CC BY
35
44 (380) - 2009
Страницы истории
нравственные институции в финансовых воззрениях н. и. тургенева и его общественной деятельности
Современные отечественные ученые причисляют Н. И. Тургенева к числу наиболее известных российских ученых и практиков периода зарождения российской финансовой науки. Изданная им в 1818 г. научная работа в одночасье принесла ему славу. Он быстро поднялся по карьерной лестнице, ему пророчили стать российским министром финансов. Но с 1824 г. успех в научной и практической деятельности перестал ему сопутствовать. Дальнейший период жизни и большую ее часть Н. И. Тургенев вынужден был провести в эмиграции. Причины несостоятельности в профессиональной деятельности финансиста Н. И. Тургенева автор исследует с институциональных подходов.
Ключевые слова: Н. И. Тургенев, институции, история, государственные финансы.
Исследование причин успешного карьерного роста финансиста или крушение его профессиональной деятельности никогда не теряло своей актуальности, и поэтому выявить причины несостоятельности в профессиональной деятельности Н. И. Тургенева на основе нравственных институций в его финансовых воззрениях и его общественной деятельности ставится задачей настоящей статьи.
Научная работа Н. И. Тургенева «Опыт теории налогов» в 1818 г. в одночасье принесла 29-летнему автору научную славу. Со слов известного писателя и дальнего родственника Ивана Сергеевича Тургенева (1818—1883), это сочинение доставило Николаю Ивановичу «немедленно почетную известность» [16, с. 914]. В 1818 г. это был первый сочинительский опыт Н. И. Тургенева. Он вступил на научное поприще. Но он уже слыл успешным финансистом и государственным чиновником. Во время войны с
А. А. АНИКЕЕВА, кандидат экономических наук, доцент кафедры финансов и кредита E-mail: anikeeva_aa@vlpost. ru Волжский гуманитарный институт
Наполеоном Николай Иванович работал в коалиционном правительстве с прусским реформатором Генрихом Штейном (1757—1831), в 1813 г. служил в пятом отделении канцелярии министра финансов России в должности ученого секретаря, затем, в 1816 г., «назначен исполняющим должность статс-секретаря Государственного совета, а с 1819 г. еще и управлял отделением канцелярии Министерства финансов» [17, с. 110]. В целом успешно складывалась его карьера в Государственном совете и в Министерстве финансов, и многие видели в нем будущего главу, реформатора российских финансов [16, с. 915].
Однако в 1824 г. карьера резко пошла под гору. Уехав в начале за границу восстановить здоровье, Н. И. Тургенев после восстания декабристов не вернулся в Россию, и стал эмигрантом. Во вступительной статье к работе Н. И. Тургенева «Опыт теории налогов» А. А. Ялбулганов пишет: «Волею судьбы Н. И. Тургенев стал эмигрантом и жил сначала в Англии, потом преимущественно в Париже» [17, с. 112]. Его, конечно, помнили, как ученого и практика, но отношение к его деятельности менялось, приобретая все больше отрицательных оттенков, особенно в тот период, когда стали возвращаться из ссылки бывшие его товарищи-декабристы.
Взлет и падение, несбывшиеся прогнозы о портфеле министра финансов, эмиграция — все это позволяет говорить о трагичности в профессиональной и научной деятельности Н. И. Тургенева. Почему такое произошло? Почему большую часть жизни он провел вопреки своему желанию в эмиграции? Возможно, прав А. А. Ялбулганов, такова
воля судьбы? А, возможно, всему виной власть? Но в это время министром российских финансов уже был Егор Францевич Канкрин (1774—1845), и начиналось время, названное известным отечественным финансистом Николаем Христиановичем Бунге (1823—1895) «золотым веком русских финансов» [2, с. 361]. Наступало время состоятельности на посту министра финансов для одного и крушения всех пророчеств для другого. Был еще момент (что будет отмечено далее), когда еще можно было продолжить карьерный рост, но не пожелал это сделать Н. И. Тургенев, и головокружительная научная и практическая карьера оборвалась.
