CC BY
95
А.С. Пятачкова
«Новая нормальность» китайской внешней политики?1
Аннотация. В последнее время Китай проявляет «напористость» в международных вопросах, в то время как ранее он предпочитал, скорее, оставаться в тени, ссылаясь на необходимость решения внутренних проблем. Количество внутренних вызовов вряд ли уменьшилось, однако сейчас Китай позиционирует себя как активный и ответственный игрок на международной арене. В статье предпринимается попытка определить опорные точки современной китайской внешнеполитической стратегии, исходя из новых международных и внутриполитических условий.
Abstract. Recently China has become more assertive in its foreign policy whereas previously the PRC preferred not to interfere much into international issues and solve its inner problems. Hard to say that there are less urgent matters in China but now it is trying to interact as an active and responsible player. This article analyzes contemporary China's foreign policy strategy taking into account new international and domestic conditions.
Ключевые слова: внешняя политика КНР, «новая нормальность», российско-китайские отношения, экономическая дипломатия Китая, ЭПШП, морские территориальные споры, китайская модель.
1 Статья подготовлена в рамках исследовательского гранта факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ (2015-2016). 60
Keywords: Chinese foreign policy, «new normal», Russo-Chinese relations, China's economic diplomacy, SREB, maritime disputes, Chinese model.
Введение
Трансформация мирового порядка требует от всех стран способности адаптироваться к постоянно меняющимся условиям международной действительности. Особенно непросто принимать тот факт, что изменения - как позитивные, так и негативные - часто носят необратимый характер. Более того, из-за глобализации, которая привела к тесной взаимосвязанности стран друг с другом, кризисы по большому счету нельзя купировать точечными мерами в одной стране (что ярко проявилось на примере мирового экономического кризиса 2008-2009 гг., недавнего миграционного кризиса в Европе, распространения террористической угрозы и т.д.).
Размышления по поводу современных мировых тенденций (в контексте российско-китайских отношений), в частности, описаны М.Л. Титаренко и В.Е. Петровским в книге «Россия, Китай и новый мировой порядок» [Титаренко, Петровский, 2016, с.6 -133]. Авторы подчеркивают, что «в мировом сообществе крепнет убеждение, что нужны принципиально новые подходы к урегулированию мировых проблем... все большее влияние на ход мировых событий оказывает группа стран c развивающейся экономикой, добивающихся справедливого миропорядка, изменения сложившейся финансово-экономической системы, обеспечивающей ныне в первую очередь интересы развитых стран» [там же, с.7 ].
Недаром все большую популярность в плане характеристики современных тенденций получает термин «новая нормальность», который позволяет «примирить» новые реалии и прежние представления о развитии ситуации. Так, в отношении Японии термин «новая нормальность» связан с военной сферой и знаменует собой процесс (ре)милитаризации Японии [Chapter three.., 2016]. Что касается Китая, то, как известно, «новая нормальность» описывает принципиально иное отношение к экономическому росту КНР, принимая во внимание его замедление [Мозиас, 2015].
Однако и в области внешней политики КНР происходят заметные изменения, которые говорят о ее новом качестве и свиде-
тельствуют о наличии дополнительных факторов, которые должны приниматься во внимание при взаимодействии с Китаем. Термин «новая нормальность» представляется удачной аналогией для описания этого процесса, и в данной работе он используется не в прямом значении. Под ним понимается существенное изменение условий и параметров, принимаемых за точку отсчета при оценке тех или иных явлений международной действительности (в данном случае - китайской внешней политики).
Исследование посвящено анализу китайского внешнеполитического курса, а более конкретно - положений и принципов, которые определяют внешнеполитическую стратегию КНР в целом и в отношении России и других стран мира - в частности. Важными для изучения представляются следующие вопросы: можно ли охарактеризовать текущую внешнюю политику Китая как «новую нормальность» или это логическое продолжение прежней линии? Что в отношениях с Китаем остается неизменным, а что необходимо пересмотреть?
Для ответа на эти вопросы в статье рассмотрены практические шаги в современной внешней политике КНР, ее теоретическое и идеологическое обеспечение, а также показана динамика взаимоотношений КНР с крупнейшими игроками на международной арене (с акцентом на российско-китайские отношения). Также уделено внимание вопросу о том, насколько китайская модель может восприниматься как альтернативная.
Современная внешняя политика КНР: особенности и направления
Свое видение периодизации и основных принципов развития внешней политики Китая в разных работах представляли М.Л. Титаренко, Г.В. Зиновьев, А.В. Лукин, С.Г. Лузянин, Е.Н. Грачи-ков и многие другие авторы. Поскольку эта тема достаточно глубоко разработана, в данной статье она подробно не освещается. В концептуальном оформлении текущего внешнеполитического курса КНР используются такие понятия, как «гармоничный мир», «новая модель взаимоотношений великих держав», «китайская мечта», «общество с общей судьбой» [Грачиков, 2015].
Гораздо важнее понять, как эти принципы работают в каждом конкретном случае. Российский исследователь И.Е. Денисов на примере реализации проекта экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП) выделяет несколько новых тенденций в китайской внешней политике: 1) увеличение роли бизнеса в реализации международных инициатив; 2) заинтересованность региональных органов власти (в данном случае - руководителей западных провинций КНР); 3) личная роль Си Цзиньпина (как председателя КНР, который выстраивает стратегические приоритеты). Развивая третий пункт, И.Е. Денисов отмечает, что «китайская дипломатия была определена Си Цзиньпином как дипломатия "большого государства"» [Денисов, 2015]. В этом смысле «экономический пояс Шелкового пути - воплощение "китайской мечты" в международном формате. Кроме того, это первая настоящая внешнеполитическая концепция в период перехода Китая "от большого государства к сильному"» [там же].
