CC BY
54
Взгляды на русскую критику XIX века К. Леонтьева и В. Розанова во многом непривычны для нас, воспитывавшихся в основном на критических статьях В. Г. Белинского и "великих шестидесятников". Конечно, нельзя принимать огульного отрицания ими "реальной" критики, которая очень хорошо чувствовала общественную функцию литературы, при этом не пропагандируя плохих вкусов, не навязывая в качестве образцов второразрядных произведений, что признавали и сами К. Леонтьев и В. Розанов.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Розанов В.В Три момента в развитии русской критики // Сочинения. М., 1990. С 157.
2 Там же. С. 160.
3 Там же. С. 158
4 Леонтьев К. Два графа: Алексей Вронский и Лев Толстой :3аписки отшельника // Избранное. М„ 1943. С. 192.
5 Там же С. 195-196. <• Там же. С. 198
7 Чехов А.П. По.ш. собр. соч.' В 30 т. М„ 1983. T.I. С. 17.
* Леонтьев К По поводу рассказов Марка Вовчка : Критические ciaibn // Собр. соч
М.,1912. Т.8 С 34. 9 Розанов В В О писагельове и писателях. М., 1994. С.338.
Розанов В.В. Избранные соч. М., 1992. С.58. 11 Там же. С 154. ¡2 Там же С. 170
13 Розанов В.В. О писательстве и писателях. М, 1994. С.335.
14 Там же С 328.
15 Леонтьев К. По поводу рассказов Марка Вовчка. Указ соч. С.28.
16 Там же С.69.
17 Леошьев К.H Критические статьи Указ. соч С 34.
А. С. Гришин
Новые здрувежные исследования по русской литературе Оерекряного векл
Одной из самых заметных и плодотворных тенденций нашего литературоведения последних 7-10 лет стало резкое расширение проблематики. имен за счет перепечатки критических и теоретических статей и книг русских модернистов конца XIX - начала XX века, русской религиозно-философской критики и публикации работ зарубежных русистов. Литературоведение стало более «пестрым», молодым и многоголосым, из него уходят в прошлое не только идеологические, но и литературоведческие штампы.
Литература Серебряного века долгие годы пристально изучалась как отечественными, так и зарубежными исследователям. Сложилось две системы приоритетов: в нашем литературоведении больше внимания уделялось потоку реалистической литературы (поздний Л. Толстой. Чехов, Короленко, Горький, Бунин, Куприн и другие), ибо считалось, что реализм внес наибольший вклад в развитие литературы. Нереалистические течения (символизм, акмеизм и футуризм), терминируемые как декадентские, рассматривались как второстепенные , а не равноправные с реализмом. Из модернистов лишь Брюсов, Блок и Маяковский удостаивались серьезного изучения как якобы «преодолевшие» декадентство. Такой «реализмоцентристский» подход к литературе Серебряного века уходит в прошлое.
В зарубежной же русистике в первую очередь изучалась модернистская литература . Традиция такого подхода и ее инерция сохранены в рассматриваемых книгах. Поэтому в книге X. Барана1 представлены статьи о творчестве В. Хлебникова, Ф. Сологуба, Блока, Ремизова, Ахматовой. а также о «праздничной» литературе модернистов, и нет ни одной статьи о реалистах этого времени. Та же картина наблюдается в книге Вл. Маркова2, где исследуется в первую очередь поэзия символистов, акмеистов и футуристов.
Одна из перспектив современного отечественного литературоведения. фиксируемая в работах русских и зарубежных исследователей, -использование разных научных методов, отказ от абсолютизации одного какого-то метода. В этих двух книгах использованы культурно-исторический, сравнительно-исторический, формальный и структуралистский методы. Ревнитель монистического взгляда на литературоведение резонно заметит, что плюрализм научных методов обернулся эклектикой. И это верно, ибо, наконец, убеждает - в литературоведении нет и не может быть, в силу специфики предмета, одного единого и универсальною метода. Поэтому абсолютизация любого существующего или только открываемого метода некорректна и ненаучна.
Публикация работ зарубежных русистов важна по следующим причинам: 1) получаем так необходимый в научном плане «взгляд со стороны», «чужими глазами»; 2) появляется реальная возможность сравнить уровень отечественного и зарубежного литературоведения; 3) русский читатель получает возможность без идеологических посредников и сторожей изучать мировую русистику.
