силам 6-го флота США (60 кораблей) в Средиземном море противостояла 5-я эскадра ВМФ СССР, насчитывавшая 96 вымпелов (с. 533). Опасность этого противостояния оценивалась американцами очень высоко. А.А. Киличенков в подтверждение этого заключения ссылается на мнение главкома ВМФ США адмирала Э. Зумвальта: «Я сомневаюсь, что в период после Второй мировой войны еще какое-либо соединение американского флота оказывалось в более напряженной обстановке, чем та, в которой оказался 6-й флот в Средиземном море в течение целой недели» (с. 534).
В целом, как показано в монографии А.А. Киличенкова, действия советского флота в интересах внешней политики СССР получили весьма высокую оценку зарубежных исследователей. Автор, в частности, приводит высказывание исследователя Брукинского института Стивена Каплана, подчеркивавшего, что советское военно-морское присутствие «не только усиливало имидж СССР, как великой державы, но и давало Москве возможность быстрого вмешательства в случае возникновения кризиса... Использование США военной силы для свержения союзных СССР правительств или покушения на независимость дружественных ему государств отныне стали более опасны, чем когда-либо, поскольку теперь Советский Союз был в состоянии использовать значительные военные силы в необходимом районе...» (с. 565-566).
В заключении А.А. Киличенков приходит к обоснованному выводу: зарубежная историография советской военно-морской мощи времен Холодной войны стала не только самостоятельным направлением в рамках советоведения, но и уникальным явлением в развитии зарубежного научного сообщества, изучавшего СССР.
М.М. Мейер
Rödder A. Deutschland einig Vaterland: Die Geschichte der Wiedervereinigung. München: Verlag C.H. Beck oHG, 2009. - 490 S.
НОВОЕ О РОЛИ СОВЕТСКОЙ ДИПЛОМАТИИ В ОБЪЕДИНЕНИИ ГЕРМАНИИ
Объединение Германии - одно из центральных событий в том удивительном потоке перемен, который потряс мир на рубеже 1980-1990-х гг. В конце 1980-х гг. Холодная война неожиданно прекратилась, социалистический лагерь распался, Германия объединилась, а вслед за ней и вся Ев-
ропа. Следствием этой стремительной трансформации является нынешний миропорядок, что делает ее изучение важным и актуальным.
В первые же годы после объединения большой интерес к нему со стороны общественности подтолкнул власти Германии к разрешению публикации документов, многие из которых в «нормальном» случае в течение 30 лет оставались бы недоступными (Deutsche Einheit. Sonderedition aus den Akten des Bundeskanzleramtes 1989/90. Bearb. von H.J. Kisters und D. Hofmann. Mьnchen, 1990). В результате в настоящий момент историки имеют солидную источниковую базу по данной теме, представленную в основном официальными документами, материалами периодической печати и источниками личного происхождения. В области историографии можно отметить несколько серьезных обобщающих трудов германских историков (прежде всего четырехтомную «Историю германского единства», вышедшую в 1998 г.), однако им зачастую недостает аналитичности и беспристрастности подхода. Поэтому на роль первого научного исследования, сводящего воедино разные проблемы и стороны объединения Германии и разные точки зрения на него, претендует опубликованная недавно книга профессора новейшей истории Университета г. Майнц Андреаса Рёддера, о чем он сам заявляет во введении (s. 12).
В целом автору удается выполнить свою заявку: работа основана на богатейшем источниковом и историографическом материале (он отдельно проанализирован в конце книги (s. 452-455) и подробно раскрывает буквально все аспекты и нюансы объединения Германии. Рёддер синтезирует социально-экономический, внутриполитический и дипломатический взгляды на германское единство, прослеживает его предысторию и анализирует перспективы, пытается выяснить значение объединения как для всемирно-исторического процесса, так и для жителей западных и восточных германских земель. Для российской аудитории книга интересна, прежде всего, тем, что повышенное внимание уделяется в ней роли СССР, советской дипломатии и реформ М.С. Горбачева в объединении Германии.
Первую главу Рёддер, с присущим ему легким юмором перефразируя Библию, начинает со слов: «Вначале был Горбачев»-: (s. 15). Автор подчеркивает уникальность объединения Германии: впервые в истории страны оно произошло мирно и при согласии всех соседних держав, оно случилось в эпоху постмодерна, когда сама идея национального государства начала устаревать, оно ознаменовало добровольное окончание Холодной войны и начало новой эпохи в мировой истории (S. 12). Главную причину этого чуда Рёддер ищет и находит в СССР и конкретно в личности Горбачева.