Современники Н. И. Тургенева и исследователи его деятельности отмечали его либеральность, высокую нравственность, образованность, честность, порядочность и многие другие положительные его черты. Именно либерализм может стать для нас исходной точкой в поиске причин трагичности финансиста Н. И. Тургенева. Критик литературного обозрения «Вестник Европы» отмечал, что именно благодаря Н. И. Тургеневу в России создавалась атмосфера русского либерализма [3, с. 351].
Либеральность — это то, что в наибольшей степени отличало Н. И. Тургенева от его современников, это то, чему он был верен на протяжении всей своей жизни: говорить, писать и поступать свободно, согласно собственным убеждениям. Это было его жизненным принципом, его нравственной нормой.
Институция либерализма привита была братьям Тургеневым с детства их отцом Иваном Петровичем Тургеневым — масоном, и как его называли — главой московских «мартинистов» [14, с. 10]. В современном мире направления общественного движения, связанные с мартинизмом — это движение розенкрейцеров, различные организации (ордена), которые основываются на таких классических дисциплинах, как Каббала, Таро, астрология, алхимия, теургия, нумерология, дивинация и ритуальная магия.
Иван Петрович Тургенев служил для многих блестящим примером во всех отношениях, он позаботился о хорошем воспитании своих детей: внушил им истинную любовь к просвещению, к немецкой философии и немецкой поэзии; он, наконец, воспитал в них гуманные взгляды, развил в них то, что легло в основу их миросозерцания. Со слов исследователя деятельности Н. И. Тургенева, один из его современников «ядовито замечает в своих записках», что «искаженная вера, мартинизм, вольнолюбие восседали у колыбели сих братьев, баюкали их младенчество» [6, с. 217]. Воспринятое Н. И. Тургеневым в колыбели свободомыслие в юношестве развивалось чтением, конспектиро-
ванием и осмысливанием в дневниках вольнолюбивых сочинений Вольтера и запрещенной книги А. Н. Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» [6, с. 218—220], а затем продолжилось в Геттингенском университете.
Дух Геттингенского университета начала XIX в., со слов его знатока и современника той эпохи, — это дух космополитизма, «мирограж-данства». В Геттингенском университете «студенты знакомятся с различными нравами, мнениями, образом мыслей; идеи их расширяются... Ничего нет лучше сего соединения молодых людей разных земель и вероисповеданий для искоренения из них тех привычек и предрассудков, кои приносят они с собою из отечества или родительского дома» [10, с. 186]. В такой среде оказался и на несколько лет в ней остался свободомыслящий молодой Николай Тургенев, впитавший дух космополитизма.
Космополитизм, несомненно, повлиял на взгляды молодого человека, изменил его нравственные нормы и навредил такой нравственной институции, как любовь к Родине.
О своей любви к России неоднократно пишет сам Н. И. Тургенев, например, «Нельзя более любить своего отечества, как я люблю Россию» [4, с. 266]. Эту любовь подчеркивают его биографы. Но любовь к России у Н. И. Тургенева особенная, она изменяется с течением жизни. В начале он не хочет уезжать из России и учиться в Геттингенс-ком университете, как еще в 1807 г. ему советовал брат. «Брату Александру Ивановичу, — пишет Н. И. Тургенев в дневнике, — хочется непременно, чтобы я ехал в чужие края, и в особенности в Гет-тинген. Не знаю, что он находит в этом полезного. Если судить по себе, то не всем старцам в игуменах быть» [6, с. 223]. Но все-таки Николай Тургенев соглашается с братом и едет. Справедливо отметил во вступительной статье к его работе «Опыт теории налогов» А. А. Ялбулганов: «Оставаясь за границей, Н. И. Тургенев не перестает думать о братьях. Мысль о вечной разлуке с Родиной и с родными угнетает его» [17, с. 112]. Но это лишь в начале учебы. Затем происходят изменения. Он не хочет возвращаться. В 1811 г., когда учеба в университете приближается к завершению, «мысль о том, что ему придется скоро оставить Геттинген приводила его в отчаяние». Н. И. Тургенев недоумевает, почему эту спокойную и беззаботную, счастливейшую жизнь «я должен променять на пустую, исполненную неприятностей, трудную петербургскую жизнь» [6, с. 236, 237]. И он уговаривает брата разрешить ему, прежде чем вернуться в Россию, совершить путешествие по Европе.
