CC BY
4КРИМИНАЛИСТЪ. 2024. № 2 (47). С. 181-186 • CRIMINALIST. 2024;2(47):181-186
РЕЦЕНЗИИ, ОБЗОРЫ, МАТЕРИАЛЫ
НАУЧНЫХ СОБРАНИЙ
Научная статья УДК 34
НОВОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ФИЛОСОФИИ ОБЩЕСТВЕННОЙ ОПАСНОСТИ: РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ Д. В. МИРОШНИЧЕНКО «КРИТИКА УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ОНТОЛОГИИ»
Илья Львович ЧЕСТНОВ
Санкт-Петербургский юридический институт (филиал) Университета прокуратуры Российской Федерации, Санкт-Петербург, Россия, ichestnov@gmail.com
Аннотация. В рецензии излагаются основные положения работы Д. В. Мирошниченко «Критика уголовно-правовой онтологии». Показан авторский подход к проблеме общественной опасности с позиций философии уголовного права. Обсуждается позиция автора к изменению представлений об общественной опасности в обществе риска.
Ключевые слова: философия уголовного права, общественная опасность, парадигма безопасности, общество риска
Для цитирования: Честнов И. Л. Новое исследование философии общественной опасности: рецензия на монографию Д. В. Мирошниченко «Критика уголовно-правовой онтологии» // Криминалистъ. 2024. № 2 (47). С. 181-186.
Original article
NEW STUDY OF THE PHILOSOPHY OF SOCIAL DANGER: A REVIEW OF D. V. MIROSHNICHENKO'S MONOGRAPH «CRITICISM OF CRIMINAL LAW ONTOLOGY»
Ilya L. CHESTNOV
St. Petersburg Law Institute (branch) of the University of prosecutor's office of the Russian Federation, St. Petersburg, Russia, ichestnov@gmail.com
© Честнов И. Л., 2024
Abstract. The review outlines the main provisions of D.V. Miroshnichenko's work «Criticism of criminal law ontology». The author's approach to the problem of public danger from the standpoint of the philosophy of criminal law is shown. The author's position on changing perceptions of public danger in a risk society is discussed.
Keywords: philosophy of criminal law, public danger, security paradigm, risk society
For citation: Chestnov I. L. New study of the philosophy of social danger: a review of D. V. Miroshnichenko's monograph «Criticism of criminal law ontology». Criminalist. 2024;2(47):181-186. (In Russ.).
Летом 2023 года вышла в свет работа, которая, как представляется, привлечет (если уже не привлекла) внимание научного сообщества, — монография Д. В. Мирошниченко «Критика уголовно-правовой онтологии» [1]. Она представляет особый интерес как для теоретиков уголовного права и криминологов, так и для специалистов в области философии и теории права. Следует заметить, что отношения философии и науки, включающей отраслевые юридические дисциплины, не самые простые. Когда-то, в XIX в., позитивисты «изгнали» философию из числа наук в связи с ее неверифицируемостью, а неопозитивисты уже в начале XX в. объявили все философские высказывания бессмысленными, а значит, ненаучными. Однако уже в 60-е годы XX в. постпозитивисты показали, что философия хотя не является наукой, однако содержит такие знания, без которых наука как таковая невозможна. И прежде всего философия призвана осмысливать (или рефлексировать над) эпистемологические основания, включающие в широком смысле и онтологические, и гносеологические, и методологические, и аксиологические, и даже этические начала науки. В этой связи обращение молодого исследователя Д. В. Мирошниченко к философской составляющей науки уголовного права значимо, так как вносит определенный вклад в преодоление затянувшегося «состояния ожидания»1 ее неизбежных изменений в связи с трансформациями
1 Именно так охарактеризовал состояние науки уголовного права замечательный ученый А. Э. Жалинский [2].
нашего постсовременного социума, находящегося в перманентном состоянии «эпохи перемен».
