CC BY
19
РЕЦЕНЗИИ
О КНИГЕ P.3. МУРЯСОВА «ТИПОЛОГИЯ ГЛАГОЛА В РА3НОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ». - Уфа: БашГУ, 2011. - 328 с.
Вышла монография известного специалиста по германскому и сопоставительному языкознанию профессора Р.З. Мурясова «Типология глагола в разноструктурных языках», переизданная в 2011 г. в Германии в издательстве Lambert Academic Publishing (г. Саарбрюккен).
Как известно, глагол является частью речи, которая играет важную роль в организации высказывания. Разумеется, как показывает автор, во всех индоевропейских и тюркских языках встречаются безглагольные, т.е. назывные, предложения [на рус. яз. — Морозный день. Конец декабря. Гремячий Лог...; на баш. — Декабрь азактары. Ьалкын бер кон. Гремячий Лог хуторы...; на англ. — A frosty day. The end of December. Gremyachy Log. ; на франц. — Un jour de gel. Fin décembre. Gremiachi Log... (М. Шолохов)]. Однако такого рода предложения относятся к синтаксической периферии языков и встречаются они лишь в окружении предложений с глагольными предикатами, указывающими на временную локализацию описываемой ситуации.
Глагол является центральной частью речи также в морфологическом плане. Так, по свидетельству автора, если переходный глагол сильного спряжения в немецком языке имеет 180 форм, то морфологическая парадигма существительного состоит всего из 16.
Рецензируемую работу можно условно разделить на 2 крупные части: 1) глагольная парадигматика или парадигматика глагола в контрастив-но-типологическом плане и 2) функционально-семантические поля, в качестве ядра которых выступают грамматические категории глагола.
При исследовании вышеназванных двух блоков проблем автор опирается на материал шести родственных и неродственных языков: английского, немецкого, французского, русского, башкирского, татарского, иногда также латинского.
Большое значение для общего и типологического языкознания имеют положения автора о степени спаянности глагольных форм с личными местоимениями. Так, определение личных форм глагола во французском языке не представляется возможным без личных местоимений в силу высокой степени развития в немомографии и омофонии и, наоборот, противоположный полюс образуют личные формы глагола в тюркских (башкирском и татарском) языках, отличительной чертой которых в плане структуры словоизменительных парадигм является четкая противопоставленность звеньев парадигматических рядов и отсутствие омонимии между синтетическими маркерами. Четкая морфологическая дифференциация наблюдается во всех временных формах тюркского глагола (ср. he-з алаЫгыз, без алабыз / he-з алдыгыз, без алдык / he$ алганЫгыз, без алганбыз/heз алырЫгыз, без алырбыз и т.д.).
Весьма близок в этом отношении французскому языку английский, в котором лишь пре-зентная форма глагола имеет личное окончание (ср. I write, he writes), а в парадигме простого прошедшего господствует полная омонимия личных форм (ср. I /you/he/we/they wrote). На основании анализа автор выводит закономерность об их частотности в тексте: чем четче в нем противопоставлены морфологические маркеры личных форм, тем факультативнее употребление личных местоимений, и наоборот, чем сильнее представлено в парадигматике глагола явление омонимии и омофонии, тем облигаторнее наличие личного местоимения. Так, в английском и французском языках глагол без местоимения в тексте не встречается, в то время как в тюркских языках примерно в половине случаев глагольные формы могут употребляться без личных местоимений.
Наиболее важным вкладом в лингвистику, в особенности в контрастивно-типологическое язы-
О КНИГЕ Р.З. МУРЯСОВА «ТИПОЛОГИЯ ГЛАГОЛА В РАЗНОСТРУКТУРНЫХ ЯЗЫКАХ)
99
кознание, являются главы, посвященные исследованию функционально-семантических категорий аспектуальности, залоговости, темпорально-сти и модальности.
