CC BY
48
Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2010. № 3
ВОПРОСЫ ЛЕКСИКОЛОГИИ И ЛЕКСИКОГРАФИИ Н.А. Мануйлова
НОВЫЕ СЛОВА В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ТЕКСТЕ: ЗАМЕЩЕНИЕ ЛЕКСИЧЕСКИХ ЛАКУН ИЛИ "ИГРА СО СЛОВОМ"?
Статья посвящена анализу современного авторского словообразования. Определяются способы образования новых слов, рассматриваются функции новообразований в художественном тексте. Кроме того, в статье ставится актуальный для современного состояния языка вопрос о цели создания новых слов, рассматриваются перспективы их вхождения в язык.
Ключевые слова: новые слова, эмоции, оценки, автор, номинация.
The article deals with the word building in the works of contemporary authors, in particular with different forms of derivation and function of new words in a literary text. The purpose of creating new words, an important issue in view of the contemporary state of the language, is also discussed in the article, as well as the likelihood of their assimilation in the language.
Key words: new words, emotions, marks, author, nomination.
Создание художественного текста предполагает серьезную работу со словом, поскольку именно через слово выражается тот смысл, который автор стремится донести до читателя. Арсенал словаря обычно не удовлетворяет автора, и в этом случае он прибегает к различным художественным приемам и средствам, в том числе к созданию новых слов. Нужно отметить, что не каждый автор имеет вкус к созданию новых слов, но некоторые писатели в этом плане довольно плодовиты, например, известный российский прозаик Г. Щербакова - достойный мастер слова.
Целью анализа художественных произведений Г. Щербаковой в данной статье является попытка определить, в каких случаях слова, созданные мастерами художественного текста (окказиональные и потенциальные), заполняют лексические лакуны, а в каких - служат для воплощения художественных задач, а также рассмотреть проанализированные в статье новые слова с точки зрения перспективы освоения их языком.
Мануйлова Нина Александровна - канд. филол. наук, доц. кафедры сопоставительного изучения языков факультета иностранных языков МГУ имени М.В. Ломоносова; тел.: 8-916-542-79-13, e-mail: manouilova@mail.ru
Вначале представим анализ тех слов, которые, как кажется, созданы автором потому, что в языке нет лексем, способных передать смысл, необходимый автору.
Во-первых, это не раз встречающееся в повестях автора окказиональное существительное послевойна. Слово - с прозрачной внутренней формой - следствие обратной деривации: послевоенный - послевойна. Созданное слово не просто обозначает определенный период истории, оно отягощено целым комплексом как объективных, так и субъективных смыслов, которые связаны с этим временем. Такой комплекс представлен в контексте: " ..плакал, вспоминая мальчишью послевойну. Когда жили, как свиньи, но зато как хорошо!" В этом слове видится "образ времени", как и в других подобных словах, например, оттепель, застой, перестройка и пр.
Следующее слово - предтлен - тоже, как представляется, закрывает лексическую лакуну. В авторском тексте слово семантизируется через метафору "главный адъютант смерти, который приходит и поселяется, и надышивает квартиру так, как надо смерти, чтобы она пришла и взяла, что ей причитается". Приставка пред- передает содержание предшествия тлену. Таким образом, слово имеет два значения: первое значение, вытекающее из сложения морфем: "Состояние, в котором находится предмет или субъект перед разрушением, распадом"; и второе, актуализированное контекстом: "Запах старости".
При создании новых слов Г. Щербакова достаточно часто использует уже полюбившиеся творцам художественного слова окказиональные модели. Во-первых, это довольно распространенный прием, когда по аналогии со словами, мотивированными одной частью речи, могут появляться образования от другой части речи с тем же суффиксом, например: чаинка (мотивирующее - существительное) и созданные автором лжинка и страшка (мотивирующие - прилагательные), при этом лжинка не является находкой автора. Исследователи словообразовательных процессов (Г.Н. Плотникова, М.Ф. Скорнякова1, И.С. Улуханов2 и др.) обнаруживают в этом тенденцию. В совместной работе Г.Н. Плотниковой и М.Ф. Скорняковой представлена достаточно большая группа слов, подобных лжинке и страшке. Например, подлинка, чепушинка, шершавинка, зави-динка, хрипинка, усталинка, грузнинка, грустинка, безуминка, хорошинка - это только словотворчество Е. Евтушенко, но есть и другие авторы, и другие образования. Конечно, подобные слова создаются в художественном тексте для того, чтобы усилить его
1 См.: Плотникова Г.Н., Скорнякова М.Ф. Три вида анализа слов по составу. Свердловск, 1989.