После Геттингена Н. И. Тургенев отправился в Дрезден, затем посетил Франкфурт и Лотарингию и, наконец, добрался до Парижа, где ему довелось увидеть Наполеона на высоте его могущества и славы. Там вместе с праздной толпой французов он ликовал и кричал: «Да здравствует император!». Спустя несколько лет Н. И. Тургенев в книге «Россия и русские» написал об этом случае что «впоследствии я долго упрекал себя за это невинное увлечение; ныне я уже не жалею о нем» [19, с. 19]. Не станем останавливаться здесь на том, чтобы поразмыслить, почему Николай Иванович приветствовал Наполеона, почему затем стыдился, почему он перестал об этом сожалеть. Но то, что в этой динамике чувств и поступков Н. И. Тургенева прослеживается определенная тенденция смены его отношения к России, можно говорить уверенно.
Вернувшись после Геттингена и путешествия в
1812 г. в Россию, Н. И. Тургенев приступил к работе в департаменте Министерства финансов. Впечатления об этой службе он заносил в свой дневник. Исследователь этого периода жизни Н. И. Тургенева считает, что дневник за 1812—1813 гг. содержит множество жалоб, и приводит некоторые из них: «Каждый день хожу в департамент, но тамошняя работа мне уже наскучила...», «от работы отпала охота». У Н. И. Тургенева появляется желание «совершенно оставить Россию». Он мечтает об Англии [4, с. 253, 254].
Скучно Н. И. Тургеневу находиться в непосредственной связи с министром финансов, российскими и иностранными специалистами и учеными в период осуществления реформ государственных финансов. Ему, принадлежащему к дворянскому роду, для которого «государственная служба, составляя... обязанность дворянина» [19, с. 185], предоставляет налоговые льготы, скучно исполнять эту службу. Скучно в тот период, когда идет Отечественная война и сжигается Москва. Ему скучно, и он мечтает об Англии. И он уезжает за границу. В
1813 г. Н. И. Тургенев отправляется работать в коалиционное правительство под начало Г. Штейна. Но на пути к месту назначения он на несколько дней задерживается у нового губернатора Саксонии, который, нуждаясь в русском секретаре, предлагает Н. И. Тургеневу остаться у него работать.
О том, как работалось Н. И. Тургеневу со Г. Штейном, ученые мало пишут, а вот об их общении, о том, что прусский реформатор стал для него учителем и наставником, сказано много. Они много времени проводят за обсуждением необходимых для России политических и социальных реформ. Николай Иванович записывает часто в дневнике
слова о своей любви к России и ее народу. Но близится к концу его зарубежная командировка, и в дневнике редеют оптимистические записи, а на их место встают строки тоски, грусти, отчаяния. И хотя Г. Штейн, брат Александр и друзья позаботились о хорошем назначении в России, Николай Иванович в 1816 г., возвращаясь на родину, пишет: «Чем более приближаюсь к ней, тем ужаснее представляется мне ее положение» [5, с. 275]. Как это душевное состояние Н. И. Тургенева похоже на то, в котором он находился, возвращаясь из Геттингенского университета. С одной стороны, общепринято считать Н. И. Тургенева любящим свою родину, и он сам так считал. С другой стороны, приведенные факты не позволяют с этим согласиться. Разъяснить эту ситуацию можно с институциональных позиций.
