17ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКИЕ
ШТУДИИ
ББК 87.523.2
М. А. Меликян
НООСФЕРНОСТЬ И ИНФОРМАЦИОННОСТЬ ЧЕЛОВЕКА: ФИЛОСОФСКО-АНТРОПОЛОГИЧЕСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ НОВОГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО КАЧЕСТВА
Статья посвящена проблеме трансформации человека в условиях цифровой реальности. Предлагается компаративистский анализ дигитальности (цифрового человека) и ноосферности (ноосферного человека) в рамках современной картины мира. Осуществлено сравнение аналоговости и дигитальности в контексте антропологического дискурса. Показано, что дигиталь-ность — это новое специализирующее свойство техносферного человека. Рассмотрены функциональные недостатки и когнитивные риски цифрового человека через призму теории ноосферного развития.
Ключевые слова: ноосферность, ноосфера, человеческое качество, цифровой человек, техносферный человек, ноосферный человек.
The article is devoted to the problem of human transformation in conditions of digital reality. A comparative analysis of digitality (digital man) and noospherity (noospheric man) within the framework of the modern world picture is proposed. Comparison of analogy and digitality in the context of anthropological discourse is carried out. It is shown that digitality is a new specializing feature of the techno-spheric man. Functional shortcomings and cognitive risks of the digital person are considered through the prism of the theory of noospheric development.
Key words: noospherity, noosphere, human quality, digital man, techno-spheric man, noospheric man.
Современная эпоха, в которую постепенно вступает Россия вслед за «цивилизованным» человечеством, уже традиционно описывается термином «цифровая»: цифровая экономика [1, 18, 19, 33], цифровое правительство [3, 27], цифровая реальность [49, 55, 57, 58], цифровая революция [7, 21] и, наконец, цифровой человек [8, 11, 29, 53, 59]. Дигитальность, в свою очередь, предстает как антитеза аналоговости, символизирующей, по сути, отживающие свой век прежние формы социальности и государственности. Переход от аналоговости к дигитальности рассматривается и как признак революционности социокультурной динамики, как бы знаменует собой эпоху новой «человеческой революции» [25, 34].
Вместе с тем системный анализ показывает, что формирование «цифрового фильтра» рассмотрения бытия современного homo sapiens, включая его самого, во многом продолжает логику антропологических построений
© Меликян М. А., 2018
прошлого века, который утвердил дискретную парадигму human studies, где релевантны лишь осколки «единой идеи человека» [56, с. 133], в виде homo legens, homo ludens, homo immortalis, homo aestheticus, homo soveticus, homo symbolicus, homo informativus, homo ecologus, homo philosophicus, homo economicus, homo semeion, homo praecrisimos и др. Такой постмодернистский подход, утверждающий не только смерть Автора, но и смерть Человека, оказался закономерным, если не сказать финальным, аккордом разочарования в теории и практике конструирования целостного мира, корни которого видятся нам в ницшеанском образце философствования. (Заметим здесь, что пифагорейская традиция числового означивания бытия действительно методологически приемлема, но, думается, она в содержательном плане вытесняет человека из мира, сводя его статус к тому, что можно «посчитать».)
Предметом анализа данной статьи является ноосферность как сущностное качество современного человека, которое может быть конкретизировано (опредмечено) в категории ноосферного человека и человечества. Наша цель — не «проотрицать» дигитальность и цифрового человека как символы постнеклассической цивилизации, а показать их точки пересечения с ноо-сферностью и ноосферным человеком, которые в логическом дискурсе, наверное, корректнее будет представить в виде отношения подчинения. Мы постараемся показать, что метафора дигитальности включается как частный случай в философский дискурс ноосферности. Иначе говоря, что дигиталь-ность есть форма явленности ноосферности. Здесь мы следуем методологии Д. Г. Смирнова, обосновавшего репрезентативный характер семиосферы как «широкого аналога» информациосферы в отношении ноосферы [47].
Методологические координаты нашего исследования задаются, во-первых, концепцией перехода биосферы в ноосферу, подробно проработанной в ивановской философской традиции [2, 4, 6, 9, 17, 36, 37, 40, 44, 45, 48], во-вторых, моделью системного описания реальности, выкристаллизовавшейся в трудах И. В. Дмитревской [15, 16, 17].