Однако дело не только в усилиях лидера КНР. Изменения заметны во всей официальной риторике китайского руководства. Очевидно, что в условиях укрепления американских альянсов в АТР и других регионах мира Китай уделяет особое внимание выстраиванию отношений как с соседями, так и с более удаленными государствами, чтобы избежать потенциальных сложностей. Подводя итоги 2015 г., министр иностранных дел КНР Ван И среди важных результатов отметил юбилей основания ООН, а также участие Китая в международных инициативах - в том числе по продвижению устойчивого роста и климатическому урегулированию. Также в речи была упомянута тема победы китайского народа над японским милитаризмом, что дало Китаю независимость и «наметило путь для строительства социализма с китайской спецификой под руководством КПК» [Wang Yi.., 2016, p. 5]. Ван И также отметил, что «Китай превратился в незаменимую силу формирования международного порядка и играет конструктивную роль в поддержании мира и продвижении глобального развития» [Ibid., p. 6]. Основными позициями, по которым, на его взгляд, были достигнуты успехи, являются: 1) более активное проявление позиции Китая по международным вопросам; 2) продвижение китайской дипло-
матии по всем фронтам (достижения по региональным направлениям указаны в следующем порядке: Северная Америка, Восточная Европа и Центральная Азия - с явным перевесом в пользу освещения российско-китайского сотрудничества, - Европа, Азиатско-Тихоокеанский регион, а также Африка и Латинская Америка. В данной статье рассмотрены только отношения КНР с США, ЕС и Россией.
Что касается региональных приоритетов политики КНР, очевидно, что наиболее важным партнером для Китая остаются США. Эксперты часто отмечают, что между странами одновременно растет конкуренция за глобальное и региональное лидерство, но в то же время растет и взаимозависимость по экономическим вопросам [Liu Feitao.., 2016].
С момента «возвращения» США в Азию между сторонами возникает все больше неоднозначных вопросов, причем как в двусторонней повестке, так и опосредованно через взаимоотношения с другими региональными акторами. Привычными стали обмены репликами по поводу конфликтов в Южно-Китайском море, где Китай все более настойчиво отстаивает собственные интересы, в то время как США стремятся показать себя надежным союзником и защитником интересов стран региона. Непросто складывается выстраивание многостороннего сотрудничества в рамках ТТП и РВЭП, особенно принимая во внимание тот факт, что ряд стран -участников ТТП потенциально являются и членами РВЭП. При этом достаточно долгое время США официально не позиционировали ТТП как проект, направленный против КНР, и даже приглашали Китай участвовать, хотя эксперты сходились во мнении, что существующие в ТТП стандарты неприемлемы для Поднебесной. Китай, в свою очередь, на официальном уровне не давал четких оценок. На пресс-конференции в феврале 2016 г. министр коммерции КНР Гао Хучэн заявил: «Мы не считаем, что соглашение ТТП направлено против Китая. Мы также не считаем, что ТТП и РВЭП противостоят друг другу. Я считаю, что они дополняют друг друга» (цит. по: [Alcuaz, 2015]). Он также отметил, что на изучение всех аспектов соглашения потребуется время. Однако позиция Б. Оба-мы, выраженная в статье, опубликованной в «Washignton Post»
[Obama, 2016], в которой, по сути, было заявлено об антикитайской направленности ТТП в перспективе, вероятнее всего, может привести к тому, что Китай займет более жесткую позицию относительно этого объединения.
Тем не менее, несмотря на сложности и вызовы, китайская сторона продолжает придерживаться соглашения об установлении отношений «нового типа», достигнутого между КНР и США в 2013 г., и стремится избежать открытого противостояния с США. По словам Си Цзиньпина, «Китай и США должны двигаться в направлении создания новой модели отношений, которая позволит избегать конфликтов, конфронтации, взаимных угроз. Чтобы достичь указанной цели, государствам необходимо учиться друг у друга» (цит. по: [Fu Ying, 2016]).
Что касается сотрудничества с Европейским союзом, то здесь также большая роль отводится экономическому сотрудничеству. В частности, Китай стал членом ВТО в том числе и при поддержке ЕС. Эксперты отмечали, что «стратегия долгосрочной политики ЕС в отношении Китая была сформулирована в сообщениях Европейской комиссии 1995, 1998 и 2001 гг.» и в январе 2007 г. Евросоюз и КНР приступили к переговорам с целью заключить соглашение о стратегическом партнерстве [Европейская интеграция.., 2011, с. 486-487]. В 2013 г. был подписан документ «EU-China strategic 2020 agenda»; в ходе 17-го саммита ЕС-КНР в 2015 г. было подписано еще несколько документов [EU relations.., 2016]. Среди других направлений сотрудничества - взаимодействие в области охраны окружающей среды и энергетики, в научно-технической области (в частности, по освоению космоса, внедрению технологии телекоммуникаций 5G c 2015 г.) и др.
Профессор Чжа Даоцзюн из Пекинского университета отмечает несколько моментов, связанных с новыми направлениями в китайской политике. Он указывает, что в центре внимания КНР будет находиться именно Азиатско-Тихоокеанский регион. Так, пятое поколение руководителей КНР активно продвигает «китайскую мечту», которая, согласно их планам, должна не только стать ориентиром для Китая, но и предложить перспективу стабильности и процветания для всего Азиатско-Тихоокеанского региона.
В дополнение к этому была принята «новая нормальность» - модель экономического роста, нацеленная на стабилизацию внутреннего экономического роста и повышение его качества [Zha Daojiong, 2015]. Кроме того, важной чертой внутриполитического курса КНР уже на протяжении нескольких лет является подъем национализма.
