CC BY
201
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
Д. А. Котляров
О КОРМЛЕНИЯХ СЛУЖИЛЫХ ТАТАРСКИХ ХАНОВ НА РУСИ
ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XV - ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА
В своих предшествующих работах автор постарался рассмотреть, как находившиеся на службе московским государям татарские ханы проявляли себя на престоле Казанского ханства, каким образом выстраивались их взаимоотношения с политической элитой и населением1. В данной же статье хотелось бы проследить, как встраивались эти представители высшей служило-татарской аристократии в социальную иерархию и систему поземельных отношений Московского государства.
О жизни служилых татарских ханов на Руси, к сожалению, источники сообщают очень немногое. Связано это с тем, что для великих князей и царей татарские ханы представляли интерес только постольку, поскольку они являлись потенциальными претендентами на престолы в постзолотоордынских юртах, граничивших с Русью (Казанское и Астраханское ханства). Использовав же их в качестве ключевых фигур в своей политической игре (или в ожидании такого применения), московские правители старались обеспечить им соответствующее, по их мнению, ханскому статусу материальное обеспечение и образ жизни.
По вопросу о том, на каком праве получали пожалование на Руси служилые татарские ханы, взгляды исследователей расходятся. Одни придерживаются мнения, что это было кормление, другие видят в пожаловании татарским ханам русских земель поместье.
С. М. Соловьев видел в принятии на службу татарских князей и передаче им кормлений «средство превосходное противопоставлять
© Д. А. Котляров, 2011
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
варварам варваров же, средство которое Россия должна была употреблять вследствие самого своего географического положения»2. Автор всеобъемлющего исследования по истории касимовских татар
В. В. Вельяминов-Зернов полагал, что пожалование Городца Касиму положило начало удельному татарскому ханству, которое находилось в прямой зависимости от русских государей3. По мнению Н. П. Загоскина, татарских царевичей на Русь привлекали сами великие князья для защиты от неприятностей. Так как царевичи привлекались в целях одинаково полезных всем русским князьям, то обязанность давать им содержание распределялась между всеми князьями4. Автор исследования о служилом землевладении в Московском государстве XVI в. С. В. Рождественский считал, что члены татарских царских фамилий «в XVI в. занимали положение, тождественное с положением тех служилых князей, которые еще не вошли в ряды московской чиновной иерархии»5. Высокое, а иногда и исключительное положение, которое татарские царевичи занимали среди служилой аристократии, историк объяснял «их высокою “породою”, которая в аристократической Москве всегда указывала должное место ее слугам, а не видами политики, предпочитавшей чужих своим, новых слуг старым»6.
С. К. Кузнецов видел в пожаловании великими князьями московскими татарским царевичам Мещерского края поместья7. П. П. Смирнов, напротив, писал о городах, оказавшихся по жалованным грамотам московских государей переданными татарским служилым царевичам, что они «передавались им не целиком, а только частью, именно черными землями посадов и притом под этой передачей разумелось не установление поземельных вотчинных или иных каких-нибудь прав жалуемого на посадские черные земли, а лишь право его собирать на себя определенные доходы, т. е. право кормления. Как “города”, остроги, так и посады при этом оставались поземельною собственностью — вотчиной великих государей Московских, которые вольны были распорядиться ими после смерти или даже при жизни кормленщика-слуги»8. Автор «Очерков по истории Казанского ханства» М. Г Худяков полагал, что татарским ханам, «севшим на русской земле, Московские и Рязанские великие князья были обязаны платить дань — “выход” — совершенно так же, как они платили дань в Сарай и Казань, а впоследствии в Астрахань и еще в Бахчисарай»9.
П. Н. Павлов считал, что московское правительство, не предоставив татарам на Руси никакой самостоятельности, заботилось об их материальном обеспечении10.
Г. В. Вернадский, говоря о татарах на русской службе, видел в этом социальном институте использование системы кормления для нужд армии11. О. Притцак пишет о передаче мещерских городов Василием II Касиму в качестве «юрта» (удела). После передачи мещерского «юрта» потомкам хана Ахмата, касимовские Чингизиды стали марионетками в руках московской династии12.
