Научная статья на тему 'Нормативная легитимность как фактор становления и развития российской государственности'

Нормативная легитимность как фактор становления и развития российской государственности Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

CC BY
344
45
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Нормативная легитимность как фактор становления и развития российской государственности»

обновлению страны решений. В этой связи уместно привести слова известного американского экономиста Дж. Гэлбрейта, который справедливо отмечал, что "только наивный реформатор и тупоумный консерватор воображают, что государственный аппарат может быть использован как орудие осуществления перемен независимо от интересов и стремлений людей, из которых он состоит"4.

Поэтому мы и ставим вопрос об эффективном использовании адаптационных ресурсов общества не только "сверху", методами властного регулирования, но и "снизу", самими работниками, способными эффективно адаптироваться к нововведениям и реально "вписаться" в новые условия жизнедеятельности демократического общества.

Предпосылки для эффективного использования адаптационных ресурсов общества созданы в результате изменения курса развития страны с тоталитарного на демократический, направленный на создание в стране экономики рыночного типа, гражданского общества и демократического государства. Эти условия повышают трудовой потенциал работника, обеспечивают его активное участие в преобразовании общества. Сегодня перед российским обществом стоит трудная задача по созданию условий, обеспечивающих эффективное использование адаптационных ресурсов общества в интересах всех его членов.

1 См.: Социально-экономические проблемы труда на промышленном предприятии. Новосибирск, 1979. С. 230.

2 См.: Голуб О.Ю. Социальные механизмы адаптации на российском рынке труда. Саратов, 2002. С. 53.

3 Опрос проводился в июле 2002 г по районирован-

ной, квотно-стратифицированной выборке. Районирова-

ние производилось по признаку расположения подразделений (Ленинский, Заводской, Кировский районы). Квотным критерием являлось соотнесение рабочего места с одним из 20 подразделений муниципального предприятия "Саратовгорэлектротранс" (трамвайные депо, троллейбусные парки и пр.). Стратифицирующими признаками были демографические характеристики (пол, возраст), профессиональная структура персонала (водители трамвая, троллейбуса, кондукторы, рабочие депо, охранники, работники служб движения, управления и пр.) и характер их труда (рабочие, служащие, специалисты и т.д.). Репрезентативный объем выборочной совокупности был определен в 10% от численного состава работников муниципального предприятия "Сара-товгорэлектротранс" (3800 человек) и составил 382 респондента. В ходе обработки и анализа результатов опроса использовались различные количественные и качественные методы (кодирование, дисперсионный и корреляционный анализ и пр.). В ходе интервьюирования на часть вопросов допускалось несколько вариантов ответов, что учитывалось при кодировании, процентиро-вании данных и расчетах корреляционных связей статистическими методами. В качестве предполагаемых факторов, определяющих трудовой потенциал работников, в анкету были заложены возрастные, образовательные, профессионально-статусные и иные характеристики. Среди всех опрошенных - 53 % женщин и 47% мужчин, что в целом соответствует демографическим особенностям региона. Разумеется, рамки статьи не позволяют полностью привести все материалы социологического исследования, а только некоторые, но и это, как нам представляется, может служить иллюстрацией к вопросу о некоторых адаптационных ресурсах общества.

4 ГэлбрейтДж. Новое индустриальное общество. М., 1969. С. 440.

УДК 340.1 (470)

НОРМАТИВНАЯ ЛЕГИТИМНОСТЬ КАК ФАКТОР СТАНОВЛЕНИЯ И РАЗВИТИЯ РОССИЙСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

С.С. Иванов,

кандидат политических наук, старший преподаватель кафедры публичного права, СГСЭУ

ВЕСТНИК. 2003. № 6

Путь к развитому гражданскому обществу в нашем Отечестве лежит через органическую связь парламентской демократии с культурно-историческими корнями российской цивилизации, особенностями ее развития, обусловленного национальным менталитетом ее народов. Легальный способ формирования органов государственной власти и сохранение ею правовых основ существования общества - необходимые основные условия для эффективного функционирования государства, а следовательно, для юридической защиты прав и свобод человека как приоритетной ценности демократического общества.

Утверждение правового государства в России немыслимо без решения проблемы ее исторического правопреемства, что предполагает опору на законность формирования политической систе-

мы. В каждой установившейся политической системе постоянно осуществляется процесс ее правового, политического признания, объяснения и оправдания. В этом процессе не следует смешивать легализацию (законность) и легитимацию. Легитимация не обладает юридическими функциями и не является правовым явлением. Ее суть заключается в обеспечении согласия людей с установившейся политической системой, ее институтами, нормами и принципами функционирования.

