CC BY
47
Новое знание и знание о «новом» в научном творчестве С.О. Хан-Магомедова
Ю.П. Волчок
Задача данной статьи - реконструировать системный подход С.О.Хан-Магомедова, выработанный в начале его научного творчества на рубеже 1950-1960-х годов, показать творческую индивидуальность ученого, несомненно принадлежащего к элите шестидесятников в отечественном науковедении, его авторский стиль формирования целостно-ценностных отношений, вклад в историю архитектурного наследия,воссозданную в очерченных именно им границах.
Методологически представляются убедительными формулировки задач научно-исторического творчества, предложенные М.М. Бахтиным. Они, на мой взгляд, не расходятся с миропониманием Селима Омаровича и его толкованием основных понятий системности, целостности, диалогичности устройства целого и др.
В своих поздних заметках Бахтин писал о задачах истории науки и творчества: «Первая задача - понять произведение так, как понимал его сам автор, не выходя за пределы его понимания. Решение этой задачи трудное и требует обычно привлечения огромного материала. Вторая задача - использовать свою временную и культурную вненаходимость. Включение в наш (чужой для автора) контекст» [1. С.349. Выделено мной. -Ю.В.]. Соображения Бахтина существенны и при анализе-реконструкции научно-творческого метода Хан-Магомедова.
На второй задаче (по Бахтину) стоит остановиться особо, поскольку в своем научном творчестве Хан-Магомедов, как и все люди его поколения, неизбежно столкнулся с ситуацией «временной и культурной вненаходимости». В течение нескольких десятилетий Селим Омарович занимался реконструкцией исторического опыта архитектурного творчества в эпоху авангарда «изнутри системы», но его двухтомник «Архитектура советского авангарда» создавался в девяностые годы - вне государственной целостности советской эпохи. Составленная ученым картина наследия архитектурного авангарда обрела ценность подлинно исторического знания. «Временная вненаходимость» позволяла исследователю осмысливать отечественное архитектурное творчество 1920-1930-х годов как один из закономерных этапов (фрагментов, проявлений) мировой культуры Новейшего времени.
Стоит также обратить внимание на содержание понятия «первичное» - одного из ключевых для Хан-Магомедова. Не случайно в тексте «От автора», открывающем предисловие к I тому его упомянутого двухтомника, вышедшему в 1996 году, слово «первичное» выделено жирным шрифтом как
необходимое для осмысления таких понятий, как «истоки» и «идеи» [3. С.5-20].
Текст «От автора» заслуживает отдельного внимания. По сути это самостоятельная работа Селима Омаровича,объясняющая его отношение к ситуации пребывания «вне времени» и предлагающая читателям вместе с автором переосмыслить сделанное им ранее и создаваемое вновь применительно к внешним для подлинно исторического знания обстоятельствам. Хан-Магомедов по-прежнему соглашается с постулатом Бахтина, сформулированным как первая задача исторического знания - оценивать произведение исследователя «так, как понимал его сам автор, не выходя за пределы его понимания». В его отношении к ценности наследия отечественного архитектурного авангарда ничто не корректируется в связи с изменившимися социально-общественными обстоятельствами.
Подводя итоги более чем четырех десятилетий своего научного творчества, Хан-Магомедов рассматривает собственную работу по реконструкции,точнее - возрождению, наследия архитектуры эпохи авангарда как продолжение первого этапа своих исследований - изучения народной архитектуры средневекового Дагестана. Для него они нерасторжимы, что позволяет определить авторскую методологию исследования как максималистски универсальную.
Компактный текст «От автора», предваряющий двухтомник, нужно рассматривать как своеобразные пролегомены к обсуждению авторской методологии исследования материала новейшей истории. Для Хан-Магомедова, многие годы скрупулезно реконструировавшего опыт обретения знания о пропедевтике в стенах ВХУТЕМАС, роль пролегоменов в формировании исследовательского пространства была методологически неоспорима и самоценна.
Сводя воедино все аспекты обращения Хан-Магомедова к методологии исследования, восходящей к знанию об Античности [4. С.11-15], надо сказать несколько слов о его работе с источниками.
