Сапожникова Ю.Л.
НОВЫЕ ПОВЕСТВОВАНИЯ РАБОВ КАК ЖАНРОВАЯ МОДИФИКАЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОГО РОМАНА
Схождение в одной временной точке столь разных явлений, как борьба за гражданские права, распространение движения «Черная сила», подъем феминистских настроений среди темнокожих женщин и, наконец, публикация романа Стайрона «Признания Ната Тернера», стало тем необходимым толчком, который способствовал появлению целого потока произведений жанра «новые повествования рабов». Ш.Э. Уильямс, автор одного из произведений этого жанра, так говорила об этом: «Движение за гражданские права дало будущим писателям, занимавшимся афроамериканской историей и создающим художественные произведения на эту тему, возможность найти себе финансовую поддержку и, таким образом, время для творчества, но именно движение «Черная сила» наделило нас гордостью и перспективой, необходимой для борьбы с мифами и ложью, охватывавшими весь период до Гражданской войны и разросшимися, как результат южной пропаганды, это движение наделило нас властью рассказать все так, как мы это чувствуем» [14, с. 534]. То же самое отмечают и многие другие критики. Например, Э.Э. Бьюлу пишет, что «беллетризованные повествования рабов являются явным литературным результатом движения за гражданские права и феминистского движения [10, с. 4].
В настоящее время критики не пришли к единому мнению относительно термина для характеристики таких произведений. Большинство из них склоняется к термину «новые повествования рабов» в разных версиях написания (“neoslave narrative” - у Белла; и “Neo-slave narrative” - у Рушди и в справочнике «Оксфордский спутник по афроамериканской литературе»). К таким произведениям Б.Белл относит «современные повествования, использующие остаточные формы устной речи (residually oral), рассказывающие о бегстве из рабства на свободу» [11, с. 289]. А. Рушди сужает рамки этого жанра и включает лишь «современные романы, которые принимают форму, следуют литературным условностям и подхватывают повествование от первого лица повествований рабов, написанных до Гражданской войны» [15, с. 3]. А. Кайзер предлагает термин «современные повествования о рабстве» (“contemporary narratives of slavery”), чтобы, по ее мнению,
расширить спектр произведений, принадлежащих к этому жанру; ведь многие из них хоть и уходят корнями в раннюю афроамериканскую литературу, включающую повествования рабов, явно выходят за рамки последних и не вступают с ними в открытый диалог [12, с. 3]. В желании подчеркнуть тот или иной аспект таких произведений некоторые критики предлагают свои варианты названий для описываемого жанра. Э. Сполдинг пользуется термином «постмодернистские повествования рабов» (“postmodern slave narratives”) и объясняет закономерность его употребления тем фактом, что эти произведения возникли в эпоху постмодернизма [16, с. 13]. Наконец, Э. Митчелл настаивает на употреблении термина «освободительные повествования» (“liberatory narratives”); к ним относятся «современные романы, которые рассматривают исторический период рабства, для того чтобы выявить новые модели освобождения с помощью изучения концепта свободы» [13, с. 4]. По ее мнению, уже в названии необходимо перенести ракурс рассмотрения с рабства на свободу. Ведь эти произведения помогают современным читателям ощутить эффект освобождения от боли и позора, как остаточных явлений рабства.
В данной статье предлагается использовать термин «новые повествования рабов», так как, на взгляд автора, лишь он наиболее полно раскрывает связь данных современных произведений с ранними повествованиями рабов, одновременно указывая на использование новых элементов, будь то форма или отношение к описываемым событиям. В качестве базового примем следующее определение этого жанра, взятое из «Оксфордского спутника по афроамериканской литературе»: это - «новые или современные литературные произведения, главный акцент в которых делается на изображении опыта или последствий рабства в Новом Свете» (“modern or contemporary fictional works substantially concerned with depicting the experience or the effects of New World slavery”) [14, с. 533].