Системный подход и качественное понимание вещей
Анализ категории «ноосферный человек», осуществленный нами ранее [30, 31], свидетельствует о том, что, с одной стороны, она играет ведущую роль в утверждении онтологического статуса процесса перехода биосферы в ноосферу, с другой — утверждает перспективность исследования качественной, а не вещной стороны медали homo noosphericus, что предполагает выявление концепта (системообразующее свойство), фиксируемого этим понятием.
Системная аналитика подразумевает, что именно концепт задает систему, в которой элементы находятся в определенных отношениях. И. В. Дмитревская пишет: «...при несистемном рассмотрении явления его изучение начинается с исследования элементов, а затем происходит восхождение к свойствам и отношениям. Свойства отношений и отношения между свойствами исследуются на высшем уровне абстракции. При системном подходе исследование начинается с фиксации свойств отношений или отношений между свойствами, понимаемыми как особого рода качественно трактуемые вещи. Как всякая научная методология, системный подход опирается на онтологические предпосылки структурного характера, т. е. неявно предполагает некоторую "картину мира"» [13, с. 5]. Вслед за А. И. Уёмовым [51] она
отмечает, что «такая картина мира основана на взаимодействии трех категорий — вещь, свойство, отношение. Практическая деятельность ориентирует нас на восприятие мира как системы, состоящей из отдельных, пространственно отграниченных вещей. Но сложные формы научной и экспериментальной деятельности формируют у человека качественное понимание вещей. При таком понимании внешние, пространственно-временные характеристики не всегда являются достаточными для раскрытия сущности вещи. Вещь рассматривается как система качеств. Это означает также, что свойства и отношения в определенном смысле приобретают статус относительно самостоятельных вещей» [13, с. 5]. Позволим себе здесь заметить, что выведение «цифровости» как нового качества цивилизационного бытия оказывается результатом как раз несистемного подхода, ибо дигитальность устанавливается в качестве свойства отдельных элементов и структур — как внешняя, пространственно-временная характеристика и уже на этом основании приписывается как атрибут «эпохе постпостмо». Слабость подобной логики размышления очевидна и в рамках собственно логического дискурса: признак части не есть признак целого.
Человек выступает носителем определенных свойств или качеств. Эта традиция восходит к трудам Платона, для которого основополагающим является именно качественное понимание вещей. В его диалоге «Пир» устами одного из собеседников сказано, что «единственный верный способ построить похвальное слово кому бы то ни было — это разобрать, какими свойствами обладает тот, о ком идет речь, и то, причиной чего он является» [35, с. 103]. Необходимо сказать, что этот принцип применим не только к языковому конструированию, но и ко взгляду на природу и проблему человека. Человеку присущи различные качества: некоторые из них раскрывают его положительные стороны, иные — наоборот, показывают отрицательные; но, так или иначе, человек представляет собой совокупность определенных качеств, или, если прибегнуть к терминологии системного подхода, свойств, разворачивание которых и делает человека именно таким, каков он есть. Неслучайно Л. А. Келеман замечает, что «человек традиционно рассматривается в философии как уникальная качественная определенность "природозаданных" и "надприродных" свойств, которые, интегрируясь в целостность, порождают такие интегральные качества, как телесность, социальность и духовность, где каждое качество выступает как элемент и результат упорядоченного функционирования всех частей целого» [22, с. 23]. Можно дополнить этот перечень интегральных качеств другими: религиозность, интеллектуальность, нравственность, интеллигентность, универсумность, пассионарность, образованность, культурность, цивилизованность. И. В. Дмитревская предлагает рассматривать в качестве родового качества человека ноосферность [16], которая, наряду с дигитальностью, и будет предметом нашего дальнейшего анализа.
Цифровой человек — кто он?
Цифровая эпоха, уже «воспетая» во многих законодательных актах, сумела заложить свои ростки в сознании людей. Новое поколение, воспитанное на цифровых технологиях, отличается от предыдущих и является закономерным и достойным творением своего времени. Как показывает А. Г. Горбачёва, «современный человек настолько привык воспринимать мир как графическое изображение, что картинка стала восприниматься им в виде простой
иллюстрации окружающего мира» [7, с. 119]. В силу сложившихся условий и цифровых традиций неудивительно, что все чаще стали говорить о появлении нового антропологического типа — цифрового человека.
