Novum organum к вопросу об исследовании гениальности Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

БОГОЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

С. В. Чернов

NOVUM ORGANUM К ВОПРОСУ ОБ ИССЛЕДОВАНИИ ГЕНИАЛЬНОСТИ

Аннотация. В статье представлен novum organum (новый подход — лат.) к вопросу об исследовании гениальности, или, говоря иначе, разработаны методологические основания к развитию идеи гениальности, разработке проблемы гениальности, изучению явления гениальности. Проводится идея о том, что приотворение тайны человеческой гениальности является необходимым основанием для понимания природы и сущности человека и, прежде всего в части духовных, трансцендентных, божественных начал человеческого бытия. В первой части работы «Развитие идеи гениальности...» обосновывается необходимость развития идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии, где объектом является не природный человек, а человек духовный, онтологический, а предметом выступает человеческий дух в его связи с божественным началом. Во второй часть статьи «Разработка проблемы гениальности...» показана необходимость содержательного синтеза философско-антропологического, культурно исторического и психолого-феноменологического направлений в исследовании гениальности. Третья часть статьи «Изучение гениальности как явления» посвящена представлению тех начал, которые определяли, определяют ныне и должны определять в будущем изучение гениальности как духовного явления, как прерогативы человеческой личности в её становлении, развитии и диалектическом единстве всех её отправлений. Кроме того, в статье уточняются и развиваются некоторые идея и положения, разработанные автором в его прежних работах о гениальности (Чернов С.В., 2008-2018). Намечены основные перспективные задачи целостного системно-синтетического исследования гениальности. Ключевые слова: богочеловеческая антропология, развитие идеи гениальности, творческая гениальность, провиденциальная гениальность, нравственная гениальность, разработка проблемы гениальности, философско-антропологическая рефлексия, культурно-исторический анализ, психолого-феноменологический анализ, изучение явления гениальности.

S.V. Chernov

Novum organum to the question of research of genius

Summary. The article presents novum organum (new approach — lat.) to the question of research of genius, or, in other words, there are developed methodological grounds for the evolution of the idea of genius, for the development of the problem ofgenius, for the study of the phenomenon of genius. There is idea that the uncovering of the mystery of human genius is a necessary basis for understanding the nature and essence of man and, above all, in the spiritual, transcendental, divine aspects of human existence. In the first part "Evolution of the idea ofgenius ..." it substantiated the necessity of developing the idea ofgenius in the context of the theological anthropology, where the object is not a natural man, but a spiritual person, an ontological one, and g the human spirit with its connection with the divine principle is the subject. The second part "Development of the problem of genius ..." shows the need for a substantive synthesis ofphilosophical-anthropological, cul-^ tural-historical and psychological-phenomenological directions in the research ofgenius. The third part "The ™ study of genius as a phenomenon" is devoted to the presentation of those principles that determined, deter© mine now and must determine in the future the study of genius as a spiritual phenomenon, as prerogatives of

the human person in its formation and evolution. The article clarifies and develops some ideas and positions developed by the author in his previous works on genius (Chernov S. V., 2008-2018). Perspective tasks of the system-synthetic research of genius are outlined.

Keywords: godman anthropology, evolution of the idea of genius, creative genius, providential genius, moral genius, development of the problem ofgenius, philosophical-anthropological reflection, cultural and historical analysis, psychological and phenomenological analysis, study of the phenomenon of genius.

Лучшие души переходят из людей в герои и из

героев в гении.

Гераклит Эфесский

Интерес к познанию человеческого гения (genius — дух, лат.) и гениальности как вершинной мере духовности человека, имеет многовековую историю. Как можно видеть из приведённого здесь эпиграфа [10, с. 123], ещё Гераклит Эфесский, живший предположительно около двух с половиной тысяч лет назад, уже задумывался о гениальности. А у Платона гению посвящён один из его диалогов («Пир») [29]. К рефлексии о гениальности обращались многие выдающиеся умы: Платон и Плотин, И. Кант и Ф. Шеллинг, И.-В. фон Гёте и Ф. Шиллер, Т. Карлейль и Ф. Гальтон, Оноре де Бальзак и Эдгар По, А.С. Пушкин и Л.Н. Толстой, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше, М. Нордау и В. Гирш, О. Вейнингер и Э. Кречмер, В.С. Соловьёв и Н.А. Бердяев. Однако, несмотря на неиссякаемый интерес к вопросу о гениальности человека, исследованию этого явления во все времена уделялось значительно меньшее внимание, чем, например, вопросам познания законов природы или вопросам выявления закономерностей общественных отношений.

Вспомним слова Николая Александровича Бердяева, сказанные им чуть более ста лет назад: «Наша эпоха нуждается в возрождении самой идеи гениальности». Так вот, наша эпоха, — эпоха абсолютного торжества глобалистско-буржуазно-о-бывательской идеологии; эпоха безмерного информационно-технологического прогресса, уничтожающего на своём пути все святое и гениальное в угоду потребительскому инстинкту массового че-ловека1; эпоха экологических, техногенных и иных

1 Здесь «массовый человек» понимается в той его сущности, в которой этот человеческий тип представлен Хосе Ортегой-и-Гассетом в своём труде «Восстание масс» (1928). Автор называет массового человека воплощённой посредственностью, взбесившимся дикарём, варваром, по сути первобытным человеком «внезапно всплывшим со дна цивилизации». Причём, самыми неприятными качествами этого нового варвара являются «чувство собственного превосходства», что повелевает этому человеку «не подвергать свои взгляды сомнению и не считаться ни с кем», а также его привычка «вмешиваться во всё, навязывая свою убогость бесцеремонно, безоглядно и безоговорочно» [25, с. 78-79, 91-92].

катастроф, выжигающих нашу планету; эпоха вырождения духовной культуры, искажающая до неузнаваемости божественный образ человека, — эта эпоха ещё в большей мере нуждается в «возрождении идеи гениальности».

Сегодня, когда необычайно актуализируются все направления человеческой мысли, где объектом является собственно человеческое бытие; сегодня, когда мы ясно понимаем, что только духовное и нравственное преображение человека посредством созидательно-творческого труда и всепобеждающей любви, только оно и ничто другое, может помочь человеку залечить язвы этого безумного мира, выстроенного его собственными усилиями, — именно исследование гениальности призвано стать одним из центральных направлений в познании природы и сущности человека.

Интерес к вопросу о гениальности человека — это интерес отнюдь не праздный, поскольку здесь можно обнаружить сразу несколько сторон значимости:

- общефилософское значение: разработка проблемы гениальности позволит обнаружить новые смыслы в постижении человека как особого рода сущего; гениальность может оказаться ключом к обнаружению трансцендентного чувства и выявлению трансцендентной природы человека;

- познавательное значение: склонность человека к познанию — важнейший стимул человеческого развития, человек стремится к познанию истины не только в наличной действительности, но и в трансценденции, где тайна человеческого гения (его природы, его сущности и смысла его бытия), и сама идея гениальности занимают одно из центральных мест;

- воспитательное значение: поскольку человек воспитывается преимущественно на достойных подражания примерах, то изучение духовной жизни гениальных людей будет представлять собой настоящую школу созидающего творчества и нравственного совершенствования для людей, нацеленных на саморазвитие, самосовершенствование и самовоспитание.

В названии настоящей статьи латинское выражение «novum organum» (новый подход), ставшее

хрестоматийным [20, с. 494-495], используется не ради красного словца, а с целью подчеркнуть фундаментальную значимость развития идеи гениальности, разработки проблемы гениальности, изучения явления гениальности в системно-синтетическом единстве, чего не было сделано за всю историю исследования человеческого гения. Если, например, у, И. Канта [16, 17], Ф. Шеллинга [57, 58], Фр. Шиллера [59], А. Шопенгауэра [60, 61] рефлексия о гениальности касается в основном развития представления (идеи) гениальности, а в исследованиях более поздних авторов второй половины XIX в. — первой половины XX в. изучались в основном психолого-феноменологические аспекты изучаемого явления, то собственно разработкой проблемы гениальности вообще мало кто занимался.

С учётом сказанного и основываясь на собственных многолетних исследованиях (Чернов С. В., 2010, 2013, 2015, 2016, 2017) [40, 41, 43, 46, 50], мы утверждаем, что именно системно-синтетическое исследование гениальности, предполагающее разработку проблемы гениальности, развитие идеи гениальности и изучение явления гениальности в их целостном единстве, как раз и есть тот путь к перевороту в понимании природы человека, о котором писал выдающийся отечественный (советский) философ и психолог Б. Ф. Поршнев: «В науках о человеке должен произойти переворот, который можно сравнить лишь с копернианской революцией» [31].

Развитие идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии

Гениальность — это не обычное понятие, которому можно дать логически законченное определение, гениальность — это неисчерпаемый объект и философской рефлексии, и конкретно-научного анализа, в который и философия, и науки о человеке вдумываются без конца, раскрывая его с новых сторон, в новой терминологии, обнаруживая в нём всё новое и новое содержание. «Никакая живая идея, — указывает А.Ф. Лосев, — не может оставаться в течение веков одинаковой. Если она жива, то существует и всё время нарождается новое и новое её понимание» [22, с. 287]. Так и идея гениальности с течением времени наполняется новым содержанием и приобретает всё новое и новое понимание.

Вместе с тем, необходимо остановиться на некоторых направлениях исследования гениальности, которые профанировали идею гениальности либо

используя ложно выстраиваемые причинно-следственные связи, либо посредством предельного опрощения самой этой идеи.

Ничто так сильно не профанировало идею гениальности, как представление о связи гениальности с сумасшествием. В своей известной книге «Гениальность и помешательство» (1863) [21] Чезаре Ломброзо, итальянский криминалист объектом научных исследований которого длительно время были преступники и сумасшедшие, проститутки и алкоголики, т.е. люди, являющие собой самые низшие и примитивные проявления многогранной человеческой природы, впоследствии легко переносит этот свой практический опыт в вершинную духовную сферу человеческого бытия — сферу гениальности. Без каких-либо существенных аргументов и реальных доказательств Ч. Ломброзо, который считал, что гениальность есть форма психоза на почве вырождения, объявляет сумасшедшими многих гениальных людей, а его многочисленные сторонники и последователи (М. Нордау [24], Э. Кречмер [19], Г.В. Сегалин [32, 33], В.П. Эфроимсон [62] и др.) впоследствии накрепко связывают гениальность с психопатологией. Здесь важно отметить, что Ломброзо не имел психиатрического анамнеза на всех тех гениальных и талантливых персоналий, а их в его книге десятки, которых он заочно объявил помешанными. Впрочем, Чезаре Ломброзо мало заботился как об аргументах, так и о доказательствах в пользу своих положений, носящих нередко ложный, надуманный характер, а также часто пользовался непроверенными сведениями и включал их в свою книгу, откуда эти сведения впоследствии успешно перекочевали в многочисленные работы, поддерживающие идею о психопатологической природе гения.

Возникает вопрос. Как же можно смешивать гениальность с психозом? Ведь это полное безумие не видеть принципиального различия между гениальностью, как вершинной мерой духовности и психозом, как искаженным сознанием и бредом. Но парадокс в том, что эта абсурдная и во многом надуманная идея о связи гениальности с помешательством (сумасшествием, бредом, безумием) совершенно необоснованно стала достоянием общественного сознания.

