CC BY
83
енное образование, он был верен долгу и присяге, отличался личной храбростью в воинских битвах. Но по своему внутреннему складу он был человеком эмоциональным, творческим, религиозным, ему претили убийства и жесткости военного времени. Оригинальность исследования проявляется еще и в выбранных автором нестандартных подходах, в разнообразии ракурсов.
Завершая рецензию, отметим сравнение О. Морозовой своих архивных изысканий с поисками мифической второй книги «Поэтика» Аристотеля, столь блистательно описанными в знаменитом романе У. Эко «Имя розы».
2019.03.010. О.В. БАБЕНКО. НОВЫЕ НАУЧНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ ПО ИСТОРИИ КАЗАЧЕСТВА. (Обзор).
Ключевые слова: история казачества; происхождение казачества; донское казачество в 1920-1930-х годах; историография.
В последние годы историческая наука обогатилась новыми исследованиями по истории казачества. Некоторые труды, опубликованные в российских и зарубежных журналах, рассматриваются в нашем обзоре. Его хронологические рамки охватывают период от появления казачества в XV в. до Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Исследователь из Забайкальского государственного университета А.В. Филимонов посвятил свою статью [6] проблеме сущности и идентичности казачества в российской науке. Он рассмотрел различные концепции, в которых проблема происхождения казачества, единства казаков выражены как вопрос об их сущности. В XVIII-XIX вв. сложилась автохтонная теория, представителями которой были М.А. Караулов, П.П. Короленко, И.Д. Попко, Е.Д. Фелицин и др. Они писали о казаках как о народности или этнической группе в составе русского народа. Однако их взгляды расходились в вопросе об этнических корнях казаков: одни ученые считали их славянскими, другие - тюркскими.
В конце XIX в. родилась бродническая версия1 происхождения казаков (В.Д. Сухоруков, П.В. Голубовский, Е.П. Савельев). Ее приверженцы связывали происхождение казачества с этруска-
1 Бродниками назывались предки донских казаков. - О. Б.
ми, троянцами, скифами, сарматами и хазарами. Они опирались на косвенные свидетельства и «выражали стремление региональной российской интеллигенции найти идеологическое обоснование нарождающемуся окраинному сепаратизму» [6, с. 43].
Этой точке зрения была противопоставлена миграционно-колонизационная теория формирования казачества (М. Бельский, В. Броневски, М.О. Коялович и др.), смысл которой заключался в том, что предками казаков были мигранты из польского, литовского и русского государств, которые с XV в., спасаясь от феодального гнета, мигрировали в российские приграничные земли. В.И. Даль, Д.И. Иловайский и некоторые другие ученые считали, что казаки оставили места своего традиционного пребывания ради службы. С. Величко, И.М. Каманин и их сторонники полагали, что казачество «выделилось по причине формирования класса рыцарей, защищавших русских от татарских набегов» (там же).
На восприятие казаков революционной интеллигенцией XIX в. повлияла русская литература. Особенностям мировоззрения и самооценки казаков уделяли большое внимание А.С. Пушкин, М.Ю. Лермонтов, Н.В. Гоголь, Л.Н. Толстой. Вслед за ними М.А. Бакунин, А.И. Герцен и Г.В. Плеханов стали воспринимать казачество как союзника в революционной борьбе. При этом Филимонов опускает литературу конца XIX - начала XX в., в которой казачество представлялось как оплот самодержавия.
Идеализированное восприятие казачества претерпело изменения в годы Гражданской войны. Активизировалась борьба между противоположными точками зрения на казаков. В 1920-е годы появляются научно-публицистические труды, в которых делаются попытки осмысления перемен, произошедших с казачеством после Октябрьской революции. Эмигранты И. Белый, И. Быкадоров, Т. Старикова сосредоточились на описании идей сепаратизма казаков. А в советской науке казаки, не принявшие власть большевиков, понимались как враги и предатели родины. В период оттепели 1960-х годов в трудах отечественных историков стала четко прослеживаться мысль о том, что казачество - это социальный слой, протестовавший против феодального угнетения. В то же время складывается примордиалистская этническая типология советской науки, представители которой характеризовали казачество «как этносословную группу в составе русского народа, выделяю-
щуюся особенностями культуры и быта, обусловленными военной службой казаков» [6, с. 44].
