CC BY
89
Научная статья УДК 342.156
doi: 10.21685/2307-9525-2021-9-4-14
«НОВЫЕ» ВООРУЖЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ В СОВРЕМЕННОМ ПУБЛИЧНОМ ПРАВЕ
Георгий Борисович Романовский
Пензенский государственный университет, Пенза, Россия up406@mail.ru
Аннотация. Актуальность и цели. Классические войны, характерные для первой половины ХХ в., основанные на ведении позиционных боевых действий, перестали использоваться как способ разрешения конфликта в современном мире. Более того, происходит международное осуждение войны. Это привело к появлению «новых» войн, отличающихся по своему правовому режиму от тех конфликтов, которые предусматриваются современным международным гуманитарным правом. Основная цель - анализ концепции «новых» вооруженных конфликтов, где присутствуют нестандартные участники боевых действий. Исходя из поставленной цели задачи заключаются в изучении гибридных угроз как оснований для возникновения «новых» вооруженных конфликтов, определении правового режима особых субъектов таких конфликтов. Материалы и методы. Эмпирическую базу исследования составили международные правовые акты, содержащие правила ведения войны, а также национальные акты, определяющие статус частных военных компаний. Использовались такие методы, как формально-юридический (позволивший выстроить связи в системе правовых актов), сравнительно-правовой и историко-правовой. Результаты. В ходе исследования было показано, что «новые» вооруженные конфликты включают значительное число нестандартных субъектов, статус которых не определен ни международным, ни национальным правом. Пробелы в регулировании позволяют пользоваться государствам для ведения так называемых «гибридных войн» помощью частных военных компаний, повстанцев, наемников. Выводы. Выявленные проблемы обусловливают необходимость пересмотра ряда норм международного гуманитарного права. Рассматривается вопрос о принятии в Российской Федерации специального федерального закона, посвященного статусу частных военных компаний. Ключевые слова: вооруженный конфликт, война, частная военная компания, гибридные угрозы, международное гуманитарное право, наемничество Финансирование: исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-011-00096.
Для цитирования: Романовский Г. Б. «Новые» вооруженные конфликты в современном публичном праве // Электронный научный журнал «Наука. Общество. Государство». 2021. Т. 9, № 4. С. 118-127. doi:10.21685/2307-9525-2021-9-4-14
Original article
«NEW» ARMED CONFLICTS IN MODERN PUBLIC LAW
Georgy B. Romanovsky
Penza State University, Penza, Russia up406@mail.ru
Abstract. Background. Classic wars characteristic of the first half of the 20th century, based on positional combat are no longer used as a way to resolve conflicts in the modern world. Moreover, there is an international condemnation of war. This led to the emergence of new wars differing by their legal regime from those conflicts that are provided for by modern international humanitarian law. The key aim is to analyze the concept of
© Романовский Г. Б., 2021. Контент доступен по лицензии Creative Commons Attribution 4.0 License / This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 License.
"new" armed conflicts, where non-standard combat participants are present. Based on this aim, the objectives are to study hybrid threats as grounds for the emergence of "new" armed conflicts, to determine the legal regime of special subjects of such conflicts. Materials and methods. The empirical basis of the research is formed by international legal acts defining the rules of warfare, as well as national acts defining the status of private military companies. The formal-legal method (which enables building connections in the system of legal acts) is applied along with the comparative-legal and historical-legal methods. Results. The research shows that "new" armed conflicts include a significant number of non-standard subjects, whose status is not determined either by international or national law. The gaps in regulation enable using the states to wage the so-called "hybrid wars" with the help of private military companies, rebels, mercenaries. Conclusions. The identified problems make it necessary to revise a number of norms in international humanitarian law. The adoption of a special federal law on the status of private military companies is being considered in the Russian Federation.
Keywords: armed conflict, war, private military company, hybrid threats, international humanitarian law, mercenarism
Acknowledgments: the research was carried out with the financial support of the Russian Foundation for Basic Research within the research project No. 20-011-00096. For citation: Romanovsky G.B. «New» Armed Conflicts in Modern Public Law. Elektronnyy nauchnyy zhurnal "Nauka. Obshchestvo. Gosudarstvo" = Electronic scientific journal "Science. Society. State". 2021;9(3):118-127. (In Russ.). doi:10.21685/2307-9525-2021-9-4-14
Современный мир не стабилен, подвержен значительному числу угроз. Подобное состояние характерно для всего периода существования человечества, но именно сейчас оно приобретает особые формы: в силу развития цифровых технологий, открытости информационного пространства, скоростных маршрутов, соединяющих концы света и превращающих Земной шар, как никогда, в единое целое. Стремительное преобразование многих сторон нашей социальной жизни не позволяет значительной части населения быстро осознать изменения и приспособиться. На все это, не добавляющее стабильности и постоянства, накладываются обновленные «старые» угрозы, среди которых можно смело указывать терроризм, пандемию коронавирусной инфекции, изменения климата.
