CC BY
116
Еамг-—-—
Н.В. НОВИКОВА
кандидат филологических наук, доцент кафедры истории русской литературы и фольклора Саратовского государственного университета им. Н.Г. Чернышевского E-mail: novikovanv@mail.ru,
Тел. 8 905 387 13 78
«НРАВСТВЕННЫЙ ТОЛЧОК ПРОБУЖДЕНИЮ ОБЩЕСТВЕННОЙ СОВЕСТИ» (ЛЕВ ТОЛСТОЙ В ЖУРНАЛЕ «ЗАВЕТЫ»)
Статья посвящена такому аспекту вопроса об отношении к Л. Толстому в 1910-е годы, который не входил в поле зрения исследователей. Выявляется круг материалов, посвящённых писателю в журнале, выпускаемом эсерами (рецензии, статьи публицистические и литературно-критические), предпринимается попытка рассмотрения концептуальных суждений «заветовцев» (в контексте современной им религиознофилософской рецепции Л. Толстого), намечаются приоритеты литературно-критической методологии, восходящие к нравственно-этическим урокам писателя.
Ключевые слова: Л. Толстой, журнал «Заветы», публицистика, литературная критика, В. Чернов, Р. Иванов-Разумник, рецепция, «рождение человека».
ФИЛОЛОГИЯ
Ежемесячник с таким поистине программным названием просуществовал недолго: с апреля 1912- го по август 1914-го года. Вышло всего двадцать восемь его книг. Но несмотря на кратковременность пребывания в русской периодике, «Заветы» оставили в ней заметный след. Политическим редактором журнала был В.М. Чернов (1873-1952), один из главных теоретиков и идеологов эсеровской партии, к тому же - талантливый журналист, наделённый публицистическим даром, чутьём литературного критика. Соредактором периодического издания с осени 1912 года становится Р.В. Иванов (Иванов-Разумник) (1878-1946), в ведение которого переходят художественно-беллетристический и критико-библиографический отделы. К началу работы в «Заветах» он уже привлёк к себе внимание газетно-журнальными откликами на произведения современных писателей, книгами философско-публицистического содержания, четырьмя томами сочинений, в которые вошли литературнокритические работы 1904-1911-го годов и двухтомная монография «Великие искания», посвящённая В.Г. Белинскому и Л.Н. Толстому [12]. Особое место в «активе» Р.В. Иванова-Разумника занимала панорамная картина классической русской литературы, которая, по убеждению автора, явилась главной выразительницей философской, социальной и нравственной мысли в России [10].
Благодаря деятельному участию в «Заветах» Р.В. Иванова-Разумника журнал имеет своё лицо, причём «литературно-общественного» характера. «Литература и общественность» - так называется отдел, который ведёт в «Заветах» РВ. Иванов-Разумник
© Н.В. Новикова
и в котором печатаются его программные литературно-критические выступления [29]. Обратим внимание на то, что это название аналогично названию обозрений («Литература и жизнь»), которые с 1893 года в журнале «Русское богатство» помещает Н.К. Михайловский. Преемственная связь с его мировоззрением манифестируется «заветовцами» с первого номера журнала. В составлении литературной части «эсеровского» издания явственно ощущается преемственность историко-литературных вкусов, симпатий, воззрений отнюдь не идеологически сиюминутного, не утилитарно-партийного толка1.
РВ. Иванов-Разумник, будучи ведущим критиком журнала, исходит из того, что «оценить в должной мере своих современников» можно, памятуя об «истории литературы» как об «очень полезном оселке» [21, с. 97]. Историко-литературная проекция разумниковской критики «запрашивает» насущный потенциал «вечных ценностей» [11, с. 4], завещанных русской классикой, и тем самым предопределяет пути осмысления тенденций и перспектив литературного движения 1910-х годов.
Одно из приоритетных мест и в разумни-ковском, и в черновском ареопаге занимает Л.Н. Толстой. Политическому редактору «Заветов» роль Л.Н. Толстого в современной истории России видится прежде всего в свете нравственно-
1 Новикова Н.В. Р.В. Иванов-Разумник - редактор и автор журнала «Заветы» (1912-1914). Литературнокритические выступления РВ. Иванова-Разумника в журнале «Заветы»: учеб. пособие для вузов. Под ред. Е.П. Никитиной и И.А. Книгина. Сост., вступ. ст., примеч. Н.В. Новиковой. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. С. 3-44.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
этических установлений, которые легли в основу специфически толстовского отношения к миру и которые оказались «внятны» В.М. Чернову как деятельному участнику освободительного движения. Программную статью об А.И. Герцене, помещённую в первой книге «Заветов», он завершает словами о ясно сознаваемой моральной ответственности сограждан перед памятью знаменитого соотечественника: «Мы переживали недавно дни великих потерь, великих могил, между ними -день смерти Толстого. Мы знаем, что такие дни суть великие экзамены для всей страны, и прежде всего для её интеллигенции. Такие дни способны давать нравственный толчок пробуждению общественной совести» (Курсив автора. - Н.Н.) [38, с. 67]. Вдохновитель одного из отрядов политического движения преклоняется перед величием толстовского духовно-нравственного мира и взывает к читателям, тем самым пропагандируя его с журнальной трибуны. Апелляция идеолога эсеровской партии к авторитету толстовского императива свидетельствует о том, что вопросы морали для него и его единомышленников не были на периферии стратегических планов и тактических забот.