На двойственность социального положения служилых татарских ханов указывал М. Н. Тихомиров: оставаясь кормленщиками по отношению к русским крестьянам, жившим на пожалованной им территории, они в то же время были своего рода удельными князьями для подчиненных им татар13.
По мнению А. Л. Хорошкевич, «общественное положение ордынских и крымских царевичей при дворе великого князя было выше положения бывших удельных князей, добровольно или по принуждению перешедших на службу великому князю, хотя по существу первые также были служилыми»14.
Л. В. Данилова полагает, что, по всей видимости, до конца XV в. главной формой вознаграждения военных и судебно-административных слуг на Руси было кормление, а для наиболее привилегированных — наместничество. По мнению исследовательницы, раннее возникновение централизованного государства в России предельно упростило систему вассалитета, рано проявилось ограничение иммунитета собственников, подчиненное положение сословных групп, самим же государством во многом и созданных15.
А. Ю. Дворниченко считает основным путем формирования крупного землевладения выдачу иммунитетов, сначала персональных, затем сословных. В восточнославянских землях, по мнению историка, везде развитию крупного землевладения предшествовала служба. Рост «служебной системы» является отражением усиления княжеской власти в связи с усиливающейся военной опасностью, необходимостью отстаивать само физическое существование восточнославянских этносоциальных организмов16. Важной составляющей служебной организации Русского государства, которую великокняжеская власть особенно интенсивно формировала начиная со второй
половины XV в., и явилась, по всей видимости, сословная группа служилых татар.
Нет сомнений, что в оформлении их социального статуса, в узаконении их постоянного присутствия на Руси был заинтересован прежде всего великий князь московский. Он сразу с момента появления Чингизидов на Руси берет их под свою опеку. Уже в начале июня 1447 г. в перемирной грамоте князей можайского Ивана Андреевича и верейско-белозерского Михаила Андреевича с великим князем Василием Васильевичем говорится: «А в сем нам... на цареви-чев и на князеи на ордынских, и на их татар не ити, и не изгонити их, не пастися им от нас никоторого лиха»17. Жалуя Мещерские земли царевичу Касиму, Василий II устанавливает норму доходов, получаемых царевичем, а кроме того, берет под свой контроль отношения татарского царевича с соседними русскими князьями.
Договорные грамоты великого князя московского с удельными князьями говорят о том, как формировались доходы служилых татар, и уточняют, с какой целью они принимались на службу великого князя.
Так, в докончаниях Ивана III со своими братьями — князем волоц-ким Борисом Васильевичем от 13 февраля 1473 г. и князем углицким Андреем Васильевичем от 14 сентября 1473 г. содержится обещание удельных князей участвовать в содержании служилого татарского царевича Данияра вместе с великим князем: «А царевича нам Да-ньяра или хто по нем на том месте иныи царевич будет и тобе его держати с нами с одного. А будет брате, мне, великому князю и моему сыну великому князю, иного царевича отколе приняти в свою землю своего деля дела, и хрестьянского для дела, и тебе и того держати с нами с одного»18. Великий князь заявлял о своем праве приглашать на русскую службу татар в своих интересах, которые для него неотделимы от интересов всех русских людей.
Сведения об этом имеются в докончании великого князя Ивана Васильевича с великим князем рязанским Иваном Васильевичем от 9 июня 1483 г., но в нем есть ссылка на договоренности, достигнутые при великом князе Василии Васильевиче и рязанском князе Василии Ивановиче, а также говорится о доходах, получаемых татарскими царевичами с рязанских территорий при князе Иване Федоровиче: «А со царевичем с Даньяром, или кто будет иныи царевич
на том месте не канчивати ти с ними, ни съсылатися на наше лихо. А жити ти с ними по нашему докончанью. А что шло царевичю Касыму и сыну его Даньяру царевичю с вашие земли при твоем деде при великом князи Иване Федоровиче, и при твоем отце, при великом князи Василье Ивановиче, и что царевичевым князем шло и их казначеем и дарагам, а то тебе давати с своее земли царевичю Дань-яру, или кто инои царевич будет на том месте, и их князем и княжим казначеем и дарагам по тем записям, как отець мои князь велики Василей Васильевич, за твоего отца, за великого князя Василья Ивановичя кончал со царевичевыми с Касымовыми князми, Кобя-ком са Аидаровым сыном, да с-Ысаком с Ахматовым сыном».