В этом большом жанре, наряду с текстами, где действие происходит в наши дни, существуют произведения, которые с определенными изменениями имитируют оригинальные повествования рабов, и в которых действие происходит во времена рабства, а в качестве повествователя выступает беглый или освобожденный раб. Классические творения рабов были написаны в жанре автобиографии. Несмотря на то, что в некоторых новых повествованиях рабов рассказ ведется от первого лица, они кардинально отличаются от классических образцов. Во-первых, в современных текстах находим форму повествования от первого лица лишь в отдельных частях произведения. Главным отличием является даже не
этот формальный признак, а отношения между автором и героем: если в классических повествованиях рабов налицо триединство автора, объединяющего в себе автора, повествователя и главного героя; то в этих современных произведениях читатель сталкивается с оппозицией «автор - герой». «Точки зрения автора и героя здесь (в произведении на историческую тему) совпасть не могут: первая заведомо является взглядом “свысока”, с позиций иного опыта, иного понимания происходящего, чем вторая...» [3, с. 240]. Кроме того, в классических повествованиях рабов, как в любой автобиографии, идет совмещение двух временных воплощений автора («Я-тогда» и «Я-сейчас»), которые отражают разные уровни личностного развития; но в современных повествованиях автор и герой принадлежат к разным историческим эпохам. «Потому создаваемая романистами историческая картина обычно <...> возникает в силовом поле современности, исполнена ее дыхания.» [1, с. 35]. Эта обращенность к прошлому (в этих произведениях - во времена рабства) из современности является одной из главных черт жанра исторического романа. Кроме того, в современных повествованиях рабов можно найти и другие признаки, позволяющие отнести их к историческому роману. В качестве таких характеристик жанра выступают: историзм как смысловая доминанта повествования; наличие дистанции между описываемыми событиями и автором; документальность.
Н.Н. Старикова рассматривает в качестве главной доминанты исторического произведения «историзм мышления и художественного воссоздания жизни писателем, который показывает, насколько автор раскрывает прошлое в его своеобразии и обусловленности временем» [9, с. 41]. Такое освоение содержания какой-либо исторической эпохи подразумевает необходимость воссоздания неповторимого колорита описываемой эпохи, особенностей жизни людей того времени. Автор, конечно, не должен, подобно историку, выводить общие закономерности исторического развития, но должен пытаться «запечатлеть тончайшие отражения общего хода истории в поведении и сознании людей, <...> воплотить конкретно-историческое содержание в целостном образе человека» [5, стр. 321-322]. Однако при этом изображение прошлого не становится для авторов самоцелью, ведь через постижение прошлого всегда идет осознание высшего смысла жизни человека, с одной стороны, вневременного, с другой, актуального для современности. Поэтому В.В. Лелаус, например, определяет историзм как «умение видеть события эпохи в системности, <...> соотносить прошлое с современностью» [4, с. 30]. О важности современной жизни и ее проблем для авто-
ров исторических произведений говорил и чешский теоретик искусства С. Ша-боук: «Темой художественного творчества всегда является какая-нибудь проблема человеческого бытия. <...> Историческая проза с этой точки зрения является прозой современной. Она решает проблемы той эпохи, в которую создается данное произведение, но решает их, раскрывая конкретные сюжеты из истории...» [цит. по 2, с. 41-42]. Осмысление взаимосвязи прошлого и настоящего находит свое отражение в теме исторической памяти, которая во многих произведениях на исторические темы выступает в качестве основополагающей идеи и организатора сюжета. Именно память о прошлых событиях показывает связь времен, помогает понять взаимозависимость причин и следствий.
Несмотря на указанную особенность исторической прозы, предметом изображения в этих произведениях является историческое прошлое, которое понимается, по мнению С.М. Петрова, «как уже завершившаяся в своем развитии определенная эпоха»; поэтому «ощущается дистанция между писателем и темой во времени, ощущается исторический подход к предмету со стороны художника, смотрящего на то, что он изображает, как исследователь, воссоздающий прошлое» [7, с. 7]. Обращение к прошлому предполагает изучение свидетельств и документов описываемой эпохи, а значит, документальность, как одну из важных характеристик исторических романов. Однако исследователи этого жанра (Е.В. Сомова, А.Г. Баканов, В.Д. Оскоцкий, С.М. Петров и др.) отмечают синтетическую природу этой прозы, сочетающую в себе историю и вымысел. В этой связи можно вспомнить слова А.Н. Толстого, говорившего, что «художник берет на себя смелость или дерзость - на основании даже незначительных осколков -своей фантазией, своей интуицией смело и уверенно рассказать об эпохе» [цит. по 7, с. 395]. Принимая во внимание все рассмотренные выше критерии, А.Г. Баканов дает следующее определение историческому роману: это «произведение романной прозы, в котором на основе <...> изучения прошлого с помощью системы специфических художественных средств с позиций историзма воссоздаются события, имеющие реально-историческую почву и увиденные автором в свете исторической перспективы» [1, с. 35]. Это определение предлагается взять за основу при рассмотрении жанра исторического романа.