Отдельно стоит отметить экономические успехи КНР. Истоки текущей китайской политики ряд авторов, в частности Ньен-чунг Чан-Ляо, связывают с последствиями мирового экономического кризиса 2008 г., когда Китай показал «относительную силу» по сравнению с другими странами, а в 2010 г. обошел Японию и стал второй экономикой мира. После этого в политическом дискурсе стало больше упоминаний «о коренных интересах Китая» и была продемонстрирована жесткая позиция по поводу морских территориальных споров, что часто и называют «напористой китайской внешней политикой» [Nien-chung Chang-Liao, 2016]. Экономические успехи не только способствовали росту авторитета Китая на международной арене, но и позволили выгодно применять экономическую политику в качестве дипломатического инструмента. Так, Ньен-чунг Чан-Ляо отмечает, что Китай одновременно использует экономику как для продвижения своих интересов в регионе, так и для «наказания враждебных стран», а кроме того, начинает использовать многосторонние форматы взаимодействия для изменения глобальных правил в пользу КНР [Ibid.].
По мнению ряда экспертов, запуск проектов ЭПШП и других инициатив - это не только политический ход, но и попытка задействовать внешние ресурсы для решения внутренних проблем Китая, связанных с замедлением экономического роста, а также неравномерным распределением ресурсов и точек экономического роста внутри страны [К Великому океану.., 2015]1.
При этом замедление экономического роста, которое провоцирует разговоры о скором «крахе» Китая среди скептиков, официальным руководством КНР подается как положительный итог
1 В частности, данная точка зрения отражена в докладе Международного дискуссионного клуба «Валдай», а также присутствует в отдельных работах как авторов доклада, так и других исследователей в России и за рубежом. 66
развития, поскольку Китай переориентируется с количественного роста на качественный: как отмечал Ван И, несмотря на давление изнутри и извне с целью снижения темпов роста китайской экономики, она сохранила темпы роста около 7% в 2015 г. (рис.), что составило 1/3 от мирового роста [Wang Yi.., 2016, p. 5].
Рис. Ежеквартальный рост ВВП в КНР
Источник: [Preliminary.., 2016].
Экономическая дипломатия, по мнению профессора Чжа Даоцзюна, стала способом апробации политических инициатив КНР. Исследователь показывает, что при реализации экономических инициатив Китай начал переходить от реактивной политики к проактивной - не ждать, когда будут согласованы новые правила на международном уровне, а вырабатывать свои, в том числе - в рамках проектов по созданию зон свободной торговли (хотя зачастую либерализация торговли в таких соглашениях носила ограниченный характер) [Zha Daojiong, 2015, p. 91]. Ученый также отмечает, что «эксперимент с созданием ЗСТ на территории Китая (имеется в виду ЗСТ в Шанхае, созданная в августе 2013 г. - А.П.) показал, что руководство КНР имеет достаточно мудрости и политического капитала для того, чтобы достичь разных частей мира с помощью активной либерализации» [Ibid., p. 94].
Усилия Китая по развитию зон свободной торговли трактуются как его стремление внести свой вклад в либерализацию торговли. Кроме того, запуск таких проектов, как ЭПШП, морской Шелковый путь, Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (АБИИ), также позволяет Китаю расширять форматы сотрудничества, в том числе международные. И хотя содержательное наполнение этих проектов по-прежнему вызывает вопросы у некоторых экспертов, нельзя не принимать во внимание то высокое значение (в том числе идеологическое), которое придает данным инициативам руководство КНР.
Изменения китайской внешнеполитической стратегии лучше всего заметны на примере сферы безопасности, что напрямую отражается в поведении КНР на локальном, региональном и глобальном уровнях. Так, в «Белой книге» по вопросам военной стратегии, вышедшей в 2015 г., впервые было указано, что рост военной активности США и Японии вызывает «обеспокоенность» КНР [Военная стратегия.., 2015], что диктует необходимость пересмотра китайской военной стратегии (в частности, усиления флота и его взаимодействия с береговой охраной для защиты суверенитета китайских островов) [Китай выпустил.., 2015].
На региональном уровне это проявляется в реакции Пекина на ситуацию на Корейском полуострове, а также на примере его участия в конфликтах вокруг островов в Южно-Китайском и (в меньшей степени) в Восточно-Китайском морях. Исследователи Д. Он и Р. Мейсон отмечают, что, хотя у Китая и Северной Кореи сложились «особые отношения», ситуация постепенно начала меняться после третьего ядерного испытания, проведенного Северной Кореей в 2013 г. Тем не менее исследователи считают, что конкурентный характер отношений с основными центрами силы в регионе будет способствовать тому, что Китай не оставит КНДР, а, напротив, будет стремиться укрепить свое влияние на нее, однако при этом ему придется стать более открытым для многосторонних форматов сотрудничества в регионе [Ohn, Mason, 2015]. События 2016 г. показывают, что Китай стал проводить более жесткую линию в отношении Северной Кореи и даже решился поддержать санкции. При этом, учитывая общее перераспределение сил в ре-
гионе, решения по проблеме Корейского полуострова весной 2016 г. принимались принципиально иначе, чем раньше: санкции были введены после переговоров между КНР и США, Россия же в сложившейся ситуации сыграла меньшую роль, чем обычно, хотя и внесла свой вклад в определение санкций [«Развод».., 2016].
Янь Сюэтун в статье «От сохранения сдержанности - к ориентации на достижения» предполагает, что, несмотря на заявления о том, что китайская «настойчивая внешняя политика расценивалась как обреченная на провал, за последние два года (статья была опубликована в 2014 г. - А.П.) можно отметить, скорее, улучшение отношений с иностранными государствами, а не ухудшение» [Yan Xuetong, 2014, p. 153]. Автор заявляет, что «стратегия сохранения сдержанности» (strategy of a low profile) оказалась менее эффективной, чем «ориентация на достижения» (striving for achievement) в смысле создания благоприятной международной среды для возрождения Китая, при этом первая стратегия опиралась на поиск преимуществ в сфере экономики, а вторая - на политическую поддержку.