К числу важнейших источников легитимности политологи относят идеологию, политический режим и политическое лидерство. В основе идеологической легитимности лежит моральная убежденность граждан в ценности того или иного общественно-политического строя и его принципов. Политическое воплощение идеологической легитимности заключается в персональной легитимности, обусловленной верой людей в дееспособность и силу политических лидеров. Однако только моральные и идейно-политические стимулы для сохранения политического режима на основе права, а не произвола представляются недостаточными; для этого требуется структурная легитимность, необходимо дополняющая все иные виды легитимности. Структурная легитимность базируется на соблюдении гражданами правил и норм политического режима, по сути ее можно сопоставить с понятием законности, легальности - более узким, чем общая идея легитимности. "Стабильность любого данного государственного строя, - подчеркивал С. Лип-сет, - его долговременная способность принимать решения и обеспечивать их соблюдение без открытого применения силы в значительной степени зависят от его законности и эффективности"1.

Расширение участия в политическом процессе новых социальных групп и слоев, повышение национального престижа политической системы, подчинение аппарата принуждения гражданской власти, внедрение и распространение различного рода символов политической власти, способность политической системы обеспечивать общественное благосостояние граждан - основные факторы развития структурной легитимности. Разница между структурной легитимностью и легальностью состоит в том, что для первой закон - символ правопорядка, а для второй -реальный способ его обеспечения. По этой причине структурная легитимность и легальность - взаимообусловленные понятия. Легальность по своей природе - это нормативная легитимность, являющаяся элементом структурной. Уважение к закону как символу целостности и безопасности правового сообщества, гарантии обеспечения прав его членов - необходимое условие исполнения правовых норм. Если власть оказывается неспособной обеспечить выполнение своих решений, то она тем самым подрывает доверие к го-

сударству и праву и обрекает себя на морально-политическую изоляцию.

Таким образом, если легитимность социального порядка связана с его фактической значимостью для людей, которая обусловлена идеологическими и политическими факторами, то нормативная легитимность является более узким понятием, тождественным легальности, законности и характеризуемым формальным соответствием общественного устройства законам страны.

Сильная власть России должна быть оформлена правом и служить праву при помощи права2. Этот тезис подтверждается всей историей российской государственности. Нельзя обеспечить эффективность правовой системы без опоры на нравственные ценности, и нельзя добиться нравственного прогресса без создания соответствующих политико-правовых условий. Власть, не опирающаяся на закон, преступна и аморальна. По этому поводу еще св. Августин Блаженный заметил: "Что есть государство без справедливости? Банда разбойников"3.

Сегодня российское общество, отбросив марксистско-ленинскую доктрину революционного правосознания, пытается возвратиться к своим национальным правовым традициям, согласовывая их с идеей правового государства. Этот путь нелегок, требует значительных политических и нравственных усилий, но иного пути, кроме возвращения к основополагающим ценностям собственной правовой системы и усвоения общепризнанных норм международного права, у России нет. Альтернативой праву может быть или беззаконие, вполне реальное в существующем мире, или идеальное состояние общества, недостижимое в имманентных рамках его истории. В обычной жизни праву отведена роль одной из движущих сил общественного развития, в задачу которой входит создание благоприятных юридических условий для социального прогресса. И.А. Ильин подчеркивал, что государственное дело "...начинается именно там, где живет общее, то есть такое, что всем важно и всех объединяет; что или сразу у всех будет, или чего сразу у всех не будет; и если -не будет, то все развалится и упразднится, и все рассыпется, как песок"4.

Социальная ценность государственных институтов неотделима не только от легитимности, но в первую очередь от легальности общественно-политического устройства. Изучение диалектических закономерностей правового процесса в России, заключающихся в противоборстве правового нигилизма и легальности, взаимосвязи морали, права и политики, способно высветить проблему исторического правопреемства государства, поступательности и непрерывности правового развития его институтов.

В Древней Руси обоснование законности государственной власти содержалось в Русской Прав-

де, источниками которой являлись княжеские уставы и основанные на обычном праве судебные приговоры тех же князей. По сути Русская Правда -это собрание норм обычного русского права с добавлением разновременных княжеских законодательных постановлений. Она была стержнем правовой системы Древнерусского государства, и поэтому ее влияние на формирование русской правовой традиции оказалось решающим. Это влияние заметно по многим правовым документам более позднего времени, например международным договорам, заключенным Новгородом и Смоленской землей в XIII в., Новгородской и Псковской судным грамотам.

Сохранение общего правового пространства на Руси в период феодальной раздробленности также базировалось на Русской Правде, региональные правовые памятники (Псковская и Новгородская судные грамоты) развивали ее положения и содержали обоснование вечевой демократии. Проявившаяся в Новгороде и Пскове республиканско-демок-ратическая государственно-правовая традиция имела в Киевской и удельной Руси гораздо более удовлетворительное с точки зрения нормативной легитимности обоснование, чем монархия, поскольку народ, являвшийся при ней источником власти, как правило, не выходил за рамки действовавших правовых норм, в отличие от князей, которые, по примеру Владимира, захватившего великокняжеский киевский престол в 980 г. в результате братоубийства, часто ввязывались в междоусобные войны и незаконно отстраняли друг друга от власти.