Под нравственными институциями понимается форма закрепления общественных отношений, которая регулирует и регламентирует действия человека в обществе и проявляется в нравственных нормах, имеющих идейное обоснование в виде идеалов добра и зла, должного, справедливого и т. д. Институции в формах законов, норм, правил и пр. устойчиво проявляются в общественных отношениях. Нравственность, основанная на религиозных, в том числе на православных нормах, также устойчиво проявляется в социальных отношениях. Но Н. И. Тургенев был либералом, вольтерианцем, и его нравственность могла меняться, так же, как изменчива идеология секуляризированного общества. Любовь к России он испытывал, и, возможно, сильно, как нравственная институция, она служила фактором в его личной жизни, научной и практической деятельности. Но нравственность его менялась, менялась любовь к России. Вначале он любит ее как место своего рождения, без условий, такую, как она есть. Космополитизм остужает эту любовь, но возбуждает любовь к Западу, он становится западником. Но уже не космополитом, иначе не было бы для него значения, где ему находиться, жить и работать. Западничество Н. И. Тургенева выразилось в преображенной любви к России. Он любит Россию сильную, во славе геройских подвигов, в подражании Западу, но не в ее самобытности, не своеобразную, идущую своим путем, самостоятельную в своем развитии. Вот когда Н. И. Тургенев видит соответствие развития России западному духу, то тогда он ее любит, а в противном случае — он испытывает за свое отечество обиду, стыд. Поэтому так сильно проявилось желание Николая Ивановича перестроить, реформировать Россию на западный манер, уничтожая национальные традиции, патриотизм, который, по его мнению,
отличает «народы малоцивилизованные, менее всего способствовавшие движению человечества вперед» [19, с. 177].
Высказанная точка зрения имела место и среди современников Н. И. Тургенева, среди его знакомых и была известна ему самому. На допросе декабристы Александр и Никита Муравьевы сделали несколько признаний относительно тайных обществ, о побуждениях членов тайного общества, в том числе и Н. И. Тургенева. Одной из причин «была ложно понимаемая любовь к отечеству, служившая для них самих покровом беспокойного честолюбия» [8, с. 271].
Обвинение, выдвинутое декабристами Муравьевыми против Н. И. Тургенева в его честолюбии, заменившем или принявшем образ любви к родине, несомненно, не тот результат, который ожидал получить отец, Иван Петрович Тургенев, прививая сыну вольнодумство.
Отец и сын Тургеневы были масонами. Отец был христианином и в духе христианства написал и неоднократно издавал небольшую книжечку под названием «Кто может быть добрым гражданином и подданным верным» [14, с. 8]. Сын стал западником, и написал книгу «Россия и русские», в которой, как кажется, много нелицеприятного сказано и о России, и о русских, заключенного в форму боли о нашей стране и нашем народе, необходимости проведения реформ в политике, экономике, финансах. Отец переводил иностранные книги на русский язык для русских, сын написал о России и русских на французском языке. Отец «избегал возможности иностранных слов и терминов, стараясь переводить их по-русски: например,. вместо «эгоизм» стоит у него ячество, самственность, собственнолюбие, собственночестие и т. д.» [14, с. 8]. А сын был обвинен своими товарищами по тайному обществу в тщеславии и эгоизме. Отец воспитывал свободолюбие, а воспитал себялюбие. Свободомыслие у отца и сына Тургеневых одно, а основа — разная. Отец видел идеал общественного устройства и жизни в христианстве, а сын — в подражании западному миру.
Ничего плохого в свободомыслии, в том, чтобы мыслить свободно, нет. Мысль не знает предела, не знает границ. На этом зиждется любознательность, дерзновенность, научная смелость, поиск истины, творчество. Но мыслить свободно, отвергая мнения других, не вслушиваясь в их аргументы и доводы, — это уже опасно. Это уже становится волюнтаризмом, который понимается в политике и общественной жизни как субъективистские произвольные решения, игнорирующие объективно существующие условия и закономерности.
Гений русской поэзии Александр Сергеевич Пушкин, современник Н. И. Тургенева и, так же, как он, не обласканный властью, в записке императору Николаю I писал: «Мы видим, что Н. Тургенев, воспитывавшийся в Геттингенском университете, несмотря на свои заблуждения и свой политический фанатизм, отличался посреди своих сообщников нравственностью и умеренностью правил, следствием просвещения истинного и положительных познаний» [7, с. 212]. А. С. Пушкин умел выбирать слова, называя такое свободомыслие Н. И. Тургенева заблуждением и политическим фанатизмом. Важно понять, как это слово трактовали и понимали в XIX в. В словаре Брокгауза — Ефрона слово «фанатизм» истолковывается следующим образом: «исступленный, изуверный, сумасбродный, яростный, иногда вдохновенный. Наиболее ярким примером политических фанатиков могут служить якобинцы времен французской революции, которые были скорее политической сектой, нежели политической партией, по упорному признанию истинности лишь своих мнений, по неуважению к чужим убеждениям, как заведомо ложным и преступным».
