CC BY
243
УДК 811.161.125
Lee Sae Bom. ABOUT THE BOUNDARIES OF CONCEPT OF PARTIALLY EQUIVALENT VOCABULARY. This short article deals with the issues of the wide range of terminologies of the definition and many types of vocabularies that are innate with nationalistic connotations. Therefore, in order to clarify the complication one will designate the term “partially equivalent vocabulary” to signify these words. The choice of this term is based on the analysis in transformations of semantics and national connotations.
Key words: partially equivalent vocabulary, term, conception, lexical items, terminological paradigm, nonequivalent vocabulary, literary translation.
Ли Сэ Бом, аспирант МПГУ, г. Москва; E-mail: imbirdspring@rambler.ru
О ГРАНИЦАХ ПОНЯТИЯ НЕП0ЛН03КВИВАЛЕНТНАЯ ЛЕКСИКА
В статье рассмотрена проблема выбора родового терминологического обозначения для номинации разных типов национально-специфической лексики и выдвинуто предложение использовать в этом качестве номенклатурное обозначение «неполноэквивалентная лексика». Выбор термина обосновывается с опорой на анализ трансформаций семантики и коннотации национально-специфической лексики в художественном тексте и его переводе.
Ключевые слова: неполноэквивалентная лексика, термин, понятие, лексические единицы, терминологическая парадигма, безэквивалентная лексика, художественный перевод.
Интенсивное развитие лингвистических дисциплин антропоцентрической парадигмы заставляет снова и снова обращаться к уточнению понятий, казалось бы уже получивших в науке определенное толкование. Такая ситуация сложилась в современной лингвистике с терминами концепт, языковая картина мира. Этот факт подтверждает значимость терминологической парадигмы, характеризующей национальноспецифическую лексику, для теории межкультурной коммуникации и смежных с ней дисциплин: лингвокультурологии, лингвопоэтики, теории художественного перевода.
В то же время обилие терминов, используемых для обозначения пласта национально-специфических единиц: «безэк-вивалентная, неполно-эквивалентная лексика (Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров, А.С. Мамонтов), реалии (Г.Д Томахин, В.В. Ощепкова, С. Влахов, С. Флорин), лакуны (В.А. Муравьев, Ю.А. Сорокин), фоновая лексика (Г.Д. Томахин, Ю.А. Воробьев, В. В. Ощепкова), национальные словесные образы (В.В. Ощепкова), экзотическая лексика (В.П. Берков)» [1, с. 6], лингвокультурема (В.В. Воробьев), логоэпистема
(В.Г.Костомаров, Н.Д.Бурвикова), требует от исследователя чрезвычайно внимательного отношения к употребляемым номенклатурным обозначениям и тщательной работы с понятийным аппаратом в ходе научного осмысления изучаемого материала.
Отсутствие родового обозначения означенной парадигмы (имени терминополя) представляется нам существенным препятствием для интердисциплинарных наблюдений лингвистического характера, поскольку затрудняет выявление системообразующих факторов в этой области. На эту роль, по нашему мнению, могло бы претендовать такое номенклатурное обозначение, как неполноэквивалентная лексика. Понимая, что у этого предложения есть уязвимые стороны, обоснуем свою точку зрения1.
С одной стороны, термин неполноэквивалентная лексика имеет довольно давнюю традицию употребления: впервые он был использован основателями лингвострановедческой теории слова В. Г. Костомаровым и Е. М. Верещагиным и закрепился в лингвострановедении во вполне определенном значении: «неполноэквивалентная (фоновая) лексика - слова, в которых семантика частично совпадает и частично расходится в фоновыш долях понятийно эквивалентным слов (север, юг, запад, восток, регион, столица, провинция, университет, колокол, рубашка и др.)» [2]. С другой стороны, обилие альтернативных обозначений (фоновая, частично
1 В процессе анализа мы используем примеры из стихотворений в прозе И.С.Тургенева и их переводов на корейский язык.
эквивалентная лексика), существующих, как и означенный термин, в разных орфографических вариантах2, заставляет задуматься над целесообразностью одновременного использования различных по форме, но весьма близких по содержанию понятий.
Наблюдение за употреблением соотносимого с перечисленными понятиями термина -- безэквивалентная лексика -за пределами лингвострановедения, например, в теории перевода, позволило взглянуть на содержание однопорядковых единиц под новым углом зрения.
