Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ЕСКИЙ ФОРУМ, 2018, №38

ФОРУМ:

НОВЫЕ ТЕХНОЛОГИИ И ТЕЛЕСНОСТЬ КАК ПРЕДМЕТ АНТРОПОЛОГИЧЕСКИХ ИССЛЕДОВАНИЙ

Аннотация: Тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимодействии привлекали внимание исследователей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины, однако к совместному рассмотрению тела и техники обращались нечасто. Этот «Форум» привлекает внимание российских антропологов к современным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники. Ключевые слова: новые технологии, техники, тело, телесность, антропология.

Для ссылок: Форум: Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований // Антропологический форум. 2018. № 38. С. 11-82.

http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/038/forum.pdf

ANTROPOLOGICH ESKIJ FORUM, 2 018, NO. 38

FORUM: NEW TECHNOLOGIES AND THE BODY

Abstract: The issues of techniques and the body, corporeality and technology — whether in interacting with each other or treated as separate fields — have preoccupied scholars back to the origins of anthropology as a discipline. But bodies and techniques are less often addressed together. The aim of this issue of "Forum" is to stimulate among anthropologists and cultural historians a discussion precisely about this "knowledge gap", and to foster critiques of the interrelationship of corporeal and technological realities, including such areas as the mechanics of technology and its instrumentalisation of the body. This might include topics such as robotisation and "cyborgisation", the expansion of human capacities with the aid of new technologies, the competition between human intelligence and IT, the technological dimensions of biopolitics and biopower, new cognitive techniques such as neurohacking, and the emergence of transhuman studies. Keywords: new technologies, techniques, body, corporeality, anthropology.

To cite: 'Forum: Novye tekhnologii i telesnost kak predmet antropologicheskikh issledovaniy' [Forum: New Technologies and the Body], Antropologicheskijforum, 2018, no. 38, pp. 11-82. URL: http://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/038/forum.pdf

В форуме «Новые технологии и телесность как предмет антропологических исследований» приняли участие:

Елена Алексеевна Гудова (Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия)

Лилия Владимировна Земнухова (Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия)

Анастасия Игоревна Карасева (Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия / Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия)

Магдалена Кожевникова (Институт философии РАН, Москва, Россия)

Виктор Леонидович Круткин (Удмуртский государственный университет, Ижевск, Россия)

Александра Сергеевна Курленкова (Институт этнологии

и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Анна Архиповна Маляр (Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, Новокузнецк, Россия)

Дмитрий Викторович Михель (Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия)

Игорь Алексеевич Морозов (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Ирина Евгеньевна Сироткина (Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия)

Елена Константиновна Соколова (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Сергей Валерьевич Соколовский (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН, Москва, Россия)

Новые технологии и телесность

как предмет антропологических исследований

Тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимодействии привлекали внимание исследователей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины, однако к совместному рассмотрению тела и техники обращались нечасто. Этот «Форум» привлекает внимание российских антропологов к современным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники.

Ключевые слова: новые технологии, техники, тело, телесность, антропология.

вопросы РЕДКОЛЛЕГИИ

Тело и техника, телесность и технологии чаще по отдельности, но также в их взаимодействии привлекали внимание исследователей задолго до становления антропологии как самостоятельной дисциплины . Если же иметь в виду совместное рассмотрение тела и техники, то к нему обращались нечасто (ср. классические разработки концепта «техник тела» у Марселя Мосса и Андре Ле-руа-Гурана) . Почему, однако, эта тематика становится объектом внимания в антропологии сегодня? Как она развивалась в нашей дисциплине?

До недавнего времени исследования по медицинской антропологии, фокусирующиеся на культурных аспектах здоровья и заболеваемости и телесности в культуре, реа-лизовывались практически независимо от антропологии техники и технологий, и лишь революционные изменения в современной биомедицине обусловили взаимный интерес со стороны исследователей каждой из этих субдисциплин и привели к локальным синтезам их подходов и методов Помимо этого, следует учитывать то обстоятельство, что наши тела давно существуют за счет бесперебойного функционирования сложных

1

2

3

4

технических систем, обеспечивающих выживание как индивидов, так и вида в целом . Однако темп развития технокульту-ры с некоторых пор стал существенно опережать ее осмысление гуманитарными и социальными дисциплинами, в том числе антропологией . Отставание развития гуманитарного знания от темпов усложнения технореальности не просто повод для наших сожалений, оно может грозить еще неведомыми катастрофами .

В задачи этого «Форума» входит привлечение внимания российских антропологов к современным концептуализациям взаимодействий человеческой телесности и техники — антропологическим и социологическим концепциям техники (инструментам, машинам, автоматам), включая такие недостаточно освоенные антропологами области, как проблемы роботизации и киборгизации, развитие способностей человека с помощью новых технологий, конкуренция искусственного и человеческого интеллектов, технологические аспекты биополитики и биовласти, новые когнитивные технологии (в том числе так называемый нейрохакинг), возникновение transhuman studies и т . п .

Редколлегия предложила участникам «Форума» следующие вопросы:

Какова роль антропологии в обсуждении современных технологий и их влияния на человеческую телесность? Каким образом соотносится проблематика антропологии и других научных дисциплин?

Каковы, с вашей точки зрения, наиболее перспективные антропологические подходы к проблемам телесности? Какие концепции и подходы должны быть учтены в первую очередь?

Какие новые задачи ставит перед антропологией (в особенности медицинской и так называемой антропологией сознания) развитие биотехнологий и когнитивных наук?

Каким образом развитие новых технологий может повлиять на будущее антропологии и гуманитарного знания в целом?

елена гудоВА

Елена Алексеевна Гудова

Национальный

исследовательский университет «Высшая школа экономики», Москва, Россия [[email protected]

«нелегко встречаться с создателем»1: граница между человеком и нечеловеком во взаимодействии с роботами

Я видел такое, во что вы, люди, просто не поверите. Штурмовые корабли в огне на подступах к Ориону. Я смотрел, как Си-лучи мерцают во тьме близ врат Тангейзе-ра. Все эти мгновения исчезнут во времени, как слезы под дождем. Пора умирать.

(К/ф «Бегущий по лезвию», 1982)

В этом монологе Рой Батти, главный антагонист и лидер группы репликантов-бегле-цов заново переживает моменты своей жизни незадолго до смерти . Он только что спас Рика Декарда, хотя последний и пытался его убить, тем самым демонстрируя слоган создавшей его компании «Более человечный, чем сам человек» .

Научная фантастика в кино и литературе уже не в первый раз намного более чутко реагирует и намного красочнее расписывает вопросы, которые занимают современную ей науку. И что немаловажно, у научной фантастики выше шансы донести эту

1 "It's not an easy thing to meet your maker" — цитата из к/ф «Бегущий по лезвию» (1982).

повестку до большей аудитории1,2 . Многочисленные примеры последних 5—7 лет3 затрагивают не только прогресс технологий и искусственного интеллекта, но и природу человечности, взаимодействие человека и нечеловека (киборга / андроида / робота) и его последствия .

Последнее не так давно институционализировалось в отдельную научную область human-robot interaction (HRI), которая разбирается в особенностях коммуникации человека и робота и имеет определенные этические представления о том, что подобная коммуникация должна быть безопасной и дружелюбной для обеих сторон Помимо практической значимости, эти аспекты имеют глубокие философские корни .

В оригинальной антиутопии Филиппа Дика (1968) и ее киноадаптации Ридли Скотта — один и тот же образ будущего: в постапокалипсическом мире человечество создало генетически модифицированных и визуально неотличимых от людей репликантов (распознать которых можно лишь с помощью теста Войта-Кампфа на эмпатию) и использует их для работы во внеземных колониях Репликанты на самом деле находятся в положении роботов-слуг с определенным уровнем сознания и интеллекта, а некоторым из них имплантированы воспоминания реальных людей Все репликанты имеют определенный «срок службы», после которого их «выводят из строя» . Ключевой вопрос всей истории — можно ли отличить людей от не-людйй и как это сделать . Хотя еще один важный вопрос — нужно ли вообще это делать

Усложнение технореальности выявляет расхождение между нашим восприятием и отношением к киборгам . И здесь важными являются как этические, так и онтологические различия Отталкиваясь от непривлекательной картины «Бегущего», мне представляется полезным рассмотреть HRI с позиций онтологического поворота в антропологии. Если следовать предложенным Донной Харауэй [Haraway 1991] типам границ между человеком и животным, организмом и механизмом, физическим и нефизическим, то разграничение между человеком

Например, анализ научной фантастики в массовом кинематографе показывает, что наиболее важными темами с 1970-х гг. и по настоящее время остаются сознание, идентичность, отношения (с человеком), приватность и надзор (в фукольдианском смысле), а также моральное действие [El Mesbahi 2015].

Несмотря на то что данные информационно-аналитического отчета «Общественное мнение о развитии науки и технологий в России» [Общественное мнение 2017] свидетельствуют о медленном, но устойчивом росте интереса населения России к науке.

Такие как "Black Mirror" (2011-...), "Her" (2013), "Transcendence" (2014), "Ex Machina" (2014), "Chappie" (2015), "Westworld" (2016-), "Ghost in the Shell" (2017), "Bladerunner 2049" (2017) и др.

I и роботом становится не таким однозначным и подтягивает

g целый ряд смежных категорий .

| Рассмотреть их взаимосвязь и позиции антропоцентризма, перспективализма (perspectivalism) и перспективизма (perspec-

s¡¡ tivism) в вопросе прав человека я предлагаю на материале на-

о блюдения, проведенного в рамках Лаборатории «За 30 лет до

§ Полудня», которая состоялась в Москве 25—26 марта и 1—2 апре -

£ ля 2017 г . Игровой фрейм Лаборатории, кульминацией кото-

g рого становится «Агора» с признанием / непризнанием прав

3 нечеловеческого существа, не только оказался удивительно

| показательным для иллюстрации множественности природы

¡£ и культуры, но и продемонстрировал значимость связи между

ё новыми (получившими возможность голоса) онтологиями

! и новой этикой .

о

§ О границах

х

Í Граница человеческого всегда беспокоила антропологию

о и оставалась одним из центральных для нее вопросов, пробле-

матизируя отношения между человеком и «предчеловеком» (животным или «дикарем»), а позднее между человеком и постчеловеком [Соколовский 2013: 37]. Развитие науки и технологий постоянно усложняет возможность проведения этой границы, а также зачастую уравнивает трансгуманизм и постгуманизм, что неполностью верно: трансгуманизм предлагает технологическое (и биологическое) улучшение человека (подразумевая иерархию в развитии), тогда как постгуманизм не фокусируется исключительно на технологии и не предполагает иерархии Постгуманизм, напротив, отрицает границу между технологией и «я», предлагая реляционные способы мышления и описания [Ferrando 2013: 30—32].

Этот постгуманистический подход впервые получил относительно широкое признание после «Манифеста киборгов» Донны Харауэй . Критикуя гендерное неравенство, современную феминистскую теорию, телесность и дуализм в философии и социальной теории, Харауэй предлагает концепцию «киборга» как кибернетического организма, гибрида машины и организма, создания социальной реальности и порождения фантазии [Харауэй 2017]. Одна из особенно важных для автора мыслей состоит в том, что граница является фактически лишь иллюзией (ведь мы все уже давно киборги), а попытка провести ее становится политическим действием и приводит к войне

Хорошим примером «пограничной войны» является вопрос уже упомянутого улучшения в предметном поле биоэтики Современная медицина не проводит четкого различия между

улучшением и терапией (enhancement and therapy), что порождает этические вопросы, например об использовании протезов или допинга в спорте [Bostrom, Roache 2008: 125—128]. Чтобы говорить об улучшении, необходимо сначала определить нормы для возможностей организма, а это переносит «пограничную» дискуссию уже в другую плоскость [Soper 1999; Hogle 2005; Lapum et al . 2012]. В этом смысле биоэтика по своей сути является скорее нормативной и прескриптивной, нежели описательной наукой, и даже учет предпосылки культурного релятивизма не решает проблему стигматизации «гибридных организмов» [Кожевникова 2013].

Однако возвращаясь к «Манифесту», нужно отметить, что именно киборг способен размывать границы . Харауэй выделяет три из них: между человеком и животным, организмом и механизмом и физическим и нефизическим [Haraway 2013: 150— 152]. Первая дихотомия затрагивает вопросы антропоморфизма и анимизма1 Рассуждая о социальности роботов, Кэтлин Ричардсон вводит термин «технологический анимизм» для описания «индивидуальности» (personhood) во взаимосвязи между человеком и человекоподобным роботом [Richardson 2016]. Если робот запрограммирован реагировать на основе собственного восприятия окружающей среды, способен к действию и даже наделен индивидуальностью, сколько «человеческого» следует добавить, прежде чем нашему взору предстанет нечто (или некто) другое? А можно спросить и иначе: сколько (и что конкретно) мы можем заменить в человеке, прежде чем он(а) перестанет быть человеком? В каком-то смысле это новое прочтение старой философской проблемы тождества, парадокса корабля Тесея2 .

К.А. Церуло определяет пять критериев, по которым в социальной теории взаимодействие людей отличается от взаимодействия человека и нечеловека:

1. Сознание — способность осознавать свои действия3 .

2 . Намерение — способность направлять действия таким образом, чтобы влиять на ситуацию и максимизировать достижение целей

3 Самоидентификация — рефлексивность, приводящая к осознанию собственной идентичности

А также отношения объекта и субъекта, природы и культуры и другие различия, входящие в круг интересов объектноориентированной онтологии или анализируемые в работах Филиппа Дескола. См., например, проблему идентичности во времени в стэндфордском словаре философии: <ИИр$:// pLato.stanford.edu/entries/identity-time/>.

Практически в веберовском смысле «социального действия», с позиции которого даже некоторые люди (спящие, находящиеся в коме или изможденные) исключены из социального взаимодействия.

4 . Ориентация на Другого — способность взять на себя роль, примерить точку зрения Другого (в ином случае взаимодействие сводится к внутренней дискуссии с собой) .

5 . Выработка общей системы понятий и концептуальной рамки (норм, ценностей) в рамках взаимодействия посредством языка, но также знаков, жестов и других символических форм [Cerulo 2009: 4-6].

Для некоторых теоретических традиций (таких как интеракцио-низм, акторно-сетевая теория (АСТ)) важна скорее способность к действию, нежели тот факт, является ли субъект человеком В АСТ все перечисленные критерии взаимодействия неотрывны от отношений в сети, что делает природу субъект-ности несущественной [Cerulo 2009: 5]. Смещение фокуса с природы на действие и отношения связывает границу человека / животного с организмом / механизмом1 .

Различие между организмом и механизмом основано на идее, что машины не являются автономными, самодвижущимися и самостроящимися. Но по мере того, как машины обретают способность двигаться, мы начинаем сомневаться в том, насколько они «живые» . Другой сюжет с «живостью» связан с социальностью Различные нечеловеческие сущности могут вызывать у людей эмоциональные реакции и даже фантазию о взаимности . Самыми простыми примерами здесь являются некогда популярные игрушки Tamagotchi или Furby, которые имитируют поведение разумного существа, реагирующего на присутствие человека, и создают желание заботиться о них Шерил Теркл называет подобные объекты отношенческими артефактами (relational artifacts), которые созданы таким образом, чтобы вызывать у человека иллюзию понимания и эм-патии во взаимодействии [Turkle 2012]. В этой ситуации проецирование (мыслей, чувств) на объект превращается во взаимодействие с субъектом Социальные роботы также представляют собой отношенческие артефакты, создавая иллюзию присутствия и понимания [Turkle 2007: 505-507]. Подобная социальность не только оживляет, но и очеловечивает такие объекты

Между тем в ситуации, когда невозможно четко определить, живое или безжизненное (необязательно лишь механическое) перед нами, возникает эффект «зловещей долины» (uncanny valley) [Wood 2002]. Чем больше нечто внешне напоминает человека, тем более «человеческого» поведения мы склонны

1 Даже офисные документы могут иметь условную агентность и выступать в качестве медиаторов (см., например: [Hull 2003]), однако роботы и киборги все-таки способны к чуть более явному влиянию на происходящее в своих действиях.

ожидать . В случае рассогласования внешнего вида и поведения (как, например, с зомби, трупами, куклами Барнаку, а также с человекоподобными роботами и киборгами) мы будем испытывать неприязнь и страх и постараемся избежать любого взаимодействия, не говоря уже о поиске эмпатии и понимания [Mori, MacDorman, Kageki 2012; Richardson 2016].

Грей и Вегнер обнаружили в ряде экспериментов, что «зловещий» эффект связан с отсутствием у роботов способности получать чувственный опыт и ощущать что-либо, и именно опыт (а не сознание) выступает в качестве фундаментального различия между людьми и машинами . Как они не без иронии заключили, «мы счастливы, что роботы делают разные вещи, но не чувствуют разные вещи» [Gray, Wegner 2012: 129]. Репликанты были очень полезны для выполнения работы, но за свое право на чувства и опыт им и приходилось бороться

Различие между физическим и нефизическим Харауэй связывает с уменьшением размера и следующим отсюда увеличением возможностей машин и их властью1 . Эту кажущуюся невидимость, фактически «нефизичность» машин можно связать и с их сознанием . Если индивид, способный вести себя осмысленно, вступает во взаимодействие с объектом, который по тем или иным причинам не обладает сознанием, мыслящий актор (т. е . индивид) «подражает разуму» (doing mind) Другого и выполняет символическое «чревовещание» [Owens 2007: 577]. «Подражание разуму» — это не то же самое, что принятие роли Другого Это скорее базовое условие отношений с (физическим или нефизическим) Другим .

Из-за способности пересекать границы киборга нельзя однозначно классифицировать: он человеческий и нечеловеческий, механический и немеханический, реальный и нереальный [Richardson 2016: 123]. То, как мы воспринимаем данную способность и действуем по отношению к ней, или, более широко, как мы воспринимаем тип отношений, в которые включен киборг, определяет его как сущность Если это уже не тот самый корабль Тесея, если киборги действительно отличаются от людей (и мы знаем, где на самом деле проходит граница), должны ли мы признавать их идентичность и восприятие? Как мы можем и должны действовать в этом случае? Конечно, мы ограничены упомянутыми выше дихотомиями, поскольку они могут произвести обманчивое впечатление оппозиций (и следующей из них иерархии), но, как заметила Стратерн, различия удерживают понятия от рассеивания [Strathern 2011a],

1 Например: «Людям далеко до такой текучести, они материальны и непрозрачны. Киборги — это эфир, квинтэссенция» [Харауэй 2005: 329].

I HRI и онтологии киборгов

(О ей

§ Когда границы человека / животного, организма / механизма

| и физического / нефизического разрушаются, в фокусе оказываются отношения1 . Реляционный подход предполагает, что

* отношения неотделимы от включенных в них акторов . Однако

0 разнообразие возможных форм отношений необязательно сво-§ дится к полнейшему релятивизму и исключает сравнения. £ Стратерн утверждает, что более правильным и продуктивным g здесь будет говорить об аналогиях, поскольку акторы суще-3 ствуют на параллельных позициях и это позволяет соотносить | последствия их действий [Strathern 2011b], Вопрос об иден-¡£ тичности становится вопросом отношений: когда мы меняем ё набор отношений, мы переопределяем социальную роль / ста-| тус / позицию субъекта . В этом смысле Рой Бэтти был челове-| ком, поскольку его воспоминания и опыт создали сеть

1 человеческих отношений . Однако еще один вопрос — должна

с;

| ли аутентичность этих воспоминаний влиять на его человеч-

¡Ц ность (ведь репликантам они имплантировались) .

ш

£ Неиерархические альянсы и симбиотические привязанности

порождают новый тип отношений, «становление» (becoming), которое превращает типы в события, а объекты в действия [Kirksey, Helmreich 2010: 546]. Рамка «становления» не только «наделяет голосом, способностью к действию или субъективностью» Другого (любого нечеловека), видимого в своих различиях, но и заставляет нас радикально переосмыслить эти категории анализа, поскольку они применимы ко всем существам [Kirksey, Helmreich 2010: 563].

Голос, способность к действию и субъективность связаны вопросами перспективы и репрезентации, что важно в разговоре о киборгах и роботах. Инаковость не является неожиданностью или вопросом для антропологии, проблема возникает, когда мы соглашаемся с множественностью перспектив, что подразумевает выбор и, следовательно, антагонизм В этом смысле важной вехой в развитии «онтологического поворота», порожденного дискуссией вокруг «Каннибальских метафизик» де Кастро, является разграничение перспективализма и пер-спективизма . Первый предполагает единичность мира и множественность точек зрения, второй — множество миров с возможностью занять лишь одну точку зрения [Kapferer 2011; Strathern 2011a; Palecek, Risjord, 2013].