Книга X. Барана "Поэтика русской литературы начала XX века" представляет статьи 1972-1993 гг. Поляк по происхождению, он вместе с родителями эмигрировал в США в 1947 г. В 60-е гг. учился в Массачусетсом технологическом институте, где слушал лекции Р.Якобсона, затем и его жены К. Поморской, известной исследовательницы русской литературы. Учителем Барана был и К. Тарановский, исследователь метрики русского стиха ХУШ - XX вв. и поэтики русской литературы двадцатого века. Х.Баран испытал влияние тартусско-московской школы русского структурализма. Книга его состоит из 2-х разделов: первый - статьи о творчестве В. Хлебникова, второй посвящен разным проблемам и авторам литературы начала века (типологии русского модерниз-
ма, «Творимой легенде» Ф. Сологуба и ее главному герою Триродову, спорам критики вокруг его же «Навьих чар», мотивам вампиризма у Блока, стихам Ахматовой, опубликованным в апреле 1917 г. в «пасхальном» номере газеты «Русское слово»). Наконец, очень интересная статья посвящена дореволюционной праздничной литературе, т.е. жанру святочного, рождественского или пасхального рассказа и стихотворения, который в 900-е годы очень активно развивали модернисты.
У Хлебникова X. Баран в первую очередь исследует интертекстуальные или межтекстовые связи в стихах, поэмах, пьесах, статьях. Такой подход оправдан: Хлебников как ни один из русских футуристов не только призывал к «расширению словесной базы» литературы, «границ поэтического языка», но и реально делал это в творчестве. Использование мотивов, сюжетов, образов, имен из мифологии и фольклора разных народов, из исторических, литературных, этнографических, ботанических и других источников, порою малоизвестных, словотворчество и поиски заумного, «звездного» языка превратили творчество Хлебникова в некую неисследимую аркану. Расшифровка тайн и темных мест творчества Хлебникова - самая удачная сторона статей Барана: он разыскал источник, из которого поэт черпал мифы древнего народа орочей (П. Маргаритов «Об орочах Императорской гавани», СПб, 1888). Мифы, собранные в книге, отразились в сверхповести «Дети Выдры», стихотворениях «Пламена», «Песнь мне», рассказе «Око» [1, 16-20]. Интересны обнаруженные исследователем редчайшие источники любовных стихотворений «Бех», «О черви земляные» [1, 2266].
Много внимания уделено X. Бараном фольклоризму и поэтике фольклоризма Хлебникова. Статья «Фольклорные и этнографические источники поэтики Хлебникова» носит обобщающий характер. Здесь показано, что фольклор был для Хлебникова «концептуальной моделью», которая резко противопоставлялась современной литературе. «По его мнению, - пишет Баран, - большая часть произведений русской литературы противостоит фольклорным текстам, а так как последние являются истинным мерилом народного духа, русских писателей (по не Футуристов) отделяет от народа глубокая бездна» [1,117]. Для Хлебникова приоритетными оказались малые жанры фольклора: «пословицы и поговорки, загадки и заклинания занимают большее место в его рассуждениях, чем сказки, былины и плачи»[1, 120]. Поэтому паремии различных типов и в разных функциях стали в поэзии Хлебникова важнейшим строительным материалом, основным их источником - словарь русского языка Даля и его же собрание пословиц и поговорок.
Большой интерес представляют статьи об отражении «Истории» Геродота и творчества Пушкина в поэзии Хлебникова.
Из второго раздела следует отметить статью «К типологии русского модернизма: Иванов, Ремизов. Хлебников», где убедительно показано, как принадлежность к разным поэтическим школам этих художников. ранее близких по своему отношению к фольклору, развела их и определила три разновидности русского модернизма.
Две статьи о Ф. Сологубе помимо анализа образа главного героя «Творимой легенды» Триродова и критических споров вокруг «Навьих чар» убеждают, что именно Сологубу-прозаику принадлежит ведущая роль в формальных преобразованиях русской прозы начала XX века.
Статья «Некоторые реминисценции у Блока: вампиризм и его источники» раскрывает фольклорные и литературные источники этой темы, ее связь с темами демонизма. Завершающие книгу статьи «Дореволюционная праздничная литература и русский модернизм», «Пасха 1917 г.; Ахматова и другие в русских газетах» посвящены малоисследованному жанру святочного, рождественского, пасхального рассказов, стихотворений, которые очень активно разрабатывались в 90 -900-е годы как модернистами, так и реалистами. Трансформации этого жанра, его роль в развитии литературы, в творческом становлении художника и многое другое высвечены в этих статьях убедительно и глубоко.