На материале 6 языков автору удалось вскрыть сложную и противоречивую природу категории аспектуальности. Здесь по характеру выражения, т.е. степени грамматикализации, выделены 3 группы языков: I) языки, в которых категория вида пронизывает все формы глагола — личные и неличные (например, в русском языке: делать — сделать и делал — сделал); 2) языки, в которых отдельные временные формы однозначно выражают аспектуальное значение несовершенного вида (многократности) в противоположность временным формам, которым не свойственно однозначное выражение совершенного вида (ср. башкирскому и татарскому языкам присущи длительное время: ала ине/ала иде и прошедшее многократное: ала торгайны / ала торган иде, ала тор-ган булган и т.п.); 3) языки, в которых нет четких аспектуальных оппозиций по признаку «совершенный вид : несовершенный вид», но имеются временные формы, характеризующиеся тенденцией к выражению аспектуального значения «совершенный вид»; здесь автор подчеркивает, что при этом решающая роль принадлежит аспектуальной дихотомии «предельность — непредельность» в семантической структуре глаголов, а именно, если форма прошедшего времени образована от предельного глагола, то она выражает законченное действие (ср. баш. ~кайтты «приехал», килде «пришел»), а прошедшее от непредельных глаголов выражает незаконченное действие (ул был китап-ты озак укыны). Высказанное положение распространяется и на европейские языки.
Особое место в отношении категории аспектуальности занимает глагол в английском языке. С одной стороны, всем простым временным формам соответствуют так называемые длительные времена или формы длительного вида (continuous tenses или continuous aspect), которые по определению всегда выражают незаконченное действие. Однако простые временные формы глаголов могут выражать как законченное, так и незаконченное действие в зависимости от аспектуальной характеристики глагола «предельный — непредельный».
Значительное внимание в монографии уделено грамматической категории времени соответственно функционально-семантическому полю темпоральности. Одна из основных функций гла-
гола в предложении — это описание событий, ситуаций, которые, как правило, характеризуются временной отнесенностью, локализованностью. В анализируемых языках грамматическая категория времени находит свое выражение в разветвленной системе временных форм, количество которых колеблется от языка к языку: в русском — 3, английском — 6 (без учета длительных форм), немецком — 6, французском — 15, башкирском — 10, татарском — 9.
Показаны сходства и различия между временными формами разных языков в разных временных ступенях (настоящем, будущем, прошлом). Количественное совпадение форм в раз-носистемных языках не означает совпадение их функционального плана. Например, все языки имеют по 2 формы будущего времени. В германских и романских языках одна из форм (перфектный футурум) выражает предшествование одного действия другому действию в будущем, между тем как в тюркских 2 формы будущего времени разграничены по модальному признаку: ср. баш. будущее неопределенное (барырмын) и будущее определенное (барасакмын), тат. будущее неопределенное (барырмын) и будущее категорическое (барачакмын).
Типологически существенными являются суждения автора о многоступенчатом характере темпоральных значений в микрополе прошлого. С одной стороны, языки, которым не свойственна многоступенчатость временных отношений (русский язык), во-вторых, языки с многоступенчатой темпоральной структурацией. В рамках последних представлены языки с двуступенчатой структура-цией и языки с трехступенчатой структурацией плана прошлого. К разряду первых относятся английский и немецкий, ко второй — французский и тюркские языки. Так, в башкирском план прошлого выражается 7-ю, в татарском — 6-ю временными формами и рядом перифрастических конструкций. В последней группе языков помимо прошедшего и предпрошедшего времен, как это имеет место в германских языках, выделяются также так называемые давнопрошедшие времена (укый торгайны, укый торган булган).