Приведенный перечень угроз катастрофичен. Анализ мировой литературы (произведений политологов, юристов, социологов, философов и других мыслителей) показывает, что происходит переформатирование, когда коллизия реальности и ее понимания может сыграть с нами «злую шутку»: либо человек может совершить такую ошибку, которая сведет на нет все исторические достижения, либо сама природа внесет коррективы в апофеоз своего творения. Для современных граждан ни тот, ни другой сценарий не вселяют оптимизма.
На протяжении последних нескольких столетий (наверно, с того момента, когда английские мыслители XVII в. провозгласили концепт естественных прав человека) идея правовой автономии личности служила гарантом соблюдения мира, вектором, по которому шло каждое прогрессивное государство в надежде преодолеть беды и невзгоды своего времени.
В XVII-XVIII вв. концепция естественного права перевернула мироустройство. Постулат о священности власти был опровергнут правом народа на сопротивление тирании. Джон Локк обосновал главный тезис: народ имеет право на сопротивление любой публичной власти, если та перестает следовать естественным законам свободы, нарушает их, противопоставляет себя основным ценностям, заложенным в общей философии жизни. Итог - революции на Европейском и Американском континентах, смена формации, появление Вестфальской системы международных отношений. Прямым продолжением стала классическая теория тринитарной войны, разработанная Карлом фон Клаузевицем в главном труде его жизни - «Vom Kriege» («О войне») [1].
Теория тринитарной войны основывается на разделении правительства, армии и народа. Войны ведут государства. Это их суверенное право. Армия является
единственным участником боевых действий, а значит, гражданское население не должно испытывать ужасы войны, не являясь объектом уничтожения. Напомним, что продолжительное время мирное население считалось добычей победителей, которой можно распоряжаться по собственному усмотрению. Войны велись в том числе и для захвата рабов, которых можно было монетизировать на невольнических рынках. Тринитарная война провела грани между всеми участниками конфликта, где участие в боевых действиях стало правом, на которое уполномочивались только официальные представители - солдаты и офицеры. Апофеозом стало появление международного гуманитарного права, юридически оформившего разделение, провозглашенное Карлом фон Клаузевицем.
Однако недолго мир находился под воздействием теории тринитарной войны. Она пошатнулась во время Второй мировой войны, когда фашистская Германия объявила собственную идеологию войны выживания, обеспечивающей продвижение собственной нации. Это повлекло за собой особое отношение к населению на оккупированной территории, которое могло быть подвергнуто тотальному уничтожению. Представители антифашистской коалиции - США и Великобритания, признавая сущность тринитарной войны, в то же время полагали, что война - это не только фронтовые действия, но и уничтожение ресурсной базы. Тем более, присутствовало желание мести за бесчеловечные акции со стороны Германии. Это проявлялось в ковровых бомбардировках германских городов, а также в атаке с помощью ядерного оружия на японские города Хиросиму и Нагасаки.
Вторая мировая война была оценена мировым сообществом как исключение, повлекшее значительные жертвы, но не отрицающее общую канву развития. К ее началу была принята обновленная Женевская конвенция, действовала Лига наций, но это не остановило те ужасы, которые происходили на территории Европы. Появился консенсус: печальные последствия войны произошли из-за отсутствия необходимой правовой базы. Произошло формирование прав человека: вторая половина ХХ в. ознаменовалась принятием Международного билля о правах человека, в центре которого Всеобщая декларация прав человека от 10 декабря 1948 г. и два Пакта о гражданских и политических правах человека и социальных, экономических и культурных правах человека. В Уставе ООН можно найти указание, что именно отступление от необходимости защиты прав человека стало главной причиной тех бедствий, которые сопровождали Вторую мировую войну.
