CC BY
42
УДК Т3(2)6-293
И. В. Сибиряков
НОВЫЕ ОРГАНИЗАЦИОННЫЕ СТРУКТУРЫ «НОВОЙ» УРАЛЬСКОЙ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ В 20-е гг. XX ВЕКА
(Работа выполнена при поддержке РФФИ, проект N804-06-96018)
«Новая» интеллигенция сыграла заметную роль в политической и культурной истории нашей страны XX века. Сегодня очень важно понять историческую, психологическую, социальную составляющие этого феномена. Без адекватного восприятия данного явления крайне сложно составить объективную картину формирования и распада тоталитарной системы власти в СССР, очень трудно точно представить механизм взаимоотношений советской власти и отечественной интеллигенции, невозможно понять перспективы развития интеллектуальной элиты России в начале XXI в. Не случайно термин «новая» интеллигенция все чаще используется в работах отечественных и зарубежных исследователей, осуществляющих так называемые «социальные проекты» [1].
Советские ученые накопили богатый опыт изучения разнообразных аспектов истории отечественной интеллигенции [2]. Однако большинство работ, выполненных в этом направлении в 60—80-е гг. XX в., были выполнены в рамках жесткой идеологической конструкции, основные элементы которой сформировались еще в 20—30-е годы. В основе их лежало знаменитое высказывание В. И. Ленина о том, что «интеллигенция потому и называется интеллигенцией, что всего сознательнее, всего решительнее и всего точнее отражает и выражает развитие классовых интересов и политических группировок во всем обществе» [3, с. 343]. Прямолинейность и однозначность многих оценок и подходов, принятых тогда в советской исторической науке, существенно снизили эффективность научного поиска, а принцип партийности, реализованный в исследованиях по истории отечественной интеллигенции, блокировал целый ряд очень важных научных тем и сюжетов.
На рубеже XX—XXI вв. в отечественной и зарубежной исторической литературе были предприняты первые шаги по формированию принципиально новых концептуальных подходов к истории интеллигенции, к более широкому изучению истории новой провинциальной интеллигенции [4]. Но детальное исследования данного феномена все еще отстает от потребностей общества и в первую очередь из-за своеобразия источниковой базы, необходимой для разработки этого раздела истории, серьезных методологических проблем, накопившихся в отечественной историографии, политических аспектов данного вопроса.
Показательно, что сам термин «новая интеллигенция» руководители партии большевиков (Г. Е. Зиновьев, К. Радек, Л. Д. Троцкий и др.)
стали активно использовать уже вскоре после начала гражданской войны. Первоначально он обозначал очень небольшой круг представителей творческих профессий, поддержавших большевиков после их прихода к власти осенью 1917 г.
«Новая интеллигенция» противопоставлялась «старой», дореволюционной, которая в основной массе осудила «большевистский переворот» и отказалась от сотрудничества с новым политическим режимом [5]. Большевики проводили очень жестокую политику в отношении всех противников советской власти. «Старая» интеллигенция исключением не стала [6].
Однако постепенно термин «новая интеллигенция» стал приобретать все более широкое толкование. Многие руководители советского государства еще в годы гражданской войны были вынуждены признать, что без интеллигенции реализация масштабных социально-экономических и культурных проектов в России невозможна, а шансы на «перевоспитание» представителей старой интеллектуальной элиты не велики. Необходимость создания «новой» интеллигенции признавалась как объективная необходимость, своего рода закон исторического развития.
Удивительно, но примерно такую же точку зрения отстаивали и некоторые представители «старой» интеллигенции. Так В. И. Вернадский, выступая в октябре 1920 г. с докладом на съезде Таврической научной ассоциации заявил: «В огне и буре великой небывалой разрухи идет процесс не только борьбы материальных сил, но и процесс огромного внутреннего перерождения. Создается новая интеллигенция. Только глухие и незрячие этого не замечают. Новая интеллигенция — для новой России » [7].
И, тем не менее, еще в 1922 г. В. И. Ленин и его единомышленники настаивали на очень жесткой политике в отношении оппозиционно настроенных ученых и деятелей культуры. Хорошо известны очень резкие высказывания, которые допускал В. И. Ленин в адрес интеллигенции в своей переписке с Ф. Э. Дзержинским и И. В. Сталиным в этот период [8]. Отдельные попытки наиболее трезвомыслящих представителей партийной и государственной бюрократии (Луначарский А. В., Бухарин Н. И. и др.) уйти от прямолинейной конфронтации со старой интеллектуальной элитой России особого успеха не имели [8, с. 170—174].