В 1980-1990-е годы в сфере исследований истории казачества был снят идеологический контроль. Широко публиковались материалы о расказачивании и репрессиях. Исследователи, вышедшие из среды казачества, отвергли миграционную теорию. В конце XX - начале XXI в. авторы, трактовавшие казачество как сословие, стали допускать, что в ходе эволюции казаки обрели и национальные характеристики. В трудах А.В. Венкова, Т.В. Таболиной, И.А. Казарезова и других исследователей отдельные этнические характеристики казаков «связаны с социальными, культурными, историческими, экономическими аспектами их развития» [6, с. 45].
В статье специалиста из Одесского национального университета им. И.И. Мечникова О.С. Амелиной [2] анализируется часть научного наследия известного советского и украинского историка, д-ра ист. наук, почетного профессора Украинского университета г. Москвы Ярослава Романовича Дашкевича (1926-2010), в которой представлены его труды о казачьем добычестве в условиях Большой Степной границы Украины. Я.Р. Дашкевич вошел в историческую науку как основоположник и видный теоретик учения об украинском пограничье, исследователь взаимоотношений украинцев с тюркоязычным миром, востоковед, арменовед, археограф. Он оставил огромное количество научных трудов, которых, по данным на 2006 г., было более 2 тыс. [2, с. 227].
Работы Дашкевича о казаках не получили широкой известности. Кроме того, казацкое добычество не подвергается комплексному анализу в современных научных трудах и изучается обычно в рамках военной культуры украинского казачества. С этой точки зрения сочинения Дашкевича имеют большую ценность. Хронологические рамки его исследований о казачестве - XV-XVII вв. Амелина выделяет три направления, в контексте которых Дашкевич рассматривает казачье добычество.
Первое направление - исследование Большой Степной границы, которая проходила через территорию Украины и отделяла земли украинских казаков от степных татарских районов. Украинская Степная граница - одно из ключевых понятий трудов Дашкевича о казачестве и одна из основных тем. Граница определяется не просто как линия разграничения, а как зона взаимодействия
двух противоположных типов жизни и хозяйственной деятельности - оседлой и кочевой. В этой зоне формировался новый тип жизнедеятельности - пограничный, представителем которого было украинское казачество.
Второе направление - отношения казаков с татарами и роль добычи в военных походах казаков. К казацкой добыче относились ценные вещи (ювелирные изделия, ткани, деньги), военные трофеи (оружие, орудия), скот, пленные обоих полов, включая детей. Дашкевич занимался вопросом о причинах казацких набегов и пришел к выводу о том, что казаки мстили за тот ущерб, который нанесли им татары и турки [2, с. 231].
Третье направление - введение в научный оборот комплекса источников, подтверждающих существование казачьего добычест-ва. К самым ценным источникам относится переписка турецкого султана середины XVI в. с властями Крымского ханства, Великого княжества Литовского и Речи Посполитой. Султан предъявлял претензии к казакам, ввиду того что они часто грабили татарские улусы и торговые корабли. Он требовал прекращения казацких набегов и подсчета убытков от них.
Украинское пограничье повлияло на военно-бытовую культуру казаков, в рамках которой и сформировалось казачье добыче-ство. О.С. Амелина приходит к заключению, что «теория Большой Степной границы дает возможность более детально проследить социокультурные аспекты казацкого добычества» [2, с. 232].
В публикации канд. ист. наук Н.Д. Чекулаева (Дагестанский научный центр РАН) [7] рассматриваются различные аспекты взаимоотношений российского казачества с чеченским народом в XVI-XVIII вв. Российские переселенцы после своего появления на Северном Кавказе начали осваиваться на новых местах. Благодаря этим переселенцам пошел процесс создания нового этнического образования - российского казачества (терские и гребенские казаки). Терские - от названия реки Терек, гребенские - те казаки, которые селились ближе к отрогам (гребню) гор. И неизбежно начались контакты между казаками и местным населением, среди которого были чеченцы. Известно, что в XVIII в. казаки держались в своих гребнях благодаря поддержке князей Нижней и Малой Ка-барды, землю которых они защищали от врагов, и приятельским
связям с немусульманскими тогда чеченскими общинами, из которых даже брали себе жен.