А. В. Халапсис, размышляя над антропологической динамикой, дополняет схему периодизации истории человечества К. Ю. Томсена четвертым элементом: наряду с эпитетами «каменный — бронзовый — железный» появляется «кремниевый». Именно «кремниевая глобальная человеческая раса» становится главенствующей на мировой сцене, а «железная раса сходит со сцены всемирной истории» [53, с. 59]. Халапсис, на наш взгляд, справедливо пишет, что сознание «кремниевого» человека меняется и доминирующей для него оказывается именно информационная детерминанта. Так, А. А. Карцхия замечает, что «цифровой формат современной жизни изменяет естественные законы, а виртуальное пространство, ставшее реальным фактором общественных отношений, переформатирует традиционные представления о способах и механизмах хранения, оборота и защиты информации и прав интеллектуальной собственности» [21, с. 13]. Современное развитие, по его мнению, «определяется влиянием трех интеллектуальных факторов: био- и нанотехнологии, киберфизические системы и искусственный интеллект» [21, с. 15]. Вот, собственно говоря, те факторы, которые формируют цифрового человека.
Анализ исследовательской литературы показывает, что за термином «цифровой человек» скрывается несколько смыслов. В узком понимании это субъект, который в процессе жизнедеятельности соприкасается с различного рода цифровыми технологиями. Если же посмотреть на природу цифрового человека в более широком контексте, то можно отметить, что это совершенный человек цифровой эпохи, координаты жизнебытия которого задаются законами цифровой реальности, а системообразующим становится такое свойство, как дигитальность. Однако не нужно понимать его упрощенно. Поясним, что здесь имеется в виду.
Несколько огрубляя, скажем, что аналоговый сигнал представляет собой непрерывную функцию с неограниченным числом значений в различные моменты времени. Маркерами аналоговости, таким образом, оказываются естественность, континуальность и нередуцируемость (неполная регенера-тивность). Цифровой сигнал можно представить в виде последовательности дискретных (цифровых) значений. Его маркерами, в свою очередь, выступают искусственность, дискретность и редуцируемость (в пределе полная реге-неративность). Переводя наши, по сути, физические размышления в антропологическую плоскость, следует особо подчеркнуть, что принципиальное отличие цифрового человека от аналогового заключается в том, что первый предстает как бесшумный (бесфоновый), тогда как последний «вынужден» существовать в ситуации мегафона(ов). Специфика аналогового человека задается его неотрывностью от среды, которая как раз и является источником различного рода социоприродных шумов. Предполагаемое конкурентное преимущество цифрового человека мыслится — в противовес — в возможности жизнедеятельности вне этих шумов. В этом смысле последний предстает как экзистенциально ограниченный человек.
При всех открывающихся возможностях цифрового человека нельзя забывать, что он является неотъемлемой частью техносферы, репрезентацией техносферного человека. И чем больше мы погружаемся в осмысление его природы, тем яснее обнаруживаем, что он искусственен и, так или иначе,
имеет разрушительное начало. Заметим здесь, что цифровой человек оказывается глух к шумам самой техносферы, указывающим пределы ее конвергенции с иными подсистемами ноосферы. Возможно, что суицидальные интенции дигитального человека как раз и связаны с приобретенной в результате информационной революции когнитивной глухотой и слепотой. К. А. Свасьян приводит удачный иллюстративный пример, метафорически описывающий положение человека в современном хаосе через дискурс детской задачи, где «в пестрой путанице линий и пятен предлагалось отыскать фигуру запрятанного "зайчика"». «Так и здесь, в грохочущем информационном буме, требуется найти (и спасти) "ученика чародея", захлебывающегося в новом всемирном потопе собственных сногсшибательных достижений» [39, с. 133—134]. Таким образом, техносфера, с одной стороны, оглушает человека, лишая его возможности слышать фоновые шумы, которые могут нести критически важную информацию о действительности, с другой — ослепляет его, вовлекая в свой научно усовершенствованный виртуальный мир, лишая реальных ориентиров жизнедеятельности.
