглов // Вопросы языкознания. - 1990. - № 3. - С. 54-61.
34. Шарифуллин Б.Я. О лингвистическом эксперименте в изучении языка города [Электронный ресурс] / Б.Я. Шарифуллин // Речевое общение:
спец. выпуск. - Вып. 3 (11). - Красноярск, 2000. - С. 88-95. - Режим доступа: ht:tp://www.philology.m/lingшstics2/shariíullin-00b.htm (дата обращения: 22.12.2014).
35. Шигуров В.В. Типология употребления атрибутивных форм русского глагола в условиях отрицания действия: автореф. дис. ... докт. фил. наук: 10.02.01 / В.В. Шигуров; С.-Петерб. гос. ун-т. - СПб., 1994. - 40 с.
36. Шимчук Э.Г. Отзыв о диссертации Д.В. Качурина «Проблема разграничения омонимии и полисемии применительно к практике составления толковых словарей» на соискание ученой степени кандидата филологических наук по специальности 10.02.01 - русский язык [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.ruslang.ru/doc/otzyv/shimchuk.pdf (дата обращения: 26.01.2015).
37. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность / Л.В. Щерба. -Л.: Наука, Ленингр. отд., 1974. - 428 с.