Анализируя горбачевские реформы в СССР - первопричину всех глобальных трансформаций, - Рёддер, с одной стороны, говорит об экономическом кризисе, который сделал СССР нежизнеспособным. С другой стороны, кризис был на момент прихода к власти Горбачева не настолько
острым и мог бы продолжаться еще несколько десятилетий. Кроме того, советский строй можно было бы реформировать по китайскому образцу. В этой связи Рёддер вводит не вполне ясное словосочетание «слом воли к мировому господству» (Bruch des Willens zur Weltmacht). Вряд ли здесь имеется в виду нечто подобное теориям Л.Н. Гумилева или А. Дж. Тойнби; более вероятно иное: советское руководство с начала 1980-х гг. стало ощущать экономическое перенапряжение страны и вызванные этим социальные проблемы, что, в частности, выразилось в решении не вводить войска в Польшу в декабре 1981 г. (s. 50-51).
Очевидное отсутствие «воли к мировому господству» обнаружил, по автору, пришедший в 1985 г. к власти Горбачев. Базовой чертой Горбачева автор считает «постоянное стремление совместить несовместимое -Маркса и рынок, ленинизм и демократию». Это стремление он связывает с противоречивостью натуры советского лидера, в которой уживались, с одной стороны, открытость, неприятие догм и насилия, а с другой - нерешительность, импульсивность (s. 15). В результате сочетания этих черт Горбачев был, прежде всего, «социалистическим реформатором-идеали-стом» (s. 16), который начал реформы, чтобы улучшить (спасти) социалистический строй. Однако его реформы скоро приняли темп и характер, на которые Горбачев не рассчитывал. Рёддер называет главным фактором, изменившим ход «перестройки» и вызвавшим коллапс в СССР, введение гласности и особенно открытые исторические дебаты (s. 16-17). Можно предположить, что автор именно идеологию считает основой советского строя.
Далее Рёддер ставит вопрос, зачем для «улучшения социализма» Горбачеву понадобилось менять также внешнеполитический курс? И дает на него ответ, не вполне согласующийся с нарисованным портретом Гор-бачева-идеалиста: конфронтация с Западом и поддержание порядка в социалистическом лагере отнимали у СССР слишком много ресурсов, которые Горбачев хотел потратить на оздоровление экономики (s. 18). Если в основании внешней политики Горбачева лежал такой здравый расчет, то что же тогда помешало ему извлечь из прекращения конфронтации по-настоящему ощутимые выгоды для СССР?
Автор подробнейшим образом описывает процесс урегулирования вопросов объединения Германии на международном уровне, привлекая ранее не обнародованные документы. Как известно, политика СССР по отношению к странам социалистического лагеря основывалась, начиная с 1968 г., на «доктрине Брежнева», согласно которой СССР мог вмешиваться в- их внутренние и внешние дела для того, чтобы не потерять влияние на них. Принципы «нового политического мышления» (приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми, свобода и равноправие всех народов, в том числе право на самоопределение) Горбачева были несовместимы с этой доктриной. Считается, что в своем знаменитом выступлении в ООН 7 декабря 1988 г. Горбачев официально отрекся от «доктрины Бреж-
нева». Однако, как отмечает Рёддер, взамен этой доктрины у Горбачева не было никакой четкой линии в отношении своих союзников: социалистический лагерь потерял для советского руководства былую важность. В то же время единственной страной, которая не могла потерять важность, была ГДР: автор раскрывает первостепенное значение ГДР в глазах советской верхушки и народа как «витрины социализма», форпоста в противостоянии с Западом и, самое главное, как самого ценного трофея и воплощения победы в Великой отечественной войне (8. 230). Однако зимой 1989/90 гг., уже после того, как в ГДР началось народное движение и пала Берлинская стена, политика в отношении возможного объединения Германии всерьез в Кремле не обсуждалась! (8. 196).