Соотношение между техносферным человеком и цифровым субъектом видится нам через логическое отношение подчинения. Очевидно, что цифровой человек есть высшее выражение техносферного в конкретных исторических условиях. Говорить о становлении техносферного человека можно с момента возникновения техносферы — сферы жизнебытия, где техника определяет формирование причинно-следственных связей в системе «Природа — Человек — Общество». Здесь для визуализации вполне подойдет обращение к антропологическим установкам «быть» и «иметь», на которые обратил внимание Э. Фромм. Для техносферного человека техника перестает быть средством изменения (улучшения) жизни, превращаясь в собственно цель жизни. (Приведем здесь один характерный пример. Введение в структуру технического оснащения некоторых школ электронных учебников, эффективность которых уже с медицинской и педагогической точек зрения очень сомнительна, осуществляется не по причине их инновационности (способности оптимизировать учебный процесс), а в силу чисто прагматических соображений примерно следующего плана: раз уж они есть, значит, они должны быть востребованы.) Вот уж поистине, усовершенствуя средства освоения окружающего мира, человек, как отмечает Э. Фромм, теряет главную цель — самого человека: «Он оказался рабом им же изобретенных машин, а главное — он потерял возможность использования всех тех огромных потенциалов, которые в нем были заложены» [52, с. 12]. К таким же выводам приходит и современная (необязательно философская) антропология, убедительно раскрывая, в частности, функциональные недостатки и когнитивные риски тех-носферизации определенных сфер социокультурного бытия (например, когда сопоставляются эффекты компьютерного рисования и традиционного).
В пределе цифровой человек может быть представлен как человек узко специализированный, а, как справедливо замечает П. Тейяр де Шарден, подобная специализация рано или поздно убивает [50, с. 132]. Закономерным образом поколенческое воспроизведение специализации приводит к культурному отмиранию «лишних» функций, до известной степени невосстановимых в произвольном порядке. Таким образом, абсолютизация цифровизации культуры, которая имеет место в разного уровня управленческих кругах, представляется нам не вполне оправданной, если не сказать опасной тенденцией.
Дигитальность или ноосферность?
Принцип «специфическое свойство земных субстанций все больше оживляться с увеличением усложнения» [50, с. 229], выведенный П. Тейяром де Шарденом, играет определяющую роль в понимании трендов дальнейшего развития человеческого качества. Однако критерий усложнения в некоторой степени метафоричен для социокультурного дискурса, чтобы понять оптимальность избранной глобальным сознанием траектории совершенствования человеческого потенциала. Для нас его конкретизацией выступает семиотический принцип, введенный в научный оборот Вяч. Вс. Ивановым. Он гласит, что «в истории культуры отбираются те именно знаковые системы и тексты, которыми развитие человечества направляется в сторону ноосферы» [20, с. 28]. По сути, этот принцип утверждает, что культурогенез предстает как ноосферогенез [12, 23], где ноосфера выступает в качестве аттрактора социо-природной эволюции. Усложнение, о котором ведет речь Тейяр де Шарден, здесь оказывается качественной характеристикой. Это очень важный момент, ибо в некотором смысле интернетизация и цифровизация, очевидно, могут быть определены через термин «усложнение». Вместе с тем подобное усложнение все же является «пространственным», иными словами, оно идет не вглубь, а вширь. Так происходит формирование новой структуры, но вот претендует ли последняя на статус целостности — вопрос открытый.
Ноосфера понимается нами вслед за И. В. Дмитревской как система качеств, формирующих определенную целостность. Ноосферность в этом ключе предстает как способность «таким образом строить свое поведение и организовать среду обитания, чтобы не разрушать целостности живого, а сохранять ее и приумножать» [14, с. 31]. К ноосферной системе качеств могут быть вполне отнесены духовность, универсумность, вселенскость, культурность, цивилизованность, образованность, интеллигентность и др. Заметим, что перечисленные понятия могут, безусловно, рассматриваться по своему содержанию и как свойство, и как отношение, будучи абстрактными по логической характеристике. Терминологический ряд, задаваемый качествами «циф-ровость», «дигитальность», — принципиально другой: он указывает сугубо на свойство, причем свойство внешнее. Поэтому, думается, сама постановка проблемы соотношения ноосферности и дигитальности не вполне корректна (с логической точки зрения).