Под безэквивалентной лексикой вслед за В.Г. Костомаровым и Е.М. Верещагиным в отечественном лингвострановедении подразумеваются «слова, служащие для выражения понятий, отсутствующих в иной культуре и в ином языке, слова, относящиеся к культурным элементам, характерным только для культуры А и отсутствующим в культуре В, а также слова, не имеющие перевода на другой язык, одним словом, не имеющие эквивалентов за пределами языка, к которому они принадлежат» [3, с. 105]. Однако переводоведы по этому поводу замечают: «Термин "безэквивалентная лексика" употребляется только в смысле отсутствия соответствия той или иной лексической единицы в словарном составе другого языка. Но неправильно быто бы понимать этот термин в смысле "невозможности перевода" данной лексики. Любой язык в принципе может выразить любое понятие: отсутствие в словарном составе языка специального обозначения для кого-либо понятия в виде слова или устойчивого словосочетания не означает невозможности выразить это понятие средствами данного языка. Хотя в системе языка данный знак отсутствует, его содержание всегда может быть передано в речи в конкретном тексте при помощи целого ряда средств» [4, с. 26]. Иными словами, под вопросом оказывается именно тот конститутивный признак безэквивалентных слов, который был положен в основу термина.
Безэквивалентными, то есть не находящими вообще никаких соответствий в ином языке, такие единицы представляются до тех пор, пока не соотносятся с реальным текстом, написанном на конкретном языке. Именно текст подлинника в процессе перевода подсказывает, каким образом может быть решена та или иная транслятологическая проблема. И в этом случае лексемы, традиционно считающиеся в лингвострано-ведении безэквивалентными, способны вызвать гораздо
2 В Интернет- публикациях нам встретились написания: неполно-эквивалентаная, неполно эквивалентная, неполно эквивалентная; частичноэквивалентная, частично-эквивалентная, частично эквивалентная.
меньше переводческих трудностей, чем слова, относимые к разряду частично эквивалентных.
Так, например, передача безэквивалентной лексемы «щи» из одноименного стихотворения в прозе И.С. Тургенева вызвала у корейского переводчика Ким Хаксу гораздо меньшие трудности, чем относимое к разряду эквивалентных существительное «соль» (символ крестьянского богатства, а также слез, боли и страданий). И это даже несмотря на то, что слово «щи» помещено русским классиком в изолированную заголовочную позицию, где безэквивалентная лексема кажется абсолютно непереводимой. В сознании корейца блюда из капусты (а название лирической миниатюры было переведено как «суп из западной (т.е. европейской) капусты») относятся к числу обычных, распространенных. И отсутствие полного эквивалента русской лексемы «щи» в корейском языке в целом не мешает пониманию художественного текста. В то же время существительное соль, не имеющее в Корее тех символических значений, что в русском языке, становится серьезной переводческой проблемой. Следует заметить, что в цикле стихотворений в прозе И.С. Тургенева слово соль принадлежит к числу ключевых, поскольку встречается в целом ряде миниатюр (например, «Щи», «Два богача»), и потому его перевод особенно значим.
Приведенный пример свидетельствует о том, что в условиях художественного текста понятия безэквивалентности, неполной (частичной) и полной эквивалентности приобретают динамический характер. Нам представляется, что при анализе подлинника художественного текста в аспекте его потенциальной эквивалентности, имело бы смысл опираться на классификацию, в которой эквивалентная лексика противопоставляется не безэквивалентной, а неполноэквивалентной лексике, поскольку в ситуации художественного перевода статус лексических единиц способен меняться.
Неполноэквивалентная лексика представляется нам более уместной и в качестве родового обозначения национальноспецифичной лексики в переводе, поскольку данный термин не имеет такого распространения, как альтернативные номенклатурные обозначения и до сих пор не кодифицирован (его толкование отсутствует в лингвистических словарях).
В свою очередь, неполноэквивалентная лексика может быть поделена на следующие группы:
• безэквивалентная лексика;
• частично эквивалентная лексика.
Безэквивалентная лексика по классификации О.А. Иванова [5], бывает трех типов, которые отличаются друг от друга содержательно и прагматически.
1. Первая группа безэквивалентных лексем характеризуется полной или преимущественной референциальной безэк-вивалентностью (щи; баба - т.е. крестьянка; тток - корейский рисовый хлебец). Обычно такие лексемы квалифицируются как реалии, их перечень наиболее полно представлен в исследованиях С. Влахова / С. Флорина и В.С. Виноградова [6] . По представлениям В.С. Виноградова, реалии наиболее часто входят в состав следующих смысловых полей: бытовые реалии (жилище, имущество; одежда, уборы ;пища, напитки; виды труда и занятия; денежные единицы, меры; музыкальные инструменты, народные танцы, песни, их исполнители; народные праздники, игры), этнографические и мифологические реалии (этнические и социальные общности и их представители; божества, сказочные существа, легендарные места), реалии мира природы (животные, растения, ландшафт), реалии государственно-административного устройства и общественной жизни (административные единицы и государственные институты; общественные организации, партии; промышленные и аграрные предприятия; воинские и полицейские подразделения; государственные должности и профессии, титулы).