Изменение стратегии легче всего проследить на примере того, как Китай в разное время решал территориальные вопросы. С того времени, как Китай начал проводить политику открытости, он уделял огромное внимание развитию отношений с соседями, понимая, что мирное окружение обеспечивает стабильность, которая позволяет направить усилия на внутреннее развитие страны и дает дополнительные возможности при использовании внешних связей для укрепления внутренней мощи государства. Описывая политику КНР в отношении территориального спора с Индией, Э.Н. Лют-твак обращает внимание на то, что индийская сторона всегда придерживалась жесткой линии поведения, любые уступки могли стоить их инициаторам должности, если не больше, поэтому им сложно понять китайскую сторону, которая в территориальных вопросах более либеральна: Китай признал территориальные претензии Афганистана на 100%, Лаоса - на 76, Казахстана - на 66, Монголии - на 65, Непала - на 94, Северной Кореи - на 60, Таджикистана - на 96, Вьетнама - на 50% (в отличие от жесткой позиции Китая по морским спорам). С СССР и затем Россией территори-
альные споры на суше были урегулированы на равноценной основе (50/50) [Luttwak, 2012, p. 15].
Данный пример нельзя трактовать однозначно. С одной стороны, он показывает «непримиримость» китайской позиции по морским границам и, безусловно, подчеркивает значимость морских территорий для Китая. С другой стороны, очевидно, что во время урегулирования территориальных споров на суше Китай еще не обладал такой мощью и таким влиянием, каким обладает сейчас, кроме того, эти территории сравнительно небольшие по размеру и не представляют исключительной значимости для Китая. Его главной целью было наладить конструктивные отношения с соседями, поэтому вполне вероятно, что территориальными уступками покупалась «лояльность» соседей Китая и их готовность к экономическому сотрудничеству и трансграничной торговле. Кроме того, мирное разрешение споров имело большое значение для безопасности КНР: поскольку на приграничных территориях на западе Китая проживает «не ханьское» население, Пекину было важно заручиться поддержкой коллег по ту сторону границы на случай, если внутри Китая обострятся сепаратистские настроения.
Тем не менее, возвращаясь к вышеуказанному тезису, что «ориентация на достижения» помогает Китаю устанавливать дружеские отношения с иностранными государствами, следует учитывать, что с тех пор международная действительность кардинально изменилась. Многие исследователи отмечают, что военное и экономическое (и как следствие - политическое) усиление Китая наряду с такими факторами, как возращение США в Азию и их стремление к укреплению своих альянсов, гонка вооружений в АТР, нерешенность территориальных вопросов будут если не усугублять конфронтацию, то, как минимум, создавать благоприятную почву для возникновения различного рода международных инцидентов и кризисов. Профессор Кай Хэ, проанализировав поведение КНР во время международных кризисов (с акцентом на инцидент с судном «The Impeccable» в 2009 г. и «столкновение лодок» Китая и Японии в 2010 г.), делает вывод, что Си Цзиньпин способен пойти на риск в будущих конфликтах, если его поставят «в шаткое положение», и по этой причине лидеры США и других
стран должны очень тщательно и осторожно определять, какое поле для маневра они оставляют китайской стороне [Kai He, 2015, p. 701-702]. Кай Хэ разграничивает понятия «кризис» (crisis) и «близкий к кризису» (near crisis), подчеркивая, что околокризисные инциденты представляют собой большую опасность, так как «они по определению предусматривают низкий уровень военной угрозы, однако могут перерасти в реальное вооруженное столкновение, особенно если политики не смогут их эффективно урегулировать»; помимо прочего, околокризисные ситуации обычно сопровождаются ростом недоверия и напряженности, следствием чего оказывается недостаток информации и коммуникации между вовлеченными сторонами [Ibid., p. 703].
В этом смысле примечательна реакция Пекина на решение Гаагского суда, отвергшего претензии Китая на группу коралловых рифов в акватории Южно-Китайского моря. Суд постановил, что данные территории являются не островами, а архипелагами, поэтому на них должно распространяться соответствующее правило выделения особых экономических зон, согласно Конвенции по морскому праву 1982 г.; кроме того, по мнению суда, исторически здесь жили рыбаки не только из Китая, но и из других стран, и пока нет доказательств приоритетного права Китая на эти территории [Братерский, Зорилэ, 2016]. Такое решение, по сути, не оставило КНР места для маневра, и реакция Пекина была жесткой: Китай заявил, что не признает решение Гаагского суда и не будет принимать его во внимание, предпринимая какие-либо внешнеполитические шаги. В СМИ также появилась информация о том, что в этой ситуации Пекин может рассмотреть вопрос о выходе из Конвенции по морскому праву [Чугин, 2016].
Китайский порядок как альтернатива: специфика и перспективы
Сейчас, когда авторитет устоявшихся западных ценностей ставится под сомнение в связи с изменением международной обстановки, все чаще встает вопрос о том, какие ценности могут прийти им на замену. По этой причине возрастает запрос на альтернативные точки зрения, а Китай - одна из стран, которая имеет
особенный взгляд на многие процессы. Это заметно даже на примере китайского видения географии и своего места в регионе и мире. Китайский эксперт Ван Цзисы отмечает, что с точки зрения географии для Китая государства Европы, Россия, Центральная Азия - это западные государства, а США находятся на востоке, в то же время для обозначения восточной части России используется термин «дальний восток», а для обозначения территорий Южной и Северной Кореи и Японии - «ближний восток». Более того, автор подчеркивает, что Китай нельзя рассматривать просто как государство, расположенное в Восточной Азии, он имеет тесную взаимосвязь с Центральной Азией (через приграничные территории Синьцзян-Уйгурского автономного района) и Южной/Юго-Восточной Азией. Таким образом, Китай в определенной степени выступает центральным связующим звеном между различными частями Азии [Ван Цзисы, 2013, с. 16].