Среди попыток теоретически осмыслить сложные и многослойные взаимосвязи новых технологий, улучшенной биологической природы и сознания, не прибегая к отношениям, можно назвать техно-синхронность (techno-synchronicity) [Cerulo, Ruane 1997; Cerulo 2009], биосоциальность (biosociaHty) [Rabinow 1992], когнисферу (cognisphere) [Hayles 2006; 2008], социотехническую систему (sociotechnical system) [Pfaffenberger 1992] и др.

Основное внимание в HRI на данный момент сосредоточено на искусственном интеллекте и социальной робототехнике, но вопросы восприятия и поведения роботов также рассматриваются [Саршто, Nagenborg 2009; Gшnkel 2012; de Graaf 2016]. Способность механизмов принимать этические решения в неоднозначных ситуациях из предмета философских дискуссий (или хотя бы «Трех законов робототехники» Азимова) уже перешла в категорию практических задач1 . Однако как этика машин (которая интересуется моральным поведением агентов с искусственным интеллектом), так и этика роботов (которая связана с моральным поведением людей по отношению к ним) основаны на ожидаемом антропоцентризме и разделении человеческого / нечеловеческого Очевидно, что прогресс в области машинного обучения и программирования позволит доверить (а может, даже делегировать) киборгам и роботам принятие решений . Но как только речь заходит об этике, возникает масса вопросов: должны ли мы предоставлять нечеловеческим субъектам возможность принимать этические решения? Как мы можем их контролировать? Должны ли мы это делать? Кто будет отвечать за принятые решения? Но главный вопрос куда более сложный: наши собственные категории морали вообще должны распространяться и работать для киборгов?

Эдуардо Кон предположил, что «[в]ся хорошая антропология всегда была онтологической, поскольку она открывает нам другие виды реальностей . И она всегда была политической» [Kohn 2014]. Антагонизм между существующими перспективами человеческого и нечеловеческого не предполагает равенства, и поэтому от репликантов, даже если они «более человечны, чем люди», нужно избавиться

Политический аспект HRI усложняется и разделением между киборгом или роботом и статусом искусственного интеллекта Кого мы можем признать как Другого? Кажется очевидным, что даже очень высокотехнологичный офисный принтер отличается от Нила Харбиссона, которому пришлось внедрить специальную антенну в череп для преодоления крайней невосприимчивости цвета (из-за врожденной ахроматопсии он различал лишь оттенки серого), не в последнюю очередь из-за важности внешнего облика2 [Coeckelbergh 2011: 198]. Но насколько другим могут быть робот и киборг, чтобы мы признали их как

Например, это касается беспилотных автомобилей, аварии с которыми встречают широкий резонанс, от обсуждения безопасности и надежности подобного транспорта до установки деонтологического / утилитарного этического модуля. См., например: <https://www.scientificamerican.com/articLe/what-the-first-driverl.ess-car-fataHty-means-for-self-driving-tech/>, <https://www.techno[ogyreview. com/s/542626/why-self-driving-cars-must-be-programmed-to-kil.l/>. Но здесь следует помнить и о «зловещей долине».

субъектов с собственными онтологиями, а не в качестве объектов в нашей перспективе? Некоторые размышления и эмпирическую иллюстрацию я продемонстрирую на примере анализа материалов образовательной Лаборатории «За 30 лет до Полудня»1 .

От онтологии к этике и правам

Задачей Лаборатории «За 30 лет до Полудня» была «разработка гуманитарных инициатив, направленных на работу с новыми технологиями с целью формирования желаемого образа будущего»2 . Созданный братьями Стругацкими «Мир Полудня» использовался в качестве игровой рамки: участников готовили к отправке на планету Саракш3 за тридцать лет до описанных в романе «Обитаемый Остров» событий, чтобы они, как «прог-рессоры»4, определили желаемое будущее на Саракше и шаги для его достижения . В течение четырех дней участники разрабатывали теоретические концепты и идеи, продумывали этапы технологического развития в ближайшие пять, десять и двадцать лет, занимались поиском необходимых основных ценностей в новом построенном мире и моделировали ситуацию знакомства с населением планеты . Хотя каждое мероприятие Лаборатории могло бы представить интерес для антропологии, я сосредоточу свое внимание на выработке общих «прогрес-сорских» ценностей на основе игры "World Game"5 Бакмин-стера Фуллера и организационно-деятельностных игр Георгия Щедровицкого6 .

Сама игра является авторской разработкой команды организаторов, но, помимо этого, имеет также достаточно сложные правила, поэтому точное описание сюжета я опущу, охарактеризовав лишь дизайн . Почти сорок игроков7 в командах по три

<http://futuref.org/lab12>.

Цит. по описанию с официального сайта проекта.

Место действия в романе «Обитаемый Остров». В рамках Лаборатории было принято, что во всех сферах жизни ситуация на планете идентична текущей ситуации на Земле, т.е. фактически Саракш выступил ее проекцией.

Представители развитых рас, занятые технологическим и социальным развитием цивилизаций, находящихся на более раннем этапе.

<https://www.bfi.org/about-fuLLer/big-ideas/world-game>.

Следует отметить, что описание и интерпретация основаны на включенном наблюдении и моей роли участника, что вносит определенную специфику. Изначальной задачи провести наблюдение не было, поэтому дальнейшие размышления скорее можно назвать рефлексией или (в крайнем случае) автоэтнографией. Однако, как и подобает наблюдению, оно дает намного более полное представление о динамике отношений между участниками, игровом сеттинге и действиях мастеров, коммуникации в командах и между ними.

Участники Лаборатории, состав которых был достаточно разнородным, как по социально-демографическим характеристикам, так и по интересам. В игре команды должны были выполнять задания

4

человека в нескольких раундах должны были решать различные задачи: вначале сформировать общемировое правительство и определить его полномочия, а далее смоделировать, как это правительство справится с кризисными точками в жизни населения планеты (например, с взрывным ростом нанотехно-логий или искусственного интеллекта)

Успешность решения каждой задачи зависела от ценностей, утвержденных мировым правительством Как, например, человечество должно отреагировать на первый контакт с внеземной цивилизацией — проявив доверие, рефлексивность и внимательность или недоверие, отчужденность и агрессию? Команды предлагали свои наборы из трех ценностей для решения каждой новой задачи, и их влияние на итоговое решение могло иметь разную силу (от слабого до сильного) и воздействие (хорошее, плохое или нейтральное) Для решения каждой новой задачи мастера меняли составы команд

Когда же все кризисные точки были пройдены, в последнем раунде участникам предложили собраться на «Агоре» и обсудить финальный вопрос: нужно ли дать права человека нечеловеку? С речью киборга Эндрю из фильма «Двухсотлетний человек» перед участниками выступило «Существо» (как назвали его организаторы), которое просило жителей планеты дать ему человеческие права, чтобы он (Существо определило себя в мужском роде) мог жениться на возлюбленной .

Участники должны были вынести единое решение по итогам общего обсуждения, и для дальнейшей дискуссии три заранее приготовившихся к раунду организатора представили возможные решения1:

1. Согласиться и признать Существо равным человеку, уравнивая его в правах

2 . Сохранить нейтралитет и потребовать дополнительных исследований (насколько Существо похоже на человека, насколько он любит избранницу и т д )

3 . Отказать в просьбе и изгнать Существо .

«Агора» началась с трех одновременных обсуждений: организаторы — лидеры мнений по описанным позициям пытались склонить игроков на свою сторону, в то время как игроки могли перемещаться и участвовать в любом обсуждении . Группа

и соревноваться с другими командами за возможность влиять на коллективные решения и действия мирового правительства.

1 Которые, безусловно, являются гиперболизированными и схематичными. Однако, по словам самих организаторов, это было сознательным экспериментом, чтобы дать участникам свободу принять предложенное или разработать любые другие вариации.

«отказа» обсуждала экзистенциальные риски и злую волю искусственного интеллекта, потерю человечности и исключительность. «Нейтральные» спорили о субъективности и недостатке знаний для такого важного решения . Группа «согласия» была тронута эмоциональностью выступления Существа и заявила, что, поскольку он способен чувствовать и просоциален, его нужно признать равным людям (что пересекается с рассмотренной выше границей организма / механизма) .

Поскольку «нейтральная» группа и «согласившиеся» набрали одинаковое число сторонников, «Агора» была продлена на второй раунд . И здесь произошел самый важный переход: возникшая новая группа заявила, что сама концепция «прав человека» устарела и не отражает нынешнюю реальность . Вместо этого нужно было бы говорить о «правах живых существ» (далее это будет группа ПЖС) .

В то же время группа «согласия» разделилась на две мини-группы: одна все еще поддерживала признание человечности и следующих из этого прав Существа (группа Ч), а другая утверждала, что признание другой природы кого-либо неэквивалентно уравниванию в правах (группа П) Чтобы избежать дальнейшего подробного описания игровой динамики, я скажу только, что по итогам «Агоры» свою позицию большинством голосов удалось утвердить группе ПЖС Существо получило права живых существ, хотя четко не было сказано, способен ли он теперь жениться на человеческой женщине

Этот пример достаточно иллюстративен с точки зрения онтологии киборгов. На первом шаге участники фактически подтвердили, что человечность субъекта часто строится на нашем восприятии и способности субъекта вызывать эмпатию и демонстрировать социальность [Turkle 2007; Cerulo 2009; Richardson 2016]. Именно поэтому вдохновитель группы «отказа» не набрал практически ни одного единомышленника, за исключением пары трикстеров, проверявших игру на прочность

Тем не менее тот факт, что голоса разделились между нейтралитетом и согласием в первой части «Агоры», свидетельствует, что границы существуют, и они достаточно жесткие . Насколько человечным должно было быть Существо, чтобы его признали равным человеку? Должны ли были игроки из-за этого уравнять его в правах с людьми? Группа П была великодушна в признании инаковости, но недалеко ушла от антропоцентризма: Существо внешне не отличается от человека, способно сопереживать, вести себя и мыслить как человек, так почему бы не признать его? Это решение также напрямую следует из иерархического мышления: нечеловек может быть равным человеку, но политическое решение об этом остается за последним

Группа ПЖС избежала «пограничной войны» природы киборга [Haraway 1991], признала равенство прав всех существ, подчеркивая, что люди не являются единственными в этом мире (о чем среди антропологов говорится уже очень давно и очень многими) Свою аргументацию ПЖС строила на жизнеспособности и сознании живых существ, взяв китообразных в качестве отправной точки1 . Есть много существ и, следовательно, восприятий мира, и между ними не должно быть иерархии, что схоже с представлениями перспективализма

Разграничение прав и природы в группах Ч и П во втором раунде «Агоры» связано, на мой взгляд, с разницей перспектива-лизма и перспективизма Признание субъекта — не то же, что признание его способности действовать в рамках определенного набора отношений и формировать новый Чтобы признать иную природу и уравнять в правах, нужно признать множественность ^гаШет 2011а]. Признание множественной природы и установление одних и тех же прав позволяет разделить человека и нечеловека через их связь, поскольку фокусируется на различиях, а не на сходствах

Важно отметить, что в каждой из частей «Агоры» обсуждение затрагивало именно вопросы «универсальной» природы и «множественной» культуры человека и нечеловека (на примере Существа) Это разведение мультикультурализма и мультинату-рализма [Kohn 2015] представляет дополнительную теоретическую сложность для понимания Другого Де Кастро, конечно, говорил об американских индейцах, а не о потенциальном взаимодействии человека и робота Тем не менее рассмотренный случай иллюстрирует границы между перспективализмом и перспективизмом и позволяет говорить не только о новых онтологиях, но и о новой этике

Заключение

Я попыталась поставить вопрос о том, можно ли (и как) пересечь линию между человеком и нечеловеком в отношении человека и робота (hшman-robot ^егасйоп, HRI) . Развитие технологий и биологические улучшения усиливают разрыв между тем, что мы думаем и чувствуем по поводу киборгов, и тем, как мы себя ведем по отношению к ним Рассмотренные Донной Харауэй границы между человеком и животным, организмом и механизмом, физическим и нефизическим могут стать политическим вопросом в символической «пограничной войне», и эта война также показывает, насколько сильны пока что основания перспективализма

1 <http://www.cetaceanrights.org>.

На примере Лаборатории «За 30 лет до Полудня» я описала и сравнила позиции антропоцентризма, перпективализма и перспективизма в вопросе «прав человека» . Может показаться, что игровой сеттинг Лаборатории снова демонстрирует лишь «человеческую» точку зрения, поскольку Существу после выступления не была предоставлена возможность влиять на ход дискуссии и решение о его будущем . Но при всех недостатках моделирования эта ситуация близка к реальности, когда другие виды (или те, к кому описание и статус человека не в полной мере применимы) лишены возможности бороться за свои права (или природу) . Рой Бэтти был «репликантом», и даже это наименование изначально ставило его ниже в иерархии видов . Был ли он «более человечным, чем человек», как утверждала компания? Может быть . Но рекламный слоган — лишь еще одно оценочное суждение, полностью открытое для интерпретации

Библиография

Кожевникова М. Клонирование людей и проблема статуса клона //

Этнографическое обозрение . 2013 . № 3 . С . 95—101 . Общественное мнение о развитии науки и технологий в России (Информационно-аналитический материал) / Институт статистических исследований и экономики знаний, Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики» . М . : НИУ ВШЭ, 2017 . 12 с . Соколовский С.В. О границах человека и человеческого: биоэтика, постгуманизм и новые технологии // Этнографическое обозрение. 2013 . № 3 . С . 37-38 . Харауэй Д. Манифест киборгов // Гендерная теория и искусство: Антология: 1970-2000 . М . : РОССПЭН, 2005 . С . 322-377. Харауэй Д. Манифест киборгов: наука, технология и социалистический феминизм 1980-х . М . : Ad Marginem, 2017 . 110 c . Bostrom N, Roache R.. Ethical Issues in Human Enhancement // Ryberg J . , Petersen T . , Wolf C . (eds. ) . New Waves in Applied Ethics. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008. P . 120-152. Capurro R.., Nagenborg M. Ethics and Robotics. Amsterdam: IOS Press, 2009.136 p .

Cerulo K..A. Nonhumans in Social Interaction // Annual Review of Sociology. 2009 . Vol. 35 . P. 531-552. Cerulo K..A., Ruane J.M. Death Comes Alive: Technology and the Reconception of Death // Science as Culture . 1997 . Vol. 6 . No . 3 . P. 444-466.

Coeckelbergh M. Humans, Animals, and Robots: A Phenomenological Approach to Human-Robot Relations // International Journal of Social Robotics . 2011. Vol. 3 . No . 2 . P . 197-204. de Graaf M.M. An Ethical Evaluation of Human-Robot Relationships // International Journal of Social Robotics. 2016 . Vol. 8 . No. 4. P 589-598

AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2018 № 38

26

El Mesbahi M. Human-Robot Interaction Ethics in Sci-Fi Movies: Ethics Are Not "There", We Are the Ethics! // Marcus A. (ed. ) . Design, User Experience, and Usability: Design Discourse . DUXU 2015 . Lecture Notes in Computer Science . Cham: Springer, 2015 . P . 590598 .

Ferrando F. Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Meta-humanism, and New Materialisms // Existenz. 2013 . Vol. 8 . No . 2 . P. 26-32.

Gray K., Wegner D.M. Feeling Robots and Human Zombies: Mind Perception and the Uncanny Valley // Cognition. 2012 .Vol. 125 . No . 1 . P. 125-130 .

Gunkel D.J. The Machine Question: Critical Perspectives on AI, Robots, and Ethics . Cambridge: MIT Press, 2012. 272 p .

Haraway D. Cyborg Manifesto: Science, Technology, and Socialist-Feminism in the Late Twentieeth Century // Haraway D Simians, Cyborgs and Women: The Reinvention of Nature . N .Y. : Routlege, 1991 . P . 149-181.

Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature 2nd ed. N .Y. : Routledge, 2013 . 421 p .

Hayles N.K. Unfinished Work from Cyborg to Cognisphere // Theory, Culture and Society. 2006 . Vol. 23 . No . 7-8 . P . 159-166 .

Hayles N.K.. How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics Chicago: University of Chicago Press, 2008 350 p

Hogle L.F. Enhancement Technologies and the Body // Annual Review of Anthropology 2005 Vol 34 P 695-716

Hull M.S. The File: Agency, Authority, and Autography in an Islamabad Bureaucracy // Language and Communication 2003 Vol 23 No 3-4 P 287-314

Kapferer B. Strathern's New Comparative Anthropology Thoughts from Hagen and Zambia // Common Knowledge . 2011. Vol . 17 . No . 1 . P. 104-110 .

Kirksey S., Helmreich S. The Emergence of Multispecies Ethnography // Cultural Anthropology. 2010 . Vol . 25 . No . 4 . P . 545-576.

Kohn E. What an Ontological Anthropology Might Mean // Fieldsight — Theorizing the Contemporary, Cultural Anthropology Online . 2014 . Vol . 13 . <https://culanth . org/fieldsights/463-what-an-ontological-anthropology-might-mean> .

Kohn E. Anthropology of Ontologies // Annual Review of Anthropology 2015 .Vol. 44 . P. 311-327 .

Lapum J., Fredericks S, Beanlands H., McCay E, Schwind J., Romaniuk D. A Cyborg Ontology in Health Care: Traversing into the Liminal Space between Technology and Person-centred Practice // Nursing Philosophy. 2012 . Vol . 13 . No . 4 . P. 276-288 .

Mori M., MacDorman K..F, Kageki N. The Uncanny Valley [From the Field] // IEEE Robotics and Automation Magazine . 2012 . Vol . 19 . No 2 P 98-100

Owens E. Nonbiologic Objects as Actors // Symbolic Interaction . 2007.

Vol. 30 . No . 4. P . 567-584. Palecek M., Risjord M. Relativism and the Ontological Turn within Anthropology // Philosophy of the Social Sciences . 2013 . Vol. 43 . No 1 P 3-23

Pfaffenberger B. Social Anthropology of Technology // Annual Review of

Anthropology. 1992. Vol. 21. P. 491-516 . Rabinow P. Artificiality and Enlightenment: From Sociobiology to Bio-sociality // Crary J . , Kwinter S . (eds. ) . Incorporations . N .Y. : Zone Books, 1992. P . 234-252. Richardson K. Technological Animism: The Uncanny Personhood of Humanoid Machines // Social Analysis. 2016 . Vol. 60 . No. 1 . P. 110-128 .

Soper K. Of OncoMice and Female/Men: Donna Haraway on Cyborg Ontology // Capitalism Nature Socialism. 1999. Vol. 10 . No . 3 . P 73-80

Strathern M. Binary License // Common Knowledge . 2011a. Vol. 17 . No . 1 . P. 87-103.

Strathern M. What Politics? // Common Knowledge . 2011b . Vol. 17 . No . 1. P. 123-127 .

Turkle S. Authenticity in the Age of Digital Companions // Interaction

Studies 2007 Vol 8 No 3 P 501-517 Turkle S. Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less

from Each Other . N .Y. : Basic Books, 2012. 360 p . Wood G. Living Dolls: A Magical History of the Quest for Mechanical Life . L. : Faber and Faber, 2002. 278 p .

лилия ЗЕМНУХОВА

1

Лилия Владимировна Земнухова

Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия

[email protected]

Современные технологии становятся повсеместными и постепенно занимают все сферы повседневной жизни. Они оказываются не только посредниками и (со)участ-никами наших действий, но и фасилитато-рами нового порядка и нового социального опыта и взаимодействия с нематериальным .