Заметим, что референциальная безэквивалентная лексика в языке-источнике обладает коннотацией, под которой мы подразумеваем эмоционально-оценочную, экпрессивную и стилистическую окрашенность, которая усиливается, когда подобная лексема попадает в художественный текст и вступает во взаимодействие с другими элементами текстовой семантической группы.
Так, например, в прозаической миниатюре И. С. Тургенева «Маша» описание извозчика включает в себя две смысловых группы - «внешность» и «одежда»: «Вот однажды нанял я такого извозчика... Парень лет двадцати, рослый, статный, молодец молодцом; глаза голубые, щеки румяные; русые волосы вьются колечками из-под надвинутой на самые брови заплатанной шапоньки. И как только налез этот рваный армя-чишко на эти богатырские плеча!», которые не только образуют оппозицию, но и по контрасту усиливают друг друга1.
2. Вторая группа безэквивалентной лексики характеризуется прагматическими отличиями, то есть выражать отношение между знаком и человеком или языковым коллективом, пользующимся им (в эту группу входят лексемы, находящиеся за пределами литературного языка - диалектизмы, профессионализмы, вульгаризмы, лексика пассивного запаса (в прозаических миниатюрах И.С.Тургенева это такие лексемы, как ужо, вожжи, вохра и т.д.).
3. Третья группа безэквивалентной лексики характеризуется альтернативной безэквивалентностью: в зависимости от избранного способа перевода, лексические единицы, относящиеся к ней, передаются либо референциально-безэквивалентным способом (то есть расходятся с соответствующей единицей ПЯ в референциальном значении при совпадении прагматического значения), либо прагматически-безэквивалентными (то есть расходятся с ней в прагматическом значении при совпадении референциального значения). В эту группу входят имена собственные (в классификации В. С.Виноградова они называются ономастическими реалиями - Татьяна, Василий, Петербург), обращения (их В.С. Винора-дов включает в разряд бытовых реалий - барыня, брат), междометия (авось)2, у которых значение формируется коннотацией.
Частично эквивалентная лексика может быть представлена, национально-специфическими лингвоконцептами
(удаль, задор, соборность; хан - тоска); лингвоконцептами, имеющими частичные отличия в разныхязыках: в частности, общекультурными лингвоконцептами (родина, чудо, вера, щедрость, расточительность, уважение), эмоциональными лингвоконцептами (дружба, любовь, тоска), визуально-кинестетической и визуально-мимической лексикой и фразеологией (махнуть рукой, хлопнуть себя по любу, расправить плечи, нахмуриться) и ассоциативными реалиями, которые обнаруживаются среди
• символов:
а) вегетативных: русск.: роза (любовь), рожь (Россия); корейск. - персик (долголетие), сорняк (выносливость);
б) анималистическиих: русск. медведь (олицетворение глупости), волк (персонификация злости); корейск. черепаха и журавль (долголетие), лиса (хитрость, тактичность), бык (простота, глупость, верность, бестактность, прилежность, упорность, покорность, медлительность);
1 Заметим, что элементы группы «внешность» как правило, не рассматриваются в ряду безэквивалентных и частично эквивалентных лексем, между тем единицы этой парадигмы вызывают существенную трудность интерпретации у носителей иной культуры.
2 Эта группа заставляет задуматься о проблеме, слова каких частей речи целесообразно учитывать в процессе анализа безэквивалент-ной лексики. Исследователи чаще всего обращаются к анализу существительных, но работа с художественными текстами показывает, что подобным потенциалом обладают не только знаменательные, но и служебные части речи, а также междометия.
в) цветовых: русск. черный, темный, серый (негативные качества - зло, горе, страдание), голубой, лазурный (цвет Бога); корейск. черный, красный, иногда фиолетовый (цвет смерти), белый (цвет, обозначающий соболезнование и сочувствие к умершему)1. национально-специфических метафорах (верх-низ в русском и корейском метафорическом осмыслении противопоставлены друг другу; время в русской ЯКМ раскрывается метафорами песок, вода, в Корее оно соотносится с образом стрелы);
• фольклорных исторических и литературно - книж-ныьх аллюзиях ("Увы! не довольно надеть мурмолку, чтобы
1 Как можно заметить, это далеко не полный перечень символов, которые также могут входить в состав таких смысловых групп, как светила, фигуры, названия камней и др.
