Понятовская Татьяна Григорьевна
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного права Московского государственного юридического университета
им. О.Е. Кутафина (МГЮА) (тел.: +74992448835)
Нужны ли условиям освобождения от уголовной ответственности формальные признаки?
Работа проводилась при финансовой поддержке Министерства образования и науки РФ в рамках проектной части государственного задания на выполнение НИР по проекту 1503.
Рассматриваются условия и основания освобождения от уголовной ответственности, причины освобождения от уголовной ответственности. Отмечается, что уголовно-правовое содержание понятия «совершение преступления впервые» как условия освобождения от уголовной ответственности целесообразно связывать не с формальными, а с практическими обстоятельствами.
Ключевые слова: преступление, уголовная ответственность, условия освобождения от уголовной ответственности, формальные признаки, совершение преступления впервые.
T.G. Ponyatovskaya, Doctor of Law, Professor, Professor of the Chair of Criminal Law of the Moscow State University of Law of O.E. Kutaphin (MSAL); tel.: +74992448835.
Whether formal signs are necessary to conditions of release from criminal liability?
Work was carried out with financial support of the Ministry of Education and Science of the Russian Federation within design part of the state task for performance of SRW on the project 1503.
Conditions and the bases of release from criminal liability, the reason of release from criminal liability are considered. It is noted that as conditions of release from criminal liability it is expedient to connect the criminal and legal content of the concept «commission of crime for the first time» not with formal, and with practical circumstances.
Key words: crime, criminal liability, conditions of release from criminal liability, formal signs, commission of crime for the first time.
Согласно ст. 2 Конституции РФ признание, соблюдение и защита прав и свобод человека и гражданина - обязанность государства. Во исполнение этой обязанности перед уголовным законом поставлена задача охраны личности, общества и государства от преступных посягательств, которая, по смыслу ст. 2 УК, решается посредством установления уголовных запретов, наказания и иных мер уголовно-правового характера.
Как справедливо отмечает Э.Л. Сидоренко, «публичные интересы государства состоят в сохранении законности, правопорядка и общественной безопасности, и их обеспечение предполагает уголовное преследование лица, совершившего преступление». Эта позиция сформулирована в контексте постановления Конституционного Суда РФ от 24 апреля 2003 г. № 7-П: «Уголовное преследование представляет собой форму реализации государством своих обязанностей наряду с определением уголовно-правовых запретов и наказаний. В
постановлении отмечено также, что к правомочиям государства относится и закрепление в законе оснований, позволяющих ему отказаться от уголовного преследования конкретного лица или определенной категории лиц и прекратить в отношении их уголовные дела» [1].
Указанные тезисы нельзя опровергнуть, поскольку они имеют формальное и даже конституционное закрепление. Никто и не пытается сделать этого. Преступник должен быть наказан, его изобличение, преследование и наказание - конституционная обязанность государства, исполнение которой обеспечивает безопасность как отдельного человека, так и общества в целом. Никто не ставит под сомнение также тезис о правомочиях государства в решении вопроса «казнить или миловать». Принципы справедливости, гуманизма, наконец, экономии репрессии реализуются посредством законодательного закрепления различных ограничений карательных уголовно-правовых форм.
93
В развитие позиции Конституционного Суда РФ Верховный Суд РФ разъясняет, что «освобождение от уголовной ответственности является отказом государства от ее реализации в отношении лица, совершившего преступление (в частности, от осуждения и наказания такого лица). Посредством применения норм главы 11 Уголовного кодекса Российской Федерации реализуются принципы справедливости и гуманизма. Исходя из этого, по каждому уголовному делу надлежит проверять, имеются ли основания для применения к лицу, совершившему преступление, положений статей 75, 76, 761 или 78 УК РФ» [2, п. 1].
При всей неопровержимости этих тезисов их сближение оказывается опасным для безмятежной уголовно-правовой доктринальной схоластики. Не противоречат ли конституционной обязанности государства привлечь преступника к уголовной ответственности его правомочия по освобождению преступника от ответственности? Не противоречат, но при условии конституционной адекватности границ освобождения от уголовной ответственности. Условия и основания освобождения от уголовной ответственности должны давать нам ясное представление о том, по какой причине (социально-политической, правовой необходимости) государство отказывается от реализации своей обязанности и какими условиями освобождения от уголовной ответственности гарантированы интересы охраны субъектов уголовного права от преступных посягательств.