2 См.: Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке. М., 1977.
экспрессию, однако популярность этого приема, очевидно, говорит о том, что существует лакуна, связанная с желанием обозначить признак таким образом, чтобы показать его меру.
Обращают на себя внимание и окказиональные глаголы всхло-потнуться и задепрессовать. Оба глагола обозначают "начало действия", однако при создании первого - всхлопотнуться - прочитывается желание автора окказиональной формой передать внезапность принятого решения действовать (начать хлопотать) и экспрессивность предпринятого действия. Во втором случае глагол задепрессовать, созданный по аналогии с глаголами заволноваться, загрустить и пр., закрывает, с одной стороны, лексическую лакуну (задепрессовать - войти в депрессию), а с другой - принимает участие в языковой игре, выступая в одном ряду с подобным глаголом закомплексовать ("Увижу нечто и закомлексую, задепрес-сую и кто меня вытащит из самой себя?"). Обычно сфера таких образований - разговорная речь (например, запсиховать и пр.), поскольку тенденция к аналитизму в языке в целом разговорной речью не поддерживается.
Общеизвестно, что образование новых слов часто связано с тем, что в языке отсутствует соотносительная грамматическая форма. В текстах Г. Щербаковой имеются не зафиксированные словарем существительные врагиня и наглица. Появление таких слов свидетельствует о том, что говорящий ощущает необходимость как можно экспрессивнее выразить необходимое содержание. Эти слова неравнозначны с точки зрения целей их образования, так как в речи есть разговорное слово нахалка, поэтому в случае с наглицей неправомерно говорить о лакуне, просто за счет окказиональной формы оно достаточно нагружено экспрессией и эмоциональной оценочностью, будучи литературным.
Особо нужно отметить пристрастие автора к образованию новых сложных слов. Способом сложения образуются слова различных частей речи, чаще всего сложные существительные и глаголы, реже прилагательные, при этом, как правило, элементы сложения - слова с противоположным значением. Такой прием решает сразу две задачи: во-первых, художественную - работает на выразительность текста - и, во-вторых, появляется возможность лаконично обозначить те комплексные смыслы, которые можно передать только описательно, например, правда-ложь, любовь-ненависть, обида-необида, горе-негоре, сила-слабость и пр. Необходимо отметить, что не все сложения являются авторской находкой, подобное обозначение комплексных, чаще всего эмоциональных, состояний субъекта уже освоено речью.
Авторское сложение горе-негоре имеет "прототип" в виде народной мудрости: "Это горе - не горе, беда - не беда". По аналогии с
ним создано слово обида-необида, которое включено в следующий контекст: "Это прорвалось - обида - необида, скажем, неприязнь". Лексикализация этого и предыдущего сочетания поддерживается слитным написанием слов с отрицанием. В обычном сочетании раздельное написание не с существительным указывает на отношения противопоставления в паре, а в созданных словах - на соединение, на выражение некоего комплекса чувств, когда трудно отличить одно от другого.
Сложение правда-ложь, очевидно, нравится автору, так как оно встречается в текстах не один раз, при этом в одном из произведений есть развернутое описание-оправдание этому созданному комплексу. "Правду надо знать в дозированном количестве по причине ее ядовитости. <.. .> Правда куда страшнее лжи, если разобраться. Не знать всю правду - это не просто способ выжить, это возможность жить" - мысль, надо сказать, не новая.
В целом такая модель является продуктивной для обозначения не только эмоциональных состояний, но и комплексных признаков объектов и субъектов: в речи уже существует, например, сочетание полумужик-полубаба и другие, в текстах Г. Щербаковой обнаруживаются барышня-дама и старалка-зубрилка.
При образовании сложных прилагательных обычно сочетаются либо противоположные признаки, либо признаки, дополняющие друг друга. Образованные таким способом новые слова более точно отражают суть вещей. Например, обнаруженное в текстах автора слово премиально-поминальные (деньги) или сложения типа раскаленно-сумасшедшее и другие не только призваны усилить экспрессию, но и необходимы автору для адекватной передачи сути сказанного.