«Оцифровка» живой жизни напрямую, конечно, не разрушает ее целостности, но и не приумножает (не обогащает) ее. Фактически мы имеем дело с переходом в другую систему референций, в иную реальность, где возникает феномен «неживой жизни»: неживой — по форме, но живой — по функционалу. (Можно еще более усилить этот тезис, сказав, что это новая линия на эволюционном древе антропогенеза — онтогенеза и филогенеза.) Здесь важно помнить еще один существенный момент, который неустанно подчеркивал В. И. Вернадский: человек есть функция биосферы. С его точки зрения, человек предрасположен к выполнению определенной миссии в планетарной эволюции, которая в самом общем плане задает траекторию совершенствования: переход от биосферного развития к ноосферному, от «стихийного менеджмента» к интеллектуальному. Иными словами, человеку предначертано качественно изменить не только и не столько свою жизнь, сколько жизнь как космопланетарный феномен.
Можно заметить, что и цифровизация, как она преподносится в настоящий момент, имеет своей целью «преодоление несовершенства». В первом приближении это, возможно, и так. Но детальный комплексный анализ показывает, что сущность человека заключается в подвижничестве, понимаемом в экзистенциальном ключе, «что повелительно требует от человека потенциального или актуального подвига для преодоления этих несовершенств» [28, с. 319]. Можно провести и такую параллель. Всеобщая диги-тализация чем-то напоминает борьбу с неграмотностью в первые годы советской власти. Результаты этой борьбы трудно переоценить. По аналогии можно ожидать чего-то подобного и в современных условиях. Вместе с тем ликбез очень хорошо вписывается в ноосферный тренд сохранения и приумножения в данном случае культуры. С цифровизацией жизни дело обстоит с точностью до наоборот. Здесь на первый план выходит, как нам кажется, тенденция унификации, формализации. Аналоговые формы субъект-субъектных отношений, проверенные временем, объявляются неэффективными только в силу того, что они не работают (или плохо работают) в современном социально-экономическом хронотопе. Смерть Автора приближает и смерть Человека. Эта метафора оказывается в настоящем не такой уж метафорической, если принять во внимание наиболее радикальные формы «жизни после смерти» в сети.
Возникновение качества ноосферности в контексте быстрого роста техносферы, дегуманизации культуры и деантропологизации самого человека более чем парадоксально. Повторимся, что ноосферность понимается нами не в парадигме совершенства, а как качественная характеристика современной эпохи (человека и человечества). Если исходить из того, что «ноосфера — сфера духовного производства» [41, с. 78], ноосферность предстает как определенная форма отношений, «взаимообусловленности материального и идеального в развертывании исторического процесса» [43, с. 99], конкретно-историческое ощущение и понимание своего единства с миром, который постоянно расширяется, заставляя тем самым расширяться и человеческую субъективность [42, с. 47]. Формально дигитальность схожа в основных индикаторах с ноосферностью, но точнее определить ее следовало бы как «лайтовую версию» ноосферности. Позволим себе такую интернет-иллюстрацию. Техносфера как гигантский гаджет замедляет работу на ней программы ноосферности. В силу этого инструментального противоречия «побеждает» более легкое «приложение» — дигитальность, не требующее когнитивного и интеллектуального напряжения, но обеспечивающее нормальную работу «прибора». Постепенно необходимость в напряжении сознания отпадает, ибо оно спонтанно проявляет себя в живой жизни, а техносфера этого свойства лишена. (Для иллюстрации сказанного подходит метафора А. В. Брагина о «массе разума и разуме массы» [5]: ноосферность провоцирует формирование массы разума, тогда как дигитальность формирует разум массы.) Ноосферность, которая раскрывается в умении своими мыслями, духом, стремлением выходить за пределы обыденного, всеми принятого уклада жизни, вытесняется «арифмосферностью», заставляющей оставить надежду на преодоление праксиологических гуманитарных следствий теоремы К. Гёделя о неполноте.