Можно выделить три уголовно-политические причины всех известных по действующему УК РФ видов освобождения от уголовной ответственности: 1) поощрение позитивного посткриминального поведения (ст. 75, 76, 761 ук); 2) целесообразность (ст. 78, 90 УК); 3) компромисс (специальные виды освобождения от уголовной ответственности в соответствии с примечаниями к статьям Особенной части УК). Условия и основания указанных видов освобождения ориентированы на их уголовно-политические цели. «Совершение преступления впервые» является имманентным условием только освобождения от уголовной ответственности в целях поощрения позитивного посткриминального поведения.
УК РСФСР 1960 г. строил институт освобождения от уголовной ответственности на началах целесообразности - генеральной в советском уголовном праве идеи политического обоснования системы мер уголовно-правового воздействия. Поощрение позитивного посткриминального поведения обеспечивалось другими инструментальными средствами [см.: 3-5]. Поэтому «совершению преступления впервые» как условию освобождения от уголовной
ответственности не уделялось внимания и не придавалось формально-юридического значения (это условие предусматривалось только в ст. 51 УК РСФСР 1960 г. - освобождение от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд). Но вот что интересно, применительно к условному осуждению Пленум Верховного Суда СССР разъяснял: «С особой осторожностью суды должны подходить к применению условного осуждения в отношении лиц, которые хотя в данном случае и совершили преступление, не представляющее большой общественной опасности, но в прошлом неоднократно совершали преступления» [6, п. 2]. Как видно из этого разъяснения, критерии оценки общественной опасности личности, ее способности к исправлению были далеки от формализма. Оценка общественной опасности личности не зависела от формальных обстоятельств: те обстоятельства, которые утратили свое юридическое значение (например, в результате аннулирования судимости) или вовсе не имели его (бытовое пьянство, аморальный образ жизни, нарушения общественного порядка и пр.), могли быть учтены судом как обстоятельства, «отрицательно характеризующие подсудимого» [7, п. 3].
В доктрине и постановлениях Пленума Верховного Суда СССР разъяснялись понятия «неоднократность», «повторность», «совершение преступления лицом, ранее совершившим какое-либо преступление», «совершение преступления лицом, имеющим судимость». Это было необходимо для определения их формальных рамок исключительно для решения формально-юридических задач, поскольку этими понятиями определялись признаки отдельных (многих) составов преступлений [7, п. 6] или обстоятельства, отягчающие наказание (законодательное ограничение перечня отягчающих обстоятельств в значительной мере формализовало их уголовно-правовое значение). Однако эти разъяснения не имели никакого отношения к определению условий освобождения от уголовной ответственности. Они служили институту множественности преступлений и решали задачи ее отграничения от единичных преступлений, в частности определяли формальные границы повторности преступлений.
В наши дни институт множественности преступлений претерпел существенные изменения, по сравнению с УК РСФСР и редакцией УК РФ до декабря 2003 г. Однако аннулирование уголовно-правовых последствий преступления или осуждения и сегодня трактуется как обстоятельство, исключающее множественность преступлений. При этом как доктрина, так и судебная практика не используют понятие «совершение преступления впервые», не
94
концентрируют на нем своего внимания. Не используется это понятие в определении понятия совокупности преступлений (ст. 17 УК), и в ст. 18 УК оно совершенно неуместно, поскольку при определении понятия рецидива целесообразно назвать те формальные обстоятельства, которые его исключают, и нет никакого смысла противопоставлять его совершению преступления впервые. В институте множественности преступлений с учетом его современного состояния понятие «совершение преступления впервые», действительно, неуместно. Никому и в голову не придет при назначении наказания по совокупности преступлений или приговоров обращаться к определению понятия «совершение преступления впервые», данному в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности».
«Совершение преступления впервые» -другая тема, далекая от оснований и пределов ответственности. Это понятие занимает свое собственное место в наборе инструментов решения уголовно-политических задач некарательными средствами. Его уголовно-правовое значение должно быть ориентировано именно на эти уголовно-политические задачи (поощрение позитивного посткриминального поведения) и никак не может быть привязано к обстоятельствам, исключающим множественность преступлений, требующим формальной юридической определенности.