Как известно, сложение двух лексем глаголов чаще всего не образует новой номинации. Два глагола складываются, как правило, для обозначения интенсивности процесса, например, выражения типа пошло-поехало, в стилистических целях часто создаются повторы глаголов. Кроме того, в речи имеются составные глагольные образования, обозначающие комплекс действий, например продать-купить, есть-пить и пр. Именно по этой модели автором создано сочетание проводить-встретить, которому в тексте придается статус слова ("И чтобы это проводить-встретить было всегда"). Безусловно, образование таких комплексов не случайно (они встречаются в текстах и других современных авторов), очевидно, что "говорящему" не хватает в языке слов для обозначения комплексных действий или состояний.
Проанализированный материал показывает, что новые слова, функционирующие в художественной речи, заполняя лексические лакуны, почти в обязательном порядке несут в тексте стилистиче-
скую нагрузку. На самом деле в преобладающем большинстве новые слова в художественном тексте создаются именно с этой целью.
Прием сложения слов может использоваться исключительно для создания образности, например, обнаруженные в текстах два сложения имен собственных Эйнштейн-Воннегут и Матросов-Морозов. Первое соединение придумано автором, чтобы образно отразить состояние сознания героини, в котором все путается и смешивается, это же состояние автор обозначает как межумочное пространство / существование. Исходя из контекста можно сделать вывод, что прилагательным межумочный обозначен признак, который характеризует пограничное состояние сознания, когда человек находится между жизнью и смертью. Сочетанием Матросов-Морозов, как кажется, создан удачный образ-аллюзия ("Он, глядя на Москву с высокого этажа, подумал, что в этой стране, которую он презирал от и до, всегда найдется Матросов-Морозов, который возьмет все на себя").
Интересной с точки зрения обсуждаемой в статье проблемы представляется единица "Мужбросил": «.сосуды потихоньку вянут, слипаются в огромное море крови и полощутся все мои потроха, сорванные с места могучим ураганом по имени "Мужбросил"». В этом случае одним словом обозначена целая ситуация, которая, несмотря на кажущуюся неповторимость в каждом отдельном случае, отягощена одинаковыми для женщины проблемами, а также эмоциями. Такие окказиональные комплексы в настоящее время достаточно распространены в художественной речи. Безусловно, в первую очередь здесь наблюдается авторская языковая игра, но, с другой стороны, такие образования, очевидно, отражают особенность сознания мыслить комплексно. Кроме того, показывают, что в узусе существуют высказывания, которые проходят определенную стадию фразеологизации и в художественных целях - лексикализа-ции (например, ябольшенемогу, недлявсех, всяМосква и пр.)
Некоторые созданные автором слова мотивированы не только контекстом произведения, но и контекстом времени, например, существительное целоумие, которое образовано по аналогии со словом целомудрие. Значение этого слова вытекает из внутренней формы, однако автор дает в тексте свое толкование: «Но я еще стеснялась, дура. Я тут хотела написать слово "целомудренная", но что-то меня удержало - целоумие. Это слово, куда более важное для нашего времени со сдвигом - целоумие. Ум в мешке». Прозрачная внутренняя форма, актуализируясь, создает приращение смысла, необходимое автору для воплощения художественных задач как семантических, так и стилистических.
Часто окказиональные образования, созданные в стилистических целях, представляются не совсем удачными с точки зрения освоения
их языком, но оправданны как стилистические варианты уже имеющихся языковых единиц, например прилагательное порабленный (ср. порабощенный). Использование слова порабленный автор оправдывает тем, что оно возникает в голове героя спонтанно в очень непростой для него ситуации, и именно оно, а не языковой вариант порабощенный отражает истинное состояние героя. Необычная форма, фонетический "образ" слова, с точки зрения автора, делают его емким в смысловом отношении и более экспрессивным.
В анализируемых текстах имеется достаточно много слов, которые специально придуманы для того, чтобы "поиграть" с эмоциями и оценками. Например, слово страшнота (тот, кто / то, что пугает своим безобразным, уродливым видом. - Н.М.) пополнило довольно многочисленный ряд разговорных и просторечных образований с этой же семантикой: страхолюдина, страховище, страшилище, страшила и др.
Обширность ряда говорит об актуальности обозначения данного содержания: видимо, оно значимо с социальной точки зрения, так как экспрессивное осмысление того или иного явления обычно связано именно с социальным запросом3.
