CC BY
150
Публикуем размышления о стилистике Виталия Григорьевича Костомарова— одного из ведущих специалистов, более полувека работающего в этой области.
Виталий Григорьевич Костомаров Doi; 10.24411/1811-1629-2019-11021
Доктор филологических наук, профессор, академик РАО, Президент Гос. ИРЯ им. А. С. Пушкина ► VGKostomarov@pushkin.institute
НОВЫЙ ВЗГЛЯД НА СТИЛИСТИКУ
VITALY G. KOSTOMAROV THE NEW APPROACH TO STYLISTICS
Не один я думаю, что возродившаяся после памятного почти годичного «обсуждения вопросов стилистики» в журнале «Вопросы языкознания» (1955. № 2-6; 1956. № 1) эта лингвистическая дисциплина в настоящее время требует серьезного обновления.
В русле складывавшейся тогда функциональной теории появлялись течения разных весовых категорий убедительности: учение о стилях языка и стилях речи, о подъязыках или (с уклоном Ю. М. Скребнева на зарубежные работы) субъязыках, о всеохватывающих (по широте взглядов ее основателя М. М. Бахтина) речевых жанрах, о текстах и их группировках, о «языковой матрице культуры» и «пластике общения» и прочие. Поиск объектов, заданный дискуссией, рядополо-жившей несовместимые понятия, как бы ни понимать их: стили и язык («функциональные» и «художественной литературы»), да еще с речью (разговорной), к которым добавлялись по мере технического прогресса «радиоречь» и «киноязык», «дисплейные тексты телевидения», массо-вокоммуникативные сети и социальные службы, личностностный скайп сферы Интернета. Их изучение превратилось за полстолетия с небольшим в интереснейшие, но бесплодные споры о терминах, не складывавшихся в логичную и простую терминосистему, без которой наука — не наука.
Сочтя разные употребления языка — массовые и неповторимо личностные, в науке, в поэзии, в звучащей, печатной, дисплейной, диалогичной, стихотворной, песенной формах реализации — главным предметом стилистики как науки о языке в действии, увидим ее задачу в их изучении, систематизации, оценке эффективности. Естественно, для обозначения разных употреблений нужны их отдельные терминологические обозначения — можно остановиться на формуле «язык как орудие такой-то сферы» или упрощенно «язык как научный, как художественный, как государственный, мировой». Научная стилистика призвана в первую очередь описать типовые способы употребления языка: звуковой, письменный, дисплейный текст.
Поскольку контент общения, цель, учет его условий задается внеязыковыми потребностями и интересами, поскольку это вынуждает язык как-то реагировать, как-то материально обеспечивать возникающие различия требуемых видов употребления, остро встает задача изучения и описания того, как разрешается эта ситуация. Для этого терминами стилистики признаются два однокоренных прилагательных стилистический и стилевой. Разрешение их взаимодействия технически решается обращением к КСВ (конструктивно-стилевым векторам) и КЦИ (стилистиче-
ским контентно-целевым императивам). Эти два измерителя служат инструментами описанию любого конкретного употребления, хотя большинство частных индивидуальных употреблений языком игнорируется, для них вразумительного КЦИ не существует.
Многозначно-неопределенное слово стиль оказывается для предлагаемой терминосистемы избыточным. Его можно оставить как измерителя воспринимающими слушателями, читателями, кино-телезрителями качества отдельного конкретного случая любого употребления в диапазоне субъективно-вкусовых, а то и доказательно-объективных оценок: прекрасный, удачный, неумелый, корявый.
Сложнее обстоит дело со словами речь, речевой, от которых хочется уберечь терминоси-стему стилистики. Уверовав в гумбольдтианское представление языка как нерасторжимого единства энергии и вещи в себе, лингвистика пытается объяснить речь, то есть тот же язык в действии и развитии, как нечто, отличное от языка как «вещи в себе». Известны попытки породить «ре-чеведение», отличное от лингвистики и от стилистики, изучать некую «речевую прибавку» к языковой базе употребления (при реализации текста эта прибавка, видимо, сводится к тону голоса и жестам?).