Как ни странно, но Верховный Суд РФ разъясняет понятие «совершение преступления впервые» как условие освобождения от уголовной ответственности в формальном ключе (в ст. 75, 76 и 761 УК РФ впервые совершившим преступление следует считать, в частности, лицо: а) совершившее одно или несколько преступлений (вне зависимости от квалификации их по одной статье, части статьи или нескольким статьям Уголовного кодекса РФ), ни за одно из которых оно ранее не было осуждено; б) предыдущий приговор в отношении которого на момент совершения нового преступления не вступил в законную силу;
в) предыдущий приговор в отношении которого на момент совершения нового преступления вступил в законную силу, но ко времени его совершения имело место одно из обстоятельств, аннулирующих правовые последствия привлечения лица к уголовной ответственности (например, освобождение лица от отбывания наказания в связи с истечением сроков давности исполнения предыдущего обвинительного приговора, снятие или погашение судимости);
г) предыдущий приговор в отношении которого вступил в законную силу, но на момент су-
дебного разбирательства устранена преступность деяния, за которое лицо было осуждено; д) которое ранее было освобождено от уголовной ответственности) [8, пп. 2, 20; 9, п. 26; 2, п. 2]. Именно тогда, когда отпала юридическая необходимость в формальном ограничении понятий «неоднократность», «повторность», «совершение преступления лицом, ранее совершившим какое-либо преступление» (за исключением понятия «совершение преступления лицом, имеющим судимость», для установления признаков рецидива, в котором также уже нет большой правовой необходимости, кроме определения вида исправительного учреждения), Пленум Верховного Суда РФ предпринимает бесполезные усилия для формализации условия такого освобождения от уголовной ответственности, которое должно исполнять поощрительную функцию. Впрочем, почему же бесполезные? В сочетании с таким инструментом, как судейское усмотрение в вопросе определения категории преступления, юридическая возможность освобождения от уголовной ответственности лица, предыдущий приговор в отношении которого на момент совершения нового преступления не вступил в законную силу (подп. «б» п. 2 постановления), или лица, в действиях которого содержится совокупность преступлений, реальная в том числе (подп. «а» п. 2 постановления), образует «прекрасный» ансамбль, исполняющий темы «гуманизм», «индивидуализация», «экономия репрессии» в коррупционной тональности.
В отличие от функций целесообразности и компромисса (условия которых в значительной мере объективированы), поощрение - уголовно-политическая функция, реализация которой вполне может осуществляться по сценарию: «хотели как лучше...», поскольку вместо исполнения своей святой обязанности осудить и наказать преступника государство преследует другие цели, не связанные с ретроспективной ответственностью. Напрашивается сравнение с «обоснованным риском». Увязывание условий освобождения от уголовной ответственности с формальными признаками понятия «совершение преступления впервые» делает этот риск необоснованным, тем более что речь в этих условиях идет не только об аннулировании уголовно-правовых последствий преступления или осуждения, но даже о процессуальных обстоятельствах, перипетиях уголовного судопроизводства [см., например: 10].
По мнению О.В. Макаровой, недостатком разъяснения Пленумом Верховного Суда РФ понятия «лицо, совершившее преступление впервые», является возможность неоднократного освобождения от уголовной ответственности одного и того же лица по одному и тому же основанию. Как отмечает указанный автор,
95
положительные посткриминальные поступки не всегда являются следствием раскаяния, а, напротив, порой выступают как стремление избежать уголовной ответственности, поэтому очевидно, что такие лица остаются фактически безнаказанными за содеянное. Поэтому совершение нового преступления лицом, ранее освобожденным от уголовной ответственности, свидетельствует о недостижении в отношении такого лица целей уголовно-правового воздействия, и, следовательно, такое лицо нуждается в применении к нему мер уголовной ответственности. Более того, факт совершения указанным лицом нового преступления может свидетельствовать о необоснованности его освобождения от уголовной ответственности за ранее совершенное преступление [11].