Вместо заключения
Ноосферность предстает, в отличие от дигитальности, как система качеств. Фигурально говоря, перед нами пример матрешки, в которой содержатся три, пять, семь и даже больше элементов. В первую очередь, ноосфер-ность предполагает целостность [10, с. 258] (или интегральность [54, с. 418]), стремящуюся ко все большей полноте, самодостраивающуюся в этом направлении [4, с. 100], причем рассматриваемую как своеобразный антропологический виртуальный предел [38, с. 40]. Второе подкачество ноосферности — духовность, которое задается синтезом креативности, свободы и нравственности [26, с. 241], что позволяет обеспечить приподнятость над повседневностью [32, с. 347—348]. Это хорошо, пусть и метафорически, показывает М. А. Кузнецов, подчеркивая различие между цифровым человеком и ноо-сферным: «...одно дело смотреть на мир глазами завоевателя и потребителя, и совсем иное — смотреть на мир глазами любящего его сына.» [24, с. 160].
Ноосферность как форма самоподчинения человека сознанию, а не бытию [46] неизбежно вступает в противоречие с дигитальностью как доминантной характеристикой индивидуального и коллективного бытия современной цивилизации. Последняя знаменует собой закономерный этап антропосоциогенеза: «качества человека представляют собой сущности, тождественные наличным условиям бытия», а «изменение этих условий ведет к возможному появлению новых качеств» [22, с. 23]. Изменившиеся условия — переход от биосферы к техносфере — определили смену детерминант социокультурной динамики, точнее, их специализацию (в терминологии Тейяра де Шардена).
Выше мы уже отметили некорректность смыслового рядоположения ноосферного человека и человека цифрового по причине их разномерности. Парадигма дополнительности позволяет взглянуть на эти антропологические феномены с точки зрения «формально-содержательного дуализма», когда понимание цифрового человека задается дискурсом плана выражения, а понимание ноосферного человека актуализируется планом содержания. При этом важно подчеркнуть, что в условиях еще слабо развитого информационного общества отношения ноосферности и дигитальности описываются своеобразным законом обратного соответствия: чем сильнее ноосферность, тем ниже дигитальность как когнитивная замкнутость, и наоборот, чем выше дигитальность, тем слабее ноосферность как способность трансцендирования к предельно важным сущностям.
Библиографический список
1. Андиева Е. Ю., Фильчакова В. Д. Цифровая экономика будущего, индустрия 4.0 // Прикладная математика и фундаментальная информатика. 2016. № 3. С. 214—218.
2. Антонов Н. П. Роль субъективного фактора в переходе биосферы в ноосферу // Человек. Эволюция. Космос. София, 1984. Кн. 4, книжка 1. С. 93—104.
3. Архипова З. В. Трансформация «электронного правительства» в «цифровое правительство» // Известия Байкальского государственного университета. 2016. Т. 26, № 5. С. 818—824.
4. Брагин А. В. Мир как система и человек. Иваново : Иван. гос. энерг. ун-т, 2001. 160 с.
5. Брагин А. В. Проблема «массы разума» и устойчивость развития // Вестник Ивановского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2010. Вып. 2. С. 59—67.
6. Брагин А. В. Ноосферный вектор эволюции // Успехи современного естествознания. 2014. Вып. 11, ч. 3. С. 112.
7. Горбачёва А. Г. Массовое искусство и цифровая революция // Человек. RU. 2017. № 12. С. 115—126.
8. Городилова Т. С. «Цифровая перепрошивка» памяти: специфика мышления человека в информационную эпоху // Социально-гуманитарные проблемы современности : сборник научных трудов по материалам Международной научно-практической конференции, Белгород, 30 сентября 2017 г. : в 5 ч. Белгород : Агентство перспектив. науч. исслед., 2017. Ч. 3. С. 45—47.
9. Гумницкий Г. Н. Основы этики. Иваново : Иван. гос. политехн. ун-т, 2016. 132 с.
10. Гуревич П. С. Проблема целостности человека // Человек в единстве социальных и биологических качеств / отв. ред. А. А. Гусейнов. М. : Либроком, 2012. С. 254—274.