Нормы обеспечения служилых татар оставались неизменными на протяжении десятилетий и впервые были зафиксированы в недошедшем до нас договоре Василия II (от имени рязанского великого князя Василия Ивановича) «с Касымовыми князми». Великий князь московский проявляет заинтересованность в том, чтобы царевич получал весь причитающийся ему ясак (оброки и пошлины) с подвластных ему людей. Причем неважно, на чьей земле живут ясачные люди, они могли уйти во владения рязанского князя, что не освобождало их от платежа царевичу по рассматриваемому до-кончанию: «А ясачных людеи от царевичя от Даньяра, или кто будет на том месте иныи царевич, и от их князеи тобе, великому князю Ивану, и твоим бояром, и твоим людем не приимати. А которые люди вышли на Рязань от царевичя и от его князеи после живота деда твоего, великого князя Ивана Федоровича, бесерменин, или мордвин или мачарин, черные люди, которые ясак царевичю дают, и тебе, великому князю Ивану, и твоим бояром тех людеи от-пустити доброволно на их места, где кто жил. А кто не похочет на свои места поити, ино их в силу не вывести, а им царевичю давати его оброку и пошлины по их силе... Также и опрочь того кото-рои царь или царевичь будет у нас в нашей земле не канчивати ти с ними, ни ссылатися на наше лихо. А учинут тебе чем обидети, и нам за тобя стояти и оборонити»19. По этой докончальной грамоте мы можем реконструировать этносоциальную структуру Касимовского ханства и его положение в составе Русского государства во второй половине XV века. Возглавлялось оно ханом, царевичем или царем Чингизидом (если он до этого уже занимал стол в одном
из улусов, на которые распалась Золотая Орда). Его окружение составляли князья — татарская знать не ханского рода. Не только царевич, но и князья имели своих казначеев и даруг (сборщиков налогов). Основную массу населения, с которой осуществлялся сбор налога (ясака), составляли ясачные или черные люди. По грамоте это бе-сермяне (очевидно, мусульмане), мордва, мещера. Само наименование подданных царевича — «ясачные люди» — указывает на то, что русских среди них не было. Это было финно-угорское и тюркское население языческого или мусульманского вероисповедания. Размер доходов, получаемых царевичем с ясачных людей, фиксировался великим князем. Иван III обязывает рязанского князя отказаться от отношений со служилыми татарскими царевичами в обход его: «не канчивати ти с ними, ни съсылатися на наше лихо». Также он гарантирует безопасность русских земель от служилых татар. Мещерская земля рассматривается великим князем как территория, доходы от которой постоянно будут передаваться для обеспечения служилых татарских царевичей, несущих службу на юго-восточных рубежах Руси: «или кто инои царевич будет на том месте». Это говорит в пользу преднамеренности поселения татарского царевича и его людей в Касимове.
По-видимому, первоначально речь шла о пожаловании Василием II Касиму определенных доходов с Мещерской земли для обеспечения его службы великому князю. В это время можно говорить только
о кормлении, что подтверждается заключенным Иваном III докон-чанием с великим князем рязанским Иваном Васильевичем в июне 1483 г. К концу XV в. это пожалование принимает форму, близкую к уделу, для Чингизида и поместий, распределяемых властью между его слугами, но оно еще не является наследственным. Именно в этот период московское правительство проводило активное испомеще-ние московских служилых людей в присоединенных новгородских и вятских землях. Поэтому юридическое оформление пожалования служилым татарским ханам явилось одной из мер правительства Ивана III и Василия III по укреплению своей социальной базы в лице служилых людей.
Актовых материалов, в которых служилые татарские ханы выступали как субъекты владельческих прав в Московском государстве в конце XV - первой половине XVI в., сохранилось сравнительно
немного. Тем не менее, их внимательное прочтение позволяет получить довольно интересные сведения о реальном положении на Руси Чингизидов, бывших до этого по воле великого князя во главе Казанского ханства.