Книга Вл. Маркова "О свободе слова в поэзии. Статьи. Эссе. Разное", составленная из статей 1954-80-х гг., читается с большим интересом и удовольствием. Еще отраднее ее читать на фоне отечественного литературоведения последних 10 лет. Казалось бы, волею истории, оно должно обрести свободу, крылья и размах. Но в нем царят некая гносеологическая безотрадность, казенно-бюрократический или птичий язык, хороший стиль - редкий гость.
Оказавшись в числе эмигрантов второй волны, Марков, выпускник ЛГУ 30-х годов, более полувека выступает как поэт, переводчик, издатель и комментатор, исследователь русской литературы, в первую очередь Серебряного века. Книги и статьи Маркова, профессора славистики Калифорнийского университета, по их стилю, проблематике, идеям резко отличаются от традиционных критических и литературоведческих работ отечественных и зарубежных исследователей и оказываются близкими к понятию «проза поэта», к тому типу статей, который культивировали Блок. Белый. Иванов и другие поэты Серебряного века. О литературе, о поэзии Марков пишет живо, увлекательно, интересно и глубоко, часто задиристо по отношению к авторитету поэта, о котором пишет, или критиков-предшественников. Именно эта свобода, глубина и легкость, эссеистский стиль, за которыми чувствуются великолепное знание русской поэзии, тонкий вкус и слух поэта, подкупают и покоряют. У него нет разграничения на статьи критические и теоретические. Поэзия, критика, философия и эстетика идут у него единым потоком.
Основу книги составили статьи о русской поэзии и поэтах Серебряного века. Но Марков, блестящий знаток русской поэзии XVIII -XX вв., часто и естественно выходит за рамки этого периода. Открывает книгу статья «О свободе в поэзии». Ее заглавие, казалось бы, настраивает читателя на чтение об идеологическом или цензурном гнете, сознание читателя вначале не фиксирует всего лишь одну букву - предлог «в», а в нем все дело и весь смысл. Пушкин, Фет, Кузмин и другие поэты рассмотрены здесь как разные типы именно поэтической свободы творца - свободы идейной (содержательной) и формальной (худо-
жатвенной), т.е. свободы поэта внутри своей поэзии. И в этой статье, и в статьях «Поэзия Михаила Кузмина», «Беседа о прозе Кузмина» читателя могут удивить высокие оценки Марковым поэзии и прозы М. Кузмина, но сделано это очень убедительно, По Маркову: «Кузминская свобода - свобода непринужденности»[2,39]. «Редко у какого поэта техника так вся на виду и одновременно так незаметна. Его рифмы богаты, но просты» [2, 42]. Привлекателен, мистически глубок и точен последний вывод статьи «О свободе в поэзии»: «Силу поэты получают от своего земного рождения, мастерству учатся сами и от мэтров; свобода же - подарок какой-то иной родины» [2, 46].
Обобщающий характер носят статьи «К вопросу о границах декаданса в русской поэзии (и о лирической поэме)», «Русские цитатные поэты: заметки о поэзии П. А. Вяземского и Георгия Иванова», «Стихи русских прозаиков», «Можно ли получить удовольствие от плохих стихов, или О русском «чучеле совы».
Принципиальное значение для понимания поэзии и всей литературы Серебряного века имеет статья «К вопросу о границах декаданса...». (Следует сразу отметить, что термин «декаданс» употребляется Вл. Марковым как нейтральный, а не оценочный). Считая урбанизм «общей базой», на которой формировался и существовал русский декаданс, Марков утверждает, что границы его не замкнуты 1890-19)7 годами, а доходят почти до середины 20-х годов. «Вполне возможно, -пишет он, - что явление, возникшее в России в начале 1890-х гг. под названием «декадентства», было и глубже, чем кажется, и не таким кратковременным, как думают. Его черты можно наблюдать в 1924 г., а если присмотреться, то и позже» [2, 53]. Такое понимание хронологических границ «декаданса», а шире - литературы Серебряного века, на наш взгляд, более убедительно, чем утверждаемое Б. Хазановым в статье «1913 год». «1913 год, - пишет Хазанов, - был... концом того периода русской литературы (и русской духовной культуры в целом), который часто называют Серебряным веком... Русский Серебряный век продолжался менее двух десятилетий. К 1913 году он исчерпал себя»3. Неприятие Хазановым всех постсимволистских течений, явная недооценка им русского футуризма привели к тому, что всю литературу после 1913 года он называет «эпохой эстетического варварства»4.