В таких категориях, восходящих к коренным толстовским, отношение к писателю высказывалось многократно, независимо от склада убеждений и политической принадлежности говорящего. Как прав был С.Н. Булгаков: «И в этой власти будить засыпающую совесть заключается то, что объединяет в положительном отношении к Толстому многих людей разных вер и разных настроений» [4, 291]. Вскоре после кончины писателя в отклике «На смерть Толстого», опубликованном «Русской мыслью» в № 12 за 1910 год, он свидетельствовал, как Л.Н. Толстой «могущественно содействовал <...> столько же своей проповедью, сколько и обаянием своей личности» «религиозному пробуждению в нашей среде, скованной духовным параличом мнимой культурности», какую «религиозную непререкаемость» имеет один из «мотивов учения Л.Н. Толстого - его обращение к личной совести и к личной ответственности каждого» (Курсив автора. - Н.Н.) [4, с. 290]. Философ поворачивает в нравственную плоскость сакраментальный вопрос, приобретший к тому времени уже и общественнополитическое звучание, и наполняет его неотъемлемо толстовским содержанием: «Перед Толстым, во всю его долгую жизнь стоял один чисто русский вопрос: “что делать?”, как праведно жить? Отсюда проистекает та сторона его писательской деятельности, в которой выразилось его нравственное служение и религиозное призвание - быть голосом общественной совести» [4, с. 291].
Если В.М. Чернову булгаковская статья была знакома, то он подхватывает не только пафос проникновенных размышлений её автора о ценности духовно-этического наследия Л.Н. Толстого, но и его выразительную лексику. Однако есть момент существенной разницы двух высказываний. «Быть голосом общественной совести», по С.Н. Булгакову, означает, судя по всему, выражать именно общие, общенародные, а не личные уже запросы и чаяния нравственного содержания. В этом философ видит подвижническое служение Л.Н. Толстого. Воздействие его на соотечественников, убеждён
В.М. Чернов, не должно ослабевать после ухода, более того, оно должно стать «нравственным толчком», активизирующим чувство ответственности сограждан за настоящее и будущее. Уроки совести великого старца должны направлять на созидательные свершения, связанные с жизнью общества, его благом. Таким образом, в ключевом слове
В.М. Черновым актуализируется оттенок смысла, свидетельствующий о его понимании общественного служения. «Общественная совесть», по
В.М. Чернову, выступает как двигатель социальнополитических преобразований, по крайней мере для тех, кто осознаёт их необходимость.
Нельзя не отметить и впечатляющую перекличку, объективно выявляющую в начале 1910-х годов, на новом этапе исторического движения, востребованность для «возрождения России» судьбоносного толстовского гения: концептуальные формулировки В.М. Чернова перекликаются с размышлениями Е.И. Аничкова, которые находим в заметке для сборника, подготовлявшегося С.А. Венгеровым к восьмидесятилетию писателя, но не изданного. Почти четырьмя годами ранее В.М. Чернова Е.И. Аничков с тревогой и надеждой писал: «Нам теперь так нужны были “толстовские дни”. Они должны были быть то же, что “пушкинские”: самоиспытание, объединение и новое вдохновение. Этого не случилось. Но если не теперь, то позже ”толстовские дни” великого творческого самопознания России наступят» [1, с.312-313].
Примечательно, что В.М. Чернов невольно вступает в диалог и с А. А. Блоком. Черновское осознание личности, творчества, заветов Л.Н. Толстого оказывается созвучным тому, как прочувствовал феноменальное явление поэт. 18 сентября 1908 года он написал короткую заметку для того же юбилейного издания, что и Е.И. Аничков. В ней - небывалое ощущение причастности к «недремлющему и незаходящему солнцу Толстого», к «жизни гения», которая «есть непрестанное излучение света на современников», и мысль об интеллигенции, которой «надо торопиться понимать Толстого в юности,
ФИЛОЛОГИЯ
пока наследственная болезнь призрачных “дел” и праздной иронии не успела ослабить духовных и телесных сил» [3, с. 676-677].
Сравнительно недавно опубликованы и другие признания подлинного уважения к духовному учительству Л.Н. Толстого, относящиеся к той поре: о «нравственном влиянии» «яснополянского мудреца» - заметки о встречах с писателем паломников из Америки, о Л.Н. Толстом-учителе (С. Ольденбург) и «пахаре», «равного» которому на «пространствах великой России» «не будет <.. .> быть может, много десятков лет» (А. Белый), о благоговейном отношении к Л.Н. Толстому рядовых соотечественников, шедших к нему «в поисках веры и смысла жизни» (М. Новиков, А. Бобков и др.) [30, с. 250-275, 288300, 301-317, 318-346, 347-372]. Следует сказать, что в периодической печати к 80-летию писателя появились и отклики совершенно иного типа [32]. Юбилеем писателя продиктованы и взволнованные слова С.Л. Франка: «Мне кажется, этим случаем следует воспользоваться прежде всего для того, чтобы исправить совершенно ненормальное отношение к Толстому, установившееся в русском обществе. Его хвалят и возвеличивают как бы только для того, чтобы купить этим право не думать о нём и без проверки отвергать его идеи. Из всех современных мыслителей Толстой пользуется наибольшей славой. Но вместе с тем, кажется, наименьшим признанием» [36, с. 151-152].