Иногда главной целью является не столько создание оценки, сколько желание выразить эмоцию. Например, слово древник -следствие универбализации словосочетания "тот, кто занимается древностью", - использованное в функции приложения (профессор-древник), не имеет стилистической маркированности вне контекста. Однако неопределенность содержания, которое вкладывается в это слово в тексте, а также отнесение занятий к чему-то не имеющему опоры в современности (ассоциативный ряд - странность, рассеянность, неприспособленность к жизни, приписываемая таким людям) создают в тексте эффект иронии.
Созданное автором новое слово, наоборот, может не иметь эмоциональной оценки по сравнению со своим языковым синонимом, например слово старь - результат усечения от существительного старье в значении "старики, старые люди". В отличие от разговорного старье оно, как кажется, не имеет оттенка пренебрежительности. Снять отрицательную эмоцию - главная задача создания автором этого слова применительно к своему тексту, но, может быть, вообще у слова старь, не имеющего негативных коннотаций по сравнению со словами старье и старичье, есть перспективы пополнить активный словарь.
И наконец, в тексте имеется интересный пример игры с внутренней формой окказионального слова. Слово завихрень, созданное автором, определяет состояние нашей страны, как сейчас принято
3 См.: Матвеева Т.В. Лексическая экспрессивность в языке. Свердловск, 1986.
говорить, в "лихие" 90-е гг.: "Посмотри в окно, скоро вся та завих-рень кончится и все станет на свои места. Появились, наконец, люди, и грядут перемены". Созданное слово, с одной стороны, передает сразу два "образа" времени: вихрь, буря, а с другой - ассоциируется с грубо-просторечным словом, популярным в разговорной речи последних лет. Результатом контаминации является емкий оценочный образ.
Как показал анализ, новые слова в художественных текстах образуются и для выражения дополнительных смыслов, и как выразительные средства.
Перспектив у окказиональных и потенциальных слов, созданных даже такими мастерами слова, как Г. Щербакова, войти в язык, как представляется, немного, так как в большей степени их создание сопряжено с художественными целями. Интересным явлением с этих позиций представляется только сложение двух глаголов для обозначения комплексных действий (продать-купить, есть-пить и пр.). Редкие удачные номинации, как кажется, могут становиться принадлежностью речи, но не языка (в анализируемом материале это лжинка, старь, задепрессовать), остальные, наверное, могут употребляться только отдельными индивидами как полюбившиеся казусы.
Возможно, более перспективными путями заполнения языковых лексических лакун, чем авторское или индивидуальное словообразование, можно считать такие способы, как трансноминация уже известных понятий (например, в английском языке сегодня это ведущая тенденция) и расчлененная номинация. Хотя в целом исследователи, занимающиеся теорией номинации, говорят о том, что в современном русском языке, несмотря на достаточно активное движение русского словообразования к аналитизму, сохраняется тенденция к однословности наименования, в речи этот процесс проявляется достаточно активно4. Анализ языка художественной литературы показывает, что такие расчлененные номинации-характеристики, как приложения, достаточно активны в речи писателей. Например, в текстах Г. Щербаковой приложение используется очень широко: образные (жизнь-счастье, семья-стенка, дорога-жизнь и др.) и безобразные (подруга-детдомовка, анекдот-тест, девка-перестарка и др.). И наконец, самым перспективным кажется проникновение, а может и экспансия, в литературный язык разговорных слов. Этот процесс идет довольно активно, и для некоторых слов, имеющих помету в словаре "разг." - разговорное, пора снять ограничение (примером может служить слово зарплата в извест-
4 См.: ВалгинаН.С. Активные процессы в современном русском языке: Учеб. пособие. М., 2001; Русский язык в конце ХХ столетия (1985-1995). М., 2000; Шапошников В.Н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отражении. М., 1998.
ном словаре С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой). Можно назвать еще ряд разговорных слов, активно употребляемых в настоящее время, которые, заполняя лексические лакуны, возможно, войдут в язык, например ксерить, мэйлить, эсэмэсить и, конечно, метафоры откат, перегрев, разборка и др.
Список литературы
Волгина Н.С. Активные процессы в современном русском языке: Учеб. пособие. М., 2001.
Матвеева Т.В. Лексическая экспрессивность в языке. Свердловск, 1986. Плотникова Г.Н., СкорняковаМ.Ф. Три вида анализа слов по составу. Свердловск, 1989.
Русский язык конца ХХ столетия (1985-1995). М., 2000. Улуханов И.С. Словообразовательная семантика в русском языке. М., 1977. Шапошников В.Н. Русская речь 1990-х. Современная Россия в языковом отражении. М., 1998.