В таком же ключе выстраивалось международное гуманитарное право с момента появления первых документов, разделившихся на два больших блока: право контроля вооружений и право контроля воюющей стороны. В 1949 г. были приняты четыре женевские конвенции, составляющие основу современного международного гуманитарного права:
- Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях (Конвенция I);
- Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море (Конвенция II);
- Конвенция об обращении с военнопленными (Конвенция III);
- Конвенция о защите гражданского населения во время войны (Конвенция IV).
К ним приняты дополнительные протоколы, один из которых имеет прямое
отношение к вооруженным конфликтам немеждународного характера.
Контроль за вооружениями также имел конкретные правовые последствия. Так, принят Договор о нераспространении ядерного оружия (одобрен резолюцией 2373 (XXII) Генеральной Ассамблеи ООН от 12 июня 1968 г.; ратифицирован Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 ноября 1969 г. № 4518-УП). В то же время мир уже знает северокорейский опыт отказа от соблюдения международного принципа, что повлекло за собой введение международных санкций в отношении КНДР. Эта же правовая база обусловила санкции в отношении Ирана. Принята также Декларация о запрещении применения ядерного и термоядерного оружия (принята резолюцией 1653 (XVI) Генеральной Ассамблеи ООН от 24 ноября 1961 г.),
в которой есть ссылка на общие положения международного гуманитарного права, запрещающие оружие, причиняющее людям ненужные страдания. Однако данный документ не носит обязательного характера.
На международном уровне действуют также Конвенция о запрещении разработки, производства, накопления и применения химического оружия и о его уничтожении (принята в Париже 13 января 1993 г.), Конвенция о запрещении разработки, производства и накопления запасов бактериологического (биологического) и токсинного оружия и об их уничтожении (одобрена резолюцией 2826 (XXVI) Генеральной Ассамблеи от 16 декабря 1971 г.), Конвенция от 10 октября 1980 г. о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие и др.
В настоящее время происходит смена стратегии и тактики ведения боевых действий. Уже сейчас можно с уверенностью делать заключение об уходе в прошлое практики позиционных войн. С 50-60-х гг. прошлого столетия национально-освободительные войны внесли свой вклад в смену парадигмы войны как состояния межгосударственного противоборства. Это, кстати, и привело к появлению двух дополнительных протоколов к женевским конвенциям. Это время стало господством нетринитарных войн, в которых вооруженные силы государств с развитой моделью организации экономики и мощной армией терпели одно поражение за другим. М. ван Кревельд в связи с этим представил собственную концепцию войн низкой интенсивности, асимметричных войн четвертого поколения, где вооруженные мотивированные мобильные группы имеют преимущество перед регулярными армиями для решения каких-то узких задач [2].
Наглядным примером можно считать операцию американских войск в Сомали, когда слабоорганизованные (по сравнению с регулярными войсками США) группы нанесли серьезный урон, в результате которого было принято решение о свертывании операции. М. ван Кревельд подводит определенный итог. В условиях отсутствия позиционной войны необходимо решать небольшие тактические задачи, которые не требуют интенсивных боевых действий с масштабным применением тяжелого вооружения. Большие армии не рассчитаны (и не обучены) на решение таких задач. Неповоротливая система регулярных войск становится неэффективной. Конечно, Вооруженные силы США могут уничтожить все население Сомали, но в таком исходе не заинтересованы сами Соединенные Штаты. Этого не допустит и мировое сообщество.
В российской юридической науке редко выделяются признаки современных вооруженных конфликтов. Следует отметить классификацию В. Л. Толстых, в рамках которой указаны пять основных типов:
- внутренний конфликт с иностранным участием (возможны варианты: одна из сторон поддерживается иным государством либо обе стороны получают иностранную поддержку; кроме того, в конфликте могут быть заинтересованы несколько государств, создавая какую-то коалицию);
- конфликт, в котором происходит смена статуса одного из участников в силу, например, установления контроля на значительной территории и провозглашения независимого государства или автономной территории;
- конфликт между государством и неправительственными силами, действующими против него на территории иностранного государства;
- конфликт с участием вооруженных сил ООН, имеющих мандат в соответствии с гл. VII Устава ООН;
- внутренние конфликты с участием вооруженных сил ООН, но вне действия гл. VII Устава ООН [3, c. 769].