Так, хан Мухаммед-Амин, бежавший с казанского престола на Русь при приближении Мамука, был пожалован Иваном III городами Каширой, Серпуховом и Хотунью «с волостями и съ всеми пошлинами». Софийская вторая летопись говорит о том, что это пожалование произошло весной 1497 г. Попутно летописец дает отрицательную характеристику Мухаммед-Амину как правителю теперь уже в русских землях: «...он же и тамо своего нрава не премени, но с насильством живяши и халчно ко многим». Сохранилась жалованная грамота «Царя Магмед-Аминя» Троицкому Песоцкому монастырю на пустые леса в Каширском уезде от 16 ноября 1498 г. В акте определены границы жалуемых ханом угодий. Монастырь получает право призывать «людей житии на тот лес». Далее перечисляются те доходы, которые получал с переданных ему в управление земель Мухаммед-Амин, и повинности, от которых были освобождены новопоселенцы: «...ино их тем людем ненадобе моя царева дань, ни поворотная, ни на ям подвод не имать, ни тамга, ни коня моего не кормят, ни сен моих не косят, ни гостиное, ни померное, ни убрусное, ни к двор-скому ни к сотскому ни к десятскому с тяглыми людьми не тянут ни в которые проторы, ни в розметы, ни иныя им никоторыя пошлины ненадобет...»20. Судя по грамоте, в распоряжении Мухаммед-Амина находится обширный штат чиновников, призванный помогать хану в осуществлении полномочий наместника. Перечисляются «наместники мои Коширские», тиуны, праветчики и доводчики, которые от имени хана осуществляют суд над городскими и волостными людьми, собирают с них подати в пользу наместника. Интересно, что подлинник грамоты был подписан Мухаммед-Амином по-русски и по-татарски21.
Следующим по хронологии документом является шерть, заключенная ханом Абдул-Латифом с Василием III в начале 1509 г. Хан был сведен с казанского престола в 1502 г. по воле Ивана III. Причину произошедшей перемены главы Казанского ханства источники не указывают, в летописях содержится лишь неопределенная ссылка на «измену» и на «неправду» хана Абдул-Латифа перед великим
князем. В чем заключалась эта «неправда» — мы не знаем. Вот что сообщается в летописи об этом событии: «Тое же зимы генваря, послал князь великий князя Василья Ноздроватого да Ивана Теле-шева в Казань, и велел поимати царя Казаньского Абдыл Летифа за его неправду; они же ехав сотвори тако, поимав царя и приве-доша на Москву, князь великий послал его в заточенье на Бело-озеро; а на Казань пожаловал князь великий на царство старого царя Казаньского Магамед Аминя, Абреимова сына, да и царицу невестку его ему дал Алегамовскую бывшаго царя казаньского; а со царем послал князь великий князя Семена Борисовичя суздальского да князя Василья Ноздроватого»22. Проступок казанского хана перед московским государем был столь велик, что наказание не ограничилось просто сведением с престола. Абдул-Латиф полностью лишался своих ханских привилегий, попал в заключение. Только в конце 1508 г., уже после смерти Ивана III и похода на мятежную Казань, по просьбе крымского хана Менгли-Гирея, отчима Абдул-Латифа, и его матери Нур-Салтан произошли кардинальные перемены в положении опального. Изначально крымский хан пытался договориться
об отпуске освобожденного хана Абдул-Латифа в Крым. «И князь великий тогды Абды-Летифа царя, привед к шерти, и выпустил и к себе ему велел ходити... а к Минли Гирею его ко царю не отпустил»23. В январе 1509 г. Василий III «пожаловал царя Казанского Аб-дыл-Летифа, Абреимова сына из нятства выпустил и проступку ему отдал и пожаловал ему город Юрьев со всем и в братстве и в любви его себе учинил, печалованием Менли-Гирея царя Крымского да и порукою великому князю по Абдыл-Летифе, царе поимался царь Менли-Гирей и царица его Нур-Салтана, мати Абдыл-Летифа царя, да бол-шей Менли-Гиреев сын царевич Магамед-Кирей; да и шерть дали Менли-Гиреевою душею послы его князь Магмедша с товарищи, да и Абдыл-Летиф шерть дал на том, что ему государю великому князю Василию Ивановичю всеа Русии служити, и добра хотети во всем»24.