В русском языке, как и в других славян -ских, слово речь, строго говоря, никогда ни в каком значении не было ни синонимом слова язык, ни названием какого-то его аспекта или части как единого явления. У нас слово речь синони-мизировалось и сейчас синонимизируется с устным выступлением: сказать свое слово, произнести речь на русском языке. Поляки до сих пор затрудняются перевести la parole (как и language) в терминосистеме Ф. де Соссюра. Во времена дискуссии по вопросам стилистики известный лингвист и знаток античных языков и лингвистических теорий Б. В. Горнунг громко возражал против «речевых стилей» и «соссюрианства» в целом. Безразлично, а то и скептично относится к Соссюру и В. В. Виноградов. Историю значения слова речь, синонимизировавшегося со словом слово (устное, звуковое), прекрасно изложил
профессор В. И. Аннушкин в своем курсе лекций «Основы русской филологии» (М., 2014. Лекция 3 «Эволюция терминов язык — речь — слово в русской филологической традиции ХУШ-Х1Х веков»). Умные люди в драку не рвались и рассуждали просто: не нравятся языковые стили, назовем их речевыми, сославшись для убедительного успокоения публики на историческое движение языка, не нравится слово стиль — назовем его речевым жанром.
Пермская научная школа М. Н. Кожиной, великой труженицы, автора влиятельных работ по стилистике, несмотря на недуг, приковавший ее к постели, отличалась еще до корпусной лингвистики именно обилием фактического материала; это качество ясно отличает нынешние работы В. А. Салимовского. Сама Маргарита Николаевна на этой основе пыталась, в частности, размежевать языковое и речевое начала в стилистике (см. мой обзор ее работ: Вопросы языкознания. 1970. № 3. С. 124-130), но закончила эти попытки совсем не по-соссюровски тем, что стала писать о рече-языковых основах, о языке-речи и рече-языке. При последнем свидании она мне сказала: «Вы, может быть, правы, язык сам каким-то чудом различает приемы, способы, виды, стили своего употребления». Не знала она нынешних работ о «речевых жанрах», а то бы к списку добавила и жанры.
Полагая основой терминологической системы стилистики употребление; стилевой и КСВ, стилистический и КЦИ, отказываясь от терминов речь, речевой, сочтем существенными, хотя, строго говоря, не принадлежащими только ей следующие.
Текст, понимаемый как результат любого акта общения, независимо от формы реализации (звуковая, письменно-печатная, новейшая дисплейная; моно- или диалогическая, песенная, стихотворная...) и от факта забвения или хранения — просто в памяти людей или в какой-то фиксации. В качестве объекта изучения для лингвиста удобнее всего привычное его опредмечивание в виде письменно-печатного документа. Именно под ним мы можем судить о разных употреблениях языка или его применении, использовании,
[В. Г. Костомаров]
функционировании. Один текст — это пример частного употребления языка, набор сходных текстов — это набор конкретных употреблений, группировки наборов несходных текстов — это разные крупные социально принятые и языком запечатленные функциональные употребления единого языка. Употребление/употребления имеют минимум двойной смысл, что все же меньше обескураживает, чем введение понятия стиль или разделение языка на язык и речь.
Книжная и некнижная разновидности языка. Сегодня просто нелогично, наивно и несостоятельно противопоставлять терминам книжный / книжность обозначения разговорный / разговорность уже потому, что их денотаты утрачивают устность, летучесть звуковой реализации как обязательное свое качество и потенциально существуют в опредмеченных «записях»-фик-сациях звуковых текстов на кассетах, дисках, флешках и обслуживают самую различную тематику, в том числе и очень серьезную и важную. Отразить истинное положение дел, то есть различие двух материально не совсем одинаковых, хотя очевидно тесно родственных книжной и некнижной разновидностей языка, понимая, что тексты каждой могут в принципе реализоваться в любой форме, можно только лишь оставив и ан-тонимично сопоставив термины некнижный / некнижность и теряющие исключительную свою всесильность и вездесущность книжный, книжность. Эпитеты разговорный, просторечный, низкий, как и высокий, торжественный, возвышенный, тоже могут оценочно характеризовать как книжный, так и некнижный тексты или, по крайней мере, отдельные в них средства выражения. В самом деле, необходимо развести понятия: говорить о двух (книжной и некнижной) разновидностях языка и о функциональных употреблениях языка, просто о различных его употреблениях. Последние жестко ни к одной разновидности в целом единого русского языка не привязаны, а суть их различий — и есть предмет наших забот. Впрочем, сразу замечу, что все употребления по моей гипотезе как-то задаются языком в ответ на меняющиеся потребности коммуникативной жизни человеческого общества, для чего и суще-
ствует в языке внутренний аппарат зависимости и взаимодействия двух ликов. Ведь очевидна несовместимость таких понятий, как разговорный стиль и стиль Пушкина.