В противовес утверждению Ч. Ломброзо о том, что «настоящие гении часто бывают сумасшедшими, ибо сама гениальность — явление ненормальное» [21], мы утверждаем обратное. Именно гениальность является нормальным (от сотворения) состоянием человека, и каждый мог бы проявиться как гениальный человек, если бы преодолел

полосу препятствий: 1) меркантилизм в интересах; 2) практицизм в жизнедеятельности; 3) прагматизм в мышлении. А такое становится возможным лишь тогда, когда природный человек преображается в человека духовного, т.е. когда он оплодотворяется либо новым творческим актом, либо действием благодати. Однако история показывает, что для подавляющего большинства людей, людей дольнего, посюстороннего «мира сего», указанные препятствия непреодолимы, поскольку в подавляющей своей массе люди бегут от творчества и благодати. Люди сами по своей воле отворачиваются от своей причастности к духовному, потустороннему, горнему «миру иному». Ведь именно меркантилизм, практицизм и прагматизм, как собственно и полагают (и в соответствии с этим организуют свою деятельность) люди дольнего мира, составляют основу физического существования человека, определяют самосохранение человеческого индивида и обеспечивают его благополучие. Недаром гениальный Н.А. Бердяев говорит о «воле к бездарности», противопоставляя её «воле к гениальности» [6, с. 183], а гениальный Отто Вейнингер утверждает, что «человек гениален, если он того хочет» [7, с. 175].

Разве не одухотворён сиянием гения (духа) человек, когда он обращает все свои помыслы к Богу, когда он замирает в упоении красотой солнцеды-шущего восхода, когда он любуется плодами созидательно-творческого труда и сам обращается к таким трудам, когда он несёт другим людям ничего иного кроме безусловной любви и добра? И куда же уплывает гений (дух), когда человек подсчитывает свой доход от продажи, когда он вместо любви к ближнему жёстко конкурирует с ним, высвобождая «место под солнцем» лишь для «себя любимого», или когда он отдаёт на заклание ближнего своего ради сохранения собственного благополучия, или когда он отрицает Бога? Вопрос, вопрос и ещё раз — вопрос!

Предваряя критические замечания о том, что человек, лишённый инстинкта самосохранения, отказавшийся от борьбы за своё личное благополучие, просто не смог бы просуществовать в этом мире, ответим следующее. В начале своего сотворения человек был причастен вечности. Гениальный человек помнит об этом, поэтому в своей духовной деятельности он выступает как творец воспоминаний о вечности, и эта память служит опорой в его созидательно-творческих трудах и духовноно-нравственных начинаниях и одновременно охраняет самою его жизнь (своеобразный фатум, судьба), но только до той поры, пока гений

не отклонится от назначенного ему пути или не изменит своему идеалу.

«Идеал, — пишет Лев Толстой, — только тогда идеал, когда осуществление его возможно только в идее, в мысли, когда он представляется достижимым только в бесконечности, и когда поэтому возможность приближения к нему — бесконечна. Если бы идеал не только мог быть достигнут, но мы могли бы представить его осуществление, он перестал бы быть идеалом. Таков идеал Христа, — установление царства Бога на земле, идеал, предсказанный ещё пророками... Весь смысл человеческой жизни заключается в движении по направлению к этому идеалу, и потому стремление к христианскому идеалу во всей его совокупности и к целомудрию, как к одному из условий этого идеала, не только не исключает возможность жизни, но, напротив того, отсутствие этого христианского идеала уничтожило бы движение вперёд и, следовательно, возможность жизни» [36, с. 202]. Таким образом, именно идеал как раз и является тем хрупким, но крепчайшим мостом, который связывает человека не только с жизнью, но и с вечностью, а гениальность — это тот самый идеальный модус совершенства (вершинная мера духовности), к которому человек стремится на пути восстановления человечности, частично, но не безвозвратно утерянной после вкушения запретного плода в райском саду (Быт. 3:1-7). «Ибо гениальность есть ни что иное, — утверждает Отто Вейнингер, — как полное осуществление идеи человека, т.е. то, чем должен быть человек и чем он принципиально в состоянии стать» [7, с. 175].

Вторая мощная линия профанирования идеи гениальности посредством её предельного опрощения связана с тем, что мерилом (критерием) гениальности зачастую объявляется пресловутый успех. Вообще, в современном обществе доминирует настоящий культ успеха, который связан с популярностью, признанием, высоким положением, почестями и созданным всем этим личным благополучием. Многочисленные утверждения западных философов и психологов (Т. Карлейль [18], Ф. Гальтон [8], А. Анастази [1] и др.), где гениальность связывается лишь с успешностью в какой-либо деятельности, приводят к тому, что подобные представления начинают доминировать не только в сознании массового человека, но и вполне удовлетворяют современную интеллектуальную элиту в лице философов, учёных и других деятелей культуры.

Французский мыслитель Жюльен Бенда в своей книге «Предательство интеллектуалов» (1927) называет преклонение перед успехом одним из

принципов миросозерцания современной европейской интеллектуальной элиты. Преклонение перед Наполеонами, достигающими наивысшего успеха в практической деятельности, приносящей власть, богатство и славу, приводит к тому, что, например, гениальные Бенедикт Спиноза и Блез Паскаль воспринимаются как неудачники. Современные интеллектуалы «.. .превозносят человека воюющего, а не человека справедливого и человека исследующего и опять-таки проповедуют миру преклонение перед практической деятельностью, в противоположность сезерцательному существованию» [3, с. 176]. Деятельность человека практического расценивается сегодня много выше чем деятельность человека исследующего; авторитет умственной деятельности, которая находит «удовлетворение в себе самой, независимо от выгод, которые из неё можно извлечь» [там же, с. 179] заменяется преклонением перед успехом, что Бенда и считает главным предательством современных интеллектуалов.

При этом, Жюльен Бенда следующим образом раскрывает смысл и значение духовного служения избранных: «.интеллектуал становится сильным, только если он обретает ясное сознание своей природы и своей подлинной функции и показывает людям, что обладает таким сознанием; иначе говоря, если он открывает им, что его царство не от мира сего, что именно отсутствие практической ценности и составляет величие его учения и что для процветания мира сего хороша мораль Цезаря, а не наука. За это интеллектуала распинают, но чтят, и слово его остаётся в людской памяти. <...> Повторю, что по моим представлениям, вправе сказать: «Царство моё не от мира сего» все те, кто в своей деятельности не преследует практических целей, — художник, метафизик, учёный, поскольку он находит удовлетворение в занятиях наукой, а не в её результатах. это и есть подлинно духовные люди» [там же, с. 203].

Нетрудно видеть, что культ успеха, порождающий тенденцию связывать гениальность лишь с выдающимися достижениями в какой-либо деятельности, по сути, отрицает гениальность как вершинную меру духовности, фактически зачёркивает идею о гениальности как изначальной сущности — как сущего в своём бытии, низводит гениальность на примитивно-низкий уровень рассмотрения и в итоге профанирует саму идею гениальности.

Редчайшее и уникальное явление гениальности в истории человеческого рода уместно будет сравнить с появлением простых чисел в натуральном числовом ряду, закон следования которых так и не удалось раскрыть даже таким выдающимся

математикам как Евклид, Ферма, Эйлер, Гаусс, Риман и др. Процесс разложения числа на множители называется факторизацией. В свою очередь, общенаучный принцип детерминизма предполагает, что любая вещь, явление, процесс могут быть представлены системой факторов, которая раскрывает закономерности соответствующего объекта познания и определяет причинно-следственные связи. Но до сих пор пока ещё никому из исследователей не удалось представить такую систему факторов, которая бы полно и предельно определённо представила гениальность с точки зрения причинно-следственных связей, которым, согласно принципу детерминизма, должно подчиняться любое наблюдаемое явление. Из этого последнего вытекают следующие умозаключения: 1) либо гениальности как таковой не существует, 2) либо явление гениальности не подчиняется принципу детерминизма, 3) либо гениальность — это артефакт.

Однако мы полагаем, что дело здесь в другом. А именно: сам гений (genius — дух, лат.) как изначальная сущность детерминирует многие феномены и явления духовной и психической жизни человека и посему часто остаётся за пределами умозрения исследователя. Так, например, не интеллект человека в его абсолютном преобладании над волей определяет гениальность, как полагал Артур Шопенгауэр, напротив, духовный дар, пробудившийся в гении в соответствии с его призванием-назначением, т.е. гениальность как таковая стимулирует, усиливает и развивает созидательно-творческий компонент ума и человек в становлении и развитии своего гения (своей духовности) становится способен, например, к генерированию гениальных идей, к пророческому ведению или непонятным для других людей высоконравственным отправлениям, или к созданию выдающихся произведений ума.

При этом утилитарно-практический компонент ума может угнетаться, а гениальный человек в этом случае нередко представляется как неудачник (например, Блез Паскаль), как странный чудак (например, К.Э. Циолковский) либо, хуже того — объявляется сумасшедшим (например, А. Шопенгауэр). Конечно, с точки зрения природного человека, — и Джордано Бруно, сожженный на костре инквизиции за отказ предать свои взгляды; и Блез Паскаль, отказавшийся от своих научных занятий, суливших ему научную славу, но вместо этого обративший все свои помысли к Богу; и Бенедикт Спиноза, который предпочёл возможному благосостоянию свободу

философствования, — все они неудачники. Более того, Н.В. Гоголя, сжёгшего второй том своих «Мёртвых душ», можно объявить «гениальным больным» [55, с. 201-202] и объяснять те или иные особенности его творчества лишь тем, «что его патологическое состояние весьма резко отразилось на его художественной деятельности» [там же, с. 7], как это сделал российский психиатр В.Ф. Чиж. А Л.Н. Толстого, отказавшегося согласовать своё религиозно-нравственное учение с официальным клиром, можно отлучить от церкви, а впоследствии найти у него психопатологические черты, как сделал это Г.В. Сегалин [32, 33]. И подобным примерам несть числа в истории человеческого гения.

В противовес указанным представлениям, мы утверждаем, что именно гениальность сама-в-себе является тем ключевым телеологическим принципом, тем началом, тем сущим, которое определяет духовную жизнь человека в её онтологически-индивидуальном и культурно-историческом становлении и развитии. Или, говоря иначе, гениальность — это отнюдь не артефакт, а, напротив, — особый вид сущего, определяющего квинтэссенцию духовной жизни человека и обеспечивающего вершинную духовную (творческую, нравственную, провиденциальную) активность личности.

Напрашивается вопрос. Каждого ли человека, имеющего социальный, гражданский, профессиональный статус можно называть личностью? В исконно-русском языке понятие «личность» ассоциируется с такими понятиями как «облик», «образ», «лик», тогда как в ново-русском, испытавшим мощное влияние запада, личность — это «персона», по-другому — «маска», «роль». Когда о каком-либо человеке говорят: «Это личность!», то подчёркивают этим уникальность облика и светлость лика этого человека и, напротив, когда человек, скрывая своё существо, принимает на себя какую-либо выгодную для него роль, нередко говорят, что он скрывает своё существо под личиной (западное — маска, роль).