И лишь уже в рамках новой экономической политики вопрос о формировании качественно новой советской интеллигенции был реально поставлен в
повестку дня работы многих партийных организаций. Важно отметить, что речь шла не только о социальных корнях этого явления, чему традиционно уделяли большое внимание партийные функционеры среднего и низшего звена, но и о формировании принципиально иных сущностных черт этой группы населения, среди которых должны были доминировать: готовность к многообразному сотрудничеству с новым политическим режимом и способность создать качественно новую систему нравственных ценностей социума.
В1925 г. Н. И. Бухарин так обозначил стратегические перспективы этого процесса: «(Необходимо), чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически на определённый манер. Да, мы будем вырабатывать их, как на фабрике» [9].
Авторы этого грандиозного исторического проекта прекрасно понимали, что основная масса «старой» интеллигенции еще оставшаяся в российской провинции будет противодействовать его практической реализации, и стремились форсировать процесс социального строительства.
В 20-е гг. в стране была выстроена целая система воспитания новой интеллектуальной элиты советского общества. Важную роль в ней играли не только учебные заведения и средства массовой информации, но и творческие объединения, профсоюзные организации.
При этом отношения между партийно-государственной бюрократией и интеллигенцией в центре и на местах далеко не всегда были тождественными.
«Новая интеллигенция» Урала формировалась в 20-гг. XX в. из представителей самых разных социальных групп населения от рабочих и до крестьян. Партийные функционеры в своих выступлениях часто называли эту интеллигенцию «низовой», «демократической», «трудовой» [10, л. 194].
Процесс формирования «новой» интеллигенции в Челябинской, Пермской, Екатеринбургской губф-ниях по сравнению с центральными регионами страны начался позже, что во многом было связано с событиями гражданской войны.
Сказалось и воздействие ряда других долговременных объективных факторов, среди которых самыми значимыми можно считать: сосредоточение в регионе горнозаводской промышленности, пестрый этнический и сословный состав населения, наличие больших сословных групп с устоявшимися культурными традициями [11, с. 29—39].
Важную роль в процессе формирования «новой интеллигенции» в уральском регионе играли партийные и государственные органы, которые вслед за общероссийскими структурами в начале 20-х гг. попытались на практике осуществить лозунг «пролетаризации культуры».
В качестве главных инструментов для достижения собственных политических целей новые органы власти использовали средства массовой инфор-
мации, партийные фракции, созданные во многих творческих коллективах и профсоюзных организациях, как в центре, так и на местах, возможности политической цензуры и спецслужб, административный ресурс.
Огромную роль в формировании новых творческих объединений на Урале, в развитии их взаимоотношений с органами партийной и государственной власти сыграли: один из организаторов литературного движения в крае Шубин А. И., критик Уральской ассоциации пролетарских писателей (УралАПП) Боголюбов К. В., ее первый руководитель Панов И. С.
Первыми крупными литературными объединениями на Урале, развернувшими свою деятельность в начале 20-х гг. можно считать екатеринбургские «Союз поэтов» и «Улиту», пермскую мастерскую слова «Мы» и «Челябинскую литературную ассоциацию». Существенно отличаясь друг от друга составом, программными установками и творческими ориентирами, эти литературные группы возникли в период острых социально-политических и экономических катаклизмов, вызванных революцией 1917 г., и первыми попытались организовать разрозненную массу уральских писателей и поэтов [12, с. 172—173].
Данные организации во многом были порождены революцией и стали своеобразной проекцией идеальных планов общественного переустройства на практику реальной жизни. «Дух времени», безусловно, повлиял на специфику формирования и становления этих обществ. В них столкнулись представители старой дореволюционной уральской интеллигенции и многие из тех, кто впервые обратился к различным жанрам литературного творчества, под воздействием бурных революционных и пост-революционных событий.
Противоречивый характер развития многих политических и социальных процессов, ситуация перманентного кризиса, вызванная постоянным воен-но-политическими столкновениями противоборствующих группировок, отсутствие единой позиции у деятелей искусства по отношению к первым преобразованиям новой власти и отсутствие четкой политики у представителей этой власти в отношении интеллигенции, проблемы материального характера—все это определило, с одной стороны, динамичный взлет многих творческих объединений, а с другой, их недолговечность.