«Архитектура советского авангарда» написана на материале бесед с участниками творческого процесса в 1920-е годы. Поутверждению историка, это более 150 человек. Хан-Магомедов обращает внимание читателей на то, что в основе его исследований лежит общение с конкретными участниками архитектурного творчества 1920-х годов - людьми, достаточно пожилыми ко времени знакомства с ними автора. Это не могло не отразиться на восприятии исследователем вновь обретаемого им знания. Романтически окрашенное воспоминание о молодости накладывалось на появляюще-
еся у людей ощущение самоуважения, востребованности. О многих из них исследователь вспомнил первым, возможно и единственным, после многих лет забвения. Хан-Магомедов сумел это ощущение романтической востребованности сделать одной из знаковых характеристик архитектуры эпохи советского авангарда.
Напомню еще о нескольких методологическихособенностях научного творчества ученого, несомненно ключевых для его миропонимания и сформулированных в тексте «От автора»: «Главное, что привлекало и продолжает привлекать внимание к наследию советского архитектурного авангарда, - это небывалый по качественным результатам прорыв в новое, прорыв, в котором соединились новаторские поиски, как эпохальные (общие для развития мировой архитектуры и искусства),так и социальные (результат влияния Октябрьской революции). Именно это соединение эпохального и социального, характерное в таком соотношении только для нашей страны, дало "искру", которая "выбросила" советскую архитектуру (и искусство в целом) далеко вперед, сделав ее мощным генератором первичных идей» [З.С.9].
В этом тезисе Хан-Магомедов отстаивает свое понимание диалоговой основы «первичных» идей формотворчества и профессионального языка архитектуры. Это с очевидностью сближает его методологическое мышление с научной практикой знакового для отечественной культуры ученого М.М.Бахтина. Вторым «внутренним»его собеседником стал Ле Корбюзье. Причем здесьон? Первый ответ на этот вопрос можно найти в письме Ле Корбюзье, адресованном С.М.Горному и опубликованном в его книге «Планировка города» (на русском языке - в 1933 году): «...То, что я почувствовал, может быть самое верное в советском явлении - это вот что: только русская художественная душа допустила чудо устремления к огромной общей мечте. Я считаю, что силы, воодушевляющие вас, опираются, базируются на эстетике, и для меня, несмотря на слова "рациональные", "функциональные", которые сейчас очень в моде, для меня это определение является наилучшим комплиментом, и оно содержит в себе надежду на успех» [5. С.Х1. Выделено мной. - Ю.В.].
Хан-Магомедов внутренне соглашался с Ле Корбюзье, с его трактовкой роли искусства, художественной культуры, живописи, особенно левой, в становлении новой архитектуры и формировании ее первичных идей. Но применительно к отечественному опыту послереволюционной эпохи новые, первичные идеи появляются вместе с новой, обретаемой после революции социальностью. Отсюда главным для исследователя становится выявление возможности диалога эстетического и социального начал, определяющих конструкцию устройства целостно-ценностных отношений в архитектурном формообразовании, а также в формировании новой образности и современного стиля,точнее - стиля современности.
Хан-Магомедов доверился своему пониманию универсальности диалогового начала первичных идей и благодаря этому пошел на целый ряд методологических нововведений,
развивая и углубляя их со временем. Зафиксирую внимание на важнейших.
О периодизации. В учебниках первый период истории советской архитектуры открывается 1917 годом в связи со становлением новой государственности. В 1932 году его сменяет второй, противоположный ему по сути, период творческой направленности и т.д.
У Селима Омаровича периодизация устроена по-другому. «В реальных процессах развития "русского авангарда" можно выделить два десятилетия, - пишет он, - первое - начало 1910-х-начало 1920-х годов, когда основную роль в генерировании оригинальных стилеобразующихтенденций играли левые течения изобразительного искусства, и второе - начало 1920-х-начало 1930-х годов, когда новаторские течения архитектуры приняли эстафету от левого изобразительного искусства и завершили процесс становления нового стиля» [3. С.5]. Второе десятилетие дифференцируется исследователем на несколько содержательных слоев.