Новые повествования рабов, в которых авторы подражают оригинальным повествованиям рабов и в которых, чаще всего, в качестве повествователя выступает беглый или освобожденный раб, имеют большинство или все из выше названных характеристик. Это дает право автору статьи отнести их к историче-
ским романам о рабстве, т.е. к жанровой модификации исторического романа. Под жанровой модификацией автор, вслед за В. Лелаус, понимает результат эволюционного развития жанра. Как уже отмечалось в начале статьи, рассматриваемые произведения стали результатом политической ситуации 1960-х годов, изменившегося понимания современной расовой идентичности и нового прочтения опыта своих предков.
Обратившись к классическим повествованиям рабов, этим основополагающим документам афроамериканской традиции как к некой точке отсчета, новые повествования рабов также вывели раба в качестве повествователя, главного героя или призрака-предка, тем самым сфокусировав свое внимание на рабстве как историческом явлении, которое имеет длительные социальные последствия. Однако одновременно они заявили и о существовании жизнестойкой культуры рабов, которая не позволила этим героям превратиться в послушных и покорных Самбо, закрепленных в виде стереотипов в литературе белой Америки. Еще одной чертой, объединяющей первые повествования рабов и современные романы о рабстве, является воспевание и использование устных форм репрезентации и параллельно недоверие к ее письменным формам, которые так часто предавали и подводили афроамериканцев [14].
Таким образом, новые повествования рабов вступают в диалог с первыми произведениями темнокожих писателей (классическими повествованиями рабов), показывая современный взгляд на события прошлого и создавая новые интерпретации исторической эпохи, которая повлияла на формирование идентичности всех афроамериканцев. Для решения этой задачи современные авторы отходят от автобиографической формы произведений предшественников и обращаются к жанру исторического романа, чтобы представить собственное видение истории своей расы. Одна из ведущих афроамериканских писательниц Тони Моррисон говорит об ответственности афроамериканских писателей перед прошлым и о необходимости «сорвать занавес», скрывавший многие факты негритянской жизни.
* * *
1. Баканов А.Г. Современный зарубежный исторический роман. Киев: Выща шк., 1989.
184 с.
2. Бернштейн И.А. Исторический роман и литературный процесс в социалистических странах // Исторический роман в литературах социалистических стран Европы. М.: Наука, 1989. С. 33 - 65.
3. Кореневская Н.М. Автор и герой в историческом романе// Исторический роман в литературах социалистических стран Европы. М.: Наука, 1989. С. 240 - 263.
4. Лелаус В.В. Исторические романы Вс. Н. Иванова «Черные люди» и «Александр Пушкин и его время». Концепция национального характера. Проблема жанровых модификаций: дис. ...канд. филол. наук. Владивосток, 2002.
5. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А.Н. Николюкина. М.: НПК «Интелвак», 2001. 1600 стб.
6. Оскоцкий В.Д. Роман и история. (Традиции и новаторство советского исторического романа.). М.: Худож. лит., 1980. 384 с.
7. Петров С.М. Русский советский исторический роман. М.: Современник, 1980. 413 с.
8. Сомова Е.В. Античный мир в английском историческом романе XIX века: дис. ... д-ра филол. наук. Москва, 2009.
9. Старикова Н.Н. Исторический роман. К проблеме типологии жанра // Вестник МГУ. Серия 9. Филология. М., 2007. № 2. С. 39 - 48.
10. Beaulieu E.A. Black women writers and the American neo-slave narrative: femininity unfettered. Westport, Conn.: Greenwood Press, 1999. 177 c.
11. Bernard W. Bell The Afro-American Novel and Its Tradition. Amherst: University of Massachusetts, 1987. 421 c.
12. Keiser A.R. Black subjects: identity formation in the contemporary narrative of slavery. Ithaca: Cornell University Press, 2004. 200 c.
13. Mitchell A. The freedom to remember: narrative, slavery, and gender in contemporary Black women’s fiction. New Brunswick, N.J.: Rutgers University Press, 2002. 179 с.
14. The Oxford Companion to African American Literature (Ed-s: William L. Andrews, Frances Smith Foster, Trudier Harris). NY: Oxford University Press, 1997. 866 c.
15. Rushdy A.H.A. Neo-slave narratives: studies in the social logic of a literary form. New York: Oxford University Press, 1999. 286 с.
16. Spaulding A. T. Re-forming the past: history, the fantastic, and the postmodern slave narrative. Columbus: Ohio State University Press, 2005. 148 с.