Появление первых русских поселений в Чечне относится к 1567 г., когда при впадении реки Сунжи в Терек была сооружена первая русская крепость на Кавказе - Терская крепость [7, с. 21]. Первоначально чеченцы приняли переселенцев враждебно, но постепенно стали налаживать с ними мирные отношения. Взаимовлияние наблюдалось во всех сферах жизни и носило взаимовыгодный характер, поскольку каждая из сторон перенимала у другой то необходимое, чего у нее не было. Казаки изучали языки своих соседей. В каждой станице встречались люди, свободно владевшие языком горцев и нередко служившие толмачами при терских воеводах, а беглые горцы-изгои, поселившиеся в станицах, изучали русский язык. Так в русский и другие восточнославянские языки попали слова, заимствованные из кабардинского, чеченского и осетинского языков. В числе тюркизмов русского языка Северного Кавказа такие слова, как башлык, бурдюк, шаровары, майдан, табун и др.
Влияние чеченцев на русских проявилось и в одежде: казаки носили черкеску, бешмет, кавказскую меховую шапку, ноговицы. Казачки переняли одежду у горских женщин, а украшения для них приобретались у кавказских ювелиров. Кроме того, казаки позаимствовали у чеченцев все виды холодного оружия, жилища-сакли, отчасти внутреннее убранство домов, ряд национальных блюд. Горцы в свою очередь стали употреблять в пищу некоторые казацкие блюда, готовить заквашенное тесто, все чаще использовали при приготовлении пищи капусту, свеклу, гречиху, стали пить чай, потреблять сахар и кондитерские изделия. Под влиянием кавказцев произошли изменения в кулинарных обычаях казачек: они начали готовить кабачковую икру, мамалыгу, острые соусы, сыры.
До XVIII в. не существовало препятствий для смешанных браков между казачеством и чеченским народом, а позднее они стали редкостью вследствие появления ислама. Тем не менее казаки успели перенять горские обычаи: стали воровать невест либо получали их в жены по договору с родителями (с выплатой калыма). Казачки же иногда становились женами чеченцев, в основном в результате похищения. Межэтнические браки способствовали складыванию традиций куначества. Большую роль во взаимообо-
гащении культур сыграл также обычай аталычества, суть которого состояла в передаче детей на воспитание в другую семью. На Кавказе детей отдавали из станиц в аулы и наоборот, что давало им знание чужого языка, обычаев и т.д. Горцы переняли бытовую культуру казаков: тип теплого строения жилища с русской печкой, деревянную кровать, высокий стол. Казаки строили чеченцам дома, мельницы, конюшни, делали мебель, посуду, разбивали сады.
Кроме того, горцы и казаки были заинтересованы в совместной борьбе с иноземными захватчиками. При этом основную роль в их взаимоотношениях играло мирное взаимодействие, меняющее их культурный облик. Поэтому, как отмечает Н.Д. Чекулаев, отношения казаков и чеченцев «далеко не всегда носили характер военного противостояния» [7, с. 34].
Статья д-ра ист. наук, профессора А.И. Агафонова (Южный федеральный университет) [1] посвящена одной из слабо изученных страниц истории казачества - полковым храмам и системе окормления Войска Донского в XVIII - начале XX в. В связи с включением Земли Войска Донского после Азовских походов 1695-1696 гг. в государственно-правовое пространство России на казачество распространились основные имперские законы, а также требования церковной организации и военного управления.
Система духовного окормления казачества начала формироваться в XVI-XVII вв. В то время в Земле Донских казаков не существовало епархий, она подчинялась главе Русской православной церкви. Духовные дела казаков направлялись патриарху через Посольский приказ. По патриаршему разрешению строились церкви и назначались священники.
В религиозном отношении донское казачество не было единым. После реформ патриарха Никона в 1650-1660-х годах сложились в Земле Донских казаков первые раскольничьи скиты, пустыни и обители, образовалась староверческая община. По указам Петра I староверы не имели права занимать офицерские, духовные и общественные должности, но могли нести казачью службу. В конце XVIII - начале XIX в. широкое распространение получило движение духоборов и молокан. В 1826 г. правительство приняло указ о высылке духоборов как представителей опасной ереси из Земли Войска Донского на Кавказскую линию и в Закавказье.
С 18 марта 1718 г. Земля Донских казаков канонически подчинялась Воронежской и Елецкой епархии. Началось формирование двух видов духовенства - войскового и епархиального.