0 влиянии революции. Размывая границу до и после революционной ситуации в нашей стране, мы обретаем вслед за исследователем новое содержание в реконструкции и понимании революционных процессов. В частности, нельзя пройти мимо очередного в истории витка внимательного интереса к Французской революции,ее влиянию на мировые, втом числе и креативные, процессы. Например, Ю.М.Лотман пишет, что «в разгар революционных событий во Франции некоторые русские вельможи сделали практические житейские выводы: стали срочно обучать своих детей полезным ремеслам». История не сохранила свидетельств об успехах, которых достигли в обучении столярному и слесарному делу будущие герои 1812 года М. Воронцов, сын посла в Англии, и Н. Раевский, племянник всесильного князя Потемкина. Посол в Англии, объясняя свое намерение обучить сына какому-либо ремеслу, писал брату о неотвратимости революции в России и даже о возможном сроке ее победы [б. С.49]. Вполне закономерно эту тенденцию не могли не отметить и исследователи, анализирующие революционную ситуацию в первые постсоветские годы. В частности, можно сослаться на книгу С.А. Экштута, увидевшую свет в 1994 году, близко по времени к началу публикации двухтомника С.О.Хан-Магомедова [7. С.22].
Селим Омарович весьма последовательно в выборе того или иного методологического пути очерчивает его траекторию: «Вроде бы возникала дилемма, - пишет он, - пойти на поводу у во многом еще неразвитых вкусов неискушенного... потребителя и отказаться при этом от авангардной роли в общих процессах формообразования в современном искусстве или же сделать наоборот - заниматься новаторскими поисками, не обращая внимания на реальные потребности (и возможности) масс. Многие считали тогда, что соединить то и другое было невозможно» [3. С.10. Выделено мной. - Ю.В.].
Очень важно, что методология, разрабатываемая ученым в границах интересующего его подхода к творчеству в 1920-е годы,ориентировалась не столько на понятие «вопреки», при
котором элитарное,уникальное, индивидуальное противопоставлялось массовому, сколько на максималистское понятие «возведение в предел», когда элитарное не противопоставляется массовому, а поднимается над ним, формируя таким образом «путь к совершенству».
Понятия «вопреки» и «возведение в предел» связаны у Хан-Магомедова между собой диалоговыми отношениями, работают как единое целое. Причем понятие «вопреки» обслуживает практически все, что находится вне профессии, а именно конкретику экономического состояния страны, в частности идеологическое давление на профессию. Понятие «возведение в предел» переводит творческий процесс на внутрипрофессиональный уровень, что очень важно для исследователя, для всего, связанного с эстетикой (художественным творчеством) и диалоговой к ней (в трактовке Хан-Магомедова) парой - социализацией профессионального мышления.
Возможно, точнее других схожее мировосприятие техлет сформулировал академик A.M.Панченко. Он назвал его«вну-тренней эмиграцией», уходом во внутрипрофессиональные переживания.
Если согласиться с объективной возможностью такой внутренней эмиграции,то уместно еще раз вспомнить первую задачу Бахтина - оценивать автора в тех содержательных границах, которые он сам. обозначил.
На этом фоне становятся очевиднее другие особенности метода Хан-Магомедова, в первую очередь связанные с содержанием понятия «факт».
Одна из них определяется необходимостью собирать конкретные факты для формирования связей между ними - выявления подлинно первичных идей и новаторскихтенденций. «Сегодня мы забыли, а точнее отвыкли от мысли, - пишет Селим Омарович, - что искусство - многослойное явление. Что видимый каждому и оцениваемый всеми верхний слой (это лишь надводная часть айсберга) не может быть самобытным, если в искусстве отсутствуют пласты, где зарождаются новые формотворческие идеи, которые очень трудно, да и ненужно разъяснять всем, будь то потребитель, заказчик или начальство; многое здесь внутри профессии и важно для ее творческого развития. Такой внутрипрофессиональный слой занимал в советской архитектуре 20-х годов значительное место» [3. С.9. Выделено мной. - Ю.В.].
