CC BY
50
ВЕСТНИК ТОМСКОГО ГОСУДАРСТВЕННОГО УНИВЕРСИТЕТА
№ 287 Июнь 2005
КУЛЬТУРОЛОГИЯ
УДК 18.37.01
В. М. Видгоф
О КАТЕГОРИАЛЬНОМ ОСМЫСЛЕНИИ ЭМОЦИОНАЛЬНОЙ ЖИЗНИ
КРАСОТЫ КАК ЦЕЛОСТНОСТИ
На основе принципа развивающейся гармонии [1] и деятельностно-аксиологического подхода в статье предпринимается новая версия систематизации основных эстетических категорий.
Анализ категориальных признаков эстетического сознания как целостности предполагает учет его универсальных философско-эстетических особенностей. Поэтому описание целостности эстетического сознания будет осуществляться с помощью таких категорий, как идеал, эстетический идеал, красота, прекрасное, безобразное, возвышенное, низменное, комическое, трагическое.
Выбор подобного рода категорий, как нам представляется, является необходимым и достаточным, чтобы проследить динамику диалектического процесса утверждения или разрушения человеческой сущности в рамках развертывания эстетической деятельности, структурированной как процесс - результат -продукт и условие. Задача состоит в том, чтобы категориально описать алгоритм диалектики эмоционально-эстетического процесса, показать, каким образом и почему чувство красоты как смыслообразующее начало эстетического отношения к миру, модифицируясь в деятельности, способно не только не терять качественную определенность выразителя эстетической меры, но и саморефлектировать характер своего эстетического бытования в культуре.
Начнем с категории «идеал», поскольку именно она для эстетической деятельности (как, впрочем, и любой другой) выступает основной детерминантой ее потребностей, целей и смыслов. В таком начале категориального описания эстетической жизнедеятельности мы не оригинальны, ибо привержены философско-эстетической традиции, идущей от Зольгера, Гегеля, Чернышевского и др. Суть этой традиции состоит в категориально-эстетической рефлексии, осуществляемой посредством диалектического соотнесения идеи или идеала с действительностью. Наиболее типичным ее выразителем в отечественной эстетике явился М.С. Каган. Не без основания он полагает, что «соотнесение реальности с идеалом, осуществляемое людьми в ходе их повседневного общения с окружающим предметным миром, лежит в основе эстетического освоения действительности» [2. С. 113]. «Во всех случаях, - подчеркивает ученый, - эстетически ценится то, в чем человек ощущает отсвет общечеловеческого идеала как структурной целостности, системной завершенности идеала космоса, изгоняющего хаос идеала негэнтропии, преодолевающей энтропию» [2. С. 115]. Можно сказать, что движение к идеалу и отношение к миру с точки зрения идеала,
по М.С. Кагану, и есть основополагающий признак эстетического освоения действительности.
Альтернативная позиция по этому вопросу у Е.Г. Яковлева. Он считает, что эстетическое как результат материально-духовной практики человека не является только проекцией идеала на «потухшую» природу, что оно есть «совершенное в своем роде» и в этом качестве выступает как «специфическое реальное образование, своеобразная «вторая природа», возникшая как органический сплав объективного и субъективного» [3. С. 56]. Е.Г. Яковлев, как нам кажется, прав в том, что природа эстетического действительно онтологич-на. Однако бытие ее и взгляд на нее могут быть не обязательно только эстетическими, но и любыми другими ценностными актами, протекающими, кстати, по законам совершенства и гармонии. И в этом отношении Е.Г. Яковлев не совсем точен, как, впрочем, недостаточно корректен в своей позиции и М.С. Каган, ибо не всякая реальность, как мы полагаем, освещенная общественным идеалом, может считаться эстетической.
Между прочим, М.С. Каган высказывает сомнение по поводу правомерности жесткого разграничения и абсолютизации какого-либо вида идеала - позиции, довольно распространенной в литературе. Он полагает, что идеалу как особому социально-психологическому образованию конкретность придает не разорванный, но синкретически-целостный характер, не позволяющий распасться в реальном сознании на ряд самостоятельных идеалов [2. С. 117]. Все это так, если брать во внимание не конкретно-содержательный, а субстратный подход. Смешение этих подходов ведет к нивелировке конкретной содержательности отдельных видов идеала, особенно тех, которые выступают характеристикой иных видов идеала. Не случайно М.С. Каган приходит к тому, что для него термин «эстетический идеал» не имеет права на самостоятельный статус, ибо, с его точки зрения, «трудно найти в понятии “эстетический идеал” точный и определенный смысл» [2. С. 117].
Если соотнести позиции Е.Г. Яковлева и М.С. Кагана, то можно заметить не их альтернативность, а их родство, ибо они выделяют для обоснования эстетического два значения в структуре идеала: идеал как высший образец и высшая цель (М.С. Каган) и идеал как «совершенство в своем роде» (Е.Г. Яковлев). Кроме того, единство позиций состоит не в выделении спе-
цифики эстетического, а в растворении ее в одном случае в субстратных характеристиках идеала (М.С. Каган), в другом - в его субъективно-объективном основании (Е.Г. Яковлев).