Идейный вождь «неонароднического», точнее «эсеровского» журнала прочувствованно воспринимает уникальность нравственного достояния Л. Н. Толстого. Быть современником этого человека, по словам В.Я. Брюсова, «много значило» [28, с. 451]. Такая позиция в длящемся споре о Л.Н. Толстом является безоговорочным признанием его влияния, в контексте «Заветов» оно - ключ к журнальному коду, ориентир первостепенной значимости. Как и следует ожидать, В.М. Чернов, с целью развёртывания отправных публицистических положений, обращается к Л.Н. Толстому неоднократно [39, 40, 41]. О глубинном интересе
В.М. Чернова к Л.Н. Толстому говорит тот факт, что фигура художника-мыслителя притягивала его внимание и в дальнейшем [42].
Пафос черновского осмысления личности Л.Н. Толстого и его духовно-нравственного наследия подхватывают создатели журнала. Издания произведений Л. Н. Толстого и литература о нём неизменно присутствуют в перечнях книг, «присланных в редакцию для отзыва», материалы о нём регулярны в отделе «Библиография» [6, 7, 8, 25, 26,
31, 37], постоянные авторы журнала высказывают своё понимание толстовского мира в проблемных
статьях [9, 27]. Наконец, великому писателю земли русской уделяется особое внимание в разножанровых работах литературного редактора «Заветов» Р.В. Иванова-Разумника. И каждый раз это не случайное касательство, не дежурная ссылка, а знаковое возвращение к художнику-мыслителю, проповеднику, ревностному хранителю «вечных истин». В начале 1920-х годов критик переиздаёт статьи, опубликованные им в «Заветах». Название сборника и его подзаголовок подчёркивают то, что Р.В. Иванов-Разумник не меняет своих творческих убеждений и методологических принципов. Вышла только первая его часть - «Заветное» [23], во второй, с характерным названием «Вечные пути», предполагалось переиздать «заветовские» статьи 19131914 годов. Понятно, что в стране победившего пролетариата книге под таким названием появиться было не суждено: она диссонировала с тенденцией освоения новых «путей», на которых толстовские «вечные истины» предадут забвению, а их горячего сторонника подвергнут преследованию.
Поругание «культуры» Р.В. Иванов-Разумник наблюдал и раньше, в том числе - за пределами Отечества, и знал, что может остановить этот разрушительный процесс. Ещё в 1912 году, в первом «за-ветовском» очерке - «Человек и культура (Дорожные заметки и впечатления)» [34], критик поднимает проблемы, которые давно вызывают его беспокойство: цивилизации и культуры, духовности и бездуховности, индивидуализма и мещанства. По Р. В. Иванову-Разумнику, «индивидуализм есть примат личности <...> признание человеческой личности первой и главной ценностью», «противоположение мещанству», борьба с которым «равнозначна в этом случае борьбе за индивидуальность» [24, с. 32, 37]. С точки зрения историка «общественной мысли», «индивидуализм» - характерная черта мыслящей интеллигенции. «В противоположность интеллигенции», «этическое мещанство <...> должно характеризоваться отсутствием творчества, отсутствием активности», иначе говоря, «мещанство - это узость, плоскость и безличность, узость формы, плоскость содержания и безличность духа» (Курсив автора. - Н.Н.) [24, с. 30]. «Величайшими провозвестниками» «этического индивидуализма» [24, с. 37] РВ. Иванов-Разумник считал Ф.М. Достоевского и Л.Н. Толстого, «величайшим представителем мещанства» - А.И. Гончарова [24, с. 243].
Попутчиком автора, едущего в Берлин, оказывается молодой господин, «пропитанный внешней культурой от носка сапог и до пробора на макушке» [34, с. 47]. Два года он, будущий профессор, жил «в некультурной России», «изучая душу её - литературу» [34, с. 48]. Немец признаётся, что «северные
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
литературы вообще, а русская в особенности <...> теперь в почёте в Германии. Собрания сочинений Тургенева, Гончарова, не говоря уже о Толстом и Достоевском, переведены и переводятся на немецкий язык» [34, с. 48-49]. Но выясняется, что «сама по себе русская литература, вне вопроса о немецком влиянии», «его мало трогает». Для него это «литература гениально диких эксцессов у Достоевского с братией, литература гениально нелепых социальных мечтаний у Толстого и его учеников», «он слишком далёк от интересов и идеалов русской литературы, он хорошо знает её, но он духовно чужой в ней» [34, с. 49]. Для него изучение русской литературы - «выгодное и прибыльное занятие», специализация, благодаря которой «хорошее место обеспечено». Автор резюмирует: «Такого прямого и естественного соединения ’’духовной ценности” с ”внешней формой культуры”, то есть ”русской литературы” с ’хорошим местом”, - мне ещё встречать не приходилось» [34, с. 49].