Неустанное выявление новых фактов позволяет формировать связи между пластами, в которых аккумулируются новые идеи. Многослойность искусства архитектуры, погружение в его глубины создаютустойчивый образ элитарного понимания архитектуры, в первую очередь современной, и достаточно спокойное отношение ктому, что со времен футуристов стали охотно называть архитектурой и искусством будущего.
Не менее существенна для формирования методологии обретения исторического знания другая особенность обращения к фактографии, эксклюзивно характеризующая отечественную науку о творчестве и само творчество в нашей стране в 1920-
1930-е годы, включая искусство архитектуры. Я имею в виду охранительную функцию, точнее - охранительную миссию фактографии. Пожалуй, в таком содержании «факта» кроется еще одна особенность, или исключительность,отечественной истории, в частности истории культуры советского времени. Хан-Магомедов был к ней предельно внимателен. Здесь можно привести пример, также из переписки Ле Корбюзье, на этот раз с М.Я.Гинзбургом, опубликованной в журнале «Современная архитектура», где говорится о необходимости обеспечения невмешательства извне в проблематику функциональной архитектуры.
И другая сторона проблемы, которой нельзя не коснуться, формируя целостную картину методологии Селима Омаро-вича. Покажу это опять на конкретном примере. Вернемся к письму Ле Корбюзье к Горному. Он пишет: «Те, которые называют себя "функционалистами" и т.д., очень критикуют меня. Меня называют утопистом, звездочетом, человеком, который ставит себя вне стычек. Пусть говорят. Я гляжу вперед, пробую организовать в моей области современный город и даже современную жизнь. И я этого добьюсь. В ответ на вопрос: чему служит город, большой город,я не впаду в утопию, которая в ходу у вас, - в утопию о перенесении города в деревню. Я же переношу деревню в город» [5. С.Х1. Выделено мной. - Ю.В.].
«Вы действуете, что очень редко на земле в наше время.
И вы строите вещественно и умно. В постройке, в планировке никогда достаточно не думают о необходимостиумо, замысла, радости и остроумия» [5. С.ХП. Выделено самим Ле Корбюзье. - Ю.В.].
Несколько взаимосвязанных тем поднимает автор в коротком фрагменте:
- концентрирует внимание на разности своего и практикуемого у нас подхода к проблематике взаимоотношений урбанистов и дезурбанистов, соотношения городского и сельского (деревенского) уклада жизни и его архитектурно-планировочного обустройства;
- «Вы действуете», - пишет он, выдвигая на первый план проблематику деятельности, деятельностного подхода. В 1920-х годах понятие «деятельность» становится одним из ключевых. И отнюдь не по инерции оно перешло в 1960-е годы. Для современной методологии науки неоспоримо высок вклад Г.П.Щедровицкого и его школы в осмысление этого понятия. Хан-Магомедов был хорошо знаком с Щедровицким. Вспомним, что он также в свое время работал в НИИТИА. Но при общности многих научных интересов Хан-Магомедов искал собственные подходы к этой теме и поэтому не вступал ни в какие научные группировки и творческие альянсы;
- слова «я этого добьюсь...» передают самодостаточность научного творчества, столь внятно демонстрируемую в исследовательском опыте Хан-Магомедова;
- замечание о необходимости ума и замысла в 1920-е годы привлекало особое внимание, поскольку подчеркивало нацеленность на реализацию максималистских устремлений,
движение к совершенству. Н.А.Ладовский писал, что качество архитектуры впрямую зависит от количества ума у архитектора [8. С.344]. Аналогичная зависимость, сформулированная А.С.Никольским, вынесена в название доклада О.И.Явейна на конференции, посвященной памяти С.О. Хан-Магомедова: «Всякий метод стоиттого, чего стоиттот, кто этот метод применяет» [9. С.З];
- обсуждая тезис «меня называют утопистом», Ле Корбюзье начинает, по существу, объясняться, выводить себя из-под удара, перекладывая это определение целиком на советских архитекторов.