Русский религиозный философ Н.А. Бердяев подводил коренные различия под понятия «индивидуум» и «личность». Существование индивидуума определяется либо природными, либо родовыми, либо общественными потребностями, главный критерий которых есть польза. «Личность, — по Бердяеву, — категория духа, а не природы и не подчинена природе и обществу. <...> Личность должна мыслиться не в подчинении роду, а в соотношении и общении с другими личностями, с миром и с Богом. <...> Личность не рождается от родителей как индивидуум, она творится Богом

и самотворится, и она есть Божья идея о всяком человеке» [5, с. 11, 13]. Соответственно, духовная жизнь личности определяется идеально-смысловым содержанием, в основе которого лежат духовные ценности и смыслы: истина, любовь, милосердие, отдача, дарение, жертвенность, справедливость, сострадание, созидательный труд, красота, творческое вдохновение.

Только в личности раскрывается подлинность человеческой жизни и смысл человеческого бытия; только в личности, согласно Бердяеву, человек являет «чистую, освобождённую духовность», которая означает, «что дух овладевает природой и обществом» [4, с 374]; и только в личности человек представляется как «образ и подобие» Божие. Напротив, индивидуум, погружённый в объективацию внешнего мира и общественных отношений («мира сего»), отягощённый жаждой власти и материальных благ, отравленный инстинктом потребительства и неуёмным стремлением к зрелищам и развлечениям, вряд ли отвечает тому пониманию человека, который в соответствии с Книгой Бытия был сотворён «по образу. и по подобию» (Быт. 1: 26-27). Ведь если человек определяет своё назначение с позиций утилитаризма, как достижение исключительной пользы для себя любимого, а дальше — «хоть трава не расти», то тогда, как сказано у Экклезиаста, между человеком и скотом нет различий. «Сведи к необходимости всю жизнь, — писал Шекспир, — и человек сравняется с животным».

В.С. Соловьёв, определяя различие между природным человеком (индивидуумом по Бердяеву) и человеком духовным (личностью по Бердяеву), выделяет в человеке три составных элемента: «божественный, материальный и связующий оба, собственно человеческий». В первобытном человеке, утверждает Соловьёв, человеческое начало содержится только как зародыш «божественного бытия»; в свою очередь, человек природный «находит себя как факт или явление природы, а божественное начало в себе — как возможность иного бытия» [34, с. 190]. Если же «.Божество и природа одинаково имеют действительность в человеке, и его собственная человеческая жизнь состоит в деятельном согласовании природного начала с божественным, или в свободном подчинении первого последнему» [там же], то мы видим человека духовного. Причём, говорит Соловьёв: «Между природным и духовным человеком разница не в том, что первый вовсе лишён высшего духовного элемента, а в том, что этот элемент в нём не имеет сам по себе силы совершенного осуществления и, чтобы получить её, должен

быть оплодотворён новым творческим актом или действием того, что в богословии называется благодатью и что даёт сынам человеческим "власть становится детьми Божиими"» [там же, с. 565].

Можно констатировать, что и философия и науки о человеке, как в современности, так и в исторической ретроспективе, были сосредоточены по преимуществу на понимании и изучении природного человека, человека как индивидуума, духовность которого затемнена, ограничена природой и обществом, но не изучением духовного человека, человека как личности, обладающего «чистой духовностью»1, для которой «священны лишь Бог и божественное в человеке» [4, с. 374-375]. Именно поэтому и идея гениальности, представленная в исследованиях различных школ, направлений и отдельных исследователей имеет ограниченность, ущемлённость, затемнённость, и во многих случаях, как было показано выше, носит профанный характер.

Налицо противоречие, преодоление которого требует развития идеи гениальности в рамках богочеловеческой антропологии2, т.е. в контексте такого направления в познании человека, где объектом является не природный, психологический человек, а человек духовный, онтологический (человек как сущее в своём бытии), а предметом выступает человеческий дух в его связи с божественным началом. В свою очередь, если гениальность понимается как изначальная сущность человека, как вершинная мера духовности, как состояние человека наполненного трансцендентными энергиями инобытия (горнего мира) (Н.А. Бердяев), как бытие божественного в человеке (Фр. Шеллинг), то гениальность является одной из ключевых идей богочеловеческой антропологии.

Обобщая изложенное, мы можем выделить (в тезисной форме) следующие основные

1 Бердяев выделяет «три степени духовности: духовность, ограниченную природой, духовность, ограниченную обществом, и чистую, освобождённую духовность. духовность, вырвавшуюся из тисков природной и социальной ограниченности» [4, с 374-375].

2 Здесь важно напомнить, что сам термин «богочеловеческая антропология» был предложен Н.А. Бердяевым в середине 30-х годов прошлого века в одной из его неопубликованных работ. Тогда как основания этого направления исследования человеческого духа в его связи с божественным началом были начаты другим выдающимся представителем русской религиозной философии — В.С. Соловьёвым в его трудах «Чтения о Богочеловечестве» (1877-1881), «Духовные основы жизни» (1882-1884) и в трактате по нравственной философии «Оправдание добра». В свою очередь, Н.А. Бердяев неоднократно обращался к вопросу связи человеческого духа с божественным началом, но более всего в таких своих фундаментальных трудах как «Смысл творчества» (1916), «Назначение человека» (1931-1932), «Дух и реальность» (1937).

положения нового подхода к развитию идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии.

1. Если гений (genius — гений, дух, лат.) есть дух, то гениальность есть вершинная мера духовной жизни человека. Гениальность — это прерогатива личности, т. е. человека духовного в котором «Божество и природа одинаково имеют действительность», а «его собственная человеческая жизнь состоит в деятельном согласовании природного начала с божественным, или в свободном подчинении первого последнему» [34, с. 190]. Напротив, индивидуум как человек природный, психологический не способен к достижению вершинной меры духовности — гениальности.

2. Каждый человек рождается как индивидуум, т.е. как существо, обладающее высочайшей способностью к природной адаптации и общественной социализации. Человек способен проживать и адаптироваться к любым природным условиям и климатическим зонам: жаркая пустыня, холодная Антарктика, экваториальные джунгли и пр. Ни один из видов животных к этому неспособен. Человек проживает и социализируется в любых человеческих сообществах, при любых общественных устройствах и приспосабливается к жизни в любых социально-экономических условиях. Человек способен проживать как вдали от людей (отшельники), так и проживать в животной среде других животных (человеческие дети, воспитывающиеся среди животных). Напротив, общественные животные, например, муравьи не смогут проживать в улье, а пчелы, соответственно, никогда не приспособятся к жизни в муравейнике.

3. Высочайшая способность человека к природной адаптации и общественной социализации приводит к тому, что подавляющее большинство людей (индивидуумов) либо не хотят, либо не могут вырваться «из тисков природной и социальной ограниченности», либо отказываются следовать по пути обретения своей личности, как трансцендентной индивидуальности, как «Божьей идеи о каждом человеке».

4. Каждый человек рождается с потенцией личностной уникальности, которая есть не что иное, как потенцированная, заложенная в тенденции чистая духовность, могущая достичь своей вершинной меры — гениальности. Тем самым человек подтверждает формулу сотворения «по образу и подобию», представленную в Ветхом Завете.

5. Духовный человек (личность), проявивший волю к гениальности, принявший свой духовный дар и осознавший призвание-назначение своё как

«Божью идею о каждом человеке», реализуется как гениальный человек.

6. Если гений есть дух, а гениальность есть вершинная мера духовности, тогда гениальным человеком мы можем называть личность, которой имманентна творческая гениальность. Однако, вершинные явления духовной жизни человека не ограничиваются лишь выдающимися творческими способностями и их реализацией в созидательно-творческой деятельности. Подобные явления духовной жизни мы обнаруживаем также и в личности пророка, являющего вершинную меру духовности в форме провиденциальности, и в личности святого, также являющего вершинную меру духовности в форме безусловной нравственности.

7. Следует выделить следующие три вершинных стороны духовной жизни человека:

1) творческая гениальность, имманентная личности гения созидательно-творческая деятельность которого направлена на созидание благого, возвышенного и прекрасного. Гений создаёт принципиально новые, оригинальные творения; порождает универсальные гениальные идеи, имеющие признаки абсолютной новизны и самой-себя-ре-ализации; создаёт такие продукты индивидуальной творческой деятельности, которые со временем приобретают значение идеалов, составляют непреходящую в веках ценность для человеческого рода и способствуют преображению человеческого духа в идеях любви, истины и красоты;

2) провиденциальная гениальность, имманентная личности пророка, открывающего для человека врата вечности. Активная и творческая деятельность пророка «есть пламенный призыв к служению миру и человечеству, но при свободе от мира, от велений общества» [4, с. 375]. «Провиденциальность» понимается здесь как «провидение» (providentia — лат.) — предвидение, преодоление времени: от прошлого — в настоящее — к будущему.

3) нравственной гениальность, имманентная личности святого, который творит добро и тем самым всем своим житием продвигает в мире изначальную, божественную по своей природе идею безусловной любви. Своей жизнью он являет «безусловное начало нравственности» и даёт образцы истинной человечности, достойные подражания. Святой безусловно и беспредельно любит Бога и этот великий дар безусловной любви он переносит не только на ближних своих, но и вообще на всё живое.

Вспомним, что впервые идея о соотношении гениальности и святости была представлена

Н.А. Бердяевым в его книге «Смысл творчества» [6]. Подробный анализ этой идеи Бердяева был проведён нами ранее [см.: 38, 46, 54].

8. Итак, новый оригинальный подход развития идеи гениальности будет заключаться в следующем:

- во-первых, в устранении представлений о гениальности несовместимых с пониманием гениальности как вершинной мере духовной жизни человека, профанирующих или опрощающих саму идею гениальности;

- во-вторых, в развитии идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии, где объектом является не природный, психологический человек, а человек духовный, онтологический, а предметом выступает человеческий дух в его связи с божественным началом; и, с этих позиций, уточнение и развитие некоторых положений, разработанных нами ранее (Чернов С.В., 2009-2018);

- в-третьих, в расширении идеи гениальности посредством разработки соответствующего категориально-понятийного аппарата и, в частности, раскрытия и уточнения содержания следующих понятий: «воля к гениальности», «духовный дар», «призвание-назначение человека», «творческая гениальность», «провиденциальная гениальность», «нравственная гениальность».

Синтез философско-антропологического, культурно-исторического и психолого-феноменологического направлений разработки проблемы гениальности

Коренной задачей при исследовании гениальности выступает, прежде всего, определение той области (поля) познания, необходимой и достаточной для разработки названной проблемы. И вот тут-то исследователя подстерегают значительные трудности. Во-первых, как оказалось, проблема эта не имеет каких-то чётко очерченных современной наукой границ. Она не имеет демаркационной линии. Оказалось, что абсолютно все способы выражения и средства бытия гениальности в обилии разлиты по всем мыслимым сферам (религия, наука, философия, искусство, нравственность) духовной жизни человека. Своего гениального человека исследователи находят и в различных ответвлениях мировых религий, и в фундаментальных направлениях философской мысли, и во многих видах художественного, научного и литературного творчества.

Таким образом, разработка проблемы гениальности ставит исследователя перед непростым и ответственным выбором — он может избрать один из следующих подходов: либо рассматривать гениальность в узком смысле, как отдельный феномен выдающихся творческих способностей, ограничивая при этом сферу их приложения, например, только художественным творчеством или наукой, и, таким образом, предельно сужая исследовательское поле; либо, напротив, разрабатывать проблему гениальности как полифункциональную, многофакторную, многомерную сторону человеческого бытия, где объектом исследования является не природный, психологический человек, а человек духовный, онтологический (как сущее в своём бытии) — через призму тем человеческой духовности, смысла человеческого бытия и постижения человека как особого рода сущего. Первый из указанных выше подходов предельно сужает проблему гениальности, нередко профанирует самою идею гениальности (см. пред. разд. наст. статьи) и, как правило, заводит исследователя в детерминистский тупик при изучении явления гениальности. В свою очередь, выбор последнего из указанных подходов оказывается по силам далеко не каждому исследователя и поэтому в литературе о гениальности перед нами предстаёт здесь огромное белое пятно.