До 1550 г. существовало несколько способов легализации государственной власти через принятие основных законов. Во-первых, октроирование - издание закона главой государства, во-вторых, утверждение основополагающего правового документа (например, Правды Ярославичей) на княжеских съездах, в которых могли участвовать и должностные лица государственного аппарата, в-третьих, осуществление совместного законотворчества великого князя с Боярской думой, как это имело место, например, в случае с первым основным законом единого Русского государства - Судебником 1497 г.

Дальнейшее развитие нормативной легитимности российской государственности связано с Судебником 1550 г. и действовавшим до первой половины XIX в. Соборным уложением 1649 г. Время существования Московского государства ознаменовалось уже более широким, косвенным или непосредственным участием народа в общегосударственных делах и в процессе принятия основных законов, оформлявших нормативную легитимность. В XVI -XVII вв. новые способы обоснования законности государственной власти оказываются связанными с принятием основных законов на сословно-пред-ставительных собраниях - Земских соборах.

Земский собор XVI в. - это съезд высших органов государственной и духовной власти, должностных лиц - представителей местного и центрального исполнительного аппарата, сформированный большей частью по принципу назначения, а не выборности. По замечанию В.О. Ключевского, это совещание "правительства со своими собственными агентами, органами центрального и местного, военного и финансового управления"5. В конце XVI -начале XVII в. в способе формирования Земских соборов происходит демократический перелом в сторону усиления выборного начала, которое сообщает "дальнейшим земским соборам настоящий, не фиктивный представительный состав"6. Таким образом происходит демократическая легализация власти при сохранении монархической формы правления.

Учредительное значение Земских соборов заключалось в избирательных полномочиях в отношении главы государства, как замечает В.О. Ключевский7 , а также в их компетенции в сфере принятия основополагающих нормативных правовых актов. Само по себе избрание или утверждение на престоле царя Земским собором для Московской Руси являлось вполне обычным делом и имело место в 1584, 1598, 1613, 1645, 1676, 1682 гг. Следовательно, в Московском государстве династический принцип преемственности верховной государственной (царской) власти сочетался с демократизмом вступления царя на престол, и в соответствии с процедурой принятия власти из рук Земли на Земском соборе московский царь по форме был демократическим монархом.

Государственно-земский строй, сформировавшийся во второй половине XVI - XVII в., названный А.И. Солженицыным разумным сочетанием деятельности централизованной бюрократии и общественных сил8, представлял собой определенную форму реализации нормативной легитимности. Так, на Земском соборе 1649 г. было принято Соборное уложение, давшее новое обоснование законности в государстве. "Уложение царя Алексея Михайловича, - писал А.Н. Радищев, - можно почесть законом систематическим, все единым оком объемлющим и устремляющим все к единому концу"9.

Источниками Соборного уложения послужили Судебники 1550 и 1589 гг., указные книги Приказов, коллективные челобитные, сборник византийского права - Кормчая книга, указы прежних царей, приговоры Боярской думы, Правила апостольские и святых отцов, Литовский статут 1588 г. Более половины членов Земского собора не умели даже писать, поэтому делегировали право подписи своим коллегам, что свидетельствовало о низком уровне правовой культуры населения в целом10. Тем не менее посредством Соборного уложения расшатанное Смутою государство укрепилось через взаи-

модействие высших органов государственной власти - царя и Земского собора.

Укрепление демократической легализации государственной власти было прервано отстранением закрепощаемого крестьянства от участия в Земских соборах. По мнению польского историка К. Валишев-ского, подрыв их социальной базы в дальнейшем послужил одной из причин прекращения их функционирования - уникального опыта высшего представительного учреждения в Московской Руси11.

Легализация государственной власти в России всегда прямо зависела от решения вопроса о ее преемственности. В Российской империи основными формами престолонаследия являлись избрание на престол (Сенатом, Синодом и генералитетом в 1725 г., Верховным тайным советом в 1730 г.), по назначению предшественником (согласно Уставу 1722 г.) и по закону (особому законодательному акту, конституции, особому семейному договору). Первый российский император Петр I издал Устав о наследии престола 5 февраля 1722 г., подтвержденный 17 декабря 1731 г. Анной Иоанновной и 25 декабря 1761 г. Петром III. По этому Уставу император имел право сам назначить себе наследника. Однако воспользоваться им Петр I не смог. В случае невозможности реализации одного из способов престолонаследия, естественно, задействуется другой. Поэтому наследование Всероссийского императорского престола по избранию в 1725 г. Екатерины I было вполне оправданно с точки зрения соблюдения правовых норм.

По завещанию Екатерины I престол передавался внуку Петра I - Петру II, в случае же его смерти и при отсутствии у него детей - сыну Анны Петровны и герцога Голштинского Петру III.