В XVIII - начале XIX в. велось деревянное храмовое строительство из дубового леса. Каменных храмов было мало, так как не хватало «мастеров каменного дела». В начале XX в. в Области Войска Донского насчитывалось 770 православных церквей, семь монастырей, 61 часовня, 923 церковные школы [1, с. 10]. В XIX -начале XX в. некоторые епархиальные и полковые церкви превращались в храмы-усыпальницы либо осуществляли музейные функции: хранили казачьи реликвии, имели памятные мраморные доски с фамилиями погибших и умерших от ран воинов. Так, церковь Гвардейских казачьих частей в честь Священномученика Ие-рофея выполняла не только духовные функции, но и была хранилищем казачьих реликвий, в частности, штандарта в память Лейпцигской битвы, гвардейских казацких мундиров императоров Александра I, Николая I, Александра II и наследника престола цесаревича Николая Александровича. При церкви работала библиотека, насчитывавшая 1125 томов [1, с. 11].
В XVIII - начале XX в. менялся и дополнялся объем полно -мочий и обязанностей полковых священников. При этом основные их функции сохранялись. Священнослужители обязаны были проводить церковные службы, наблюдать за нравственным обликом военных, осуществлять миссионерскую деятельность, просвещать казаков, являть собой пример «к соблюдению военной дисциплины и уважения к закону» [1, с. 12].
В годы Гражданской войны «институт военного духовенства и духовное окормление казачества разрушились, а затем Советская власть их полностью уничтожила» [1, с. 13].
Публикация сотрудника Международного сетевого центра фундаментальных и прикладных исследований, канд. ист. наук А.Ю. Перетятько (г. Вашингтон, США) [9] посвящена творческому наследию донского генерала Ивана Самойловича Ульянова (1803-1874). И.С. Ульянов был известным общественно-политическим деятелем и писателем. Он являлся одним из самых образованных казаков своего времени - его исторические научные труды и литературные произведения сразу получали признание. Генерал большую часть жизни сотрудничал в различных местных и санкт-
петербургских изданиях. Однако современные исследователи изучают его политическую и общественную деятельность, а не научное и литературное наследие. Автор статьи задался целью восполнить этот пробел.
Исследование актуально еще и потому, что, по утверждению автора, «число дошедших до наших дней исторических работ донских авторов первой половины XIX в. крайне невелико» [9, р. 3]. Более того, значительная часть написанных в то время трудов была опубликована во второй половине века или позднее. В некоторых случаях книги не выходили из-за цензурных запретов, а иногда вследствие того что донским историкам негде было публиковаться, а после их смерти рукописи были утрачены. К настоящему времени полностью утеряны черновики рукописей и архивы почти всех донских авторов первой половины XIX в.
Архив Ивана Самойловича Ульянова является исключением, так как хорошо сохранился. В настоящее время он находится в Государственном архиве Ростовской области. Сам Ульянов еще до русской революции 1917 г. был причислен к наиболее выдающимся «донцам XIX в.». В 1900-е годы в Новочеркасске выходили сборники биографий таких «донцов». В одном из них была опубликована биография И.С. Ульянова. Он, безусловно, являлся крупным представителем казачества, но был ли он «выдающимся донцом» в своей научной исторической деятельности? Автор не дает однозначного ответа на этот вопрос, но утверждает, что Ульянов сильно уступал своему современнику В. Д. Сухорукову, творчество которого оценивается в наше время как высшее достижение донской историографии XIX в. [9, р. 4].
Рукописные тексты Ульянова сохранились в его архиве. Однако среди неопубликованных рукописей Перетятько не обнаружил оригинальных работ, посвященных прошлому донского казачества. Самая важная из этих рукописей была опубликована в начале XX в. во II и III выпусках «Сборника Областного войска Донского статистического комитета». Она носит название «Записки» и представляет собой воспоминания Ульянова о его пребывании в польском плену. Иван Самойлович участвовал в подавлении Польского восстания 1830-1831 гг. и провел в плену почти год. В конце чисто мемуарного текста «Записок» помещен материал об особенностях военной тактики донских казаков и о возможной ре-
форме Войска Донского, изобилующий отсылками к историческому опыту казачества. В архиве этот материал зафиксирован отдельно, как не связанный с текстом «Записок», и носит название «Отрывок из памятных записок №№>. Более того, в самом конце текста находится очень важное для понимания отношения Ульянова к истории донского казачества дополнение, не опубликованное в начале XX в.