В отличие от литераторов, уральские художники еще до революции имели свои профессиональные организации. Эстетическое просвещение масс и содействие музейному делу были ведущими направлениями в их деятельности. Многие из них, пережив революции 1917г., продолжили эту работу. Самыми известными на Уралетакими коллективами были «Союз свободных художников» Перми и вятский художественный кружок.
После октября 1917г. деятельность художников стала сразу же привлекать более серьезное внимание новой власти, чем деятельность писателей или музыкантов. Наглядное изобразительное искусство, полагали идеологи нового режима, более чем литература или музыка было доступно широким народным массам. Начиная с плана «монументальной пропаганды» (1918г.), художники как в центре, так и на местах все чаще использовались партийными и советскими органами для организации мощных агита-ционно-пропагандистских кампаний. Взамен они получали материальное поощрение и возможность д ля определенной творческой самореализации.
Специфика объединений уральских мастеров изобразительного искусства и до, и после 1917г. заключалась в том, что их роль во многом выполняли художественные учебные заведения. В трудные послевоенные годы едва ли ни единственным источником существования для большинства живописцев Урала была преподавательская деятельность.
В становлении литературных и художественных коллективов Урала было много общего, что определялось единством исторического развития края, промышленным характером региона, территориальной близостью крупных городских центров, событиями гражданской войны, практикой непрерывных переездов по стране ведущих деятелей культуры и рядом других факторов.
В этот период в крае работало много талантливых художников, принадлежавших к разным художественным школам (Туржанский Л. В., Субботин-Пермяк П. И., Эрьзя С. Д. и др.). Не случайно в крупных уральских городах появились художественные объединения самой разной творческой направленности («Коллектив художников» в Екатеринбурге, студия ИЗО губпрофобра и губполитпросвета в Челябинске, Общество любителей живописи в Оренбурге и т. д.)
На начальном этапе своего существования большинство литературных и художественных объединений сохраняли многие сущностные черты неформальных структур. Показательно, что в начале 20-х гг. ни одному художественному направлению так и не удалось стать общенациональным, не удалось полностью удовлетворить эстетические потребности всех социальных групп. Этого не удалось ни авангарду, ориентировавшемуся, главным образом, на элитарные слои общества, ни традиционалистам, рассчитывавшим на понимание и поддержку со стороны широких народных масс, ни Пролеткульту.
Однако примерно к середине 20-х гг. с окончательным оформлением литературно-художественной концепции партии началась быстрая унификация не только творческих методов, но и организационных форм, определявших пути и способы развития литературного и художественного процессов как в столице страны, так и на Урале.
Не случайно 1925—1932 гг. прошли в регионе под знаком доминирования ассоциаций пролетарских писателей, в первую очередь, УралАПП и уральских филиалов АХРР. Создание пролетарских и революционных ассоциаций на Урале отражало объективную логику организационной эволюции литературных и художественных объединений региона [12, с. 175—176].
Укрепление экономических и идеологических основ советского общества, растущее стремление партийно-государственного аппарата контролировать все сферы жизни социума, в том числе искусство и культуру трансформировало организационные принципы и содержание деятельности многих творческих групп.
Можно достаточно четко выделить основные направления эволюции литературных и художественных объединений Урала в обозначенное время. Это все большее неприятие буржуазных ценностей и ориентация на пролетарскую эстетику; изменение социального и возрастного состава организаций за счет притока молодежи из рабочих и крестьян; перемена тематики художественных произведений (порожденные революцией романтические настроения начинают уступать место социалистическому отображению действительности); поглощение небольших местных коллективов крупными столичными литературными ассоциациями [13, с. 20—22].
Если в начале 20-х гг. основными типами творческих объединений на Урале были: студия, общество, артель, кружок, то в середине 20-х гг. на передний план вышел такой вид творческого объединения как ассоциация, во многом копировавший организационную структуру партии.
Отсутствие на Урале большого числа писателей-профессионалов, сравнительно поздняя консолидация литературных и художественных сил края из-за гражданской войны, низкий общеобразовательный и культурный уровень многих участников литкружков, позиция местных и центральных партийных комитетов подталкивали уральцев к созданию именно пролетарских ассоциаций.