Какова наша позиция? Мы считаем, что категория «эстетический идеал» имеет право на существование и является основополагающей для эстетического сознания субъекта, для его эстетической ориентации в мире. В обосновании ее статуса необходимо учитывать ее родовые и специфические особенности. И прежде всего то, что эстетический идеал есть видовое проявление идеала вообще. Поскольку «идеал не только строится, исходя, в конечном счете, из элементов самой реальности, но и гносеологически соотносится с нею, являясь в определенном смысле мысленной программой действия человека в этой реальности» [4. С. 47], постольку можно считать, что идеал есть целостное, сложное, многогранное образование. Это своеобразный кристалл, сквозь призму которого человек осознает и выстраивает свои отношения с миром. В данном случае идеал выполняет мировоззренческую и методологическую функции, поэтому в разных отношениях он выступает и мерой, и критерием, и исходным принципом, и высшей целью, и высшим образцом, и высшей ключевой ценностью, и общей детерминантой программы действия человека. В содержательном, культурологическом плане идеал многолик. Выделение, например, ключевых ценностей типа истины, добра и красоты и других в системе мироче-ловеческих отношений есть одновременно характеристика универсальных граней целостного «кристалл-идеала» как такового.
Эстетическая грань общественного идеала может быть проявлена в двух измерениях. Во-первых, в плане соотнесенности эстетического аспекта общественного идеала с родственными ему познавательным и нравственным. Во-вторых, в плане утверждения относительной самостоятельности эстетического идеала как конкретного, специфического (собственно эстетического) выражения всей внутренней многогранности «кристалл-идеала» как целостности. То есть термин «эстетический идеал» в данном случае следует понимать как особенное выражение общественного идеала, взятого со стороны его эстетического аспекта, или как эстетически выраженную его цельность.
В первом случае речь идет о том, что в общественном идеале можно выделить, согласно традиции, три основные сферы человеческого духа, три его модальности: познавательную, этическую и эстетическую. Они основаны на соотношениях таких свойств человеческого сознания как разум, чувство и воля. Отношения между этими сферами историчны и универсальны, каждая из указанных сфер опосредует две другие и ими опосредуется. Универсальный характер связи между познавательным, эстетическим и этическим аспектами говорит «не только об их существовании и взаимодействии, но и о тех или иных способах представленности двух других сфер в каждой третьей, иначе говоря, об этических и познавательных компонентах эстетического» [5. С. 127]. Причем если в общественном идеале обнаруживаются противоречия меж-
ду двумя его составляющими, то и «главным судьей в их споре становится третья» [5. С. 127]. На этом основании мы заключаем, что эстетический идеал есть общественный идеал, взятый в его эстетической доминанте. Для категориального обозначения такой доминанты выработано понятие «красота». Такая же логика действует и при определении познавательного и нравственного идеала с соответствующими категориальными обозначениями «истина» и «добро».
Подобное понимание структуры общественного идеала создает необходимые и достаточные, на наш взгляд, основания для перехода на более конкретный уровень категориального анализа общественного идеала, взятого в его определенной (в нашем случае эстетической) доминанте.
Для определения центральной и исходной категории в системе модификации эстетического отношения необходимо выявить соотнесенность категорий «красота» и «прекрасное», в которых эстетический идеал находит наиболее полное выражение.
В литературе встречается употребление этих понятий как синонимов и как отличных друг от друга. «Красота» и «прекрасное» синонимичны в том случае, когда обращается внимание на схватывание ими сути эстетической меры. Когда же между ними пытаются обнаружить различия, то выдвигаются для этого разные основания. Наиболее типичные из них следующие: а) по соотношению внешнего (красота) и внутреннего (прекрасное), явления (красота) и сущности (прекрасное), формы (красота) и содержания (прекрасное), чувственно воспринимаемого (красота) и чувственно созерцаемого, аккумулированного сознанием (прекрасное); б) по соотношению объемов: прекрасное шире красивого, поскольку первое выражает высшую, абсолютную степень последнего. Красивое уже прекрасного, поскольку способно существовать и вне прекрасного, выступать формой вообще неэстетического. Вместе с тем красивое шире прекрасного, поскольку первое находит свое продолжение во втором и в своем сущностном предназначении выступает высокой мерой духовного и доброго [6. С. 28-29].
Выделение разных оснований в соотнесенности категорий прекрасного и красоты показывает сложность проблемы, необходимость учитывать ее многогранность и избегать необоснованных абсолютизаций. Мы полагаем, что вопрос о различении «красоты» и «прекрасного» прежде всего методологический. Проблемы обычно возникают тогда, когда это не учитывается. Оба понятия, как нам представляется, выражая суть эстетической меры, находятся в разных категориальных рядах: «красота» - в философском, философско-эстетическом и собственно эстетическом; «прекрасное» - только в эстетическом. Поясним этот момент.
Если исходить из того, что в структуре субъектно-объектно-субъектных (С-О-С) отношений красота (как ключевая ценность эстетического) является универсальным аспектом, который существует через и наряду с другими аспектами подобного рода, как-то: польза (ключевая ценность преобразования), истина (ключевая ценность познания), взаимопонимание, признание (ключевая ценность общения), добро (клю-
чевая ценность нравственных отношений) и т.д., то по отношению к этим аспектам красота (эстетическое) может выступать моментом, демонстрирующим современный уровень их проявления, и системным свойством, позволяющим посмотреть на всю сложную сферу мирочеловеческих отношений с точки зрения законов красоты. Когда мы говорим о жизнедеятельности, протекаемой по законам красоты, то предполагается такой уровень ее реализации, при которой:
а) обеспечивается гармонический синтез всей системы противоречивых С-О-С отношений; б) согласованность реального и идеального (гармонии) идет на пересечении всех трех координат - вертикальной (онтологическая, гносеологическая, аксиологическая, проективная и праксиологическая), горизонтальной (условие - процесс - результат) и целостно-космической, природно-социальной (единство всех форм мироздания). И здесь верна мысль Платона о том, что во всех областях жизни гармония - основа красоты, а красота есть осуществленная в жизни человека гармония.