Все сказанное служит объяснением того, что крушение финансовой карьеры, вынужденная эмиграция Н. И. Тургенева — это не воля судьбы, он сам так устроил свою жизнь. Представляется, что истинная любовь к России, патриотизм — наиболее значимые качества государственного чиновника, министра финансов. Именно эти качества были присущи рожденному в Германии, принявшему новое имя, православную веру, полюбившему Россию Егору Францевичу Канкрину, находившемуся во главе российских финансов почти четверть века. Не только признательность государственных деятелей и ученых получил Е. Ф. Канкрин в ответ за свою любовь к России. Известный русский экономист Михаил Иванович Туган-Барановский (1865—1919) считал Е. Ф. Канкрина «самым характерным представителем реакционно-националистического направления в нашей экономической науке. Канкрин отдает предпочтение русскому хозяйственному строю перед западноевропейским» [15, с. 852].
Е. Ф. Канкрин и Н. И. Тургенев были знакомы. Николай Иванович в книге «Россия и русские» неоднократно и с уважением упоминает Е. Ф. Кан-крина. В свою очередь и Е. Ф. Канкрин отзывался о Николае Ивановиче как о профессионале. Эта связь состоявшегося и несостоявшегося министров финансов могла бы изменить жизнь, уберечь Н. И. Тургенева от долгих лет вне России, отлучения его от государственной службы и финансовой деятельности.
Как известно, уехать в 1824 г. за границу Н. И. Тургеневу пришлось по причине изнурившей его работы в департаменте Государственного совета и расшатавшегося здоровья [19, с. 79]. Кстати сказать, по причине ослабленного здоровья ушел в отставку и Е. Ф. Канкрин, но это было в 1844 г., когда ему было около 70 лет. Со слов Николая Ивановича, отдохнув и «прекрасно восстановив силы в Карлс-баде», он «отправился на зиму в Италию», а летом 1825 г. вернувшись в Германию, «нашел письмо нового министра финансов, генерала Канкрина. В полученном мною письме, — вспоминает Н. И. Тургенев, — министр. предлагал вернуться в Министерство финансов и взять на себя управление департаментом мануфактур». Кроме этого Е. Ф. Канкрин передавал Н. И. Тургеневу приглашение от императора занять прежнее место в Государственном совете, где присутствие его «император считал необходимым» [19, с. 84]. Николай Иванович отказался от этого предложения, сославшись на плохое здоровье, но на самом деле он не захотел заниматься, как он считал, искусственным развитием промышленности, которое «могло скорее остановить естественный и разумный рост народного богатства» [19, с. 84].
Представляется, что Н. И. Тургенев не был совсем искренен, отказываясь по состоянию здоровья вернуться в Россию. Но он также не последователен в своем взгляде на промышленность. Прежде он наоборот связывал рост экономики с ростом промышленности. Об этом свидетельствуют, по крайней мере, два обстоятельства. Во-первых, записка статского советника Николая Тургенева, написанная в конце декабря 1819 г. по поручению санкт-петербургского генерал-губернатора Михаила Андреевича Милорадовича, представленная Александру I. В ней, в частности, Н. И. Тургенев написал: «Разлившийся свет наук политических убедил Европу, что богатства народные рождаются. свободы промышленности и торговли» [18, с. 52].
Вторым доказательством приверженности Н. И. Тургенева к идее развития промышленности в России служат его оправдательные слова в деятельности тайного общества. Одной из задач, со слов Николая Ивановича, ставилось «заниматься предметами, относящимися к политической экономии; стараться изыскивать, определять непреложные правила общественного богатства, способствовать распространению всякого рода промышленности, утверждать общий кредит и противиться монополиям» [8, с. 274]. Удивляет, почему это нужно было делать в тайне, если покровительство промышленности осуществлялось в российском правительстве легально?
