CC BY
103
О «спенсерианстве» в творчестве Джона Китса: иллюстрация к теории стилей
УДК 821(410).09"18/19"
Халтрин-Халтурина Елена Владимировна
доктор филологических наук, старший научный сотрудник Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН (г. Москва) elenahaltrin@yandex.ru, ekhalt1@yahoo.com
О СПЕНСЕРИАНСТВЕ» В ТВОРЧЕСТВЕ ДЖОНА КИТСА: ИЛЛЮСТРАЦИЯ К ТЕОРИИ СТИЛЕЙ
В статье, с позиций российской литературоведческой школы, дана характеристика «спенсерианского» стиля Китса (в контраст «спенсеровскому» стилю, восходящему непосредственно к Спенсеру). Учтены труды о теории стиля - в частности, созданные в XX-XXI вв. учеными Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН. Рассматриваемый спенсерианский стиль - индивидуально-авторский; он выработан поэтом-романтиком в подражание поэту английского ренессанса Э. Спенсеру. Реализации стиля способствует тематическая общность текстов Китса и Спенсера (путешествуя, в результате испытаний, герой находит свое истинное лицо), а также наличие общей эстетической доминанты (торжество волшебно-прекрасного вопреки иллюзорному, амбивалентному). В качестве стилеобразующих факторов рассмотрены аллегорические образы, созданные Китсом в спенсеровой манере, а также некоторые особенности поэтического языка Спенсера и Китса. Уделено внимание и структурным элементам «спенсерианского» стиля: это фрагменты с замкнутым сюжетом, вписанные в разветвленный обрамляющий сюжет.
Ключевые слова: Э. Спенсер, Дж. Китс, художественные стили, образ старика Главка в поэме «Эндимион».
В последнее десятилетие отечественные ученые начали пристальнее, чем прежде, изучать творчество крупного поэта английского возрождения Эдмунда Спенсера (15521599). Нельзя не упомянуть работы И.И. Буровой, являющиеся серьезным вкладом в это направление [2]. Однако до сих пор на русском языке отсутствует откомментированный перевод поэмы «Королева фей». Это самое крупное произведение Спенсера, создававшееся в 1580-1596 гг. Специальной монографии, в которой исследовалось бы это произведение с позиций отечественного литературоведения, пока не существует. Что касается переводов «Королевы фей», то трудами А. Сергеева, В. Микушевича, В. Рогова, Е. Дунаевской, Т. Стамовой на русский язык переложены лишь фрагменты поэмы.
Между тем «Королева фей» оказала неизгладимое воздействие на всю последующую британскую и американскую литературу. К Спенсеру обращались, у него учились поэтическому мастерству такие знаменитости, как Марлоу, Шекспир, Бен Джонсон, Беньян, Милтон, Драйден, Поуп, Блейк, Вальтер Скотт, Шелли, Теннисон, Харди, Готторн, Толкиен и мн. др. Отголоски из Спенсера звучат в английских произведениях повсюду: писатели черпали из «Королевы фей» острые сюжетные ситуации, ярких персонажей и даже выдуманные Спенсером притчи и имена [11]. Одним из самых ярких почитателей его таланта и стиля был романтический поэт Джон Китс, о котором ниже пойдет особый разговор.
Прежде чем перейти к теме, обозначенной в нашем заглавии, дадим общую характеристику «Королеве фей». Поэма написана в панегирическом ключе и посвящена королеве Англии Елизавете I Тюдор, которая фигурирует в поэме в нескольких обличиях и под разными именами: Королева фей, Глориана, Бритомарт, Белфеба и Марсилла. По за-
мыслу Спенсера, поэма должна была состоять из 12 книг, так как в ней описывалось 12-дневное придворное торжество, во время которого Королева фей ежедневно отправляла одного из своих рыцарей в поход для совершения определенного подвига («quest»). Замысел Спенсера был воплощен лишь наполовину. Первое издание «Королевы фей» в 3-х книгах вышло в 1590 г.; второе издание, пополненное еще тремя книгами, - в 1596 г. В 1599 г. поэта не стало - 7-ая книга осталась незаконченной, а остальные даже не были начаты.
Поэма Спенсера исключительно интересна с точки зрения сюжетной разветвленности и многоплановости. Здесь реализовано множество сюжетных ходов, представлено переплетение многочисленных линий, каждая из которых имеет свой фокус, логику, свой характер развития. Бесспорно, в «Королеве фей» сюжетные ходы создаются под воздействием многих традиций: агиографической, неоплатонической, дидактической, фольклорной, историко-политической, куртуазной и т.п. Сочетание этих традиций, подчиненность книг поэмы разной нарративной логике и свободное спенсе-ровское варьирование сюжетными мотивами позволяет исследователям выявлять в поэме несколько жанровых моделей.