Концепция М. ван Кревельда построена на иных основаниях. Его главный постулат: вооруженные конфликты изменились содержательно. Важна не внешняя составляющая, а то, для чего происходят военные действия и кто их реализует. Традиционное международное гуманитарное право исходит из того, что правом на
участие в войне обладают только комбатанты, имеющие ряд специальных признаков. Сейчас же можно наблюдать, что круг участников заметно расширился. В него стали входить нетрадиционные субъекты, не отвечающие общим признакам комба-тантов. В первую очередь, это связано с появлением частных военных компаний и иных негосударственных военизированных образований, действующих по принципам полукоммерческой организации. Вовлечение таких специфических акторов обусловило такое понятие, как «приватизация войны».
Обратим внимание, что XXI в. не сделал глобальных открытий. В недалеком прошлом частные структуры имели свои собственные вооруженные силы. Напомним, что в XVII в. Ост-Индской английской компании на основании королевской хартии было предоставлено право не только формировать публичные управленческие структуры на открытых территориях, но и создавать полицейскую службу, пенитенциарную систему, содержать собственные вооруженные силы. Компания издавала законы, действовавшие на контролируемой территории, а в 1661 г. получила право объявлять войну и заключать мир, а в 1686 г. - учреждать военно-полевые суды, чеканить собственную монету. В этом случае в качестве примера приведем битву при Плесси (Индия, 23 июня 1757 г.), где участниками сражений были две Ост-Индские компании, одна из которых была учреждена во Франции, другая - в Англии [4]. Примерно в это же время действовали каперские свидетельства, выдававшиеся преступникам (в Англии каперам в случае поимки грозила виселица) и разрешавшие нападать на вражеские суда, обращая их в собственную добычу.
В настоящее время ЧВК - частная военная компания - на слуху у каждого гражданина, даже периодически обращающегося к новостным агрегаторам. Конечно, это не Ост-Индская компания прошлого, это и не аналог каперов (хотя в СМИ иногда проводят подобные аналогии). Наверно, самым громким скандалом с ЧВК следует признать операции американской «Blackwater» в Ираке, когда в 2007 г. группа ее сотрудников убила 17 иракских мирных жителей и ранила 20 человек на площади Нисур в Багдаде. После мировой огласки четыре охранника «Blackwater» были осуждены в США1. 22 декабря 2020 г. осужденные были помилованы президентом США Дональдом Трампом2. Такое решение было с негодованием встречено в Ираке. Известный иракский правозащитник Хайдар Салман написал в Твиттере: «Я до сих пор помню своего профессора гематологии факультета патологии Багдадского университета (который был застрелен во время резни вместе со своей семьей), когда он вернулся к жизни после того, как его двое детей и его жена были убиты в Нисур-сквер, и чуть не потерял рассудок. Одной из причин, по которой он выжил, было осуждение убийц. Тот, кто освобождает этих преступников, скорее, также преступник. Иракское правительство должно попросить администрацию Байдена отменить помилование».
В Российской Федерации такой субъект, как ЧВК, отсутствует. Закон РФ от 11 марта 1992 г. № 2487-1 «О частной детективной и охранной деятельности в Российской Федерации» предусматривает только создание частных охранных организаций - ЧОО. Однако их предназначение принципиально отличается от ЧВК, уполномоченных на ведение боевых действий, а значит, использование оружия иного предназначения (характерного для вооруженных сил страны). В Государственной Думе России неоднократно предлагалось принять соответствующий закон, предусмотрев лицензионный порядок соответствующей деятельности, но инициативы так и не были доведены до конца. Депутатом Государственной Думы А. В. Митрофановым в апреле 2012 г. был внесен проект Федерального закона № 62015-6 «О государственном регулировании создания и деятельности частных
1 Ex-Blackwater Guards Sentenced to Prison in 2007 Killings of Iraqi Civilians // The New York Times. 2015. 13 April. URL: https://www.nytimes.com/2015/04/14/us/ex-blackwater-guards-sentenced-to-prison-in-2007-killings-of-iraqi-civilians.html (дата обращения: 17.10.2021).
2 Chulov М., Safi М. «Our Blood is Cheaper than Water»: Anger in Iraq over Trump Pardons // The Guardian. 2020. 23 December URL: https://www.theguardian.com/us-news/2020/dec/23/our-blood-is-cheaper-than-water-iraqis-anger-over-trump-pardons (дата обращения: 17.10.2021).
военных компаний», однако в июне этого же года он был снят с рассмотрения Советом Государственной Думы [5].