сделаться твоим Эдипом, о всероссийский сфинкс!" -
"Сфинкс");
Как нам представляется, все сказанное заставляет более серьезно отнестись к вопросу создания терминологической парадигмы, обслуживающей интердисциплинарную сферу лингвистических наук антропоцентрического цикла. Нисколько не умаляя достижения классиков российского лингвостра-новедения и не претендуя на исчерпывающее решение проблемы, мы стремились показать, что смена научной парадигмы ставит перед лингвистами новые задачи, в том числе и в сфере создания терминосистемы, отвечающей потребностям современной лингвистической науки.
Библиографический список
1. Джиоева, А.А. Understatement как отражение англо-саксонского менталитета / А.А. Джиоева, В.Г. Иванова // Английский язык на гуманитарных факультетах. Теория и практика: сб. науч. и методич. тр. - М. - 2009. - № 2. - Вып. 3.
2. Мощинска, Н.В. (ИЯз РАН) Развитие лингвокультурологической компетенции инофона в процессе обучения русскому языку как иностранному (РКИ) // «Лингвистика и методика преподавания иностранных языков». - Р/д: www.iling-ran.ru/library/sborniki/for_lang/20l0_02/14.pdf)
3. Верещагин, Е.М. Лингвострановедческая Теория слова / Е.М. Верещагин, В.Г. Костомаров. - М.: Русский язык, 1980.
4. Коломейцева, Е.М. Лексические проблемы перевода с английского языка на русский: учебное пособие / Е.М. Коломейцева, М.Н. Макеева. - Тамбов: ТГТУ, 2004.
5. Иванов, А.О. Безэквивалентная лексика: учебное пособие. - СПб.: Издательство Санкт-петербургского университета, 2006.
6. Влахов, С. Непереводимое в переводе, Р. Валент / С. Влахов, С. Флорин. - Москва, 2009.
7. Виноградов, В.С. Перевод, общие и лексические вопросы. - Москва: университет книжный дом, 2006.
Bibliography
1. Dzhioeva, A. A. Understatement kak otrazhenie anglo-saksonskogo mentaliteta / A. A. Dzhioeva, V. G. Ivanova // Anglijskij yazyk na gumanitarnyh fakul'tetah. Teoriya i praktika: sb. nauch. i metodich. tr. - M. - 2009. - № 2. - Vyp. 3.
2. Moschinska, N. V. (IYaz RAN) Razvitie lingvokul'turologicheskoj kompetencii inofona v processe obucheniya russkomu yazyku
kak inostrannomu (RKI) // “Lingvistika i metodika prepodavaniya inostrannyh yazykov”. - R/d: www.iling-
ran.ru/library/sborniki/for_lang/2010_02/14.pdf)
3. Vereschagin, E. M. Lingvostranovedcheskaya Teoriya slova / E. M. Vereschagin, V. G. Kostomarov. - M.: Russkij yazyk, 1980.
4. Kolomejceva, E. M. Leksicheskie problemy perevoda s anglijskogo yazyka na russkij: uchebnoe posobie / E. M. Kolomej-ceva, M. N. Makeeva. - Tambov: TGTU, 2004.
5. Ivanov, A. O. Bez]kvivalentnaya leksika: uchebnoe posobie. - SPb.: Izdatel'stvo Sankt-peterburgskogo universiteta, 2006.
6. Vlahov, S. Neperevodimoe v perevode, R. Valent / S. Vlahov, S. Florin. - Moskva, 2009.
7. Vinogradov, V. S. Perevod, obschie i leksicheskie voprosy. - Moskva: universitet knizhnyj dom, 2006.
Статья поступила в редакцию 17.05.11
УДК 81'37
Makarova M.V. SPATIAL REALITY MODELING IN RUSSIAN AND GERMAN LINGUACULTURES. The article deals with the peculiarities of spatial reality modeling in Russian and German linguacultures, provides analysis of semantic structure of linguistic tools used to express spatial relations.
Key words: space, linguistic picture of the world, linguaculture science, proverbs, anthropocentrism, national character, intercultural communication.
М.В. Макарова, аспирант ВолГУ, г. Волгоград, E-mail: mari060984@mail.ru
ПРОСТРАНСТВЕННОЕ МОДЕЛИРОВАНИЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ В РУССКОЙ И НЕМЕЦКОЙ ЛИНТВОКУЛЬТУРАХ
В работе рассмотрены особенности пространственного моделирования действительности в русской и немецкой лингво-культурах, представлен анализ семантической структуры языковых средств, выражающих пространственные отношения.
Ключевые слова: пространство, языковая картина мира, лингвокультурология, паремия, антропоцентризм, национальная специфика, межкультурная коммуникация.