В составе крымских посольских книг сохранились записи о переговорах между Бахчисараем и Москвой об Абдул-Латифе и о достигнутых соглашениях, о процедуре принятия шерти. Клятва приносилась в присутствии крымских послов, возглавлявший их Магмедша вступил в спор с великим князем, не соглашаясь на передачу Аб-дул-Латифу Юрьева «з данью и со всеми пошлинами», утверждая,
что «тот от тебя далече, да и на чем на том городе царю Абдыл-Ле-тифу быти; да говорил о Кошыре жь, да и шерти не давши по записям, пошли прочь»25. В Крыму имели хорошее представление о доходности русских городов (особенно Каширы, доходы с которой ранее шли Мухаммед-Амину) и поэтому пытались торговаться с Василием III, испрашивая выгодное наместничество для отставного хана. Лишь неделю спустя посол «Магмедша с товарищи» согласились «то дело царево Абдыл-Летифово кончати». Клятва была принесена «у великого князя у самого в избе в брусеной; а бояре у него туто ж были»26. Сохранился и текст шерти, на которой присягал Василию III Абдул-Латиф. Хан обязывался находиться «в том месте, где мне князь великий Василей дасть место в своей земле, а из великого князя Васильевы земли мне Абды-Летифу царю от него вон не ити никуде без великого князя веленья»27. В шертной грамоте не указывалось, с какого «места» будет обеспечен «царь» и его люди, выбор и право его изменения Василий III оставлял за собой. Это свидетельствует о подчиненном, служебном положении татарского хана, несмотря на его сравнительно высокий социальный статус среди русской знати. Отметим, что в клятве устанавливались отношения татарского хана и Казани, они ставились под контроль московского государя. Абдул-Латиф клялся: «А в Казани на казанские места мне своих людей без вашего ведома воевати не посы-лати ни с конями, ни в судах, а войны не замышляти»28. Василий III предусмотрел возможность враждебных действий со стороны Абдул-Латифа против своих политических оппонентов в Казани, из-за которых он лишился престола, и, видимо, опасался нарушения им мирных отношений с Казанским ханством. Хан давал клятву и за своих людей—уланов, князей и казаков. В это время на службе великому князю находились еще два татарских царевича—Джанай, сидевший в Мещерском городке, и Шейх-Аулиар в Сурожике, которые, по всей видимости, были связаны похожими шертными обязательствами в отношении Василия III. Когда и по какой причине доходы с Юрьева были заменены на доходы с Каширы, источники не сообщают. Но в 1512 г. Абдул-Латиф попал в опалу за «неправду» и лишился Каширы29. А в сентябре 1516 г. после заключения выгодного для Василия III мирного договора с Казанским ханом Мухаммед-Ами-ном хан Абдул-Латиф был прощен московским государем, выпущен
из заточения и вновь пожалован Каширой, которой владел до своей смерти в 1517 г.30
Наиболее подробные сведения об управлении бывшим казанским правителем русскими землями сохранились от хана Шах-Али, сыгравшего существенную роль в отечественной истории31. После возведения на казанский престол нового ставленника Москвы хана Джан-Али в сентябре 1532 г. Василий III пожаловал его старшего брата Шах-Али, бывшего казанским ханом в 1519-1521 гг., Каширой и Серпуховом «со всеми пошлинами»32. Сохранилась жалованная грамота от имени хана в качестве каширского наместника, сходная по содержанию с грамотой Мухаммед-Амина. 17 ноября 1532 г. «Царь Шалей Шаавлеяровичь Казанской пожаловал есми Троец-кого монастыря, что на Белых Пескех, игумена Сергия с братьею»33. Далее следует подробный перечень обязанностей Шах-Али как каширского наместника: сбор дани, судебных и торговых пошлин, по-сошного корма, наместничьих пошлин, поборы праветчиков и доводчиков, надзор за городовым делом, сбор «от пятна» (клеймение лошадей), «писчих денег», сбор посошного ополчения, организация лесной сторожи, устройство засек. Упоминается ловчий Шах-Али, которому управляемое ханом население обязано было «медвежьи отсеки отсекать» (видимо, охотиться на медведей в управляемых угодьях в данном случае было привилегией и одним из способов времяпрепровождения наместника). С. Гербештейн как очевидец повествует об участии Шах-Али в великокняжеской охоте Василия III на зайцев в 1526 г.34 Указание на ловчего и псарей в грамоте свидетельствует об увлечении хана псовой охотой, к чему он, очевидно, был приучен с юности, проживая преимущественно на Руси, занимая высокое положение в среде русской аристократии и пользуясь расположением Василия III.