Таким образом, герой и автор очерка - полнейшие антиподы: один - воплощение «холодного профессионализма», глухоты к заветному слову лучших выразителей души «некультурного русского народа» [34, с. 63], другой - убеждённый сторонник и защитник духовного начала отечественной словесности, носитель и сберегатель её нравственно-этического богатства. В этом смысле Л.Н. Толстой - наряду с Ф.М. Достоевским - занимает, по Р.В. Иванову-Разумнику, первенствующее положение. Вершинной русской культуре есть что противопоставить обывательскому прагматизму, обезличенности, «комфортабельной культуре» цивилизованного берлинского (шире - европейского) рая с его «храмами современной культуры» - мраморными «пищеварительными», «жратвенными
храмами и клозетами при них» [34, с. 63].
Л.Н. Толстой расценивается публицистом как одухотворённо-творческое явление не только русской, но и мировой культуры, как противник цивилизации, вытесняющей живую душу и этим пагубной для человека. Назревает закономерный вопрос: «Что же? Надо бросить города, бежать в леса, стать на четвереньки и питаться травой? Ведь так пародировал когда-то Вольтер опростительные идеи Руссо, так и теперь ещё возражали Толстому» [34, с. 67]. Р.В. Иванов-Разумник ограждает писателя от примитивных толкований его нравственной философии. Знаменитое толстовское опрощение было следствием глубинной работы души, проявлением аскетической тяги к самосовершенствованию. «Нет, “опрощаться” не надо, - подытоживает критик свои размышления о ’’человеке и культуре”, - надо ”усложняться”, ибо только дальнейшим
усложнением можно победить то апокалиптическое чудовище, которое называется Берлином, Нью-Йорком, Лондоном - “имена его мнози суть”» [34, с. 67]. Из этого следует, что прочувствованное культивирование «индивидуализма» как явственно выраженного личностного начала может поставить заслон нравственному мельчанию, оскудению, то есть - омещаниванию. Источник вочеловечиваю-щей силы, по убеждению Р.В. Иванова-Разумника,
- русская классическая литература, в особенности
- беспокойное слово Л.Н. Толстого, взыскующее нравственной справедливости и духовного совершенства. Таким образом, уже с самого начала выявляется основополагающая разумниковская идея, которая, как заметит читатель «Заветов», становится стержнем литературно-критических построений в журнале.
Действительно, приверженность к тому кругу вопросов, которые зазвучали в первой же «заветов-ской» статье, к тем идеалам, верность которым подтверждается в ней, Р.В. Иванов-Разумник сохраняет и в дальнейших своих выступлениях на страницах журнала. В октябрьской книге «Заветов» он помещает небольшую заметку «Памяти Л. Толстого» [13]. Поводом для неё становится двухлетняя годовщина смерти писателя, последовавшая за уходом его из Ясной Поляны. Это краткое и эмоционально насыщенное слово о Л.Н. Толстом представляет собой журнальный вариант заключительного фрагмента ещё не вышедшей к тому времени второй части разумниковской монографии «Великие искания» [12, с. 154-156]. Автор датирует работу над книгой 1911-1912 годами, предисловие - октябрём 1912 года [12, с. 160, 8]. Лев Толстой, слава которого как «учителя жизни» была прочна, показывается автором книги не только с величественной, всем открытой стороны, но и с оборотной, трагической. Такой ракурс задаётся уже в предисловии к «историко-литературному очерку», где «великие искания» Л.Н. Толстого называются не иначе как «мучительными», а в послесловии подчёркивается, что «личная трагедия Толстого стала теперь достоянием человечества; достоянием русской литературы остались величайшие художественные произведения Толстого, определяющие значение его в истории этой литературы. Значение это трудно переоценить» [12, с. 7, 157].
Следует уточнить, что Р.В. Иванов-Разумник не был первооткрывателем темы трагического в Л.Н. Толстом. До него появились и разные аспекты её истолкования: в 1908 году Л.И. Шестов писал в статье «Разрушающий и созидающий миры» о толстовских «невыносимых муках отчаяния» [43, с. 171, 172, 183, 191]; на «величии трагедии Толстого - тра-
ФИЛОЛОГИЯ
гедии гения, преодолевающего свою собственную человеческую гениальность во имя большей, невыразимой, нам едва ли понятной гениальности», на «немоте последней трагической борьбы» настаивал Андрей Белый в работе с красноречивым названием «Трагедия творчества. Достоевский и Толстой» [2, с.282-283]. Одновременно с Р.В. Ивановым-Разумником «подлинную душевную муку», «ужас жизни и ужас перед жизнью» находил в «Дьяволе» и «Отце Сергии» С.Н. Булгаков [5, с. 74]; «безмолвную трагедию» Л.Н. Толстого, «немую трагедию его жизни» различал В.Ф. Эрн [44, с. 388]. Кстати, эта статья входила во второй сборник «О религии Льва Толстого» и была удостоена резко полемического отзыва [16]. Позже Р.В. Иванова-Разумника Осип Ларин трактует вопрос в духе Л.И. Шестова, склоняясь к мысли о том, что последний - «единственный из критиков, разгадавших в своё время мучительную трагедию Л. Толстого» [27, с. 2].