Зарубежный опыт показывает, что законодательство пытается отграничить ЧВК от официальной военной помощи, оказываемой в рамках межгосударственного сотрудничества. В этой части услуги, которые официально предоставляют ЧВК, концентрируются вокруг охраны объектов, грузов или конкретных лиц. За этими рамками могут осуществляться и иные действия, которые в любом случае маскируются под официально разрешенные виды деятельности. Международный опыт исходит из того, что если сотрудник ЧВК участвует в вооруженном конфликте - на линии соприкосновения официальных сил и повстанцев или представителей другого воюющего государства, то его могут рассматривать в качестве наемника, что уже является военным преступлением. В соответствии со ст. 359 Уголовного кодекса РФ наемничество - это уголовное преступление. Добавим, что Резолюцией 44/34 от 4 декабря 1989 г. Генеральной Ассамблеи ООН разработана и утверждена Международная конвенция о борьбе с вербовкой, использованием, финансированием и обучением наемников. Многие страны, в том числе Россия, США и Великобритания, не подписали и не ратифицировали эту Конвенцию [6].
Террористические организации также изменили правила ведения боевых действий. В ХХ в. подобные субъекты характеризовались малочисленностью, строгой иерархичностью и однократностью проведения боевых операций. В этих условиях главная задача любого государства сводилась к поимке активных членов и руководителей, после чего структура, как правило, рассыпалась. Сейчас использование цифровых технологий для преступных коммуникаций позволило выстраивать горизонтальные связи, осуществлять вербовку адептов, минуя личный контакт, пропагандировать саморадикализацию. Использование новых субъектов в боевых действиях также связано с изменением тактики террористических организаций, переросших из небольших ячеек и подпольных групп в крупномасштабные структуры.
XXI в. впервые явил миру такое явление, как террористическое государство -ИГИЛ (запрещено в Российской Федерации), для борьбы с которым была создана международная коалиция сил. Все большее развитие получает концепция «ограниченной войны», при которой происходят боевые действия меньшей интенсивности, на территории, далекой от той, где находятся основные участники. С учетом территориальной отдаленности происходит привлечение к боевым действиям различных сил. К тому же полем действий оказывается такое государство, которое вряд ли можно обозначить как суверена. Зачастую официально признанные силы контролируют незначительную часть, границы носят формальный характер, имеющий большее значение для сопредельных стран. В таких условиях происходит отказ от разделения, характерного для классических войн, правительства, армии и народа.
В российской юридической науке о ЧВК сложились различные мнения. А. А. Сырхаев не признает таких субъектов, считая их нарушителями международного гуманитарного права [7]. А. К. Егоров разделяет наемничество и частные военные услуги, выделяя:
- организационные отличия (в частности, ЧВК - постоянно действующая коммерческая организация);
- функциональные отличия (наемники, как правило, подбираются для выполнения кратковременных задач, между собой разделены по своему предназначению) [8].
Е. Е. Королькова также констатирует недостатки правового регулирования наемничества, считая, что необходимо на международном уровне разрешить статусные вопросы ЧВК [9, c. 31]. В другой своей научной работе этот же автор настаивает также на совершенствовании института международной ответственности государств за деятельность своих ЧВК [10]. Этот тезис об усилении ответственности государств поддерживает Е. Г. Воробьев [11, c. 17].
Одним из значимых факторов развития понятия вооруженного конфликта стало появление концепции гибридных угроз, а следовательно, и гибридных войн. Термин стал активно применяться в странах Западной Европы и США после известных событий на Украине в 2014 г. Обвинения выдвигались по отношению к России. Термин получил свое распространение и в нашей стране, но уже применительно к некоторым действиям стран НАТО.
Термин «гибридная угроза» представлен в Стратегической концепции НАТО 2010 г. и включен в документ Capstone, где он понимается, как «угрозы, исходящие от противников, с возможностью одновременного адаптивного использования обычных и нетрадиционных средств для достижения своих целей». При этом термин стал применяться не только к действиям государств или каких-то публичных институтов, но и к иным явлениям, зачастую свободным от воздействия «рукотворных» субъектов. Так, в качестве гибридной угрозы стали называть, например, изменения климата, влекущие невозможность проживания на определенной территории, а значит, способствующие миграции («климатическому исходу»). Тема миграции считается весьма болезненной для Западной Европы, учитывая, что программа мультикультурализма провалилась. В Бельгии существовали целые районы мигрантов с Востока, где действовали местные правила, далекие от национальных. Только после совершенных терактов произошло осознание опасности существования таких анклавов [12].