Этот поразительный факт Рёддер объясняет только недальновидностью Горбачева и его помощников, усугубленной страхом и растерянностью в связи с нарастанием внутреннего кризиса. При этом, согласно данным мемуаров советского посла в ГДР В.И. Кочемасова, на которые ссылается автор, Горбачев осенью 1989 г. боялся объединения: «В день, когда Германия объединится, во главе Советского Союза вместо меня встанет маршал... Наш народ никогда нам этого не простит» (8. 153). Рёддер считает, что осенью 1989 г. единственной возможностью предотвратить распад социалистического лагеря оставалось применение силы, и объявляет чудом то, что этого не произошло (8. 60). Впрочем, автор, опираясь на работы германских историков, утверждает, что в окружении Горбачева признаки изменения отношения к германскому вопросу можно проследить (Н.С. Пор-тугалов, А.И. Черняев, В.И. Дашичев) начиная с 1987 г. (8. 153).
Затрагивает Рёддер и проблему «документа Португалова», вызывающего споры в историографии. Текст этого документа, переданного 21 ноября 1989 г западногерманской стороне помощником Горбачева Пор-тугаловым, написан в очень осторожной форме и содержит некоторые размышления советской стороны относительно событий в ГДР. Ряд российских политиков и историков утверждает, что этот документ не мог быть истолкован как согласие СССР на объединение Германии, в то время как западногерманская сторона восприняла его именно так, и вскоре канцлер ФРГ Г. Коль огласил свою программу объединения «10 пунктов». Придерживаясь установки на беспристрастность, Рёддер констатирует: возможно, советская сторона и не хотела, чтобы «документ Португалова» был так истолкован, но она сама виновата, что допустила такое его истолкование. В результате падение Берлинской стены и объявление Колем «10 пунктов» стали поворотным моментом «германской революции», которая вместо радикализации по якобинскому пути перешла в спокойное русло большой политики (8. 139).
Рёддер тщательно анализирует дипломатические переговоры по поводу объединения Германии, длившиеся, в сущности, с ноября 1989 по сентябрь 1990 гг. Автор совершенно прав в том, что на международной
арене были лишь две силы, желавшие быстрого объединения, - ФРГ и США. Он старается развеять представления об определяющей роли Коля. США - вот настоящий творец объединения Германии. Будучи «осторожным реалистом», президент США Дж. Буш понимал, какие выгоды объединение может принести американской стороне (расширение НАТО на Восток) и заключил сделку с Колем на переговорах в Кемп-Дэвиде 24-25 февраля 1990 г.: правительство ФРГ улаживает внутриполитические аспекты объединения, а правительство США - внешнеполитические (8. 203).
Нельзя не согласиться с автором в том, что все остальные влиятельные державы были настроены в той или иной мере против объединения. Однако Италия, Голландия и другие были отодвинуты в сторону формулой «2+4», по которой в число сторон, формально осуществлявших международное урегулирование вопросов объединения, вошли только ФРГ, ГДР (2), СССР, США, Великобритания и Франция (4). Рёддер отмечает, что и в этом узком кругу реальное решение вопросов происходило лишь между США, ФРГ и СССР, а остальные три страны были оттеснены на позиции статистов. СССР оказался один против двух. Согласно справедливому суждению автора, позиция СССР была крайне невыгодной: США и ФРГ не имели экономических проблем и именно на их помощь надеялось советское руководство в преодолении разрастающегося внутреннего кризиса. К тому же, США и ФРГ были союзниками по НАТО, а СССР уже почти потерял своих союзников по социалистическому лагерю. Наконец, в деле объединения Германии Коль и Буш опирались на волю народов ГДР и ФРГ. И все же, как утверждает Рёддер, даже в этой ситуации советское руководство могло сделать больше, чем оно сделало (8. 273).
Новым элементом в исследовании Рёддера является более четкая, чем у большинства других авторов, увязка международного урегулирования германского единства с переговорами между руководством СССР и США. Именно на этих переговорах и были решены важнейшие вопросы. Таким образом, объединение Германии действительно знаменовало окончание Холодной войны.
Хотелось бы вслед за Рёддером отметить, что в ноябре-декабре 1989 г. советское руководство было против объединения, однако 26 января 1990 г. на неформальном совещании в кругу помощников Горбачев, без какой-либо предварительной дискуссии, рассматривал объединение уже как неизбежную данность и сформулировал только обязательное условие: единая Германия не должна войти в НАТО (8. 196). Установка эта сохранялась до конца мая 1990 г., в то время как руководство ФРГ взяло на вооружение стратегию «выкупа объединения»: обещая материальную помощь, добиваться уступок советской стороны, тем более что СССР находился уже на грани банкротства (8. 250-251).