Синхрония. Филология, философия, логика, история, социология вместо вразумительного определения синхронного состояния, синхронии языка лишь указывают на его антоним «диахрония» — исторические смены синхроний (dia- 'сквозь, через'). Привлекло звучно загадочное, но малопонятное «время, пока язык идентичен сам себе». Немало сумняшеся, я истолковал это как призыв принять язык некого дискретного отрезка истории постоянно меняющегося языка за неподвижный или незаметно, слегка, частично меняющийся. Иными словами: забыть про диахроническую континуальность ради удобства одновременно живущих людей, ради облегчения их взаимопонимаемости, которую история вне пределов их жизни может лишь затруднять. Соответственно я назвал свою книгу о понятии правильности «Язык текущего момента» (СПб., 2014). Синхрония представлена в ней как виртуальный период, в котором диахрония скрыта или дает себя знать вариативностью, раздражающими «ошибками», другими свидетельствами идущего где-то там процесса. Чтобы его почувствовать, надо положить перед собой Петровские «Ведомости» и, скажем, вчерашний номер «Комсомольской правды». А лучше не класть, а поверить моим подсчетам: синхрония — это границы реального контактного звукового общения конкретных лиц. Дети и внуки говорят с родителями и дедами, бабушками, даже если старшие чего-то и не понимают, а вот для правнуков с прадедами возникают проблемы. При нынешней смертности у нас это плюс-минус 70 лет.
Образованный язык. Человечнее было бы этот идеальный общий язык не называть (нормативно) литературным, а возродить старое название единого признанного рукотворно-правильным языка образованным — по двум значениям глагола образовать: 1) создать, учредить и 2) придать человеку образ Божий, просветить. Это бы подчеркивало суть искомого объекта: 1) реально существующего в виде набора языко-
^^^ [культура речи]
вых особенностей, ощутимых в нашем сознании разноупотреблений — «искусственный, рукотворно сотворенный язык этноса» и 2) »языка приличествующего элитарному населению страны». Он реально существует в таких признаках, как «нормы стиля» и иные принципы строения текстов, наличие терминосистем, которые достаточно четко ощущаются часто подсознательно, особенно четко при их нарушении. В иных традициях этот язык именуется правильным, общепринятым, в англоязычной — standard, что близко нашему нормативному, но без указания его зависимости от художественной литературы.
Важно заметить, что звуковая разновидность языка по сути своей не может быть «необразованной», хотя она, безоговорочно не подчиняясь книжной правильности, сохраняет свои черты и полную взаимопонимаемость в общении даже в своей стихийно-разговорной части. В. В. Виноградов показательно озаглавил две свои книги «Язык Пушкина» (М., 1935) и «Стиль Пушкина» (М., 1941): в первой изучается, как поэт рукотворил свой язык, в другой — дается оценка восприятия поэтики и художественности его текстов и их роли в истории русского языка и культуры.
[ представляем новые книги. рецензии]
ФЕДОТОВА Н. Л., ФЕОКЛИСТОВА В. М. ВОТ ЭТО ДА!
(Начало на с. 13. Продолжение на с. 96, 100)
к субстандартной разговорной речи повышением интереса к русскому языку в чешских школах.