Влияние информационных технологий на человеческую телесность имеет смысл учитывать ввиду того, какую роль тело и физиология играли в их развитии . Как показывает история развития области human-computer interaction (HCI), в основе разработок сначала оказывались физические и психофизиологические метрики, например законы

2

Фиттса или закон Хика для разработок интерфейсов . Затем когнитивная революция сместила фокус с телесности на познавательные возможности человека . И вновь внимание к физическим характеристикам пользователей вернулось благодаря сотрудничеству с антропологами: они обратили внимание на разнообразие пользователей, их культурных практик и социальных ситуаций

В свою очередь, о влиянии технологий на человеческую телесность идет речь в психологии, философии, когнитивистике, социологии, антропологии, и разные дисциплины показывают отличные динамику и тенденции Проблематика антропологии, будучи менее визионерской и футурологической, имеет дело с текущим опытом, изменением повседневных порядков, выстраиванием новых Антропология технологий позволяет работать с разными аспектами «интерфейсов» взаимодействия, где человеческая телесность предстает в так называемом муль-тимодальном виде — движения, прикосновения, голос, ориентация в пространстве

В своем социологическом проекте изучения социотехнических барьеров (РНФ №17-78-20164) мы опираемся на антропологические исследования телесности для анализа геолокационных игр в ситуации публичного присутствия, общения с голосовыми помощниками-роботами, использования турникетов Именно антропологический подход позволяет собирать детальное описание ситуаций, чтобы проследить динамику микроизменений

Перспективными мне кажутся те подходы, которые работают с прикладными для разработчиков (но в некотором смысле фундаментальными для гуманитарных наук) вопросами — объективация и метрики тела для использования в цифровых технологиях, антропоморфизация современных технологий, проблема «зловещей долины» . Это горизонт исследований на ближайшие несколько десятилетий, потому что сейчас кажется, что именно антропологи смогут упорядочить и нормализовать много разных новых опытов во взаимодействии с современными технологиями

Второе направление связано с нарушениями и изменениями границ человеческой телесности, от экзоскелетов до дополненной реальности и виртуальной реальности, которые повлияют на парадигмы и нормативность восприятия тела, объективации и символизации . Развитие этих технологий вызовет трудности интерпретации пользовательского опыта, допустимого применения. Многие вопросы оказываются в повестке технологических корпораций и политических решений, а антропологическая перспектива помогла бы нормализовать такой опыт

3

4

Наконец, эксперименты с телом — это то, по поводу чего будет не хватать экспертизы, поскольку разработчики не занимаются аналитикой повседневного опыта. Такие феномены, как био-хакинг, требуют не только и не столько теоретического осмысления, сколько подробного изучения на уровне повседневного опыта, взаимодействия с технологиями, с телом

Когнитивные науки и биотехнологии — это первопроходче-ские и очень закрытые области с точки зрения проникновения в них социальных и гуманитарных наук. Основная причина состоит в том, что социальные ученые поднимают множество этических, правовых, моральных вопросов, решение которых требует длительного времени, достаточного объема эмпирических данных, small data, собранных качественно на отдельных примерах

Медицинская антропология зарекомендовала себя как междисциплинарная область, но зависимая при этом от тенденций и ограничений поля, с которым она работает . Например, биотехнологии сейчас активно влияют на изменения многих аспектов медицины, и задача антропологии в этом случае — разбираться в том числе в технологических аспектах . Когнити-вистика же во взаимодействии с технологическими разработками направлена на поиск решения конкретных вопросов Скажем, недавно признанная Нобелевской премией область поведенческой экономики, — это тоже одно из направлений не только для когнитивных наук, но и для антропологии сознания. Задачи антропологии состоят в том, чтобы обеспечивать объяснения, которые не сводятся к биологизму или психологизму, а учитывают культурные практики и традиции, которые трансформируются под влиянием технологического развития

Пока будущее гуманитарных и социальных наук видится смещенным: в технократической картине мира социальные и культурные аспекты развития технологий уходят на второй план . Социально-гуманитарное знание вносит гораздо больше неизвестных переменных в уравнения разработчиков, задача которых состоит в поиске решений своих вопросов, а не усложнения их. В результате на фоне технологического развития социогуманитарная экспертиза будет постоянно сталкиваться, например, со структурными ограничениями

Впрочем, уже несколько десятилетий предпринимаются активные попытки внести в повестку и институционализировать социогуманитартное сопровождение развития новых технологий, начиная с таких глобальных и неясных по своим социальным эффектам проектов, как, например, «Геном человека» . С точки зрения STS интерес особенно актуализируется во время поломок, сбоев, аварий Поэтому чем больше возникает

ситуаций и прецедентов повседневного взаимодействия с технологиями, угроз, рисков и сложностей их распространения, тем более осознанной становится потребность в социогумани-тарном знании

АНАСТАСИЯ КАРАСЕВА

Анастасия Игоревна Карасева

Европейский университет в Санкт-Петербурге, Санкт-Петербург, Россия /

Тюменский государственный университет, Тюмень, Россия

[email protected]

Получив приглашение поучаствовать сначала в тематической подборке, а затем и в дискуссии по заявленной теме, я растерялась. Мое участие в соответствующей секции Конгресса этнологов и антропологов в 2017 г . было почти случайным: его определил полевой материал, которому фокус на тело очень шел, хотя с точки зрения предмета моей диссертации он побочный Я переработала кое-какой объем литературы, но все еще не чувствовала себя достаточно компетентной, чтобы отвечать на представленные вопросы в качестве эксперта . Объяснение этому кроется не только в непобедимом перфекционизме или ложной скромности автора, но и в самом статусе тела и телесности в антропологии: до 1990-х гг . оно почти не выступало как самостоятельный предмет для исследования, служа средством для анализа других тем почти с момента появления дисциплины (Впрочем, социологии повезло еще меньше: там тело отсутствовало и как средство анализа [Bendelow, Williams 2002: 10]. ) Этот особый статус телесности — «отсутствующее присутствие» — часто подчеркивается в работах социальных ученых обоих направлений [Martin 1992; Lock 1993; Bendelow, Williams 2002; Shilling 2012].

Что такое тело? Ответ на этот вопрос в общем определяет методологию, по крайней мере в пределах конкретной статьи . Сборники, объединяющие разные подходы к телу и телесности [Featherstone, Hepworth, Turner 1991; Csordas 1994; Кабакова, Конт 2005; Shilling 2012], эклектичны, что подчеркивает многообразие означаемых у «тела» .

Множественность значений «тела» оставляет исследователям много свободы в выборе как темы, так и материала для анализа, позволяя включать в исследование не только образ тела как целостности или отдельные части тела, но и эмоции, аффекты, сенсорные ощущения . Интересующиеся темой исследователи считают это свойство «тела» скорее достоинством [Lock 1993], а отдельные авторы сознательно практикуют эклектику как прием [Wolputte 2004].

Эти общие замечания касаются подхода социальных наук в целом . Чтобы выявить специфику антропологии тела (в широком смысле этого слова), интересно сравнить ее с «сестринской» дисциплиной, социологией тела. Социологи гораздо охотнее, чем антропологи, выпускают тематические сборники, стремясь (на мой взгляд, безуспешно) систематизировать возможные подходы к телу: половина из упомянутых выше — сборники по социологии тела, один из них, "Body and Social Theory" под редакцией Криса Шиллинга [Shilling 2012], пережил уже три издания и семь выпусков . Тематически социологи чаще анализируют осуществление социального контроля над телом — телесную педагогику, в том числе на уроках физкультуры и через спортивные практики, тело сквозь призму потребления . Популярными теоретиками являются Норберт Элиас, Мишель Фуко и Пьер Бурдье . (Надо заметить, подход Элиаса делает для социологов включение эмоций в исследования тела гораздо менее проблематичным, чем для антропологов . )

Антропологи, напротив, выпускают в основном обзоры в "Annual Review of Anthropology": 14 обзоров1 с 1993 по 2017 г. (модальные годы — 2004 и 2005) . Единственная антропологическая книга, сводящая воедино разные теории тела, которую мне удалось найти, — это хрестоматия под редакцией Маргарет Лок и Джудит Фарквар [Lock, Farquhar 2007], где соединены классические и современные тексты и структура которой хорошо отражает интересы и углы зрения дисциплины: колониализм, капитализм, гендер, повседневность, производство знания К ним можно добавить разве что темы символической связи между телом и обществом и репрезентационной функции тела, которые остались за рамками хрестоматии . Общей для социологов и антропологов является гендерная проблематика и статус женского тела

Примечательно, что ни те ни другие, однако, как будто не рассматривают развитие современных технологий, по крайней мере статьи на эти темы не попадают ни в сборники, ни в обзоры "Annual Review of Anthropology", если не считать довольно

1 Рассматривались обзоры, содержащие слово "body" в названии.

старого обзора Линды Хогле [Hogle 2005], и даже Донна Харау-эй упоминается довольно редко . Статьи по этой теме, насколько можно судить, попадают в специализированные издания, посвященные исследованиям науки и технологий или социальным аспектам медицины Технологии оказываются настоящим слепым пятном исследований телесности

Эмили Мартин в своем проницательном эссе «Конец тела?» цитирует К Леви-Строса: не является ли усиление академического внимания к какому-либо предмету признаком того, что этот предмет — «исчезающий вид»? Открытие фрагментиро-ванного, нецелостного тела часто преподносится как достижение социальных наук, однако вряд ли можно считать его таковым, если для того чтобы увидеть тело за рамками тела, надо сначала вообразить его как целостность, отдельную от среды Исследования Мартин показывают, что биологическое знание о теле напрямую связано с технологической организацией общества: в фордистском обществе производства женское тело представлялось репродуктивной машиной, в обществе эпохи позднего капитализма, где благодаря новым технологиям коммуникации время ускоряется, пространство сжимается, изменения становятся константой, а гибкость и способность к адаптации — социальной ценностью, родилась иммунология с представлением об организме как целостности [Martin 1992]. Воображение тела как целостности, таким образом, для исследователей только начинается — во многом благодаря технологиям, как новым, так и вполне привычным, значение которых для этого процесса еще предстоит раскрыть

Библиография

Кабакова Г.И., Конт Ф. (сост . ) . Тело в русской культуре: Сб . ст. М . :

Новое литературное обозрение, 2005 . 400 с . Bendelow G.A., Williams S.J. The Lived Body: Sociological Themes,

Embodied Issues. L. ; N .Y. : Routledge, 2002. 261 p . Csordas T.J. (ed . ) . Embodiment and Experience: The Existential Ground of Culture and Self. Cambridge; N . Y. : Cambridge University Press, 1994. 294 p .

Featherstone M., Hepworth M., Turner B.S. The Body: Social Process and

Cultural Theory. L . ; Newbury Park: Sage, 1991. 408 p . Hogle L.F. Enhancement Technologies and the Body // Annual Review of

Anthropology. 2005. Vol . 34 . No . 1 . P . 695-716 . Lock M. Cultivating the Body: Anthropology and Epistemologies of Bodily Practice and Knowledge // Annual Review of Anthropology. 1993 . Vol 22 No 1 P 133-155 Lock M, Farquhar J. Beyond the Body Proper: Reading the Anthropology of Material Life . Durham: Duke University Press, 2007 . 688 p .

Martin E. The End of the Body? // American Ethnologist . 1992. Vol . 19 .

No . 1 . P . 121-140 . Shilling C. The Body and Social Theory. 3rd ed . Los-Angeles: Sage, 2012 . 313 p.

Wolputte S.V. Hang on to Your Self: Of Bodies, Embodiment, and Selves // Annual Review of Anthropology . 2004. Vol . 33 . No . 1 . P . 251-269 .

МАГДАЛЕНА КОЖЕВНИКОВА

Магдалена Кожевникова

Институт философии РАН, Москва, Россия [email protected]

Постгуманизм / постантропология: ценность биологического тела

Сегодня в гуманитарных науках сталкиваются два направления, в каждом из которых представлен свой взгляд на проблему телесности человека. Я имею в виду постгуманизм и трансгуманизм . В то время как первый черпает вдохновение в биологии, второй погружен в мир технологий. Несмотря на некоторые сходства, главное из которых — неудовлетворенность состоянием современного человека и стремление к изменению его статуса, эти направления сильно отличаются . Трансгуманисты, как мне кажется, более консервативны в своем подходе . Продолжая традицию эпохи Просвещения, они стремятся к прогрессу, интеллектуальному развитию, выходу за ограничения, которые накладывает на нас биологическое тело В то же время постгуманизм совершает настоящую революцию в мышлении о человеке и его месте в мире: отбрасывает антропоцентризм и представление о привилегированной позиции человека по отношению к остальным живым существам Я хотела бы сосредоточиться именно на этом направлении, которое находит все более широкое распространение в гуманитарных науках . Его влияние на антропологию может показаться немного парадоксальным, ведь само название дисциплины указывает, что в центре ее интересов находится человек Тем не менее стоит задуматься о том, сможет ли антропология изучать нечеловеческие субъекты,

например животных или растения, как иногда изучает другие культуры — присматриваясь к ним издалека, не разговаривая с ними на общем (ни вербальном, ни символическом) языке . Смогут ли нечеловеческие субъекты стать классическим Другим для постантропологии?

Постгуманизм развивается с 1970-х гг. Первым, кто использовал этот термин, был литературовед Ихаб Хассан, утверждающий, что понятие человека требует переосмысления . Вся культура, построенная на антропоцентризме, начала подвергаться ревизии . Более того, стали звучать голоса о том, что дальнейшее развитие гуманитарных наук невозможно без учета новейших достижений в естественных науках . Многое указывает на то, что именно «революция в биологии» дала начало «постгуманистической революции»: с середины ХХ в . было сделано много открытий, например молекулярного уровня жизни, структуры ДНК, а прогресс генетики и нейронаук позволил представить множество человеческих качеств в новом свете Все «человеческое», включая культуру, оказалось продуктом эволюции . Разница между человеком и остальным живым миром перестала восприниматься как разница качества, а стала лишь разницей уровня . Вслед за этим происходит постепенное (для России все еще новое и непривычное) расширение понятия субъекта на так называемые нечеловеческие субъекты или нечеловеческие личности: животных, киборгов, гибридов, роботов и искусственный интеллект

В этом контексте не менее интересно то, как меняется восприятие человеческого тела, особенно если сравнить точку зрения трансгуманистов и постгуманистов . Трансгуманисты, оставаясь глубоко антропоцентричными, продолжают традиции многовекового, укоренного в иудеохристианстве и типичного для западной культуры мышления о человеческом теле как о наказании, тюрьме, ограничении для развития «истинного» человека, который скрывается где-то в глубине тела и которого можно спасти только благодаря освобождению от этого груза Биология для трансгуманистов — это скорее обуза и негативный опыт, требующий преодоления . Человек будущего будет человеком виртуальным, свободным от телесности, т . е . от болезней, старения и смерти .

Постгуманисты, напротив, видят в биологическом теле ценность Прежде всего, надо отметить чрезвычайное влияние биологических наук на постгуманизм . Знание о горизонтальном переносе генов и о развитой микробиоте тел вынуждает нас повторять вслед за Донной Харауэй, что «мы никогда не были людьми» Действительно, невозможно провести границу между тем, что в наших телах является «человеческим», а что —

нет. Таким образом, «наше индивидуальное бытие в мире на самом деле означает существование в виде сообщества множества видов, участвующих в ключевом процессе постоянного обмена», — замечает Моника Бакке [Вакке 2015: 94]. Все живые организмы: бактерии и вирусы, грибы и микроскопические животные — это полноценные участники нашей жизни, которая теряет свой индивидуальный характер . Бакке предлагает концептуализацию человеческого тела как «суперорганизма», а самого человека — скорее как хозяина, нежели хищника .

Однако к этим размышлениям постгуманистов о переплетении разных форм жизни можно добавить новую гибридную реальность, связанную с развитием технологий . По сути, представление о теле как о «суперорганизме» было бы невозможно без открытий, совершенных с помощью техники и технологий Новейшие технологии помогают нам сделать еще один шаг вперед: не только наблюдать переплетение жизненных форм, но и создавать его . Я имею в виду сферу гибридизации и химе-ризации различных организмов, в том числе человеческих Скрещивание живого и неживого, людей и животных, роботов и растений — в XXI в . появилась новая «межвидовая» реальность, которая, меняя живые организмы, вынуждает нас отбросить привычную классификацию видов: трансгенные животные и растения, животные-химеры с органами других видов, насекомые-киборги, роботы с живыми изолированными мозгами или растущие вместе с растениями Такие организмы создаются не только в лабораториях: гибридные организмы можно также увидеть на выставках биоарта, а трансгенные продукты можно купить в супермаркете Обоснованным будет утверждение, что развитие биологии и биотехнологии привело к феномену пересечения видовых границ, а это влияет на социальные и философские науки, в том числе и на антропологию, потому что человек также вовлечен в «межвидовость»

На мой взгляд, постепенная трансформация видов, как и гибридизация человеческих тел, — это один из факторов, которые приводят нас к принятию вневидовой этики . Другим таким фактором можно назвать увеличение знания о когнитивных способностях животных, а также об их способности переживания как негативного, так и позитивного опыта, т е эмоционально богатой жизни, в которой, как и в нашей, есть место для ожидания хорошего и избегания плохого . Все это принимает во внимание этика животных, однако вневидовая этика — это нечто большее, чем борьба за права животных и мышление о них как о субъектах. Фундамент вневидовой этики — это неантропоцентризм В свою очередь, неантропоцентризм происходит, как уже было сказано, из знания о том, что разница между людьми и остальным живым миром менее значительна,

чем нам казалось еще несколько десятилетий назад Один из главных аспектов общности всего живого — общий опыт «бытия в мире» всех телесных существ «Вся жизнь инкорпорирована», — замечает Бакке . Вся жизнь получает наслаждение и страдает от своей телесности . Этот опыт позволил нам встать на путь расширения этики на другие живые (т . е . телесные) существа . Если мы совершим переворот, как этого хотят трансгуманисты, и станем виртуальными существами, если мы отбросим нашу телесность, тогда мы с большой вероятностью опять скатимся в антропоцентрим или, скорее, в некую его новую форму, поскольку новый бестелесный человек не будет тем же самым человеком . Рискну утверждать, что лучшее понимание наших биологических тел позволяет нам более логично и последовательно расширять этику, а отсутствие биологического тела создаст этический регресс

Библиография

Bakke M. Estetyka w dzialaniu posrod nie-ludzkich cial w erze biotechnologii // Malecki W. , Koczanowicz L. (red. ) . Estetyka na zywo: pragmatyzm wobec sztuki, etyki i polityki . Krakow: Aureus, 2015 . S . 89-108 .

Виктор круткин

телесность человека и технологии «письма светом»

1. Тело в мире артефактов

Виктор Леонидович Круткин

Удмуртский государственный университет, Ижевск, Россия [email protected]

Человек испытывает на себе действия не только сил природы, но и факторов, которые он вызывает сам Более полутора столетий прошло с тех пор, как были изобретены техногенные изображения фотографического типа, и с той поры люди находятся в их окружении . Иногда они окружают людей как туман или дождь, иногда как липучая паутина, часто они внушают образы счастья и ясности Прошли времена, когда этот медиум ассоциировался с окном в мир «исторической правды», но это не снижает интереса к «письму светом», об этом свидетельствуют многочисленные научные конференции . В 2014 г . в Лондоне появилось новое периодическое издание "Anthropology and Photography" .

Вопросы о связи технологий с человеком часто обсуждаются в контексте поворота социальных наук к материальности и телесности . Д . Миллер наполняет новым смыслом гегелевское понятие «объектификации» [Miller 1987: 19—82]. Субъект, чтобы осуществить и понять себя, создает (отчуждает или объек-тифицирует) объект, выносит его вовне в материале или представлении . Такого рода представления могут использовать разные носители — видимые фигурные формы, слышимые ритмы звучаний, кинестетически переживаемые телесные движения, вкусовые и обонятельные впечатления Такой объект осваивается или присваивается субъектом, в этом процессе производства и потребления изменяются обе стороны Диалектика субъекта и объекта состоит в том, что субъект становится объектом самого себя, он возвращается к себе на новом уровне, это циклически продолжается, очередная объектификация вызовет новое изменение субъекта Важным моментом является особая связность сторон: субъект никогда не является субъектом сам по себе, но всегда определяется через свое отношения к объекту. У культуры нет субъекта ни в образе отдельного человека, ни общества в целом, ибо субъекта следует рассматривать как создателя и создание культуры

Материальность артефактов — это характеристика предметов в их воздействии друг на друга и на человека . Через артефакты люди упорядочивают мир, в том же самом процессе происходит упорядочивание человека . Состоит ли общество из людей (вместе с их деятельностью, институтами и идеями) или в социальный мир следует включить еще и предметы, которые возникают в деятельности? И если предметы допускаются в социальную реальность, как их следует толковать — как символы социальных отношений (знаки) или как вещи, наделенные самостоятельной активностью? Материальный поворот связан с признанием того, что предметы — это не просто знаки и что активны не только люди . Люди упорядочивают объекты и сами оказываются ими же упорядоченными, в поведении людей раскрывается то, что Д Миллер называет «повиновение вещей» (humility of things) . «В смыслы артефактов входит определенное их "повиновение", сами они умалчивают об их откровенной власти определять то, что является социально приемлемым» [Miller 1994: 409]. Артефакты образуют более широкую, чем знаки языка, область

Материальность — это не изначальная характеристика предметов, материальность исторически складывается в объектифи-кациях Материальность и вещественность в бытовой речи отождествляются, но это не одно и то же «Вещественность» — это вопрос порогов наших восприятий . Объектификация — это движение опосредствования неопосредствованного . Но в дея-

тельности люди сталкиваются не только с тем, что несет печать средств, они сталкиваются и с неопосредствованным, с тем, что в предметах продолжает жить их собственной жизнью .