Обозначенная ситуация усугубляется порою и тем, что в научных кругах нередко можно встретится с крайними суждениями относительно проблемы гениальности, которая либо определяется как несуществующая («здесь нет никакой проблемы» — так недавно в беседе с автором безапелляционно заявил один новый знакомец — доктор наук, профессор московского вуза), либо как проблема, не имеющая актуальной значимости («это проблема девятнадцатого века и современного значения она не имеет» — так высказался в приватной беседе один из крупных отечественных философов); либо другая крайность — гениальность декларируется как проблема, не поддающаяся разрешению ни посредством философского анализа, ни методами научного поиска, ни средствами критического дискурса.

Следует признать, что до сих пор, редко кому из исследователей удавалось рассмотреть проблему гениальности в фундаментальном онтологическом аспекте — как бытие человеческого духа. Ни Иммануил Кант, ни Фридрих Ницше, ни Томас Карлейль, ни Френсис Гальтон, отводившие значительное место в своих трудах вопросам о гениальности, не рассматривали это явление в указанном измерении — они изучали лишь отдельные

аспекты (атрибуты, признаки, фрагменты, элементы) гениальности. Причём, нередко, во многих исследованиях за гениальность выдаются такие явления, которые к гениальности, как высшей мере духовности, никакого отношения не имеют.

Вместе с тем, сами гениальные люди, признанные потомками таковыми, например, Леонардо да Винчи, А. Шопенгауэр, А.С. Пушкин, Оноре де Бальзак, Л. Н. Толстой, нередко обращались к вопросу о гениальности человека и оставили нам эти размышления в своём творческом наследии. А такие выдающиеся мыслители как Иоганн Вольфганг фон Гёте и Фридрих Шиллер вообще посвятили значительную часть своего эпистолярного дискурса [11] обсуждению названной темы.

Таким образом, получается, что с одной стороны, при ограничении предметного поля познания гениальности могут быть получены лишь фрагментарные и несвязные в единую систему знания, которые скорее затемняют и искажают, чем проясняют и освещают целостную картину изучаемого явления, а с другой стороны, несмотря на всю сложность, неоднозначность, необъятность явления гениальности, нет никакой возможности игнорировать это явление и отказаться от разрешения проблемы гениальности, волнующей человека-по-знающего уже не одно столетие.

Фундаментальный характер проблемы гениальности, её смысл и значение в понимании природы человека и духовных начал его бытия, роль гениальности в становлении и развитии духовной культуры человека, содержательная сложность и парадоксальность явления гениальности, возникновение всё новых и новых вопросов в ходе исследования этого «загадочного феномена», ясно показывают невозможность разрешения проблемы гениальности в рамках узкого специализированного подхода с использованием инструментария только одной какой либо науки или определённого философского направления, ограниченного рамками собственной методологии. Всё это с необходимостью заставляет исследователя взглянуть на эту проблему интегрально, используя для этого концептуально-понятийный аппарат и инструментарий различных философских и научных направлений, предметом которых является сущность и природа человека, его личность и духовная деятельность.

Новый взгляд на природу и сущность человеческого гения, развиваемый автором (Чернов С.В., 2009-2018), представляет гениальность как вершинную меру духовности, как явление, определяющее сущность человека и смысл человеческого

бытия. И поэтому, не ответив на вопрос, «что есть сущность гения?», мы не сможем дать и ответ на вопрос, «что есть человек?». Опираясь на собственный опыт разработки проблемы гениальности [37-54], мы приходим к следующему выводу: проблема гениальности должна разрабатываться в ходе исследования, в котором синтезированы философско-антропологический, культурно-исторический и психолого-феноменологический направления исследования (Таблица 1).

Философско-антропологическое направление позволяет разрабатывать проблему гениальности в контексте фундаментальных вопросов постижения природы человека и смысла его бытия (Таблица 1, II), рассматривая при этом человека как особый вид сущего.

Один из основателей философской антропологии, Макс Шелер обосновывает и рассматривает её как «.фундаментальную науку о сущности и строении сущности человека; о его отношении к царствам природы (неорганическая природа, растения, животные) и к основе всех вещей; о его метафизическом сущностном истоке и его физическом, психическом и духовном начале в мире; об энергиях и силах, которые им движут и движимы им; об основных направлениях и законах его биологического, психического, духовно-исторического и социального развития, причём в равной степени как их сущностных возможностях, так и реальном

воплощении. Сюда же включены психофизическая проблема души и тела и поэтико-витальная проблема» [56, с. 132]. При этом Шелер отмечает, что проблема гениальности является «монументальной», знаковой, одной из ключевых для понимания человеческой истории, выстроенной на основании философской антропологии [там же, с. 153].

Философское постижение человека, как отмечает П. С. Гуревич, приобретает сегодня особую актуальность, особенно в связи с усиливающимися тенденциями представить картину мира без человека. Современные концепции нового натурализма, в особенности их космологические варианты, «в которых "человек", а то и "жизнь" в целом рассматриваются как этап, своеобразное звено в развёртывании космической эволюции», низводят «на нет» традицию классической философской антропологии, где человек представляется как особый род сущего [13, с. 5-7].

В свою очередь, если человек — особый род сущего, а гениальность — вершинная мера духовности, т. е. предельное состояние духа, то проблема гениальности является одной из центральных для философского постижения человека, поскольку сущее полнее и глубже познаётся именно в своих крайних, вершинных, предельных эманациях. И это последнее особым образом актуализирует разрешение проблемы гениальности в проблемном поле философской антропологии.

Таблица 1. Концептуальная троичная модель разработки проблемы гениальности

I Три направления разработки проблемы гениальности • Философско-антропологическое • Культурно-историческое • Психолого-феноменологическое

II Три уровня философско-антропологической рефлексии гениальности • Идеально-смысловой уровень: любовь, истина, красота • Духовно-ценностный уровень: воля к гениальности, духовный (творческий, провиденциальный, нравственный) дар, призвание-назначение человека) • Образно-личностный уровень: образ личности гения, образ личности пророка, образ личности святого

III Три аспекта культурно-исторического анализа гениальности • Начало гения в человеческой истории • Место и роль гения в развитии духовной культуры • Гениальность и судьба духовной культуры

IV Три уровня психолого-феноменологического изучения явления гениальности • Личностно-смысловой: созидатель, мыслитель, художник • Личностно-типологический: первооткрыватель, первопроходец, первовидец-созерцатель • Деятельностно-содержательный: изобретатель, исследователь, проповедник-учитель

V Три составляющих духовной жизни гениального человека • Духовный (провиденциально-нравственно-творческий) путь гениального человека • Духовная деятельность гениального человека • Духовное наследие гениального человека

Примечание: разработка настоящей модели осуществлялась на основе принципа троичной классификации.

В личности гениального человека мы имеем выражение идеала человека, собственно сущности человека и смысла человеческого бытия. А посему, философско-антропологическая рефлексия о гениальности приоткрывает перед нами «загадку человека» и определяет проблему гениальности как одну из важнейших в современной философской антропологии. Скажем иначе, гениальность — есть феномен, определяющий сущность человека и смысл человеческого бытия и потому, не ответив на вопрос, что есть сущность гения, мы не сможем дать и ответ на вопрос, что есть человек.

Итак, в соответствии с разработанной нами концептуальной троичной моделью (Таблица 1), философско-антропологическая рефлексия гениальности проводится на трёх уровнях: 1) на идейно-смысловом уровне человеческий гений раскрывается в универсальных идеях любви, истины, красоты; 2) на духовно-ценностном уровне гениальность представляется в следующих узрённых сущностях: воля человека к гениальности, духовный (творческий, провиденциальный, нравственный) дар, осознание личностью собственного призвания-назначения; 3) на образно-личностном уровне гениальный человек предстаёт в образе личности гения, в образе личности пророка, в образе личности святого.

Культурно-исторический анализ гениальности позволяет ответить на вопросы о начале гения в человеческой истории, о месте и роли гениальности в развитии духовной культуры человека как в исторической ретроспективе, так и исторической перспективе (Таблица 1, III).

Как было уже сказано выше, мы будем рассматривать человека как «целостное духовно-душевно-телесное существо» и примем за основу подход Н. А. Бердяева к различению личности и индивидуума — человек как индивидуум принадлежит вещественному природному миру, хотя он есть его неделимая единица; человек же как личность — не часть, но всегда цельное подобие Бога, и его сущность не выводима из природного бытия [5, с. 19].

Человек как природно-биологическое существо имеет специфическую телесную оболочку (плоть), которая во многом роднит его с другими животными: анатомия, функциональность органов и членов тела; но и во многом отличает его от других живых существ: прямохождение, рукость, обеспечивающая совершенную моторику, максимальный (относительно массы тела) объём головного мозга, функциональная асимметрия полушарий головного мозга, намного более выраженная, чем у других высших животных и др. Однако, сами по себе эти

телесные признаки не могут обеспечить преимущества человека в природной среде. Многие крупные животные превосходят здесь человека: скорость перемещения, ловкость, размеры тела и физическая сила, рога и копыта, зубы и клыки.

Человек как индивид имеет уже более высокий в сравнении с другими высшими животными уровень психического отражения, который определяет более совершенное функционирование биопсихического потенциала человека и уже поднимает человека на первое место в животном мире, обеспечивая ему здесь абсолютное господство. У человека появляется возможность кардинально влиять и видоизменять (правда, далеко не всегда природ-но-целесообразно) природную среду в следующих аспектах: приспособление природной среды для жизни многих человеческих индивидов (увеличение народонаселения, развитие общественных отношений); приручение или истребление многих видов животных; экологическое давление на природную среду; техногенные катастрофы и пр. В своём двуединстве телесное и психическое делают человека ключевым звеном земной биосферы, как в рамках её эволюции, так и создания возможности полного её уничтожения, например, в ходе крупномасштабной ядерной войны.

Но настоящая сущность человека, человека как личности, раскрывается в его трёхипостасной природе, как духовно-душевно-телесного существа, где «духовное как изначальное» [57, с. 290], как высшее, подчиняет себе и психическое и телесное человека и обеспечивает развитие человека от высшего к низшему, от простого к сложному, от примата плоти до примата духа. И если на двух предшествующих уровнях у человека находятся другие животные конкуренты (амплитуда слуха дельфина превышает человеческую в диапазоне ультразвуков; обоняние собаки во много раз превышает здесь возможности человека, ночное видение совы, отсутствующее у человека; острота зрения хищных птиц, превышающая функционал зрительных ощущений человека и мн. др.), то на духовном уровне человек есть уникальное, неповторимое живое существо.

Щенок, рождённый от собаки, никогда не станет волком, даже если попадёт в волчью стаю. Волчонок же, вскормленный собакой, всё равно останется волком. В отличие от этого, рождённый человеческий индивид никогда не станет человеком и не разовьётся как личность, если в раннем возрасте он будет выведен из человеческой среды и будет воспитываться либо среди животных («Маугли»), либо в среде, обеднённой социальными контактами

(«Каспар Гаузер»). Таким образом, духовное в человеке, являющееся основанием, как культуры, так и человеческой истории, вместе с тем, не может обрести своё личностное становление вне истории человеческого рода и вне становления духовной культуры.