В архиве И.С. Ульянова имеется значительный пласт материалов, который можно назвать своеобразным словарем. В нем записаны иностранные слова с переводом и цитаты из книг, привязанные к ключевым словам. Представлены определения из разных областей знания, которые далеко не всегда соответствуют действительности. Все это позволяет судить об особенностях творчества Ульянова. Перетятько сделал вывод о «любознательности и разносторонности, но плохой образованности донского автора» [9, р. 5].
Однако для раскрытия темы публикации первостепенное значение имеют описанные выше дополнения к «Запискам». В целом повествование И.С. Ульянова не слишком обстоятельно, исследование граничит с публицистикой, хотя историография проблемы у него присутствует. При этом необходимо учесть, что собственная историография на Дону в то время только начала складываться, и Ульянов был одним из ее «первопроходцев».
В общероссийской историографии казачества генерала особенно раздражала трактовка историками казаков XVI в. как разбойников. Для донского офицера это сравнение было болезненным. Сам Ульянов при общей характеристике казачества и при анализе его ранней истории допускал в основном положительные характеристики. Поэтому он испытывал особые чувства, когда его освободили из польского плена казачьи части. Описывая свои ощущения при освобождении, Ульянов говорил: «Несмотря на разнообразие одежды, которая расстреляна была пулями или являла следы партизанских вылазок бивуачного огня, несмотря на загорелые лица, опаленные усы и брови, мы видели, казалось, в казаках витязей Гомера» [цит. по: 9, р. 9].
Таким образом, история казачества трактовалась И. С. Ульяновым обобщенно, с минимумом деталей. В результате он создал упрощенную картину исторического прошлого казачества. При этом казаки были практически лишены отрицательных черт, кроме
упоминания об их неопрятности на службе, что оправдывалось исторической традицией и нежеланием возбуждать корыстолюбие неприятеля. Зато для подтверждения положительных характеристик казачества И.С. Ульянов приводил даже стихи В.А. Жуковского. Этим он предвосхитил опубликованные в 1909 г. «Картины былого Тихого Дона» П.Н. Краснова, перенасыщенные стихами, которые содержали восторженные отзывы о казаках.
Статья исследователя из Одесского национального университета им. И.И. Мечникова Д.В. Кобельского [4], написанная на основе неопубликованных материалов украинских архивов, посвящена девиантному поведению красного казачества в 1918-1921 гг. Эта проблематика, связанная с дисциплинарными нарушениями в красных казачьих частях, практически не изучается в современной Украине. Автор детально проанализировал девиации (отклонения от норм поведения) красных казаков и методы борьбы с ними. Особое внимание он уделил грабежам, мародерству, алкоголизму, антисемитизму и дезертирству военных.
В годы Гражданской войны красные казаки позволяли себе повсеместные грабежи и мародерство, а также из ряда вон выходящие действия, например, обмен плененных женщин и детей на алкогольную продукцию. Случаи грабежей местного населения можно проследить на примере отряда Виталия Примакова еще в феврале 1918 г. в Киеве. В нем с целью установления строгой дисциплины несколько казаков были расстреляны, а к другим применены телесные наказания. А летом 1920 г. одна из дивизий красного казачества захватила местечко Черный Остров, где были разграблены склады с боеприпасами и дома местных жителей.
Широко проявлялись антисемитизм и бытовой шовинизм, несмотря на то что часть командного состава и политработников были евреями по национальности. Казаки совершали массовые убийства мирного населения. Известен случай подобного убийства украинских селянок в Подолье башкирами из конного корпуса красного казачества летом 1921 г. [4, с. 111]. Кроме того, среди казаков достаточно широко был распространен алкоголизм, с чем руководство всячески боролось.
Публикация канд. ист. наук, доцента О.В. Рвачевой (Волгоградский институт управления) [5] посвящена взаимоотношениям советской власти и казачества в 1920-е годы. В середине 1920-х
годов, пишет она, начинаются изменения в отношениях между властью и казачеством. В это время казачество все еще представляло собой сплоченную социальную группу, с поведением которой власти не могли не считаться. Для казаков были характерны замкнутость, недоверие и даже враждебность по отношению к советскому руководству, обусловленные в том числе опасением репрессий. Поэтому власти вынуждены были искать подходы к этой группе населения, чтобы привлечь ее на свою сторону и вовлечь в процессы социалистического строительства. С этой целью руководство изучало политические настроения казаков, чтобы оценить возможности превращения казачества в лояльную советскому режиму социальную группу. Проводилась оценка факторов и условий, влиявших на эти настроения.