Однако процесс обретения гармонии с миром у человека - объективен, чрезвычайно сложен и противоречив. Тайна красоты - в ее неоднозначном целостно-частичным бытии. Бытии одновременно константном и релятивном, субстратном и функциональном, нормальном и нормативном, изнутри гармоничном и дисгармоничном, реальном и эфемерном, чувственном и сверхчувственном (иллюзорном), логичном и алогичном, рациональном и иррациональном, уникальном и всеобщем. И действительно, мы можем говорить о красоте чего угодно и кого угодно; она может быть и в любви, и в материально-энергетических и идеально-психологических процессах и вместе с тем ни в том, ни в другом, ни в третьем. Ведь красоту не съешь, не выпьешь, не поцелуешь, чисто логически не вычислишь. Красота не есть свойство предметов, она есть свойство отношения к ним. Тем не менее только она «удерживает» людей в состоянии человечности, управляет их отношением к природе и друг другу, определяет их смысл жизни, наконец, дает «ощущение счастья быть человеком» (Г. Успенский).
Учитывая эти особенности, подчеркнем, что красота в человеческой жизнедеятельности, если применить терминологию французского эстетика Шарля Лало, может быть «достигнутой», «отыскиваемой» и «потерянной».
Но в любом случае бытие красоты будет обнаруживать себя в трех категориальных измерениях: философском - как составляющем универсум мирочеловеческих отношений; культурфилософском - как снимающем в себе аксиологические свойства всех составляющих универсум культуры отношений и в состоянии собственно эстетическом - как саморазвивающемся эстетическом процессе обретения, удержания и развития собственно эстетической меры. Если в первом случае понятие «красота» будет находиться в соотнесении с понятиями типа «польза», «истина», «добро» и т.п., во втором - выступать их интегративно-системным свойством, то в третьем красота будет соотноситься с понятиями, обозначающими модальности самой жизни красоты как таковой, т.е. с собственно эстетическими понятиями, как-то:
прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, комическое и трагическое и т.п. Заметим, что в этом случае эстетические категории выработаны для характеристики внутренней жизни красоты как проявления состояния целостности ее «спектрально-доминантного» самочувствия. Поэтому красота как философская, философско-эстетическая категория выполняет общеметодологическую функцию по отношению к категориям собственно эстетическим, выступая для них смыслообразующим началом и системным свойством. Все эстетические категории в совокупности своей представляют своеобразный «эстетический градусник», измеряющий разные состояния жизни красоты как целосности.
Можно сказать, что в определении категориального статуса понятия красоты как существенного выражения эстетического отношения мы придерживаемся позиции Д. Лукача, рассматривающего эстетическое в парадигме общего, особенного и единичного. Специфика эстетической сферы, по Лукачу, проявляется в особенном. Но особенное «не просто оказывается между всеобщим и единичным - как опосредование, - замечает ученый, но и образует организующую среду, середину... Особенное является здесь - будучи серединой - исходной и конечной точкой соответствующих движений [7. С. 182]. Притом движения эти направлены не от общего к единичному через особенное или наоборот, как это обычно трактуется в теории познания, а от особенного к всеобщему или единичному и возвращается в особенное [7. С. 223-224]. Эти движения подчиняются антропоморфному подходу и определяют конкретное состояние реальности как эстетической. При этом особенное не теряет своей качественной определенности и меры.
Если соотнести эту логику с определением категориального статуса понятия красоты, то можно резюмировать, что сущностная характеристика красоты раскрывается в единстве трех факторов:
а) красота интерпретируется, в философско-куль-турологическом ключе, выступая одной из составляющих системы мирочеловеческих отношений (универсалий культуры), одновременно с этим выполняя в содержательном плане функцию системного свойства этого единства;
б) красота выступает фундаментальным основанием и системным свойством всего набора собственно эстетических модификаций, представлена в виде эстетических чувств и категорий (прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, комическое и трагическое и т.п.). Эти модификации определяют особенность эмоционально-категориального измерения разных состояний жизни красоты как цельности;
в) красота как ключевая ценность философско-эс-тетического отношения выполняет функцию середины, в которой уже никак нельзя различить первых двух сфер, ибо она становится совершенно нейтральной и бескорыстной по отношению к ним, обретает свой собственный специфический статус. Эта специфика и есть точка, «срединное» бытие которой может квалифицироваться как диалектический синтез разума и чувственности, ума и удовольствия и именно в этом синтезе рефлектировать свою сущность как тождество
«знания», «мнения» и «чувственности»; тождество смыслового и внесмыслового, рационального;; иррационального, идеального и реального. Красота здесь рефлектируется не просто как жизнь, не «слепо-животно», но осмысленно-идеально. «Красота есть осуществленная жизнь», - пишет А.Ф. Лосев. Она «как само эстетическое сознание не только отождествляет “теоретическую” и “практическую” сферу, “разум” и “чувственность”, но еще раз превращает это тождество в живое жизненное состояние, именуемое любовью, так и объективный эстетический предмет есть “осуществ-ленность”, воплощенность жизни, или “живое”, - «живое существо» [8. С. 277]. Классификацию системы основных эстетических категорий А.Ф. Лосев выводит из Точки, или Сущности, по принципу «выражения» (или «явленности») в смысловом поле «художественных форм» (эйдетических, мифических, персон-ных, символических).
Вооружившись этой методологией, мы и намерены приступить к осуществлению эстетического принципа построения целостной картины категориально-эстетического освоения действительности. Предлагаемая система эстетических категорий предстанет как целостность, как диалектическое единство онтологического, логико-гносеологического, аксиологического и деятельностного аспектов жизни красоты. Такое различение будем определять из интуитивного представления о содержании эстетических категорий как философских. Поскольку философские категории - это формы осознания в понятиях всеобщих способов отношения человека к миру, отображающие наиболее общие и существенные свойства и закономерности этих отношений, то для выявления специфики эстетических категорий необходимо будет учитывать следующее:
1. Все эстетические категории являются, с одной стороны, категориями гносеологическими, поскольку несут в себе самую общую и существенную информацию об эстетических свойствах действительности. Однако это признаки необходимые, но не недостаточные для определения специфики эстетического познания, ибо в них, наряду со знанием эстетических качеств, наличествует и оценочное к ним отношение. Отсюда все эстетические категории являются категориями и аксиологического порядка.