Возникает вопрос: на каком из этапов человеческой истории мы можем уже обнаружить явление (феномен) гениальности? Для ответа на этот вопрос обратимся к одной из концепций антропо-социогенеза, предложенной и теоретически обоснованной Б.Ф. Поршневым, который выдвинул оригинальное представление «о начале человеческой истории» [31].

Начало человеческой истории Б.Ф. Поршнев связывает с преобразованием стадных отношений в среде реликтовых предков человека — палеоантропов (безусловно являющихся животными) в социальные отношения, возникшие на фоне дивергенции из среды этих животных особей собственно нового биологического вида — неоантропов, представителей которого следует уже называть человеческими индивидами. Неоантропы (собственно уже люди) по сравнению с палеоантропами (животными) обладают особым свойством — свойством суггестивности. По Поршневу, именно суггестивность и явилась той базовой основой, следствием которой и было собственно появление на земле среди множества животных особей совершенно уникальных живых существ — человеческих индивидов, взаимодействия которых принципиально отличались от стадных и начали приобретать черты социальных взаимоотношений. Новая форма внутривидовых взаимоотношений неоантропов, — социальная, — требовала формирования и новых способов осуществления внутривидовых коммуникаций, обеспечивающих не только обмен информацией, что имеет место и в среде животных, но и «особый род влияния одного индивида на действия другого» [там же, с. 560], т.е. функцию влияния, входящую в функциональную структуру человеческой речи.

Рассмотрим событие дивергенции неоантропов из среды палеоантропов на трёх возможных уровнях: на морфологическом, на функциональном и на метафизическом.

На морфологическом уровне обнаруживается явление цефализации, которая проявляется у неоантропов в развитии префронтальных отделов лобной доли коры головного мозга и приводит к возникновению у них второй сигнальной системы. Суггестивный блок работы центральной нервной системы человека производит важнейшую

функцию: осуществляет «замену указаний, поступающих с первого блока (сенсорно-афферентного — С. Ч.), или ответов, свойственных второму блоку (эфферентному — С. Ч.), другими, вызываемыми по второй сигнальной системе» [там же, с. 559].

На функциональном уровне «у неоантропов происходит преобразование кардинальной важности — переход интердикции (свойственной палеоантропам — С. Ч.) в суггестию» [там же]. Другими словами, стадные отношения палеоантропов, основанные на интердикции, обогащаются и вступают в противоречие с социальными отношениями неоантропов, у которых появляются начатки второй сигнальной системы и возникает слово, как основной фактор управления поведением.

По И.П. Павлову развитие у человека второй сигнальной системы, содержанием которой является речь и словесные сигналы (слово как сигнал сигналов), обеспечивает абстрактно-обобщённое отражение окружающей человека действительности в виде понятий, идей и умозаключений. В своей работе «Проба физиологического понимания симптоматологии истерии» И.П. Павлов следующим образом описывает функциональную основу второй сигнальной системы: «В человеке прибавляется, можно думать, специально в его лобных долях, которых нет у животных в таком размере, другая система сигнализации, сигнализация первой системы — речью, её базисом или базальным компонентом — кинестетическими раздражениями речевых органов. Этим вводится новый принцип нервной деятельности — отвлечение и вместе с тем обобщение бесчисленных сигналов предшествующей системы, в свою очередь опять же с анализированием и синтезированием этих новых обобщённых сигналов, — принцип, обуславливающий безграничную ориентировку в окружающем мире и создающий высшее приспособление человека — науку, как в виде человеческого эмпиризма, так и в её специализированной форме» [26, с. 274-275].

Относительно возникновению человеческой речи Б.Ф. Поршнев приходит к следующему выводу: «.у истоков второй сигнальной системы лежит не обмен информацией, т.е. не сообщение чего либо от одного к другому, а особый род влияния одного индивида на действия другого — особое общение до прибавки к нему функции сообщения» [31, с. 560].

Появление неоантропов с начатками второй сигнальной системы, которой не было у палеоантропов, знаменует начало социальных отношений, основанных на речевом взаимодействии пер-волюдей, и есть по Б.Ф. Поршневу само начало

человеческой истории. Нетрудно понять, что неоантропы с зачатками второй сигнальной системы получили дополнительный и мощнейший механизм и инструментарий природной и социальной адаптации, который постепенно, но надо полагать, почти мгновенно в рамках эволюции биологического вида, вывел неоантропа на первое место в земной биосфере.

С метафизической точки зрения происходит одухотворение — человеческий дух (гений) укореняется в бытии. Одухотворение есть процесс вне-эволюционный, вне-временный, вне-исторический, но, тем не менее, отмечающий появление на земле нового биологического вида — Homo sapiens и определяющий само становление человека, настоящей сущностью которого является его дух (гений) — трансцендентное (божественное) начало, запускающее человеческую историю и определяющую начало становления духовной культуры.

Неудивительно, что об этом вне-эволюционном, вне-временном, вне-историческом событии одухотворения мы находим сведения в Книге бытия: «И сделал Господь Бог Адаму и жене его одежды кожаные и одел их. И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; <.. .> И выслал его Господь Бог из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт 3: 21, 23).

Таким образом, начало человеческой истории есть рождение человеческого духа (гения) первым проявлением которого явилось слово, как основной фактор управления поведением, и как «орудие создания мысли» (В. Гумбольт). «Слово, — писал А. Ф. Лосев, — .есть необходимый результат мысли, и только в нём мысль достигает своего высшего напряжения и значения. .без слова нет вообще разумного бытия, разумного проявления бытия, разумной встречи с бытием. <...> Слово — могучий деятель мысли и жизни. Слово поднимает умы и сердца, исцеляя их от спячки и тьмы. <...> Без слова нет ни общения в мысли, в разуме, ни тем более активного и напряжённого общения. Нет без слова и имени также и мышления вообще» [23, с. 96]. Именно слово является одновременно и источником и продуктом и творческой мысли и творческой деятельности любого гениального человека. И ещё одно. Мы видим вещь в её целостности лишь потому, что эта вещь имеет своё имя. Гениальный человек обнаруживает новые вещи, о которых ещё никто ничего не знает, гений присваивает этим вещам имена, и тогда все мы узнаем о существовании вещей, о которых мы даже не подозревали. Именно словом гений творит новые

ценности, которые со временем приобретают силу идеалов. Следовательно, гений, наряду со святым и пророком — это высшие духовные чины в иерархии человека духовного.

Первые объективированные следы гениальности первочеловека мы обнаруживаем уже в самом начале человеческой истории в виде сохранившихся до нашего времени образцов творческой деятельности древнейших людей — наскальных рисунков, которые по своей древности отстоят от нас на 10-15 тыс. лет (по другой версии — на 3040 тыс. лет). Исследователи палеолитического искусства приходят к следующему важному выводу: «Хотя расцвет абстрактного искусства приходится на мадлен, тем не менее его элементы были представлены в искусстве на протяжении всего палеолита. Следовательно, даже в своих начальных фазах искусство никогда не было простым копированием натуры» [15, с. 306], а несло в себе черты символического отражения мира, или, говоря иначе, настоящую художественную правду — осознанную художником и выраженную в художественной форме идею.

Интересно, что подобно самым высоким произведениям живописного искусства, наскальные рисунки первобытного человека с трудом поддаются копированию (также как самые выдающиеся произведения высокой живописи). В случае их копирования, пусть даже в приближенных к естественным условиям, эти рисунки уже не дают того эффекта, который может производить на иных людей сам оригинал. А эффект этот просто поразителен. При длительном созерцании наскального рисунка, ты будто бы сам погружаешься в этот древний мир, с его цветами, звуками, запахами, энергиями и будто бы начинаешь чувствовать всё то, что чувствовал и сам древний художник. При этом как бы просыпается в нас древняя память и пробуждается наше дремлющее сознание, вернее та его часть, которая живо отвечает на соответствующее воздействие названного изображения, и мы будто бы соприкасаемся с духом самого древнего художника. Понятно, что подобные состояния возникают далеко не у каждого, а лишь у тех, кто обладает тонким, трудно уловимым и трудно объяснимым с рациональной точки зрения чувством, которое называем мы чувством прекрасного. Объяснение названного эффекта может быть лишь одно — древний художник вложил в свою картину всю созидательную силу и художественную выразительность своего духа, с которым мы и соприкасаемся сквозь толщу веков и разделяющие нас с древним художником глубины сознания.

Может быть человек, ещё мало, чем отличающийся от животных, вначале научился видеть красоту в идеально гладкой и светящейся «неземным светом» поверхности сколотого кремня и лишь затем, много позже, понял его целесообразность (пользу) и начал использовать этот самый кремнёвый обломок как орудие труда? Может быть именно здесь, в том, что мы называем чувством прекрасного, скрыты зачатки одной из древнейших способностей человека, определяющей его сущность как собственно человечность? Может быть именно в этом, в дарованной человеку способности познавать мир не только чувствующим аппаратом своим, который есть и у животных, но, прежде всего, духом, и творить художественную правду (как в названных наскальных рисунках), как раз и заключены самые истоки того, что мы называем гениальностью? Ведь недаром же читаем в «Книге Премудрости Соломона»: «Познал я всё, и сокровенное и явное, ибо научила меня Премудрость, художница всего» (Прем. 7:21).

Обобщение вышеизложенного приводит нас к следующему выводу: гений как дух и есть то самое само с чего начинается человек, запускается человеческая история, разворачивается становление духовной культуры.

Согласно исследованиям Отто Вейнингера [7] проявление гения не является продуктом определённой эпохи. Наоборот, именно гений определяет не только направленность и характер, но и значение в истории той эпохи1, которая отмечена печатью его творчества.

Итак, можно утверждать, что гениальность, как главный источник и питательная среда духовной культуры во всех её известных формах (религия, нравственность, искусство, философия, наука, образование), есть одновременно и порождение духовной культуры; а гениальный человек, соответственно, есть одновременно и творец и творение

1 Возникает вопрос, а какого рода историю изучают наши дети в школах, а студенты в университетах? И те и другие изучают историю войн, историю монархов и правителей, историю политических заговоров, историю смены общественно-политических и социально-экономических формаций. Но нигде и никогда курс общей истории, будь то история Отечества или зарубежных стран, не предполагает изучение истории духа, истории человеческого гения, той истории, которая единственная по сути определяет сущность и природу человека как «образа и подобия». Нетрудно понять, что такое историческое образование изначально перекрывает человеку возможность реализации своей потенцированной гениальности, закрывает для человека возможность творить свою личную духовную историю, закрывает возможность реализовать своё божественное назначение, реализовать свой индивидуальный духовно-нравственный и созидательно-творческий дар и настоящий смысл своего личного бытия.

духовной культуры. Гений есть созидатель, движитель, культиватор и охранитель духовного, культурного и нравственного содержания человеческой жизни, а гениальность, в свою очередь, есть системообразующий фактор не только духовной культуры, но и нерушимости человеческого общества. Более того, гениальность как таковая выступает в качестве своеобразного охранительного барьера, защищающего человека от влияний, искажающих его сущность и оказывающих разрушительное воздействие на природу человека, со-творённого «по образу и подобию».