В поэме хорошо заметны отголоски из героических (эпических) поэм Древней Греции, Италии, Испании и Франции. Исследователи выделяют в поэме Спенсера черты нескольких «типов» рыцарского романа («бретонский», «биографический», «авантюрно-плутовской», «идиллический», «любовно-аллегорический», «куртуазный», «протестантский» и пр.). Кроме того, Спенсер постоянно обращается к системе аллегорий (дидактическая аллегория, политическая аллегория, философская аллегория и т.д.). Не случайно специалисты в области Ренессанса характеризуют поэму «Королева фей» как произведение, находящееся на грани по
© Халтрин-Халтурина Е.В., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3. 2015
107
крайней мере двух жанров - рыцарского романа и аллегории.
«Королева фей» всегда привлекала любителей словесности еще и совершенством поэтической техники. Об этом в свое время ёмко написал А. Аникст: «Из различных стихотворных форм, применявшихся Спенсером, особое значение приобрело в английской поэзии изобретенное Спенсером построение строфы, носящей его имя. "Королева фей" написана этой "спенсеровой строфой", которая состоит из девяти строк, рифмующихся по схеме: аЬаЬЬсЬсс; первые восемь строк содержат по 10 слогов, последняя, девятая - 12 слогов; размер стиха - ямбический» [1].
Для наглядности я бы сравнила спенсерову строфу с формой усеченного английского сонета: по сути, спенсерова строфа - это октет сонета, к которому вместо традиционного сестета примыкает только одна строка - но не 5-стопная, а 6-стоп-ная. Сложность перевода подобного произведения на другой язык очевидна: ведь в 7-ми дошедших до нас книгах «Королевы фей» - около 36 тысяч строк, то есть примерно 4 тыс. таких усеченных сонетов.
Продолжим цитату из Аникста: «Спенсерова строфа требует большого поэтического умения, ибо в ней на девять строк приходится три рифмы, повторяющиеся несколько раз. Это придает звучность и музыкальность стиху. Владение спенсеровой строфой было экзаменом версификационного мастерства для английских поэтов. Спенсеровой строфой впоследствии написал Байрон свою поэму "Чайлд Гарольд", а Шелли - "Восстание Ислама"» [1].
Список известных произведений, написанных спенсеровой строфой, можно продолжить: это, к примеру, «Странница» Вордсворта (из сборника «Лирические баллады»), «Видение дона Родерика» Вальтера Скотта, «Вкушающие лотос» Теннисона.
Джон Китс многократно обращался к спенсеровой строфе, начиная с самого раннего творчества. Первое из сохранившихся стихотворений Китса называется «Подражание Спенсеру» (1814), которое состоит из 4-х спенсеровых строф. Спенсеровой строфой написан так называемый «Портрет Чарльза Брауна» - или «Спенсеровы строфы, посвященные Чарльзу Армитиджу Брауну» (1819). (Ч. Браун - английский литератор, путешественник, а также друг и биограф Китса). Кроме того, спенсеровой строфой Китс написал поэму «Колпак с бубенцами» (1820) и «Стансы на странице, где заканчивается 2-ая песнь 5-ой книги "Королевы фей"». Самый известный пример использования Китсом спенсеровой строфы - это, конечно же, «Канун святой Агнессы».
Спенсерова строфа - далеко не единственное заимствование Китса у великого поэта Ренессанса. Поэт-романтик с детства зачитывался «Королевой
фей» и насквозь пропитался тем, что английские литературоведы иногда называют «спенсеровой манерой» (a Spenserian manner [12]), а я к концу этой статьи охарактеризую как «спенсерианский стиль». Я называю этот стиль «спенсерианским», а не «спенсеровским», потому что Китс не стал воспроизводить в точности стиль самого Спенсера, а выработал совершенно новый стиль-подражание.