Материальность — продукт становления, это продукт материализации имматериального . «Имматериальное» как термин предпочтительнее отрицательного прилагательного «нематериальное» . «Имматериальное» — это не антиматериальность, это выражение присутствия «другой материальности», тогда как «нематериальное» лишь отображает идею отсутствия качеств . Например, люди могут пользоваться выражением «безалкогольный напиток», но в этом случае они как раз говорят о том, чего в напитке нет, и не говорят о том, что же там есть — вода, сахар, витамины, соли и т д

Сама материальность многослойна, исследования технологий социокультурных объектификаций показывают, что разделение культуры на материальную и нематериальную (как вещественную и осязаемую, с одной стороны, и невещественную и неосязаемую, с другой стороны) заводит в тупик дуалистических противопоставлений . Этого можно избежать, если научиться говорить о материальности «нематериальной» культуры, раскрывать ее порождение как артефактов в целом По замечанию М . Маклюэна, есть вещи осязаемые, "hardware", такие как шары и клюшки, вилки и ложки, железные дороги, космические корабли, радиоприемники, компьютеры . Есть вещи неосязаемые, "software", такие как теории и законы в науке, философские системы, формы и стили в живописи, поэзии, музыке и т д . «Все перечисленные в равной степени являются артефактами, все они в равной степени человечны, все в равной степени поддаются анализу», и нужно быть готовым к тому, что все привычные различия между науками и искусствами, между вещами и идеями, между физикой и метафизикой будут утрачивать былую строгость [McLuhan, McLuhan 1988].

Любителя искусства может встревожить предложение рассматривать произведение искусства как артефакт, но здесь нет попытки принизить искусство Напротив, в этом подходе искусство выигрывает: мы можем лучше понять его действенность .

Артефакты образуют среду, в которой формируется человеческая телесность . Идея «тела» может участвовать в разных дискурсах Например, оно может быть метафорой «частичности человека», когда нам говорят, что «ведь это всего лишь тело, тогда как есть еще душа и дух» . Оно может выступать метафорой «онтологической целостности человека», когда нам скажут, что многоликость телесности побуждает говорить «о теле духа, теле души, наконец, о теле тела» Но в любом случае

правильно будет считать, что тело — это способ, каким природа становится человеком .

Какую роль в становлении человека и культуры играла техника и технология?

Исследователи считают, что у истоков поворота к материальности мы найдем работы антрополога А. Леруа-Гурана [1щоЫ 1999: 411-453; Круткин 2015: 187-199]. А. Леруа-Гуран в палеонтологии опирался на результаты самых разных дисциплин — от археологии и биологии до социологии и истории искусства ^егта^ошАап 1993]. Палеонтологическая перспектива побуждает его представлять технику в качестве собирательного именования всего, что действует через опосредствование, когда используется принцип окольного движения. Он считал, что предпосылки техники присутствовали у истоков жизни и развились постепенно с течением времени, техника — это фактор биологического измерения человека . Техника старше не только труда, но и человека . Захватывающую картину развития жизни создает ученый — от рыб до компьютеров, своим масштабом она не может не увлечь читателя!

Предки человека эволюционировали параллельно с другими млекопитающими, вплоть до освоения прямохождения, когда произошли резкие изменения . Не объем мозга, а вертикальное положение и развитие движений — вот что сыграло решающую роль в антропогенезе . Было бы ошибкой думать, что специфика человека заключается в том, что люди используют инструменты, тогда как животные их не используют По мнению А. Леруа-Гурана, специфика человеческого отношения к миру состоит в том, что люди могут отделять инструменты от своего тела, тогда как инструменты животных (а они по-своему совершенны) слиты с их телами ^егта^ошЪап 1993: 237].

Освобождение руки от функции движения привело к возникновению двух важных связок Первая из них — это пара «рука — инструмент» . Освобождение рта от функций захвата и удержания добычи ведет к актуализации другой пары — «лицо — язык» . Моторные функции руки и лица оказываются решающими факторами в процессе становления жеста, который связан с материальным действием, с одной стороны, и с речью, звуковым символом — с другой ^егта^ошАап 1993: 187]. Рука является рукой не сама по себе, рука — это то, что она делает в ходе операций с инструментами, языковая способность также существует только в процессе своего установления в речи

Производство каменных инструментов, считает ученый, это мост между животным миром и человеческим миром, в кото-

ром инструменты могут отделяться от тела . Жест начинается как цепочка операций инструментов, эта цепочка — одновременно выражение знания и умения, здесь связываются движения и восприятия человека

Такие жесты выходят за рамки задачи адаптироваться к ситуации, жесты способны создавать свою ситуацию . Инструмент, который «освобождается» от тела, отнюдь не превращается во внешний протез, он по-прежнему связан с телом, инструмент — это «истечение», или «секреция», антропоидного тела и мозга ^егш^оиАап 1993: 90]. Привлекая идею жеста, Ле-руа-Гуран показывает, что инструменты и тела глубоко прорастают друг в друга . Инструменты и тела изобретают друг друга, вот что лежит в основе преодоления дуализма вещественного и невещественного, материального и имматериального

Жест — это не вид языка, это часть любого языка. Наша речь опирается на артикуляционные жесты . У нас нет оснований противопоставлять «язык слов» и «язык жестов» Жесты сопротивляются односторонней семиотической концептуализации, жест не знак, «жест есть работа, предшествующая созданию знака (смысла) в ходе коммуникации» [Кристева 2004: 116].

По А. Леруа-Гурану, смысл жеста состоит в том, какую работу он осуществляет, безотносительно к значениям, имеющимся у сторон общения, без необходимости в символическом коде или адресате, который «читал» бы жест как знак. С палеонтологической точки зрения важным является не противопоставление жестов и речи, но раскрытие их становления из общего корня

Размышления ученого над техникой опирались на огромный архив описаний технических процессов — ковки, обрезки, литья, формовки, которые поначалу осуществляются силами самого человека, затем силами животных, силами воздуха, ветра, воды, огня

Изобретение колесной повозки, плуга, ветряной мельницы, парусного корабля нужно рассматривать не только как порыв человеческого духа, но и как биологическое эволюционное явление ^егта^оиАап 1993: 246], как мутацию внешнего социокультурного материального организма, который продолжает физиологическое тело человека

Технические устройства, по мнению Леруа-Гурана, это одновременно инструменты и жесты, организованные в определенной последовательности, такой синтаксис придает сериям действий как стабильность, так и гибкость ^егш^оиАап 1993: 231-233].

Силы природы и артефакты культуры, воздействующие на человека, — куда они могут привести? Ответ Леруа-Гурана: размещать человека на эволюционной шкале между его диким предком и одухотворенным ангелом — это предаваться романтической грезе . Двойником человека может стать не ангел, но совершенная машина, автоматический робот . Он писал, что «подобный кошмар, тень которого уже веками преследует людской разум, будет близок к реальности, если найдутся люди, которые станут регулировать системы этих роботов» ^егаь Gourhan 1993: 248].

Производство и язык, т . е . инструменты и сигналы, пусть в самой зачаточной форме, но все же присутствуют у наших старших братьев . Но чего нет в мире животных? У них нет письма и чтения символов [Leroi-Gourhan 1993: 188]. Он имеет в виду то письмо, которое 30 000 лет назад оставило свои следы на сводах пещер, их исследованию были посвящены многие работы ученого

Верно ли, что эти изображения в пещерах были пособиями по охоте, энциклопедией мира животных, упражнениями древних художников? Леруа-Гуран склоняется к тому, чтобы считать эти изображения графическими репрезентациями мифов Они менее всего были близки к созданию живописной копии реальности Они были делом рук людей, учившихся на изображениях искусству взгляда и искусству слова, учившихся связывать изображения и слова

Мари-Жозе Мондзен — ключевой автор в области сегодняшних визуальных исследований — считает, что неправильно делать образы производными от зрения. «Мы видим мир не потому лишь, что имеем глаза» [Mondzain 2010: 308]. Об этом писал и Леруа-Гуран: «Два языка, отталкивающиеся от одного источника, приходят в существование на двух полюсах действующего поля — язык слышимый, который связан с развитием звуко-координированной сферы, и язык видимый, который, в свою очередь, связан с развитием координированной жестами сферы — жесты здесь переводятся в графические символы» [Leroi-Gourhan 1993: 195]. И М . -Ж. Мондзен делает важное для нашего вопроса методологическое замечание: «Анри Леруа-Гуран — один из немногих, кто приблизился к философии происходящего» [Mondzain 2010: 312].

2. Изображение как артефакт. От мифографики к цифровой репрезентации

По словам Льва Мановича, нам нужно научиться читать слово «фотография» по-новому. «"Фотографическое" сегодня — это

на самом деле "фото-ГРАФИЧЕСКОЕ", "фото" дает только начальный слой для конечного графического изображения» [Manovich 2006].

Фотографическое изображение является артефактом, хотя может показаться, что на чувствительной эмульсии фигуры появляются чуть ли не сами собой Но изображение появляется не потому, что мы забыли закрыть крышку объектива И для запуска «письма светом» недостаточно просто вручить камеру в руки оператора, нужно, чтобы он еще обладал особым зрением . Это идея психолога Д . Гибсона: наряду с обычным зрением, у людей есть «картинное зрение», когда люди переходят от видимого мира к видимому полю [Гибсон 1988: 173].

Образно такой переход описал философ Х. Ортега-и-Гассет. Вообразим, что мы смотрим в сад через оконное стекло . Наши глаза должны приспособиться . То, что мы хотим видеть,— это сад, туда и направим фокус нашего внимания, наш взгляд проникает сквозь стекло, не останавливаясь Видеть и сад, и стекло, вставленное в окне,— два несовместимых процесса: один исключает другой, и каждый требует различного приспособления зрения В повседневной жизни приоритет и важность будут отданы реальности, как она есть за окном Для перехода к картинному зрению (к фотографическому представлению, но не только) нужно иметь в виду стекло, через которое мы смотрим [Ортега-и-Гассет 1991: 505-506].

На этом экране (а он может быть и воображенным) осуществляется репрезентация того, что мы видим Есть простой способ перехода к картинному зрению, он заключается в нехитром жесте, когда люди пальцы рук складывают в прямоугольник, в плоскость мыслимого кадра Это жест всех операторов

Изображение — это артефакт, как и прочие артефакты, это объектификация, продукт опосредования неопосредствованного, материализации имматериального Эти характеристики применимы к любым изображениям

Как и прочие артефакты, изображения есть форма упорядочивания мира Верно и то, что они упорядочивают человека со стороны его восприятия Это делают и сами артефакты, они выступают в опыте как наделенные особыми возможностями ^Ао^апсе — неологизм Д . Гибсона) . Артефакты (вещи, изображения, символы) в связи друг с другом образуют культурный ландшафт Материальность ландшафта — в его работе, в его способности участвовать в формировании идентичности людей

Материальность изображения связана с вещественными параметрами — плотным картоном, рамкой, куда фотография

помещена . Однако материальность фотографии заключается не просто в вещественности картона, но в работе этого медиума . Фотография работает, ибо в ней осуществляется материализация имматериального, когда она позволяет через себя нечто увидеть . По словам Э . Эдвардс, «фотография как артефакт является не просто сценой для человеческого действия и осмысления, это неотъемлемая среда самого осмысления» [Edwards 2002: 82]. Без такой прозрачности она не вступит в горизонт материального, останется имматериальной. Иногда эту прозрачность характеризуют как «виртуальность» . Понятия реального и виртуального имеют свою историю, но правильно ли будет вообще лишать виртуальное статуса реального? Характерно мнение У. Митчелла, автора, стоявшего у истоков визуального поворота . Он замечает, что метафора «виртуального мира» «казалась сильной, когда мы только начинали непростой путь к осмыслению возможностей цифровой информации, но сегодня она представляется безвозвратно устаревшей . <...> Разумнее было бы признать, что невидимая и неосязаемая информация в форме электромагнитных колебаний устанавливает новые типы взаимоотношений между реальными событиями, происходящими в реальных пространствах» [Митчелл 2012: 4].

Первые изображения, считал В . Флюссер, выступали в роли ориентиров в мире мифа Мифографическая система ориентиров — вот платформа живописи палеолита . Они очень долго служили картой, но со временем образы утрачивают способность ориентировать, они заслоняют мир до такой степени, что человек начинает жить функцией созданных им образов Флюссер отмечал, что тогда наступает кризис — графические изображения перестают выполнять функции ориентиров, чем они были в эпоху первых мифов . Однако древние изображения несли в себе и выход из тупика . Из их графики, как из пиксельных элементов, были образованы алфавиты Изобретение письменного языка было способом пробить эту преграду, открыть новый тип ориентирования. Фонемная речь была зафиксирована подходящей линейной графикой, возникло алфавитное письмо . 5000 лет назад в условиях оседлости и развития металлургии стали актуальными задачи записывать жертвы богам и долги людей, военные победы . Тексты были изобретены для того, чтобы демистифицировать образы, лишить их магии . Но не идет ли история по кругу? Флюссер считает, что когда текстов становится избыточно много, они перестают ориентировать Функция техногенного образа состоит в том, чтобы освободить человека от необходимости линейного мышления, замещая историческое сознание магическим сознанием второй степени, понятийную способность — воображением второй степени Изобретение фотографии, с точки

зрения Флюссера, такое же исторически значимое событие, как и изобретение письменности [Флюссер 2008: 16].

Репрезентация мира выступает в границах фотографического кадра . Кадрирование провозглашает мир видимым, где границы видимого адресуют зрителя и к невидимому. Именно это отмечает Ю . Дамиш: «Люди забывают, что через явленное в образе фотографы стремились захватить и скрытое в образе, что они смогли раскрыть и развить» [Damisch 1978: 70—72]. Подход к фотографии как артефакту позволяет сближать графическое и фотографическое, снимает резкое противопоставление аналогового и цифрового изображения . Переход от видимого к невидимому — способность не любой, но «хорошей» фотографии . С этой точки зрения хорош тот снимок, который наделен особой прозрачностью, который показывает невидимое, который позволяет нечто через себя увидеть

Сегодня фотография перестает пониматься как исторический документ, иллюстрирующий готовое историческое событие . По словам П Фаверо, вместо того чтобы смотреть на фотографию как на объект, ее следует использовать как объект, через который мы смотрим Фотография — разновидность прохода, канал связи объектов, историй и людей Фотография — вдохновитель истории, которая может сложиться, а не визуальное представление уже готовой истории [Favero 2017].

В фотографии мы находим не простое отражение предметов, здесь технологическими средствами из света и тени создается особая версия мира, образуется визуальная составляющая культурного ландшафта . Трудно это игнорировать в исследованиях общества сегодня Как свидетельствует английский антрополог Д . Миллер, ежедневно около 350 миллионов фотографий размещаются в Facebook, около 55 миллионов фотографий — в Instagram, около 400 миллионов снимков — в WhatsApp, около 450 миллионов снимков — в Snapchat [Miller 2015].

Фотография хрупка и беззащитна в том отношении, что она ничего не может поделать с легкомысленной торопливостью операторов, которые не добиваются прозрачности в своих снимках, не заботятся о переходе от видимого к невидимому Она ничего не может поделать и со зрительским выбором того экрана видимого поля, на котором зрители так или иначе размещают изображение

3. Фотографическая камера. Театр фотографических жестов

Ю . Дамиш отмечает, что нельзя думать, будто черный ящик камеры — это «нейтральность», и его устройство является

беспристрастным [Damisch 1978: 70—72]. Как инструмент этот ящик связан с жестом человека . Об этом писали многие исследователи . Эпоха фотографии — это время жеста [Маклюэн 2003: 219].

Камера, как инструмент фотовидения, содержит внутри себя приспособления для оформления и развития фотографического жеста . Событие жеста развивается внутри камеры, этому служит сложная механика резьбовых соединений, движения шестеренок, передаточные механизмы, направляющие для движения объектива, механика затвора, шторки, зеркала, призмы . Об этом говорят наблюдения А. М . Парщикова: «Современная фотокамера — это ладно организованный, уменьшенный в размерах театр, по-античному демократичный, относительно доступный», «образность сценического устройства театра почти совпадает с рабочими возможностями объектива Силы света и тьмы регулируются, смешиваясь и дозируясь поворотом кольца диафрагмы» . В дозировании смеси света и тени происходит опосредование неопосредствованного, и через кадрирование происходит материализация имматериального . Давно замечено, что сильное увеличение открывает оптическое бессознательное А Парщиков пишет, что «аппарат выбирает жизненное пространство для намеченного героя с помощью волшебного кольца глубины резкости, которое связывает функционально количество необходимого света с обжитостью пространства Это сотрудничество резкости и диафрагмы, их экзистенциальный параметр» [Парщиков б . д . ]. Мы располагаем светом как драматической силой, символизирующей распределение добра и зла в мире

Глядя в видоискатель, фотограф ожидает момента, когда картинка станет похожей на то, что он о ней думает . Фотограф присутствует в кадре, ибо камера фиксирует его решение нажать на спуск [Бёрджер 2014: 17]. Фотограф и его зрители думают изображениями

Хорошо снимать — это управлять камерой и уметь подчиняться ее кодам, не только освоить необходимые жесты, но и пополнять телесный опыт . Люди осмысляют мир не только с помощью логики и языка, но и с помощью тела и чувств Как отмечает Д . Бёрджер, «смотреть — значит сближаться», «существует связь между перемещением и видением»: он иронично замечает, что «есть связь между вождением мотоцикла и актом рисования» [Бёрджер 2012: 113—116]. Это звучит в словах Флюссера: фотожест — это движение преследования, при котором фотограф и аппарат сливаются в неделимую функцию [Флюссер 2008: 44].

Техника и телесность, по мнению A. Леруа-Гурана, могут быть поняты лишь в единстве . Техника — это одновременно инструменты и жесты, организованные в определенной последовательности, такой синтаксис придает сериям действий как стабильность, так и гибкость [Leroi-Gourhan 1993: 231—233]. Жест начинается как осуществляемая интенциональность, как цепочка операций инструментов с миром, эта цепочка является одновременно выражением знания и умения, здесь связываются движения и восприятия человека

В процесс возникновения фотографической материальности человек вовлекается всей своей телесностью, как пишет Ф . Ла-руэль: «Кроме глаз, рук, туловища, есть, возможно, наиболее затемненные и наиболее дорефлексивные глубины тела, которые вовлекаются в фотографический акт» [Laruelle 2011: 11]. Вопрос Ф . Ларуэля: «Как именно фотограф через тело, глаза, камеру соотносит себя с миром?» — можно продолжить: как именно человек, который смотрит на фотографию или экран, соотносит себя с миром? Он соотносит себя с миром не просто через получение информации, но через переживаемое участие в изображенном . Когда действует не человек, но действие совершается над человеком . Идеи Ларуэля о нефотографии не являются попыткой отменить то, что мы знаем о фотографии, как неэвклидова геометрия не сделала фигуру Эвклида ненужной. Новым являются не новые способы получения фотографий, не новые способы «мышления о фотографии» . Речь идет о новом «мышлении фотографией» .

Библиография

Бёрджер Д Блокнот Бенто: как зарождается импульс что-нибудь нарисовать? М . : Ad Marginem, 2012. 168 с . Бёрджер Д. Фотография и ее предназначения . М . : Ad Marginem, 2014 . 220 с

Гибсон Д. Экологический подход к зрительному восприятию . М . :

Прогресс, 1988. 461 с . Кристева Ю. Жест: практика или коммуникация? // Кристева Ю . Избранные труды: Разрушение поэтики . М . : РОССПЭН, 2004. С. 114-135 .

Круткин В.Л. Материальность социокультурной жизни в антропологии Андре Леруа-Гурана // Журнал социологии и социальной антропологии . 2015 . Т . 18 . № 4 (81) . С . 187-199 . Митчелл У.Дж. Я++: Человек, город, сети . М . : Strelka Press, 2012 . 328 с

Ортега-и-Гассет X. «Дегуманизация искусства» и другие работы /

Пер . с исп . М . : Радуга, 1991 . 638 с . ПарщиковА.М. Снимаю не я, снимает камера. Б . д . <http://parshchikov. ru/nulevaya-stepen-morali/snimayu-ne-ya-snimaet-kamera> .

Флюссер В. За философию фотографии / Пер . с нем . Г . Хайдаровой .

СПб . : Изд-во СПбГУ, 2008 . 146 с . Damisch H. Five Notes for a Phenomenology of the Photographic Image //

October. 1978, Summer. Vol. 5 . P. 70-72 Edwards E. Material Beings: Objecthood and Ethnographic Photographs //

Visual Studies . 2002. Vol. 17 . No . 1 . P . 67-75 . Favero P. "The Transparent Photograph": Reflections on the Ontology of Photographs in a Changing Digital Landscape // Anthropology and Photography. 2017 . No . 7 . 16 p . Ingold T. "Tools for the Hand, Language for the Face": An Appreciation of Leroi-Gourhan's Gesture and Speech // Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences . 1999 . Vol. 30 . No . 4 . P. 411-453 . Laruelle F. The Concept of Nonphotography . N .Y. : Sequence, 2011 . 303 p . Leroi-Gourhan A. Gesture and Speech. Cambridge, MA: MIT Press, 1993 . 431 p .