Р.В. Иванов-Разумник считает, что «поступок великого старца» - его «уход» - приоткрывает «глубокую трагедию», «душевную трагедию», «трагедию жизни» [13, с. 131]. Касаясь интимного, личного, что проступает в произведениях писателя (в «Крестнике», «Отце Сергии», драме «И свет во тьме светит»), критик нащупывает самый нерв толстовской натуры: «соблазн учительства» (Курсив автора. - Н.Н.) [13, с.131]. Внутренняя потребность проповедовать, как полагает Р.В. Иванов-Разумник, «больно затрагивала» Л.Н. Толстого уже с середины 80-х годов. И если герои Л.Н. Толстого, подобно отцу Сергию, находили в себе силы отрешиться от этого соблазна, то сам художник «соблазн учительства хотел преодолеть <.> хотел - и не мог, не мог в жизни» [13, с. 132]. Он мог только мечтать «уйти от своего дома, от своего учительства, которое по-истине было его тяжёлым крестом» [13, с. 132]. Нравственно-философская, этическая высота, на которую поднимает Л. Толстой своего читателя, оборачивается для него трагедией непонимания со стороны самых близких. Мечта «уйти от мнения людей, от славы людской, уйти вглубь России и самого себя» «так и оставалась неисполненной мечтой; Толстой продолжал жить по-прежнему, продолжал писать, продолжал учить, затаив за внешней проповедью внутренние искания. А эти внутренние искания жгли его, как лава под пеплом» [13, с. 132].
В книге, подводя итог своих размышлений о Л.Н. Толстом, РВ. Иванов-Разумник пишет: «До последней своей минуты не выпускал он пера из рук, весь отдавшись проповеди того религиозного жизнепонимания, которое объясняло ему всю жизнь, весь мир; и это своё убеждение истины он хотел передать другим, хотя и сознавал, и чув-
ствовал всю муку своего учительства» [12, с. 155]. Ссылаясь прежде всего на «Круг чтения» и «Путём жизни», автор вновь сосредоточивает внимание на сокровенной мысли: «Работы эти были, мы знаем, не только одной внешней проповедью, но и глубоким процессом непрерывного роста души самого Л. Толстого; он давал другим, что переживал он в себе» [12, с. 153].
Притягательная сила нравственной проповеди, которой «начались для него (Л.Н. Толстого. - Н.Н.) девяностые годы» и которой «кончилась его жизнь» [12, с. 155], окружала писателя единомышленниками и сплачивала последователей. Но вряд ли кто-то из внимавших Л.Н. Толстому задумывался о той цене, которой оплачено исключительное духовное напряжение. РВ. Иванов-Разумник приближается к сердцевине характера «великого старика» [13, с. 131], несколькими штрихами воссоздаёт подвижнический склад его души, крупным планом высвечивает драматизм судьбы художника, неуклонно ищущего истину.
Л.Н. Толстой, которого четверть века упрекали в том, что «проповедует он одно, а делает другое», что «говорит, но не делает», нёс эту ношу, по мнению Р.В. Иванова-Разумника, стоически. «А когда он понял, что должен человек найти себя во что бы то ни стало, когда решился он сбросить с плеч этот тяжёлый крест, чтобы принять новый искус -жизнь бездомного и одинокого старика, - на него тогда возложила свой последний крест Смерть.» (Курсив автора. - Н.Н.) [13, с. 133]. Освобождение Л.Н. Толстого от всего, что мешало ему жить в ладу с его суровой, беспощадной совестью, с точки зрения Р.В. Иванова-Разумника, становится «рождением человека» в нём, разрешением трагедии.
Здесь проступают контуры одной из заглавных разумниковских идей, развёрнутое аналитическое обоснование которой тогда оставалось для читателя за кадром. Стремясь проникнуть в заповедные сферы духа «великого искателя» [12, с. 160], рассматривая «историю творчества Л. Толстого <.> а значит и историю жизни» [12, с. 11], исследователь не обходит на этом пути острых углов, но истолковывает вопрос о толстовском трагизме отлично от других. По Р.В. Иванову-Разумнику, «всякая трагедия есть рост души человека» [12, с. 128], а посему она, трагедия, означает не отрицание жизни, а её созидание, тем более удивительное перед лицом смерти. В «Заветах» прочтение современной литературы осуществляется Р.В. Ивановым-Разумником в русле тех представлений, которые проистекают из постижения им в «Великих исканиях» судьбы и многосложного творческого мира Л.Н. Толстого. Нужно ли специально останавливаться на том, насколько
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
этот жизнеутверждающий посыл критика и редактора отвечает общественно-литературному статусу журнала?