Указом Екатерины I от 8 февраля 1726 г. было создано высшее государственное учреждение Российской империи - Верховный тайный совет (1726 -1730), выполнявший при малолетнем Петре II регентские функции, что являлось легитимной мерой со стороны законной императрицы. После смерти Петра II Верховный тайный совет в 1730 г. избрал императрицей Анну Иоанновну и предпринял попытку введения конституции: Анна Иоанновна подписала Кондиции - предложенные Советом условия функционирования верховной самодержавной власти, в случае их несоблюдения предусматривалось даже низложение императрицы. В результате собственных противозаконных действий, которые можно приравнять к дворцовому перевороту (уничтожение 25 февраля 1730 г. Кондиций и упразднение 4 марта 1730 г. Верховного тайного совета), Анна Иоанновна лишила себя, а следовательно, и назначенного ею наследника - Иоанна VI, всяких прав на российскую корону.

Елизавета Петровна вступила на престол в результате дворцового переворота 25 ноября 1741 г.,

что противоречило правам Петра III на верховную власть. Их подтверждение в Манифесте от 15 ноября 1742 г. было вызвано лишь стремлением завуалировать незаконный характер власти новой императрицы. Новый дворцовый переворот 1762 г. стал революционным актом, шедшим вразрез с правовой традицией легитимного престолонаследия. Как пишет И.А. Ильин, "...императрицы Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина Алексеевна - были не то "избраны", не то "провозглашены", не то возведены на трон дворцовым переворотом"12 . Отрекаясь от верховной самодержавной власти, Петр III не назначил Екатерину II своей наследницей, поэтому ее восшествие на престол, а также сопутствовавшая этому политическому событию присяга народа их сыну Павлу I, объявленному Екатериной II наследником, являются действиями небесспорными с позиции нормативной легитимности государственной власти.

Павел I в 1788 г. составил, а при коронации в 1797 г. утвердил и опубликовал акт о порядке престолонаследия, оформленный в виде особого семейного договора. В акте предусматривалась передача императорского престола от отца к старшему сыну при условии принадлежности монарха к православному вероисповеданию. Мнение И.А. Ильина о том, что "строгий порядок престолонаследия водворился в России. только после Павла I"13, на наш взгляд, не что иное, как идеализация существовавшего в Российской империи с конца XVIII в. правового порядка. В силу неурегулированности вопроса о престолонаследии государство не достигло правовой стабильности, в связи с чем в политической системе возобладала революционная тенденция. В результате прерванного дворцовым переворотом 1762 г. законного порядка престолонаследия вступление Павла I, а следовательно, и все его законодательные акты, включая Указ о престолонаследии от 5 апреля 1797 г., оказались на деле противоправными.

Неустойчивое состояние норм государственного права, регулирующих династический способ передачи верховной власти, повлекло за собой и нелегитимность прав на престол Александра I, получившего их к тому же в результате дворцового заговора против Павла I. Александр I внес в Указ о престолонаследии 1797 г. дополнение о том, что наследник престола должен обязательно происходить от равнородного брака, т. е. его мать могла быть только из царствующего (или царствовавшего) дома. Однако подобная мера не могла спасти создавшееся в правовой сфере положение, обусловившее возникновение de facto действовавших в 1762 - 1917 гг., а de jure недействительных, ничтожных законодательных актов.

Так или иначе, дворцовый переворот 1762 г. стал исторической кульминацией серии революционных

изменений в верховной власти и окончательно прервал ее правовую преемственность в Российской империи. Последним законным российским императором был фактически Петр III. Не случайно П.Б. Струве расценил уничтожение Кондиций Анной Иоанновной как победу беззакония над конституционализмом, имевшую своим основным содержанием роковой предопределяющий характер для политических судеб России, включая Октябрьскую революцию 1917 г.14. Эта точка зрения представляется более справедливой с поправкой на решающее значение дворцового переворота 1762 г. в дальнейшем развитии российской правовой и политической системы.

Размывание правовых основ функционирования органов государственной власти с неизбежностью привело к революционному процессу. Самодержавная императорская власть, много раз подвергавшаяся дворцовым переворотам, не могла рассчитывать на законопослушное поведение подданных. Попыткой сдержать революцию стало опубликование 24 апреля 1906 г. Основных законов Российской империи, которые определяли статус всех институтов верховной власти. Однако правомочность издания Основных государственных законов выглядит достаточно проблематичной, если учесть фактическое прекращение законного порядка престолонаследия в 1762 г.

Несмотря на все новации в российском законодательстве конца 1905 - начала 1906 г., учреждение Государственной думы и реформированного Государственного совета, у царя оставалась огромная власть. Основные законы сохранили за ним титул "самодержца". Исключительно его прерогативой по-прежнему оставались высшее государственное управление, руководство внешней политикой, объявление войны и заключение мира, верховное командование армией и флотом, военное законодательство, введение в той или иной местности военного или исключительного положения, назначение и увольнение министров, помилование осужденных, общая амнистия. А ст. 11 Основных законов во многих случаях позволяла императору законодательствовать в обход Государственной думы, поскольку он мог издавать указы "для устройства и приведения в действие различных частей государственного управления", которые, по сути дела, ничем не отличались от законов. Кроме того, ст. 87 наделяла его правом "чрезвычайного законодательства". Этим правом Николай II впоследствии пользовался очень часто.