Трудно найти ответ на этот вопрос, так же, как и понять в целом эту ситуацию. Для полной ясности приведем слова М. И. Туган-Барановского, критиковавшего деятельность Е. Ф. Канкрина за то, что «к капитализму, машинному производству, крупной промышленности, железным дорогам он относится с решительной враждебностью» [15, с. 852]. Становится совершенно непонятной возникшая ситуация: Е. Ф. Канкрин, критикуемый за враждебность к развитию промышленности, предлагает заняться этим Н. И. Тургеневу, который прежде убеждал императора в важности развития промышленности как фактора роста национального богатства и ставил развитие промышленности (почему-то) задачей в тайном обществе, но Н. И. Тургенев предложение Е. Ф. Канкрина отвергает.
Как бы то ни было, но многие считают, что отказ вернуться в Россию спас Н. И. Тургеневу жизнь в связи с восстанием декабристов и осуждением его как преступника. Но говорить об этом сложно, поскольку в вину ему ставилось не только участие в тайном обществе, но и отказ приехать в Россию для дачи показаний.
Н. И. Тургенев стал эмигрантом. Но он сам, находясь в России, мечтал уехать за границу. Не стал министром финансов, работа в министерстве была для него скучна. Не участвовал в реформировании российских финансов, но он сам отказался от предложения Е. Ф. Канкрина.
Мечта уехать за границу, неудовлетворенность работой на государственной службе, отказ принять участие в реформировании российских финансов под руководством Е. Ф. Канкрина — эта череда последовательных действий привела Н. И. Тургенева к логически трагическому исходу: вынужденной эмиграции и несостоявшейся, как предполагали его современники, блестящей финансовой карьере.
Уже было высказано мнение о том, что наиболее значимыми качествами для государственного чиновника, министра финансов являются истинная любовь к России, патриотизм. Но не только эти качества, которые отвергал Н. И. Тургенев, стали причиной его трагедии, не только они служат критерием для определения профессиональной пригодности государственного чиновника.
Не будем говорить о навыках работы, об уровне образования и профессиональных знаниях. Речь идет о более необходимом для государственного чиновника качестве — о нравственных нормах и принципах, являющихся формами нравственных институций. Выскажем мнение, что ошибки государственного чиновника от недостатка знаний
менее опасны, чем ошибки от недостатка нравственности.
Никто не спорит, что нравственность закладывается с детства. С детства Н. И. Тургенев воспитывался в вольнодумстве. Он читал и конспектировал Вольтера, но в его дневниках находятся записи, которые раскрывают направление вольнодумства. Это — сила власти и денег. В записях Н. И. Тургенева за 1807 г. находим слова, звучащие из уст Анахарзиса (Анахарсиса), обращенные к Солону (ок. 559 г. до н. э.): «Ваши законы суть паутины, в которых погибают слабые; сильные их раздирают» [6, с. 220]. Как похож образ паутины с образом канвы, которая представлена в институциях Ю.А. Гагемейстера [1]. Институциональная канва состоит из норм, законов, правил поведения и других институциональных форм, сцепляющих и закрепляющих общественные отношения. Образы паутины и канвы похожи — сетка. Но паутины служат кроме прочего ловчими сетями. Паутина Салона не выпускает от себя, сдерживает, она насильственно действует со стороны власти и для всех одинаково. Законы государства, государственные институции — это сила, это фактор развития. Но Н. И. Тургеневу эти институции мешают, сильные им не подчиняются, их разрывают, а слабые в них погибают. Это мнение свободолюбивого, а точнее, вольнолюбивого молодого Николая Тургенева. Но может ли так думать Н. И. Тургенев — государственный чиновник, который среди прочих дел занимается составлением законов. Сочинять законы и им не подчиняться — это то, что можно назвать двойным стандартом, это двойной моральный стандарт. Он занимался этим явно в Государственном совете, в Министерстве финансов, а тайно он с ними боролся с помощью сочиненных им в тайном обществе иных законов.
С точки зрения институциональной теории двойной стандарт может пониматься как двойные нормы, нормы для одних и для других. Эти нормы не всегда имеют между собой точки соприкосновения, как, например, нормы светские и религиозные, общественные и личные, правила поведения для сильных и для слабых людей, нравственные институции субъектов денег и власти. Поэтому так важно, когда вырастание институций происходит из обычаев, этнических институций и достигает законов верховной власти, государственных институций.
