CC BY
34
© 2007 г. И.Б. Щеболева
О МЕХАНИЗМАХ ФОРМИРОВАНИЯ КОНЦЕПТА (НА ПРИМЕРЕ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОГО КОНЦЕПТА ВЫЗОВ)
Если обратиться к исследованиям концептосфе -ры, то нетрудно заметить, что в значительной части случаев она рассматривается как уже сформировавшаяся, стабильная данность, которую следует изучать и описывать. За подобной традицией можно видеть влияние структурной лингвистики, поставившей во главу угла описание системы языка на определенном синхроническом срезе. Однако культура не статична, не стоит на месте и меняется под воздействием разнообразных внутренних и внешних факторов; концептосфера языка, будучи ее отражением и квинтэссенцией, в этом отношении также не является исключением. По этой причине исследование динамики концептосферы, прежде всего ее диахронического измерения, представляется одной из насущных задач современного лингво-культурологического знания.
Процессы, которые предстают перед взглядом исследователя при подобном рассмотрении, достаточно разнообразны. По-видимому, их прообразом могут служить исторические процессы в сфере лексики: устаревание и появление новых лексических единиц, многообразные процессы трансформации элементов лексической системы (переосмысление, образование переносных значений и т.д.). Это не означает, что между развитием концептосферы и историей лексической системы языка можно поставить знак равенства. Тем не менее связи между этими двумя подходами к упорядочиванию исторических данных очевидны, и они не ограничиваются простой аналогией: хотя не все изменения лексической системы значимы с точки зрения концепто-сферы, первые все же можно рассматривать как своеобразный субстрат, выражение, на основании которого мы можем судить о более глубоких процессах, характеризующих данную культуру.
Иллюстрацией одного из таких процессов (и именно формирования нового концепта) может служить история концепта вызов. Сразу же следует отметить, что, говоря о концепте, в рамках данной статьи мы имеем в виду единицу «обыденной, повседневной философии» (Н.Д. Арутюнова), а не средство категоризации действительности. С этой точки зрения далеко не за каждым словом мы можем увидеть концептуальную структуру (тарелка и свобода - это далеко не одно и то же); более того, не каждое употребление слова несет ценностную составляющую. Что касается анализируемого в данной статье концепта вызов, то ценностные обертоны соответствующее ему слово приобретает только в некоторых контекстах. В качестве примера можно привести следующие фрагменты из речей В.В. Путина: Еще одна крайне актуальная задача -
оградить наше общество от проявлений национализма и экстремизма. Подобные преступления -это прямой вызов стабильности России, единству нашего многонационального народа; Терроризм -это вызов безопасности и экономическому будущему планеты. Аналогичное употребление встречается и в речи министра обороны С. Иванова: Мы до сих пор, к сожалению, не осознали одной простой вещи - что новые вызовы и угрозы настолько видоизменились, что все старые структуры безопасности оказались к этому абсолютно и полностью не приспособлены [1].
Само по себе слово вызов не является новым для русского языка. Если обратиться к классической литературе пушкинского и послепушкинского периода, то можно обнаружить достаточно много примеров его употребления. Кроме того, одноко-ренной глагол вызывать используется для обозначения причинно-следственных отношений (Иной, например, даже человек в чинах, с благородною наружностию, со звездой на груди, будет вам жать руку, разговорится с вами о предметах глубоких, вызывающих на размышления, а потом, смотришь, тут же, пред вашими глазами, и нагадит вам (Гоголь)) или речевого акта (Они особенно любят в пьесе хорошие стихи, также очень любят громко вызывать актеров... (Гоголь)). Однако обращает на себя внимание тот факт, что в указанный период нами не было зафиксировано ни одного ценностно окрашенного употребления этого слова, аналогичного тому, с которым мы имеем дело в приведенном фрагменте из речи Президента России. В этот период слово вызов употребляется как средство категоризации особой разновидности связей между событиями или межличностных интеракций, но не несет ценностного «заряда».
Исключением из этой тенденции можно было бы считать выражение вызов на дуэль, в котором существительное вызов приобретает специфические обертоны, сопряженные с критической для жизни ситуацией: Генерал был до того поражен, что руки расставил, потом вдруг оборотился к французу и торопливо передал ему, что я чуть не вызвал его сейчас на дуэль (Достоевский). Однако в этом случае мы вряд ли вправе утверждать, что слово вызов приобретает явно выраженную ценностную окраску. Можно предположить, что оно «подзаряжается» благодаря соседству с концептом жизнь, который, бесспорно, занимает в русской концептосфере далеко не последнее место.
Слабость ценностной составляющей данного употребления можно увидеть и при сопоставлении с примерами, почерпнутыми из более поздних тек-
стов: Тут бы мне и отойти, но во мне родилось какое-то странное ощущение, какой-то вызов судьбе, какое-то желание дать ей щелчок, выставить ей язык; - Это, господа, сто тысяч, - сказала Настасья Филипповна, обращаясь ко всем с каким-то лихорадочно-нетерпеливым вызовом (Достоевский); У поэтов были, он знал, свои вольности и права. Это был вызов Натальину султану (Толстой). Во всех этих случаях эмоциональная составляющая выражена гораздо более явно, а соответствующая ситуация осмысляется как гораздо более критичная для ее участников.