В современной литературе можно встретить самые различные суждения о том, что же произошло с государственной властью в России в результате революции 1905 - 1907 гг. Бытует, например, представление о том, что самодержавие в сущности осталось таким же, каким оно было и до революции, - неогра-

ниченным, абсолютистским. Противоположная точка зрения: Россия превратилась в конституционную монархию (встречаются и такие определения, как "думская монархия", "самодержавие, обшитое парламентскими формами" и т.д.). Несомненно одно: под влиянием революции государственная власть в России утратила свой прежний характер, но это воздействие оказалось не настолько сильным, чтобы она смогла обрести новое качественное состояние. Определение "самодержавно-конституционная монархия" ("конституционное самодержавие"), думается, как нельзя более точно отражает эту промежуточную стадию в ее развитии.

Деятельность "последнего реформатора", как теперь часто называют П.А. Столыпина, требует взвешенной оценки. Формулой его преобразований явился тезис: "Сначала успокоение, затем реформы". Неоднозначные меры по введению военно-полевых судов и применению смертной казни в борьбе против политического терроризма были обусловлены революционной ситуацией. Задуманная им аграрная реформа имела целью превратить российского крестьянина-общинника в фермера. Так или иначе, но П.А. Столыпин на своих постах -председателя Совета министров и министра внутренних дел - следовал правилу всех российских реформаторов: преобразования в сочетании с подавлением любых источников угрозы самодержавию. Последовательное проведение этой линии в обоих направлениях, неподдельное патриотическое чувство к России, стремление поднять общественное благосостояние, решительные действия по обеспечению безопасности государства и его граждан создало ему репутацию сильной личности. Изначальная постановка политических, социально-экономических и правовых целей государственных реформ на основе идеи "диктатуры закона" предполагала задачу гражданского, нравственного и правового оздоровления общества.

Особого исследования требует вопрос о применении правительством П.А. Столыпина неконституционных мер по изменению избирательной системы, провозглашенных Манифестом от 3 июня 1907 г. в нарушение исключительной компетенции представительной власти (ст. 86, 87 Основных государственных законов Российской империи) и получивших в отечественной историографии наименование "третьеиюньского государственного переворота". Подобная мера была запрещена императору даже в порядке чрезвычайного законодатель-ства15, но стала следствием революционной ситуации и вполне понятного желания П.А. Столыпина оградить Россию от политического терроризма. Легитимный путь пересмотра конституционных положений на основе исключительного права законодательной инициативы императорской власти не был использован. Несоответствие столыпинского

избирательного закона, а следовательно, и сформированных на его основе последующих составов Государственной думы конституционным принципам нормативной легитимности, обусловило отсутствие прочного правового обоснования законов, принятых Думой в 1907 - 1914 гг. Таким образом, создалось противоречие между целью построения правового государства и реальным состоянием законности, что предопределило трагизм судьбы не только П.А. Столыпина, но и России в целом. Даже самые смелые и благородные реформаторские замыслы остаются труднореализуемыми, если не опираются на реальную правовую базу.

Еще одним ударом по правовым основам государственных институтов в России стала Февральская революция 1917 г. Переход от самодержавного правления к демократической республике оказался весьма двусмысленным с позиции права. Так, сенатор Корево, выпустивший в эмиграции исследование "Императорский Всероссийский Престол" (Париж, 1922), писал о незаконности отречения Николая II: "В российских основных законах отречение царствующего Императора вовсе не предусматривается. Отречение до занятия Престола считается возможным, но принципиально лишь тогда, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании престола"16. Отречение Николая II от власти не только за себя, но и за наследника, по мнению Корево, не что иное, как правовой нонсенс. Передача короны великому князю Михаилу Александровичу без его согласия еще раз нарушала законность престолонаследия. В обстановке правового хаоса решение вопроса о власти было отложено до Учредительного собрания. В итоге подобного нарушения Основных государственных законов власть оказалась в руках политических экстремистов, для которых понятия нормативной легитимности и правового государства считались буржуазными пережитками и помехой на пути торжества революционного правосознания.

Для Временного правительства испытаниями его нормативной легитимности стали апрельский, июньский и июльский кризисы. Они обнаружили политическую недееспособность этого органа государственной власти, образовавшегося революционным путем через соглашение Временного комитета Государственной думы и исполкома Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов17.

1 сентября 1917 г. Россия была провозглашена республикой, что явилось серьезным нарушением правозаконности в понимании не только монархического, но и либерально-демократического правосознания, представители которого возлагали свои надежды на выбор оптимальной формы государственного правления на Учредительное собрание. С точки зрения наиболее трезвомыслящих либералов, провозглашение республики до его созыва яви-

лось актом неуважения правительства к закону и демократической идее. Однако в тогдашних условиях говорить о правозаконности, нарушенной отречением последнего российского императора, уже не приходилось. Ситуацию не могло спасти создание квазипарламентских органов - Государственного совещания, Всероссийского демократического совещания, Предпарламента. Политически близорукие либералы и умеренные социалисты, оказавшиеся у власти, не понимали, что своими действиями расчищают дорогу левому экстремизму. Популизм Временного правительства пришел в явное противоречие с задачей сдерживания революционного "Ахеронта", как П.Н. Милюков называл большевистскую партию18.