Всестороннее исследование различных сторон жизни казачества началось осенью 1924 г. Шел сбор данных о положении и настроениях донского, кубанского, терского и оренбургского казачества и анализ поступавшей информации. Во всех сводках и отчетах с мест обязательно присутствовали разделы о политических настроениях казачества, что говорит о важности этой информации для большевиков. Существенное внимание уделялось также «особенностям исторического развития казачества, традициям семейного бытового уклада, а также участию казаков в Гражданской войне» [5, с. 17].
Общий настрой казачества, согласно сводкам, был противоречив. С одной стороны, представители этого сословия занимали выжидательную позицию. С другой стороны, происходило «медленное разворачивание» казаков в сторону советской власти. Причину этого Рвачева видит в консерватизме казачьего населения и его абсентеизме, обусловленным ситуацией экономического выживания и недоверием к сельсоветам. Донское казачество в 19241926 гг. даже продемонстрировало готовность к диалогу с властью, но при этом продолжало защищать свои интересы, в том числе на выборах местных властей. Как пишет автор, «вовлечение казаков в процессы советского строительства для них самих становилось формой адаптации к новым условиям жизнедеятельности» [5, с. 21].
В статье д-ра ист. наук Т.У. Эльбуздукаевой (Академия наук Чеченской республики) [8] рассматривается политика советской
власти в отношении терского казачества в 1918 - 1920-х годах. Терское казачество, составлявшее до революции свыше 20% населения Северного Кавказа, владело более чем 50% земли. После победы большевиков земельный вопрос не утратил своей актуальности. Новые власти назвали единственным источником социальной напряженности казачье землевладение и казачьи привилегии. Л.Д. Троцкий вообще считал, что казаков надо сжечь «в очистительном пламени социальной революции» (цит. по: 8, с. 90). Эта установка совпала с интересами чеченцев и ингушей - малоземельных народов.
Политика «расказачивания» началась с принятием декрета ВЦИК и СНК «Об уничтожении сословий и гражданских чинов» от 11 (24) ноября 1917 г. Казаки лишались сословных привилегий и должны были раствориться в крестьянской массе. Уничтожалась казачья элита и наиболее зажиточные казаки - приверженцы старого режима. Происходило принудительное выселение казаков из мест их традиционного проживания в чуждую им природно-климатическую среду (на Север) с целью прекращения их военной и других форм государственной службы. 30 сентября 1918 г. президиум ВЦИК ликвидировал Донскую республику. Приказами местных властей упразднялись термины «станица» и «казак», запрещалось ношение казацкой атрибутики.
В период нэпа в отношении казаков власти пошли на временные уступки: их начали выбирать в местные органы власти, разрешили им употреблять самоназвание «казак» и носить традиционную форму, реанимировалась казачья военная служба в виде милиционно-территориальных формирований. Однако к концу 1920-х годов отношение власти к казачеству вновь ужесточилось. На них оказывалось давление, проводились реквизиции, усилилось налогообложение. В 1928 г. были ликвидированы административные казачьи округа. Проведение коллективизации «также отрицательно отразилось на жизни терского казачества» [8, с. 93].
Статья д-ра ист. наук, д-ра полит. наук, профессора А.В. Баранова (Кубанский государственный университет) и О.В. Рвачевой [3] посвящена протестным настроениям донских казаков и репрессиям, коснувшимся их в конце 1920-х - 1930-е годы. Проблематика эта весьма актуальна. В теоретическом плане она позволяет определить возможности «неконвенционального
политического участия и гражданской самоорганизации в условиях авторитарного режима, проводящего модернизацию сверху» [3, с. 613].
Исследование касается периода с 1927 по 1938 г., от начала хлебозаготовительного кризиса до завершения коллективизации. Ареал проживания казачества охватывал в то время часть СевероКавказского (с 1934 г. - Азово-Черноморского) и часть НижнеВолжского краев, причем на каждой из этих земель казаков было приблизительно поровну. Согласно всесоюзной переписи населения 1926 г., на этой территории проживало 1 млн 325,2 тыс. донских казаков, составлявших 41% населения региона [3, с. 614].