Вл. Марков в отличие от Хазанова - проникновенный знаток и поклонник русского футуризма, один из немногих исследователей, показавший его реальные поэтические достижения, поставивший поэзию футуризма выше акмеистской поэзии. К сожалению, наиболее интересная его статья «Мысли о русском футуризме», в которой дается развернутый философско-эстетический и литературоведческий анализ поэзии футуризма, не включена в эту книгу. Но статья о В. Хлебникове дает представление о понимании Марковым поэзии футуризма, личности поэта-футуриста и личности поэта вообще. Заглавие этой статьи «О Хлебникове (попытка апологии и сопротивления)» точно обозначает границы научного, читательского и эмоционального понимания этой «светлой личности» (определение Вл. Маркова) и ее творчества. Статья далеко выходит за рамки заглавия. В ней поднято много интересных
общетеоретических, историко-литературных проблем, а также проблем, связанных с воспитанием эстетического вкуса, Во-первых, Марков здесь одним из первых заговорил о теневой или оборотной стороне русского Серебряного века. Этот аспект сегодня чрезвычайно важен, т.к. в последние десять лет в нашем литературоведении по отношению к Серебряному веку господствует апологетический подход. Марков указал на такие теневые стороны Серебряного века, как утрата пушкинского идеала (культа) дружбы. Действительно, в Серебряном веке наблюдается серьезное неблагополучие, а порою даже непривлекательность межличностных отношений художников. Не было ни одной пары друзей, которые не поссорились бы, не разошлись, или чуть не дошли до дуэли (вспомним взаимоотношения Бердяев - Мережковский, Гиппиус - Блок, Блок - Белый, Блок - Городецкий. Брюсов - Белый, Волошин - Гумилев. Бунин - Горький, Андреев - Горький и мн. др.). «Злоба к ближнему...», недостаток «человечности», «нездоровая эротика, скепсис, презрение к окружающему» [2. 179, 196, 204] - эти темные стороны Серебряного века, по Маркову, неведомы Хлебникову и его поэзии. Он - «последняя легенда об идеальном поэте, легенда, которую нужно хранить» еще и потому, что «от Хлебникова в последний раз в русской поэзии веет поэтическим бесстрашием» [2. 209]. Вторая интересная проблема определена в словах: «Необходима гуманизация литературного исследования» [2, 186]. Под гуманизацией литературной науки Марков имеет в виду, во-первых, ориентированность ее на рядового читателя, а не только на специалиста; во-вторых, отказ или разумное использование тех литературоведческих методов, которые несут в себе сильную дегуманизирую-щую тенденцию. Разбросанные по всей книге едкие уколы и упреки в адрес формализма, структурализма, фрейдизма и других методов выстраиваются в одну цепочку: они, по Маркову, углубляясь в текст, анализируя прием, структуру, выступая как «спецификаторские», «морфологические», изгоняют из литературного исследования человеческий аспект, порою невольно дегуманизируют науку; для специалиста-литературоведа они дают многое, но для рядового читателя чаще всего бесполезны. Поэтому Марков настаивает: первое и главное познание литературного произведения - познание читательское. С него должен начинать и специалист-филолог и лишь после этого идут остальные методы.
Третья проблема касается эстетического вкуса читателя и исследователя, Точно определив параметры читательского и исследовательского отношения к творчеству Хлебникова в словах: он «отталкивает, но еще сильнее привлекает» [2,207], Марков делает принципиально важный для нас филологов и воспитателей филологов вывод: «Лучший способ подхода к нему (и не к нему одному) - не доверять своему вкусу, а воспитывать во вкусе не только строгость, но и открытость» [2, 207]. Идея открытости эстетического вкуса, а не его закрытости принципиально важна и должна быть первоочередной в работе филолога-преподавателя, в воспитании филолога. И здесь поэзия Хлебникова -«лучшее средство от эстетического отупения», ибо она «вызывает на эстетическую борьбу» [2, 211].
Интересными в этой статье представляются анализ личности Хлебникова и стиля его поэзии. «Основная идея, правящая жизнью Хлебникова. - преображение мира (метаморфоза) через постижение тайн числа и слова» [2, 182], а основной объект его жизнетворчества и поэзии - язык. Причем язык заумный, но не в крученыховском его понимании, а как некий «грядущий мировой язык в зародыше..., который может соединить людей» [2, 1811. Хлебников-поэт не знал деления слов на стили, не знал разницы межу хорошим и плохим словом. Поэтому его стиль -- «парад «неправильностей» русской речи и стихосложения, каталог стилистических оплошностей. Строка ломится от них» [2, 189]. Но именно эти «неправильности» придают поэзии Хлебникова единство стиля , очарование, а «непонятность» Хлебникова сильно преувеличена» [2, 207].