В творчестве Китса имеется несколько открытых признаний в любви к поэзии Спенсера. Кроме писем к близким и друзьям, по которым разбросаны подобные декларации, интерес представляют стихотворные посвящения. Одно я уже упомянула: это самое раннее из сохранившихся стихов Китса, написанное спенсеровой строфой, - «Подражание Спенсеру». Другое - сонет Китса, обращенный к Джону Рейнольдсу - другу Китса и якобы «ревностному почитателю Спенсера». В сонете Китс поет дифирамбы Спенсеру и называет его «Сказителем эльфов» (Elfin-Poet). (По форме это - английский сонет. Написан 5 февраля 1818 г., впервые опубл. в 1848.) Любопытен также неоконченный рыцарский роман в стихах «Калидор», над которым Китс работал в 1816-1817 гг. Завершая Вступление к «Калидору», Китс взывает к Спенсеру как к великому предшественнику и вдохновителю. Тон и ритм этих строк очень напоминает известный сонет Вордсворта к Милтону (1802). Однако если Вордсворт взывал к духу Милтона как к высокому (sublime) идеалу поэта и гражданина, то Китс тянется к другим идеалам. Его влечет Спенсер как певец дивного и прекрасного (marvelous and beautiful).
Восхищаясь Спенсером, Китс пишет многие слова так, как их писал только Спенсер (e.g. perceant, seemlihed, griesly). Спенсер, как известно, активно пользовался архаизмами - словами, казавшимися устаревшими уже в глазах его современников, жителей Англии времен Елизаветы Тюдор.
Дело в том, что написание многих английских слов в дошекспировской и шекспировской Англии не было стандартизировано. К примеру, - как подчеркивают историки языка и текстологи - фамилия Кристофера Мáрло (1564-1593), который ввел в английскую драму белый стих, а также написал «Тамерлана» и «Доктора Фауста», имела по крайней мере семь официальных вариантов написания: Marlow, Marloe, Marley, Marlin, Malyn, Morley, Merlin [10].
В ту эпоху Спенсер мог позволить себе - и позволял - эксперименты со словообразованием и начертанием слов. Некоторые их спенсеровских слов, как свидетельствуют текстологи, повторились потом у Шекспира и у других поэтов. Но многие слова остались - по своей графике - чисто спенсе-ровскими: кроме него ими никто не пользовался. Один лишь Китс смело черпал у Спенсера эти слова вместе с их уникальным написанием.
108
Вестник КГУ им. H.A. Некрасова «¿j- № 3, 2015
О «отенсерианстве» в творчестве Джона Китса: иллюстрация к теории стилей
Первый (неполный) список таких слов - «дар Спенсера Китсу» - был составлен викторианским литератором и ученым Мэтью Арнольдом и опубликован в предисловии к лондонскому изданию произведений Китса 1888 г. В 1903 г. ученый Уильям Рид существенно пополнил арнольдовский список [12].
Рид подметил еще одну особенность «дикции» Китса, перешедшую к нему от Спенсера. Это особое пристрастие к некому «раздвижению» слов: увеличению времени их звучания. Например, в окончании «-ed» глаголов прошедшего времени -буква «е» зачастую не получает звучания: loved, moved. Но случается, что поэты, ради сохранения ритма и рифмы, пользуются приемом «эпентезы» -добавление одного или более звуков в слово (конкретная разновидность - анаптиксис - вставка гласного),- так что «е» становится слышимо: loved ['Uvd] превращается в ['Uvid], а moved ['mu:vd] в ['mu:vid]. За всю историю английской литературы из поэтов первого ряда самыми большими почитателями эпентезы были Спенсер и Китс.
Для примера - всего лишь одна строка из кит-совского обращения к Спенсеру (из вступления к поэме «Калидор»): описывая дугообразные брови на открытом, добром лице Спенсера, Китс употребляет слово «arched» (букв. вздыбленные аркой). Согласно заданному ритму стихотворения, слово это следует произносить как ['a:tjid]. Тремя строками ниже мы, следуя ритму, должны акцентировать последний слог стиха, как бы удлинив его: countenance ['kauntin'ans] (вместо обычной редуцированной фонемы в конце слова countenance ['kauntimns]):
Spenser! thy brows are arched ['a:tfid], open, kind,
And come like a clear sun-rise to my mind;
And always does my heart with pleasure dance,
When I think on thy noble countenance ['kauntin'ans].
Теперь обратимся к образной стороне произведений Китса, так как понятие литературного стиля охватывает нечто гораздо большее, нежели графику и фонику стиха.
Я остановлюсь на одном образе из поэмы Китса «Эндимион» - фигуре старика Главка.