Многие из них были лишены концептуальной самобытности и лишь копировали декларации столичных объединений.
В этот же период заметно ужесточился контроль за художественными коллективами со стороны партийно-государственных органов. В первую очередь это выразилось в практике окончательного «огосударствления» выставочной и закупочной деятельности, организации конкурсов, музеев и пр.
В этой ситуации самостоятельные литературные и художественные группы, зародившиеся на Урале в начале 20-х гг., были обречены на провал. Во многом их погубила ориентация на творческий плюрализм, а также неспособность противостоять все нараставшему организационному и идеологическому давлению извне.
Поиск новых форм отражения противоречивой эпохи, стремление самоизолироваться отнегативных явлений окружающей действительности, игнорирование серьезных политических изменений, произошедших в стране в 20-е гг., недооценка могущества правящей партии и ряд других факторов привели к организационному поражению многие творческие объединения, созданные на Урале в 20-е гг. XX в.
Тем более, что в конце 20-х гг. Урал попал в зону особого внимания партии и государства, так как именно с этим регионом связывались многие планы индустриализации страны. Местные партийные организации «укрепили» соответствующими руководящими кадрами, на места были отправлены «бригады» опытных литераторов и художников, а работе уральских творческих объединений стали уделять особенно пристальное внимание в Москве. Естественно, что развитие местной культурной жизни пошло по сценариям, предлагаемым центром. Материальная и творческая самостоятельность уральских художественных объединений были существенно ограничены.
В дальнейшем это привело к ликвидации большинства негосударственных издательств, хозяйственных предприятий, существовавших на Урале при различных обществах, курсах и студиях. На ключевые посты в творческих объединениях были назначены преданные партии администраторы, а парткомы ужесточили контроль за развитием всех сфер культуры на местах. Основными инструментами контроля были отчеты партийных фракций и комитетов, соответствующие финансовые и кадровые решения, открытая и скрытая цензура [14, с. 202—205].
Если в начале 20-х гг. в отношениях между творческими объединениями уральской интеллигенции и партийно-государственными органами еще оставалось «поле для диалога», то в конце 20-х гг. между ними установились жестко формализованные, административные отношения, которые подразумевали лишь последовательное исполнение партийнь[х директив.
К началу 1924 г. на Урале был создан областной отдел всесоюзного профсоюза работников искусств (Рабис). Его высшим исполнительным органом стал президиум в составе А. И. Пашковского, И. А. Мок-рушина и Н. Д. Карманова. А в состав правления вошли 9 человек, представлявшие самые разные округа Уральской области. От Челябинского округа в состав президиума вошел музыкант Г. Д. Моргу-лис. Только за первые 3 месяца работы состоялось 10 заседаний правления, на которых было рассмотрено 35 вопросов, и 17 заседаний президиума, где было разобрано 89 организационных и экономических вопросов.
Главное внимание, по свидетельству членов правления, областным отделом за этот период было обращено «на проведение районирования—организацию окружных отделений, укрепление союзно-
го аппарата как в области, так и на местах, а также на экономическую работу по установлению связи с хозорганами и участие в регулировании зрелищного дела...»[15,л. 1].
Нужно отметить, что эта работа протекала в очень тяжелой и порой нездоровой обстановке. Средства облотдела были весьма и весьма ограничены. Штат сжат до максимальных размеров (на всю область приходилось 2 ответственных и 2 технических работника). Члены правления лично выезжали на места для проверки работы окружных отделений, готовили и рассылали многочисленные циркуляры и инструктивные письма. Были созданы и приступили к работе такие структуры как культфонд, фонд безработных, стачечный фонд. В основном они формировались за счет отчислений хозяйственных органов и членов союза. На 1-е апреля 1924 г. численность УралРаби-са составила 1656 человек. Большие надежды члены организации возлагали на так называемые кассы взаимопомощи. Они были созданы сразу в нескольких уральских округах, но к активной деятельности так и не приступили. Как свидетельствуют документы УралРабиса в начале 1924 г. в Пермском округе в такой кассе состояло 122 члена союза, а в ней насчитывалось 18руб. 17 коп.