Психолого-феноменологическое направление в разработке проблемы гениальности предполагает изучение гениальности как направленности-свойства-состояния личности духовного человека, выделяя при этом атрибуты гениальности, модусы бытия гения и анализируя феномены гениальности как явления. При этом гениальность рассматривается на деятельностно-содержатель-но-смысловом уровне, при использовании следующих трёх триад понятий: 1) гений как художник, мыслитель и созидатель; 2) гений как первопроходец, первооткрыватель и первовидец-созерцатель; 3) гений как исследователь, изобретатель и проповедник-учитель (Таблица 1, IV). Подробнее об этом скажем в следующем разделе статьи.

Изучение гениальности как явления

Настоящая часть статьи посвящена представлению тех начал, которые призваны определять изучение гениальности как духовного явления и как прерогативы человеческой личности в её становлении и развитии. Прежде всего, следует сказать, что изучение гениальности как явления, несмотря на кажущуюся простоту2 и понятность воздвигает перед исследователем значительные трудности.

Во-первых Духовная деятельность гениальных людей имеет многогранный, полифункциональный характер и простирается в обширных пределах: от конкретных наук или искусств — до решения фундаментальных, предельных, конечных вопросов бытия и сознания, веры и познания, божественного и человеческого, которые определяют

2 Казалось бы, чего проще — выбирай из известных исторических личностей гениальных людей и изучай их жизненный путь и творчество. Однако моментально возникает масса вопросов: кого из гениальных людей включать в исследовательскую программу, а кого — не включать? Кого из исторических личностей можно собственно относить к гениальным людям, а кого не следует? Вторая группа вопросов касается тяжелейшей проблемы: как изучать, и каким инструментарием при этом следует пользоваться? И проч., и проч., и проч.

мировоззрение, миросозерцание и самосознание многих человеческих поколений. Например, вопросов касающихся нравственного обустройства общества, устройства мироздания, назначения человека и смысла его бытия. Духовные явления, к которым относится гениальность и её таинственная феноменология не только многогранны по своему выражению, но и многозначны по грандиозности культурно-исторического влияния, которое гениальные люди всех времён и народов оказывали на развитие духовной культуры человечества.

Поэтому исследование человеческого гения, предполагающее односторонний узкоспециализированный подход с использованием понятийного аппарата только одной какой-либо науки (например, психологии или психопатологии), или определенного философского направления, ограниченного рамками собственной методологии, заранее обречено на неудачу, поскольку в этом случае невозможно будет получить целостной феноменальной картины изучаемого явления.

В теоретической механике есть понятие «степень свободы». Рациональное применение этого понятия в той же теоретической механике приводит к выводу, что чем больше степеней свободы имеет определённый объект, тем больше возникает возможностей для проявления этого объекта в своих динамических характеристиках. Точно также увеличение степени свободы при изучении гениальности позволит исследователю глубже проникнуть в запутанные и во многом загадочные чертоги этого явления.

Во-вторых. В структуре человеческой личности нет другого столь же парадоксального явления, как гениальность, на что, как известно, обратил внимание ещё А. С. Пушкин в следующих поэтических строках (1829):

О сколько нам открытий чудных Готовят просвещенья дух И опыт, сын ошибок трудных, И гений, парадоксов друг, И случай, бог изобретатель.

И главный парадокс гениальности связан с непростыми, драматическими, а порой даже трагическими отношениями, которые складываются у гениального человека с современным ему обществом. Сократ в утверждение истины выпивает чашу цикуты, гениального апостола Павла распинают, подобно Христу, Джордано Бруно сжигают на костре инквизиции, всеми забытый Поль Гоген умирает на далёких Полинезийских островах от

нищеты и болезней, Льва Толстого объявляют еретиком и отлучают от церкви. Но самое парадоксальное в этом парадоксе то, что гениальность всё равно прорывается наружу и гений вновь и вновь разрывает сковывающие его цепи и разрушает узилища духовных темниц. Воля к гениальности открывает человеку выход из Платоновой пещеры, он устремляется наружу и к нему снисходит осознание своего призвания-назначения, он остро чувствует силу своего духовного дара и смело вступает на путь становления личной гениальности.

В современных условиях, когда предельно ускоряются темпы общественного развития, когда в предельно краткие сроки происходят глубокие изменения в социальной и культурной среде, когда, казалось бы, по максимуму востребованы духовно-нравственные и созидательно-творческие решения, абсолютными лидерами в разработке которых являются именно гениальные люди, эти люди всё более интенсивно выдавливаются обществом, тем обществом, которое отравлено масс-культурой и насквозь пропитано массовым сознанием в основе которого лежит, оболванивающий человека, инстинкт потребительства. «В этом мионическом обществе, — с тоской восклицает Бердяев, — гений уже невозможен». Так было во все времена, и выдающиеся мыслители неоднократно обращали внимание на этот парадокс: «.мы, — пишет Оноре де Бальзак, — никогда не понимали людей, одарённых творческой силой, оттого что они всегда вступали в дисгармонию с нашей цивилизацией» [2, с. 18].

Гениальный человек создаёт поток творческой энергии, находящий своё выражение в гениальных творческих идеях, телеологических принципах и эпохальных открытиях, но чаще проходят десятилетия, а порой и века, прежде чем эти идеи, принципы и открытия найдут своё понимание и признание. Культурная среда общества, которая является главным источником его развития, не может существовать без творческих гениальных идей, но при их вбрасывании в духовно-интеллектуальную ноосферу именно общество выступает самым мощным и необоримым тормозом для жизни гениальных идей.

Личность гения не способна растворяться в массах, гений не способен разделять меркантильные интересы толпы, он очень далёк от того, чтобы следовать нормам рационального практицизма и потому массы выталкивают гения на периферию общественных отношений и тем самым надолго лишают себя возможности пользоваться плодами его трудов. «В истории постоянно повторяется

тот факт, — сетует Вильгельм Гирш, — что новые идеи, особенно если они возникают внезапно и сильно уклоняются от общепринятого, обыденного, всегда должны выдерживать суровую борьбу. Они в большинстве случаев вызывают бурю негодования...». И самое поразительное в том, что «как раз те идеи, которые впоследствии оказались более плодотворными, вначале встречали наибольшее сопротивление» [12,с. 175-176].

Было бы неверно думать, что современному обществу не нужны гениальные люди. Они ему нужны. Но нужны не «аристократы духа», т.е. пророки, святые и гении, созидающие смыслы и ценности духовной культуры, нравственные законы и телеологические принципы, а «демократические гении»1, т.е. вожди, герои и реформаторы, выдающийся потенциал и деятельность которых, по убеждении массового человека, должны быть направлены исключительно на усовершенствование «золотого тельца», т.е. на прогресс цивилизации, обеспечивающей благосостояние и жизненные блага обывателя.

Общество, которое интенсивно выталкивает культурных, нравственных, духовных и интеллектуальных лидеров и тем самым плодит однообразную серость, которая, в свою очередь, порождает духовную тьму, вряд ли может рассчитывать на своё светлое будущее. Очень верно замечает И.И. Гарин: «Без высокой культуры невозможна сильная экономика, ибо с пещерным сознанием можно строить только пещерное общество. Одна из важнейших причин нынешнего кризиса — многолетнее «выпалывание» плодоносящих культур и торжество сорняка. Требуется кардинальный пересмотр отношения к человеческой сокровенности, субъективности, к вестничеству,... ибо, как выясняется между количеством хлеба и стихами Малларме. существует отнюдь не мистическая связь» [9, с. 4]. Нам хорошо известны цивилизации (Вавилон, Римская империя, Византия), которые распадались в прах, понижая планки культурного созидания и нравственного идеала.

Проходят века, меняются общественное устройство и сама наша жизнь, рушатся империи и возникают новые структуры, изменяются самосознание и менталитет народов, циклический процесс развития по-прежнему подвержен спадам и подъёмам, но куда бы мы ни кинули взгляд, — мы обязательно найдём созидательные следы гения. Мы стали более интеллектуально и культурно богаче по сравнению с людьми прежних веков, наш кругозор

1 Термины «аристократы духа» и «демократические гении» были предложены Н.А. Бердяевым.

расширился до невероятных пределов, но по-прежнему, также как и люди прошлого, мы продолжаем относиться к гениальному человеку с опаской и недоверием, гоним его прочь или бежим его, объявляем его либо сумасшедшим, либо глупцом, либо странным чудаком и, что самое главное, как и много веков назад, не допускаем гений (дух) и в нашу жизнь, и в наше сознание. И неумолимо напрашивается вопрос: Какова историческая перспектива гениальности в нашем бурно и неуклонно изменяющемся мире?

Выделенные здесь противоречия не только выявляют парадоксальную природу гениальности, но и указывают на наличие противоречий в самой человеческой природе, определяют необходимость их философского и научного разрешения и в очередной раз актуализируют проблематику исследования гениальности для целей постижения природы и сущности человека.

История знает многих выдающихся людей: мыслителей и учёных, поэтов и живописцев, правителей и государственных деятелей, изобретателей и промышленников, политиков и военачальников, роль которых в общечеловеческой истории и развитии цивилизации можно считать одним из важнейших определяющих факторов. Однако возникает вопрос, кого из этих людей можно, а кого нельзя причислить к «республике гениев»2?

Выдающийся исследователь проблемы гениальности Отто Вейнингер настаивал на том, что необходимо «весьма осмотрительно награждать людей эпитетом "гениальный"» и прежде необходимо крепко подумать над тем «кому следует приписать гениальность и кому следует в ней отказать». С его точки зрения «титул гения» приложим только к «великим художникам и великим философам», и, напротив, ни «великий человек дела», ни «великий человек науки» не могут быть причислены к гениальным людям в виду временного характера их дел и свершений, произведений и открытий. «Люди дела» — политики и правители, императоры и полководцы озабочены лишь тем, чтобы «придать ценность понятию власти»: политик создает партию, правитель — конституцию, утверждающую его власть, император создает сооружения, отражающие символ его власти и т.п. И совсем другое дело, — гений, который «стремится придать власть понятию ценности» [7, с. 131-132].

«Великий император, — пишет Вейнингер, — явление природы, а великий мыслитель стоит вне этой природы, он — овеществление духа» [там

2 «Республика гениев» — термин, предложенный Артуром Шопенгауэром.

же, с. 132]. В свою очередь, открытия учёных, какими бы глобальными они не представлялись для своей эпохи, всегда впоследствии дополняются, корректируются, видоизменяются, а то и опровергаются последующими поколениями работников науки. И наоборот, вечные ценности, высшие смыслы и телеологические принципы, которые только и создаются гениями — это творения, ко -торые не подлежат исправлению ни в одном пункте. Действительно, попробуйте, например, переписать Книгу Бытия, привязать к конкретному пространственно-временному континууму слова Библейских пророков, отредактировать Евангелия, улучшить Божественную комедию или исправить Джоконду.

Исходя из сказанного, первой определяющей задачей в организации изучения гениальности как явления должно стать определение и обоснование такого критерия гениальности (как известно, ни в философии, ни в науке в этом вопросе нет ни единства ни однозначности), который бы наиболее полно и с высокой степенью надежности позволил бы определить личность проявившегося, состоявшегося именно гениального человека в отличии, например, от успешной обыденности, от эксцентричного безумия, от выдающегося таланта. Такая попытка была проведена нами ранее [см. подр.: 40, 41], однако с учётом идей и выводов настоящего исследования, мы понимаем необходимость уточнения и развития названного критерия.