У Н. И. Тургенева законы сильного не совпадали с законами власти, а законспектированные в его дневнике слова древнегреческого Анахарсиса указывают на усвоенную им еще в юности истину: сильный человек может находиться и вне власти, над властью. Сила, как понимал ее Н. И. Тургенев, как понимают и
сегодня многие, в деньгах, — это сила богатого. Власть денег заменила государственную власть. Как государственный человек Н. И. Тургенев был причастен к созданию государственных законов, а как богатый человек он противостоял тому, к созданию чего был причастен. А семья Николая Ивановича была очень богата. Его имя упоминается среди таких фамилий «земельных магнатов», как Шереметьевы, Орловы, Петемкины, Воронцовы [12, с. 58]. А когда в 1837 г., чтобы устроить материальное положение брата Николая и его семьи, Александр Тургенев продал родовое имение, то получил за него весьма значительную сумму, примерно 412 000 руб. ассигнациями. «В объяснение (но не в оправдание) этого факта следует, впрочем, упомянуть, что по смерти Александра Тургенева брат его, как государственный преступник, не мог бы унаследовать имения и остался бы с семьей без всяких средств» [13, с. 110]. Чтобы иметь представление о размере стоимости имения, укажем, что годовой оклад статского советника, а именно эту должность занимал Н. И. Тургенев в Государственном совете, равнялся 562 руб. 50 коп.
Молодой Николай Тургенев понял силу закона, закона сильных, а, главное, закона для сильных. Но это законы светские. Законы же христианские — это законы сильных, но для слабых. Законы христианские основаны на заповедях Христа, и на одной из главных — возлюби!
Возможно, кто-то не согласится с тем, что нравственные институции Н. И. Тургенева — это законы сильного для сильных, а не для слабых. Основания для этого есть, и это, прежде всего, амплуа его роли освободителя крестьян от крепостной зависимости. В 1820 г. он пишет: «Единая мысль одушевляет меня, единую цель предполагаю себе в жизни, одна надежда еще не умерла в моем сердце: освобождение крестьян. предмет моих мыслей, моих желаний не переменился: всегда гнусное рабство будет предметом моей ненависти, освобождение — целью моей жизни» [11, стб. 1206—1207].
Но одно дело — мысли, а другое — действия. Н. И. Тургенев, работая в Государственном совете, разрабатывает по заданию правительства различные варианты освобождения крестьян. Но все эти варианты замышляются с привлечением государственных средств, например, государственных облигаций, иностранных займов и т. д., для того, чтобы компенсировать потери помещикам. Н. И. Тургенев был сторонником безземельного освобождения крестьян. Эти проекты предусматривали большие финансовые средства для обеспечения крестьян землей, и поэтому эти проекты правительством не принимались. Иные проекты, например проект
обобществления земли и отдачи ее крестьянам Павла Ивановича Пестеля (1793—1826), Н. И. Тургенев считал социалистическими утопиями.
Наконец Н. И. Тургенев придумал «безденежный» вариант: помещики отдают крестьян с землей, предлагается «богатым дворянам приобретать права пэров освобождением своих крестьян. Какую прекрасную славу русские вельможи сим заслужить могут. Через то богатые люди соединятся с правительством для достижения великой цели общего освобождения» [5, с. 266]. Создать институт пожизненного пэрства Н. И. Тургенев предлагал вместо введения палаты депутатов и тем самым отстранял народ от управления страной. Такое предложение настойчиво, на протяжении нескольких лет, вносимое Н. И. Тургеневым, сегодня назвали бы лоббированием интересов богатых слоев населения на разных уровнях и в разных общественных организациях. Это предложение заставляло его сослуживцев, исследователей, товарищей недоумевать. Для того чтобы понять, ощутить это недоумение, попытаемся на основании предложения Николая Ивановича сконструировать политическое преобразование в современной России. Оно бы выглядело следующим образом: деприватизация, например, сырьевого сектора экономики, а вместо этого его собственникам предоставлялось бы пожизненное депутатство с наследуемым правом. Такая конструкция политического устройства позволяет оценить замысел Н. И. Тургенева, связанного с освобождением крестьян от крепостного права, и задуматься над вопросом: лоббирование чьих интересов осуществлял Николай Иванович? Не оставляет сомнения то, что испытывая всю жизнь боль о российском крепостном, он, при случае, прежде всего думал о своем благе, в том числе и тогда, когда он вместе с братом продавал свое имение. Об этом знаток крестьянского вопроса той эпохи и жизни и деятельности Н. И. Тургенева Владимир Иванович Семевский с укором написал: «это была все-таки продажа крестьян, против которой в эпоху Александра I оба брата всегда возмущались» [13, с. 110].