Примечательно, что уже 16 февраля 1924 г. состоялось первое заседание фракции РКП (б) правления Уральского Областного отдела Всерабис. На нем присутствовали Пашковский, Мокрушин, Григорьев и Залесов. Ответственным секретарем фракции был избран А. И. Пашковский. А в состав бюро вошли А. И. Пашковский и И. А. Мокрушин. На первом же своем заседании фракция рассмотрела вопрос: «О состоянии зрелищных предприятий по Уральской области и в частности по Екатеринбургу»^, л. 3].
Формирование партийных фракций стало одним из наиболее эффективных механизмов проведения особой партийной линии по планомерному и цент-рализованномуруководству культурой и искусством. Основные черты такой линии проявились уже в самом начале 20-х годов, вскоре после того как в структуре ЦК РКП (б) был создан специальный отдел агитационно-пропагандистской работы (АПО). С момента создания его возглавляли достаточно известные партийные функционеры, такие как И. В. Сталин, Р. П. Катанян, Л. С. Сосновский и др. Отдел должен был объединить работу всех ведомств так или иначе причастных к культурно-просветительской деятельности (Нарком прос, Госиздат, Центро-печать и т. д.) и направить ее на пропаганду коммунистических идей. Вскоре аналогичные отделы возникли в областных и окружных комитетах партии. Как правило, такие отделы готовили кадровые и финансовые вопросы, связанные с деятельностью учреждений культуры, влияли на формирование репертуара, организовывали агитационно-пропаган-дистские кампании. Примечательно, что профсоюз-
ные органы чаще всего избегали острых конфликтов с такими структурами. УралРабис исключением не был.
По мере восстановления народного хозяйства и стабилизации социально-экономического положения страны УралРабис стал уделять в своей деятельности все больше внимания творческим и политическим вопросам. Давление партийно-государствен-ных структур в этом направлении нарастало, что привело к серьезным изменениям в руководящих органах союза самого разного уровня, в его уставных документах, в практике повседневной работы.
Члены УралРабис все более активно привлекались к проведению многочисленных новых праздников, призванных сыграть важную роль в формировании новой культуры нового советского государства. Творчество художников, музыкантов, театраль-ных артистов было особенно значимо для страны, где даже в середине 20-х гг. XX в. значительная часть населения оставалась неграмотной. На Урале этот показатель в 1926 г. составлял 60,7 % [16, л. 3]
Примечательно, что постепенно в состав УралРабис были вынуждены войти даже те представители творческой интеллигенции края, кто первоначально категорически отказывался участвовать в такого рода объединениях. Гибель новой экономической политики, монополизация политического пространства, серьезные изменения в социальной структуре общества и официальной культуре поставили даже самых ярких представителей творческой интеллигенции в ситуацию тяжелого выбора. Для продолжения публичного творчества они должны были вступить либо в партийные организации, либо в структуры, близкие к ним. В этой ситуации членство в УралРабис многим из них представлялось «меньшим злом».
Структуры УралРабиса прекратили свое существование в начале 30-х годов после принятия соответствующих решений в центре. После постановления ЦК ВКП(б) «О перестройке литературнохудожественных организаций» от 23 апреля 1932 г. союзы советских писателей и художников и их отделения на местах включились в принципиально новые общественно-политические отношения, сложившиеся в советском государстве, как очень важный элемент тоталитарной системы власти. Сохраняя минимальные черты творческих обществ, они стали своеобразным «приводным ремнем», жестко соединившим ядро советской политической системы с широкими массами уже советской интеллигенции, готовой стать надежным «проводником культурной политики партии».
После окончания II мировой войны попытки создать «новую» интеллигенцию были предприняты в целом ряде восточноевропейских стран. Как показали исследования Н. В. Коровицына, в целом они были успешными [17].
В 80-е годы XX в. в нашей стране вновь появились первые элементы «новой» отечественной интеллиген-
ции. Именно эта интеллигенция сыграла очень важную роль в истории перестройки и радикальных социально-экономических реформ 90-х гг. И сегодня очень многие социологи, историки, политологи все острее ставят вопрос «о социально-ответственном поведении «новой» интеллигенции» в современной России.