2. Аксиологические признаки в эстетических категориях являются необходимыми, но также еще недостаточными, чтобы говорить об их универсальности и специфике, ибо в аксиологическом ряду, помимо эстетических, наличествуют нравственные, психологические и другие категории. Редукция собственно эстетического только к гносеологическому или аксиологическому (последнее доминирует в нашей литературе) по меньшей мере, на наш взгляд, некорректно.
3. В содержании эстетических категорий учитывается все то, что характерно для развития закономерностей в системе субъектно-субъектных связей. В этом отношении все эстетические категории могут быть конституированы в категориальных рядах коммуникативного, морально-нравственного, социально-психологического и общепсихологического уровней. Однако удерживая в себе особенности перечисленных
рядов в качестве необходимого, эстетические категории не будут раскрывать свою специфику в полном объеме.
4. Можно полагать, что необходимые и достаточные признаки эстетического схватываются эстетическими категориями как категориями деятельностноэстетического порядка, учитывающими существенные признаки функционирования всей многообразной системы С-О-С отношений. Однако и здесь важна конкретизация, ибо отображение существенного в целостности С-О-С отношений - прерогатива прежде всего философских категорий. Эстетические категории -это категории, показывающие разную эмоциональную жизнь целостности С-О-С отношений со стороны их гармонического синтеза, в этом и обнаруживается их универсальность.
Отображая особенность человеческой деятельности, развернутой по законам гармонии, эстетические категории и демонстрируют свою специфику. И здесь главной особенностью является то, что они одновременно и чувства, разнообразие которых специально принято для категориального осмысления целостности жизни красоты. В онтологическом отношении разнообразие эстетических чувств (категорий) выступает своеобразным «эстетическим градусником», способным измерять разные состояния красоты как нерасч-лененной цельности.
Разберем вопрос о бытии эстетических категорий как таковых. Но при этом важно указать, что красота как самоценный социально-позитивный феномен развертывает свое бытие в культуре через принцип внутренней противоречивости, т.е. через знаковую соотнесенность категорий позитивного (прекрасное, возвышенное и т.п.) и негативного (безобразное, низменное и т.п.) порядка. Возникает парадокс. С одной стороны, в собственно эстетическом отношении жизнь красоты можно понимать в разных измерениях как позитивную или негативную. С другой - в социокультурном отношении очевидным становится, что любая эстетическая категория всегда позитивна по знаку. Диалектика этого парадокса вполне объяснима методологически. Но в литературе существует и другое мнение. Это позиция только «узкопозитивного» толкования любых ценностей, в том числе и эстетических. Так, например, A.B. Гулыга замечает, что «безобразное не является самостоятельной эстетической категорией: ценностей со знаком минус не бывает» [9. С. 281]. Отсюда, считает ученый, «безобразное-это зряшное отрицание прекрасного; уничтожение его как эстетического феномена» [9. С. 104].
Мы полагаем такой подход недостаточно корректным, поскольку аксиологические основания эстетического здесь сужаются. Ведь ценности, в силу их диалектической социокультурной обусловленности мерой общественного идеала, внутренне противоречивы и исторически подвижны. Часто в эволюции ценности обнаруживается смена их качественной определенности, при которой позитивность ценности одного порядка может обращаться в свою противоположность и даже выполнять функцию антиценности и наоборот. Так, в разных контекстах человеческой жизни истина
становится заблуждением, правда - ложью, добро -злом, прекрасное - безобразным и наоборот. Это говорит о знаковой относительности аксиологических категорий. В эстетической аксиологии типологизация явлений жизни как прекрасного или безобразного, возвышенного или низменного и т.п., осуществляется в парадигме единого эстетического критерия - идеала красоты. В этом случае категории «безобразное», «низменное», «ужасное» и т.п. двойственны знаковым значениям. Так, по отношению к красоте они всегда позитивны, ибо репрезинтируют собой особую форму целостного бытия красоты как универсалии культуры, но в собственно эстетическом аспекте - они как противоположности к «прекрасному», «возвышенному», и потому идут с отрицательным значением. Заметим еще раз, что собственно эстетическое мышление чувствует и рассуждает не о соотношении красоты с «некрасотой» (добром, истиной, совершенством и т.п.), а о собственном самочувствии как единой целостности, всегда живой, хотя и разной. Если не учитывать этого, то возможны односторонние суждения, ограничивающие, а в конечном счете и убивающие красоту как предмет целостной эстетической рефлексии. Сама же эстетика становится разорванной изнутри: либо к образованию эстетики наукой о прекрасном, либо о безобразном. Для первого случая позиция A.B. Гулыги наиболее типична; для второго характерным является традиция эстетизации безобразного, идущая от «киников». Трактуя безобразное как «собачью жизнь», они признавали ее нормой и идеалом жизни, поскольку она считалась свободной «от всех достижений культуры и цивилизации» [8. С. 102].