Manovich L. Image Future . 2006 . <http://manovich. net/content/04-

projects/048-image-future/45_article_2006 . pdf> . McLuhan M., McLuhan E. Laws of Media: The New Science . Toronto;

Buffalo; L . : University of Toronto Press, 1988. 252 p . Miller D. Material Culture and Mass Consumption. Oxford: Blackwell, 1987 240 p

Miller D. Artefacts and the Meaning of Things // Ingold T . (ed. ) . Companion Encyclopedia of Anthropology . L . ; N .Y. : Routledge, 1994. P . 396420

Miller D. Photography in the Age of Snapchat // Anthropology and Photography. 2015 . No . 1. 17 p . Mondzain M.-J. What Does Seeing an Image Mean? // Journal of Visual Culture . 2010 . Vol. 9 . No . 3 . P. 307-315 .

АЛЕКСАНДРА КУРЛЕНКОВА

1

Александра Сергеевна Курленкова

Институт этнологии

и антропологии

им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН,

Москва, Россия

[email protected]

Начну с того, что мне кажется непродуктивным как-то разделять предмет, методы, теоретические подходы антропологии и других дисциплин . Хорошие статьи в социальных науках решают конкретные теоретические проблемы и/или меняют общественную повестку, язык говорения о каком-то феномене . Для этого автор может использовать те ресурсы и опираться на тех авторов, которые релевантны его / ее задачам, и даже выходить за рамки академического жанра Взять, к примеру, то, как Донна Харауэй обрисовывает фигуру киборга — «создание

2

социальной реальности и порождение вымысла» [Haraway 1991: 149]. Для своих целей она использует идеи феминисток и критических теоретиков, исследователей науки и технологий, антропологов, философов и даже авторов феминистской научной фантастики, которые позволяют ей раскрыть фигуру киборга с разных сторон (у антропологов Дж. Клиффорда и Дж . Маркуса она заимствует критику письма и грамотности как основы различения «цивилизованных» и «диких» народов) . Таким образом, достаточно логично, что каждый исследователь собирает свой инструментарий под ту проблему, которую решает

Говоря о специфике антропологического рассмотрения тела и технологий, пожалуй, стоит вспомнить о внимании антропологов к космологиям «незападных» сообществ, которые самым различным образом прочерчивали границы между сущностями, в том числе между людьми и нелюдьми . Если мы хотим переосмыслить наши представления о теле и технологиях, то мы можем обратиться к примерам категоризаций мира, скажем, автралийскими аборигенами, у которых человек, его группа и тотем слиты в единое целое [Дюргейм, Мосс 2011]. С опорой на множественные способы классифицировать мир, описанные антропологами, мы можем предлагать какие-то принципиально новые концептуализации тела и технологий, например те, в которых они не противопоставлены друг другу, а представлены как нечто слитное, нераздельное, как часть сложной взаимосвязанной системы «человек+среда» .

В целом кажется важным и интересным наметившийся в социальных науках интерес к телу sui generis, а не к его репрезентациям, дискурсу о теле и пр Социальный конструктивизм при всех его заслугах не позволял говорить о биологии тела (в том числе об отличиях в биологиях тел), отдавая этот домен на откуп исследователям естественных наук и врачам «В различных формах и вариантах социальные науки очерчивали свои собственные объекты по соседству с объектами биологии . Одним из аргументов в пользу такой расстановки сил было то, что она помогает предотвращать расизм» [Мол 2017: 49; курсив автора]. А. Мол кратко, но емко выражает политику социальных наук со времен Второй мировой войны: дабы избежать расистских и евгенических дискурсов, социальные исследователи решили самоустраниться от разговоров о материальном, физиологичном теле, рассматривая его, скорее, как песок, чистый, пассивный, нейтральный лист бумаги, на котором власть и другие социальные феномены оставляют свои следы . Попытки создать особый регион «социального», с которым можно работать, в противовес «биологическому», которым занимаются биологи и врачи, привели к созданию целого ряда дуализ-

мов: sex (пол) — gender (гендер); disease (болезнь, патология) — illness (заболевание, опыт болезни); impairment (физическое увечье) — disability (инвалидность) .

В медицинской антропологии это способствовало тому, что одним из ключевых направлений работы стало изучение субъективных значений, придаваемых людьми своим состояниям (анализ нарративов об illness; см . , например: [Mattingly, Garo 2001]) . Внимание к значениям стало частью того интеллектуального движения, которое называют интерпретативным, или символическим, подходом . Этот подход, берущий начало в работах К. Гирца, Дж. Маркуса и Дж. Клиффорда, направляет внимание исследователей к концептуальному миру изучаемых людей, к языку их боли, страхов и переживаний . Следуя призыву Клиффорда Гирца, антропологи занялись «чтением текстов» культуры и их герменевтической интерпретацией . Медицинские антропологи остановились на текстах определенного рода, в первую очередь на субъективных переживаниях пациентов . Обеспокоенные обезличенностью медицины, господством языка патологии, т. е . функциональных нарушений тела, медицинские антропологи поставили перед собой вполне прикладную задачу — убедить врачей считаться с перспективой пациентов, с их интерпретациями собственного тела и объяснительными моделями заболевания. Задачей врача является правильный перевод языка illness на язык disease, а задачей антрополога — выполнение роли культурного брокера, переводчика, доносящего до врача опыт и представления пациента о том, что с ним происходит, социальный контекст его жизни . Проведение линии между биологическим и социальным / культурным измерениями тела и концентрация на втором измерении позволили решить ряд проблем — показать вариативность и конструируемость представлений о телесных недугах, важность социальных, семейных, субъективных значений заболевания (в том числе для более эффективного лечения и большей готовности пациента слушать врача и следовать его предписаниям) Однако человеческое тело осталось неотреф-лексированным . Impairment, disease и sex стали «слепой зоной» социальных ученых Знание о физическом теле целиком поставлялось врачами и представителями естественных наук

Работы Аннмари Мол и ее коллег (автор будет признательна, если ей укажут на другие значимые в этом смысле тексты) откровенно нарушили статус-кво, вторгнувшись в места и контексты, помеченные лейблом «западная медицина» Они стали анализировать, как «делаются» diseases в клинических обстоятельствах: как производятся медицинские диагнозы, проводится лечение, «как человеческие тела и жизни формируются деятельностью врачей, медсестер, лаборантов и технологий,

3

а также какая работа требуется для того, чтобы воплотить медицинские учебники в жизнь» [Mol, Berg 1998: 3]. Переключив внимание со значений и представлений на практики, они стали показывать, что diseases не едины, как не едины практики врачей разных специальностей, разных больниц, стран и пр .

Кроме того, интересна предлагаемая Мол концептуализация тела как полупрозрачной системы, которая находится в постоянных взаимоотношениях с внешним миром: «Метаболическое тело пациента с диабетом абсорбирует пищу и жидкости снаружи и выводит отходы . Оно не хранит все, что чуждо ему, снаружи, но обменивается веществом с остальным миром Минуту назад это яблоко еще лежало на тарелке . Теперь вы его откусили, прожевали и проглотили, начали частично переваривать Минуту назад эта вода еще была в вашем стакане, теперь она впитывается в ваш кишечник и разжижает вашу кровь, которая снова загустеет в ваших почках . Границы не открыты Оболочка кишечника позволяет проходить углеводам, но останавливает бактерии . Паренхима легких пропускает кислород, но оставляет снаружи частички копоти Моча выходит через почки, но белок не должен так себя вести . Не будучи полностью закрытыми, как и не будучи открытыми, границы метаболического тела полупрозрачны» [Mol 2008: 32]. Здесь мне кажется важным, что автор показывает тело не как автономную сущность, но как погруженное в мир и постоянно с миром общающееся . В этом смысле тело диабетика, как тело любого человека, нельзя концептуализировать в отрыве от всех тех продуктов, которые он(а) ежедневно поглощает, физических активностей, стрессовый событий, технологий, позволяющих отслеживать различные физиологические показатели (например, показания сахара на экране глюкометра)

Хотелось бы, чтобы по аналогии с такими важными идеями ранних антропологов, как критика культурного абсолютизма и этноцентризма, антропология настоящего и будущего работала больше в сторону пересмотра оснований антропоцентризма. Развитие биотехнологий второй половины XX — начала XXI в . в этом смысле поставляет большое количество эмпирических кейсов для размывания границ между человеком и технологиями, человеком и другими животными Например, в 1970-е гг. вместе с изобретением аппаратов искусственной вентиляции легких появились люди, чей мозг перестал функционировать, но чье сердце продолжало биться благодаря машине Параллельно с размыванием границ между человеком и технологиями некоторые исследователи и защитники прав животных стали говорить об условности категорий «человек» и «животные» . В 1975 г. в книге «Освобождение животных» австралийский моральный философ-утилитарист Питер Сингер

задался вопросом: что такого содержится в понятии «человек», что наделяет неотчуждаемыми правами каждого живого представителя Homo sapiens и исключает нечеловеческих животных, невзирая на когнитивные способности конкретных представителей разных видов? Он предлагает использовать термин специецизм (по аналогии с сексизмом и расизмом) для характеристики «предрассудка или предвзятого отношения в пользу интересов членов своего вида или против членов других видов» [Singer 2002: 6] и отстаивает идею о том, что нечеловеческие животные заслуживают такого же внимания к своим интересам и нуждам, что и люди . Всё большее осознание взаимосвязанности различных форм жизни на Земле, а также производство новых химер в лабораториях мира может подтолкнуть антропологов к принципиально новым концептуализациям мира, в которых миф о нововременном автономном человеке будет заменен на другие мифы, отказавшиеся от чистых категорий «человек», «технология», «животные» и населенные «киборгами», «пограничными существами», «монстрами» — «символами возможных миров, за которые мы ответственны» [Haraway 1991: 2].

Библиография

Дюргейм Э, Мосс М. О некоторых первобытных формах классификации . К исследованию коллективных представлений // Мосс М . Общества . Обмен . Личность . М . : КДУ, 2011 . С . 55-124. Мол А. Множественное тело: Онтология в медицинской практике .

Пермь: Гиле Пресс, 2017 . 254 с . Haraway D. Simians, Cyborgs, and Women . The Reinvention of Nature .

N .Y. : Routledge, 1991. 287 p . Mattingly С^, Garro L. (eds . ) . Narrative and the Cultural Construction of Illness and Healing . Berkeley; Los Angeles; L . : University of California Press, 2001. 288 p . Mol A. The Logic of Care . Health and the Problem of the Patient Choice .

Abingdon, Oxon; N .Y. : Routledge, 2008. 129 p . Mol A., Berg M. Differences in Medicine: An Introduction // Mol A. , Berg M (eds ) Differences in Medicine Unraveling Practices, Techniques, and Bodies . Durham; L. : Duke University Press, 1998 . P. 1-12 .

Singer P. Animal Liberation. N .Y. : Harper Collins Publishers Inc . , 2002. 324 p .

АННА МАЛЯР

3

Анна Архиповна Маляр

Новокузнецкий институт (филиал) Кемеровского государственного университета, Новокузнецк, Россия [[email protected]

Ход моих размышлений над вопросами редколлегии «Антропологического форума» был похож на процесс математической факторизации — разложения тела как объекта научных изысканий на ряд проекций во множестве измерений согласно его ключевым свойствам-факторам . Соответственно, вопросы «Форума» получили в моем тексте следующий вид: какими могут быть исследовательские проекции тела в технологических измерениях будущего и как они могут быть проблематизированы антропологией?

Очевидно, нам стоит различать тело как материальное место индивида (на чем будут сфокусированы дальнейшие размышления) и тела как парадигматические объекты технологии (биополитической, репрессивной, модернистской и т д )

На мой взгляд, значительная часть антропологических исследований телесных технологий будущего времени наследовала, пусть и в инверсированном виде, семиотический морок XX в . — эпистему тела-означающего, тела-метафоры, воображаемой бесплотной телесной структуры («телесная карта», «телесная схема») . Это воображаемое тело приводит меня к первой проблемной точке — к вопросу о желании исследователя-антрополога. Декларируемая ориентация на тело в этом случае выглядит несколько спекулятивной — тело как вещь избегало исследовательского взгляда (или, скорее, исследователь не хотел останавливать на теле свой взгляд), будучи субституи-рованным машиной, означающим, топологией, властью — теми или иными репрезентациями, этнографически важными, но не всегда валидными для технологии и техники . В результате тело (и тела) бросались врассыпную под наведенным на них антропологическим окуляром — видимыми и значимыми становились их бесчисленные репродукции (иконография, телесные схемы), границы и членимость тела, бесконечно

'! дифференцированные «другие» тела — больные, женские, ro-

ll мосексуальные, детские, мертвые .

| Синтез технологии и семиотического тела сейчас представлен

концепциями технологической медиатизации тела, и влиятель-sj! ность их, вероятно, будет возрастать ([Belting 2005; Dant 2010;

0 Zeman 2012] и др . ) . В дальнейшем технологической проекцией § семиотического тела станут исследования техник дигитализации £ тела и феноменология цифрового тела: процессы и принципы g его кодирования, создания цифровых репродукций-копий и рас-3 пределение по сетевым информационным каналам . Эмпири-| ческий план этой проекции предполагает существование тела ¡£ в двух регистрах информационного бытия: во-первых, это видя-ё щее и функциональное тело-субъект (центрированное вокруг ! аппаратов восприятия, естественных или технологически проте-! зированных, функционально техноморфное — с помощью экзо-

1 скелета, трансплантированных органов или хотя бы очков); во-I вторых — представляемое другому тело-сообщение, телесный j образ, переданный искусственными каналами . Соответственно, | проблематикой антропологических исследований в первом случае станут вопросы интеграции тела, его технологических расширений и дополнений, экстенсий и интрузий [Соколовский 2017: 25, 33], антропность устройств восприятия и распознавания, пределы и этичность усиления телесных функций (и даже, вероятно, болезнь как морфизм1): ориентация космических ре-гистраций на спектр воспринимаемых человеком цветов, экзо-скелет и бионические протезы, устройства зрения — линзы, синтетические хрусталики и пр Во втором случае в фокусе исследований будут находиться проблемы кодировки и передачи тела (стигматизация тел и состояний, телесная номенклатура, лингвистические, визуальные и кибернетические коды, синтаксис и дисперсность тел — виртуальное рассеивание в сети)

Топонимическое тело-код: серия проективных рисунков, выполненных новокузнечанами в 2015 г., показала легкость оперирования телесной метафорикой — на силуэте тела информанты размещали географические объекты — значимые города и регионы, создавая многомерную карту отношений власти и идеологий, регионального разделения труда, пространственных диспозиций и масштабирования.

Не будем забывать, что латуровская инверсированная актант-ность — элемент технологического метанарратива, что возвращает нас к вопросу об антропологической логике, реконструирующей этот метанарратив

1 Апология некоторых генетических нарушений и их носителей как людей нового типа, синдром BIID, намеренное заражение детей ветряной оспой и др.

4

Я возлагаю на «материальный поворот» надежду на появление в антропологическом поле другой проекции — тела-вещи, плоти, органической субстанции, и предположу, что это появление будет обусловлено сменой антропологической парадигмы в незначительной степени . Куда больше на актуализацию тела-вещи повлияют две группы фактов: с одной стороны, прогресс аффилиированных с телом-субстанцией биотехнологий — tissue-engineering (выращивание органов и тканей) и их трансплантация, генная модификация, клонирование, технологии уничтожения и преобразования мертвого тела (растворение гидроксидом калия, охлаждение жидким азотом для последующего измельчения минерализованных останков, прессование останков для посмертных сувениров и т д )

Другую группу фактов, убедительно утверждающих тело-вещи в статусе антропологического объекта, составляют наблюдаемые в последние годы эффекты публичных реакций на эти технологии: известия о технологиях преобразования плоти (необязательно плоти человека) исправно тиражируются средствами массовой информации и вызывают активные отклики публики

Я наблюдаю, как органический статус тела становится местом биополитической герильи современности, сопротивления экспертному дискурсу и дисциплине в формах ВИЧ-диссидентства («невидимый» вирус объявляется несуществующим), отказа от вакцинации (прививки «впускают» болезнь в здоровую субстанцию тела, делая его негодным), «экологических» похорон, быстро возвращающих тело в состояние питательного гумуса, экономических и экологических институциональных ограничений генно-модифицированной еды

Каким же образом «биомасса» из репрессивной метафоры может стать аналитическим аппаратом антропологии?

Образцом нового видения телесных технологий для меня остается фантастический (уточню, не научно-фантастический, но скорее научно-фантазматический) телевизионный сериал "Lexx"1, содержащий радикальный взгляд на политики и технологии будущей телесности . Это будущее, в котором инженерные технологии биологичны — аппараты состоят из плоти и органов, живые машины питаются и умирают . Человеческое тело в этом вывернутом «мясом наружу» мире, напротив, может быть «декарбонизировано» — лишено уязвимой и тленной органики и — метафизически — связанной с ней субъектно-сти . Субъект, имеющий желание и мотивацию, сосредоточен

1 "Lexx", 1997-2002, реж. Ch. Bould, P. Donovan и др., Канада, Германия, Великобритания, США.

в органических компонентах тела — после их удаления остается только актант, телесная машина . Экология смыкается с биополитикой — переработка тел преступников в биореакторах в энергетическое сырье освобождает их нравственно и юридически «чистую» субстанцию плоти для дальнейшего обращения. В целом отношения телесности и технологии в этой версии будущего извращают техническую парадигму модерна, противопоставлявшую неодушевленную «железную» технику плоти «живого» человека, создавая перпендикулярный ей символический план, в котором, собственно, и возможны новые антропологические проекции тела: не только технологические расширения тела, но и телесные реализации техники ^аП 2010] в духе Леруа-Гурана1 .

Автобусное тело: серия экспериментов с новокузнецкой молодежью в 2016—2017 гг. показала наличие интериоризированного образа «автобусного тела» — стандартного представления о телесности пассажира (себя и другого), едущего в городском транспорте: части тела, которых допустимо касаться незнакомцу, степени пространственной близости и соприкосновения с телами других пассажиров и фрагментами автобуса.

Этот план фокусирует следующие проблемные области: во-первых, формулировка новых оснований социального субъекта (если она далее не будет замещена технологически и человечески нейтральной «актантностью») . Переформулируя комическое клише, «где будем делать субъекта?» Должен ли он быть источником рефлексивного сознания или достаточно вариативности и недетерминированности его действий, чтобы говорить о его «свободной воле»? Какой будет демаркация «настоящего», «естественного» субъекта человека и его органического или неорганического (цифрового, машинного) аналога?

Другая проблемная область связана с концептуализацией социального в биотехнологическом мире Какие группировки и сообщества будут образованы новыми телесными объектами? Как технологии органического изменят телесную медиацию власти? Какие семантические структуры станут основой новой социальности? Как технологически модифицированное тело станет эквивалентным для обмена — будет ли его техно-морфизм избытком или нехваткой «настоящести»?

На мой взгляд, биотехнологии парадоксальным образом архаизируют восприятие органического тела, эксплицируя базовые мифологические структуры . Так, страх заразительности, неви-

1 См. Graham — биомодель тела водителя автомобиля, позволяющая выживать в автоавариях, авторства Patricia Piccinini.

димой глазу силы, изменяющей или разрушающей тело изнутри (часто посредством еды или дыхания) ранее можно было наблюдать в мифологии радиоактивного заражения [Мирный 2009], в боязни отравляющих привычную еду технологических веществ («нитратов» — в представлениях об овощах и фруктах 1980-х гг. , «гормонов», «антибиотиков» и измененной генетической структуры — в современных мясе и овощах)

Основа заразительности — проницаемость тела-вещи для субстанций другого и невозможность контроля их вмешательства в тело: радиацию, нитраты и ГМО невозможно «увидеть», не пользуясь технологическими устройствами обнаружения и распознавания; невозможно контролировать их границы; они распределяются дисперсно, преодолевая защитные барьеры, в том числе стены жилища, одежду, границы тела, подобно магическим воздействиям, осаждая телесную «крепость» [Вой-нилов 2016: 198].

Современные дискурсы субстанциональности эффективно соединяют страх заразительности и отвращение к «нечистой» органической плоти, источник или технология получения производства которой не были социально валидизированы. Так, показательными являются результаты мониторингов ИСИЭЗ НИУ ВШЭ, посвященных социальному спросу россиян на новые технологии . Среди перечня технологий (в том числе биологических) позиция «Выращивание мяса из клеточных культур» вызывает наибольшую настороженность опрошенных и наименее ими одобряема: в 2010 г. технологию одобряли 47 %, не одобряли ни при каких условиях — 37 % .В 2010 г . выращивание мяса вызывало «беспокойство, настороженность» у 26 %, в 2015 г. — у 35 % [Войнилов 2016; Соболевская 2016]. Искусственно культивированное мясо вызывало большее беспокойство и настороженность, чем печенье из сверчков, отвратительное, но «понятное», и было менее приемлемо для респондентов, чем генетическое вмешательство в человеческое тело

Реальное и мясо: напомним, что в 2013 г. Университет Маастрихта сообщил об успехе выращивания «культивированного» мяса из стволовых клеток коровы. Поедание образца мяса было важным ритуальным представлением, камуфлирующим его «от-вратительность» Реального: мясо, изначально бесцветное, показанное публике однородной субстанцией в лабораторном сосуде, было окрашено для имитации цвета «нормального» мяса и приготовлено «известным поваром» в виде котлеты для гамбургера. Эту попытку легитимации мяса с помощью имитации кулинарного канона едва ли можно считать успешной, дегустаторы отмечали его гастрономическую неполноценность — мясу не хватало «мясного вкуса», оно было избыточно сухим и жестким.