А.В. Ломанов отмечает, что многие не воспринимают Китай как реальную альтернативу: «Возрастающая решительность Китая раздражает Запад, однако шансы на появление китайского "альтернативного мирового порядка" оцениваются невысоко» [Ломанов, 2015]. Это суждение во многом основано на том, что «Китай не обладает идеологией и ценностями, привлекательными для других стран», однако нельзя не учитывать, что Китай не согласен с доминированием западной системы и ее претензией на универсальность [там же.]. Кроме того, при освещении деятельности вновь созданных институтов обычно подчеркивается, что создаются не альтернативные, а дополняющие существующую систему механизмы [Ивантер, 2015, с. 67].
Подобная идея близка не только официальному руководству КНР, но и ряду представителей экспертного сообщества Китая, которые видят в этом возможность продвигать реальные альтернативные западным ценности. Так, Сян Ланьсинь, пишет, что «китайская культура не приемлет гегемонии. Тот, кто претендует на монополию в сфере мирового управления, на самом деле подрывает для себя такую возможность. Ведь подобные проявления неизбежно ведут к возникновению острых сомнений относительно права гегемона быть носителем общемировой морали. Гегемон
попросту начинает вести себя откровенно бесцеремонно. А если нравственно несостоятельная система не допускает реформ, она в итоге придет к самоотрицанию. Но порядок не строится и другим способом - установлением баланса сил или войной. Его созидают политические лидеры, безупречные в моральном отношении. И вот, с какого угла ни посмотреть, внешняя политика Пекина впервые за три столетия может стать значимой альтернативой западным моделям» [Сян Ланьсинь, 2016].
В то же время со стороны Китая все чаще отмечаются попытки «наполнить смыслом» свои внешнеполитические шаги. Тот же ЭПШП - проект, который ранее, возможно, так и остался бы просто серией соглашений о двустороннем сотрудничестве со странами Евразии, - приобретает совершенно иной смысл, если его рассматривать в историческом контексте Шелкового пути: серия соглашений подразумевает просто экономическое сотрудничество, в то время как общая концепция - это уже политический ход, да еще и с исторической отсылкой к могуществу Китайской империи.
Другим признаком поиска нового концептуального оформления внешнеполитического курса КНР является упомянутая выше идея «китайской мечты» (на саммите АТЭС в Пекине в 2014 г. Си Цзиньпин предложил идею «азиатско-тихоокеанской мечты») (см., напр.: [БЬатЪа^Ь, 2014]).
Похожую мысль, но под другим углом зрения высказывает российский исследователь И.Е. Денисов: «Перебрасывать мостик из прошлого в настоящее (или, как говорят в Китае, «ставить древнее на службу современности») - прием, весьма распространенный в китайской политике и риторике» [Денисов, 2015]. Этот прием можно проиллюстрировать не только примером использования идеи возрождения Шелкового пути, но и предпринимающимися попытками переосмысления традиционных китайских понятий, которые, как предполагается, могут лечь в основу новой китайской идеологии.
В первую очередь, речь идет о переосмыслении концепции «Тянься» («Поднебесная»), объясняющей китайское понимание мироустройства (см., напр.: [Чжао Тиъян, 2005, с. 160]). Как и концепция ЭПШП, идея «Тянься» во многом остается размытой и
предполагает разные трактовки, однако в экспертной среде КНР (и за ее пределами) ведутся горячие споры о возможном смысловом наполнении этой идеи и последствиях ее применения. В ряде случаев дается прямая отсылка к тому, что традиционно «Поднебесная» подразумевала средоточие мира на территории Китая, при этом даже отрицалось наличие государств как таковых: мир напоминал систему концентрических кругов, Китай находился в центре, по краям располагались варвары. То, что политика Китая долгое время была ориентирована именно на налаживание контактов с соседями - и в этом все чаще проявляется дополнительный политический аспект, - воспринимается рядом экспертов как возрождение традиционной системы [РаггЪапк, 1968]. Безусловно, некоторые параллели такого рода можно провести, но в целом, как представляется, ситуация более сложная. Однако данное исследование имеет целью, скорее, лишь обозначить ее контуры.
Здесь следует отметить принципиальное расхождение в понимании так называемого «возвышения Китая» и «китайской угрозы»: то, что, по выражению Генри Киссинджера, в КНР воспринимается как «китайская ДНК восстанавливает свои позиции», сторонними наблюдателями (в частности, сторонниками концепции «китайской угрозы») может расцениваться как стремление Китая укрепить свою мощь в противовес Западу [Сян Ланьсинь, 2016].
В целом можно констатировать, что Китай сохраняет преемственность своей внешнеполитической линии, показывая приоритет решения внутренних проблем КНР над внешнеполитическими амбициями. Этот курс обретает свое воплощение на уровне официальной риторики: так, на встрече с помощником президента США по национальной безопасности Сьюзан Райс Си Цзиньпин заявил, что «общие интересы Китая и США перевешивают их расхождения, обе стороны нуждаются в большем взаимном доверии и сотрудничестве» и что КНР «не имеет намерения бросать вызов современным международным нормам и порядку и никогда не будет стремиться к гегемонии» [Кириллов, 2016]. Тем не менее появление новых идеологических концепций как на теоретическом, так и на политическом уровне свидетельствует о намерении Китая представить миру свое видение ситуации и участвовать не только в
определении правил взаимодействия на международной арене, но и в формировании их идейных основ.
Выводы для России
В последнее время становится все более заметно, что ранее «призрачные» контуры российско-китайского сотрудничества, которое многими трактовалось как вынужденный шаг России в ответ на санкции Запада, не имеющий под собой реальных оснований, начинают приобретать все более конкретные очертания.