Концепт гибридной угрозы исследует Фрэнк Г. Хоффман, устанавливая различные режимы ведения войны, где участниками могут выступать как раз различные негосударственные акторы [13].
В России также разрабатывается концепция гибридных угроз. Так, С. В. Расторгуев указывает: «Гибридные угрозы рассматриваются как вероятность дисфункции различных систем общества и государства под влиянием внешнего воздействия невоенными средствами. Дисфункция является следствием целенаправленных действий зарубежных государственных и негосударственных акторов с целью изменения поведения российских государственных и негосударственных акторов в соответствии с интересами первых. Гибридные возможности - это гибридные угрозы государственных и негосударственных акторов, обращенные вовне с целью изменить поведение зарубежных государственных и негосударственных акторов в соответствии с интересами России» [14].
На антиисторическую кампанию как элемент гибридной войны указывал депутат Государственной Думы России А. А. Журавлев, предлагая дополнить Уголовный кодекс РФ новым составом преступления - «Статья 354.2. Фальсификация исторических фактов о причинах и итогах Второй мировой войны» (проект № 963440-7). А. А. Мохов видит элемент гибридной войны в «применении широкого арсенала нетипичных средств избирательного поражения (биологического, психологического и иного воздействия)» [15]. Е. Е. Никитина рассматривает ки-бервойну как разновидность гибридной [16]. А. В. Корнев выдвигает такой элемент гибридной угрозы, как «идеологическая война» [17].
А. К. Жарова отмечает, что война вряд ли может быть правовым явлением, хотя и при формальном закреплении законов и обычаев войны (имеются в виду гаагские и женевские конвенции, определяющие основу международного гуманитарного права). Вместе с тем она указывает на появление гибридного понятия «военный конфликт» в п. 12 Указа Президента РФ от 5 февраля 2010 г. № 146 «О Военной доктрине Российской Федерации» [18]. Сейчас этот Указ утратил силу. Современная Военная доктрина Российской Федерации, утвержденная Президентом РФ 25 декабря 2014 г. № Пр-2976, также содержит нестандартное понятие «военного конфликта». Однако вряд ли здесь следует констатировать появление гибридного понятия. Мы видим, что в нормативном акте происходит объединение различных явлений в общее понятие для придания системности Военной доктрине.
Пункт 15 Военной доктрины определяет характерные черты и особенности современных военных конфликтов (приведем некоторые из них):
- комплексность как военных мер, так и мер невоенного характера;
- массированное применение различных систем вооружения и военной техники;
- использование глобального информационного пространства;
- избирательность, точность и быстрота применения вооружения и соответствующих сил;
- сокращение времени боевых действий;
- расширение использования автоматизированных систем управления;
- участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний.
Сопоставляя приведенные характеристики с понятием гибридной войны, можно увидеть их некоторые общие признаки. Это еще раз подчеркивает, что прогнозы М. ван Кревельда (как и некоторых других исследователей данной темы) во многом оправдываются: традиционные вооруженные конфликты все больше уходят в историческое прошлое, выдвигая на первый план разновидности противостояния, которые сочетают в себе признаки разноуровневых и разносторонних споров. Несмотря на их утверждение в реалиях современного мира, международное гуманитарное право не готово к глобальным переменам [19-21]. Необходимы усилия всего мирового сообщества, чтобы внести коррективы в базовые международные акты, в том числе определяющие право войны, международное гуманитарное право. В одностороннем порядке такие проблемы не решит ни одно государство мира.
Список литературы
1. Клаузевиц К. О войне. М. : Эксмо ; СПб. : Мидгард, 2007. 861 с.
2. Кревельд М. ван. Расцвет и упадок государства / пер. с англ. под ред. Ю. Кузнецова и А. Макеева. М. : ИРИСЭН, 2006. 542 с.
3. Толстых В. Л. Курс международного права : учебник. М. : Волтерс Клувер, 2009.
1056 с.
4. Романовская О. В. К вопросу о делегировании государственно-властных полномочий // Известия высших учебных заведений. Правоведение. 2011. № 5. С. 154-171.
5. Гагарин Е. О. Что следует понимать под частными военными компаниями // Право в Вооруженных Силах - Военно-правовое обозрение. 2015. № 6 (216). С. 101-106.