'! Этот кейс примечателен несколькими аспектами . Во-первых,

g он показывает проблематичность семантических дифферен-

g циаций телесности — естественное или искусственное, орга-

= ническое или неорганическое (что считать его антиподом —

1 механическое? Синтетическое? Минеральное?) . Мясо in vitro

| артикулируют как «искусственное» или «синтетическое», хотя

§ его генетический состав и биологические процессы не отлича-

¡L ются от «естественного» развития плоти, а синтезирования

« в точном смысле слова не происходит .

е

3 Во-вторых, биотехнологический продукт отмечен нехваткой

| «настоящести» вкуса, консистенции, мягкости — репродукция

¡£ плоти воспринимается скорее как зловещее ее подобие, неже-

ё ли как функциональный аналог1 . Кейс культивированного

| мяса завершает фантазматическое измерение телесного — ось,

! разделяющую, с одной стороны, социально валидную декарбо-

i низированную субстанцию (например, с помощью кремации),

| а с другой — Реальное взращенной плоти, не прошедшей сим-

j волизацию, не интегрированной в социальный порядок. Ка-

| кой семантический статус получат в будущем выращенные

Н в лабораторных условиях и трансплантированные органы

и ткани человека? Какими станут феноменологические основания новой «естественности» плоти?

Упомянутые выше проблемные области опираются в некоторой степени на футуристический пафос технологий «постчеловеческого» или «трансгуманистического» будущего . Есть, однако, среда телесных технологий, уже сейчас ставшая обыденностью и не получившая, насколько мне известно, сколько-нибудь полного этнографического описания. Речь идет о российском сегменте добавок к питанию и аппаратов медицинской заботы о себе: стимуляторов, аппликаторов, массажеров; оформляющие их дискурсы и актантные системы составляют локальное смысловое поле, в которое будут вписываться новые биотехнологии

Я думаю, что пора ухватить тело за плоть, и сделать это должна антропология как единственная в ряду социальных наук имеющая материально ориентированный методологический аппарат (см . тенденцию материологии [Ушакин 2013] поворота к биологии [Богомягкова 2018: 36]) . Допущение о дискретной, простой единице «естественного» органического тела, подвергаемой технологическим «расширениям» и «модификациям», видимо, стоит пересмотреть: границы этого тела и его субстанциональные состояния могут оказаться не там, где мы

1 Функциональным аналогом будет, например, маргарин по отношению к маслу или механический протез конечности.

привыкли о них говорить . Ключевой методологической проблемой я вижу доступ к полевому материалу о теле: как оплот Реального, телесный опыт может быть закодирован несколькими уровнями символических систем или же невозможен для вербализации вообще

Библиография

Богомягкова Е.С. Поворот к биологии: перспективы развития социологического знания // Вестник Санкт-Петербургского университета. Социология. 2018 . Т . 11. Вып . 1. С . 35—50 . Войнилов Ю., Полякова В. Мое тело — моя крепость: общественное мнение о биомедицинских технологиях // Социология власти . 2016 . Т . 28 . № 1.С .185-207 . Мирный С. Чернобыль как инфотравма // Ушакин С ., Трубина Е. (сост. ) . Травма:пункты: Сб . ст . М . : Новое литературное обозрение, 2009 . С . 209-245 .

Соболевская О.В. Россияне не доверяют биомедицинским технологиям // Новости НИУ ВШЭ . 2016, 26 мая . <https://issek.hse . ги/ news/182899963 ,html> . Соколовский С.В. Антропотехноморфизмы и антропология техно-корпореальности // Социология власти. 2017 . Т. 29 . № 3 . С 23-40

Ушакин С. Динамизирующая вещь // Новое литературное обозрение .

2013 . № 120 . С . 29-34. BeltingH. Image, Medium, Body: A New Approach to Iconology // Critical

Inquiry. 2005 . Vol. 31 . No . 2. P . 302-319 . Dant T. The Work of Repair: Gesture, Emotion and Sensual Knowledge // Sociological Research Online . 2010 . Vol . 15 . No . 3 . <http://www . socresonline . org . uk/15/3/7 . html> . Zeman D. Science and Technology Studies (STS): moznosti a meze antro-pologie v laboratorich // AntropoWebzin. 2012 . No . 3 . P . 153-159 .

Дмитрий МИХЕЛЬ

Дмитрий Викторович Михель

Российская академия народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, Москва, Россия ЬтЛгут1кИе[@таи.ш

1

Современная антропология — область знания, релевантная проблематике телесности и технологий В наибольшей мере это касается такой ее составляющей, как медицинская антропология, но правомерно и для других разделов социокультурной антропологии, в том числе антропологии музыки, антропологии питания, военной антропологии (антропологии военного дела) и т д В целом ряде аспектов антропологические

2

исследования тела и технологий пересекаются с STS (исследованиями науки и техники), а также философской антропологией и трансгуманистическими исследованиями .

«Антропологический подход» к изучению проблематики тела и технологий — тот же, что и при изучении других предметных полей, с которыми имеет дело социокультурная антропология, — исследование объекта в его целостности (целиком) с помощью включенного или участвующего наблюдения, с применением прочих антропологических (этнографических) методов, включая метод участвующего практикума, т е примерки проблемы к самому себе

В этом смысле антропология позволяет дать то, что можно было бы назвать антропологической картиной взаимодействия тела и технологии . «Антропологичность» здесь будет означать привязку к конкретной социокультурной системе, будь то культура конкретного этноса или отдельной социальной группы . Примеры такого рода: использование метода оспопрививания у пастушеских народов Восточной Африки (в прошлом и настоящем), социокультурные контексты радикального бо-ди-арта в Сиднее, выживание пациентов в палатах интенсивной терапии в Москве, послеоперационный опыт пациентов с пересаженными почками (и другими органами), эстетизация женского тела в контексте развития практик лечения и профилактики рака грудной железы в США (или других странах) .

То есть в отличие, например, от философского взгляда на тот же предмет, где будет преобладать «широта» взгляда и «универсальность» объяснений, в антропологии закономерно преобладает «конкретика» и «локальность»

Мне лично более знакомы и более понятны подходы, апробируемые медицинской антропологией . Один из них представлен в знаменитой статье Маргарет Лок и Нэнси Шейпер-Хьюз "Mindful Body" (1990), в которой авторы сформулировали серию вопросов, касающихся медико-антропологических перспектив исследования телесности . Развивая идеи М . Фуко, они разграничили три типа телесности: индивидуальную, социальную и политическую, представив тело как поверхность для выражения человеческого опыта — индивидуального, социального и политического . Думаю, что в рамках этого опыта как раз и присутствует опыт взаимодействия тела с технологиями. Для М Лок, например, это стало основанием для проведения ее собственных исследований, касающихся телесного опыта в контексте распространения технологий искусственного жизнеобеспечения и трансплантации в Северной Америке и Канаде . Таковы ее книга «Дважды мертвый» (2002) и целая серия публикаций по антропологии биомедицины (1990-2010-е гг. ) .

3

Если коротко, то каждая технология, которая применяется к человеку, всегда дана не в «чистом виде», а в «культурной упаковке» и как облеченная в социальные отношения . Например, биомедицинская технология пересадки органов — это не просто набор конкретных мер и методик (селекция донора, генотипирование, хирургическое вмешательство, имплантация, анастомоз, иммуносупрессия и т . д . ), но и социальное действие, которое, между прочим, устанавливает новые социальные связи между донором и реципиентом, между реципиентом и родственниками мертвого донора . В контексте такого подхода хорошо видно, что у донорских органов появляется собственная «социальная жизнь» Технология пересадки органов пересекает границы между живыми и мертвым, между телами, между естественным и искусственным, пересекает границы морали, а иногда и границы закона (если речь идет о незаконной торговле донорскими органами, которая является еще одним побочным продуктом глобализации и неолиберальных экономических моделей)

Помимо непосредственной задачи антропологически изучить и описать многие новые культурные феномены — биомедицинские технологии, когнитивные технологии, цифровые технологии, нанотехнологии — в их воздействии на (традиционную) человеческую телесность, очевидно, что новой и неожиданной задачей может стать изучение и описание различных типов гибридной телесности, т . е . тел и телесного опыта, характеризуемого вживлением (под кожу, в плоть) новых технологий Главным образом, это технологии жизнеобеспечения и контроля . Среди медицинских антропологов этот сюжет едва ли не первым поднял Сесил Хельман в книге «Тело монстра Франкенштейна» (2004), который описал целый ряд новых медицинских инноваций, таких как протезирование, пересадка органов и пр , применительно к британскому и американскому культурному опыту

В этом смысле в предметное поле социокультурной антропологии в последнее время «просочилось» много разных гибридных существ, чья «гибридность» обусловлена именно соединением организменного и технического В своей книге «Воплощенный человек: западная культура, медицинский контроль и тело» (2000) я попытался назвать эти феномены «телами-киборгами» и «телами-симборгами» . С тех пор утекло много воды, и количество публикаций на эту тему выросло неимоверно . Существует целый жанр киборг-технологических исследований, которому уделили внимание многие авторы в разных странах . Не стоят в стороне от этого и некоторые наши трансплантологи, которые всерьез обдумывают вопрос о том, как, используя некоторые искусственные среды и средства, обеспе-

4

чивать выживание донорских органов или создавать искусственные . С точки зрения этих профессионалов такие подходы более гуманны и менее затратны, чем упование на использование донорских органов от мертвых доноров, которых всегда не хватает и будет не хвать с учетом растущего спроса .

Еще одна тема — это различные технологии «улучшения» человека, будь то использование фармакологических препаратов для улучшения памяти (например, ноотропы), использование гормональных средств для наращивания мышечной массы, использование эндопротезов костей и мягких тканей . Это весьма обширная сфера исследований, прокладывающая дорогу к изучению «Нового дивного мира» (в духе Олдоса Хаксли), о котором настороженно предостерегал Френсис Фукуяма в «Нашем постчеловеческом будущем» (2004) . Для антропологии сознания и медицинской антропологии в этой связи может также оказаться полезным опыт шамановедения и вообще всей сферы шаманских исследований, особенно в части ее интереса к галлюциногенам, трансу, измененными состояниям сознания. Впрочем, в этом плане уже многое сделано, в том числе российским медицинским антропологом Валентиной Харитоновой В философско-биоэтической перспективе это предмет, уже давно и всесторонне рассматриваемый целой группой исследователей из Института философии РАН во главе с Борисом Юдиным (ныне уже покойным) и Павлом Тищенко .

Итальянский социальный антрополог Антони Матуро в своих последних исследованиях показывает, например, что прогресс в сфере технологий «улучшения» современного человека ведет к становлению общества нового типа, которое он называет «бионическим» . При этом причины растущего спроса на технологии улучшений — это не только навязывание новых товаров и услуг со стороны производящих их компаний, но и сознательный выбор потребителей, которые всё более склонны решать свои личные проблемы чисто техническим образом, не прибегая к помощи семьи, родственников или друзей

Развитие новых технологий уже влияет на развитие антропологии и других социально-гуманитарных наук. Я уже упоминал о росте интереса медицинских антропологов к феномену биомедицины и биомедицинских технологий В этом же направлении развивается и современная STS . Много нового происходит в сфере антропологии и искусства, антропологических исследований спорта Развивается такая сфера, как культуральные и медийные исследования (cultural and media studies) .

Возможно, со временем это приведет к появлению других новых областей знания, в том числе антропологического Едва ли будет новостью в середине XXI в . листать страницы журнала,

который называется «Антропология новых технологий» или даже «Трансантропология», если иметь в виду растущий интерес к разным трансгуманистическим проектам, активному осмыслению использования робототехнических технологий в военном деле, больших перспектив, связанных с применением экзо-скелетов (в медицине и опять-таки в военном деле) и т д .

Лично я не хотел бы искусственно ускорять процесс этого вхождения в новую технологическую эпоху, но, скорее всего, это произойдет помимо нашего желания . Эксперты считают, что всего лишь через несколько лет мы увидим быстрое становление нового технологического уклада с его широким применением безлюдных (беспилотных) технических средств, как в военной сфере, так и в быту . Это будет означать по меньшей мере то, что для антропологов наступит новый этап развития их науки Тогда перед всеми нами встанет много вопросов о том, сможет ли наша нынешняя культура принять этот вызов и смогут ли наши собственные тела адаптироваться к этой технологической реальности

игорь МОРОЗОВ

1

Несмотря на то что проблемы телесности и технологий всегда были в фокусе внимания этнографической науки, включаемой сегодня в состав широкого спектра антропологических субдисциплин, традиционные подходы в основном акцентировали внимание на описании практик, связанных с телесностью (например, в родинном обряде или в церемониях посвящения / перехода) либо на роли технологий в различных хозяйственно-технологических укладах (например, использование тягловых животных или плуга / сохи)

Игорь Алексеевич Морозов

Институт этнологии

и антропологии

им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН,

Москва, Россия

[email protected]

Новые повороты в изучении телесности связаны с осмыслением роли тела в социальных практиках, начиная с взаимоотношений полов и проблем сексуальности и новой волны телесного символизма (от субкультурных практик до проблем имиджа) и заканчивая проблематикой «здорового образа жизни» и «здорового тела» в целом Тело приобрело коммерческую составляющую, что, в свою очередь, дало импульс

к возникновению и развитию новых практик (от бодибилдинга до косметологии), усиливающих и подчеркивающих его ценность и статусность . Тело всегда олицетворяло статус и власть, но в новых условиях эта его роль становится особо значимой, а телесность — важным предметом изучения социальных наук, маркетологии, имиджелогии, политологии

Технологии, улучшая нашу жизнь, делая ее комфортнее и разнообразнее в смысле получения новых возможностей для развития, одновременно систематически разрушают многие устоявшиеся этические нормы и стандарты, подвергая нас испытанию на «человечность» . Можно ли принести в жертву жизнь другого человека и использовать его тело или органы, чтобы продлить свою жизнь? Вопрос, конечно, не новый, и на каждом этапе развития человечество отвечало на него по-разному (много ли стоила жизнь раба для хозяина или «недочеловека» для нациста?) . И это вопросы — для философии и прежде всего этики .

По-видимому, перед нами старая проблема, которая требует нового решения в условиях современного мира, который снова ставит перед нами вопросы о том, что такое «человек» и что такое «человечность» . Ответ на эти, казалось бы, очевидные вопросы не так прост, как кажется с первого взгляда . Достаточно напомнить, что решение дилеммы «человеческого — нечеловеческого» всегда было в центре внимания религиозных учений и практик. Насколько Бог / Божественное человекоподобны? Проблема такого изоморфизма по-разному решается в мировых религиях, которые, уходя от зоо- и полиморфных ипостасей божества, тем не менее стремятся утвердить его человеческие эпифании, поскольку возможность нечеловеческой сущности божества и его непостижимости человеческим разумом выглядит пугающе . Эта проблема имеет глубокие культурно-исторические корни, что становится очевидным при исследовании антропоморфных объектов в культуре (мы вплотную столкнулись с этим при изучении «феномена куклы»), и является ключом ко многим проблемам человеческой психики, поскольку наше восприятие окружающего мира ан-тропоцентрично и склонно к его антропоморфизации, т е наделению окружающих нас явлений и объектов (в том числе неживых, неодушевленных) человеческими признаками и чертами И здесь широкое поле для психологических исследований

Включение в поле антропологических исследований современных технологий и связанных с ними практик существенно изменяет стратегии и тактики исследования, требует новых подходов и методов В первую очередь это, конечно, подходы, позволяющие увидеть место человека в мире вещей, взаимную связь «живого» и «неживого», их взаимовлияние и встроен-

3

ность в широкую сеть социокультурных коммуникаций (Б . Ла-тур) . Вещи, как показал уже Ж. Бодрийяр, не только формируют окружающую нас социосферу, которая напрямую связана с социальными ролями и статусами, но и во многом определяют новую «мифическую» гиперреальность, единственной «настоящей» реальностью в которой является смерть Возможно, это позволяет говорить о том, что исследование проблем умирания и смерти как «последнего бастиона» телесности, где она обозначается в полной мере как отчетливая грань между «живым» и «мертвым», «мертвым» и «неживым», будет полезно для понимания общих проблем «телесного» и соотношения его с «машинным» или «виртуальным» . Мы все ощущаем давление этой «новой телесности», передвигаясь в транспорте и используя его как внешнюю оболочку и ускоритель, пользуясь различными гаджетами или обращаясь в соцсетях к личным страницам умерших друзей

Если говорить об исследованиях вновь возникающих мульти-компонентных человеческих сообществ, то нам представляются весьма перспективными подходы, обозначенные в рамках многовидовой этнографии (multispecies ethnography), которые направлены на изучение роли человека в формировании и развитии различных биоценозов, которые рассматриваются как системы с обратной связью Домашние животные, птицы, деревья, грибы, микробы и вирусы — это не только «среда», в которой обитает человек и которая отчасти им же и создается, но и те составляющие этой среды, которые во многом определяют поведение человека, заставляют его выстраивать свои пищевые, хозяйственные и даже культурные стратегии Хочется думать, что в постчеловеческих сообществах Homo sapiens также будет занимать важную социальную и биологическую нишу Возникающий при этом биоценоз будет включать и новые компоненты, например выполняющих роль микробиоты на-нороботов, осуществляющих контроль и регулирование жизненно важных параметров организма, от кровотока до удаления вредных веществ и раковых клеток

Коммерческая составляющая всегда была присуща телесности: торговля рабами («биологическими машинами»), сексуальными услугами и частями человеческого тела в медицинских и магических целях была известна в древности и до сих пор существует в «примитивных» культурах современности (например, при использовании частей тела альбиносов в Восточной Африке) Антропологам также хорошо известна статусная роль воинских трофеев в виде вражеских телесных артефактов: скальпов, черепов, кистей рук, ушей и т п , — а также употребление в пищу частей тела выдающихся воинов в ритуальной антропофагии

4

Современные глобалистские маркетинговые стратегии, конечно, кардинально изменяют прагматическую составляющую подобных «обменов», превращая торговлю человеческими органами в высокотехнологичную практику, «основанную на принципах гуманизма», даже если изъятие производится неправовыми методами, например в зонах военных конфликтов . Многие современные медицинские технологии основаны на использовании чужих телесных компонентов, и это относится не только к таким органам, как почки или сердце, но и к «банкам» крови или спермы, которые также часто создаются на коммерческой основе . Перспективы, которые открываются с возможностью (пока труднодостижимой) пересадки мозга (головы) в чужое тело, угрожают открыть настоящий ящик Пандоры, учитывая стремительное старение населения «золотого миллиарда» Представляется, что и в данном случае на первом плане оказываются проблемы биоэтики, которая должна будет дать ответ на вопрос, где проходит граница между «полезными усовершенствованиями» или «вторжениями» и опасными экспериментами, направленными против человека как биологического вида

Современные технологии, предполагая широкое использование разнообразных «заменителей» человека, начиная от промышленных роботов и заканчивая искусственным интеллектом, создают условия для революции, которая, возможно, должна привести к возникновению «постчеловечества», и неизбежно ставят нас перед проблемой «новой человечности» С этим связано несколько ключевых проблем . Во-первых, возникает необходимость в переопределении понятий «живого / неживого» и границ между ними Существующие в настоящее время дефиниции и разграничения исходят из различий между органическими / неорганическими, белковыми / небелковыми телами . Хотя в архаических моделях мира, как известно, эта граница была иной и «неживые» природные объекты и стихии (камни, деревья, земля, вода) в ней наделялись субъектностью, способностью активного действия и развития В этом смысле технический прогресс парадоксальным образом стремится вернуть нас назад, в мир, где вещи и «неживые» тела наделяются «человечностью» и способностью «живых» существ к активному взаимодействию и развитию . И хотя это не противоречит способности нашего сознания к антропоморфизации вещей (не говоря уже о животных), переход к новой «антропности» может оказаться очень болезненным, поскольку потребует выработки новой этики и нового понимания места «живого» (а вместе с ним и человека) в окружающем мире . Конечно, благодаря длительной и целенаправленной деятельности экологических движений, мы уже готовы принять, что человек —

не «царь природы» . Но согласиться с тем, что мы отнюдь не «венец творения» и человек — всего лишь «говорящая обезьяна», будет гораздо труднее, если вообще возможно .