Аналогичное мнение высказывают Р.Ш. Ура-збаев и М.Ф. Мингалимова: «Безнаказанность -это одна из основных причин, подвигающих на преступный путь молодых людей, как правило, не имеющих постоянного места работы, источника дохода, полноценной семьи и т.д. К слову, чувство безнаказанности рождается не безосновательно. В уголовном законодательстве РФ существуют институты, которые способствуют смягчению уголовной ответственности, смягчению наказания, освобождению от ответственности и освобождению от наказания. Сбалансированное их применение не вызывает споров. Однако совокупность чрезмерно смягчающих ответственность правовых норм приводит к обратному эффекту, не отвечающему принципам справедливости, законности и гуманизма» [12]. Как отмечают указанные авторы, суд, неоднократно прекращающий уголовное дело за примирением сторон в порядке ст. 25 УПК и ст. 76 УК в отношении человека, совершившего несколько преступлений, очевидно, не способствует его исправлению, а вызывает у него желание вновь совершить преступление ввиду отсутствия негативных уголовно-правовых последствий совершенных ранее преступлений [12].
Действительно, безнаказанность свидетельствует об успешности преступной карьеры отдельно взятого лица. Но она имеет и другую сторону - социальную. Как отмечает А.М. Смирнов, сейчас в России можно наблюдать всплеск самосудных расправ. Одной из причин для распространения данного негативного явления, по его мнению, служит неверие граждан в справедливый и скорый суд, способный защитить их от разгула преступности и восстановить социальную справедливость. Как отмечает указанный автор, это обусловлено, в частности, возможностью ухода от уголовной ответственности или максимальной минимизацией ее последствий даже за совершение преступлений, повлекших особо тяжкие по-
следствия, для власть имущих, крупных бизнесменов, а также членов их семей и хороших знакомых [13].
Об этом заявляют и другие ученые. Как утверждает В.К. Дуюнов, количество лиц, фактически привлекаемых к уголовной ответственности и реально осужденных за совершение общественно опасных деяний, - лишь мизерная часть всех лиц, совершивших преступление [14]. В то же время В.В. Гриб отмечает, что практика привлечения к уголовной ответственности за незаконное освобождение от уголовной ответственности в порядке ст. 300 УК РФ в России ничтожна.
Присоединяясь к мнению В.В. Лунеева, В.В. Гриб считает, что при привлечении к уголовной ответственности преступников, имеющих влиятельных друзей среди представителей власти или высокопоставленных сотрудников правоохранительных органов, нормы закона очень серьезно нарушаются во благо самих преступников [15; 16, с. 237]. «Подобные ситуации, - формулирует вывод В.В. Гриб, - порождены грубым нарушением конституционного принципа равенства граждан перед законом и судом. Как мы считаем, это связано, прежде всего, с характерным для России правовым нигилизмом и низким уровнем правовой культуры, которые свойственны не только обычным гражданам, но и представителям всех ветвей власти на различных их уровнях» [15].
Власть в современной России тоже озабочена правовым нигилизмом и низким уровнем правовой культуры, что, по мнению В.В. Гриба и А.М. Смирнова [17], способствует неконтролируемому росту преступности в стране, главным образом насильственной. Так, в п. 11 «Основ государственной политики Российской Федерации в сфере развития правовой грамотности и правосознания граждан», утвержденных Президентом РФ 28 апреля 2011 г. № Пр-1168, провозглашено: «Условиями, способствующими распространению правового нигилизма, являются несовершенство законодательства Российской Федерации и практики его применения, избирательность в применении норм права, недостаточность институциональных механизмов, гарантирующих безусловное исполнение требований закона, неотвратимость, соразмерность и справедливость санкций за их нарушение.
Правовой нигилизм девальвирует подлинные духовно-нравственные ценности, служит почвой для многих негативных социальных явлений (пьянство, наркомания, порнография, проституция, семейное насилие, бытовая преступность, пренебрежение правами и охраняемыми законом интересами окружающих, посягательство на чужую собственность, самоуправство, самосуд)» [18].
96
Действительно, как справедливо отмечает А.Р. Султанов, государство не должно позволять использовать правозащитные и правоохранительные механизмы в интересах злоумышленников [19]. «Недостаточность институциональных механизмов, гарантирующих безусловное исполнение требований закона, неотвратимость, соразмерность и справедливость санкций за их нарушение» отмечены в уголовно-политическом документе как нетерпимое для российского общества явление. Чего же еще желать? Согласно государственной политике нужно обратить внимание, в частности, на институт освобождения от уголовной ответственности, что вполне своевременно в условиях распространения самосудов.