6. Волеводз А. Г. О международных инициативах в сфере правового регулирования деятельности частных военных и охранных компаний // Международное уголовное право и международная юстиция. 2009. № 1. С. 12-17.
7. Сырхаев А. А. Ответственность частных военных и охранных компаний в международном гуманитарном праве : автореф. ... канд. юрид. наук: 12.00.10. М., 2013. 23 с.
8. Егорова А. К. Частные военные и охранные компании или организованные преступные группы? Вопросы разграничения в международном и национальном уголовном праве // Международное уголовное право и международная юстиция. 2019. № 6. С. 27-30.
9. Королькова Е. Е. Проблема квалификации сотрудников частных военных и охранных компаний в качестве наемников по международному и национальному праву // Международное уголовное право и международная юстиция. 2019. № 1. С. 30-32.
10. Королькова Е. Е. Международно-правовая ответственность государств за деятельность частных военных и охранных компаний в вооруженном конфликте // Международное публичное и частное право. 2018. № 3. С. 20-23.
11. Воробьев Е. Г. Правовой статус частных военных компаний в военном конфликте немеждународного характера: юридические ремарки к намерениям легализации частных военных компаний в Российской Федерации // Военно-юридический журнал. 2015. № 7. С. 15-19.
12. Романовский Г. Б., Романовская О. В. Правовые основы противодействия терроризму в Бельгии // Вестник Уральского юридического института МВД России. 2018. № 3. С. 77-81.
13. Хоффман Ф. Г. Гибридные угрозы: переосмысление изменяющегося характера современных конфликтов // Геополитика. 2013. № 21. С. 45-62.
14. Расторгуев С. В. Внешнеполитические гибридные возможности и угрозы современной России: вызов обществу, государству и элите // Власть. 2016. № 9. С. 15-24.
15. Мохов А. А. Принципы правового регулирования государственной модели национального здравоохранения // Актуальные проблемы российского права. 2021. № 3. С. 85-96.
16. Никитина Е. Е. Система прав и свобод человека в условиях технологической революции // Журнал российского права. 2020. № 8. С. 27-44.
17. Корнев А. В. Изучение истории политических и правовых учений в российском правоведении в XX - начале XXI в.: условия, направления, результаты // Lex russica (Русский закон). 2020. № 4 (161). С. 130-142.
18. Жарова А. К. Право и информационные конфликты в информационно-телекоммуникационной сфере : монография. М. : Янус-К, 2016. 248 с.
19. Маммадов У. Ю. Роль судов в обеспечении соблюдения международного гуманитарного права во время и после окончания вооруженных конфликтов с террористическими группами // Российский юридический журнал. 2020. № 1. С. 20-34.
20. Маммадов У. Ю. Роль судов в обеспечении соблюдения международного гуманитарного права во время и после окончания вооруженных конфликтов с террористическими группами (окончание) // Российский юридический журнал. 2020. № 2. С. 38-54.
21. Кремнев П. П. Участники международных вооруженных конфликтов: еще раз о правовом статусе // Российский юридический журнал. 2016. № 5 (110). С. 48-60.
References
1. Klauzevits K. O voyne = On War. Moscow: Eksmo; Saint Petersburg: Midgard, 2007:861. (In Russ.)
2. Kreveld M. van. Rastsvet i upadok gosudarstva = Rise and Fall of the State. Transl. from Engl. ed. by Yu. Kuznetsov and A. Makeev. Moscow: IRISEN, 2006:542. (In Russ.)
3. Tolstykh V.L. Kurs mezhdunarodnogo prava: uchebnik = International Law: Textbook. Moscow: Volters Kluver, 2009:1056. (In Russ.)
4. Romanovskaya O.V. On the Delegation of State Powers. Izvestiya vysshikh uchebnykh zavedeniy. Pravovedenie = Proceedings of Higher Educational Institutions. Law. 2011;(5): 154-171. (In Russ.)
5. Gagarin E.O. What Should Be Understood by Private Military Companies. Pravo v Vooruzhennykh Silakh - Voenno-pravovoe obozrenie = Law in the Armed Forces - Military Legal Review. 2015;(6):101-106. (In Russ.)
6. Volevodz A.G. On International Initiatives in the Field of Legal Regulation of Private Military and Security Companies. Mezhdunarodnoe ugolovnoe pravo i mezhdunarodnaya yustitsiya = International Criminal Law and International Justice. 2009;(1):12-17. (In Russ.)