Признать «неживое» «живым» (по принятой ныне классификации) на самом деле очень сложная проблема. Потому что одно дело называть свой автомобиль Ксюша, Люся или Тигренок (как свидетельствуют опросы, это случается довольно часто), а компьютерную деталь — «мама», другое дело счесть механизм, даже антропоморфный и наделенный искусственным интеллектом, себе равным . Особенно если станет ясно, что этот механизм постепенно начинает превосходить тебя во всех сферах деятельности, ранее доступных только человеку Таким образом, первое, что видится уже в ближайшей перспективе, — это ускоренная разработка «новой этики», которая смогла бы учесть вырисовывающиеся перспективы отношений в системе «человек — (неантропоморфная / антропоморфная) машина» . Существующие разработки в области техноэтики здесь явно недостаточны, поскольку в основном ориентированы на тех-носреду индустриальной эпохи

Другой проблемой, касающейся широкого спектра антропологических дисциплин, является таксономия постчеловеческих существ, поскольку среди нас уже бродят киборги, т е люди, оснащенные искусственными конечностями и иными органами, а также механическими устройствами / элементами, исправляющими дефекты речи, зрения, слуха. А уже в ближайшем будущем мы столкнемся на улицах и в домах с человекоподобными роботами (андроидами), репликантами — биологически модифицированными копиями людей, приспособленными для жизни и работы в агрессивных средах (например, в глубинах океанов или в космосе), а возможно и с химерами — организмами, созданными в результате межвидового скрещивания Конечно, в этот перечень должны войти и неантропоморфные роботы, устройства, наделенные искусственным интеллектом и встроенные в различные оболочки и среды Каковы будут отношения между этими видами существ? Будут ли они напоминать существующие отношения в человеческих сообществах, определяющиеся социальной, профессиональной, этнической, расовой принадлежностью? Или возникнут новые социальные структуры, иерархии и неравенства? Нам представляется, что данные различия могут определить целые направления исследований как в рамках существующих антропологических дисциплин, так и в новых науках о возникающем на наших глазах «постчеловеческом» технологическом укладе Понятно, что это потребует значительных усилий по переосмыслению и наполнению новыми смыслами многих социальных институций, столетиями счи-

тавшихся незыблемыми (образование, работа, семья, досуг, здравоохранение, устройство жилых и нежилых пространств, отношение к окружающей среде и многое другое) . Придут ли на смену дружбе, любви различные типы «неделового общения», поскольку по крайней мере для части перечисленных выше «постчеловеков» биологические способы продолжения рода станут неактуальными, и какие? Заменят ли учителей специальные обучающие системы-коммуникаторы? Станет ли лечение идентично ремонту? Какую форму примут общественные коммуникации от театра и кино до митингов и демонстраций? Эти и множество других вопросов стоят перед нами уже сейчас, поскольку ответы на них потребуются уже завтра И лучше иметь готовые сценарии действия, чем быть застигнутыми врасплох грядущей «сингулярностью»

ИРИНА СИРОТКИНА

1

Ирина Евгеньевна Сироткина

Институт истории естествознания и техники им. С.И. Вавилова РАН, Москва, Россия [email protected]

Начнем с того, что понимать под «техникой», «технологией» . Греческое слово «тех-нэ» означает умение, или знание как что-то сделать . А потому «технэ» — неотъемлемая часть «антропос», человека . Он отличается от животного мира большим практическим знанием, более совершенными умениями, предела которым, кажется, нет . Роль антропологии в исследовании техники как расширяющихся способностей человека, или, как сказали бы методологи, его оспособле-ния, трудно переоценить

Если сосредоточиться на словах, можно упомянуть еще один термин, где «человек» и «технологии» соединены: антропотехни-ка. Так в начале ХХ в . называли проект улучшения «человеческого рода», по аналогии с зоотехникой, или животноводством, — улучшением пород животных. В нашей стране проект поддерживали ученые-биологи и антропологи, объединившиеся в 1920 г . в Русское евгеническое общество; некоторые из них создавали советскую генетику Позднее евгенику, антропотехнику и генетику раскритиковали как биологиза-торский подход к человеку Играя словами, можно сказать, что «человеководства» как

2

самостоятельной дисциплины вообще не возникло, а «человековедение» стало более культуро-ориентированным (вспомним разделение Велимира Хлебникова на «языковедение» — изучение языков — и «языководство», т е выращивание новых) Создание «нового человека» в Советском Союзе пошло по пути не биологии, а идеологии

Я предложила бы вспомнить понятие «двигательная культура», которое в самом начале 1920-х гг. предложил Алексей Гастев, деятель рабочего движения, один из идеологов Пролеткульта [Гастев 1925]. Оно интересно тем, что соединяет телесное движение, традиционно считавшееся чем-то «природным», с культурой, а значит, и с технологией

Как известно, физическое движение изучалось давно: математика и механика формулировали законы динамики, анатомия и физиология анализировали двигательный аппарат человека и животных. На рубеже XIX и ХХ вв . появились новые методы фиксации и анализа движений, включая фото- и киносъемку, сложились новые дисциплины на стыке физических и биологических наук, такие как биомеханика, физиология труда и физиология движений, кинезиология . Каждая со своей стороны, они исследовали движение как физический процесс: биомеханика — строение и функционирование двигательного аппарата, физиология труда — мышечное утомление, физиология движений — координацию и регуляцию движений со стороны нервной системы, кинезиология — применение законов движения в терапии и реабилитации Внимание к телу и его движениям привлекали столь разные дициплины, как антропология и психоанализ В начале ХХ в возник огромный интерес к репрезентации движения в искусстве: художники авангарда стремились передать, изобразить движение в своих работах, а новый театр, танец и кинематограф открывали возможности экспрессии, передачи движения. Владимир Маяковский чеканил стихами:

Наш бог бег

Сердце наш барабан

Тем не менее словосочетание «двигательная культура» звучало непривычно, вызывающе: в то время, когда «культурой» было принято называть исключительно «высокое» и «духовное», говорить о «культуре труда» казалось парадоксом, почти оксюмороном

Гастев видел истоки культуры в экономике, хозяйстве и особенно индустрии По его замыслу, новый советский человек должен в совершенстве владеть и своим телом, и инструментом, быть одинаково хорошо организованным на своем

3

рабочем месте и в повседневной жизни . Гастев определил «двигательную культуру» как сумму двигательных привычек и навыков народа, «движение собственного тела, выражающееся в таких актах, как защита организма от нападения, самое это нападение, преследование, двигательная сила, быстрота, то, что называется моторной скоростью, воспитание точности движений . Воспитание их ловкости, экономии — создаст нового человека с новой двигательной культурой, который воспитывает в себе жизненную реальную портативность» [Гастев 1924; курсив автора].

Если не слишком задумываться над значением последнего слова «портативность», напоминающего неологизмы писателя Андрея Платонова, то интенции Гастева вполне ясны . Он хотел, чтобы фабрики в масштабе всей страны превратились в «гигантские лаборатории», в которых машина организует действия рабочего, воспитывает самоконтроль, дисциплину и интеллект Он принял как свою задачу обучить огромную массу вчерашних крестьян и беспризорников, которых привели в город революции и войны Всех их надо было максимально быстро научить не только профессиональным навыкам, но и новому поведению и городскому образу жизни, сформировать новые двигательные привычки, задать новые «трудовые установки» . Изучать что-либо, даже двигательную культуру, времени у него не было, но само это понятие Гастев нам оставил, и грех было бы им не воспользоваться

Нам повезло: мы все, а не только биологи и физиологи, можем исследовать телесность только по той причине, что у нас есть тела Антрополог может это делать путем самонаблюдения, развив в себе те способности, которые сейчас столь популярны в танцевально-двигательной терапии и других телесно-ориентированных практиках . Уже почти столетие в среде «человеко-ведов» и «человеководов» распространен дискурс, в котором встречаются термины «кинестетический интеллект», "mindful body" и пр . , а mindfulness / осознанность считается целью, желанной характеристикой В русском языке все больше говорят о «мыследеятельности», «мысле-чувстве», «мудрости тела», т . е . о том же самом — осознании своего тела, телесном, или «двигательном», разуме

Во-первых, новые технологии приносят новую двигательную культуру, новые жесты, или, по выражению Марселя Мосса, техники тела. Например, чтобы увеличить изображение на экране вашего смартфона, вы раздвигаете его пальцами В некоторых смартфонах, если вы печатаете текст, можно дотронуться до первой буквы слова, а потом перевести палец на последнюю букву слова, и смартфон напечатает слово целиком

На swipe / свайп, движение пальцев от первой буквы слова к последней, корпорация Apple уже взяла патент . Когда жесты по управлению цифровой техникой и другие патентуются, они включаются в процесс коммерциализации, участвуют в капиталистической экономике . Двигательная культура, с одной стороны, интимна, с другой, как и все остальное, подвергается нормализации и эксплуатации

Во-вторых, новые технологии подтверждают тезис о том, что тело всегда медийно. Оно наш главный инструмент, всё, что мы делаем, мы делаем с его помощью . (На это можно возразить: ведь существует "brain-computer interface", как будто прямое управление «силою мысли», от мозга к предмету, через компьютер Когда, например, парализованный человек глядит на стакан воды и хочет его взять, его мозг посылает с помощью электродов сигнал в компьютер и тогда устройство-робот подвигает к нему этот стакан Однако интрефейсы еще остаются на стадии эксперимента: ими очень сложно пользоваться, и пациентам приходится долго учиться, чтобы посылать точные сигналы в компьютер и выпить в конце концов воды . ) Осмысляя человека в его медийности, мы все больше и больше понимаем тело как нечто конструируемое. Конструирование тела начинается с самого простого технического приспособления — зеркала . Ребенок до двух лет принимает свое отражение в зеркале за другого ребенка, не узнавая себя Он начинает узнавать себя через образ другого, у него есть посредники-медиа для того, чтобы понять, что это его тело . Его собственное тело, его отражение в зеркале — это конструирование виртуального объекта путем комбинации разных представлений и образов, реальных и воображаемых . Глядя в зеркало, мы очень часто относимся к нашему отражению эмоционально — либо недовольны, либо, наоборот, довольны тем, что видим . При этом внутри нас всегда сталкиваются образ реальный и образ идеальный, виртуальный, тот, кем мы хотим быть . С этим связана практика селфи, потому что это постоянная работа над приближением своего реального образа к идеальному, к своему виртуальному телу, виртуальному «Я» . Нет никаких оснований думать, что по мере развития биотехнологий эта работа остановится — совсем наоборот

Недавно возник термин "net literature", или «сетература», т . е . сетевая литература, которая существует исключительно онлайн По аналогии с этим можно образовать термин сетело — «сетевое тело» . В каком-то смысле тело всегда сетевое, потому что оно включено в разные, медийные и другие, практики Сложность заключается в том, что тело дано нам и прямо, непосредственно, через внутренние ощущения и переживания В последнее время мы шаг за шагом переносим наше тело

в медиапространство и осознаем, что — и в этом пространстве, и вообще — наше тело не просто объект или вещь, а очень сложная конфигурация . Настолько сложная, что будущим антропологам всегда найдется, что делать и с чем разбираться

Библиография

Гастев А.К. Новая культурная установка. М . : ВЦСПС-ЦИТ, 1924.

48 с . (Орга-библиотека ЦИТ, № 3) . Гастев А.К Двигательная культура (на основе методики ЦИТ) // Организация труда. 1925. № 6 . С . 12—13 .

ЕЛЕНА СОКОЛОВА

1

Елена Константиновна Соколова

Институт этнологии

и антропологии

им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН,

Москва, Россия

[email protected]

Если говорить про роль и функцию антропологии, то, как мне кажется, в текущем моменте нет ничего концептуально нового: по-прежнему присутствуют сравнительно-описательные исследования, критические работы, прикладные исследования, а также их разнообразные сочетания . Но есть интересные тенденции, которые, как я думаю, существенным образом влияют на повестку современных исследований тела и технологий, а также на взаимодействие антропологии с другими дисциплинами в рамках этих исследований .

Во-первых, это переход от исследования отдельных аспектов к интегрированному опыту, возвращение этнографического метода к его классике, подразумевающей «целостный подход» и «чувствительность к контексту» [Stewart 1998]. Здесь еще на уровне проектирования можно наблюдать явный разворот от сугубо цифровых исследований к интегрированным (см . , например: [Hine 2015; Pink et al. 2016; Hjorth et al. 2017] и др . ), и таким образом находится новое место телу и телесному опыту . С целью описания интегрированного опыта антропологи черпают теоретические основания в философии, например феноменологии [Boellstorff 2011], методы передачи телесно-сенсорного опыта —

в искусстве1 и т.д . В свою очередь, сборники, посвященные телу, представляют попытку транслировать разнообразие телесного опыта современного человека во всей его совокупности, включая и опыт взаимодействия с технологиями [Mascia-Lees 2011]. Таким образом, антропология продолжает развиваться методологически, ситуационно соприкасаясь с другими дисциплинами, вбирая их инструменты и возможности, и, таким образом, претендовать на исследование целостного опыта взаимодействия человека и технологий, включая телесно-сенсорный опыт

Во-вторых, хотелось бы отметить заметный рост интереса со стороны антропологов к прикладным исследованиям . Безусловно, в международной практике направление прикладной антропологии существует уже долгое время, есть ассоциация, конференции, антропологи, занятые в штате госструктур и бизнес-компаний . Культура гражданского участия антропологов, advocacy, также не является новым трендом . Но именно в настоящее время поиск практической пользы от антропологии заметно усиливается необходимостью для большинства молодых ученых искать свое место и финансирование в изменяющемся мире, в котором система науки претерпевает болезненную трансформацию и 80 % выпускников не могут найти себе постоянную работу2 . Профессиональному сообществу нужно заново убедить сначала себя, а потом и всех остальных в том, что антропология важна, "Anthropology Matters!'* В качестве примера прикладного поворота в рамках конкретного исследования, связанного с телом и технологиями, можно привести текущий проект антрополога Д . Миллера, который исследует «фундаментальные изменения в отношениях людей с возрастом и здоровьем, связанные с глобальным ростом [использования] смартфонов <...> с прикладной задачей использовать эти знания, чтобы помочь сделать интервенции mHealth (мобильного здоровья) более эффективными»4 .

В российском опыте этого движения больших тектонических плит как будто не видно . Возможно, причина кроется в отсутствии системных связей с международной наукой . За исключением нескольких исследовательских центров, отечественная

VisuaL Research Network. Creative Image: Ways of Seeing, Representing and Reshaping Reality. <http://www.visuaLresearchnetwork.com/>; Ethnographic TerminaLia. Chicago 2013. <http:// ethnographictermina1ia.org/chicago>.

Имеются в виду позиции tenure-track (ср.: Academic Precarity in American Anthropology: A Forum.

Cultural Anthropology. <https://cuLanth.org/fieLdsights/1321-academic-precarity-in-american-

anthropoLogy-a-forum>).

Название конференции ААА в 2017 г.

См. блог проекта UCL ASSA: <https://bLogs.ucL.ac.uk/assa/>.

4

2

антропология в своих интересах часто остается этнологиеи, а попытки междисциплинарного контакта и исследовании, связанных с современным технологическим опытом, вызывают вопросы и непонимание . Касается это и исследовании тела . «Расскажите, а тело какоИ этнической группы вы исследуете в интернете?» Похоже, тело вне политики, вне его этнической принадлежности неинтересно, а редким исключением является физическая антропология с ее понятными всем модернистскими методами, которые считаются в большей степени научными, нежели методы современных социальных исследований . Будем надеяться, ситуация со временем будет меняться .

Привычка деприоритизировать телесный опыт по сравнению с концептуальным, а также разделять опыт на реальность и виртуальность, тело и технологии принадлежит не только современным ученым . Как выразилась одна из участниц онлайн-школы интернет-исследований1, тело и интернет соотносятся примерно так же, как «теплое и самокат» — как будто они существуют в разных измерениях и не имеют шанса встретиться . В обществе, где не без помощи технологий опыт продолжает фрагментироваться, не так много сил, которые обладают противоположными инструментами Потенциальной амбицией современной антропологии может стать лидирование в междисциплинарном диалоге и восстановление целостности человеческого опыта взаимодействия с технологиями, включающего его телесно-сенсорное измерение

Предполагается, что современное этнографическое исследование должно быть основано на полевом материале, но при этом иметь прочную связь с теорией, "empirically grounded and theoretically rich", как пишут организаторы международных конференций . Но теоретические подходы, которые зачастую используются для исследования взаимодействия тела и технологий, в своем историческом происхождении могут быть не обязательно антропологическими — они могут быть философскими, социологическими, относиться к STS — на практике здесь царит взаимное обогащение

На мой взгляд, интерес представляют различные подходы к конструированию тел, например концепции множественного тела А. -М . Мол [Mol 2002], киборга Д . Харауэй [Харауэй 2017]. Перспективу от первого лица дает феноменология ([Мерло-Понти 1999] и др . ), а также постфеноменология, ее продолжение, фокусирующееся на отношениях человека с технологиями [Ihde 1979; 1998; 2001; Verbeek 2001; 2008; Rosen-

1 См. независимый исследовательский проект Клуба любителей интернета и общества «Онлайн-шко-ла'18»: <http://clubforinternet.net/schooL_18>.

3

4

berger, Verbeek 2017]. При этом есть понимание, что тексты по теории тела слишком часто исключают опыт тела, disembodied. Таким образом, есть задача искать новые методы интеграции теории с практикой, а также новый язык .

Помимо теоретических подходов, как мне кажется, крайне важно учитывать подходы организационные: изучать, как строится работа современных исследовательских лабораторий, как состоящих из антропологов, так и междисциплинарных, какие экспертные функции привлекаются, какие технологии используются и т д

На данном уровне технологического развития антропологи изучают трансгуманистов как группы людей с определенными убеждениями, а не как модифицированные тела (к сожалению, пока о сколько-нибудь значимой модификации можно только мечтать, замораживая тела в ожидании [Bernstein 2015]) .

Но если говорить о дальнейшем развитии технологий, о будущем био- и нейротехе, то можно предположить, что такие проекты могут потребовать от антропологов глубокой экспертизы в предметном поле, а также технических навыков — и в результате оказаться ближе к опыту Ш . Хелмрейха [Helmreich 2009] или Д . Харауэй [Haraway 2008], чем к классическим трудам Б . Малиновского.

Примером антропологических исследований, где в фокусе оказываются сложные системы взаимодействия человека и технологий, могут быть исследования телемедицины (см , например: [Oudshoorn 2011; Pols 2012]) или экспериментальной биомедицины [Song 2017]. Медицинская антропология близка STS, и есть основания ожидать еще большей междисциплинарности: в международном сообществе 4S (Society for Social Studies of Science) значительную часть уже сейчас составляют антропологи

Важнейшим пунктом повестки становится этика, направление, где обособленность российской науки чувствуется наиболее остро

В России уже сейчас есть возможность наблюдать, как техно-оптимисты от государства и бизнеса открыто говорят о гуманитарном знании в прошедшем времени На тему дальнейшего развития технологий, связанных с этим надежд и страхов можно услышать много спекуляций Но каким на самом деле окажется будущее? На мой взгляд, это по-прежнему открытый вопрос . Исходя из теории Нассима Талеба [Талеб 2014], как все новое, новые технологии являются хрупкими, поэтому запасаемся главным оружием антрополога — блокнотом (а также на всякий случай учимся программировать и пропагандируем цифровую этнографию)

Библиография

Мерло-Понти М. Феноменология восприятия . СПб . : Наука; Ювента, 1999. 608 c .

Талеб Н.Н. Антихрупкость . Как извлечь выгоду из хаоса. М . : Азбука-Аттикус, 2014. 768 с .

Харауэй Д. Манифест киборгов . Наука, технология и социалистический феминизм 1980-х. М . : Ad Marginem, 2017. 128 с .

Bernstein A. Freeze, Die, Come to Life: The Many Paths to Immortality in Post-Soviet Russia // American Ethnologist. 2015 . Vol . 42 . P . 766— 781.

Boellstoff T. Placing the Virtual Body: Avatar, Chora, Cypherg // Mascia-Lees F . E . (ed . ) . A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment . Chichester: Wiley-Blackwell, 2011 . P . 504-520 .

Haraway D. When Species Meet. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2008. 438 p .

Helmreich S. Alien Ocean: Anthropological Voyages in Microbial Seas. Berkeley: University of California Press, 2009 . 422 p .

Hine C. Ethnography for the Internet: Embedded, Embodied and Everyday. L. ; N .Y. : Bloomsbury Academic, 2015 . 240 p .

Hjorth L., Horst H., Galloway A., Bell G. (eds . ) . The Routledge Companion to Digital Ethnography. N .Y. ; Abingdon, Oxon: Routledge, 2017. 520 p .

Ihde D. Technics and Praxis . Boston: Pallas Paperbacks, 1979 . 151 p .

Ihde D. Bodies, Virtual Bodies and Technology // Welton D . (ed . ) . Body and Flesh A Philosophical Reader Malden: Blackwell Publishers, 1998 P 349-357

Ihde D. Bodies in Technology . Minneapolis: University оf Minnesota Press, 2001. 180 p .