В аппарат управления, подчиненный Шах-Али, входил довольно обширный круг лиц: волостели и их тиуны, таможники, правет-чики, доводчики, приставы. Он управлял каширскими служилыми людьми и крестьянами. Кроме того, у хана был двор из лиц татарского происхождения: уланы, князи, мурзы, псари и «пошлины люди»35.
Однако уже в декабре 1532 года «поимал князь великий царя Ши-галея, что был на Казани»36. Поводом явилось то, что Шах-Али поддерживал отношения со своим родным братом, сидевшим в Казани,
без ведома великого князя. Это было превышением полномочий служилого татарского хана. Узнав об этом от недоброхотов Шах-Али, а их, думается, было немало в окружении влиятельного мусульманина на службе православному государю, Василий III наложил опалу на Шах-Али и на его окружение. В одной из летописей сохранилось краткое упоминание о причине опалы и ссылки Шах-Али: «Тоя же зимы бывшеи царь Казанскои поиман за то, что он учал ссылатися в Казань, и сослан на Белоозеро»37. Официальное летописание сообщало об данном факте более подробно. По мысли московских летописцев, это было заслуженное наказание вассала за нарушение условий клятвы со своим сюзереном — великим князем московским: «Тоя же зимы, генваря, князь великий Василей Ивановичь всея Руси положил опалу свою на бывшаго царя Казанского Шигалея, что он правду свою порушил, учал ссылатися в Казань и во иные государства без великого князя ведома, и за то его велел князь велики ж жалования своего свести, с Коширы и с Серпухова, да пои-мав, сослал на Белоозеро со царицею и посадил за сторожи»38.
Сразу же после получения известий о происшедшем в Казани перевороте осенью 1535 г. Боярская дума принимает решение о том, чтобы «Шигалеа царя пожаловати опростити». За ним на Белоозеро был послан князь Никита Борисович Туренин с боярскими детьми. По прибытии Шах-Али 12 декабря в Москву в его честь от имени великого князя был организован пышный прием, подробно описанный в «Летописце начала царства». Великая княгиня Елена встретилась с женой Шах-Али Фатимой39.
Анализ приведенных примеров, конечно же, является довольно фрагментарным, но и на его основе можно сделать некоторые заключения об особенностях правового положения служилых татарских ханов на Руси. Прежде всего бросается в глаза стремление великокняжеской власти обеспечить соответствующий их высокому социальному статусу материальный доход и дающее этот доход «место» в русских землях. Помимо исполнения прямых своих служебных обязанностей, связанных с участием во главе своих людей в великокняжеских походах, служилые ханы могли выступать и в качестве наместников — представителей центральной администрации в русских уездах, обладая всем объемом прав и обязанностей, присущих этой должности, пользуясь соответствующими привилегиями.
1 Котляров Д. А. 1) Верная служба самодержцу хана Шах-Али // Россия и Удмуртия: История и современность: Материалы междунар. науч.-практ. конф., посвящ. 450-летию добровольного вхождения Удмуртии в состав Российского государства. Ижевск, 20-22 мая 2008 г Ижевск, 2008. С. 276-283; 2) О московско-казанских отношениях в последнее правление хана Мухаммед-Амина // Финно-угры —славяне—тюрки: Опыт взаимодействия: (Традиции и новации): Сб. материалов Всерос. науч. конф. Ижевск, 2009. С. 96-103; 3) «Служащий царь» — казанский хан Мухаммед-Амин и великие князья всея Руси // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2010. Вып. 3. С. 23-31.
2 Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1993. Кн. 2. Т. 4. С. 444.