В рецензируемой работе на фило-софско-правовом уровне осмысляются важнейшие проблемы оснований уголовного права (может быть, шире — всех уголовно-правовых наук, и в первую очередь криминологии), обоснования мер предупреждения преступности и уголовно-правовой политики в постсовременном обществе. Основное же внимание автор уделяет исследованию проблемы общественной опасности, справедливо, как представляется, полагая, что именно эта проблематика является сущностной для онтологии науки уголовного права. «Общественная опасность деяния является исходным и определяющим критерием истинности преступления», — заявляет Д. В. Мирошниченко [1, с. 14]. Конечно, уголовно-правовая онтология несколько шире, нежели заявленная автором проблема, однако согласимся, что определение преступления (и преступности), субъекта преступного деяния, наказания, мер предупреждения преступления (и др.), если не вытекают из определения общественной опасности , то как минимум теснейшим образом связаны с ним.
Принципиально важно, с моей точки зрения, что Д. В. Мирошниченко подвергает философскому осмыслению сложные, не имеющие однозначного решения научные проблемы2: что
2 Действительно, сложные научные проблемы не могут быть решены «внутри науки»: для этого требуется выход в «метанауку», т. е. на уровень философии.
считать общественной опасностью или как можно понимать общественную опасность, существует ли общественная опасность личности (или существует ли «личность преступника»), как изменяются представления о наказании и его справедливости, о мерах предупреждения преступности и некоторые другие. При этом в работе обнаруживаются очень серьезные философские (фило-софско-правовые) рассуждения об этих (и не только) вопросах. Так, автором проведен подробный экскурс в историю права и учений о праве применительно к анализу того, как менялись представления о преступлении начиная с Античности и заканчивая эпохой постмодерна (или обществом риска). Особого упоминания в этой связи заслуживает разработка Д. В. Мирошниченко концепта scandalum как критерия, по которому как минимум со времен П. Абеляра определяется вред и реакция на него: именно тот поступок заслуживает уголовного наказания, который определяется как scandal, а тем самым воспринимается как критерий общественной опасности [1, с. 111] .
Значительный интерес представляет анализ общественной опасности с позиций типов правопонимания, включая их «ответвления», — с точки зрения позитивизма, юснатурализма и социологии права, о чем идет речь в 1, 2 и 3 главах.
Наиболее важным в интересной и содержательной работе является исследование происходящей в новейшее время — с XIX по нач. XXI в. — трансформации представлений об общественной опасности. Эти изменения автор называет переходом от парадигмы ответственности к парадигме безопасности. Первая парадигма, основанная на классических представлениях об общественной опасности как об объективном явлении, характерна для XIX — сер. XX в. По ходу обсуждения реалистического подхода к общественной опасности
автор формулирует принципиально важную проблему — действительность общественной опасности сквозь призму соотношения личности и общества, являющуюся с философской точки зрения основной антиномией социального мира [1, с. 174 — 195]. При этом проводится различие между «действительностью первого порядка», представленной «включенностью индивидуального сознания в эмпирическую реальность», и «действительностью второго порядка», т. е. социальной действительностью как взаимодействиям, в которых «самоидентификация и самопрезентация субъекта происходят в отношениях с другими» и благодаря чему «социальные факты обретают не только личностное значение», но и «всеобщее значение как ценности, на которые ориентируются взаимодействующие субъекты» [1, с. 175]. Взаимодополнение одного и другого обеспечивает то, что с моей точки зрения уместно именовать диалогом индивидуального и социального: личностное представление об общественной опасности как общезначимости того, что некоторые деяния являются социально вредными, формируется на основе господствующих в данном социуме представлений. Действительность общественной опасности как ее реальность, что отмечает Д. В. Мирошниченко, проявляется через «чувство опасности.. когда я осознаю, что мне может быть причинен ущерб», которое (чувство) основано на интерсубъективном значении соответствующих ценностей [1, с. 195].