К уходу Л.Н. Толстого как «величайшему акту <...> внутренней работы» [12, с. 155], поисти-не трагическому апогею «роста души» писателя-проповедника Р.В. Иванов-Разумник вернётся ещё не раз. Обратимся к рецензии на постановку пьесы Л. Андреева «Профессор Сторицын» в Александринском театре [35]. С точки зрения рецензента, «ни исполнитель главной роли, ни публика в её большинстве не поняли <. > самого основного, с чем нужно подходить ко всей драме!» [35, с. 155]. Судьбу героя пьесы он видит через призму аналогий: «Может ли быть трагическим самый обыкновенный, самый простой смертный, самый обыденный человек? - Ещё бы нет! Трагедия
- участь каждого» (Курсив автора. - Н.Н) [35, с. 155]. В связи с этим критик апеллирует к толстовскому Ивану Ильичу, на исходе жизни «познавшему трагедию», и выявляет знаменательное сходство: «Поднимитесь на несколько ступенек выше, и вы от Ивана Ильича подойдёте к профессору Сторицыну. Трагедию переживают гении; на наших глазах произошёл уход Толстого из Ясной Поляны - последний акт трагедии великого человека. <.> Суть же трагедии всегда в том, что рождается человек -быть может, уже в минуту смерти своей.» (Курсив автора. - Н.Н.) [35, с. 155].
Отдельным пунктом стоит выделить то, что именно в связи с размышлениями о Л.Н. Толстом и его героях, обретающих человеческое лицо в исключительных обстоятельствах, у жизни на краю, формируется и формулируется разумниковское понимание задач литературной критики. «Мне ценно только в каждой вещи найти её “нетленное”» [35, с. 156], - так ёмко, с предельной личностной полнотой заявляется Р. В. Ивановым-Разумником единый подход к истолкованию любого явления литературной современности. Очевидно, что подход этот по сути своей творческий. В системе разумниковских концептов поиски «нетленного», то есть «души человеческой, вечно способной к вечному рождению» [35, с. 156], - не что иное как желание «вскрыть зерно трагедии в драматической оболочке» [14, с. 51]. Целеполагающее задание для каждого критического разбора в отдельности в конечном счёте сыграет роль концептуально объединяющего их начала.
Мысль о рождении человека через нравственное страдание, перед лицом смерти, занимает центральное место в литературно-критических воззрениях Р.В. Иванова-Разумника, способствует проникновению в художественный мир современного
писателя2. В этом убеждают интерпретации романов
B. Ропшина «То, чего не было» [17] и Б.А. Зайцева «Дальний край» [19], прочтение «Пятой язвы» А.М. Ремизова и «Никона Староколенного» М.М. Пришвина [14]. Такой путь восприятия человека, завещанный в своё время А. С. Пушкиным, оказывается наиболее органичным для осмысления творческих открытий и преемственных связей в прозе «новых» реалистов. Оценка литературных новинок даётся Р.В. Ивановым-Разумником с помощью устойчивого ряда личностно окрашенных понятий, опирающихся на ценностные моменты общественно-литературного прошлого. Такие нравственно-этические категории, как восходящие, по наблюдениям критика, к толстовским «трагедия», «рождение человека», влекут за собой «веру»
- в человека, в жизнь, русский народ, Россию - и тем самым играют заметную роль в выражении магистральной для Р.В. Иванова-Разумника идеи «расцвета» отечественной литературы3.
На толстовское слово проецируется критиком творчество С.Н. Сергеева-Ценского [20]. Распознавая «духовную сущность» [20, с. 134] произведений этого автора, он «тесно связывает» его «со всем прошлым развитием русской литературы» [20, с. 134], прежде всего - с Л.Н. Толстым, опять-таки
- со «Смертью Ивана Ильича» и «Хозяином и работником». Уже у начинающего художника РВ. Иванов-Разумник обнаруживает «вечную тему мировой литературы»: «Никогда не поздно стать человеком, и этим освятить свою жизнь, хотя бы в минуту смерти» [20, с. 139]. Критик обращает внимание на то, что и Иван Ильич, и купец Брехунов «только смертью открывают в себе человека и находят вечное “что-то”, освящающее жизнь» [20, с. 140].
С точки зрения РВ. Иванова-Разумника,
C.Н. Сергеев-Ценский - «один из самых крупных представителей современного “нового реализма”» [21, с. 91]. Критик обосновывает программное суждение отсылкой к классикам: «Глубокая вера в жизнь неразрывна с “трагическим” отношением к жизни, с “трагическим” пониманием её: в этом
- всё содержание русской литературы, начиная от Пушкина и кончая Л. Толстым. В это русло входит и творчество С. Сергеева-Ценского» [21, с. 91].
2 Новикова Н.В. «Рождение человека» как «заветная» идея литературной критики Иванова-Разумника. Классические и неклассические модели мира в отечественной и зарубежных литературах: Материалы Международной научной конференции, г. Волгоград, 12-15 апреля 2006 г. Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом) РАН, ВолГУ Волгоград, 2006. С. 122-127.