Так, в эпоху Средневековья эстетика безобразного утверждает в качестве положительных ценностей страдание и смерть, культ уродства и прокаженных, обещающих людям «царство небесное». В новое время, да и в современную эпоху, намечаются две линии. С одной стороны, уродливые стороны жизни осознаются с позиции идеала красоты и гармонии, с другой - укрепляется тенденция эстетизации безобразного, интерпретируемого как наслаждение ущербностью жизни, потеря веры в нее, распад мира, одиночество, отрешенность и бессмысленность существования. Культ безобразного, проповедь человеконенавистничества и безысходности, крайний субъективизм становятся программой многих теоретических концепций и течений в искусстве. Конечно же, признаки прекрасного наличествуют в безобразном, но лишь в качестве момента. Ниже об этом пойдет речь. Эстетизация безобразного как принципа придания смысла бессмысленному, внешней красивости морально деградированному действительно превращает безобразное в антиэстетическую категорию, что характерно для современного деструктивизма.
Приступая к анализу красоты как противоречивой, но в то же время целостной и саморазвивающейся системы, попытаемся преодолеть парадокс вышеуказанной односторонности.
Жизнь красоты как процесса движения от прекрасного к безобразному и от него к прекрасному другого порядка и далее в бесконечность - весьма драматична, многомерна и многолика. Здесь есть свои законы
и тенденции, особенности проявления формы и содержания, характера развития и т.п.
Смертельная схватка прекрасного с безобразным осуществляется ради обретения смыслообразующего начала в человеческой жизни. Неслучайно Гегель отмечал: «И только риском жизнью подтверждается свобода...» [10. С. 205].
В построении системы эстетических категорий как раз и должны учитываться узловые моменты этого процесса. В них схватывается как характер и степень остроты самого развивающегося противоречия между прекрасным и безобразным, так и уровень утраты или обретения ими гармонического единства как проявления меры красоты.
При этом жизнь красоты предстанет как движущееся прекрасное, т.е. как переход прекрасного одного порядка в прекрасное другого порядка через зону безобразного. При этом граница между этими понятиями будет толковаться по-разному: узко (как результат, продукт или условие) или широко (как процесс). В узком понимании будут характеризоваться разные аспекты сущностного проявления меры прекрасного (безобразного), в широком - процесс их становления, утверждения в собственной мере или постепенная утрата качественной определенности и переход в противоположные состояния и меры иного уровня.
Уточним эти понятия, используя математические символы:
- процесс - это движение от плюса к минусу или от минуса к плюсу;
- результат - это характеристика достигнутого, обретенного (или утраченного) качества в процессе движения от минуса к плюсу или наоборот;
- продукт - это характеристика абсолютной чистоты и самодостаточности плюса или минуса как таковых. Абсолютный смысл здесь выступает нейтральным к процессуальным изменениям (производства или потребления продукта);
- условия - это взгляд на достигнутый результат и продукт с точки зрения пользования им или его потребления, где будет обнаруживаться превращение плюса в минус или минуса в плюс.
Итак, поскольку всякое сложное образование надо начинать анализировать с наивысшего, кульминационного пункта в его развитии, то примем в качестве исходного понятие «прекрасного» как сущностное выражение эстетической меры.
Прекрасное, выступая как результат предшествующего развития, в своем содержании фиксирует победу гармонии над дисгармонией, где противоречия сняты, где царит полное согласие. Сознание человека успевает радостно ощутить эту реальность, удивляясь и восторгаясь своей способностью творить красоту как важнейший орган разумного конструирования своих отношений с миром. Прекрасное здесь выступает моментом достигнутой гармонии. Эстетическое переживание момента гармонического единства с миром рождает у человека объективную потребность множить эти переживания, превращать прекрасное мгновенье в вечность, учиться удерживать однажды достигнутую гармонию, не дать ей распасться. Слова
поэта «Остановись мгновенье - ты прекрасно!» выражают такую тенденцию. Однако само по себе мгновенье, даже если оно и прекрасно, остановиться не может, ибо его осуществление детерминировано объективной релятивностью жизни. Превратить прекрасное мгновенье в вечность способен только человек, ибо только человеку доступна организация жизни по законам красоты, где он ощущает свое развитие как движение вверх по лестнице, идущей вниз. В этом случае жизнь складывается как движение от одной ступеньки прекрасного к другой в режиме бесконечности. При этом человеческая сущность в полной мере только и раскрывается в процессе этого движения. Необходимость же такого раскрытия связана с потребностью преодоления стихийно развивающихся противоречий в системе мирочеловеческих отношений, с выходом на их гармонизацию. Сам же процесс гармонизации жизни и есть ее эстетизация.
К сожалению, современная эстетизация человеческой жизни подчиняется во многих случаях методу «проб и ошибок». Непредсказуемость такого метода протекает, как правило, стихийно, «на ощупь», не позволяет человеку осознать в полной мере свою сущность, делает его зависимым от диктата необходимости. Вместе с тем человечество накопило достаточный практический и теоретический опыт, чтобы более решительно переходить на более высокий уровень разумной регуляции всех противоречий с миром в сторону их гармонизации. Такая направленность человеческой жизнедеятельности связана с организацией ее по законам красоты. Жизнь, развертывающаяся по этим законам, осознается в категориально-эстетическом контексте, который представляет собой специфическое отражение и выражение объективно действующего закона гармонического (дисгармонического) развития. Эстетические категории суть ступеньки, узловые моменты действия этого закона в системе мирочеловеческих отношений.
Если прекрасное, с одной стороны, как результат, обозначает обретенную в нем гармонию, то в этом случае оно может квалифицироваться как возвышенное. Но с другой - прекрасное - это и показатель того, как обеспечивается сохранение меры его (прекрасного) в вечно изменяющихся условиях жизни красоты. Последнее говорит о том, что достигнутый момент гармонического синтеза в прекрасном (возвышенное) сразу же трансформируется сначала в гармоническую доминанту (продукт), а затем в условие, обеспечивающее жизнь меры прекрасного в режиме зарождающихся в нем внутренне (процесс) дисгармонических тенденций вплоть до утраты своей меры прекрасного и перехода в другое состояние бытия красоты - меру безобразного. Благодаря статично-доминантному и динамично-процессуальному бытию прекрасного пространственно-временные параметры существования его как мгновения расширяются на разные эстетические интервалы, вплоть до вечности, объективируясь в эстетических нормах, критериях, образцах, традициях, обычаях и т.п.