Именно в этих условиях (через два года после опубликования указанного выше стратегического уголовно-политического документа) мы получаем такие разъяснения условий освобождения от уголовной ответственности в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 19 «О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности», которые означают беспрецедентное расширение возможностей для освобождения от уголовной ответственности лиц, давно и успешно занимающихся преступной деятельностью. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!..
«Совершение преступления впервые» в сочетании с категорией «преступление» может служить условной гарантией того, что освобождение лица с позитивной посткриминальной активностью, не имеющего уголовного про-
шлого и совершившего преступление небольшой или средней тяжести, не причинит вреда интересам защищенности субъектов уголовного права от преступных посягательств неблагополучной в криминальном отношении личности в будущем. Смысл совершения преступления впервые как условия освобождения от уголовной ответственности должен быть сосредоточен не на формальных юридических признаках преступления (совершенного впервые), а на личности виновного, его социальной характеристике. Для поощрения позитивного посткриминального поведения важна позитивная социальная направленность личности, подтвержденная ее жизненным опытом: ранее ни в чем своей злонамеренности не проявлял; есть основания рассчитывать на исправление и законопослушное поведение в будущем. Конечно, далеко не всякого преступника, показывающего свою лояльность по отношению к потерпевшему, правосудию, власти, можно одобрительно похлопать по плечу, простить и благословить на новую безгрешную жизнь. Справедливость и государственная мудрость в вопросах обеспечения безопасности субъектов уголовного права от преступных посягательств позволяют включать поощрительную функцию лишь при соблюдении условий, препятствующих тому, чтобы целесообразное поощрение превратилось в недопустимую безнаказанность. В этом контексте уголовно-правовое содержание понятия «совершение преступления впервые» как условия освобождения от уголовной ответственности целесообразно связывать не с формальными, а с фактическими обстоятельствами, т.е. трактовать буквально.
1. Сидоренко Э. Условия освобождения от уголовной ответственности в связи с примирением с потерпевшим // Уголовное право. 2011. № 3. С. 49-57.
2. О применении судами законодательства, регламентирующего основания и порядок освобождения от уголовной ответственности: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 27 июня 2013 г. № 19 // Бюл. Верховного Суда РФ. 2013. № 8.
3. Филимонов О. В. Посткриминальный контроль: Теоретические основы правового регулирования. Томск, 1991.
4. Игошев К.Е., Шмаров И.В. Социальные аспекты предупреждения правонарушений (проблемы социального контроля). М., 1980.
5. Сабитов Р.А. Посткриминальное поведение. Томск, 1985.
6. О судебной практике по применению условного осуждения: постановление Пленума Верховного Суда СССР от 4 марта 1961 г.
1. Sidorenko E. Conditions of release from criminal liability in connection with reconciliation with the victim // Criminal law. 2011. № 3. P. 49-57.
2. About application by courts of the legislation regulating the bases and an order of release from criminal liability: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of June 27, 2013 № 19 // Bull. of the Supreme Court of the Russian Federation. 2013. № 8.
3. Filimonov O.V. Post-criminal control: theoretical bases of legal regulation. Tomsk, 1991.
4. Igoshev K.E., Shmarov I.V. Social aspects of the prevention of offenses (problem of social control). Moscow, 1980.
5. Sabitov R.A. Post-criminal behavior. Tomsk, 1985.
6. About jurisprudence on application of conditional condemnation: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the USSR of March 4, 1961 № 1, with amendment, brought by resolution of the Plenum of the Supreme Court of the USSR of
97
№ 1, с изм., внесенными постановлением Пленума Верховного Суда СССР от 3 дек. 1962 г. № 17 и от 4 дек. 1969 г. № 12 // Бюл. Верховного Суда СССР. 1961. № 3; 1962. № 6; 1970. № 1.
7. О практике применения судами общих начал назначения наказания: постановление Пленума Верховного Суда СССР от 29 июня 1979 г. № 3 // Бюл. Верховного Суда СССР. 1979. № 4.
8. О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 11 янв. 2007 г. № 2 (ред. от 3 дек. 2013 г.) // Бюл. Верховного Суда РФ. 2007. № 4.