Тем не менее указанные употребления еще не являются «конечным продуктом» процесса формирования концепта вызов. Если сопоставить только что приведенные примеры с фрагментом речи В.В. Путина, то станет очевидным, что в первом случае мы имеем дело с категоризацией явлений, принадлежащих к индивидуальному плану (жизни конкретного человека или взаимодействию «человек -человек»). Во втором случае еще одним направлением в развитии концепта вызов оказывается расширение сфер его употребления за счет вовлечения в них социально-политической реальности, в которой действуют не только отдельные индивиды, но и сложные субъекты - группы и народы. И этот момент хорошо виден на приведенных в начале статьи фрагментах из публичных выступлений В. В. Путина и С. Иванова.
Какие причины стоят за указанными процессами? Возможно, в данном случае определенную роль сыграли внутренние процессы русской культуры, однако более очевидным представляется внешнее влияние. В новом, ценностно и эмоционально окрашенном значении слова вызов можно видеть воздействие англо-американской культуры, в которой имеется концепт challenge ('задача; проблема, трудность; испытание; вызов'). По мнению А.А. Ривлиной, это новое значение представляет собой результат «импорта концепта», когда носители языка под влиянием межкультурных контактов начинают наделять хорошо им известное слово новыми оттенками [2, с. 67]. Как указывают О. А. Ле-онтович и Е.И. Шейгал в [3], это слово является «одним из ключевых для понимания американского национального характера; оно выражает отвагу, готовность рисковать, чтобы испытать себя, дух авантюризма, стремление к соперничеству и т.д.». О.А. Леонтович со ссылками на работу А. Михалева утверждает, что это слово не имеет точного аналога в русском языке, что выражается в трудности адекватного перевода на русский некоторых конструкций, например: The creation of the new company is extremely challenging. Точно так же с точки зрения русской картины мира кажется по меньшей мере странной внутренняя форма таких устойчивых выражений, как physically challenged - 'инвалид', visually challenged -'слепой'. «Характерно, что это слово, используемое для эвфемизации, - замечает О.А. Леонтович, - озна-
чает готовность бороться с трудностями, бросить вызов судьбе и победить» [4, с. 138].
П. Палажченко, в целом подтверждая мнение О.А. Леонтович, отмечает, что перевод английского challenge как вызов является не совсем точным и даже «неуклюжим», потому что соответствующее русское слово не содержит характерных для английской лексемы компонентов 'вызов на соревнование в сноровке, силе и т.д.' и 'трудность, которая стимулирует'. То же касается и других вариантов перевода - проблема, трудность, стимул и раздражитель [5, с. 163]. Тем не менее именно это слово стало носителем изначально «чуждых» для русской культуры коннотаций и представлений, которые в настоящее время становятся частью общественного сознания. Об этом свидетельствует приводимый А. А. Ривлиной пример - фрагмент из интервью министра образования А. Фурсенко: ...какие проблемы или, как сейчас говорят, вызовы стоят перед людьми? Комментируя этот пример, она пишет: «слово ,„проблемы" представляется автору как неточное и/или устаревшее, а слово „вызовы", наоборот, как более точное, более употребительное и более современное, что следует из мета-языкового комментария - как сейчас говорят» [2, с. 62].
Можно также предположить, что определенную роль в формировании концепта вызов сыграл и исторический дискурс, а точнее, концепция Л.Н. Гумилева, прежде всего его представление о пассионарии [6]. Кстати, в историческом отношении ей предшествовала концепция А. Тойнби, в которой понятие challenge занимает одну из ключевых позиций [7].
В заключение хотелось бы указать признаки, ко -торые можно рассматривать как маркёры превращения слова в ценностный концепт:
1) формирование ценностной составляющей и эмоциональной «заряженности» у слова, а также
2) расширение сфер его употребления, превращение из применяемого «здесь и сейчас» средства категоризации в некую прототипическую ситуацию, которая может иметь место не только в межличностном взаимодействии, но и в социально-политической сфере, а также в сфере отношений человека и природы (ср. бросить вызов природе/законам природы).
Вряд ли можно утверждать, что эти процессы могут служить основанием для однозначных выводов о том, что некое слово покидает ряд обычных средств категоризации и переходит в разряд концептов, понимаемых как сгустки информации о ценностях, выработанных в рамках данной культуры. Тем не менее, можно было бы предположить, что эти процессы играют очень важную роль при формировании концепта. Поэтому представляется весьма перспективной проверка данной гипотезы на более широком эмпирическом материале; по-видимому, она должна принести и более глубокое
понимание процессов, лежащих в основе связей между языком и культурой.
Литература
1. Газета.ру. 2003. 15 сент.
2. Ривлина А.А. Проблемы» vs. «вызовы»: Компенсация лингвокультурной лакуны // Лакуны в языке и речи. Вып. 2. Благовещенск, 2005.
Ростовский государственный университет
3. Жизнь и культура США: Словарь. Волгоград, 2000.
4. Леонтович О.А. Русские и американцы: Парадоксы межкультурного общения. Волгоград, 2002.
5. Палажченко П. Мой несистематический словарь (Из записной книжки переводчика). М., 2002.
6. Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. М., 1990.
7. Тойнби А. Понимание истории. М., 1991.
4 декабря 2006 г.