Каким же образом происходит удержание эстетической меры в рамках прекрасного? Прежде всего путем особой организации «работы» дисгармонических тен-
денций в мере прекрасного, при которой эти тенденции не только разрушали бы, но и созидали в ней новые моменты, сохраняющие или усиливающие и развивающие исходную меру прекрасного. Термин «безобразное», который употребляется для обозначения действия дисгармонических сил, имеет, так же как и прекрасное, свою меру, в пределах которой происходит защита альтернативных прекрасному тенденций. В частности, мере безобразного как мере дисгармонического присущи три взаимообусловленных признака - разрушение старого, ощущение своей самодостаточности и созидание нового. Проникновение мер прекрасного и безобразного друг в друга, их противоборство и составляет основной закон бытия красоты.
Движение же от исходного прекрасного к безобразному и от него к прекрасному второго порядка -показатель действия одного витка в бесконечном процессе эстетизации мирочеловеческих отношений. В каких же конкретно категориальных модификациях происходит «работа» механизма превращения мер прекрасного и безобразного?
Вызревание безобразного в исходном прекрасном и обновленного прекрасного в безобразном определяет содержание эстетической категории «драматическое», обозначающей сложный, противоречивый характер отношений между прекрасным и безобразным. «Драматическое характеризует большую или меньшую степень противоречивости, конфликтности в отношениях между прекрасным и безобразным. Качественная определенность драматической ситуации выражается в двух противоположных эстетических категориях - комического и трагического.
Становление безобразного в недрах прекрасного определяется категорией комического. Комическое, как определял Гегель, «есть нечто в самом себе ничтожное [11], т.е. такое явление, которое «уничтожает себя внутри самого себя» [12. С. 367]. Комическое -это противоречивое в своей основе, алогичное и нелепое движение жизни. Особенностью комической ситуации является осознание субъектом скрытого от него процесса деградации прекрасного. В комическом создается лишь видимость удержания и утверждения гармонии как высокой цели. На самом деле цели, преследуемые субъектом комической ситуации, ничтожны, ущербны, разрушительны по отношению к реальному эстетическому идеалу, но средствам их реализации придается видимость большой серьезности и смысла. Комическое как эстетическая категория не просто обозначает несоответствие между старым и новым, содержанием и формой, целями и средствами, усилиями и результатами, возможностями и претензиями в деятельности людей, но показывает, что несоответствие это проявляется в попытке скрыть деградирующую сущность прекрасного как следствия изменяющихся условий его бытия, надев на него маску полного благополучия. В комической ситуации прекрасное приобретает форму уродливого бытия. Прекрасное здесь становится многоликим, обнаруживая себя то в виде лицедейства, то в виде тривиального, юмористического, сатирического, иронического, саркастического, то в виде кощунства, то в виде фар-
са, то в виде угодничества, то в виде догматизма, то в виде формализма и т.д.
Но в каком бы виде ни выступало комическое, оно всегда демонстрирует свою характерную черту - диктат субъективной свободы по отношению к миру, да и к самому себе. Может возникнуть вопрос: в чем необходимость такого диктата и комического вообще? Неужели человек враг сам себе? Зачем ему, разумному существу, умышленно создавать видимость благополучия того, что объективно разрушается? Зачем лгать самому себе и другим? Здесь нами затронута тема о свойствах природы человека, которая раскрывается и утверждается в его поступках.
Человеческие свойства, как известно, не всегда идеально прекрасны. Среди них есть и пороки - качества, как и добродетели, не врожденные, но приобретенные в процессе противоречивой природно-социальной адаптации. Суть проблемы человека состоит в необходимости преодоления своего вынужденного противостояния природе, в снятии гармонизации реально существующих противоречий между ним как субъектом деятельности и миром объективной реальности. В этой ситуации эстетизация жизни - единственная мера, нормализующая мирочеловеческие отношения.
Но прекрасное - трудно (Платон), ибо требует и знания законов гармонизации противоречий, и умения ими руководствоваться на практике. Конечно же, все люди стремятся к гармонии, к прекрасному, все хотят быть счастливыми, но не у всех эти стремления реализуются в полной мере в силу ограниченности объективных возможностей. В жизни люди, как правило, ощущают или осознают определенную долю своей ограниченности и в противовес, в целях мате-риально-практической и духовно-иллюзорной компенсации своего я, начинают хитрить, лгать, лукавить, эксплуатировать волю других и т.п., создавать видимость своей активной заинтересованности и причастности к производству, а самое главное - к потреблению благ, создаваемых обществом.
В комическую ситуацию попадает тот человек, который приобщается к этой практике и верует в ее непогрешимость, деградируя как личность.
Уродливые формы прекрасного в комической ситуации могут быть различны по степени своей развитости - от проявления незатейливых житейских слабостей и недостатков до крупных социально-исторических катаклизмов. Однако во всех случаях комическое несет в себе не только негативное, но и огромное критическое содержание. Оно всегда есть прозрение субъекта, рефлексирующего комичность ситуации. Революционность комического обнаруживается в рамках тенденции возвышения. Раскрывается гносеологическое постижение сути комического парадокса (смех как рефлексия); осуществляется ценностная ориентация на преодоление скрытого порока в реальной жизни, на возрождение и утверждение меры прекрасного. Формы преодоления «вируса» безобразного в комическом идеальны. В зависимости от степени развития комического определяется и степень его психической и идеальной проявленности. Так, в психологическом аспекте можно говорить о многочисленных оттенках реакции смеха, начиная от
непроизвольной улыбки до неудержимого хохота, от злой усмешки до смеха сквозь слезы и т.д. В идеальном, социокультурном аспекте комическое обнаруживается чувством юмора (способность на эмоциональном уровне постигать сущность комической ситуации) и реализуется в формах шутки, юмора, сатиры, иронии, сарказма, протеста и т.д.