3 Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. СПб., 1863. Ч. 1. С. 126.
4 Загоскин Н. П. Очерки организации и происхождения служилого сословия в допетровской России. Казань, 1875. С. 171.
5 Рождественский С. В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПб., 1897. С. 216.
6 Рождественский С. В. Служилое землевладение... С. 215.
7 Кузнецов С. К. Русская историческая география. Вып. 1 (Меря, мещера, мурома, весь). М., 1910. С. 101.
8 Смирнов П. П. Города Московского государства в первой половине XVII века. Т. 1. Вып. 1: Формы землевладения. Киев, 1917. С. 92-93.
9 Худяков М. Г. Очерки по истории Казанского ханства // На стыке континентов и цивилизаций... (Из опыта образования и распада империй X-XVI вв.). М., 1996. С. 547.
10 Павлов П. Н. Татарские отряды на русской службе в период завершения объединения Руси // Ученые записки Красноярского гос. пед. ин-та. 1957. Вып. 1. С. 169.
11 Вернадский Г. В. Россия в Средние века. Тверь, 1997. С. 122.
12 Pritsak O. Moscow, the Golden Horde and the Kazan Khanate from a Poly-cultural Point of View // Slavic Review. 1967. Dec. Vol. 26. Nr. 4. P. 579-580.
13 ТихомировМ.Н. Россия в XVI столетии. М., 1962. С. 45-46.
14 Хорошкевич А. Л. Русь и Крым: От союза к противостоянию. Конец XV - начало XVI в. М., 2001. С. 300.
15 Данилова Л. В. Становление системы государственного феодализма в России: Причины, следствия // Система государственного феодализма в России. М., 1993. Ч. 1. С. 42.
16 ДворниченкоА.Ю. К проблеме восточнославянского политогенеза // Ранние формы политической организации: От первобытности к государственности. М., 1995. С. 303, 306.
РУССКИЕ ДРЕВНОСТИ 2011
17 ДДГ. № 46. С. 140.
18 Там же. № 69. С. 226, 228, 231-232; № 70. С. 234, 236, 238, 240-241, 244, 246, 249.
19 Там же. № 76. С. 284.
20 ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. 1294-1598. № 135. С. 101.
21 Там же. С. 101-102.
22 ПСРЛ. СПб., 1853. Т. VI. С. 47; СПб., 1859. Т. VIII. С. 241; СПб., 1901.
Т. XII. С. 255; М., 1994. Т. XXXIX. С. 175; Иоасафовская летопись. М., 1957.
С. 143.
23 Сборник РИО. СПб., 1895. Т. 95. С. 42.
24 ПСРЛ. Т. VI. С. 248-249; Т. XIII. Ч. 1. С. 11; Т. XX. Ч. 1. С. 381. С. 154-155.
25 Сборник РИО. Т. 95. С. 45.
26 Там же.
27 Там же. С. 47.
28 Там же. С. 42-51.
29 ПСРЛ. Т. XIII. Ч. 1. С. 15; Т. XX. С. 385; Т. XXVIII. С. 347.
30 Там же. Т. VI. С. 258; Т. VIII. С. 260; Т. XIII. С. 25; Т. XX. С. 391; Зимин А. А. Россия на пороге Нового времени. М., 1972. С. 177.
31 Вельяминов-Зернов В. В. Исследование о касимовских царях и царевичах. С. 247-252, 277-558; Котляров Д. А. Верная служба самодержцу хана Шах-Али.
С. 276-283.
32 ПСРЛ. Т. VIII. С. 280; Т. XIII. Ч. 1. С. 66; Т. XX. Ч. 1. С. 414.
33 ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. № 175. С. 146.
34 Герберштейн С. Записки о Московии. М., 1988. С. 220-223.
35 ААЭ. Т. 1. С. 148.
36 ПСРЛ. Т. XIII. Ч. 1. С. 65.
37 Там же. СПб., 1910. Т. XXIII. С. 205.
38 Там же. Т. VIII. С. 281; Т. XIII. Ч. 1. С. 76; Т. XX. Ч. 1. С. 415.
39 ХудяковМ.Г. Очерки по истории Казанского ханства. С. 603.