31 мая 1990 г. на встрече Горбачева и Буша в Вашингтоне произошло невероятное событие, которого никто не ожидал: советский лидер на воп-
рос Буша, может ли единая Германия, исходя из норм Хельсинкского заключительного акта СБСЕ, сама решать вопрос о принадлежности к тому или иному союзу, ответил утвердительно. Рёддер считает этот момент ключевым во всей истории объединения: «прорыв» случился именно здесь, а не во время переговоров Горбачева и Коля на Кавказе в июле 1990 г., как это принято считать в германской историографии). И при этом подчеркивает его спонтанность и неожиданность для всей советской делегации. Американская сторона, не веря своим ушам, несколько раз переспрашивала, так что сомнений в правильности толкования нет (среди мемуаристов лишь В.М. Фалин полагает, что Горбачева «не так поняли»). Рёддер с трудом находит объяснения поступку Горбачева. С одной стороны, сказался его идеализм: Буш «подловил» его аргументом, который для Горбачева содержал абсолютную истину, - нормы СБСЕ. С другой стороны, только «стратегический тупик и апатия» могли помешать Горбачеву возразить Бушу элементарным контраргументом, понятным США, - интересы безопасности СССР (8. 250).
После произошедшего в Вашингтоне в полной мере проявилась черта дипломатии Горбачева, которая в изложении Рёддера выглядит абсурдной: советский лидер всегда сначала соглашался на уступку, а потом спустя несколько месяцев начинал требовать компенсации за нее (8. 231, 258). Кроме того, Горбачев «бросался в крайности от поразительной щедрости в главном до упрямства в мелочах» (8. 258). Оставшиеся до объединения Германии (3 октября 1990 г.) месяцы были на дипломатическом уровне посвящены обсуждению именно деталей компенсации, но было ясно, что, уже дав свое принципиальное согласие, советская сторона не могла получить много. Анализируя переговоры на Кавказе и позднее вплоть до подписания Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии в Москве 12 сентября 1990 г., Рёддер делает вывод: «При всей сложности точного подсчета... общая сумма в 55 млрд немецких марок, которую ФРГ потратил на помощь СССР, в сравнении с 17 млрд, потраченными на войну в Персидском заливе, не настолько велика, чтобы можно было говорить о “покупке объединения”» (8. 263).
При этом Рёддер не забывает отметить положительные стороны горбачевской дипломатии, которые во всемирно-историческом и общечеловеческом масштабе, возможно, даже перевешивают грубые тактические промахи: благодаря Горбачеву окончание Холодной войны и объединение Германии прошли абсолютно мирно, германскому народу была прощена вина во Второй мировой войне и предоставлена возможность объединиться и жить так, как он хочет (8. 60). Кроме того, автор, признавая СССР однозначно проигравшей стороной, обращает внимание на то, что отношения Горбачева и Коля заложили основу пророссийской ориентации внешней политики Германии, продолжающей существовать и в наши дни (8. 273).
Рёддер отдает должное дипломатическому искусству руководителей всех держав-участниц объединения, в первую очередь США: Буш и его помощники смогли добиться настолько благоприятного для себя варианта объединения, о котором в конце 1989 г. они опасались даже мечтать. Они выиграли Холодную войну, но при этом разумно помогли СССР сохранить лицо (8. 232).