С 1927 г. отношения между донским казачеством и властями начинают ухудшаться, что было связано с наращиванием мер репрессивного характера. Росло число арестованных и осужденных. Ответом на репрессии стал общественный протест - казачьи и крестьянские выступления. Так, в мае-июне 1929 г. в Северо-Кавказском крае было зафиксировано 1047 выступлений и 183 теракта против хлебозаготовок. С начала 1930 г. в связи с увеличением темпов коллективизации конфронтация власти и казачества усиливается, количество репрессий возрастает. Казаков отождествляли с «кулацко-белогвардейскими контрреволюционными элементами». С 1929 по 1938 г. в ареале расселения казачества ОГПУ регулярно выявляло контрреволюционные организации, которые характеризовались как казачьи контрреволюционные повстанческие. Подобные организации имели значительное количество членов и разветвленную структуру, но не имели боевого ядра. Они состояли из сети небольших групп, неспособных организовать контрреволюционный переворот или активные террористические действия.
ОГПУ пыталось искусственно выстроить связи между советскими казаками и антисоветскими центрами за рубежом. Факты, подтверждающие эту связь, должны были усугублять вину подозреваемых и придавать солидность их организации. Так было, например, с организацией Сенина, которая на деле не имела никаких связей с заграницей. Однако авторы утверждают, что в действительности полноценных контрреволюционных организаций у казаков не было - они являлись «продуктом мифотворчества ОГПУ» [3, с. 621].
Список литературы
1. Агафонов А.И. Войсковые и полковые храмы Войска Донского и их роль в окормлении казачества в XVIII - начале XX в. // Гуманитарные и юридические исследования. - Ставрополь, 2018. - № 3. - С. 8-16.
2. Амелша О.С. Проблематика козацького здобичництва в науковш спадщиш Я. Дашкевича // 1нтелггенщя i влада. - Одеса, 2017. - Вип. 36. - С. 225-235.
3. Баранов А.В., Рвачева О.В. Протестные настроения донского казачества и репрессивная политика власти конца 1920-х - 1930-х годов // Новейшая история России. - СПб., 2018. - Т. 8, № 3. - С. 613-624.
4. Кобельський Д.В. Девiантна поведшка вояюв червоного козацтва: 19181921 рр. // Ьтел^енцш i влада. - Одеса, 2016. - Вип. 35. - С. 103-115.
5. Рвачева О.В. «До сих пор мы все-таки плохо знаем, чем дышит казачество...». Изучение настроений Донского казачества партийно-советскими структурами в середине 1920-х годов // Каспийский регион: Политика, экономика, культура. - Астрахань, 2018. - № 1 (54). - С. 15-29.
6. Филимонов А.В. Проблемы сущности и идентичности казачества в исследовательских концепциях истории и этнографии // Гуманитарный вектор. - Чита, 2017. - № 1. - С. 42-50.
7. Чекулаев Н.Д. О взаимоотношениях российского казачества с чеченцами в XVI-XVIII вв. // Вестник Академии наук Чеченской Республики. - Грозный, 2018. - № 4. - С. 20-35.
8. Эльбуздукаева Т.У. Политика советской власти в отношении терского казачества в 1918 - 1920-х годах // Вестник военной академии Чеченской Республики. - Грозный, 2018. - № 4 (41). - С. 89-94.
9. Peretyatko A.Y. «Cossacks seemed to us to be the knights of Homer»: Materials of I.S. Ulyanov about the cossacks of 1820-1830 // East European History. -Bratislava, 2018. - N 4(1). - P. 3-28.
2019.03.011. Ю.В. ДУНАЕВА. КАЗАЧЬЯ ЭМИГРАЦИЯ ПЕРВОЙ
ПОЛОВИНЫ XX в. В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ.
(Обзор).
Ключевые слова: Россия, первая половина XX в. ; казачество;
казачья эмиграция; историография.
В истории казачества сформировались разные исследовательские поля, среди которых можно выделить: «казачья эмиграция», «две волны казачьей эмиграции», «казачье зарубежье» и т.п.
Специалистами защищаются диссертации, издаются статьи и мо-