7. Syrkhaev A.A. Liability of Private Military and Security Companies in International Humanitarian Law. PhD abstract. Moscow, 2013:23. (In Russ.)
8. Egorova A.K. Private Military and Security Companies or Organized Criminal Groups? Issues of Delimitation in International and National Criminal Law. Mezhdunarodnoe ugolovnoe pravo i mezhdunarodnaya yustitsiya = International Criminal Law and International Justice. 2019;(6):27-30. (In Russ.)
9. Korolkova E.E. Qualification Problem of Employees in Private Military and Security Companies as Mercenaries in International and National Law. Mezhdunarodnoe ugolovnoe pravo i mezhdunarodnaya yustitsiya = International Criminal Law and International Justice. 2019;(1):30-32. (In Russ.)
10. Korol'kova E.E. International Legal Responsibility of States for Activity of Private Military and Security Companies in an Armed Conflict. Mezhdunarodnoe publichnoe i chastnoe pravo = International Public and Private Law. 2018;(3):20-23. (In Russ.)
11. Vorobiev E.G. Legal Status of Private Military Companies in a Non-International Military Conflict: Legal Remarks to the Intentions to Legalize Private Military Companies in the Russian Federation. Voenno-yuridicheskiy zhurnal = Military Law Journal. 2015;(7):15-19. (In Russ.)
12. Romanovsky G.B., Romanovskaya O.V. Legal Bases of Countering Terrorism in Belgium. Vestnik Uralskogo yuridicheskogo instituta MVD Rossii = Bulletin of the Ural Law Institute of the Russian Ministry of Internal Affairs. 2018;(3):77-81. (In Russ.)
13. Khoffman F.G. Hybrid Threats: Rethinking the Changing Nature of Modern Conflicts. Geopolitika = Geopolitics. 2013;(21):45-62. (In Russ.)
14. Rastorguev S.V. Foreign Policy Hybrid Opportunities and Threats to Modern Russia: Challenge to Society, State and Elite. Vlast = Power. 2016;(9):15-24. (In Russ.)
15. Mokhov A.A. Legal Regulation Principles of the State Model of National Health. Ak-tualnye problemy rossiyskogo prava = Actual Problems of Russian Law. 2021;(3):85-96. (In Russ.)
16. Nikitina E.E. System of Human Rights and Freedoms in the Context of the Technological Revolution. Zhurnal rossiyskogo prava = Journal of Russian Law. 2020;(8):27-44. (In Russ.)
17. Kornev A.V. Studying History of Political and Legal Doctrines in Russian Jurisprudence in the 20th - Early 21st Centuries: Conditions, Focuses, Results. Lex russica (Russkiy za-kon) = Lex russica (Russian Law). 2020;(4): 130-142. (In Russ.)
18. Zharova A.K. Pravo i informatsionnye konflikty v informatsionno-telekommuni-katsionnoy sfere: monografiya = Law and Information Conflicts in the Information and Telecommunication Sphere: Monograph. Moscow: Yanus-K, 2016:248. (In Russ.)
19. Mammadov U.Yu. Role of Courts in Ensuring Compliance with International Humanitarian Law during and after the End of Armed Conflicts with Terrorist Groups. Rossiyskiy yuridicheskiy zhurnal = Russian Legal Journal. 2020;(1):20-34. (In Russ.)
20. Mammadov U.Yu. Role of Courts in Ensuring Compliance with International Humanitarian Law during and after the End of Armed Conflicts with Terrorist Groups (Ending). Ros-siyskiy yuridicheskiy zhurnal = Russian Legal Journal. 2020;(2):38-54. (In Russ.)
21. Kremnev P.P. Participants in International Armed Conflicts: Revisited Legal Status. Rossiyskiy yuridicheskiy zhurnal = Russian Legal Journal. 2016;(5):48-60. (In Russ.)
Информация об авторе / Information about the author
Г. Б. Романовский - доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой уголовного права, Пензенский государственный университет, 440026, г. Пенза, ул. Красная, 40.
G.B. Romanovsky - Doctor of Law, Professor, Head of the Sub-department of Criminal Law, Penza State University, 40 Krasnaya street, Penza, 440026.
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов / The author declares that no conflict of interests
Поступила в редакцию / Received 21.10.2021
Поступила после рецензирования и доработки / Revised 19.11.2021 Принята к публикации / Accepted 30.11.2021