Признавая значимость внешнего фактора в укреплении российско-китайской дружбы, нельзя не отметить, что тот небывалый уровень политического доверия, которого достигли Россия и Китай, был бы невозможен без предварительной подготовки - многолетней планомерной работы по углублению двустороннего сотрудничества. Сегодняшние инициативы являются логичным продолжением заключенных ранее договоренностей, среди которых одна из ключевых - Российско-китайский договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве, 15-летие подписания которого отмечалось 16 июля 2016 г. И дело не только в договоренностях на бумаге: лидеры России и Китая неоднократно публично заявляли об общих позициях по международным вопросам, и подобное сходство позиций создает благодатную почву для более предметного сотрудничества в конкретных областях (подробнее см.: [Кашин, 2014; Лукин, 2015; Российско-китайский диалог.., 2016 и др. ]).
Немаловажно и то, что, если ранее поддержка России осуществлялась Китаем в основном «на словах», теперь ее можно заметить и на деле. Так, например, 12 июля 2016 г. стало известно, что из-за претензий России Китай заморозил выдачу кредита Монголии, которая собиралась строить ГЭС на Селенге - крупнейшей реке, впадающей в Байкал [Буланов, 2016].
Тем не менее это не означает, что сотрудничество проходит «безоблачно» и без сложностей. Китайская сторона высказывает сомнения в том, сможет ли российская экономика преодолеть негативные последствия санкций, российская - в том, к каким изменениям приведет замедление экономического роста в КНР.
В экспертной среде можно встретить скептические оценки результатов «поворота России на Восток», проекта ЭПШП, а также проекта сопряжения ЕАЭС и ЭПШП. Немалые опасения по-прежнему вызывает сосредоточенность российско-китайского сотрудничества на проектах энергетической сферы. Подписанные соглашения зачастую интерпретируются как невыгодные для России, заключенные в качестве уступки Китаю (яркий пример - та же «Сила Сибири», совместный российско-китайский проект по строительству магистрального газопровода для поставок газа из Якутии в Приморский край и страны АТР), не говоря уже о расхожих мнениях, касающихся «китайской угрозы», и негативном опыте использования китайских инвестиций или функционирования запущенных проектов.
Ко всему этому добавляются объективные расхождения политических интересов, которые бывают при любом сотрудничестве. Китай демонстрирует все большую «напористость» в сфере внешней политики. Пока это выражается главным образом в проведении жесткой линии по территориальным вопросам, что, в свою очередь, нередко приводит к конфликтами с соседями. России же выгодна нейтральная позиция, чтобы иметь возможность расширять экономическое сотрудничество со странами региона, однако Китай постоянно предпринимает попытки заручиться официальной политической поддержкой РФ, а иногда даже допускает «вольные интерпретации» слов российских дипломатов в свою пользу.
Однако здесь сложно обвинять Китай - по сути, такова логика поведения всех государств после украинских событий: поляризация в мире стала усиливаться, и потребовалось более четкое, чем прежде, определение границ и приоритетов. Но при этом Китай явно не настроен существовать в вакууме - его политика направлена на то, чтобы, при уважении к растущей силе Китая, отношения с другими странами строились на принципах открытости, оставляя всем участникам пространство для взаимодействия.
Близость России и Китая обусловлена тем, что они прошли в чем-то схожий путь: обе страны попытались наладить сотрудничество с Западом и встроиться в уже созданные международные ин-
ституты. Обострение взаимоотношений с Западом естественным образом связано с нежеланием пренебрегать национальными интересами и подчиняться навязанным «правилам игры». Россия и Китай учатся играть «на опережение», создавая собственные правила, чтобы не возникало необходимости в качестве «отстающих» подчиняться правилам, написанным без их участия. Возможно, именно поэтому на данном этапе развития системы международных отношений все большую популярность получают альтернативные площадки сотрудничества: меняется баланс сил в мире, не все согласны с текущим распределением ролей, появляется шанс все изменить. Россия и Китай готовы сотрудничать как между собой, так и с другими партнерами, несмотря на разницу ценностей и подходов, что открывает большие возможности для будущих контактов. В то же время у обеих сторон есть понимание того, что изоляция и добровольный отказ от диалога с Западом менее выгодны, чем поддержание диалога, хоть и напряженного.
Заключение
Говоря о «новой нормальности» во внешней политике Китая, стоит отметить, что, с одной стороны, логика внутриполитического и внешнеполитического развития КНР остается неизменной: Китай, как всегда, поступает сообразно своим интересам, по-прежнему отдает приоритет внутренней политике, проводит открытую политику сотрудничества и стремится минимизировать риск конфронтации. С другой стороны, на данном этапе Китай обладает большими ресурсами и потому применяет тактики, которые ранее были для него неприемлемы (в частности, проводит более жесткую линию по вопросам суверенитета). Кроме того, сегодня Китай все более четко заявляет о своей позиции, готов предлагать и реализовывать инициативы и участвовать в решении международных проблем (хотя в ряде случаев - с оговорками).
Важную роль в китайской внешней политике по-прежнему играет экономическая дипломатия, хотя в последнее время она все более наполняется политическим содержанием (что связано с возрастающей значимостью развития военной сферы). При этом Китай постепенно переходит от реактивной политики к активной: во
многих случаях он больше не стремится оставаться в стороне от международных проблем и избегать ответственности.
Китай начинает яснее формулировать «идейные» основы и принципы своей политики, что позволяет рассматривать китайскую модель не только в качестве альтернативной модели экономического роста, но и в более широком контексте - как целостную, политически и ценностно привлекательную модель развития (что особенно актуально для стран Азии, с которыми у Китая существуют более тесные культурные и исторические связи).
Рост влияния сопровождается усилением КНР в военной сфере, что вызывает обеспокоенность соседей, опасающихся «китайской угрозы», и негативно воспринимается международным сообществом в свете обострения морских территориальных споров в Южно-Китайском и Восточно-Китайском морях.