Литература
1. Браун В. Дж., Русинова Н. Л. Социальные неравенства и здоровье // http://www.soc.pu.ru/ риЬНсаИоп8^88а/1999/1/9ш8]п.Ь1т1; Карпухин О., Макаревич Э. Союз «новой интеллигенции и интеллигенции массы как фактор социальных изменений и социальной стабилизации // http://liber.rsuh.ru/ сопГлп1е11е§епсе_ргас%ие/кагрисЬт.Ь1ш; Чурбанов В. Восстание в треугольнике, или новая интеллигенция в России // www.nasledie.ru/kyltura/4_4_l/kultpol/ 88.htm; Миловидов В. Л. Социально-политические и экономические аспекты выдвижения рабочих и крестьян в первые годы советской власти и их влияние на формирование новой интеллигенции // Вестник Костромского ун-та им. Некрасова. — 2000. — №3, —С. 35—40.
2. Актуальные проблемы историографии отечественной интеллигенции // Межвузовский республиканский сборник научных трудов. — Иваново, Изд-во ИвГУ, 1996. — 124с.; Главацкий М. Е. КПСС и формирование технической интеллигенции на Урале (1926—1937 гг.).—Свердловск: Сред.-Урал, кн. изд-во, 1974. — 215с.; Иванова Л. В. Формирование советской научной интеллигенции (1917— 1927 гг.). — М.: Наука, 1989. — 397с.; Советская интеллигенция: история формирования и роста. 1917—1965 гг. / Редкол.: Ким М. П. (гл. ред.) и др. — М.: Мысль, 1968. — 432с.
3. Ленин В. И. Задачи революционной молодежи // Полн. собр. соч. — Т. 7. — С. 341—356.
4. Интеллигенция в истории: Образованный человек в представлениях и социальной действительности. — М.: ИВИ РАН, 2001. — 312с.; Культура и интеллигенция России XX века как исследовательская проблема: итоги и перспективы изучения. — Екатеринбург: Изд-во Урал, ун-та, 2003. — 200 с.; Метаморфозы творчества. Интеллектуальные ландшафты (конец XIX—XX вв.): Материалы V Все-рос. науч. конф. с междунар. участием, посвященной 10-летию Сибирского филиала Российского института культурологи МК РФ (Омск, 29 сентября — 3 октября 2003 г.) /Отв. ред.: В. Г. Рыженко, В. П. Корзун.—Омск: ОмГУ, 2003. — 412с.; Сальников В. И. Провинциальная интеллигенция в процессах социальной трансформации: поиски методологии исследования // Интеллигенция и мир. — 2004. — № 1—2. — С. 18—22.
5. www.rwp.ru/Marxism/Trotsky/CW/Trotsky-XXI7XXI-04-01-18.html
6. Волков С. Интеллектуальный слой в советском обществе//http://www.samisdat.eom/5/55/554-2gl.htm.
7. http://kirsoft.com.ru/freedom/KSNews_138.htm.
8. http://www.evreimir.com/article.php?id=3273.
9. Опыт неосознанного поражения: модели революционной культуры 20-х годов: Хрестоматия / Сост. Г. А. Белая. — М.: РГГУ, 2001. — 455с.
10. ГУЦДООСО. Ф. 4. Оп. 2. Д. 26.
11. Нарский И. В. Русская провинциальная партийность. — Челябинск, Чел ГУ, 1995. — 4.1. —168 с.
12. Журавлева Н. С., Сибиряков И. В. Литературно-художественные объединения Урала в 1920-е гг.: типология и модели создания // Уральские бирюковские чтения: Сб. науч. статей. // Науч. ред. проф. С. С. Загребин. — Челябинск, 2004. — 604 с.
13. Журавлева Н. С. Литературные и художественные объединения на Уралев 20-е гг. XX в.: Автореф. дис.... канд. ист. наук.—Челябинск, 2004. — 23 с.
14. Журавлева Н. С. Сибиряков И. В. Творческие объединения уральской интеллигенции в 20-е гг. XX века: шаг к гражданскому обществу или тоталитарному режиму? // Россия и регионы: взаимодействие гражданского общества, бизнеса и власти: Материалы XXI Международной научно-практической конференции /Урал, соц.-эк. ин-т АТ иСО.—Челябинск, 2004, —С. 198—204.
15. ГАРФ. Ф. 5508, On. 1. Д. 347.
16. ГУЦДООСО. Ф. 4. Оп. 5. Д. 425.
17. Коровицын Н. В. Восточноевропейский путь развития: социокультурные контуры // http:// www.situation.ru/app/j_artp_l 11. htm.