За основу повествования об Эндимионе Китс взял древнегреческую историю о любви смертного юноши и богини луны: богиня Селена влюбляется в прекрасного юношу по имени Эндимион и погружает его в вечный сон, чтобы в любое время беспрепятственно им любоваться. Китс также опирался на трактовку образа Эндимиона, созданную поэтами английского Ренессанса. С источниками поэт обошелся вольно, домыслив множество подробностей. Среди действующих лиц его поэмы оказались персонажи других мифов: Адонис и Венера, Алфей и Аретуза, Бахус, Пан, Кибела, Сцил-ла и Главк.
Волшебным образом, путешествуя по земле и воздуху в поисках исчезнувшей богини Луны,
Эндимион однажды опускается на поверхность океана около крохотного островка, где он видит странную фигуру старика, имя которому - Главк (Вк. III, к. 191-806). Это имя принадлежит нескольким персонажам античной мифологии. Китс использовал историю о Главке из Беотии - рыбаке, получившем бессмертие, благодаря случайно съеденной траве. Он был влюблен в Скиллу, которая пострадала от колдовства ревнивой Кирки. Один из источников мифа, известный Китсу,- «Метаморфозы» Овидия. Рисуя Главка, Китс позаимствовал отдельные черты у вордсвортовского ловца пиявок («Решимость и независимость»), у колриджевско-го старого морехода («Сказание о старом мореходе»), у дрейтоновского персонажа (имеется в виду стихотворение Майкла Дрейтона «Человек Луны», где изображен необыкновенно живописный плащ Фибы), и у спенсеровского Архимага («Королева фей», Кн. I) [9].
Согласно Китсу, Главк некогда был смертным юношей, приглянувшимся богине. Эндимион, однако, видит перед собой глубокого старика, которому даровано бессмертие. Но в то же время на Главка наложено наказание - на протяжении столетий в одиночестве он сидит на крохотном каменном островке посреди океана. Главк держит в руках открытую книгу. Кажется, что он бесконечно долго вчитывается в одну и ту же страницу. Эндимион, как загипнотизированный, не может отвести глаз от старика. Длинный синий плащ Главка, украшенный россыпью картинок, тоже напоминает книгу, а точнее - если мы воспользуемся современными понятиями - киноэкран: знаки на плаще то кажутся маленькими точками, то многократно увеличиваются, являя взору всевозможных морских тварей, свиту Нептуна, русалок и других обитателей подводного царства.
Выйдя из оцепенения, Главк радостно приветствует Эндимиона: он узнает в юноше своего спасителя, прибытие которого давно предсказано. Много веков Главк должен был обследовать океанские глубины в поисках утонувших. Предсказание гласило, что если Главк соберет в грот тела погибших влюбленных, то когда-то эти пары можно будет воскресить - и тогда со старика спадет проклятие: к нему вернется молодость и оживет его верная подруга - нимфа Сцилла. Главк собрал тысячи тел. Оживить их может только появление Эндимиона. Далее сюжет у Китса сильно разветвляется. Эндимион с честью выдерживает испытания, и чудесные предсказания сбываются.
По сути, история Главка - это фрагмент с замкнутым сюжетом, вплетенный в главный обрамляющий сюжет - путешествие Эндимиона. Образ Главка аллегоричен - и охарактеризовать его однозначно невозможно. Трудно сказать, добрый это персонаж или злой, положительный или отрицательный, старый или молодой. Главк одновре-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ¿j- № 3, 2015
109
менно - и то, и другое: как двуликий Янус. Главк непрерывно преображается, как фигуры на его плаще: из точки внезапно вырастает кит, а малек превращается в огромный рыбий глаз.
Состояние постоянного превращения из одной ипостаси и формы в другую - отличительная черта аллегорических персонажей в «Королеве фей». Спенсер постоянно держит читателя в напряжении: перед рыцарем является прекрасная дама, которая на следующих страницах оказывается колдуньей, а собственная невеста является ему - в навеянном чарами сне - в роли обманщицы и куртизанки. В стране фей, созданной Спенсером, никогда неизвестно наверняка, кого встретили путники в дороге: человека или оборотня. Поэтому герои Спенсера часто ошибаются: они верят наваждению и бегут действительности.
Ярчайшее воплощение спенсеровской двойственности - персонаж по имени Арчимаго, или Архимаг (Archimago). Впервые он появляется в 1-ой книге «Королевы Фей», где служит аллегорией лицемерия. В руках он держит чётки и молитвенник - и всем своим видом выражает смирение. Архимаг заманивает в свое уединенное жилище двух знатных путешественников: Красного рыцаря - имя которого Сент-Георг (олицетворяет святые намерения, святость) - и его спутницу принцессу Уну (олицетворяет приверженность к истине и саму истину). Ночью силой черной магии Архи-маг насылает на Красного рыцаря недобрый сон, порочащий принцессу Уну. Рыцарь, разуверившись в добродетелях своей спутницы, рано утром пускается в путь один, бросив ее на произвол судьбы. Таким образом, Архимагу - лицемерию - удается временно разлучить Сент-Георга и Уну, развести в разные стороны святые намерения и приверженность к истине.