Второй важнейшей задачей изучения гениальности как явления должно стать определение не только методологических подходов, но и методического инструментария, адекватного изучаемому явлению. Авторский опыт изучения явления гениальности позволил разработать соответствующую систему методов [41]. Ниже представлены три ключевых метода изучения гениальности как явления: биографический метод, идеографический метод и метод представления образа личности гения.

Биографический метод. Сущность этого метода заключается в восстановлении духовного облика гениального человека и получения содержательной картины его жизни, его духовно-нравственной и созидательно-творческой деятельности на основе изучения биографических данных, воспоминаний о нём современников и данных ими характеристик, а также продуктов названной деятельности с целью представить гениальную личность в виде завершённого и цельного портрета.

Методически эта задача реализуется на четырёх уровнях: 1) изучение личности по имеющимся биографическим документам; 2) изучение личности

на основе анализа продуктов её духовной деятельности; 3) психологическое изучение истории личности с использованием субъективного и объективного анамнеза; 4) изучение уже не конкретной личности, а её типа путём анализа и обобщения ряда биографий людей, подобранных по определённому признаку.

В практике реального исследования, названные методические подходы часто пересекаются, что и позволяет, в конечном итоге, получить более полную, подробную, содержательную и, что немаловажно, красочную и живую картину (портрет) исследуемой личности. В качестве материалов для такого исследования используются автобиографии, биографии, дневники, письма (не только автора, но и третьих лиц), самопризнания, мемуары, воспоминания, характеристики данные современниками, и, наконец, продукты творческой деятельности (философские, проповедческо-учительские, художественные, литературные, научные и др. произведения) самого исследуемого лица.

Всестороннее изучение творческого пути и творческой деятельности созидателя, мыслителя, художника, первооткрывателя, первопроходца, первовидца-созерцателя, изобретателя, исследователя, проповедника-учителя на основе биографических и автобиографических материалов, позволяет исследователю вырисовывать картину органического роста творящего субъекта в его своеобразной индивидуальности во всём многообразии его духовного опыта. В свою очередь, факты, полученные на основе самонаблюдения и самоанализа творящего субъекта, дают материал для объективного изучения внутреннего мира и творящей природы гения как целостного субъекта духовно-нравственного и созидательно-творческого акта. В этом собственно и заключается основное преимущество биографического метода, поскольку задачи метода имеют в виду именно понимание самого гениального человека как целостной личности. Границы же метода определяются составом и достоверностью того биографического материала, который доступен исследователю.

В свою очередь, качество конечного продукта биографического исследования будет напрямую связано с талантом самого исследователя, который определяется не только и не столько аналитическими способностями последнего, сколько тем духовным даром, которым в полной мере обладали такие писатели как, например, Шарль Огюст Сент-Бёв, Ипполит Тэн, Стефан Цвейг, Андре Моруа, Ирвинг Стоун и другие выдающиеся исследователи, — тем даром, который роднит самого

исследователя с тем гениальным человеком, жизнь и личность которого он изучает и описывает.

Идеографический метод. Этот метод строится на тщательном анализе единичных фактов духовно-нравственной и созидательно-творческой жизни гения, путём формулирования интерпретативных утверждений, приложимых только к данному конкретному случаю или к классу феноменов, которые представлены этим случаем. Идеографические интерпретации основываются на особенностях каждого данного случая, а их обоснованность опирается на глубину описаний, создаваемых конкретными исследователями, в которых последние стремятся зафиксировать различные ракурсы изученных фактов и явлений. «В основе идеографического познания лежит телеологическое понимание психики, личности, поведения», что предполагает не «объяснение», а «понимание» человека, то есть «воссоздание в мышлении исследователя мыслей, чувств и мотивов людей, которых он изучает», а также попытка «трактовать их стремления, намерения, цели» [14, с. 202]. Здесь важно отметить, что качество конечного продукта идеографического описания личности гениального человечка будет напрямую связано с умением исследователя «вжиться в образ», испытать на себе духовные флюиды изучаемого лица, понять и представить гениального человека как целостную самотворящую личность.

Метод представления образа личности гения является логическим продолжением названных выше методов. Если мы считаем гениальных людей определенным, обособленным типом, и выделяем их из среды всех других людей, то придать этому типу жизнь, описывая его, можно только одним способом, — индивидуализируя этот тип в образе личности гения, для представления которого необходимо:

во-первых, изучить и интерпретировать творческий путь и творческую деятельность гениального человека, рассматривая при этом не только этапы его творческого пути, но и те психологические и содержательные механизмы творчества, которые приводят гения к постановке и разрешению оригинальных творческих задач и которые в итоге приводят гения к великим идеям и выдающимся открытиям;

во-вторых, изучить творческое наследие гения, представленное, прежде всего в оригиналах его текстов, которые имеют не только научно-историческое значение, но и не теряют своей духовной (провиденциальной, нравственной, творческой) значимости в течении веков, опираясь на такую методологию, которая позволяет саму идею, само

произведение, само открытие, подвергаемое соответствующему анализу, безусловно и однозначно определить как гениальное творение. Немаловажно здесь также будет рассмотреть идеи и представления о гениальности тех людей, которые являются признанными гениями;

в-третьих, рассмотреть личность гениального человека, опираясь при этом на такие феномены, которые мы реально можем вычленить, индивидуализировать и описать применительно к личности конкретных гениальных людей, поскольку «индивидуальность, как подсказывает нам А.Ф. Лосев, — объясняется только сама из себя» [цит. по: 35, с. 463].

Наши исследования [43, 45, 47, 48, 50] позволили выявить эти искомые феномены гениальности, а именно:

1) феномен поступка, такого поступка, который открывает путь для становления гения и который подтверждает «волю к гениальности». Человек, совершающий поступок, которым он отвергает внешнее обывательское благополучие, или того больше идет на риск, опасность, подвиг, но тем самым отстаивает и утверждает свободу своего духовного творчества, такой человек открывает путь для становления своего гения, такой человек — уже гений. Становление гения берёт свое начало в поступке, который широко открывает ворота души для реализации творческого дара гения в его уникальном во всех отношениях призвании-назначении;

2) своеобразие ума гения. Гениальный ум — это ум созидательно-творческий (поид лтптжбд), в своих мыслеобразах он открывает смыслы и ценности, постигает иные духовные миры, создаёт универсалии духовной культуры. Направленность такого ума не исходит из соображений пользы и выгоды. Созидательно-творческий ум не может быть ни вульгарным, ни практичным, ни расчленяющим, это ум простой, непосредственный, синтетический. Это ум духовно-деятельный — художественный, поэтический, пророческий, созерцающий, мыс-летворящий, созидающий, отражающий не только первоосновы бытия, но и умеющий прозревать в самом видимом невидимое высшее духовное начало. Продукты созидательно-творческого ума хотят найти свою завершённость в благом, возвышенном и прекрасном. Ум гениального человека наделён атрибутами парадоксальности, универсальности, вневременности [подр. см.: 40, 46];

3) ценностно-смысловые устремления гения. Выдающиеся, гениальные люди стремятся к познанию и воспроизведению высших истин, при этом они менее всего заботятся о собственной пользе,

напротив, их усилия направлены не на получение личной выгоды, а на создание общезначимых, общечеловеческих ценностей — ценностей, формирующих в конечном итоге духовную культуру человеческого рода. Деятельность гения направлена на решение вечных вопросов бытия и сама жизнь его тем самым выходит за пределы времени и приобретает характер вневременности;

4) духовный, провиденциально-нравственно-творческий дар гения. Гений уже знает всё, еще не зная ничего; в его сознании нет расчлененности, его знание и вера целокупны, он верит, не имея никаких оснований для веры, и он знает, не имея никаких оснований для знания, — тех оснований, которые просто необходимы всем остальным людям. Поэтому гений, не зная еще доказательства вещей, знает между тем сами вещи в их смысловой явлен-ности. В этом и состоит творческий дар гения;

5) призвание-назначение гения. Духовный дар и призвание-назначение в их целостном единстве, осознанности и безусловной включенности в провиденциально-нравственно-творческую деятельность человека и есть духовный фатум гениальности и, соответственно, обнаружение, осознание и принятие человеком духовного дара и назначения своего и есть собственно проявление, эманация гениальности. «Личность, — пишет Н.А. Бердяев, — выковывается в. творческом самоопределении. Она всегда предполагает призвание, единственное и неповторимое призвание каждого. Она следует внутреннему голосу, призывающему её осуществить свою жизненную задачу. Человек тогда только личность, когда он следует этому внутреннему голосу, а не внешним влияниям. Призвание всегда носит индивидуальный характер. И никто другой не может решить вопроса о призвании данного человека. Личность имеет призвание, потому что она призвана к творчеству. Творчество же всегда индивидуально», а личность, при этом, сама «. творит себя на протяжении всей человеческой жизни» [5, с. 16-17].

Итак, осознание личностью своего индивидуально-неповторимого призвания-назначения и реализация своего духовного дара в индивидуальной духовно-нравственной и созидательно-творческой деятельности есть эманация гениальности, которая, в свою очередь и есть высшее и наиболее совершенное проявление личности в её целостности и предельной завершённости.

Таким образом, основным материалом для изучения гениальности как явления служит психолого-феноменологический анализ духовной жизни гения, обладающего творческой гениальностью,

пророка, обладающего провиденциальной гениальностью, святого, обладающего нравственной гениальностью. При этом, духовная жизнь гения, пророка, святого есть триединство духовного пути, духовной деятельности и духовного наследия гениального человека, выступающего перед потомками либо в образе гения, либо в образе пророка, либо в образе святого.

Здесь необходимо подчеркнуть, что метод представления образа личности гения (пророка, святого) реализуется автором на двух уровнях: 1) на уровне построения личностно-персонифицирован-ного образа личности гения (пророка, святого); 2) на уровне построения обобщённо-собирательного образа личности гения (пророка, святого). Причём, наиболее полную, целостную и предельно завершённую картину гениальности мы можем получить исключительно при содержательно-смысловой интеграции этих двух названных уровней.

Перспективные задачи исследования гениальности

1. Продолжить развитие идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии, где объектом является не природный человек, а человек духовный, онтологогический, а предметом выступает человеческий дух в его связи с божественным началом.

2. Продолжить разработку проблемы гениальности в рамках триединого системно-синтетического подхода, предполагающего:

во-первых, философско-антропологическую рефлексию гениальности, посредством диалектического, феноменологического, трансцендентного анализа следующих коренных категорий: «человек», «личность», «духовность», «гений», «гениальность», «творческость», «нравственность», «провиденциальность» и т.д.;

во-вторых, культурно-исторический анализ гениальности, где предметом анализа является гений (гениальный человек), понимаемый не только как творение, но и как творец духовной культуры;

в-третьих, психолого-феноменологическое изучение явления гениальности, рассматриваемого как направленность-свойство-состояние духовного человека — человека как личности, выделяя атрибуты гениальности, модусы бытия гения (пророка, святого) и анализируя феномены гениальности как явления.

3. Продолжить разработку и обоснование категориально-понятийного аппарата, необходимого и достаточного, во-первых, для разработки

проблемы гениальности в рамках триединого системно-синтетического подхода, во-вторых, для развития самой идеи гениальности в контексте богочеловеческой антропологии и, в-третьих, для определения содержания явления гениальности.