Хан-Магомедов также не может обойти тему утопии применительно к эпохе авангарда. Но он согласно логике своего миропонимания формулирует суть утопии иначе и, как следствие, - предлагает качественно другое к ней отношение - внеоценочное, демонстрируя мудрость великого ученого, историка современной архитектуры. Архитектуро-центризм ставит Хан-Магомедова в первый ряд собирателей и созидателей культурных ценностей XX века. «...Великие утопии - нередко не что иное, как преждевременные истины, - пишет он. - Является ли таковой "великая утопия" 20-х годов, покажет будущее. Наша задача состоит в том, чтобы те, кто захочет и в третьем тысячелетии разобраться в потенциальных возможностях социальных экспериментов советского архитектурного авангарда, имели полное представление о них, получили бы в руки обширные и неискаженные проектные и текстовые материалы» [10. С.10].
Остается добавить, что третье тысячелетие уже наступило.
Литература
1. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.
2. Панков A.B. Разгадка М. Бахтина. М., 1995.
3. Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда. T. I. М., 1996.
4. Волчок Ю.П. Архитектура советского авангарда - одно из arche будущей всеобщей истории архитектуры XX века. Античность в исследовательской методологии С.О. Хан-Магомедова //Academia. 2011. №3.
5. Ле Корбюзье Ш.А. Планировка города. М., 1933.
6. Лотман Ю.М. Непредсказуемые механизмы культуры. Таллин, 2010.
7. Экштут С.А. В поисках исторической альтернативы. М.: Россия молодая, 1994.
8. Ладовский H.A. 0 специфике архитектуры как искусства ее взаимодействия со скульптурой // Мастера советской архитектуры об архитектуре. T. I. М., 1975.
9. Программа международной научной конференции памяти академика РААСН, доктора искусствоведения Селима Омаровича Хан-Магомедова. М.: НИИТИАГ РААСН, 18-20 января 2012 г.
10. Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда. Т. И. М., 2001.
Literatura
1. Bakhtin М.М. Estetika slovesnogo tvorchestva. M., 1979.
2. Pankov A.V. Razgadka M. Bakhtina. M„ 1995.
3. Khan-Magomedov S.0. Architektura sovetskogo avangar-da.T. I.M., 1996.
4. Volchok Y.P. Architektura sovetskogo avangarda - odno iz arche buduschei vseobschei istorii architectury XX veka. Antichnost v issledovatelskoy metodologii S.0. Khan-Magomedova // Academia. 2011. N3.
5. Le Korbyuzje Sh.A. Planirovka goroda. M„ 1933.
6. Lotman Y.M. Nepredskazuemyje mekhanizmiy cultury. Tallin, 2010.
7. Ekshtut S.A. V poiskah istoricheskoy alternativy. M., 1994.
8. Ladovskiy N.A. 0 spetsifike architektury kak iskusstva i kharactere eyo vzaimodeystviya so sculpturoy // Mastera so-vetskoy architektury ob architekture. Т. I. M., 1975.
9. Programma nauchnoy konferentsii pamyati akademika RAASN, doctora iskusstvovedeniya Selima Omarovicha Khan-Magomedova. M.: NIITIAG RAASN, 18-20 yanvarya 2012 g.
10. Khan-Magomedov S.0. Architektura sovetskogo avangarda. Т. И. M., 2001.
New Knowledge and Knowledge about «the New»
in Scientific and Creative Work by S.0. Khan-Magomedov.
By Yu.P. Volchok
The first work on scientific and creative content and research practice used by Selim Khan-Magomedov (published in Academia No.3 in 2011) was devoted to the convergence of his approach to history with the methods and procedures for the Ancient Time research used in Russian liberal sciences in the 1960-1980ies. The second part reveals the contents of major methodological constructions employed by the researcher, which are, on the one hand, characteristic of the best scientific practice of the 1960-1980ies, while, on the other hand, provide the grounds for the unique individual character of Khan-Magomedov's scientific and creative work, his style of formation of integral value relations in the course of acquisition of knowledge about the Recent time's architectural heritage.
Ключевые слова: первичные истоки и идеи, временной и культурный контекст, системность, социальные и формо-творческие эксперименты, революция, новое в творчестве.
Key words: primary sources and ideas, time and cultural context, consistency, social and space-formation experiments, revolution, the new.