В следующих песнях поэмы Архимаг надевает на себя личину самого Красного рыцаря - Сент-Георга - и в его образе странствует по дорогам волшебной Страны Фей, вводя в заблуждение простых путников, рыцарей и прекрасных дам. Теперь он уже олицетворяет обман. Причем для некоторых обман оказывается спасительным.
Умение Архимага менять личину - превращаться в разных людей, а также становиться то птицей, то рыбой, то лисой, то драконом - свидетельствует о том, что он покорил все 4 стихии - воздух, воду, землю, огонь. Он вездесущ. И в то же время неуловим, как иллюзия.
Персонаж Китса Главк, разумеется, не является точной копией Архимага. Однако выписан он в стиле, напоминающем о спенсеровских персонажах, основные характеристики которых - амбивалентность и аллегоричность.
Подведем некоторые итоги.
Спенсеровский слог и образы, безусловно, оказали воздействие на творчество Китса. В поэзии
Китса содержится комплекс реминисценций из Спенсера - комплекс, представляющий собой некое организованное единство, что дает нам право сказать: у Китса - в подражание Спенсеру - сложился свой особый стиль.
Что же я имею в виду под стилем? Благодаря работам отечественных ученых, установилось понимание стиля как некоего «известного целого, выражающегося в особенностях художественной речи, композиции, сюжета и т.п. (но не сводимое к ним), как единой устремленности, проникающей все частности» [4]. Полнота реализации стиля, как известно, определяется целым рядом условий. Перечислим их по трудам В.В. Виноградова [3], П.Н. Сакулина [6], В.В. Кожинова [4], П.В. Пали-евского [5], А.Н. Соколова [7].
Во-первых, необходима тематическая общность текстов, в которых получает воплощение конкретный стиль. Для Спенсера и Китса эта общая тема достаточно широка - так называемый quest: герой отправляется в дальний путь с тем, чтобы в результате испытаний найти самого себя, свое истинное лицо.
Во-вторых, необходимо наличие «эстетической доминанты», или, говоря словами П.В. Палиевско-го, «центральной стилевой мысли» [5]. В качестве центрального концепта стиля Китс, внемлющий поэзии Спенсера, выбрал для себя эстетику волшебно-прекрасного - прекрасного, которое, несмотря ни на какие разрушительные угрозы, должно торжествовать даже в окружении иллюзорного, амбивалентного.
В-третьих, стиль реализуется благодаря действию стилеобразующих факторов. Сюда относятся разнообразные эстетические установки, популярные метафоры, особенности дикции и т.п. К этой категории относятся эмблематичные образы, созданные Китсом в спенсеровской манере. А также те особенности поэтического языка (работа с ритмическим рисунком, со спенсеровой строфой, со звуками), о которых я говорила в начале статьи.
В-четвертых, стиль материализуется через посредство так называемых «носителей стиля» -характерных структурных элементов, в которых концентрированно выражена центральная стилевая мысль. В каких же структурных элементах спенсерианский стиль Китса проявляет себя? Прежде всего, это фрагменты с замкнутым сюжетом (Главк - персонаж одного такого фрагмента). Эти фрагменты вписываются в главный обрамляющий сюжет, который сильно разветвлен.
В заключение отмечу, что, подобно другим стилям зрелого романтизма [8], спенсерианский стиль относится к числу так называемых индивидуально-авторских стилей. Он не распространяется ни на какую школу или группу поэтов. Этот стиль -явление уникальное, единичное.
110
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова jij- № 3, 2015
Генезис современного российского фэнтези
Библиографический список
1. Аникст А. История английской литературы. -М.: Учпедгиз, 1956. - 464 с.
2. Бурова И.И. «Малые поэмы» Эдмунда Спенсера в контексте художественных исканий елизаветинской эпохи: дис. ... д-ра филол. наук. - СПбГУ 2008. - 644 с.
3. Виноградов В.В. К теории литературных стилей // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. - М., 1980. - С. 240-249.
4. Кожинов В.В. Введение // Смена литературных стилей. На материале русской литературы ХК-ХХ веков / Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького АН СССР. - М.: Наука, 1974. - С. 13.