11. Дабагян А. В. Человек, его сознание и культура в паутине электронно-цифровых сетей. Харьков : Торсинг, 2003. 336 с.
12. Данилова В. С. Основные закономерности формирования ноосферы. М. : Academia, 2001. 176 с.
13. Дмитревская И. В. Текст как система: понимание, сложность, информативность : учебное пособие. Иваново : Иван. гос. ун-т, 1985. 87 с.
14. Дмитревская И. В. «Тимей» Платона: миф о Живом космосе // Ноосферная идея и будущее России : тезисы Межгосударственной научно-практической конференции, посвященной 135-летию со дня рождения академика В. И. Вернадского, Иваново, 28—29 мая 1998 г. Иваново : Иван. гос. ун-т, 1998. С. 29—32.
15. Дмитревская И. В. Герменевтика драматургии А. П. Чехова. Иваново : Иван. гос. с.-х. акад., 2008. 185 с.
16. Дмитревская И. В. Коммуникативное пространство ноосферы // Вестник Ивановского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2010. Вып. 2. С. 9—25.
17. Дмитревская И. В. Метафизика злого сердца : проблема онтологизации зла в бытии мира и человека. Иваново : Иван. гос. с.-х. акад., 2012. 352 с.
18. Долгушев Д. В. «Человек информационный»: трансформации экономически активной категории населения в эпоху цифровой экономики // Трансформации научных парадигм и коммуникативные практики в информационном социуме : сборник научных трудов конференции, Томск, 22—23 ноября 2012 г. Томск : Нац. исслед. Том. политехн. ун-т, 2013. С. 326—327.
19. Журавлева Н. А. Цифровая экономика как основа экономики высоких скоростей // Транспортные системы и технологии. 2017. № 2 (8). С. 47—49.
20. Иванов Вяч. Вс. О выборе веры в Восточной Европе // Природа. 1988. № 12. С. 26—38.
21. Карцхия А. А. Цифровая революция: новые технологии и новая реальность // Правовая информатика. 2017. № 1. С. 13—18.
22. Келеман Л. А. Интеллигентность как интегральное качество человека. Ставрополь : Изд-во Ставроп. гос. ун-та, 2005. 222 с.
23. Коваленко С. В. Антропологические основы ноосферогенеза. М. : Флинта : Наука, 2005. 288 с.
24. Кузнецов М. А. Ноосферное мировоззрение. М. : Всерос. гос. налоговая акад., 2005. 190 с.
25. Лейбин В. М. «Модели мира» и образ человека : (критический анализ идей Римского клуба). М. : Политиздат, 1982. 255 с.
26. Лесков Л. В. Нелинейная Вселенная: новый дом для человечества. М. : Экономика, 2003. 446 с.
27. Логуа Р. А., Балюков А. С. Электронное правительство в цифровую эпоху: концепция, практика и развитие // Основы экономики, управления и права. 2014. № 5 (17). С. 12—19.
28. Лосев А. Ф. Дерзание духа. М. : Политиздат, 1988. 366 с.
29. Лосик Г. В. Психология сознания человека и цифровые технологии // Цифровое общество как культурно-исторический контекст развития человека : сборник научных статей и материалов Международной конференции, Коломна, 11— 13 февраля 2016 г. Коломна : Гос. соц.-гуманит. ун-т, 2016. С. 248—253.
30. Меликян М. А. Феномен ноосферного человека в контексте антропологической катастрофы // Гуманитарные и социальные науки. 2014. № 1. С. 64—72.
31. Меликян М. А. Философема совершенного человека: история и современность // Вестник Ивановского государственного университета. Сер.: Гуманитарные науки. 2016. № 2 (16). С. 55—68.
32. Меньчиков Г. П. Духовная реальность человека : (анализ философско-онтологи-ческих основ). Казань : Грандан, 1999. 408 с.
33. Панышин Б. Цифровая экономика: особенности и тенденции развития // Наука и инновации. 2016. Т. 3, № 157. С. 17—20.
34. Печчеи А. Человеческие качества. М. : Прогресс, 1985. 312 с.
35. Платон. Пир // Собрание сочинений : в 4 т. М. : Мысль, 1993. Т. 2. С. 81—134.