3 Новикова Н.В.. Концептуальные формулы цикла журнальных статей РВ. Иванова-Разумника. Вестник МГОУ Серия «Русская филология». М.: Изд-во МГОУ, 2006. № 2 (27). С. 239-248;
ФИЛОЛОГИЯ
Как видим, генеалогически «новый реализм», по РВ. Иванову-Разумнику, являет собой «возрождение в новых формах былой религии жизни, религии Человека - той самой, на почве которой родились два величайших реалистических произведения Х1Х-го века, “Евгений Онегин” и “Война и мир”» [22, с. 107]. С точки зрения Р.В. Иванова-Разумника, «пушкинско-толстовский реализм, <. > основанный на религии жизни, на религии человека» [22, с. 102], востребован наиболее чуткими из современных литераторов, потому что в нём содержится «живое» начало. Не случайно критик называет «величайшей без сравнения вещью всего года» [15, с. 55] повесть Л.Н. Толстого «Хаджи-Мурат», увидевшую свет в 1912 году, - это «юное, гениальное, ”прежнее” произведение, утверждающее жизнь и зовущее к вечной борьбе за неё» [12, с. 155].
В одной из «заветовских» статей РВ. Иванов-Разумник говорит об «иррациональном внутреннем
художественном чувстве», без которого «нет и подлинной критики» [18, с. 151]. Во многом благодаря этому чувству Л. Н. Толстой взят им не только как нравственно-этическая константа в русском художественном сознании, но и со стороны мучительных внутренних борений. Осознание их усиливает читательское ощущение титанической самоотдачи, самопожертвования художника.
Насущность Л.Н. Толстого в современном мире для РВ. Иванова-Разумника несомненна. Кажущиеся разрозненными обращения к нему в журнале концептуальны: они соединяют все звенья текущего литературного процесса, являются его основой. Сложившаяся у Р.В. Иванова-Разумника система взглядов на Л.Н. Толстого - точка отсчёта в истолковании им новейшей литературы, методологически значимое явление литературной критики ведущего сотрудника «Заветов».
Библиографический список
1. Аничков Евгений. «У каждого народа свои собственные мучения.» К 80-летию со дня рождения Л.Н. Толстого. (1828-1908). Андрей Белый, Евгений Аничков, И. Бодуэн де Куртенэ. Публикация, подготовка текста и вступительная статья Ф.Л. Фёдорова. Неизвестный Толстой: В архивах России и США: Рукописи, письма, воспоминания, наблюдения, версии. Составитель и редактор И.П. Борисова. М.: АО «ТЕХНА-2», 1994. С. 311-313.
2. Белый Андрей. Лев Толстой. Русские мыслители о Льве Толстом: Сборник статей. Сост. С.М. Романов. Тула: Издательский дом «Ясная Поляна», 2002 . С. 259-285.
3. Блок А. <О Льве Толстом> . Собр. соч.: В 8 т. А. А. Блок. М.;Л., 1962. Т. 5. С. 676-677.
4. Булгаков С.Н. На смерть Толстого. Русские мыслители о Льве Толстом.С. 286-294.
5. Булгаков С.Н. Человекобог и человекозверь. По поводу последних произведений Л.Н. Толстого. Вопросы философии и психологии. 1912. № 112. С. 55-105.
6. Дерман А. Н.Н. Гусев. Два года с Л.Н. Толстым. Записки бывшего секретаря. Заветы. 1912. № 2. Отд. II.
С. 194-196.
7. Дерман А. Переписка Л.Н. Толстого с гр. А.А. Толстой. Заветы. 1912. № 4. Отд. II. С. 185-191.
8. Дерман А. Толстовский ежегодник 1912 года. Заветы. 1913. № 3. Отд. II. С. 224-227.
9. Дерман А. О центральной идее Л.Н. Толстого. Заветы. 1912. № 8. Отд. II. С. 59-72.
10. Иванов-Разумник. История русской общественной мысли. Индивидуализм и мещанство в русской литературе и жизни XIX века. 3-е изд., доп. СПб., 1911. Т. II. 520 с.
11. Иванов-Разумник. Вечные ценности (Вместо введения). Сочинения. 2-е изд., доп. СПб., 1912. Т. 1. Литература и общественность. С. 3-4.
12. Иванов-Разумник. Сочинения. СПб., 1912. Т. 4. Великие искания. Лев Толстой. 171 с.
13. Иванов-Разумник. Памяти Л. Толстого. Заветы. 1912. № 7. Отд. II. С. 131-133.
14. Иванов-Разумник. Чёрная Россия («Пятая язва» и «Никон Староколенный»). Заветы. 1912. № 8. Отд. II.
С. 40-58.
15. Иванов-Разумник. Русская литература в 1912 году. Заветы. 1913. № 1.Отд. II. С. 51-67.
16. Иванов-Разумник. Клопиные шкурки. Заветы. 1913. № 2. Отд. II. С. 105-114.
17. Иванов-Разумник. Было или не было? (О романе В. Ропшина). Заветы. 1913. № 4. Отд. II. С. 134-151.
18. Иванов-Разумник. "Полемика” и “критика”. Заветы. 1913. № 5. Отд. II. С. 138-151.