В целом можно сказать, что позитивность комического выражается в его обличительной силе, в способности человека смотреть на жизнь глазами правды, в силу этого радоваться своему прозрению как опыту, который необходим для того, чтобы искать и находить силы для преодоления возникающего в нем безобразного. Прозрение в комическом делает человека мудрым, ибо заставляет не только смеяться над своими же пороками, но четко осознавать, как нельзя жить и как находить выход из противоречий. М.Е. Салтыков-Щедрин отмечал: «Для того чтобы сатира была действительно сатирой, достигала своей цели, надобно, во-первых, чтобы она давала почувствовать читателю тот идеал, из которого отправляется творец ее, и, во-вторых, чтоб она вполне ясно сознавала тот предмет, против которого направлено ее жало» [13. С. 430].
Таким образом, абсурдность бытия комического как поиска смысла в бессмысленном обнаруживается с помощью критической реакции смеха. Жизненные реалии, развертывающиеся в сложной конфронтации между человеком и миром, ориентируют человека на необходимость обретения утерянной гармонии. Прозрение подобного рода может произойти на разных этапах развития комической ситуации. Важно стремиться «открывать глаза на жизнь» в комическом на ее ранних этапах, когда можно без особых проблем и трудностей преодолеть обнаруженные пороки и вновь обрести гармонию с миром. Однако для подобного рода «профилактических» ориентаций в комическом люди должны обладать высокой культурой. Закономерность здесь простая: противоречие на уровне тождества внешне трудноразличимо, доступным для анализа оно становится только проницательному уму, развитой способности субъекта проникать по тем или иным внешне незначительным признакам в «тело» гармонии, обнаруживать там зарождающуюся дисгармонию и без особых усилий локализировать ее в сторону оптимизации гармонического синтеза. По сути дела, это вопрос о том, как сохранить красоту, как научиться ее строить и развивать, не доводя до трагических событий.
Комическое достигает своего апогея в структуре безобразного, когда обнажена суть последнего как показателя утраты меры исходного прекрасного, как свидетельства ее полного банкротства, перерождения в реакционную силу. Вместе с тем именно в этой кульминационной точке растворение комического в безобразном происходит как скачок, формирующий созидательную тенденцию, ведущую в конечном счете к прекрасному нового порядка. Процесс этот обозначается понятием трагического. Ведь по сути своей категория безобразного характеризует, с одной стороны, потерю меры исходного прекрасного, а с другой -полное отсутствие меры прекрасного. Однако после-
днее все-таки существует в без-образном, но на уровне интуитивного, а точнее, слепого импульса, развернутого в сторону необходимости обретения новой меры прекрасного. Не случайно сама этимология термина «безобразное» фиксирует момент «без-образно-го бытия красоты». Как это ни парадоксально, безобразное - это не просто негативное и реакционное или безотносительное к эстетическому. Безобразное как эстетическая категория характеризует себя как такое состояние мира, при котором мера прекрасного утеряна или еще не обретена, но человек либо ориентируется на воспоминания об утерянной гармонии, либо опирается на веру и надежду обретения новой с учетом обновившихся условий жизни.
Деструкция комического в безобразное обозначается категорией «фарс», где бытие отжившей меры прекрасного принимает в реальной жизни откровенно уродливые формы. Безобразное в своем сущностном проявлении обозначается категорией «ужасное», которое фиксирует эмоциональное отношение субъекта к реальности, отчужденной от эстетической меры прекрасного. Но ужасное не есть панически-страшное, где человек превращается в слепо действующего объекта, ведомого инстинктом самосохранения. Ужасное как эстетическая категория есть осознание безобразного со стороны утраченной меры прекрасного.
Характеристика безобразного со стороны необходимости обретения новой меры прекрасного обозначается понятием «низменное». Низменное как эстетическая категория есть исходный, а потому зарождающийся еще весьма романтический образ возвышенного как характеристики новой меры прекрасного. Низменное характеризует безобразное с точки зрения его начальной ступени движения к возвышенному. Таким образом, понятия «ужасное» и «низменное» раскрывают суть безобразного с двух сторон: со стороны утраты старой и обретения новой меры прекрасного. В эмоциональном отношении эти состояния в безобразном соответственно переживаются, с одной стороны, как стресс, внезапное разочарование в идеалах жизни, неуверенность, безысходность, опустошенность, пессимизм; с другой - неуверенность, которая перерождается в уверенность, страх - в страдания, страшное - в бесстрашное, пессимизм - в оптимизм, безысходность и опустошенность, парализующие волю, - в способность сопротивляться и побеждать.
Движение безобразного «в лике» низменного к своему возвышенному идеалу есть альтернативный комическому трагический процесс. Если комическое -это процесс «умствования», процесс идеального прозрения и игры в форме эмоционально-критической защиты от игроков, то трагическое - это процесс свершения реальных жизненных поступков в сторону нового прекрасного. Как и комическое, трагическое может быть описано специфическими понятиями. Мы останавливаем свое внимание на таких понятиях, как романтическое, патетическое, героическое, катарси-ческое и возвышенное. Заметим, что выбор этих понятий не означает, что они типичны только для трагического. Зона их проявления гораздо шире - вся система драматического как процесса. Однако в тра-
гическом, на наш взгляд, они наиболее предметно характеризуют особенности последнего.