В отличие составителей пособий, увлеченных субстандартом или недооценивающих экспрессивно-оценочный потенциал разговорной речи, Н. Л. Федотова и В. М. Феоклистова представляют иноязычному адресату способы выражения оценочных эмоций, приемлемые и активно используемые большинством носителей русского языка в соответствующих коммуникативных ситуациях. Аутентичным текстам (А. Шибаев — С. 17-18, А. Вампилов — с. 31-32, В. Драгунский — с. 43-44), отражающим реальную разговорную речь, не уступают составленные авторами текстовые материалы: полилоги ситуативного характера, тексты для чтения, построенные на языковой игре (с.14, 27, 40, 54), современная интерпретация известной басни (с. 10-12), стихотворный монолог женщины, оказавшейся в пикантной жизненной ситуации (с. 57-58). Авторов этих произведений (а именно так хочется квалифицировать текстовые материалы пособия) отличает тонкое чувство юмора, мастерское владение словом, отличное знание тенденций разговорной речи.
На всем протяжении работы с пособием иноязычный пользователь будет с интересом следить за событиями, происходящими с героями — иностранцами, приехавшими (уже не первый раз) в Россию на краткосрочные курсы русского языка. Журналист из Германии, медсестра из Испании, студентка из Финляндии, молодой американец, у которого неудачно складывается личная жизнь, — они встречаются на занятиях, сидят в кофе, выбирают подарки и сувениры, беседуют с тележурналистом, спешат на самолет. Все это представлено в диалогах, где коммуниканты демонстрируют высокий уровень владения конструкциями разговорного стиля, а авторы пособия умело выстраивают сюжетную линию и поддерживают интригу подзаголовками разделов типа «В аудиторию, где занимаются стажеры, входит Елена Сергеевна и какой-то незнакомый человек». Создает положительную мотивацию к освоению разговорного стиля и само название пособия — «Вот это да!».
Все 5 разделов пособия четко и единообразно структурированы. Работа с открывающим тему полилогом включает семантизацию использованной в нем экспрессивно-оценочной разговорной лексики и фразеологизированных конструкций, наблюдение за их функционированием в реальных условиях общения героев, активизацию этих элементов разговорного стиля в условно-коммуникативных упражнениях с заданными параметрами оперирования новым материалом,
и далее — в заданиях собственно коммуникативного типа, где студентам предлагается в ситуациях неформального общения выразить свое мнение по какому-л. поводу, оценить чье-л. высказывание. Этот блок раздела включает от 8 до 16 экспрессивных единиц (в том числе неоднословных). В тексте они графически выделяются, напр., в разделе 2 (с. 22-24): Просто глаза разбегаются. У нас пропал билет. При чем тут ботинки? Ничего себе! Ничего подобного! Подумаешь история! Ну, разумеется, у меня дома. Представь себе, да! Надо же! Да ты что! А как же! Еще бы! В том-то и дело, что она оказалась не замужем.Вот оно что!
Материалы, следующие за полилогом, расширяют у обучающихся запас экспрессивной лексики и фразеологии, обеспечивают совершенствование навыков использования этого материала в речи. Здесь студентам предлагается проанализировать образцы разговорной речи, умело подобранные таким образом, чтобы студенты смогли выявить и объяснить смысловые и экспрессивные оттенки высказываний, сравнить близкие по функции лексико-грамматические конструкции и установить их различия, проследить изменение смысла высказываний в зависимости от порядка слов и т. п.
На такой лингвистической базе основывается продуманная система активизации лексики и фразеологии в ситуациях неформального общения, представленных в упражнениях, выполняя которые студенты подбирают и включают в высказывания конструкции в соответствии с заданной интенцией; реагируют на предложенные реплики, выражая свои реальные эмоции; строят высказывания на основе предлагаемых ситуаций, в том числе представленных рисунками. В начале этой работы на помощь обучающимся приходят подсказки типа: «Обратите внимание на то, что реплика ДА ТЫ ЧТО! Выражает удивление, а реплика ВОТ ЭТО ДА! — не только удивление, но и восхищение» (с. 30). Отрадно, что авторы пособия напоминают студентам и об интонационном оформлении высказываний, в том числе указывают на смысло-различительную функцию интонации при использовании полифункциональных конструкций (с. 39).
На завершающем этапе с данным блоком раздела студенты свободно работают в парах и в группе, строя свои реплики в диалоге или полилоге в соответствии с заданием, предлагающим, например, подчеркнуть незначительность факта или нежелание сообщать о нем собеседнику (с. 42), отрицательно отреагировать на реплику собеседника, мотивируя свое возражение (с. 38), найти и предложить собеседнику