19. Иванов-Разумник. Дальний край. О романе и рассказах Бориса Зайцева. Заветы. 1913. № 6. Отд. II. С. 222-233.
20. Иванов-Разумник. Жизнь надо заслужить (Сергеев-Ценский. Собр. соч., тт. ГУТ). Заветы. 1913. № 9. Отд. II. - С. 132-154.
21. Иванов-Разумник. Русская литература в 1913 году. Заветы. 1914. № 1. Отд. II. С. 87-99.
22. Иванов-Разумник. Вечные пути (Реализм и романтизм). Заветы. 1914. № 3. С. 93-110.
УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ
23. Иванов-Разумник. Заветное. О культурной традиции. Статьи 1912-1913 гг. Пг.: Эпоха, 1922. Ч. I. Чёрная Россия. 176 с.
24. Иванов-Разумник. История русской общественной мысли: В 3-х т.. М.: «Республика»; ТЕРРА, 1997. Т. 1. 416 с.
25. Ларин О. Ю. Айхенвальд. Посмертные сочинения Л.Н. Толстого. Заветы. 1912. № 8. Отд. II. С. 192-193.
26. Ларин О. Овсянико-Куликовский Д.Н. Л.Н. Толстой. 4-е изд. Заветы. 1912. № 8. Отд. II. С. 193-194.
27. Ларин Осип. Л. Толстой и его трагедия. Заветы. 1914. № 3. Отд. III. Текущая жизнь. С. 1-5.
28. Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. М.: Худож. лит., 1978. Т. 2. 635 с.
29. Литературно-критические выступления Р.В. Иванова-Разумника в журнале «Заветы». Учеб. пособие для вузов; под ред. Е.П. Никитиной и И.А. Книгина. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2007. 268 с.
30. Неизвестный Толстой: В архивах России и США: Рукописи, письма, воспоминания, наблюдения, версии. Составитель и редактор И.П. Борисова. М.: АО «ТЕХНА-2», 1994. 528 с.
31. Новосельский Р. Известия Общества Толстовского музея. №№ 3-4-5. 1911 год. Заветы. 1912. № 6. Отд. II.
С. 172.
32. Петровицкая И.В. Два юбилея (Л. Толстой и русская пресса). Из истории русской журналистики начала ХХ века. Под ред. Есина Б.И. М., 1984. С. 209-234.
33. Русские мыслители о Льве Толстом: Сборник статей. Тула: Издательский дом «Ясная Поляна», 2002. 672 с.
34. Скиф <Иванов-Разумник>. Человек и культура (Дорожные заметки и впечатления). Заветы. 1912. №6. Отд. II. С. 46-68.
35. Скиф <Иванов-Разумник>. Тленное и нетленное («Профессор Сторицын»). Заветы. 1913. № 1. Отд. II. С. 155-156.
36. Франк С.Л. Нравственное учение Л.Н. Толстого. К 80-летнему юбилею Толстого 28 августа 1908 г. . Русские мыслители о Льве Толстом. С. 151-161.
37. Цинговатов И. О религии Льва Толстого. Заветы. 1912. № 9. Отд. II. С. 202-205.
38. Чернов Виктор. Не вовремя родившийся. Заветы. 1912. № 1. Отд. II. С. 37-67.
39. Чернов Виктор. Этика и политика (Очерки). I. Пути и перепутья. II. Моральное перепутье и религиозные искания. III. Моральный максимализм и моральные идеалы. Заветы. 1912. № 2. Отд. II. С. 55-85.
40. Чернов Виктор. Этика и политика (Очерки). IV Моральный идеализм без идеала. Заветы. 1912. № 3. Отд. II.
С. 90-120.
41. Чернов Виктор. Этика и политика (Очерки). V. Моральный минимум. Заветы. 1912. № 7. Отд. II. С. 77-97.
42. Чернов Виктор. Два полюса духовного скитальчества (Лев Толстой и Глеб Успенский). Новый журнал. Нью-Йорк. 1943. № 5. С. 261-274.
43. Шестов Л.И. Разрушающий и созидающий миры (По поводу 80-летнего юбилея Толстого). Русские мыслители о Льве Толстом. С. 168-210.
44. Эрн В.Ф. Толстой против Толстого. Русские мыслители о Льве Толстом. С. 383-414.
N.V. NOVIKOVA “MORAL IMPETUS TO THE AWAKENING OF PUBLIC CONSCIENCE” (LEO TOLSTOY IN MAGAZINE “ZAVETY”)
The article is devoted to the aspect of the relation to Tolstoy in 1910-s, which was not included in the field of view of researchers. There is a range of materials dedicated to L. Tolstoy in the magazine published by socialist revolutionaries (Essers) (reviews, social, political and critical essays). The author of the article makes an attempt to examine conceptual judgments of the contributors of the magazine “Zavety” (concerning the context of religious and philosophical reception of Tolstoy). The author of the article shows the priorities of the literary critical methodology, going back to the moral ethical lessons of the writer.
Key words: L.Tolstoy, magazine “Zavety”, social and political journalism, V. Chernov, R. Ivanov - Razumnik, reception, “the birth of a human”.