В связи с этим важным заключением автор заявляет свое несогласие с социальным конструктивизмом в том, как в нем представляют общественную опасность: «утверждение о том, что все социальное является конструктом, а значит, проблематизированными символами, приводит к нивелированию социальных значений» [1, с. 194]. Полагаю, что такое заявление слишком поспешно и
представляет социальный конструктивизм в несколько утрированном виде. Во-первых, социальный конструктивизм включает несколько направлений, как минимум умеренное и радикальное. Во-вторых, умеренный конструктивизм не отрицает существование социальных значений, но утверждает их сконстру-ированность, например, «первичным произволом» (по терминологии П. Бур-дье, заимствованным у Б. Паскаля) и постоянную переконструированность практиками людей, носителей статуса субъектов (в нашем случае — субъектов права) [3, с. 55 — 84].
Для меня наибольший интерес представляет третий раздел монографии Д. В. Мирошниченко, озаглавленный как «Критика позитивизма и постмодернизма в уголовном праве», особенно глава 2, посвященная общественной опасности личности и социальному контролю в обществе риска1, тем более что мне доводилось высказывать свои посильные рассуждения по близкой теме [4]. В обществе риска, по мысли автора, формируется новая парадигма осмысления общественной безопасности — парадигма безопасности. Ее приход обусловило несколько факторов. Это и рост неопределенности в связи с принципиальной сложностью нашего мира, и самокритическое признание ограниченности человеческого знания, включая научное, и непредсказуемость последствий (особенно отдаленных и побочных) от принимаемых человеком решений, и многое другое. Ко всему прочему, на наших глазах изменяется система социального контроля. М. Фуко в конце XX в. описал эти изменения как переход дисциплинарного социума к контролю на основе биовласти как новой технологии управления жизнью
1 Интересно, что в работе нет анализа постмодерна или постмодернизма, но речь идет именно об обществе риска.
людей, прежде всего через воздействие на умы населения. Одновременно в связи с так называемым лингвистическим поворотом реальным становится то, что воспринимается как реальное. Поэтому социальные представления, некоторые из которых структурированы как правовые фреймы и скрипты, наделяются регулятивной властью, в том числе, что считать общественной опасностью.
«Парадигма безопасности, — пишет Д. В. Мирошниченко, — вносит неопределенность в основу общества, страх перед угрозами, которые возникают по мере развития общественных отношений. <...> Опасность не гасится наказанием, она продолжает находиться в форме общественной тревоги на типизированном уровне явлений (насилия, терроризма, коррупции и пр.). На деянии опасность не заканчивается. Явление как было, так и остается. Угрозы от явлений намного превосходят угрозы от деяний в силу масштаба социального восприятия» [1, с. 320 — 321]. «Таким образом, — констатирует ученый, — в отличие от классической парадигмы ответственности в парадигме безопасности образуется символическое пространство угроз безопасности как возможностей утраты ценностей, которые воспринимаются через единичные факты и тран-сцендируют в социальном сознании до уровня общезначимой и действительной угрозы как реальный шанс, что она может реализоваться. Основу формирования угроз составляет общественно опасное поведение, для которого характерна типичная антиобщественная установка» [1, с. 322].
В связи с этими тенденциями происходит «трансформация подхода к контролю над преступностью, что проявляется в смещении акцента с ресоци-ализации и исправления преступника на предупреждение преступности с помощью различных технологий, по-
зволяющих предсказывать его будущее поведение (иными словами, вместо понимания и исправления преступника система предупреждения стремится минимизировать вред от его поведения)» [1, с. 132]. Осознание нового, изменившегося значения мер профилактики обусловливает переход к обсуждению перспектив формирования новой «отрасли» права — «предупреждения (или противодействия) общественно опасного поведения» [1, с. 330 — 333; 5]. Все это приводит к «расширению функций государства в сфере вмешательства в свободу граждан, когда их поведение идентифицируется с угрозой» и не всегда напрямую связано с совершением преступления (хотя бы потенциально). Так, после терактов 11 сентября 2001 г. в США и других странах была принята «парадигма предотвращения», которая «включает в себя использование предлогов для превентивного задержания, расширение уголовной ответственности за запрещенное поведение, предшествующее терроризму, расширение слежки внутри страны и за рубежом» [1, с. 330].