Можно и далее и, несомненно, лучше раскрыть трагедию действительно умного, доброго, честного Николая Ивановича Тургенева. Но нашу задачу можно считать решенной, потому что можно сформулировать вывод, и, думается, что он не будет ошибочным. Не оспаривая того, что Н. И. Тургенев любил русский народ и Россию, напрашивается вывод, что себя он любил больше, и в этом видится основная причина его несостоятельности в профессиональной деятельности. Выскажем убеждение, что нравственные институции любви к своей стране
и к своему народу должны быть главным критерием при назначении чиновника на государственную службу и это должно значить больше, чем его профессиональные знания и навыки в работе.
Список литературы
1. Аникеева А. А. Нравственные институции финансов в сочинениях Ю.А. Гагемейстера // Финансы и кредит. 2009. № 33. С. 71-75.
2. Бунге Н. Мысли графа Канкрина о бумажных деньгах // Русский вестник. 1864. № 11.
3. Россия и русские. Николая Тургенева.: литературное обозрение // Вестник Европы. 1907. № 3.
4. Вишницер М. Барон Штейн и Николай Иванович Тургенев // Минувшие годы. 1908. № 7.
5. Вишницер М. Барон Штейн и Николай Иванович Тургенев // Минувшие годы. 1908. № 10.
6. Вишницер М. Геттингенские годы Николая Ивановича Тургенева // Минувшие годы. 1908. № 5-6.
7. Девятнадцатый век: исторический сборник издаваемый Петром Бартеневым. Кн. 2. М.: Тип. Грачева и К. 1872. 296 с.
8. Николай Иванович Тургенев в своем оправдании // Русская старина. 1901. Т. 107. № 8.
9. Николай Иванович Тургенев в своем оправдании // Русская старина. 1901. Т. 107. № 9. С. 623-641.
10. О Геттингенском университете: периодическое сочинение об успехах народного просвещения. 1803. № 1-4.
11. Письмо Н. И. Тургенева к князю П. Я. Чаадаеву // Русский архив. 1872. № 6.
12. Семевский В. И. Крепостные крепостных крестьян в России в XIX веке // Русская мысль. 1902. № 7.
13. Семевский В. Тургенев Николай Иванович // Энциклопедический словарь. Т. XXXIV (67) / Под ред. К. К. Арсеньева и Ф. Ф. Петрушевского. СПб.: Изд. Брокгауз - Ефрон. 1902.
14. Тарасов Е. И. Московское Общество розенкрейцеров (Второстепенные деятели масонов. Масонство в его прошлом и настоящем) / Под ред. С. П. Мельгунова и Н. П. Сидорова. Т. 2. СПб.: Изд. «ЗАДРУГИ» и К. Ф. Некрасов. 1915.
15. Туган-Барановский М. Экономическая наука. Россия // Энциклопедический словарь. Т. XXVIII (55) / Под ред. К. К. Арсеньева и Ф. Ф. Петрушевского. СПб.: Изд. Брокгауз - Ефрон. 1899.
16. Тургенев И. С. Николай Иванович Тургенев. Некролог // Вестник Европы. 1871. № 12.
17. Тургенев Н. И. Опыт теории налогов. У истоков финансового права / Под ред. А. Н. Козырина; сост.
A. А. Ялбулганов. М.: Статут. 1998.
18. Тургенев Н. Нечто о состоянии крепостных крестьян в России. Декабристы / Сост. Ю. Г. Оксман. Госиздат, 1926.
19. Тургенев Н. Россия и русские / Пер. с фр. и статья.
B. Житомирской. М.: ОГИ. 2001. 744 с.