Романтическое как эстетическая категория достаточно емко определяет изначальный уровень трагического. В романтическом наряду с осознанием несоответствия действительности идеалу наличествует страстное желание гармонизировать противоречие, появляется устремленность к построению новой меры прекрасного как идеала. Для романтика такой идеал -стратегический ориентир, но ориентир-мечта, т.е. с определенной долей скептицизма и неуверенности в его достижении в действительности. Идеал-мечта выступает для романтика идеально-прогностической формой его намерений и желаний, практическое удовлетворение которых, как правило, весьма затруднено. Поэтому не случайно романтический скептицизм зачастую оборачивается для субъекта иррационально-иллюзорным и даже мистическим отношением.
Вместе с тем романтический уровень трагического порождает такой существенный признак последнего, как пафос. Пафос - это эстетический термин, обозначающий единый эмоционально-интеллектуальный и волевой импульс к практической реализации своих эстетических намерений. Движение к новой мере прекрасного, к возвышенному идет через страдания и их разрешение, через трудности и противоречия, через преодоление косной среды, стереотипов и догм общественного сознания, привносит в трагическое оттенок патетического. Патетическое - производное от эстетической категории «пафос». Оно отражает и выражает единство чувственного страдания и торжествующей над ним силы духа (Ф. Шиллер). Патетический характер жизнедеятельности не только обозначает состояние среды и сложное наивно-романтическое отношение к ней человека, но и характеризует суть трагической ситуации, при которой силам, отстаивающим новый эстетический идеал и идущим в направлении его утверждения, приходится не просто страдать и принимать на себя удары судьбы, как сопротивление старого новому, но в конечном счете осуществлять героические усилия в укрощении зла.
Благодаря героическим усилиям эстетически настроенного субъекта происходит предельная концентрация всех его сил на противостояние безобразному, на подвиг, на преодоление катастрофических последствий во имя нормального человеческого развития жизни. В данном противостоянии со злом победа порой дается ценой многих человеческих жизней и материальных ценностей. Суть героического как эстетической категории состоит не только в физической концентрации усилий борцов за обретение новых идеалов, но и в их морально-практическом превосходстве, благодаря чему ряды этих борцов пополняются и укрепляются многими новыми людьми, разделяющими их идеалы. Для героического важны не столько созерцание схватки безобразного и носителей меры прекрасного и сопереживание усилиям последних, сколько реальное соучастие и практическая помощь в преодолении безобразного.
Достижение новой меры прекрасного через трагическое есть возвышенное. Термин «возвышенное»
несет в себе два смысла: во-первых, возвышенное как возвышение к идеалу, как характеристика пути к его обретению и в этом смысле гармоническое приобщение к вечному, мирозданческому; во-вторых, возвышенное как обретенная новая эстетическая мера прекрасного, как результат возвышения. В целом возвышенное определяет характер и конечную цель в развитии меры красоты: прекрасное - безобразное - прекрасное нового порядка, через комическое и трагическое. В психологическом отношении возвышенное находит свое выражение в катарсическом эффекте как удовольствие, переживаемое в результате преодоления безобразного (низменного) и обретения нового ощущения жизни, отношения к прекрасному как гармонизации человеческих чувств, их очищения и возвышения. Катарсис, по Аристотелю, есть достижение гармонии чувств через потрясение. Заметим, однако, что возвышенное имеет и третье смысловое значение, альтернативное самому себе, - это характеристика возвышенного как момента прекрасного, осознающе-
го необходимость противостоять новому натиску сил, его разрушающих. По сути дела, возвышенное - как конечный пункт в развитии клеточки: прекрасное -безобразное - прекрасное нового порядка превращается из результата в условие развития новой категориальной клеточки, т.е. в исходное прекрасное. Диалектический путь возвышения прекрасного от одного порядка к другому и от него к третьему и т.д. демонстрирует не только категориально многоаспектную жизнь красоты, но и характеризует ее как само-развивающуюся систему, как «живую жизнь вечности» (А.Ф. Лосев).
Рассмотренная диалектическая клеточка движения эстетических категорий не является всеисчерпывающей, ибо за пределами анализа остаются многие «проблемы (такие, как, например, взаимозаменяемость эстетических категорий в разных отношениях; соотносительная характеристика рассмотренных категорий и традиций, складывающихся в истории науки, и т.п.). Но все эти вопросы - предмет дальнейших исследований.
ЛИТЕРАТУРА
1. Видгоф В. М. Целостность эстетического сознания как предмет философского исследования: Дис. ... д-ра филос. наук. Екатеринбург,
1993; Сагатовский В.Н. Философия развивающейся гармонии (философские основы мировоззрения): Автор, курс: В 3 ч. СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 1997-1999.
2. Каган М.С. Лекции по марксистско-ленинской эстетике. Л.. 1971.
3. Яковлев Е.Г. Проблемы систематизации искусства в марксистско-ленинской эстетике. М., 1983.
4. Андреев А.Л. Художественный образ и гносеологическая специфика искусства. М., 1981.
5. Автономова Н.С. Рассудок, разум, рациональность. М., 1988.
6. Маймин Е.А. Эстетика - наука о прекрасном. М., 1982.
7. Лукач Д. Своеобразие эстетического. М., 1986. Т. 3.
8. Лосев А.Ф. История античной эстетики. М., 1969.
9. Гулыга A.B. Принципы эстетики. М., 1987.
10. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М., 1959. Т. 4.
11. Гегель Г.В. Ф. Эстетика: В 4 т. Т. 1. М., 1968.
12. Гегель Г.В.Ф. Сочинения. М., 1958. Т. 14.
13. Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений. М., 1966. Т. 5.
Статья представлена кафедрой этики, эстетики и культурологии Института искусств и культуры Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Философские науки» 6 марта 2005 г.