36. Портнов А. Н. Ноосфера и семиосфера // Философские истоки учения
B. И. Вернадского о биосфере и ноосфере. Иваново : Иван. гос. ун-т, 1990.
C. 68—71.
37. Портнов А. Н. «Ноосферная парадигма образования»: утопия или путь выхода из кризиса? // Ноосферное образование в России : материалы Межгосударственной научно-практической конференции, Иваново, 3—5 октября 2001 г. : в 2 т. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2001. Т. 1. С. 137—144.
38. Резник Ю. М. «Интегральная антропология» как форма междисциплинарного синтеза // Личность. Культура. Общество. 2002. Т. 4, вып. 1—2 (11—12). С. 34—52.
39. Свасьян К. А. Человек как творение и творец культуры // Вопросы философии. 1987. № 6. С. 132—138.
40. Смирнов Г. С. Ноосферное сознание и ноосферная реальность : философские проблемы ноосферного универсума. Иваново : Иван. гос. ун-т, 1998. 244 с.
41. Смирнов Г. С. Мировая интеллигенция и ноосфера: пространство философского дискурса // Интеллигенция и мир. 2001. № 1. С. 69—79.
42. Смирнов Г. С. Интеллигенция как ноосферный аттрактор будущего // Интеллигенция XXI века: тенденции и трансформации : материалы XIV Международной научно-теоретической конференции, Иваново, 25—27 сентября 2003 г. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2003. С. 46—48.
43. Смирнов Г. С. Философия интеллигенции и ноосферная история: синергетиче-ский подход // Интеллигентоведение в системе гуманитарных наук : исследования и учебно-методические разработки / отв. ред. В. С. Меметов. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2008. С. 98—128.
44. Смирнов Г. С. Образование ноосферы: философско-методологические проблемы эволюции сознания. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2015. 504 с.
45. Смирнов Г. С. Образование ноосферы: мировая интеллигенция и глобальное сознание. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2016. 428 с.
46. Смирнов Г. С., Смирнов Д. Г. Ипостаси ноосферной истории // Известия высших учебных заведений. Сер.: Гуманитарные науки. 2012. Т. 3, № 1. С. 21—28.
47. Смирнов Д. Г. Семиософия ноосферного универсума : ноосфера и семиосфера в глобальном дискурсе. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2008. 372 с.
48. Смирнов Д. Г. Ноосферная идея и ноосферная история. Иваново : Иван. гос. ун-т, 2012. 250 с.
49. Стриженко А. А. Изменение коммуникативных и социальных моделей поведения людей в цифровую эпоху: мифы и реальность // Вестник Алтайской академии экономики и права. 2010. Т. 2, № 1. С. 57—61.
50. Тейяр де Шарден П. Феномен человека. М. : Наука, 1987. 240 с.
51. УёмовА. И. Вещи, свойства и отношения. М. : АН СССР, 1963. 186 с.
52. Фромм Э. Человек для себя. М. : АСТ ; Минск : Харвест, 2006. 352 с.
53. Халапсис А. В. Цифровые технологии и перековка железных людей // ScienceRise. 2016. Т. 7, № 1 (24). С. 55—61.
54. Человек : философско-энциклопедический словарь. М. : Наука, 2000. 514 с.
55. Чечет Б. Ф. Цифровая реальность // Современные технологии и научно-технический прогресс. 2004. Т. 3, № 1. С. 12—13.
56. Шелер М. Положение человека в Космосе // Избранные произведения. М. : Гно-зис, 1994. С. 129—193.
57. Шнейдер Л. Б. Цифровые аддикты: формирование новых зависимостей и изменение личности молодого человека // Актуальные проблемы психологического знания. 2017. № 1 (42). С. 72—79.
58. Якушенко К. В., Шиманская А. В. Цифровая трансформация информационного обеспечения управления экономикой государств — членов ЕАЭС // Новости науки и технологий. 2017. № 2 (41). С. 11—20.
59. Ярославцева Е. И. Человек и его будущее в цифровых коммуникациях // Социальная антропология: интеграция наук : сборник научных статей Международной научной конференции, Москва, 12 октября 2017 г. М. : Рос. экон. ун-т им. Г. В. Плеханова, 2017. С. 134—140.