Различия между формами прошедшего времени заключаются не только в выражении временных и аспектуальных значений, но и в наслоении на формы глагола тюркских языков дополнительного семантического признака «эвиден-циальности — неэвиденциальности». Все эти фак-
100
торы, обусловливающие количественную и функциональную асимметрию темпоральной системы в сравниваемых языках, находят в работе аргументированное описание. Глава «Темпоральность» завершается описанием неграмматических средств выражения семантического признака «прошедшее». Новаторским следует считать анализ так называемых перфективных агентивов, т.е. отглагольных существительных, в семантической структуре которых в скрытом виде представлены семантические признаки уровня грамматической категориальности, названные автором изограм-матическими, т.е. грамматикоподобными (ср. рус. перебежчик «тот, кто перебежал на сторону противника (врага)», нем. Überläufer и т.п.).
Одна из глав монографии посвящена описанию залоговости, т.е. грамматической категории залога и неграмматических средств (например, словообразовательных) выражения оппозиции «агенс — пациенс». Автор подвергает детальному анализу асимметрию залоговых форм в индоевропейских и тюркских языках: в английском — 2, немецком — 3, французском — 2, русском — 2, башкирском — 5. В работе указывается на 2 наиболее важные свойства данной категории. Во-первых, данная категория образует асимметричную оппозицию, обусловленную субграмматическим или лексико-грамматическим разделением глаголов на переходные и непереходные. Если основной залог охватывает все глаголы языков, то пассив и другие косвенные залоги возможны в основном от переходных глаголов. Во-вторых, обилие косвенных залогов в тюркских языках сужает их лексический объем. Например, по свидетельству «Татарской грамматики» (Казань, 1997, ч. 2), только 108 глаголов в татарском языке способны образовать все залоговые формы. Во-вторых, между основным залогом и косвенными залогами существует коммуникативно-дискурсная асимметрия, заключающаяся в том, что как в европейских, так и в башкирском языках формы актива и пассива обнаруживают большие различия в плане частотности (встречаемости) в текстах. Несравненно меньшая частотность характерна для пассива и других косвенных залогов.
В главе «Наклонения и функционально-семантическое поле модальности» дается контрас-тивно-типологическое описание как грамматической категории наклонения, так и модальных глаголов и конструкций с разными модальными значениями. Межязыковая асимметрия как бы
М.В. Зайнуллин
достигает своего апогея при типологическом исследовании модальности среди категорий глагола. В одних языках данная категория образует 3-членную оппозицию «индикатив : императив : конъюнктив» (нем.), в других выщеление формы сослагательного наклонения является спорным, например, в русском; в третьей группе языков она представлена в виде 4-членной категории (во французском: impératif, indicatif, subjonctif, conditionnel), в английском языке общепризнанными являются 6 наклонений: indicative, imperative, subjunctive I, subjunctive II, the suppositional mood и the conditional mood. В башкирском обычно указывается на 6 наклонений: изъявительное, повелительное, желательное, условное, сослагательное и наклонение намерения. В работе находим анализ разной степени парадигматической противопоставленности наклонений в разныгх языках. Описывая функционально-семантическое поле модальности, автор дает глубокий анализ функций средств всех уровней языка и характер их взаимодействия, а также специфику уровневой конфигурации модальных значений в сопоставляемый языках. С точки зрения языковой репрезентации он различает 5 качественно отличных слоев формативов — грамматические формы: категорию наклонения, полуграм-матизованные структуры с модальным значением, модальные глаголы, словообразовательные модели и модальные слова. Ценным с точки зрения типологического языкознания является сравнительный анализ форм конъюнктива (т.е. косвенных наклонений) и индикатива: в одних языках форм конъюнктива значительно меньше форм индикатива (французский), в других, наоборот, в системе конъюнктива появляются новые временные формы (немецкий), в третьих — система конъюнктива сводится к одной форме (русский).
Большим достоинством работы можно считать также детальный анализ модальных глаголов в разноструктурных языках. Наряду с собственно модальными глаголами автор исследует также специфику употребления так называемых полумодальных глаголов. При этом использованы исследования последних лет зарубежных авторов.
В заключение следует отметить, что в области контрастивно-типологического языкознания создан фундаментальный труд.
М.В. Зайнуллин,
доктор филологических наук, профессор,
академик АН РБ
Убрать 12 строк