Что же касается региональных приоритетов, то основное внимание Китай уделяет отношениям с США, характеризующимся сложным сочетанием сотрудничества и конкуренции, а также с ЕС, который является значимым торговым и политическим партнером КНР. На историческом пике находится сотрудничество с Россией -не только на двустороннем уровне, но также на региональном и международном (яркий пример - сопряжение ЕАЭС и ЭПШП). Китай интенсивно развивает сотрудничество со странами Латинской Америки, Африки, Центральной Азии и АТР.
Таким образом, китайская внешняя политика определенно демонстрирует ряд новых подходов, с которыми необходимо считаться при выстраивании взаимодействия с КНР, - в частности, Китай показывает, что способен действовать активно и жестко, если того требуют обстоятельства. При этом стоит учитывать, что в основе внешней политики Китая лежат внутриполитические приоритеты, в частности - необходимость адаптироваться к «новой нормальности», связанной с замедлением экономического роста КНР. Китаю предстоит сложная внутренняя трансформация, которая неизбежно отразится и на его поведении на мировой арене, поэтому новые тенденции, наметившиеся во внешней политике КНР, нуждаются в дальнейшем детальном и глубоком изучении.
Список литературы
Братерский А., Зорилэ Д. Гаага отказала Китаю в островах // Газета. -М., 2016. - 2.07. - Режим доступа: https://www.gazeta.ru/politics/2016/ 07/12_a_9676313. shtml (Дата обращения - 01.08.2016).
Буланов К. Китай приостановил выдачу кредита Монголии на ГЭС из-за претензий России / / РБК. - М., 2016. - 2.07. - Режим доступа: http://www.rbc.ru/politics/12/07/2016/578480269 a7947405 cdbec09?from=m ain (Дата обращения - 01.08.2016).
Ван Цзисы. Восток, запад, юг, север. Китай - посередине: Обзор китайской международной стратегии / Центр исследований международной стратегии Пекинского университета. - Пекин, 2013. - 362 с. [1^®.
Фдд1Ш1тт аШ,
2013. ЖШ 362.]
Военная стратегия Китая: Белая книга / Министерство обороны КНР. - Пекин, 2015. Ф^АЙ^ПДДК®, ААЖ,
2015.] - Режим доступа: http://www.mod.gov.cn/affair/2015-05/26/content_ 4588132. htm (Дата обращения - 01.08.2016).
Грачиков Е.Н. Внешняя политика Китая: Стратегии в контексте идентичности и глобальной перспективы // Международные отношения. -М., 2015. - № 3. - С. 290-306. - Режим доступа: http://istina.msu.ru/media/ publications/article/172/5 ae/10583121/VP_Kitaya_v_kontekste.pdf (Дата обращения - 01.08.2016).
Денисов И.Е. Путешествие на запад: Пекин выйдет из тени по Шелковому пути // Россия в глобальной политике. - М., 2015. - 9.02. - Режим доступа: http: / / www.globalaffairs.ru/ number/Puteshestvie-na-zapad-17315 (Дата обращения - 01.08.2016).
Европейская интеграция: Учебник / МГИМО( У); Под ред. О. В. Бу-ториной. - М.: Деловая литература, 2011. - 720 с.
Ивантер А. Концерт наций, а не китайский оркестр // Эксперт. -М., 2015. - № 26-27. - 29.06-05.07. - С. 64-67. - Режим доступа: http://www.veb.ru/common/upload/files/veb/inter/20150629_1. pdf (Дата обращения - 01.08.2016).
К Великому океану - 3: Создание Центральной Евразии: Экономический пояс Шелкового пути и приоритеты совместного развития евразийских государств: Аналитический доклад Международного дискуссионного клуба «Валдай» / С.А. Караганов (рук. и отв. ред.); Барабанов О.Н., Безбо-родов А.А., Бордачев Т.В., Габуев А.Т., Кузовков К.В., Лихачева А.Б., Лукин А.В., Макаров И. А., Макарова Е.А., Скриба А.С., Суслов Д.В., Тимофеев И.Н. - М., 2015. - Июнь. - 25 с . - Режим доступа: http://karaganov.
ru/content/images/uploaded/7 c15 ceac311 a5 c93201 dcb2 a3 c851 be4.pdf (Дата обращения - 30.07.2016).
Кашин В. Б. Благожелательный баланс: О позиции Китая в украинском кризисе // Россия в глобальной политике. - М., 2014. - 27.04. - Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/number/Blagozhelatelnyi-balans-16589 (Дата обращения - 01.08.2016).
Кириллов А. Си Цзиньпин: Пекин и Вашингтон должны уважать коренные интересы друг друга // ТАСС. - Пекин, 2016. - 25.07. - Режим доступа: http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/3484272 (Дата обращения - 01.08.2016).
Китай выпустил «Белую книгу» по вопросам военной стратегии // Lenta. - М., 2015. - 26.05. - Режим доступа: https://lenta.ru/news/2015/ 05/26/chinawp/ (Дата обращения - 01.08.2016).
Ломанов А.В. Общий знаменатель для нации: Китайские ценности будут соперничать с западными // Россия в глобальной политике. - М., 2015. - 14.10. - Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/number/Obschii-znamenatel-natcii-17750 (Дата обращения - 01.08.2016).
Лукин А. В. Консолидация незападного мира на фоне украинского кризиса: Россия и Китай, ШОС и БРИКС // Международная жизнь. - М., 2015. - № 2. - С. 71-91.
Мозиас П.М. «Новая нормальность» китайской экономики // Мировая экономика и международные отношения / РАН. ИМЭМО. - М., 2015. - № 12. - С. 15-29.