Новое господствующее (по крайней мере в западных странах) представление о том, как должно быть организовано обеспечение безопасности, «привносит в предупреждение эффект темпоральной асимметрии, когда меры безопасности должны приниматься не после, а до совершения преступления. В этом случае следует иметь дело с некоторым набором поступков, которые приводят к совершению преступлений или служат его необходимыми условиями, достаточными, чтобы оказывать на них профилактическое воздействие» [1, с. 343]. В результате формируется феномен «предпреступление», когда «криминализация происходит не потому, что нарушается чье-то право... а потому, что есть вероятность, шанс, что. кто-то может нарушить это право» [1, с. 344]. При
этом автор разделяет опасения, высказываемые «критическими юридическими исследованиями», что предсказания совершения преступления на основе предшествующего ему антиобщественного, но не противоправного поведения является «не более, чем политикой» и не подтверждается статистическими данными» [1, с. 348].
Так что же такое общественная опасность в представлении автора монографии? Это ценностное (оценочное), синтетическое суждение о наделении интерпретируемого деяния смыслом общественной опасности [1, с. 55]. Суть синтетического суждения об общественной опасности деяния, подчеркивает Д. В. Мирошниченко, состоит в том, что «общественная опасность как действительное основание преступления логически не выводится из нормы и не предстает как действительность, поскольку есть норма. Суждение об общественной опасности выходит за границы права в социокультурное смысловое измерение человеческого поведения» [1, с. 59]. Поэтому «никакими строгими объективными характеристиками правонарушения не обладают, чтобы признать в отношении одних — свойство преступных, а в отношении других — непреступных» [1, с. 30]. В то же время для Д. В. Мирошниченко общественная опасность суть «продуктивная фикция» как «нереальная сущность», «необходимая для поддержания интерсубъективного пространства социальных взаимодействий, в частности для формирования представления об истинном праве и правопорядке. <...> Онтологизация фикций, т. е. принятие за реальные объекты нереальные, ведет к онтологии правонарушения» [1, с. 243, 246 — 247].
Во введении автор сформулировал весьма амбициозную задачу: «совместить парадигмы ответственности и безопасности при понимании того, что
возврата к прежним (классическим) идеалам уже не будет» [1, с. 12]. Удалось ли ее решить? Об этом пусть судит читатель. Но то, что перед нами оригинальное, отличающееся несомнен-
ной научной новизной исследование сложнейших и актуальнейших проблем философии уголовного права, — несомненно.
Список источников
1. Мирошниченко Д. В. Критика уголовно-правовой онтологии : монография. Москва : Юрлитинформ, 2023. 400 с.
2. Жалинский А. Э. Уголовное право в ожидании перемен. Москва : Проспект, 2009. 400 с.
3. Честнов И. Л. Конструирование социальной и правовой реальности // Конструирование девиантности : монография / сост. Я. И. Гилинский. Санкт-Петербург : ДЕАН, 2011. С. 55-84.
4. Честнов И. Л. Безопасность в «обществе риска» // Вестник Санкт-Петербургского университета МВД России. 2020. № 2 (86). С. 65-71.
5. Шестаков Д. А. Навстречу праву противодействия преступности. Статьи, выступления, отклики. Санкт-Петербург : Алеф-Пресс, 2019. 206 с.
Информация об авторе
И. Л. Честнов - профессор кафедры теории и истории государства и права Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Университета прокуратуры Российской Федерации, доктор юридических наук, профессор.
Information about the author
I. L. Chestnov - Professor at the Department of theory and history of the state and law of St. Petersburg Law Institute (branch) of the University of prosecutor's office of the Russian Federation, Doctor of Science (Law), Professor.