В целом, автор называет следующие причины объединения Германии в порядке убывания значимости: 1) распад советской империи (вызванный системными проблемами и политикой Горбачева); 2) крушение режима СЕПГ и народное движение в ГДР; 3) действия США; 4) волеизъявление восточных немцев; 5) политика правительства ФРГ (8. 367). Однако все это - рациональные причины, и они не отвечают на вопрос, почему объединение произошло именно по западному сценарию, почему Горбачев на это согласился. Этот вопрос принизывает всю книгу Рёддера. Автор несколько раз пытается найти возможные объяснения действий советского лидера, но так и не дает окончательного ответа. Однако он подчеркивает, что в истории объединения большую роль играл случай (8. 60). Можно предположить, что и действия Горбачева были вызваны случайным стечением противоречивых мотивов и обстоятельств, рассматриваемых в разных местах книги: в некоторой степени сыграла роль его приверженность либеральным ценностям и вера в то, что Запад тоже меняется, как будто бы показала Лондонская декларация НАТО в июле 1990 г. (8. 252, 254), в некоторой степени он осознавал слабость СССР и рассчитывал на материальную помощь Запада (8. 251), в какой-то мере растерянность перед лицом внутреннего кризиса и обида на оппозицию справа и слева помешали ему отстаивать интересы разваливающегося СССР (8. 254-255), в какой-то степени его природные наивность и мягкость не позволили ему выдерживать твердую позицию на переговорах (8. 155).
В российской историографии, как правило, не проводится дифференциации между позициями Горбачева и Э.А. Шеварднадзе. Рёддер же выделяет советского министра иностранных дел как человека, который «среди всех помощников Горбачева действительно понимал ситуацию», но был не в силах что-либо изменить (8. 231).
Книга Рёддера беспристрастна. Автор намеренно дистанцируется от германской стороны и старается быть абсолютно нейтральным наблюдателем: развенчивает «миф о прорыве на Кавказе» и в качестве главной причины объединения называет не народное движение ГДР и не политику Коля, как это делают многие германские историки и публицисты, а именно реформы в СССР. Рёддер нигде не употребляет выражений «наша страна», «наше объединение», а только «Германия», «германское единство».
Достижением работы Рёддера является прояснение терминологии. Всю цепь событий 1989-1990 гг., приведшую в конечном итоге к объединению Германии, он предлагает называть «германской революцией»
(deutsche Revolution), отвергая при этом понятия «поворот» (Wende), «перелом» (Umbruch), «распад» (Zusammenbruch). На его взгляд, «революция» - это фундаментальное изменение существующего политического и социального строя, которое отнюдь не обязательно связано с применением силы. Если брать степень перемен, то события 1989-1990 гг. даже более «революционны», чем те, что произошли в Германии в 1848 и 1918 гг. (s. 116-117).
Далее Рёддер отдает предпочтение термину «немецкое воссоединение» (deutsche Wiedervereinigung) перед терминами «объединение» (поскольку произошло именно восстановление былого единства) и «воссоединение Германии» (поскольку воссоединился именно немецкий народ, а не земли бывшей Германии: земли за Одером и Нейсе теперь навсегда остались за Польшей). Он говорит о «вступлении (Beitritt) ГДР в ФРГ» и категорически отвергает слово «аншлюс» как дискредитирующее (s. 366).
В своих более ранних работах Рёддер зачастую особое внимание уделял методологии, которая позволяла ему развивать оригинальные концепции (см.: Rödder A. „Durchbruch im Kaukasus?“ Die deutsche Wiedervereinigung und die Zeitgeschichtsschreibung // Jahrbuch des Historischen Kollegs. 2002. ^nchen, 2003. S. 113-140). В книге автор старается придерживаться строго фактографического анализа без привязки к каким-либо концептуальным или методологическим школам. Однако совсем без теории анализ невозможен. Как известно, существуют две основные парадигмы международных отношений - реалистичная, отдающая приоритет факторам силы и национальных интересов в мировой политике, и либеральная, говорящая о примате универсальных норм и ценностей. Рёддер все время словно бы балансирует между этими двумя парадигмами, не желая отдать предпочтение ни одной из них. Точно так же Рёддер не показывает себя приверженцем ни структуралистского, ни идеографического взгляда на историю, отмечая важность как системно-структурного, так и событийно-личностного факторов.
Таким образом, новизна концепции Рёддера заключается, во-первых, в решительном смещении акцента с дипломатии правительства ФРГ на отношения СССР и США и рассмотрении их в качестве главного уровня, на котором решались вопросы объединения Германии. Во-вторых, в пристальном внимании к личности Горбачева как центральному фактору объединения за рамками объективно-структурных оснований. В-третьих, в смелом раскрытии невыгодности для СССР реализованного сценария объединения. Наконец, в-четвертых, в дистанцированном беспристрастном анализе истории объединения и вписывании ее во всемирно-исторический контекст, в котором ошибки советской дипломатии перестают выглядеть ужасающими.
А.В. Горобий