Mascia-Lees F.E. (ed . ) . A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment. Chichester: Wiley-Blackwell, 2011. 556 p .

Mol A. The Body Multiple: Ontology in Medical Practice Durham: Duke University Press, 2002 216 p

Oudshoorn N. Telecare Technologies and the Transformation of Healthcare . Basingstoke; N .Y. : Palgrave Macmillan, 2011 . 241 p .

PinkS, HorstH., PostillJ., HjorthL, Lewis T., Tacchi J. Digital Ethnography: Principles and Practice . Los Angeles: Sage, 2016 . 216 p .

Pols J. Care at a Distance: On the Closeness of Technology Amsterdam: Amsterdam University Press, 2012. 204 p .

Rosenberger R., Verbeek P.-P. A Field Guide to Postphenomenology // Rosenberger R , Verbeek P -P (eds ) Postphenomenological Investigations: Essays on Human-Technology Relations Lanham: Lexington Books, 2017 . P. 9-42 .

Song P. Biomedical Odysseys: Fetal Cell Experiments from Cyberspace to China. Princeton: Princeton University Press, 2017 . 320 p .

Stewart A. The Ethnographer's Method . Thousand Oaks; L . ; New Delhi: Sage, 1998 . 104 p .

AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2018 № 38

76

Verbeek P.-P. Don Ihde: The Technological Lifeworld // Achterhuis H. (ed. ) . American Philosophy of Technology: The Empirical Turn. Bloomington: Indiana University Press, 2001. P. 119—146 . Verbeek P.-P. Cyborg Intentionality: Rethinking the Phenomenology of Human—Technology Relations // Phenomenology and the Cognitive Sciences. 2008. Vol. 7 . No . 3 . P. 387-395 .

Forum: New Technologies and the Body

The issues of techniques and the body, corporeality and technology — whether in interacting with each other or treated as separate fields — have preoccupied scholars back to the origins of anthropology as a discipline . But bodies and techniques are less often addressed together . The aim of this issue of "Forum" is to stimulate among anthropologists and cultural historians a discussion precisely about this "knowledge gap", and to foster critiques of the interrelationship of corporeal and technological realities, including such areas as the mechanics of technology and its instrumentalisation of the body This might include topics such as robotisation and "cyborgisation", the expansion of human capacities with the aid of new technologies, the competition between human intelligence and IT, the technological dimensions of biopolitics and biopower, new cognitive techniques such as neurohacking, and the emergence of transhuman studies

Keywords: new technologies, techniques, body, corporeality, anthropology

References

Bakke M . , 'Estetyka w dzialaniu posrod nie-ludzkich cial w erze bio-technologii', Malecki W. , Koczanowicz L . (red . ), Estetyka na zywo: pragmatyzm wobec sztuki, etyki i polityki. Krakow: Aureus, 2015, ss . 89-108 .

Belting H . , 'Image, Medium, Body: A New Approach to Iconology', Critical

Inquiry, 2005, vol. 31, no . 2, pp . 302-319 . Bendelow G . A , Williams S . J . , The Lived Body: Sociological Themes,

Embodied Issues. London; New York: Routledge, 2002, 261 pp . Berger J . , Bento's Sketchbook. How Does the Impulse to Draw Something

Begin? New York; Toronto: Pantheon, 2011, 176 pp . Berger J . , Fotografiya i eeprednaznacheniya [Photography and Its Missions].

Moscow: Ad Marginem, 2014, 220 pp . (In Russian) . Bernstein A , 'Freeze, Die, Come to Life: The Many Paths to Immortality in Post-Soviet Russia', American Ethnologist, 2015, vol . 42, pp . 766781

Boellstorff T. , 'Placing the Virtual Body: Avatar, Chora, Cypherg', Mascia-Lees F. E . (ed. ), A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment. Chichester: Wiley-Blackwell, 2011, pp . 504—520.

Bogomiagkova E . S . , 'Povorot k biologii: perspektivy razvitiya sotsio-logicheskogo znaniya' [A Turn to Biology: The Future Development of Sociological Knowledge], Vestnik of Saint Petersburg University. Sociology, 2018, vol. 11, no . 1, pp . 35—50 . (In Russian) .

Bostrom N . , Roache R. , 'Ethical Issues in Human Enhancement', Ryberg J . , Petersen T . , Wolf C . (eds . ), New Waves in Applied Ethics. Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2008, pp . 120-152.

Capurro R. , Nagenborg M . , Ethics and Robotics. Amsterdam: IOS Press, 2009, 136 pp .

Cerulo K . A. , 'Nonhumans in Social Interaction', Annual Review of Sociology, 2009, vol 35, pp 531-552

Cerulo K. A. , Ruane J. M . , 'Death Comes Alive: Technology and the Reconception of Death', Science as Culture, 1997, vol. 6, no . 3, pp 444-466

Coeckelbergh M , 'Humans, Animals, and Robots: A Phenomenological Approach to Human-Robot Relations', International Journal of Social Robotics, 2011, vol . 3, no . 2, pp . 197-204.

Csordas T . J . (ed . ), Embodiment and Experience: The Existential Ground of Culture and Self Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1994, 294 pp .

Damisch H . , 'Five Notes for a Phenomenology of the Photographic Image', October, 1978, Summer, vol. 5, pp . 70-72.

Dant T . , 'The Work of Repair: Gesture, Emotion and Sensual Knowledge', Sociological Research Online, 2010, vol. 15, no . 3 . <http://www. socresonline . org . uk/15/3/7 . html> .

de Graaf M . M . , 'An Ethical Evaluation of Human-Robot Relationships', International Journal of Social Robotics, 2016, vol. 8, no . 4, pp . 589598

Durkheim E . , Mauss M . , 'De quelques formes primitives de classification', Année sociologique, 1903, vol . 6, pp . 1-72 .

Edwards E . , 'Material Beings: Objecthood and Ethnographic Photographs', Visual Studies, 2002, vol 17, no 1, pp 67-75

El Mesbahi M . , 'Human-Robot Interaction Ethics in Sci-Fi Movies: Ethics Are Not "There", We Are the Ethics!', Marcus A (ed . ), Design, User Experience, and Usability: Design Discourse. DUXU 2015. Lecture Notes in Computer Science. Cham: Springer, 2015, pp . 590-598 .

Favero P . , '"The Transparent Photograph": Reflections on the Ontology of Photographs in a Changing Digital Landscape', Anthropology and Photography, 2017, no 7, 16 pp

Featherstone M , Hepworth M , Turner B S , The Body: Social Process and Cultural Theory. London; Newbury Park: Sage, 1991, 408 pp.

Ferrando F . , 'Posthumanism, Transhumanism, Antihumanism, Meta-humanism, and New Materialisms', Existent, 2013, vol. 8, no . 2, pp 26-32

AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2018 № 38

78

Flusser V. , Für eine Philosophie der Fotografie. Göttingen: European Photography, 1985, 58 SS .

Gastev A. K . , Novaya kulturnaya ustanovka [A New Cultural Setting]. Moscow: VTsSPS-TsIT, 1924, 48 pp . (In Russian) .

Gastev A. K . , 'Dvigatelnaya kultura (na osnove metodiki TsIT)' [Movement Culture (Based on the Method by TsIT)], Organizatsiya truda, 1925, no . 6, pp . 12—13 . (In Russian) .

Gibson J . J . , The Ecological Approach to Visual Perception. Boston: Houghton Mifflin, 1979, 350 pp .

Gray K. , Wegner D . M. , 'Feeling Robots and Human Zombies: Mind Perception and the Uncanny Valley', Cognition, 2012, vol. 125, no . 1, pp . 125-130 .

Gunkel D . J . , The Machine Question: Critical Perspectives on AI, Robots, and Ethics. Cambridge: MIT Press, 2012, 272 pp .

Haraway D . , 'Manifesto for Cyborgs: Science, Technology, and Socialist Feminism in the 1980s', Socialist Review, 1985, no . 80, pp . 65-109 .

Haraway D . , 'Cyborg Manifesto: Science, Technology, and Socialist-Feminism in the Late Twentieeth Century', Haraway D . , Simians, Cyborgs and Women: The Reinvention of Nature. New York: Routlege, 1991, pp . 149-181 .

Haraway D . , Simians, Cyborgs, and Women: The Reinvention of Nature. New York: Routledge, 1991, 287 pp. 2nd ed. : 2013, 421 pp .

Haraway D , When Species Meet Minneapolis: University of Minnesota Press, 2008, 438 pp

Hayles N . K. , 'Unfinished Work from Cyborg to Cognisphere', Theory, Culture and Society, 2006, vol . 23, no . 7-8, pp . 159-166 .

Hayles N . K . , How We Became Posthuman: Virtual Bodies in Cybernetics, Literature, and Informatics. Chicago: University of Chicago Press, 2008, 350 pp

Helmreich S , Alien Ocean: Anthropological Voyages in Microbial Seas Berkeley: University of California Press, 2009, 422 pp .

Hine C . , Ethnography for the Internet: Embedded, Embodied and Everyday. London; New York: Bloomsbury Academic, 2015, 240 pp .

Hjorth L. , Horst H . , Galloway A. , Bell G . (eds. ), The Routledge Companion to Digital Ethnography. New York; Abingdon, Oxon: Routledge, 2017, 520 pp .

Hogle L . F . , 'Enhancement Technologies and the Body', Annual Review of Anthropology, 2005, vol 34, no 1, pp 695-716

Hull M . S . , 'The File: Agency, Authority, and Autography in an Islamabad Bureaucracy', Language and Communication, 2003, vol . 23, no . 3-4, pp 287-314

Ihde D . , Technics and Praxis. Boston: Pallas Paperbacks, 1979, 151 pp .

Ihde D . , 'Bodies, Virtual Bodies and Technology', Welton D . (ed . ), Body and Flesh. A Philosophical Reader. Malden: Blackwell Publishers, 1998, pp . 349-357 .

Ihde D . , Bodies in Technology. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2001, 180 pp .

Ingold T . , '"Tools for the Hand, Language for the Face": An Appreciation of Leroi-Gourhan's Gesture and Speech', Studies in History and Philosophy of Biological and Biomedical Sciences, 1999, vol . 30, no . 4, pp.411-453 .

Kabakova G . I . , Kont F. (comps . ), Telo v russkoy kulture [The Body in Russian Culture]: A collection of articles . Moscow: NLO, 2005, 400 pp (In Russian)

Kapferer B . , 'Strathern's New Comparative Anthropology Thoughts from Hagen and Zambia', Common Knowledge, 2011, vol. 17, no. 1, pp . 104-110 .

Kirksey S . , Helmreich S . , 'The Emergence of Multispecies Ethnography', Cultural Anthropology, 2010, vol. 25, no . 4, pp . 545-576.

Kohn E . , 'What an Ontological Anthropology Might Mean', Fieldsight — Theorizing the Contemporary, Cultural Anthropology Online, 2014, vol . 13 . <https://culanth . org/fieldsights/463-what-an-ontological-anthropology-might-mean> .

Kohn E . , 'Anthropology of Ontologies', Annual Review of Anthropology, 2015, vol. 44, pp .311-327 .

Kozhevnikova M . , 'Klonirovanie lyudey i problema statusa klona' [Human Cloning and the Problem of the Clone's Status], Etnograficeskoe obozrenie, 2013, no . 3, pp . 95-101 . (In Russian) .

Kristeva J . , 'Le geste, pratique ou communication?', Langages, 1968, no . 10, pp 48-64

Krutkin V. L . , 'Materialnost sotsiokulturnoy zhizni v antropologii Andre Lerua-Gurana' [The Materiality of the Socio-Cultural Life in the Anthropology of A Leroi-Gourhan], Zhurnal sotsiologii i sotsialnoy antropologii, 2015, vol. 18, no . 4 (81), pp . 187-199 . (In Russian) .

Lapum J. , Fredericks S . , Beanlands H. , McCay E. , Schwind J. , Ro-maniuk D . , 'A Cyborg Ontology in Health Care: Traversing into the Liminal Space between Technology and Person-centred Practice', Nursing Philosophy, 2012, vol . 13, no . 4, pp . 276-288 .

Laruelle F . , The Concept of Nonphotography. New York: Sequence, 2011, 303 pp

Leroi-Gourhan A. , Gesture and Speech. Cambridge, MA: MIT Press, 1993, 431 pp .

Lock M . , 'Cultivating the Body: Anthropology and Epistemologies of Bodily Practice and Knowledge', Annual Review of Anthropology, 1993, vol 22, no 1, pp 133-155

Lock M . , Farquhar J . , Beyond the Body Proper: Reading the Anthropology of Material Life. Durham: Duke University Press, 2007, 688 pp .

Manovich L. , Image Future. 2006. <http://manovich. net/content/04-projects/048-image-future/45_article_2006. pdf> .

Martin E . , 'The End of the Body?', American Ethnologist, 1992, vol. 19, no . 1, pp . 121-140 .

Mascia-Lees F E (ed ), A Companion to the Anthropology of the Body and Embodiment. Chichester: Wiley-Blackwell, 2011, 556 pp .

AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2018 № 38

80

Mattingly Ch . , Garro L . (eds . ), Narrative and the Cultural Construction of Illness and Healing. Berkeley; Los Angeles; London: University of California Press, 2001, 288 pp .

McLuhan M . , McLuhan E . , Laws of Media: The New Science. Toronto; Buffalo; London: University of Toronto Press, 1988, 252 pp .

Merleau-Ponty M . , Phenomenology of Perception. Abingdon, Oxon; New York: Routledge, 2013, 696 pp .

Miller D . , Material Culture and Mass Consumption. Oxford: Blackwell, 1987, 240 pp .

Miller D . , 'Artefacts and the Meaning of Things', Ingold T . (ed. ), Companion Encyclopedia of Anthropology. London; New York: Routledge, 1994, pp . 396-420 .

Miller D . , 'Photography in the Age of Snapchat', Anthropology and Photography, 2015, no 1, 17 pp

Mirnyy S . , 'Chernobyl kak infotravma' [Chernobyl as Info-trauma], Oushakine S . , Trubina E . (comps . ), Travma:punkty [Trauma:Points]: A collection of articles . Moscow: NLO, 2009, pp . 209-245 . (In Russian)

Mitchell W. , Me++: The Cyborg Self and the Networked City. Cambridge, MA: MIT Press 2003, 312 pp .

Mol A , The Body Multiple: Ontology in Medical Practice. Durham: Duke University Press, 2002, 216 pp

Mol A. , The Logic of Care. Health and the Problem of the Patient Choice. Abingdon, Oxon; New York: Routledge, 2008, 129 pp .

Mol A. , Berg M . , 'Differences in Medicine: An Introduction', Mol A. , Berg M . (eds . ), Differences in Medicine. Unraveling Practices, Techniques, and Bodies. Durham; London: Duke University Press, 1998, pp . 1-12 .

Mondzain M . -J . , 'What Does Seeing an Image Mean?', Journal of Visual Culture, 2010, vol 9, no 3, pp 307-315

Mori M . , MacDorman K . F . , Kageki N . , 'The Uncanny Valley [From the Field]', IEEE Robotics and Automation Magazine, 2012, vol . 19, no 2, pp 98-100

Obshchestvennoe mnenie o razvitii nauki i tekhnologiy v Rossii [Public Opinion about the Development of Science and Technology in Russia]: Information-analytical material. Moscow: NRU HSE, 2017, 12 pp . (In Russian) .

Ortega y Gasset J . , "Degumanizatsiya iskusstva" i drugie raboty ["The Dehumanization of Art" and Other Works]. Moscow: Raduga, 1991, 638 pp (In Russian)

Oudshoorn N , Telecare Technologies and the Transformation of Healthcare Basingstoke; New York: Palgrave Macmillan, 2011, 241 pp .

Oushakine S . , 'Dinamiziruyushchaya veshch' [Dynamizing Thing], Novoe literaturnoe obozrenie, 2013, no . 120, pp . 29-34. (In Russian) .

Owens E . , 'Nonbiologic Objects as Actors', Symbolic Interaction, 2007, vol 30, no 4, pp 567-584

Palecek M . , Risjord M . , 'Relativism and the Ontological Turn within Anthropology', Philosophy of the Social Sciences, 2013, vol . 43, no . 1, pp . 3—23 .

Parshchikov A. M . , Snimayu ne ya, snimaet kamera [It's Not Me Who is Filming, It's the Camera]. S . d. <http://parshchikov. ru/nulevaya-stepen-morali/snimayu-ne-ya-snimaet-kamera> . (In Russian) .

Pfaffenberger B . , 'Social Anthropology of Technology', Annual Review of Anthropology, 1992, vol. 21, pp . 491-516 .

Pink S . , Horst H . , Postill J . , Hjorth L. , Lewis T . , Tacchi J . , Digital Ethnography: Principles and Practice. Los Angeles: Sage, 2016, 216 pp .

Pols J . , Care at a Distance: On the Closeness of Technology. Amsterdam: Amsterdam University Press, 2012, 204 pp .

Rabinow P . , 'Artificiality and Enlightenment: From Sociobiology to Biosociality', Crary J. , Kwinter S . (eds . ), Incorporations. New York: Zone Books, 1992, pp . 234-252.

Richardson K . , 'Technological Animism: The Uncanny Personhood of Humanoid Machines', Social Analysis, 2016, vol. 60, no . 1, pp . 110— 128 .

Rosenberger R. , Verbeek P . -P . , 'A Field Guide to Postphenomenology', Rosenberger R . , Verbeek P . -P . (eds . ), Postphenomenological Investigations: Essays on Human-Technology Relations. Lanham: Lexington Books, 2017, pp . 9—42 .

Shilling C . , The Body and Social Theory. 3rd ed. Los Angeles: Sage, 2012, 313 pp

Singer P. , Animal Liberation. New York: Harper Collins Publishers Inc . , 2002, 324 pp

Sobolevskaya O . , 'Many Russians Suspicious of Medical Innovations', HSE News, 2016, May 26. <https://issek.hse .ru/en/news/182899963 . html> .

Sokolovskiy S . V., 'O granitsakh cheloveka i chelovecheskogo: bioetika, postgumanizm i novye tekhnologii' [On the Boundaries of the Human and Humanity: Bioethics, Posthumanism, and New Technologies], Etnograficeskoe obozrenie, 2013, no . 3, pp . 37—38 . (In Russian)

Sokolovskiy S . V. , 'Antropotekhnomorfizmy i antropologiya tekhno-korpo-realnosti' [Anthropotechnomorphisms and the Anthropology of Techno-Corpo-Reality], Sotsiologiya vlasti, 2017, vol . 29, no . 3, pp 23—40 (In Russian)

Song P . , Biomedical Odysseys: Fetal Cell Experiments from Cyberspace to China. Princeton: Princeton University Press, 2017, 320 pp .

Soper K. , 'Of OncoMice and Female/Men: Donna Haraway on Cyborg Ontology', Capitalism Nature Socialism, 1999, vol . 10, no . 3, pp . 73— 80

Stewart A. , The Ethnographer's Method. Thousand Oaks; London; New Delhi: Sage, 1998, 104 pp .

Strathern M . , 'Binary License', Common Knowledge, 2011, vol. 17, no . 1, pp 87—103

AHTPOnO^OrMHECKMM OOPYM 2018 № 38

82

Strathern M . , 'What Politics?', Common Knowledge, 2011, vol. 17, no . 1, pp . 123-127 .

Taleb N . N . , Antifragile: Things That Gain from Disorder. New York: Random House Trade Paperbacks, 2014, 544 pp .

Turkle S . , 'Authenticity in the Age of Digital Companions', Interaction Studies, 2007, vol. 8, no . 3, pp . 501-517 .

Turkle S . , Alone Together: Why We Expect More from Technology and Less from Each Other. New York: Basic Books, 2012, 360 pp .

Verbeek P . -P ., 'Don Ihde: The Technological Lifeworld', Achterhuis H . (ed . ), American Philosophy of Technology: The Empirical Turn. Blooming-ton: Indiana University Press, 2001, pp . 119-146 .

Verbeek P. -P . , 'Cyborg Intentionality: Rethinking the Phenomenology of Human-Technology Relations', Phenomenology and the Cognitive Sciences, 2008, vol 7, no 3, pp 387-395

Voynilov Yu . , Polyakova V. , 'Moe telo — moya krepost: obshchestvennoe mnenie o biomeditsinskikh tekhnologiyakh' [My Body is My Fortress: Public Opinion on Biomedical Technologies], Sotsiologiya vlasti, 2016, vol. 28, no . 1, pp . 185-207 . (In Russian) .

Wolputte S . V. , 'Hang on to Your Self: Of Bodies, Embodiment, and Selves', Annual Review of Anthropology, 2004, vol. 33, no . 1, pp . 251-269.

Wood G . , Living Dolls: A Magical History of the Quest for Mechanical Life. London: Faber and Faber, 2002, 278 pp

Zeman D . , 'Science and Technology Studies (STS): moznosti a meze antropologie v laboratorich', AntropoWebzin, 2012, no . 3, pp . 153159