Статьи «Русские цитатные поэты: заметки о поэзии П. А. Вяземского и Георгия Иванова», «Стихи русских прозаиков», «Неизвестный писатель Ремизов» посвящены малоисследованным проблемам и именам русской литературы. Первая статья, написанная в 1967 г., задолго до работ Ю. Лотмана и тартусской школы, подняла вопрос о вхождении цитаты в поэзию ХУШ - нач. XX вв.. ее функциях и поэтике. «Стихи русских прозаиков» - первая попытка анализа стихов прозаиков С. Т. Аксакова, Гоголя, Гончарова, Салтыкова-Щедрина. Герцена, Тургенева, Островского, Достоевского, Чехова. Горького и критиков Белинского, Чернышевского, Добролюбова. Анализ стихов этих прозаиков и критиков убеждает, что стать «двуязычным» (т. е. одинаково владеть прозой и поэзией) никому из них не удалось. Но стихотворные опыты прозаики часто использовали, включая их в свою прозу в роли «подкидышей» или «стихотворений в образе», приписывая стихи героям, Качество стихов прозаиков, по Маркову, не улучшалось. Лишь среди художников начала XX в. он увидел примеры подлинного «двуязычия». Это Бунин и Набоков. Здесь, кажется, Марков ошибается. Ведь «двуязычными» уже в 90-е годы были почти все старшие символисты, которые почти с одинаковым блеском писали стихи и прозу и даже пьесы: Мережковский, Гиппиус, Брюсов, Сологуб, а в 900-е годы «двуязычным» стагл Белый. Кроме эгого, нельзя не обратить внимания еще на одно странное, но интересное «двуязычие» эпохи: Вл. Соловьев, создавая философские тексты, одновременно пишет стихи, то же делает П. Флоренский, Предполагаю, что и другие философы этого времени «грешили» стихами. Таким образом, тенденция к «двуязычию» в начале ХХв. стала достаточно широкой и оправдала себя. И она скорее всего свидетельствует о некоем избытке творческих сил той эпохи, о ее творческом бесстрашии и о том, что многие художники, деятели культуры, ученые приближались к типу ренессансной личности, проявлявшей себя в разных областях. А ведь сегодня нам так не хватает творческого бесстрашия и ренессансной личности!
Пафос небольшой статьи о Ремизове - призыв к тщательному изучению прозы и эссеистики художника - оправдывается тем огромным влиянием, какое проза Ремизова оказала на русскую прозу 1910-20-х годов.
Статьи «Можно ли получить удовольствие 01 плохих стихов, или О русском «чучеле совы», «Слоговые близнецы в русских стихах». «Трактат о трехгласии», «Трактат об одностроке» рождены великолепным, изощренным слухом Маркова-поэта. Они почти целиком посвящены звуковому строю и звуковой инструментовке русского стиха ХУШ - XX вв. И в этой области Маркову удалось открыть много неожиданною, порою коварного для поэтов. Например, он услышал, что в знаменитом стихотворении Бунина «Одиночество» собака почему-то не лает, а кукует в заключительной строке: «Хорошо бы собаку купить», т. к. в ней слиты два слоговых близнеца «ку-ку». В этих статьях Марков очень тонко подметил, как со временем, из-за изменений языка, смысла отдельных слов часто до непристойности меняется смысл многих стихотворений. Например, сегодня строки из стихотворения Апухтина «Когда будете, дети, студентами»:
У начальников будьте клиентами, Утешайте их жен инструментами
или строки из Ахматовой:
От любви твоей загадочной, Как от боли, в крик кричу
или строки из «Поэмы Горы» Цветаевой:
Черной ни днесь, ни впредь Не заткну дыры
Помню губы, двойною раковиной Приоткрывшиеся моим.
по разным причинам несут оттенок непристойности и порою сближаются по смыслу со знаменитой перекличкой в лесу русских девушек, собирающих ягоды:
Во мху я по колено.
ПРИМЕЧАНИЯ
! Баран Хенрик Поэтика русской лшерацры начапа XX века М 1993 366 с 2 Марков Владимир О свободе слова в поэзии Статьи Эссе Разное СПб .1994 367 с 1 ХазановБ 1913 год//История русской литературы XX век Серебряный век /Подред
Жоржа Нива. Ильи Сермана и др М , 1995 С 405 -1 Там же С 408