9. О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних: постановление Пленума Верховного Суда РФ от 1 февр. 2011 г. № 1 (в ред. от 2 апр. 2013 г.) // Бюл. Верховного Суда РФ. 2011. № 4.
10. Практика применения Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Актуальные вопросы судебной практики, рекомендации судей Верховного Суда РФ по применению уголовно-процессуального законодательства на основе новейшей судебной практики / В. А. Давыдов, В. В. Дорошков, Н.А. Колоколов и др.; под ред. В.М. Лебедева. 6-е изд., перераб. и доп. М., 2013.
11. Макарова О. В. Освобождение от уголовной ответственности по делам о преступлениях в сфере экономической деятельности // Журнал рос. права. 2015. № 1. С. 111-118.
12. Уразбаев Р.Ш., Мингалимова М.Ф. Действующие институты уголовного права позволяют избежать реального наказания // Законность. 2015. № 1. С. 38-40.
13. Смирнов А.М. Суд или самосуд? // Рос. судья. 2014. № 9. С. 43-46.
14. Дуюнов В.К. Неотвратимость уголовно-правового воздействия как социально-правовая проблема. URL: http://sartraccc.rufi.php?oper=read_ file&filename=Pub/dunov(22-12-05).htm (дата обращения: 05.04.2013).
15. Гриб В. В. Недостатки в работе правоохранительных органов как фактор самосудов в России // Рос. следователь. 2013. № 13. С. 42-44.
16. Лунеев В. В. Эпоха глобализации и преступность. М., 2007.
17. Гриб В.В., Смирнов А.М. Самосуд как социально-криминологическая проблема современной России // Рос. следователь. 2013. № 14. С. 34-35.
18. Рос. газ. 2011. 14 июля.
19. Султанов А. Р. Жажда справедливости: борьба за суд. М., 2014.
Dec. 3, 1962 № 17 and of Dec. 4, 1969 № 12 // Bull. of the Supreme Court of the USSR. 1961. № 3; 1962. № 6; 1970. № 1.
7. About practice of application by courts of the general beginnings of purpose of punishment: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the USSR of June 29, 1979 № 3 // Bull. of the Supreme Court of the USSR. 1979. № 4.
8. About practice of appointment of criminal penalty by courts of the Russian Federation: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of Jan. 11, 2007 № 2 (ed. of Dec. 3, 2013) // Bull. of the Supreme Court of the Russian Federation. 2007. № 4.
9. About jurisprudence of application of the legislation regulating features of criminal liability and punishment of minors: resolution of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation of Febr. 1, 2011 № 1 (in ed. of Apr. 2, 2013) // Bull. of the Supreme Court of the Russian Federation. 2011. № 4.
10. Practice of application of the Criminal procedure code of the Russian Federation. Topical issues of jurisprudence, the recommendation of judges of the Supreme Court of the Russian Federation about application of the criminal procedure legislation on the basis of the latest jurisprudence / V.A. Davydov, V.V. Doroshkov, N.A. Kolokolov, etc.; ed. by V.M. Lebedev. 6th ed., rev. and add. Moscow, 2013.
11. Makarova O.V. Release from criminal liability on cases of crimes in the sphere of economic activity // Magazine of the Russian law. 2015. № 1. P. 111-118.
12. Urazbayev R.Sh., Mingalimova M.F. The operating institutes of criminal law allow to avoid real punishment // Legality. 2015. № 1. P. 38-40.
13. Smirnov A.M. Court or lynching? //Russian judge. 2014. № 9. P. 43-46.
14. Duyunov V.K. Inevitability of criminal and legal influence as social and legal problem. URL: http://sartraccc.ru/i.php?oper=read_file&file-name=Pub/dunov (22-12-05).htm (date of access: 05.04.2013).
15. Grib V. V. Shortcomings of work of law enforcement agencies as the factor of self-courts in Russia // Russian investigator. 2013. № 13. P. 42-44.
16. Luneev V.V. Era of globalization and crime. Moscow, 2007.
17. Grib V.V., Smirnov A.M. Lynching as a social and criminological problem of modern Russia // Russian investigator. 2013. № 14. P. 34-35.
18. Rus. newsp. 2011. July 14.
19. Sultanov A.R. Craving for justice: fight for court. Moscow, 2014.
98