Большевики полагали, что после захвата власти им не понадобится старая государственная "машина", хотя и допускали возможность использования в своих интересах отдельных ее звеньев -тех, что не выражали классовой природы сокрушенного в ходе Октябрьской революции "государства помещиков и капиталистов". Согласно марксистской теории революционного переворота это государство было достойно одной участи, а именно - уничтожения. Большевистский подход к проблеме опирался на опыт Парижской коммуны, по их мнению, исторически первой формы диктатуры пролетариата, предшественницы советской власти. Выступая в Петроградском совете за несколько часов до штурма Зимнего дворца, В.И. Ленин пообещал, что "в корне будет разбит старый государственный аппарат и будет создан новый аппарат в лице советских организаций"19. Таким образом, задача, как ее понимали большевистские вожди, была двуединой - разрушительной и созидательной одновременно.

Однако само большевистское "правотворчество" оказалось в корне разрушительным для российской государственности. Феномен "правонарушающего законодательства", шедший вразрез с национальными государственно-правовыми традициями и достаточно часто дополнявшийся революционным произволом, лежал в основе всех советских конституций и сформированного ими псевдоправового поля. Сущность принципа революционной законности состояла в провозглашении источником советского права непосредственного "правотворчества трудящихся" с целью расширения политических репрессий против "классовых врагов". Примечательно, что декрет о суде № 1 от 22 ноября 1917 г., с которого ведет свою историю советская судебная система, допускал применение прежних (изданных в царское время) законодательных актов лишь в том случае, если они не противоречили "революционной совести и революционному сознанию". Пока новых законов было мало, принцип "революционной законности" заполнял нормативный вакуум в гражданском и

уголовном праве, образовавшийся с отменой дореволюционного законодательства.

Созыв Учредительного собрания в 1918 г. по постановлению Временного правительства представляется неправомерным действием власти революционной, а следовательно нелигитимной, и не дает основания трактовать это собрание как демократическое. Русская революция, начатая под прикрытием демократических лозунгов, привела не к защите, а к массовому нарушению прав человека. «Какое политическое доктринерство, - писал И.А. Ильин, - нужно было для того, чтобы в 1917 г. сочинять в России некую сверхдемократическую, сверхреспубликанскую, сверхфедеративную конституцию и повергать с ее наиндивидуальнейшей историей, душой и природой в хаос бессмысленного и бестолкового распада, который только и мог закончиться тиранией бессовестных интернационалистов! Сколь прав был один из составителей избирательного закона в Учредительное собрание, говорившей через три года (1920) с горем и ужасом: "О чем мы тогда думали? Что мы делали? Ведь это был просто психоз! Мы стремились превзойти в демократичности все известные конституции - и погубили все!»20.

Следствием Октябрьской революции стало образование СССР; осуществившееся на основе Декларации и Договора, которые были утверждены I Всесоюзным съездом Советов и составили нормативную базу первой союзной Конституции. Все действия по созданию СССР были предприняты большевиками в рамках советского псевдоконституционного поля, порожденного революцией. Даже если считать создание социалистической идеок-ратии - многонационального государства, основанного на официальной марксистско-ленинской идеологии, - плодом социального творчества народных масс, как это всегда пропагандировалось коммунистами21 , то придется констатировать, что подобное творчество отняло у гражданина одно из самых главных прав - право свободно мыслить, выбирать мировоззрение и распространять его. Даже закрепление в названии СССР слова "социалистических" означало прямое указание на официальную государственную идеологию, что входило в противоречие со ст. 18 - 20, 30 Всеобщей декларации прав человека22.

Государственный строй СССР в том виде, в каком он был обрисован в Конституции 1936 г., имел мало общего с реальной политической системой сталинизма. В значительной степени она была плодом конституционно-правового мифотворчества. В его плену оказался даже такой глубоко мыслящий и критически настроенный к марксистскому социализму философ, как Н.А. Бердяев, писавший: "Советская конституция 1936 г. создала самое лучшее в мире законодательство о собственности. Личная

собственность признается, но в форме, не допускающей эксплуатации"23.

К середине 1960-х гг. развернулась новая кодификация советского законодательства как в рамках Союза, так и в республиках, которая привела к принятию новой Конституции СССР 1977 г. Это была конституция "развитого социализма", где провозглашалась руководящая роль партии и соблюдалась преемственность "конституционных", а фактически противоправных положений об экономической системе, определялись принципы советского федерализма. Конституции союзных республик, принятые в апреле - июне 1978 г., следовали основным положениям общесоюзной конституции.