5. Палиевский П.В. Постановка проблемы стиля // Теория литературы. Основные проблемы в теоретическом освещении: Стиль; Произведение; Литературное развитие / Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького АН СССР. - М.: Наука, 1965. -С. 21.
6. Сакулин П.Н. Теория литературных стилей. -М.: Мир, 1927. - 74 с.
7. Соколов А.Н. Теория Стиля. - М.: Искусство, 1968. - 223 с.
8. Халтрин-Халтурина Е.В. «Поэзия воображения» в Англии конца XVIII - начала XIX в. (стилевая динамика в эпоху романтизма): дис. ... д-ра филол. наук. - М.: ИМЛИ РАН, 2012. - 462 с.
9. Kucich G. Keats, Shelley and Romantic Spenserianism. - University Park: Pennsylvania State Univ. Press, 1991. - P. 169-170.
10. Maguire L. and Smith E. 30 great myths about Shakespeare. - Chichester, UK: John Wiley & Sons Ltd., 2013. - P. 81.
11. Mounts Ch.E. Coleridge's Self-Identification with Spenserian Characters // Studies in Philology. -1950. - No 47. - P. 522-533.
12. Read W.A. Keats and Spenser // Modern Language Notes. - Nov. 1903. - Vol. XVIII. - № 7. -P. 204-206.
УДК 821.161.1.09"20"
Лебедев Иван Владимирович
Московский государственный гуманитарный университет им. М.А. Шолохова
vaanya@yandex.ru
ГЕНЕЗИС СОВРЕМЕННОГО РОССИЙСКОГО ФЭНТЕЗИ
Жанр фэнтези рассматривается как новый вариант приключенческого метажанра. Развлекательная литература удовлетворяет двум базовым желаниям человека: тяги к стабильности и потребности в беспорядке. Ее ярким маркером выступает саспенс, причем читатель понимает, что разрешение конфликта произойдет не по законам реальной действительности, а в соответствии с условностями мира, в котором происходит действие. Реальная история появления фэнтези в России свидетельствует о том, что у нас этот жанр возник как подражание западным образцам. В самом своем зародыше он является не оригинальным, а существенно вторичным явлением. Хронологически первое произведение современного русского фэнтези было создано в 1980-х годах Н. Перумовым и представляло собой продолжение «Властелина колец» Дж.Р.Р. Толкиена. В дальнейшем отечественное фэнтези продолжило широко заимствовать шаблоны из приключенческой западноевропейской литературы. В связи с вопросом о заимствовании возникает важнейшая для фэнтези проблема культурного кодирования. При переносе одной традиции в другую происходит смысловая интерпретация «чужого», направленная на то, чтобы сделать его «своим». Проблема создания интерпретирующего кода, способного перевести заимствованные шаблоны и внедрить их в отечественную практику, является первичной для современного русского фэнтези.
Ключевые слова: фэнтези, приключенческая литература, метажанр, приключенческие жанры, фантастика, фанфикшн, подражание, интерпретационный код.
Предпосылки для возникновения фэнтези сложились в Англии в конце XIX -начале XX века [1]. Однако, несмотря на значительное количество работ, посвященных этому литературному явлению, его природа все еще остается во многом неясной. Проблема усугубляется тем, что фэнтези во всех своих разновидностях относится к массовой литературе, то есть это, прежде всего, коммерчески выгодная культурная продукция, выполняющая ту же роль, которую играют приключенческие жанры, а именно «поучать, развлекая».
В своем классическом исследовании, посвященном формульной литературе, Джон Кавелти пишет о ее развлекательной функции как о способе удовлетворения двух базовых желаний человека: тяги к стабильности и потребности в беспорядке,
способном нарушить скучную рутину. «Формульные миры, - пишет Кавелти, - могут быть описаны как моральные фантазии, создающие воображаемый мир, где аудитория может пережить максимум возбуждения, не испытывая чувств неуверенности и опасности, неизбежно сопутствующих подобному переживанию в реальности» [11, с. 17]. Желая точнее развести жанры «серьезной» и развлекательной литературы, избегая при этом имплицитной уничижительной оценочности, Кавелти предложил оппозицию «миметическая - формульная». «Миметический элемент в литературе, - пишет исследователь, - представляет нам мир в привычном для нас виде, а формульный элемент создает идеальный мир, в котором отсутствуют беспорядок, двусмысленность, неопределенность и ограниченность реального мира» [11, с. 13]. Ярким
© Лебедев И.В., 2015
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова № 3, 2015
111