«Развод» с Ким Чен Ыном: Россия поддержала санкции против КНДР / / Московский комсомолец. - М., 2016. - 06.05. - Режим доступа: http://www.mk.ru/politics/2016/05/06/ razvod-s-kim-chen-ynom-rossiya-podderzhala-sankcii-protiv-kndr.html (Дата обращения - 01.08.2016).
Российско-китайский диалог: Модель 2016 / С.Г . Лузянин (рук.); Чжао Хуашэн (рук.) и др.; гл. ред. И.С. Иванов; РСМД. - М., 2016. - Доклад №25/2016. - 93 с. - Режим доступа: http://russiancouncil.ru/common/ upload/Russia-China-Report25. pdf (Дата обращения - 01.08.2016).
Сян Ланьсинь. На пике взаимопонимания: Отношения между Китаем и Россией демонстрируют прочность // Россия в глобальной политике. -М., 2016. - 20.06. - Режим доступа: http://www.globalaffairs.ru/global-processes/Na-pike-vzaimoponimaniya-18214 (Дата обращения - 01.08.2016).
Титаренко М.Л., Петровский В.Е. Россия, Китай и новый мировой порядок: Теория и практика. - М: Весь мир, 2016. - 304 с .
Чжао Тиъян. Система «Тянься»: Введение в философию мировой системы. - Нанкин: Цзянсу цзяою чубаньшэ, 2005. - 272 c. [Й1ТР0. ^Tíí^: ШЖ, 2005. ЖШ 272.]
Чугин В. Гаагский суд отказал Китаю в правах на спорные острова в Южно-Китайском море // ТАСС. - Гаага, 2016. - 12.07. - Режим доступа: http://tass.ru/mezhdunarodnaya-panorama/3447825 (Дата обращения -01.08.2016).
Alcuaz C. China's Xi Jinping takes swipe at trade deals that cause «fragmentation» amid TPP debate // International Business Times. - N.Y., 2015. -11.18. - Mode of access: http://www.ibtimes.com/chinas-xi-jinping-takes-swipe-trade-deals-cause-fragmentation-amid-tpp-debate-2189429 (Дата обращения - 01.08.2016).
Chapter three: «Proactive pacifism»: The new normal in Japan's foreign and security policy // Asia-Pacific regional security assessment. - Wash., 2016. -03.07. - P. 39-54. - Mode of access: https://www.iiss.org/en/publicatio ns/strategic%20dossiers/issues/asia-pacific-regional-security-assessment-2016-2288/rsa16-05-chapter-3-5122 (Дата обращения - 01.08.2016).
EU relations with China / / European Union External Action. - Brussels, 2016. - Mode of access: http:/ /eeas.europa.eu/china/index_en. htm (Дата обращения - 01.08.2016).
Fairbank J.K. A preliminary framework / / The Chinese world order: Traditional China's foreign relations / J.K. Fairbank (Ed.). - Cambridge, MA: Harvard univ. press, 1968. - P. I-XIII.
Fu Ying. China and US should rebuild consensus // China Radio International. - Beijing, 2016. - 12.05. - Mode of access: http://english.cri.cn/ 12394/2016/05/12/3521s927376. htm (Дата обращения - 01.08.2016).
Kai He. Power and risk in foreign policy: Understanding China's crisis behavior / / Political science quarterly / Academy of political science. - N.Y., 2015. - Vol. 130, Issue 4. - P. 701-733.
Liu Feitao. Strengthening of US competition with China and the future trend of China-US relations // China International Studies. - Beijing, 2016. -January-February. - P. 90-91.
Luttwak E.N. The rise of China vs. the logic of strategy. - Cambridge, MA: Harvard univ. press, 2012. - 320p.
Nien-chung Chang-Liao. China's new foreign policy under Xi Jinping / / Asian Security. - L.: Routledge, 2016. - Vol. 12, Issue 2. - P. 82-91.
Obama B. The TPP would let America, not China, lead the way on global trade // Washington Post. - Wash., 2016. - 02.05. - Mode of access: https:// www.washingtonpost.com/opinions/president-obama-the-tpp-would-let-ame rica-not-china-lead-the-way-on-global-trade/2016/05/02/680540e4-0fd0-11e6-93ae-50921721165d_story.html (Дата обращения - 01.08.2016).
Ohn D., Mason R. China's evolving policy towards the Democratic People's Republic of Korea under Xi Jinping // Asian Studies Review. - L.: Routledge, 2015. - Vol. 39, Issue 3. - P. 483-502.
Preliminary accounting results of GDP for the fourth quarter and the whole year of 2015 / / National bureau of statistics of China. - Beijing, 2016.21.01. - Mode of access: http://www.stats.gov.cn/english/PressRelease/ 201601/t20160121_1307717. html (Дата обращения - 01.08.2016).
Shambaugh D. The Beijing APEC summit in review / Interview conducted by Sh. Tiezzi // The Diplomat. - Tokyo, 2014. - 13.11. - Mode of access: http://thediplomat.com/2014/11/the-beijing-apec-summit-in-review/ (Дата обращения - 01.08.2016).
Wang Yi. 2015: A year of flying colors for pursuing major-country diplomacy with distinctive Chinese features // China international studies. - Beijing, 2016. - January-February. - P. 5-6.
Yan Xuetong. From keeping a low profile to striving for achievement / / Chinese j. of international politics. - Oxford: Oxford univ. press, 2014. - P. 153184. - Mode of access: http://cjip.oxfordjournals.org/content/7/2/153. full.pdf (Дата обращения - 01.08.2016).
Zha Daojiong. China's economic diplomacy: Focusing on the Asia-Pacific region // China quarterly of international strategic studies. - Shanghai, 2015. -Vol. 1, Issue 1. - P. 85-104. - Mode of access: http://www.worldscientific.com/ doi/pdf/10.1142/S2377740015500050 (Дата обращения - 01.08.2016).