В июне 1988 г. XIX Всесоюзная конференция КПСС выдвинула идею конституционной реформы, суть которой состояла в образовании двухуровневой системы представительных органов (Съезда народных депутатов СССР и Верховного Совета), а также в учреждении поста президента СССР. Таким образом, Советы предполагалось преобразовать в соответствии с канонами парламентаризма и передать им государственные функции, прежде узурпированные партийными органами. Сторонники идеи "социалистического правового государства" стремились согласовать марксистско-ленинское учение о государстве с представлениями о праве, устоявшимися в цивилизованном мире. Подобная попытка, однако, оставалась полумерой по отношению к реально сложившемуся состоянию нормативной легитимности и не могла существенно оздоровить правовую ситуацию в стране. Тем не менее доктрина "социалистического правового государства" стала первым шагом на пути предполагаемой демократической реформы партии и обновления ее идеологии. В то же время сопротивление наиболее ортодоксальной части номенклатуры в сочетании с низким уровнем правосознания значительной части общества сужало возможности для "мягкого" социального реформирования.

Сочетание противоречивых тенденций, суть которых сводилась к "косметическому ремонту", не затрагивающему основы государственной идеологии, проявилось при проведении Всесоюзного референдума по сохранению Союза ССР 17 марта 1991 г. Заявленное в формулировке вопроса стремление к соблюдению прав и свобод человека входило в явное противоречие с идеократической природой социалистического государства, которую инициаторы референдума желали сохранить вопреки международным правовым нормам24. При таком подходе исключалось соблюдение не только прав меньшинства, но впоследствии потерпел крах и сам результат референдума, обреченного на заведомую неудачу.

С точки зрения нормативной легитимности конфликт между ГКЧП и Президентом СССР в августе

1991 г. не был конфликтом между неконституционным и конституционным органами власти: обе структуры являлись носителями революционной традиции советской государственности. Государственная власть ускользнула из рук членов ГКЧП, крах которого вызвал повсеместный рост центробежных тенденций и в итоге привел к распаду СССР. Однако первопричиной этого распада стал изначальный революционный правовой нигилизм создателей Советского Союза.

Образование Российской Федерации как независимого государства стало главным следствием распада СССР Начало государственному строительству новой России положила Декларация о государственном суверенитете РСФСР от 12 июня 1990 г., в которой делалась попытка выработать принципы построения суверенного правового государства (установить верховенство российских законов на всей территории республики, обеспечить расширение прав и самостоятельности субъектов Федерации) и в то же время совместить их с обновлением Союза ССР25. Основные идеи Декларации в дальнейшем получили развитие в Федеративном Договоре. Сам способ принятия этих документов в условиях функционирования советской власти, порожденной революционным процессом, не представляется легитимным, однако они имели важное значение как источники существующей ныне российской Конституции.

Конституционная неопределенность стала главной причиной трагического конфликта между Президентом РФ и Верховным Советом РФ в октябре 1993 г. По сути, это было столкновение между тенденциями к установлению нового конституционного строя и к сохранению советской конституции. Попытка перехода от революционного беззакония в подлинно конституционное правовое пространство нормативной легитимности была осуществлена путем, игнорирующим право человека на жизнь и безопасность.

Конституционно-правовое утверждение Российской Федерации в качестве независимого государства и субъекта международного права (в соответствии со ст. 1 Конституции РФ) фактически аннулировало итоги референдума о сохранении СССР. В Конституции России 1993 г. проявилось определенное стремление к восстановлению правового порядка. В ней закрепляется верховенство международных договоров Российской Федерации над ее национальным правом, инкорпорация этих договоров и общепризнанных принципов и норм международного права в национальную правовую систему (ч. 3 ст. 15). Эта конституционно-правовая норма должна способствовать легитимации государства как субъекта международного права. Механизм принятия Конституции РФ в целом отвечал международным правовым стандартам, что было подтвержде-

но наблюдателями межгосударственных организаций, присутствовавшими на всенародном голосовании. Однако он не соответствовал российской исторической нормативной легитимности, поскольку правовые нормы, нарушенные всем ходом революционного процесса в России, юридически никто не отменял. В связи с этим можно говорить о полулегитимном характере действующей российской Конституции, утвердившей основные права и свободы человека и закрепившей главные принципы правового государства. Поэтому отдельные ее положения требуют коррекции в сторону правовой законности в рамках парламентского конституционного процесса.

1 Липсет С. Политическая социология // Американская социология: Перспективы, проблемы, методы. М., 1972. С. 205.

2 См.: ИльинИ.А.О сильной власти // Ильин И.А. Наши задачи. Историческая судьба и будущее России: Статьи 1948 - 1954 гг.: В 2 т М., 1992. Т. 1. С. 319.

3 Цит. по: Солженицын А.И. Раскаяние и самоограничение как категории национальной жизни // Из-под глыб: Сб. ст. М., 1992. С. 90.

4 Ильин И.А. Об органическом понимании государства и демократии // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 1. С. 295.

5 Ключевский В.О. Краткое пособие по русской истории. М., 1992. С. 103.

6 Ключевский В.О. Русская история: Полный курс лекций в трех книгах. М., 1993. Кн. 2. С. 112.