4. Рассмотреть категорию «гениальность» в системе следующих групп понятий: 1) воля к гениальности, духовный дар, призвание-назначение человека; 2) творческие способности, талант, созерцание, познание, отражение, воображение, предвидение, предвосхищение; 3) провиденциальная гениальность, нравственная гениальность, творческая гениальность, смысл бытия гения.

5. Установить соотношение между следующими вершинными типами личности духовного человека: гений, святой, пророк и установить отличительные особенности между этими типами и вершинными типами природного человека: герой, вождь, реформатор.

6. Раскрыть образ личности гения (равно как и образы личности святого и пророка) на деятель-ностно-содержательно-смысловом уровне, используя следующие три триады понятий: 1) созидатель, мыслитель, художник; 2) первопроходец,

первооткрыватель, первовидец-созерцатель; 3) исследователь, изобретатель, проповедник-учитель.

7. Актуализировать разработку проблемы гениальности для целей восстановления целостного образа человека в противовес постмодернистским тенденциям в философии, науке и культуре, порождающим фрагментарность представлений о человеке и разрывающий на лоскуты его целостный образ.

8. Выявить роль и значение развития идеи, разработки проблемы, изучения явления гениальности в выявлении трансцендентной (собственно божественной) природы человека.

9. Уточнить, разработанный ранее, идеально-смысловой критерий гениальности, позволяющий полно, определённо и однозначно идентифицировать проявленную гениальность конкретной личности.

10. Обнаружить новые смыслы в разработке проблемы гениальности и наметить новые пути для более углублённого понимания человеческого гения, позволяющие поднять на более высокий уровень постижение человека в его целостности — в его телесно-душевно-духовном триединстве.

Список литературы

1. Анастази А. Дифференциальная психология. Индивидуальные и групповые различия в поведении. — М.: Апрель Пресс, Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. — 752 с.

2. Бальзак Оноре. О художниках // Бальзак Оноре. Собрание сочинений в 24 томах. Т.24. — М.: Издательство «ПРАВДА», 1960. — С. 17-31.

3. Бенда Ж. Предательство интеллектуалов / Жюльен Бенда; пер. с франц. В.П. Гайдамака и А.В. Матешук. — М.: ИРИСЭН, Мысль, Социум, 2012. — 310 с.

4. БердяевН.А. Дух и реальность. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2003. — 688 с.

5. Бердяев Н.А. Проблема человека. (К построению христианской антропологии) // «Путь». 1936. № 50. С.3-26.

6. Бердяев Н.А. Смысл творчества: Опыт оправдания человека. — М.: АСТ: АСТ МОСКВА: ХРАНИТЕЛЬ, 2007. — 668 с.

7. Вейнингер О. Пол и характер: Принципиальное исследование. — М.: «Латард», 1997. — 357 с.

8. Гальтон Ф. Наследственность таланта, её законы и последствия. — СПб.: Ред. журн. «Знание», 1875.

9. Гарин И.И. Пророки и поэты. Т. 1. — М.: ТЕРРА, 1992.

10. Гераклит Эфесский: всё наследие: на языках оригинала и рус. пер.: крат. изд. / подгот. С. Н. Муравьев. — М.: ООО «Ад Маргинем Пресс», 2012. — 416 с.

11. Гёте И.-В, Шиллер Ф. Переписка: В 2-х т. Т. 1 / Вступит. ст. А. А. Аникста; Пер. с нем. и коммент. И. Е. Бабанова. — М.: Искусство, 1988. — 540 с.

12. Гирш В. Гениальность и вырождение. — Одесса: Изд. Н. Лейненберга, 1895.

13. Гуревич П.С. Философская интерпретация человека. СПб.: Петроглиф, 2013. — 428 с.

14. Дорфман Л.Я. Методологические основы эмпирической психологии. — М.: Смысл; Издательский центр «Академия», 2005. — 288 с.

15. Елинек Ян. Большой иллюстрированный атлас первобытного человека. — Прага: Артия, 1985. — 560 с.

16. Кант И. Антропология с прагматической точки зрения // Кант И. Критика чистого разума. М.: Эксмо; СПб.: Мидгард, 2007. С. 899-1070.

17. Кант И. Критика способности суждения // Кант Иммануил. Сочинения в шести томах. Т. 5. М.: Мысль, 1966. С. 161-529.

18. Карлейль Т. Герои, почитание героев и героические истории. — М.: Эксмо, 2008. — 864 с.

19. Кречмер Э. Гениальные люди. — СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1999. — 303 с.

20. Крылатые латинские выражения / Авт.-сост. Ю.С. Цыбульник. — Харьков: Фолио; М.: Эксмо, 2016. — 992 с.

21. Ломброзо Ч. Гениальность и помешательство / Общ. ред., предисл. проф. Л.П. Гримака. — М.: Республика, 1996. — 398 с.

22. Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. — М.: Мысль, 1993. — 959 с.

23. Лосев А.Ф. Философия имени. — М.: Академический проект, 2009. — 300 с.

24. НордауМ. Вырождение. — М.: Республика, 1995. — 400 с.

25. Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс. — М.: Алгоритм, 2007.

26. Павлов И.П. Проба физиологического понимания симптоматологии истерии // Павлов И.П. Полное собрание сочинений. Том III. Книга вторая. М.-Л.: Издательство Академии наук СССР, 1951. С. 195-218.

27. Пекелис М.А. (Михаил Пластов), Антипов С.С. Размышления о поэзии: поэзия как явление, сущность и система. Часть I // Философская школа. — 2018. — № 3. — С.53-108. DOI: 10.24411/25417673-2018-00003.

28. Пекелис М.А. (Михаил Пластов), Антипов С.С. Размышления о поэзии: перекрёстки и тропинки на карте поэзии. Часть II // Философская школа. — 2018. — № 4. — С. 14-22. DOI: 10.24411/2541-76732018-10410.

29. Платон. Пир // Платон. Диалоги. Книга первая. — М.: Эксмо, 2008. — С. 715-776.

30. Плотин. Третья эннеада. — СПб.: «Издательство Олега Абышко»; «Университетская книга СПб», 2010. — 480 с.

31. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. (Проблемы палеопсихологии). — М.: «ФЭРИ-В», 2006. 640 с.

32. Сегалин Г.В. К патографии Льва Толстого (К вопросу об эпилептических припадках у Льва Толстого) // Клинический архив гениальности и одаренности. — 1925. — Том 1. — № 1.

33. Сегалин Г.В. Эвропатология личности и творчества Льва Толстого // Клинический архив гениальности и одаренности. — 1930. — Том 5. — № 3/4.

34. Соловьёв В.С. Чтения о богочеловечестве. Духовные основы жизни. Оправдание добра. — Мн.: Харвест, 1999. — 912 с.

35. Тахо-Годи А.А. Лосев. — М.: Молодая гвардия, 2007. — 534 с.

36. Толстой Л.Н. Послесловие к «Крейцеровой сонате» // Толстой Л.Н. Собрание сочинений: в 22-х т. Т. 12. — М.: Худож. лит., 1978. — С. 197-210.

37. Чернов С.В. Бог, человек и структура // Психология и психотехника. — 2010. — № 5(20). — С.44-52.

38. Чернов С.В. Божественное и человеческое // Философская школа. — 2018. — № 3. — С. 8-41. DOI: 10.24411/2541-7673-2018-00001.

39. Чернов С.В. Гений как художник, как мыслитель, как творец // Психология и психотехника. — 2011. — № 1(28). — С. 34-44.

40. Чернов С.В. Идеально-смысловой критерий гениальности // Философская школа. — 2017 — № 1. — С. 32-43. DOI: 10.24411/2541-7673-2017-00003.

41. Чернов С.В. Идеи к разработке проблемы гениальности. Монография // Научные труды Института Непрерывного Профессионального Образования. — М.: Издательство ИНПО, 2016. — № 7. — С. 7-96.

42. Чернов С.В. Из истории исследования человеческого гения: «гениальные идеи о гениальности» Отто Вейнингера // Психология и психотехника. — 2010. — № 2(17). — С. 44-50.

43. Чернов С.В. Книга о гениальности. Т. 1: Человеческий гений: Природа. Сущность. Становление (монография). Воронеж — М.: АНО «Институт духовной культуры и свободного творчества, 2010. — 562 с.

44. Чернов С.В. Наследие Серебряного века в возрождении духовной культуры // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. — 2011. — № 1.— С. 189-192.

45. Чернов С.В. Начала учения о человеческом гении // Научные труды Института непрерывного профессионального образования. — М.: Издательство ИНПО, 2015. — № 5. — С. 407-430.

46. Чернов С.В. Новый взгляд на природу гениальности // Психология и Психотехника. — 2015. — № 2. — С. 159-174. DOI: 10.7256/2070-8955.2015.2.14131.

47. Чернов С.В. Образ личности гения. Искатели совершенства // Философская школа. — 2017. — № 2. — С. 72-105. DOI: 10.24411/2541-7673-2017-00020.

48. Чернов С.В. Образ личности гения. Искатели совершенства. Часть II // Философская школа. — 2017. — № 4. — С. 106-132. DOI: 10.24411/2541-7673-2018-10420.

49. Чернов С.В. О природе человеческого гения // Психология и психотехника. — 2009. — № 9(12). — С.48-58.

50. Чернов С.В. Проблема гениальности в контексте философской антропологии // Философия и культура. — 2013. — № 12 (72). — С. 1757-1769. DOI: 10.7256/1999-2793.2013.12.9382.

51. Чернов С.В. Образ личности гения: опыт исследования творческой жизни Н. А. Бердяева // Научные труды Института Непрерывного Профессионального Образования. — М.: Изд-во ИНПО, 2014. — № 4. — С. 373-404.

52. Чернов С.В. Учение о гениальности Артура Шопенгауэра // Философская антропология. — 2017. — Том. 3. — № 2. — С. 141-160. DOI: 10.21146/2414-3715-2017-3-2-141-160.

53. Чернов С.В. Характерология гениальности: образ личности гения (на примере исследования творческой жизни Оноре де Бальзака) // Философия и культура. — 2015. № 10 (94). — С. 1512-1530. DOI: 10.7256/1999-2793.2015.10.12942.

54. Чернов С.В. Характерология гениальности: Святость и гениальность // Научные труды Института Непрерывного Профессионального Образования. — М.: Изд-во ИНПО, 2014. — № 4. — С. 353-372.

55. ЧижВ.Ф. Болезнь Н. В. Гоголя: записки психиатра Сост. Р.Т. Унанянц. — М.: Республика, 2001. — 512 с.

56. ШелерМ Человек и история // THESIS, 1993, вып. 3. — С.132-154.

57. Шеллинг Ф.В.Й. Сочинения в 2 т.: Т. 1. — М.: Мысль, 1987. — 639 с.

58. Шеллинг Ф.В.Й. Философия искусства. — М.: Наука, 1966.

59. Шиллер Ф. Собрание сочинений в семи томах. Том шестой. Статьи по эстетике. М.: Государственное издательство художественной литературы, 1957.

60. Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 1: Мир как воля и представление. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб; Республика, 2001.

61. Шопенгауэр А. Собрание сочинений: В 6 т. Т. 2: Мир как воля и представление. — М.: ТЕРРА — Книжный клуб; Республика, 2001.

62. Эфроимсон В.П. Генетика гениальности. — М.: Тайдекс Ко, 2004. — 376 с.