7 См.: Ключевский В.О. Краткое пособие по русской истории. С. 104.

8 См.: Солженицын А.И. Как нам обустроить Россию // Комсомольская правда. Спец. вып. I. 1990. С. 15.

9 Радищев А.Н. Разрозненные заметки. Гл. II // Радищев А.Н. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 3. С. 42.

10 См.: Ключевский В.О. Русская история. Кн. 2. С. 113 -114.

11 См.: Валишевский К. Первые Романовы. М., 1993. С. 132.

12 Ильин И.А. О монархии и республике // Ильин И.А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1994. Т. 4. С. 431.

13 Там же.

14 См.: Струве П.Б. Исторический смысл русской революции и национальные задачи // Из глубины: Сб. ст. о русской революции. М., 1990. С. 238.

15 См.: Манифест об усовершенствовании государственного порядка (1905 с, октября 17). Ст. 3 // Хрестоматия по истории государства и права в дооктябрьский период. М.,1990. С.436; Свод Основных государственных законов. Гл. 9. Ст 86 // Там же. С. 447; Манифест о роспуске Государственной Думы, о времени созыва новой Думы и о изменении порядка выборов в Государственную Думу (1907 г, июня 3) // Там же. С. 452 - 453.

16 Цит: по: Ильин И.А. Почему сокрушился в России монархический строй? // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 2. С. 89.

17 См.: Революционное движение в России в мае-июне 1917 г. М., 1959; Революционное движение в России в апреле 1917 г Апрельский кризис. М., 1958.

18 См.: Милюков П.Н. Воспоминания. М., 1990. Т. 1. С. 336; Т. 2. С. 323, 326.

19 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т 27. С. 43.

20 Ильин И.А. О государственной форме // Ильин И.А. Наши задачи. Т. 1.

21 См.: Программа Коммунистической партии Российской Федерации. Дополнения и изменения приняты IV съездом КПРФ 20 апреля 1997 года // IV съезд Коммунистической партии Российской Федерации.18-20 апреля 1997 года: Материалы и документы. М., 1997. С. 79.

22 См.: Всеобщая Декларация прав человека. Ст. 18 -20, 30 // Хрестоматия к учебному курсу "Основы политологии": Документы. Саратов, 1992. Вып. 2. С. 61, 62.

23 Бердяев H.A. Русская идея. Основные проблемы русской мысли XIX века и начала ХХ века // О России и русской философской культуре: Философы русского послеоктябрьского зарубежья. М.,1990. С. 265.

24 См.: Всеобщая Декларация прав человека. Ст. 18 -20, 30.

25 См.: Декларация о государственном суверенитете РСФСР Федеративный Договор // Сб. законодательных актов РСФСР о государственном суверенитете, Союзном Договоре и референдуме. М., 1991.

УДК 316.3

ИНТЕГРАЦИЯ ГОСУДАРСТВА И РЫНКА ПРИ УДОВЛЕТВОРЕНИИ СОЦИАЛЬНЫХ ПОТРЕБНОСТЕЙ НАСЕЛЕНИЯ

С.Т. Капанова,

кандидат экономических наук, доцент, проректор Уральской академии труда и социальных отношений

ВЕСТНИК. 2003. № 6

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Удовлетворение социальных потребностей зависит прежде всего от уровня успешности и эффективности работы рынка, а также от степени защиты предприятий (и населения) со стороны государства от негативных социальных последствий рынка. Только посредством повышения действенности этих процессов в их органичном сочетании можно создать благоприятные условия для развития предпринимательства, которое играет ключевую роль в повышении эффективности общественного производства. Это важно потому, что "повышение жизненного уровня... является не столько проблемой распределения, сколько производства, точнее производительности. Решение лежит не в делении, а в умножении национальной продукции"1 . Чем больше число рыночных субъектов, вовлеченных в предпринимательскую деятельность, тем меньше возникает забот у государства при решении таких сложных социально-экономических проблем, как обеспечение занятости трудоспособного населения, максимальной реализации потенциальных способностей работников, повышение уровня и качества жизни народа. Умножение количества рыночных субъектов, как уже отмечалось, зависит от эффективности и стабильности работы рынка.

Необходимость интеграции возможностей государства и рынка в социальной сфере обусловлена рядом специфических негативных последствий функционирования рынка: экологической разбаланси-рованностью в стране, резкой дифференциацией доходов, повышением стоимости жизни, возникновением безработицы, потерей населением трудоспособности и профессионализма, излишней коммерциализацией социальной сферы общества.

Государство призвано сбалансировать противоположные интересы общества и рыночных субъектов в области экологии. Система рыночной конкуренции ухудшает природную среду, частные предприниматели в погоне за прибылью "забывают" проводить природоохранные мероприятия, экономят на этих расходах. Чтобы предотвратить ухудшение экологической ситуации, государству необходимо усилить административные и экономические методы воздействия на частный бизнес, среди которых запрещение коммерческой эксп-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.